Текст книги "Парад павлинов"
Автор книги: Элизабет Эштон
Жанр:
Прочие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
Чармиан подняла голову, и ее открытый искренний взгляд встретился с его, недоверчивым и внимательным.
– Сознаюсь, больше всего на свете я хотела бы стать манекенщицей, – сказала она, – но я не так глупа, чтобы думать, будто ими становятся за один день. Я согласна хоть полы мыть, лишь бы в доме моделей. Мне достаточно уже того, что я буду работать там.
– Гм… какая целеустремленность!
– А знаешь, Леон, ведь она говорит искренне, – сказала Рене.
– Наш штат уборщиц тоже укомплектован, – серьезно произнес Леон, – они работают у нас по многу лет. К тому же, – он посмотрел на тонкие белые пальчики Чармиан, – я плохо представляю вас с тряпкой и шваброй.
Рене пробормотала что-то о пылесосах, но ее собеседники не обратили на это внимания. Чармиан понимала, что все ее будущее зависит от того, сможет ли она убедить Леона в своей искренности, причем прямо сейчас – ведь другой возможности у нее не будет.
– Я могу выполнять ту работу, которую делает Жермена, – робко предложил она.
– У нас и без вас слишком много бесполезных работников, вроде Жермены Пулар, – сухо заметил Леон. – Она надеется выбиться в продавщицы, но у нее ничего не получится.
Вдруг Рене сказала без всякой связи с предыдущим разговором:
– Ты заметил, Леон, что у нас с Чармиан волосы почти одинакового цвета?
Мягкий свет падал на две золотистые головки. Волосы Чармиан были лишь чуть темнее, чем у Рене, и в них был более выражен рыжеватый оттенок. Мадам Себастьен с мольбой посмотрела на мужа; его лицо сразу смягчилось, он быстро сказал ей по-французски:
– Ты хочешь, чтобы я что-то сделал для этой девушки, да?
Мадам Себастьен кивнула и ответила тоже по-французски:
– Она моя соотечественница и оказалась в трудном положении. Я уверена, что она говорит искренне. Она будет хорошо работать.
Чармиан уловила из сказанного всего несколько слов, но она внимательно следила за выражением лиц собеседников. Мсье Леон смотрел на жену с обожанием, да и во взгляде Рене читалась нежность к мужу. У Чармиан перехватило дыхание. Появится ли когда-нибудь и в ее жизни мужчина, который будет так же смотреть на нее? Девушка чувствовала, что этих двоих связывала не обычная супружеская привязанность; она видела воплощение настоящей глубокой любви. Но для нее самой это чувство оставалось пока тайной за семью печатями. Чармиан отвернулась, понимая, что случайно увидела такое, что не предназначено для посторонних глаз. Зато она узнала, какие отношения могут связывать влюбленных.
Голос Леона прервал ее размышления:
– Хорошо, мадемуазель. Снимите пальто и пройдитесь по комнате.
Рене тут же отодвинула кресло, освобождая место. Чармиан робко встала, борясь со смущением. Она сняла серебристое пальто, выпрямила спину и прошлась по комнате, повторяя движения манекенщиц мсье Себастьена. У стены она повернулась, ощущая на себе скептический взгляд Леона. Стараясь держаться естественно, она вернулась к своему месту и села, робко глянув на строгого судью. Его лицо было абсолютно непроницаемым.
– Благодарю вас, мадемуазель, – вежливо сказал он.
Чармиан приуныла. Совершенно неопытная и неподготовленная, она невесть с чего вдруг вообразила, что Леон сразу примет ее на работу. Наверное, она выглядела глупо и смешно, пытаясь имитировать походку опытных манекенщиц. Чармиан уже пожалела, что рассказала кутюрье о своем заветном желании.
– Вы, конечно, понимаете, – осторожно начал Леон, – что работать у меня нелегко. Я требую полной отдачи – тела, сердца и души… особенно души. – Не ирония ли притаилась в его бархатных глазах? – Вы должны быть в моем распоряжении в любое время дня, а во время демонстраций – и до глубокой ночи. Кстати, когда вдохновение мне изменяет, я имею обыкновение отыгрываться за счет манекенщиц. Порой я бываю абсолютно невыносим.
