Текст книги "Возвращение лорда Рэмси"
Автор книги: Элизабет Фэрчайлд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Этим утром дул теплый влажный бриз. Несмотря на жару, Пруденс надела халат и туго завязала его на талии, прежде чем перегнуться через перила балкона, чтобы лучше разглядеть, что происходит на пляже.
Рэмси стоял, глядя на океан, над которым солнце разгоняло утренний туман. Бриз развевал муслиновые рукава его халата и, как паруса корабля, надувал широкие штанины шаровар. Сквозь тонкую ткань просвечивали освещенные солнцем темные контуры рук, ног и торса. Зрелище было захватывающим.
Он сел, скрестив ноги на индийский манер, и положил руки на колени ладонями вверх. Он сидел так тихо и неподвижно, что почти казался частью окружающей природы. Глядя на него, Пруденс и сама замерла.
Звуки пробуждающегося Брайтона доносились до нее с необычайной отчетливостью. Залаяла собака, по мостовой зацокали подковы – первые торговцы выехали на улицы. Где-то в морской дали послышался звон корабельного колокола. Одинокая чайка что-то прокричала в ответ. Утренний бриз ласкал распущенные волосы Пруденс, ниспадавшие ей на спину как волнистый занавес, и его прикосновение было подобно прикосновению ангельского крыла. Острый свежий запах соленого воздуха смешивался с божественным ароматом свежеиспеченного хлеба и свежесваренного кофе, поднимавшимся с улицы.
Фигура на пляже сидела все так же неподвижно. И почти так же неподвижно стояла Пруденс, радуясь началу нового дня. Утро было спокойным, как поверхность озера в безветренный день, и когда в комнату с шумом вошла миссис Мур, Пруденс восприняла ее приход, как бросок камня в эту ничем не замутненную гладь.
– Пру?
– Я на балконе, – откликнулась Пруденс. Миссис Мур откинула колыхавшуюся от ветра штору. Голуби, ворковавшие и охорашивавшиеся под окном, взлетели вверх, хлопая крыльями.
И как будто птицы, взлетев, сняли с него заклятие, мужчина на берегу поднялся и принялся вытрясать из одежды песок.
– Что вы там делаете, дитя? – потребовала миссис Мур. – Хотите заболеть? Сейчас же идите в комнату, пока вас не увидели. Вы должны рассказать мне, как прошел вечер в Павильоне.
Фигура на берегу обернулась. Каждый день ритуал заканчивался одинаково. Фигура поворачивалась и шла на запад мимо Морского павильона. Но нынешним утром ритуал изменился. Нынешним утром Рэмси повернулся и посмотрел на Пруденс. Он не поднял руки, приветствуя ее, просто стоял неподвижно, глядя на нее.
Несмотря на свой неподходящий туалет, Пруденс постояла на балконе еще с минуту. Что значила эта неподвижность, в которой они замирали каждое утро? Может, это было то самое состояние расслабленности, которого он однажды предложил ей достичь? Изменится ли этот ритуал теперь, когда он знал, что она наблюдает за ним? Может, он не будет больше приходить на пляж? Пруденс надеялась, что этого не случится. Она привыкла к этому состоянию неподвижности, которое он невольно разделял с нею, стала находить в нем своеобразное удовольствие.
– Пруденс, может, я спущусь и закажу завтрак? – Голос миссис Мур, исполненный материнской заботы, привел Пруденс в чувство.
Она вошла в комнату.
Миссис Мур предложила первой спуститься и заказать чудесный, как она выразилась, завтрак, если Пруденс пообещает рассказать ей во всех подробностях о том, как прошел вечер в Павильоне. Пруденс согласилась. Ей очень хотелось остаться хотя бы на минутку одной и подумать над тем, что означает пристальный взгляд лорда Рэмси и ее собственное желание ответить ему таким же взглядом.
Она недолго постояла перед зеркалом. Перед глазами у нее вставал, как живой, Чарльз Рэмси то в индийском свадебном наряде, то в молитвенной одежде. Каким он все-таки был загадочным человеком! Было в нем что-то экзотическое, наводящее на мысли о дальних странах и людях, живущих там. Что, подумала она, он видел, глядя на нее? От этой мысли ей стало неуютно. В лице, смотревшем на нее из зеркала, не было ничего необычного, ничего загадочного, интригующего, экзотичного. Поругав себя за нелепое предположение, будто Рэмси заинтригован ею так же, как и она им, Пруденс поспешно умылась, уложила волосы и влезла в свое такое обычное готовое платье.
Она открыла дверь в коридор, все еще поглощенная мыслями о Рэмси, и налетела на Тимоти.
– Пруденс! – воскликнул он, беря ее за плечи, чтобы помочь восстановить равновесие.
Однако его прикосновение возымело прямо противоположный эффект – Пруденс почувствовала головокружение. Тимоти, улыбаясь, смотрел на нее; от этой теплой солнечной улыбки разгладились печальные складки в углах рта. Залегшие под глазами тени исчезли, как тучи; глаза засияли, как чистое небо. Его радость была слишком бурной, слишком явной. Он не спешил убрать руки с ее плеч, а когда наконец убрал, то сделал это не сразу, а сначала провел ладонями по ее рукам вниз, а потом поднес се пальцы к губам и поцеловал их.
– Ты хорошо выглядишь. Рад тебя видеть. Его комплимент, произнесенный самым искренним тоном, почему-то показался Пруденс фальшивым. Привычным жестом Тимоти откинул со лба длинные шелковистые волосы цвета золотистого меда. Он жадно поедал ее глазами. Каждое его слово, каждый жест нервировали Пруденс. У него был вид ангела, спустившегося на землю ради какого-то сугубо земного дела, не относящегося к компетенции ангелов. Пруденс вспыхнула. Красота Тимоти всегда поражала ее. Его чувство к ней отражалось в его небесно-голубых глазах, в сияющей улыбке, открывавшей ровные молочно-белые зубы, в двух симметричных ямочках, оживлявших безупречные черты лица. У Пруденс упало сердце. Она испугалась, что растает в теплоте его улыбки.
В последние дни Пруденс, стараясь расслабиться, позволила себе отказаться от защитной оболочки, которой окружила свое сердце, но сейчас эта оболочка мгновенно оказалась на месте.
– Тимоти, – натянуто произнесла она, – что привело тебя в Брайтон?
– Ты. Я должен был увидеть, как ты тут. – Его взгляд скользил по ее лицу, будто он забыл его черты, но сейчас собирался запечатлеть их в памяти навечно. Пруденс вздрогнула. – Я поехал по делам в Лондон, – продолжал Тимоти, – а он так близко от Брайтона, что я не смог устоять перед искушением заехать сюда и посмотреть, как помогает тебе лечение, прописанное доктором Блэром. Я не хотел, чтобы ты подумала, будто мы о тебе забыли.
Его улыбка была слишком нежной, слишком любящей. Нельзя было допустить, чтобы миссис Мур увидела эту улыбку. Он опять откинул с высокого лба, придававшего ему такую ангельскую привлекательность, мягкую светлую прядь.
Пруденс была и встревожена, и растрогана.
– Ты очень добр, – тихо сказала она. – Может, и сам попользуешься водами, раз уж ты здесь. Уверена, они пойдут тебе на пользу.
Он скорчил гримасу и протянул ей руку.
– Я с большим удовольствием позавтракаю. Ты присоединишься ко мне?
– Ну конечно. Миссис Мур, наверное, уже заказала завтрак.
Упоминание о миссис Мур погасило искры в глазах Тимоти.
– Ну пойдем. – Взяв ее руку, он поднес ее к губам для еще одного жаркого поцелуя, потом положил себе на локоть. – Я так рад, что ты хорошо выглядишь. – При каждом слове, словно подчеркивая его значение, он похлопывал ее по руке.