– Это уж точно! – засмеялась Рене. – Мне это известно лучше других. – Она взглянула на Чармиан. – Когда-то я работала у Леона, но, как видите, выжила.
– От нее не было никакого толку, – сказал Леон. – Мне пришлось жениться на ней, чтобы не мешала.
– Он так шутит, не слушайте его, – предупредила Рене.
Чармиан вспомнила, что два или три года назад модные журналы сообщали, что на парижском небосклоне появилась новая звезда – манекенщица по имени Рене. Но вскоре эта звезда исчезла. Теперь Чармиан знала, почему.
– Шутки шутками, но всем нам пора идти спать, если мы хотим хоть немного отдохнуть, – заявил хозяин дома. – Рене, что ты намерена делать с этой девочкой?
– У нас же есть комната для гостей, – напомнила ему жена. – Пойдемте, Чармиан, я дам вам все, что нужно. Вы, наверное, вконец измотались.
– Спасибо, – пробормотала Чармиан.
Мэтр был слишком добр, чтобы прямо сказать ей, что она ни на что не годится, он просто ушел от этого разговора.
– Спокойной ночи, – сказала Чармиан Леону.
Он просиял в ответ своей очаровательной улыбкой.
– Доброй ночи, мадемуазель. Приятных вам сновидений. Увидимся утром.
– Завтра утром вели этой девице принести вещи Чармиан, – сказала ему Рене. – Когда вы уезжаете, Чармиан?
– После обеда.
– Отлично. Значит, успеете выспаться, – заметила Рене, выходя из комнаты. Чармиан последовала за ней. Девушка была благодарна за ночлег, но… с Парижем все равно придется проститься. Она даже не сможет рассказать девушкам в универмаге о встрече со знаменитым кутюрье – они все равно не поверят, а в семье Чармиан никто не интересовался высокой модой. А что касается ужина с Алексом, то все наверняка подумают, что она выдумала эту романтическую историю. Хотя у нее было доказательство – платье. Чармиан вдруг поняла, как трудно будет объяснить матери происхождение этого роскошного наряда. Пожалуй, все-таки лучше оставить его в Париже.
События необычного дня калейдоскопом проносились в голове Чармиан, когда она, наконец, улеглась на кровать с типично английским пружинным матрасом. Но все эти картины затмевало смуглое красивое лицо Алекса. Даже сейчас она чувствовала притягательную силу этого человека. Перед этим меркло даже разочарование от того, что ей не удалось произвести впечатление на мсье Леона. Александрос Димитриу, богатый грек… и его поистине королевский подарок. Чармиан знала, что больше никогда не встретится с ним, но забыть его не удастся. Она вспоминала каждое слово, что он сказал ей, каждую черточку его лица.
Когда девушка уснула, над Парижем уже занялся рассвет.
Солнечные лучи уже пробивались сквозь жалюзи, когда Чармиан наконец проснулась и удивленным взглядом обвела незнакомую комнату со светлой модной мебелью, так непохожей на убогую обстановку квартиры на Рю-Жозефин.
Девушка машинально потянулась за своими часами и тут же вспомнила, что сняла их вчера вместе с костюмом – скромный ремешок не сочетался со сказочным туалетом от Себастьена. Воспоминания о вчерашнем вечере разом нахлынули на Чармиан; она вспомнила, где находится. Невероятно: она наяву была в доме самого Леона Себастьена.
В дверь постучали.
– Войдите! – крикнула Чармиан, садясь в постели.
– Это всего лишь я. – В комнату вошла Рене с подносом в руках, и девушка ощутила восхитительный аромат свежего кофе.
– Не стоило вам беспокоиться, – смущенно пробормотала она. – Вы меня балуете.
– Я уже заглядывала в комнату, но ты еще крепко спала, – сказала Рене, ставя поднос на колени Чармиан.
На хозяйке был пестрый нейлоновый халатик, роскошные волосы были распущены; сейчас она выглядела не старше восемнадцати. Чармиан с трудом верилось, что Рене уже несколько лет замужем и имеет ребенка.
– Это всего лишь континентальный завтрак, – продолжала Рене. – Я обычно ограничиваюсь им, но ты, может быть, хочешь яичницу?