Они вместе отправились завтракать.
Миссис Мур была вне себя от радости, увидев Тимоти.
Он благоразумно начал разговор с объяснения причин своего приезда в Брайтон, не сказав, конечно, что главной из них было его страстное желание увидеть Пруденс. Затем принялся развлекать обеих дам рассказом о последних событиях в Лондоне.
– Как Эдит? – спросила Пруденс, как только принесли завтрак. – Есть что-нибудь новое? Нам еще не привозили почту из Джиллингема.
Тимоти можно было читать, как открытую книгу. Он тщательно выбирал слова, но выражение его лица говорило гораздо больше слов. Сейчас печаль скривила ему рот и затуманила глаза. Он пожевал треугольный тост, потом, пожав плечами, сказал:
– Все без изменений.
– А девочки? – Миссис Мур решительно взялась за дело: стала наполнять их чашки чаем. – Они полностью поправились?
Печаль мгновенно исчезла с лица Тимоти. Он широко улыбнулся, и выражение лица стало при этом таким солнечным, что, сам того не подозревая, он очаровал нескольких дам, сидевших за соседним столиком. Пруденс сама была не в состоянии устоять и ответила улыбкой на улыбку.
– Девочки носятся по всему дому, терроризируют горничных и устраивают всякие каверзы, оставшись без своей гувернантки. – Ослепительно прекрасная улыбка теперь была предназначена специально для Пруденс. – Они обе наказали мне передать вам множество поцелуев и объятий, если мне доведется вас увидеть. – Его глаза потеплели еще больше при мысли о подобной перспективе.
Пруденс покраснела.
Потом блеск глаз Тимоти несколько померк, а чело омрачилось. Повернувшись к миссис Мур, он принялся расспрашивать ее, что она делает в то время, когда Пруденс посещает свои бани.
У Пруденс сжалось сердце. Бедная маленькая Джейн, милая дорогая Джулия! Ей была невыносима мысль о том, что может причинить им боль, но именно это она и сделает, если не откажется от своего решения найти новое место. Они были слишком малы и не могли понять, какая опасность таилась в поцелуях, щедро раздариваемых их отцом, равно как не могли понять и того, что, уйдя от них, она причинит им меньшую боль. Она неизбежно ранит их, навлечет позор на их имя, если вернется к исполнению своих обязанностей в Джиллингеме и каждый день будет испытывать на себе воздействие притягательной улыбки Тимоти.
– Что мы будем делать, когда ты будешь свободна от своих сеансов массажа? – Тимоти уже снова блестел глазами и был готов улыбаться ей, подтрунивать над ней. Он наклонился к ней, а его нога, вытянутая под столом, коснулась ее ноги. Пруденс в каждом его слове, жесте, движении усматривала намерение соблазнить ее, пока они находились вдали от всевидящих глаз жены и детей, соседей и прислуги. Здесь, в Брайтоне, помешать ему могло только присутствие миссис Мур.
– А вдруг вас снова пригласят на обед к принцу? – как бы между прочим заметила эта особа.
Пруденс захотелось затолкать эти слова обратно ей в глотку. Она не собиралась рассказывать Тимоти о событиях прошлого вечера.
Но она беспокоилась напрасно. Тим не проявил ни малейшего интереса к этому провокационному замечанию.
– Маловероятно, – откликнулся он. – Я никогда не был частью сомнительного окружения принца и не собираюсь становиться и впредь.
Опасаясь, как бы миссис Мур не выдала ее еще больше каким-нибудь неосторожным высказыванием, Пруденс сменила тему разговора и стала обсуждать самые безобидные вещи, какие только могли прийти ей на ум.
– После завтрака мы обязательно должны зайти в читальню Доналдсона на Олд-Стайн-стрит.
– Должны? – беззаботно спросил Тимоти, однако нога под столом говорила, как много значит для него вопрос об их времяпрепровождении.
Пруденс отодвинула свою ногу.