– Нет, спасибо, этого мне вполне достаточно, – заверила ее Чармиан, глядя на румяные рогалики и золотистое масло на блюдечке. Кофе с молоком был приготовлен на французский манер. Девушка поднесла чашку к губам и отпила глоток.
– Восхитительно!
Рене присела на край постели.
– Все твои вещи уже здесь, – сказала она, – включая сумочку, деньги и паспорт. Леон утром посылал Жермену домой на такси, и она все привезла. Может, стоит проверить, все ли на месте?
– Я посмотрю потом, но не думаю, чтобы Жермена опустилась до мелкой кражи, – заметила Чармиан. – Она, должно быть, ушам своим не поверила, когда узнала, что я здесь. Я и сама до сих пор не могу поверить… и просто не знаю, как мне вас благодарить.
– Забудь об этом, – отмахнулась Рене.
– И не надейтесь. Жермену не уволят? – озабоченно спросила Чармиан. Несмотря на обиду, она не хотела, чтобы бывшая подруга из-за нее потеряла работу.
– Не из-за тебя, – заверила ее Рене. – Просто от нее в салоне не было никакой пользы. Но Леон позаботится, чтобы она нашла другую работу. Он хорошо относится к своим работникам.
Чармиан улыбнулась.
– Несмотря на то, что он говорил вчера?
– Это же была шутка. Леон любит пошутить. – Рене пристально посмотрела на девушку. Волосы Чармиан, заплетенные на ночь в две косы, красиво завивались на концах. Ее карие глаза, слегка затуманенные усталостью, казались огромными на бледном лице. Розовые кружева ночной сорочки, которую ей одолжила Рене, приоткрывали нежную шею и высокую грудь девушки.
– Тебе обязательно нужно возвращаться домой? – спросила Рене.
– К сожалению, да, – ответила Чармиан, намазывая рогалик маслом. – Мне негде жить, да и отпуск уже закончился.
Тень пробежала по лицу девушки, когда она вспомнила, что в понедельник ей предстоит снова стоять за прилавком галантерейного отдела, что придется вернуться в маленький домик на окраине Лондона, где она делила комнату со своей младшей сестрой. Родителям Чармиан, которые мечтали только о выгодном браке для своих дочерей, было непонятно стремление девушки уехать в Париж. Чармиан грустно вздохнула.
– Ты могла бы ненадолго остаться у нас, – предложила Рене. – Я буду очень рада, если ты поживешь у нас – мне не хватает общения с соотечественниками. К тому же Леон считает, что он мог бы взять тебя в салон. – Сердце Чармиан заколотилось от радости. – Но не сейчас. Демонстрация коллекции – завершение сезона. На месяц-полтора салон закроется, и мы с Леоном поедем в Шатовье. – Лицо Рене оживилось. – Это чудесная деревушка неподалеку от Парижа.
Чармиан недоверчиво посмотрела на свою собеседницу.
– Вы хотите сказать, что к открытию сезона я могу вернуться?
– Тебе нет нужды уезжать. У меня к тебе есть кое-какое предложение… если ты, конечно, не сочтешь его ниже своего достоинства. Девушка, которая присматривала за малышом Жаком, уходит от нас. Ты умеешь обращаться с маленькими детьми?
– Немного.
– А тут и не надо ничего особенного, достаточно здравого смысла. Ты быстро научишься менять пеленки и кормить малыша. И еще мне бы хотелось, чтобы он каждый день бывал на свежем воздухе. Так что, если ты не против…
– Против?! – воскликнула Чармиан. – Я с удовольствием буду это делать. Я люблю детишек и знаю, как их пеленать: у некоторых моих подруг уже есть дети. Мадам, вы хотите сказать… – Она так порывисто подалась вперед, что чуть не уронила поднос, но Рене вовремя успела подхватить его. Остаться в Париже, не возвращаться к убогому лондонскому прозябанию! Ради этого Чармиан готова была улицы мести, если бы Рене предложила.
– Пожалуйста, зови меня просто Рене, – сказала хозяйка. – Это мы придумали вместе с Леоном. Ты будешь присматривать за Жаком и поедешь с нами в Шатовье. Мы будем давать тебе деньги на карманные расходы. Я полагаю, у тебя лишь гостевая виза, но когда салон откроется, и ты начнешь работать, Леон получит для тебя разрешение на работу.
– Это будет чудесно! – воскликнула Чармиан.
– Не радуйся раньше времени, – предупредила ее Рене. – Жак, как и его отец, требует внимания. И бывает порой совершенно несносным.
Однако Жак оказался вполне покладистым малышом. Он чувствовал любовь окружающих и был еще в том возрасте, когда дети спят две трети времени. Его глазки только начали темнеть; темными обещали стать и его волосы, а улыбка уже сейчас была просто очаровательна. Чармиан почти все время проводила с малышом одна: Рене вместе с мужем бывала на светских приемах, посещала театры и рестораны. Это был типично французский образ жизни – французы ведь редко принимают гостей дома.
Домашние дела вела опытная экономка из провинции, которая не терпела вмешательства в свои обязанности, особенно на кухне. Сначала она отнеслась к Чармиан с подозрением, но когда девушка стала лучше говорить по-французски и сумела убедить экономку, что не покушается на ее вотчину, Мариетта оттаяла и даже рассказала кое-что о семейных делах Себастьенов. От нее девушка узнала, что ее предшественница, которая, кстати сказать, ничего толком не умела, пыталась увлечь хозяина дома, но Леон остался верен Рене. Мариетте нравилась хозяйка, хотя Реке была англичанкой и бывшей манекенщицей. Старая экономка придерживалась мнения, что ни одна женщина не достойна Леона – она знала его с детства.
– Не понимаю я такой работы, – ворчала Мариетта. – Расфуфырятся как павлины… Вот это… – она погладила по головке Жака, которого Чармиан держала на руках, – и есть главное предназначение женщины.
Чармиан предпочла умолчать о том, что тоже хочет стать манекенщицей. Она, конечно, была бы рада завести свою семью, но для этого сначала надо найти мужа. Ей почему-то опять вспомнились золотисто-карие глаза и черные волосы Алекса. Она знала, что такого человека ей больше никогда не встретить.
Леон пообещал Чармиан устроить для нее после отпуска уроки пластики.
– Твоя осанка, mon enfant[17]17
Дитя мое (фр.).
[Закрыть], оставляет желать лучшего, но у тебя великолепные волосы и прекрасная фигура. После занятий устроим тебе пробу в качестве модели.
Чармиан пылко поблагодарила Леона, но он только улыбнулся.
– Не стоит. Возможно, потом ты решишь, что благодарить меня вовсе не за что. Тебя ждет непростая жизнь. Ты будешь жить в пансионе, там живут все мои девушки. И Рене тоже жила там. Когда ты начнешь работать, у тебя уже не останется времени заниматься с малышом.
На этот раз Чармиан поблагодарила Леона не столь горячо. Она знала, что будет скучать без малыша Жака и приятной обстановки дома Себастьенов, где с ней обращались, как с родной, но понимала, что не может оставаться с ними постоянно.
В назначенное время салон закрылся, и семья Себастьенов переехала в Шатовье. Принадлежавший Леону дом оказался старинной каменной постройкой с квадратным внутренним двориком, по углам которого стояли башенки с узкими стрельчатыми окнами. В одной из этих башенок жила мать Леона; она тоже была англичанкой и, как говорила Реке, всерьез увлекалась садоводством. Окрестности дома и терраса перед ним были отмечены ее трудами: всюду зеленели кустарники и благоухали цветы – розы, гвоздики, лилии и лаванда. Все изгороди обвивал душистый горошек. Было видно, что старшей мадам Себастьен не по вкусу французские сады с правильными клумбами и подстриженными деревьями.
Под холмом у дома протекала речка, над ее водами свешивали свои ветви ивы, а к фасаду вела аллея пирамидальных тополей. Поблизости не было шоссе, место было тихим и уединенным.