– Да, должны. Нужно убедиться, что твое имя вписали в регистрационный журнал распорядителя развлечений.
– Ты думаешь, у меня будет время участвовать в местных развлечениях, Пру? Неделя – такой короткий срок. – Его нога опять нашла ее ногу. – По-моему, мы успеем только поговорить, сыграть пару партий в карты, а там мне уже и уезжать будет нужно.
Пруденс не знала, как ответить на вопросы, таившиеся в глубине глаз Тима, смотревших на нее с нежностью.
– У Доналдсона всегда кто-нибудь играет в карты, – сказала она. – Кроме того, там есть бильярдные столы и иногда играет оркестр. А еще там много хороших книг и свежие лондонские газеты.
– Ну что ж, Доналдсон так Доналдсон, – согласился Тим и повернулся к миссис Мур, ослепляя ее своей улыбкой. – Скажите, миссис Мур, какой карточной игре они там отдают предпочтение?
В Доналдсоне чаще всего играли в мушку. Ставки были мизерными. Те, кому хотелось более серьезной игры, шли через дорогу в платную библиотеку Рэгетта, но если вам нравилась музыка, спокойные разговоры и игра с грошовыми ставками, то Доналдсон был местом для вас. Доналдсон был больше похож на клуб, чем на читальню. В читальне был зал с куполообразным потолком, где обычно играл камерный оркестр, в других комнатах стояли бильярдные столы. За небольшой вступительный взнос посетители могли пользоваться всеми услугами читальни.
Тимоти заплатил за всех и вдобавок купил каждому по пригоршне фишек.
– Ерунда, – сказал он, смеясь в ответ на протесты Пруденс. – Не могу же я допустить, чтобы вы умирали со скуки, пока я здесь.
– Это нам никогда не грозило, – саркастически пробормотала миссис Мур.
Тим ничем не показал, что слышал ее замечание.
– Хватит с нас болезней и траура. – Взгляд, который он бросил на Пруденс, сделал его следующие слова особенно весомыми: – Жизнь слишком коротка, и надо радоваться ей пока можно.
Пруденс отвернулась, но он не мог позволить ей не обращать на него внимания.
– Как продвигается лечение массажем, рекомендованное доктором Блэром? Оно действительно исцеляет от всех болезней, как говорил доктор?
Миссис Мур хихикнула. Пруденс вспыхнула, вспомнив о массаже, который делал ей лорд Рэмси.
– Сейчас слишком рано делать какие-либо выводы. Возможно, тебе тоже был бы полезен массаж.
Тим откинул со лба золотистые волосы. На минуту вокруг глаз резче обозначились горестные морщины.
– Никаких процедур, пока я здесь, Пру. Я намерен забыть на неделю о докторах и лечении.
Должно быть, он вспомнил тот день, когда лишился своего сына – в тот день в доме было полно докторов, которые ничего не смогли сделать для спасения новорожденного.
– Вы планируете остаться на целую неделю, сэр? – Миссис Мур была озабочена усадить их за стол для игры в мушку, поэтому задала этот вопрос, не придавая ему слишком большого значения.
Тим посмотрел не на миссис Мур, а на Пруденс. Его лицо снова просветлело при мысли о том, что может дать им неделя, проведенная вместе. На время он отвлекся от своих печальных проблем, оставшихся далеко от Брайтона, в центре Дорсета.
Пруденс не хотела играть в карты. Игра напоминала ей о том, как безрассудно она вела себя прошлым вечером.