Несмотря на прекрасную природу вокруг, Чармиан чувствовала, что жизнь ее не стала интереснее. Теперь, когда Рене проводила все время дома, а главные заботы о Жаке взяла на себя его бабушка, Чармиан редко общалась с малышом. Со всей семьей она встречалась лишь в столовой. Старшая мадам Себастьен чаще оставалась в своих комнатах, а по поведению Рене и Леона, хотя они оставались к ней внимательными и дружелюбными, Чармиан чувствовала, что им хотелось бы больше времени проводить наедине и старалась не докучать им. Глядя на эту счастливую пару, девушка остро ощущала собственное одиночество. Рене советовала ей больше отдыхать и набираться сил перед работой, но даже от отдыха в конце концов устаешь. Чармиан начинала скучать. Чтобы хоть как-то скрасить свое одиночество, она много гуляла по окрестностям, однако днем было слишком жарко для дальних прогулок. В это время девушка обычно сидела у речки в тени деревьев, наблюдая за игрой солнечных лучей на воде и мечтая о новой встрече с Александросом Димитриу.
Неприятные воспоминания о том вечере померкли, в памяти остались лишь два образа – темноволосый грек и его белокурая дама. В одной старой газете Чармиан нашла статью о мадам Петерсен. Ее называли законодательницей мод Парижа, и хотя у нее было имение близ Стокгольма, зиму эта дама предпочитала проводить во французской столице.
Чармиан часто думала, как развивались дальше отношения мадам Петерсен с Алексом, как скоро они помирились. Возможно, они вместе уехали от августовской жары на север на родину Хельги. Мысль о том, что они гуляют вместе по сосновым лесам Швеции и купаются в прохладных озерах, отзывалась в сердце девушки сладкой болью. Она ставила себя настолько ниже их, что даже не смела ревновать, просто восхищалась ими, как божествами, прекрасными и недосягаемыми. Иногда по вечерам, когда Чармиан открывала в своей комнате огромный старинный гардероб, чтобы достать какое-нибудь платье, ей на глаза попадалась «Греза» в пластиковом чехле. Девушка привезла с собой все свои пожитки, потому что знала, что после отпуска уже не вернется на Рю-Жозефин. Она нежно трогала шифон, ведь это платье оставалось единственным зримым доказательством события, которое чем дальше тем больше казалось ей нереальным.
Возвращаясь однажды после обычной прогулки к реке, Чармиан с удивлением увидела, что к дому едет большой серый автомобиль. Девушка была уже у ворот и поспешно уступила дорогу машине. И тут ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Где она видела этот роскошный лимузин? Она тут же одернула себя – на свете множество серых лимузинов, а мысли об Алексе сделались настоящим наваждением. Это безделье и дремотная атмосфера сказочного поместья навевают сны наяву. Скоро она вернется в Париж, начнет работать, и все сразу встанет на свои места.
Чармиан так и стояла на посыпанной гравием дорожке. Ее стройная фигурка в зеленых льняных брюках и блузке-безрукавке четко выделялась на фоне серой стены, окружавшей сад. Открытые руки девушки были покрыты легким загаром, светлые волосы охватывала зеленая лента. Когда машина проехала мимо, Чармиан подумала, что если в доме будут гости, ей лучше проскользнуть в дом через черный ход и привести себя в порядок. Но насколько ей было известно, в этот день гостей не ждали.
Вместо того чтобы ехать дальше, машина вдруг притормозила, развернулась едва ли не на газоне, приблизилась к девушке и остановилась чуть не у самых ее ног. Чармиан буквально остолбенела, когда дверца открылась, и перед ней предстал человек, сидевший за рулем. Девушка поначалу решила, что у нее начались галлюцинации.
– Значит, я не ошибся, – раздался голос, который она уже не чаяла когда-нибудь услышать. – Это же дублерша Алтеи! Но, та petite, что вы здесь делаете?
Без шляпы, с волосами, растрепанными его нетерпеливой рукой, Алекс сейчас выглядел, если не как лорд Байрон, то как один из его героев – Корсар или Дон Жуан. На нем была белая шелковая рубашка с короткими рукавами и серые брюки; шея была повязана цветным платком. Лицо Алекса было совсем таким же, каким Чармиан запомнила его, только более загорелым, и глаза все так же пристально смотрели из-под черных бровей.
Поняв наконец, что это не игра воображения, Чармиан постаралась казаться невозмутимой и сдержанной. Вздернув подбородок, она произнесла даже с некоторым вызовом:
– Я гостья семьи Себастьенов.
– Вот как? – Алекс был удивлен. – А я и не знал, что вы знакомы с блистательным Леоном и его очаровательной женой. Вы мне об этом ничего не говорили.
– А разве была причина говорить об этом? – Чармиан не хотелось признаваться, что когда они ужинали, она и мечтать не могла познакомиться с Себастьенами.
– Не было, – согласился он. – Просто, если бы я знал, что у нас с вами общие друзья, я бы уж, конечно, постарался растопить лед между нами.
– Я и не заметила, что между нами был лед. – Чармиан нарочно провоцировала его. Она не хотела, чтобы он догадался, как ее смутило и взволновало его неожиданное появление.
– Не заметили? – Легкая усмешка тронула его губы. – Я же помню, как упрекал вас, что вы все время молчите.
– Я ждала ваших вопросов, – уклончиво ответила девушка. – В конце концов, вы ведь тогда были для меня совсем чужим человеком.
– А теперь нет? – Он почти вплотную подошел к ней, и Чармиан почувствовала, как сильно застучало ее сердце.
– Нет, после того, как мы провели вместе ночь, – дерзко ответила она.
Алекс разразился громким смехом.
– Я очень жалел, что этого не случилось! – Осознав свой промах, девушка покраснела, а он добавил: – Но никогда не поздно исправить это упущение.
Это было уже слишком! Выбитая из колеи его насмешками, Чармиан нашла способ отплатить ему той же монетой.
– Но это не понравилось бы мадам Петерсен, разве нет? Наверное, хватило и того, что вы ужинали со мной.
Удар наугад попал в цель. Алекс перестал хохотать и нахмурился.
– Мне все равно, нравятся или нет ей мои поступки, – коротко ответил он.
– Я так и поняла, – с иронией заметила девушка.
Волнение, вызванное его близостью, начало помалу исчезать, уступая место весьма противоречивым чувствам. Одно дело – издалека обожать почти легендарный образ, окруженный ореолом прекрасных воспоминаний, и совсем другое – вдруг наяву встретиться с насмешливым взглядом этих золотисто-карих глаз. Человек, стоявший сейчас перед ней, не был идеальным; он использовал Чармиан для своей маленькой мести прекрасной блондинке, не заботясь о чувствах девушки. Она не могла понять, что ему нужно от нее сейчас, но видела, что ему нравится дразнить ее. Чармиан решила не поддаваться. Пусть он считает ее робким ребенком; она ему покажет, что может постоять за себя! Чармиан была рада, что ее голос звучит спокойно и ровно, когда она сказала:
– Если вы намерены продолжить наши отношения, чтобы побольнее уязвить мадам Петерсен, то вам должно быть стыдно. Это делает ваше предложение оскорбительным вдвойне.
Девушка гордилась своей маленькой тирадой, считая ее весомой и мудрой. Пусть он видит: она знает, что послужила лишь орудием мести, но больше не позволит держать ее за пешку в его играх! Чармиан была совершенно не готова к реакции Алекса – он вдруг крепко прижал девушку к своей груди. Его губы оказались всего в каком-то дюйме от ее лица, и он с угрозой сказал:
– Не искушай меня. Я ведь могу сделать так, что ты будешь жаждать моего внимания, каким бы оскорбительным его ни считала. Я знаю таких как ты – внешне холодна, как лед, но подо льдом скрывается пламя. – Он крепче сжал ее в объятиях и прошептал ей на ухо: – И мне хочется раздуть это пламя… Можно?
Чармиан пыталась высвободиться, но ее попытки были безуспешными – она оказалась в стальных тисках.
– Не надо… – пробормотала она. – Пожалуйста, отпустите меня.
– И не проси.
Его губы прижались к ее губам в настойчивом поцелуе. Его огонь обжег Чармиан, лавой разлившись по ее телу. Она задрожала; в ней проснулось непреодолимое желание теснее прижаться к нему, но когда его ласки стали настойчивее, девичья скромность Чармиан взяла верх над инстинктами, и ее охватила настоящая паника.