Тимоти же находил в игре не меньшее удовольствие, чем миссис Мур. Он постоянно обращался к картам в эти последние, тяжелые для него, месяцы. Тим часами играл с Эдит в первые месяцы ее беременности, когда она чувствовала себя настолько плохо, что ничего другого по вечерам делать не могла. С увеличением срока беременности способность выдерживать длительные партии стала ей изменять. Она быстро уставала и раздражалась и не могла играть спокойно, без эмоций. Вскоре кузина вообще отказалась от ежевечерних игр с мужем и перебралась в собственную спальню, и Тим в одиночестве до глубокой ночи раскладывал пасьянс. После потери ребенка Тим попытался вернуть жизнь в нормальное русло, предложив убитой горем Эдит возобновить карточные турниры. Но Эдит была не в состоянии сосредоточиться, она даже не могла делить с мужем постель. Ежевечернее раскладывание пасьянса становилось, на взгляд Пруденс, все более одиноким. Однажды вечером она необдуманно согласилась сыграть с Тимом партию-другую.
Вероятно, это было ее ошибкой. Карточная игра, да и триктрак, если уж на то пошло, рождают чувство товарищества, эти состязания ума и удачи неожиданно быстро сближают людей. За картами Пруденс утратила способность верно оценивать перспективу своих отношений с мужем кузины, а за доской для триктрака проиграла двадцать четыре часа своего времени.
За столом для семи игроков освободились два места. Миссис Мур быстро заняла одно. Второй стул Тим выдвинул для Пруденс.
Миссис Мур выжидательно смотрела на них. Пруденс знала, что пожилая дама любит играть в карты не меньше, чем наблюдать со стороны за игрой других. Пру покачала головой и вручила Тимоти фишки, что он купил для нее при входе.
– Играйте вы с миссис Мур. У меня голова болит. Я лучше спокойно почитаю газету. Может, присоединюсь к вам позже, когда пройдет головная боль.
Их руки на мгновение встретились, когда она передавала ему фишки. Ангельские голубые глаза посмотрели на нее с нежностью, хотя губы, открывшие ей ее собственную страстную натуру, тронула гримаса разочарования.
– Ладно, – проговорил он. – Надеюсь, головная боль пройдет скоро.
Вообще-то никакой головной боли у Пруденс не было. У нее болело сердце.
Она чувствовала, что не выдержит, если ей придется еще час просидеть за столом напротив мужчины, виновника этой боли, как она уже сидела за завтраком, когда солнце падало из-за спины Тима ему на волосы, отчего голова казалась окруженной золотистым нимбом, а его глаза – два озера голубой лазури – обещали выполнить каждое ее желание. Она бы не вынесла еще одного его нежного взгляда или слова. Тимоти достаточно было посмотреть на нее, и она тут же утрачивала способность рассуждать здраво. Она забывала обо всем, глядя в его глаза. Она забыла бы, что хорошо и что плохо, что порядочно, а что нет, если бы он одарил ее еще одной ослепительной улыбкой. Она не могла отвести взгляд от его губ, когда он улыбался. Ей слишком хорошо были известны их сладкие обещания, их жаркий соблазн.
Любовь к Тимоти Маргрейву лежала у нее на сердце тяжким грузом, причиняя боль. У Пруденс было впечатление, что влечение к ней Тимоти проникает в нее, сжимает в объятиях ее душу, душит ее, выдавливая из легких весь воздух. То, чего она желала, к чему стремилась, когда Тимоти был рядом, противоречило всем ее жизненным установкам.
Ей нравился Тим. Пруденс знала, что и она ему правится, но его намерения пугали ее. Но еще больше ее пугало собственное желание. Она не могла избавиться от этих чувств, но она могла по крайней мере дистанцироваться от них и от Тима. Взяв одну из газет, предназначенных для постоянных посетителей читальни Доналдсона, она погрузилась в чтение, поклявшись себе, что не оторвется от страниц «Сассекс эдвертайзер», пока не найдет в разделе «Требуются» какое-нибудь подходящее предложение. Пора было начинать новую жизнь.
Спустя четверть часа Пруденс просмотрела все газеты, кроме одной, так и не приблизившись к поставленной цели. Последняя газета, «Лондон Таймс», находилась прямо у нее перед глазами, зажатая в руках одного из постоянных посетителей читальни. Пруденс успела уже просмотреть раздел международных новостей во всех остальных газетах, а он все изучал «Таймс».