Она идеализировала Алекса, но когда встретила своего сказочного принца, он вдруг превратился в сатира. Почувствовав, что попытки освободиться тщетны, она вся сжалась и только отворачивала голову.
Заметив, что реакция на его ласки вдруг переменилась, Алекс оторвался от ее губ и взглянул в лицо. Сама невинность смотрела на него испуганными глазами, и только тут он понял, что у девушки нет никакого опыта в любовных делах. Девушки, которые одни гуляют по улицам Парижа и завязывают отношения с незнакомыми мужчинами, обычно вполне доступны, но на сей раз Алекс, похоже, ошибся. Что-то в ее беспомощности тронуло его душу и заставило отказаться от привычки брать то, что ему хочется, не считаясь с чувствами других. Он вдруг разжал объятия.
– Mon Dieu[18]18
Бог мой (фр.).
[Закрыть], да ты же еще совсем дитя! – почти с нежностью произнес он. – Не в моих правилах соблазнять малюток!
Алекс с улыбкой смотрел на Чармиан. Сжав руки на груди, опустив глаза, она стояла перед ним, бледная и потрясенная. Его настойчивые руки потревожили ленточку, которая удерживала ее волосы, и они янтарным облаком рассыпались по плечам.
– Хочу дать вам совет, моя дорогая, – спокойно сказал Алекс. – Впредь не провоцируйте меня. В семье Димитриу не привыкли обуздывать страсти; в нас легко разбудить дьявола. В следующий раз вы так легко не отделаетесь.
И тут испуг Чармиан сменился гневом. Она стиснула кулаки, тряхнула головой и взглянула ему прямо в глаза.
– Следующего раза не будет, – бросила она. – Об этом я позабочусь. Вы думаете, что стоит подарить девушке платье… – Чармиан осеклась. Как глупо напоминать ему об этом! Поразительно: при нем она сперва говорит, а уж потом думает.
Он весело рассмеялся.
– Вы думаете, что так я пытался подкупить вас, моя невинность? Когда Александросу Димитриу нужна женщина, он предлагает ей побольше, чем тряпица.
Чармиан чувствовала, что его глаза под густыми черными ресницами с любопытством смотрят на нее. Алекс, конечно, догадывался, что она небогата. Может, он хотел проверить, не соблазнится ли она его предложением? Не постарается ли каким-то образом выяснить, что конкретно он может ей предложить? Но Чармиан была далеко не меркантильной, и даже мысль о деньгах вызывала у нее отвращение.
– Я не продаюсь, – презрительно бросила она. – Любовь выше любой награды. – И тут же смутилась и покраснела: о любви между ними не было сказано ни слова. Почему она заговорила об этом? Может быть, из-за едва осознанного чувства, что она могла бы полюбить этого человека, которое жило в ней до тех пор, пока он не открыл перед ней свою сущность?
– Вот как? – Золотисто-карие глаза снова искрились смехом. – Вы исходите из собственного опыта, я полагаю?
– Я имела в виду настоящую любовь, – тихо сказала Чармиан.
Алекс хитро усмехнулся.
– А что вы о ней знаете? – с иронией спросил он.
– О, вы невыносимы! – воскликнула Чармиан, поневоле волнуясь под его пристальным взглядом. – Все равно, не повторяйте этого никогда.
– Это вам обещаю, – сказал он почти безразлично. – Впредь можете меня не бояться. Есть много других женщин, которые ценят мое… внимание и не поднимают шума по пустякам.
«По пустякам»… Вот именно. Его поцелуи ничего не должны значить ни для него, ни для нее.
– А если вам вдруг захочется, чтобы я поцеловал вас, вам придется хорошенько попросить меня об этом, – мягко добавил он.
– О!.. – Только и могла вымолвить Чармиан. – Этого никогда не будет!
– Вы так думаете? – загадочно произнес Алекс. Протянув руку, он пропустил сквозь пальцы прядь ее волос. – Великолепны, – беспечно заметил он. – Как золотой дождь. – Тут он взглянул на часы. – Но мне пора предстать перед хозяевами дома. Подвезти вас?
– Благодарю вас, мистер Димитриу, – холодно ответила Чармиан, – но я предпочитаю пройтись пешком. До свидания.