Пруденс, прищурившись, вглядывалась в страницу, находившуюся у нее перед глазами. Она отчетливо видела слово «требуются» и могла прочитать его со своего места. Длинный ряд заглавных «Т» шел через всю страницу. Пруденс наклонилась вперед, потом еще немного. На первой строчке в каждом объявлении жирным шрифтом было напечатано слово «требуется», а за ним следовал текст, набранный буквами помельче. Она бросила нервный взгляд на руки, державшие газету, а затем, наклонившись еще ближе, принялась просматривать обведенный черной рамочкой текст. Требовались привратники, грумы, конюхи, повара, горничные, учителя, сапожники, мясники, пекари. Продавались лошади, сбруя, кареты, сдавались комнаты, сообщалось о пропавших и найденных собаках, наличии мест на судах, отправлявшихся в плавание, покупке и продаже недвижимости, предлагались денежные ссуды. Целая страница, заполненная мелкими буквами, рассказывала о надеждах, обещаниях, возможностях. Наверняка среди тех, кто поместил эти объявления, был хоть один, кому требовалась гувернантка.
Как мучимый жаждой человек не может оторваться от родника, так Пруденс не могла оторваться от висевшей перед ее глазами страницы. Она не думала о том, что ведет себя неприлично, пока газета не опустилась перед самым ее носом и она не оказалась лицом к лицу с человеком, читавшим ее с обратной стороны.
– Вы что-то хотели? – спросил он.
Это был лорд Рэмси, на сей раз без чалмы и халата, а в обычном костюме, таком, в какие одеваются тысячи англичан, за исключением разве что яркого пояса на талии. Пруденс нашла Чарльза по-новому привлекательным.
Он смотрел на нее так же, как смотрел утром, как смотрел на улице перед банями, одним словом, так же, как смотрел при каждой их встрече – одна бровь слегка приподнята, будто что-то его забавляло, рот сжат в узкую полоску. В его взгляде, лишавшем Пруденс самообладания, не было никаких вопросов, лишь ответы на вопросы, которые Пруденс еще только предстояло задать.
– Мисс Стэнхоуп, мне бы очень хотелось думать, что это моя персона вызвала такой интерес с вашей стороны, что вы пришли сюда с одной лишь целью – сказать, что начинаете выплату двадцати четырех проигранных вами часов. Но поскольку я уверен, что вы жаждете провести время вот с этим, то прошу вас. – Он аккуратно сложил газету и протянул ее Пруденс.
Она так смутилась, что даже не взяла газету.
– Прошу прощения. – Она, покраснев, опустила голову.
– Кажется, у нас уже вошло в привычку постоянно извиняться друг перед другом, – тихо сказал он, кладя газету на колени. Газета закрыла небольшое пространство, отделявшее их друг от друга, и коснулась коленей Пруденс.
Пруденс подпрыгнула и тут же быстро взглянула на Рэмси, осознав, насколько неестественной была ее реакция на простое прикосновение. Действительно ли она увидела искорку, промелькнувшую в странных серо-зеленых глазах?
Постучав по газете пальцем, он наклонился ближе.
– Чего вы хотите, мисс Стэнхоуп?
Пруденс была озадачена. Она спрашивала себя, чего может потребовать от нее Рэмси в течение этих проигранных ему двадцати четырех часов. Своим простым вопросом он перенес акцент со своих желаний на ее. Чего она хотела?
Она бросила взгляд в сторону кузена. Проблема двадцати четырех часов казалась ей незначительной по сравнению с проблемой, возникшей в связи с приездом Тимоти Маргрейва. Она уехала из Джиллингема в уверенности, что должна оказаться подальше от Тима и всего, что с ним связано. Она знала, что, желая его, желает невозможного.
Она не должна и не сможет найти в объятиях Тимоти того, что искала в доме кузины.