Она прошла несколько шагов, но тут же остановилась, почувствовав его руку на своем плече.
– Будьте же благоразумны, – резко сказал Алекс. – Что такое один поцелуй? – Он кивнул на довольно длинную дорогу к дому. – До дома еще далеко, а вы, должно быть, устали и расстроены, так что лучше проехаться, благо есть на чем.
Небольшое утешение – он заметил ее состояние, плохо другое – ее сердце заколотилось от одного прикосновения его руки.
– Нет, я лучше пойду пешком, – не соглашалась девушка.
– Перестаньте! – Алекс начал терять терпение. – Садитесь в машину. – Он повел ее к автомобилю. – Только не говорите мне, что вы ни с кем еще не целовались.
Конечно, в свои двадцать лет Чармиан имела некоторый опыт общения с молодыми людьми и даже научилась отличать «овец» от «волков». «Овцы» были скучные, но искренние, а «волки» стремились получить побольше, а отдать поменьше. Но Чармиан еще никто не обнимал так требовательно, и ничьи ласки так ее не волновали. Она всегда оставалась хозяйкой положения, а в руках этого человека она стала податливой, как воск. Не относясь к искательницам острых ощущений, каких немало среди современных девушек, Чармиан понимала, что в один прекрасный момент ее чувства могут подвести ее.
– Ну… а вы как думаете? – задала она вопрос, не удержавшись от вызывающих ноток. – Но никто еще не был со мной таким бесцеремонным.
– Иногда это срабатывает, – спокойно заметил Алекс.
– На сей раз не сработало, – с жаром возразила она.
Алекс только улыбнулся самоуверенной улыбкой и распахнул перед ней дверцу машины.
– Садитесь, – приказал он.
– Ну, если вы так настаиваете.
Она села на переднее сиденье и внимательно следила за Алексом, пока он обходил машину. Его лицо оставалось невозмутимым. Неужели он возомнил, что она влюбилась в него? Она ведь изо всех сил старалась доказать, что это не так.
Алекс сел за руль и сказал, продолжая разговор:
– Физическая сила остается козырем мужчин против всех ухищрений слабого пола, но даже здесь бывают исключения. Вам стоило бы изучить джиу-джитсу.
– Спасибо за совет! По нынешним временам девушке без этого не обойтись, – парировала Чармиан.
– Если вы собрались обороняться от меня, то, право, не стоит хлопот, – заверил он и нажал стартер. Машина двинулась с места, как хорошо выезженная лошадь; мотор заработал ровно и почти бесшумно. Сейчас Чармиан отметила размеры автомобиля и изысканную отделку салона. На приборной доске была даже серебряная вазочка с двумя гвоздиками и зеленой веточкой.
– Какая замечательная машина! – непроизвольно вырвалось у Чармиан.
– Я предпочитаю самое лучшее.
– Все предпочитают, но мало кто может себе позволить.
Алекс бросил быстрый взгляд на серьезное лицо девушки.
– Избалованный набоб, не так ли? – кратко выразил он ее мысли и сбавил скорость. Теперь машина ползла как улитка.
– Мсье Себастьен говорил, что денег у вас гораздо больше, чем нужно, – откровенно заявила Чармиан, удивляясь, почему Алекс медлит.
– Он абсолютно прав, – кивнул Алекс. – Помнится, во время нашего ужина вы советовали мне потратить свое состояние на благотворительные цели. Но это не так просто, дитя мое. Если бездумно одаривать людей, деньги принесут больше вреда, чем пользы, поощряя лень и распущенность. Разумнее вложить капитал в такое дело, которое обеспечит нуждающихся работой.
– Но это принесет вам еще больше денег, – сказала Чармиан, вспомнив, что говорил Рене о планах Алекса.
– Возможно, но я могу и просчитаться, – ответил он.
– Не похоже, что вы способны вложиться в убыточное дело.
– Вы по-прежнему стремитесь выставить меня эгоистичным чудовищем?
– Н-нет… – неуверенно произнесла Чармиан. До случая у ворот парка она с жаром бросилась бы защищать его, но теперь она не знала, как ей относиться к этому человеку.