Легкомысленный Рэмси ждал ответа, пристально, как вошло у него в привычку, разглядывая Пруденс. Она не могла сказать ему ничего из того, что занимало ее мысли. Она подумала о саде, созданном ее воображением под воздействием слов этого мужчины. Ей хотелось освободить свой сад от плюща, грозившего задушить все, что в нем росло. Хотелось, чтобы ее сад цвел и плодоносил так же обильно, как тропические деревья в теплице.
Чего она хотела? Ей вдруг стало ясно, что тропические деревья отражали ту часть ее «я», которая мечтала о путешествиях в дальние страны, исследовании неизведанного.
– Я хочу, – начала она, но замолчала, когда взгляд ее упал на газету у него на коленях. Слово «Требуются» прыгнуло ей в глаза со страницы с длинным рядом заглавных «Т». Возможно, его вопрос относился лишь к тому, что она ищет в газете.
– Мне нужно новое место, – просто сказала она. Возможно, вы помните, я уже говорила, что ищу место компаньонки или гувернантки в каком-нибудь другом доме.
– И это все, чего вы хотите? – вопрос повис между ними. – Неужели ваше теперешнее положение настолько для вас невыносимо? – продолжал он, всматриваясь в ее лицо. – Если так, не буду мешать вашим поискам. – Он подтолкнул к ней газету. – Читайте себе на здоровье. Желаю вам найти именно то, что вы ищите.
Тон, каким были сказаны последние слова, давал основания предположить, что Рэмси имел в виду нечто большее, чем новое место. Пруденс взяла газету, не слишком довольная тем, что теперь ей придется сосредоточиться на объявлениях вместо того, чтобы смотреть в глаза Рэмси. Тот же не преминул воспользоваться предоставившейся возможностью и продолжал внимательно изучать ее. Подняв глаза, Пруденс увидела, что не он один на нее смотрит. Она встретилась взглядом с кузеном, утратившим интерес к каргам.
– Вы слишком пристально на меня смотрите, – упрекнула она Рэмси, надеясь, что он перестанет на нее глазеть и уйдет, прежде чем Тим сочтет необходимым подойти к ним.
Ответ Рэмси озадачил ее:
– Да. Я не могу определить, что в вас кажется мне знакомым. Каждый раз, когда я смотрю на вас, и особенно когда наши взгляды встречаются, у меня возникает ощущение, что для людей, которые познакомились всего пару дней назад, мы слишком хорошо знаем друг друга. У вас нет подобного ощущения?
Пруденс отложила газету. Ее поиски оказались безрезультатными, а этот разговор был таким же увлекательным, как и все другие ее разговоры с Рэмси.
– Признаюсь, что-то в вас кажется мне знакомым, но мы ведь не могли встречаться раньше до… – она заставила себя говорить ровным голосом, – нашей встречи в банях Махомеда.
Он озорно улыбнулся.
– Возможно, мы встречались в другой жизни.
Пруденс заморгала, встревоженная тем, что он высказал такое нелепое предположение.
– Вы говорите о реинкарнации?
– О-о! – Его брови поднялись и снова опустились. – Мне следовало помнить, что гувернантку трудно чем-либо удивить. – Он вновь приподнял свою подвижную бровь, стараясь таким образом придать своему замечанию шутливый оттенок.
Однако каждый раз, оказавшись вместе, они с замечательной быстротой переходили к беседе на серьезные темы. Даже с людьми, которых она знала всю жизнь, Пруденс никогда не заводила содержательных, требующих умения мыслить, разговоров. Скорее всего никогда и не заведет. Но их беседы с Чарльзом Рэмси не укладывались в общепринятые рамки. Они давали ей возможность свободно выразить свои мысли, и Пруденс находила это опьяняющим.
– Так вы верите в реинкарнацию? А то, чем вы занимаетесь каждое утро, это медитация?
– Да – на оба вопроса, – Что-то изменилось в его глазах, словно в них приоткрылась дверца, ведущая к самым глубинам его души. – Я взял за практику медитировать каждое утро.
– Вы сидите так неподвижно. Вы пребываете в том самом состоянии расслабленности, покоя, о котором говорили мне?
Прежде чем он смог ответить, прежде чем она смогла задать свой следующий вопрос – что представляет из себя искусство медитации? – их прервали.
Тим бросил играть в карты.
– И какова же тема вашего очаровательного тет-а-тет? Вы двое так уютно склонились друг к другу. – Тим говорил с кажущимся безразличием, однако Пруденс хорошо знала все оттенки его голоса. Задавая свой вопрос, он руководствовался отнюдь не желанием сказать что-нибудь, все равно что. Как же хорошо я его знаю, подумала Пруденс, слишком хорошо!
– Кузен… – Пруденс открыла рот, собираясь объяснить, и снова его закрыла. Она не могла сказать Тиму правду. В его представлениях о мире не было места реинкарнации и медитации. Он был бы шокирован, узнав, какие неортодоксальные темы она обсуждает.
Рэмси пришел ей на помощь. Последнее время он делал это довольно часто.
– Не хотите ли прогуляться к лагунам? Они находятся к западу отсюда между Порт-слейдом и Солтдином. Я составляю группу на завтра, и мисс Стэнхоуп, возможно, захочет присоединиться к нам.
Он говорил в высшей степени любезным тоном, но Пруденс не могла отделаться от ощущения, что он изучает ее кузена с гораздо большим интересом, чем можно было бы предположить, услышав его вопрос.
Тимоти перевел взгляд с Рэмси на Пруденс и обратно. Глаза затуманились смущением.
– Не думаю, что у Пруденс хватит сил для подобной прогулки. Она ужасно страдает от головных болей.
Рэмси кивнул.
– Ваша кузина, – он сделал паузу, словно осмысливая для себя подоплеку их отношений, – говорила мне о том, что они ее периодически беспокоят. Мне подумалось, что день на солнце и свежем воздухе как раз то, что нужно, чтобы ей стало полегче.
Тим нахмурился.
– Мне кажется, вы не подумали как следует, сэр. Убежден, что солнце и ветер, наоборот, вызовут у нее приступ головной боли. – Он повернулся к Пруденс, словно ожидая, что она поддержит его.
Пруденс разозлилась. Эти двое устраивали ее жизнь, даже не советуясь с ней. Злость ее немного утихла, когда Рэмси, повернувшись к ней, спросил:
– Мисс Стэнхоуп, неужели я ошибся? Мне казалось, вы говорили вчера, что хотите пособирать ракушки для своих подопечных.
Пруденс в смущении перевела взгляд с кузена на лорда Рэмси. Еще миг – и она уступит мольбе в глазах Тима. Она не должна уступать. У Тимоти не было никакого права определять ее будущее, пусть даже речь шла всего лишь об одном дне. Чего вы хотите? Вопрос, заданный ей чуть раньше лордом Рэмси, зазвучал у нее в ушах. Чего она хотела? Она хотела увидеть лагуны. Хотела отдать долг Чарльзу Рэмси. Хотела освободиться на несколько часов от колдовского очарования Тима.
– Я была бы рада, если бы меня включили в группу, – ответила она.
– А вы, сэр, хотите присоединиться к нам? – Рэмси любезно повторил свое предложение Тиму. Пруденс с удовольствием услышала, что в его голосе не было триумфа победителя.
Тимоти покачал головой, бросив на нее взгляд разочарованного ангела.
– Нет, спасибо. В моем распоряжении слишком мало времени, и я думаю провести его более интересно.
Рэмси закончил разговор:
– Мы заедем за вами на рассвете, мисс Стэнхоуп.
– Хорошо. – Пруденс ожидала, что на прощание он возьмет ее руку и, возможно, поцелует. Пальцы защипало от предвкушения этого прикосновения.
Но он лишь поклонился и необычным жестом, словно благословляя, прикоснулся ко лбу двумя пальцами.
– Значит, до завтра.
