Текст книги "Любовный узел, или Испытание верностью"
Автор книги: Элизабет Чедвик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)
Женщина исчезла, а Кэтрин и Этель принялись за работу, хотя мало что могли сделать: обтереть больную, сунуть ей меж бедер сложенную толстым слоем мягкую тряпку из льна и облегчить боль питьем, приготовленным с помощью тепловатой воды из котелка. Ребенок – хорошая маленькая девочка, единственным недостатком которой была полная неспособность существовать вне чрева, – родился на самом рассвете. В комнате теперь стало потеплее, в очаге горело несколько вязанок с хворостом. В утреннем свете Кэтрин разглядела, что больная очень молода. Мать сказала, что ей шестнадцать, но она выглядела еще моложе: наверное, из-за плохого питания в течение нескольких лет. Кем бы ни были владевшие ее телом мужчины, им явно нужна была не женщина, а ребенок. А последний удовлетворил свою похоть просто со звериной жестокостью. Девочка ничего не говорила о нем. В ее глазах мелькал дикий ужас даже при самых осторожных расспросах. Единственное, что удалось выяснить, да и то от служанки из «Звезды», которая принесла бутылку вина и ломоть хлеба на завтрак, что это был солдат из замка, один из наемников графа. Служанка тоже явно боялась сказать лишнее.
– Даже если мы пожалуемся, граф спишет все на горячую кровь. Солдатам надо остужать ее, когда они не в поле. Он даже не станет слушать таких, как мы. Скажет, что она знала, на что шла, когда стала девкой.
Кэтрин горестно согласилась. Только Бог находит время заботиться даже о выпавшем из гнезда воробье. Граф Роберт был добр к ней и Ричарду, но это не значит, что он столь же радушно примет любую сироту и заблудшую душу.
По крайней мере, девочка будет жить, хотя еще неизвестно, очень ли ей повезло. Ее мать – вдова, которая зарабатывает в прямом смысле слова на хлеб, продавая пекарям капустные листья в обмен на их продукцию. Адела весь прошлый год торговала своим телом для того, чтобы достать немного дров и какую-нибудь обувь.
Мучимая виной и состраданием, Кэтрин отдала матери этой девочки восемнадцать пенни из своих двадцати четырех. Этель видела, но ничего не сказала. Она ведь сама дала деньги на свечи, тепло и вино.
К тому времени, когда обе женщины оставили хижину и побрели по грязи к замку, тусклый, серый ноябрьский день окончательно прогнал ночь.
– Хорошо, что она потеряла ребенка, – сказала Этель, тяжело опираясь на палку, кончик которой тонул в слякоти на добрых три дюйма. – Ее бедра слишком узки для девятимесячного младенца. Умерла бы наверняка.
Кэтрин так жгло глаза, что ей едва удавалось держать их открытыми: явно подступал очередной приступ головной боли. Молодая женщина чувствовала, как боль уже скапливается в затылке подобно клубящейся грозовой туче.
– Она еще может умереть, если начнется лихорадка.
– Да, может, – согласилась Этель, приостановившись на минутку, чтобы передохнуть.
Бурная ночь сказалась и на ней тоже: кожа вокруг губ старой повитухи посинела.
Кэтрин с горечью вспомнила о молодой девке, которая храпела в соломе рядом с Оливером летом. Как просто мужчинам подхватить одну из голодных девчонок, чтобы удовлетворить с ними свою потребность. Настолько просто, что они совершенно не задумываются. Для шлюх тоже все просто: продавайся или подыхай.
Ее мысли были внезапно прерваны появлением двух мужчин, которые выскользнули из какого-то зловонного прохода и преградили им путь. Они размахивали дубинками с гвоздями, а грязная, драная одежда явно была собрана с разных плеч. Голову одного прикрывала дорогая фетровая шляпа, отделанная горностаем. Этель покрепче сжала свою палку и выпрямилась. Кэтрин попятилась, прикрывая Этель своим телом.
Разбойник в шляпе усмехнулся, показав гнилые зубы.
– Два толстеньких поросеночка, готовые на забой. А ну-ка, давайте кошелечки! – он требовательно протянул свободную руку.
Кэтрин часто задышала.
– У нас нет денег. Мы честные повитухи, занимающиеся своим делом. Дайте нам спокойно уйти своей дорогой.
– Не бывает такого зверя, как честная повитуха, – фыркнул другой и грозно подступил на шаг. – Деньги на бочку, а не то познакомитесь с моей дубинкой.
– Только дотроньтесь до кого-нибудь из нас и будете прокляты! – выкрикнула Этель, вытягивая вперед руку, как когти. – Вы знаете, что я могу проклясть вас, и, клянусь Гекатой, я сделаю это!
Разбойники заколебались, нервно облизывая губы и неуверенно переглядываясь. Кэтрин старалась незаметно нащупать за своим поясом маленький ножик и набирала в легкие побольше воздуха, чтобы как можно громче позвать на помощь.
– Мы уже прокляты, – сказал тот, что в шляпе, – так что твои проклятия, старуха, всего лишь отправят тебя в ад раньше нас!
Он кинулся к Этель, а другой разбойник прыгнул на Кэтрин. Она громко закричала, буквально разорвав утренний воздух своим криком, и одновременно выставила свой ножик вертикально вверх. Разбойник сложился пополам, схватившись за пах. Молодая женщина воспользовалась этим моментом, чтобы снять с ножа чехол, хотя прекрасно понимала, что это всего лишь бравада. Она умела перерезать пуповины и измельчать травы, но никогда не пользовалась этим оружием для нападения или даже для самозащиты.
Кэтрин удалось увернуться от удара дубины, но недостаточно быстро. Палица больно задела ее руку, но, к счастью, кости остались целы. Второй разбойник уже швырнул Этель на землю, и тут Кэтрин снова заорала, отчаянно надеясь, что откроются двери и появятся люди.
Оливер провел беспокойную ночь. Он входил в число телохранителей графа, поэтому должен был спать у огня в большом зале, завернувшись в плащ. Ему не давали заснуть не только храп и кашель других рыцарей, но и тревога за Этель и Кэтрин, которые ушли в город. Он знал, что их провожают, однако беспокойство полностью не исчезло: слишком уж беззащитны обе женщины. И все же он не посмел настаивать на более тщательной охране, чтобы его не обвинили в том, что он вмешивается не в свое дело.
– Женщины, – пробормотал он вполголоса и уже в который раз перевернулся на другой бок.
– Благослови их Бог! – сонно откликнулся Джеффри Фитц-Мар и тоже перевернулся.
Оливер невольно хохотнул.
– Да благослови их Бог! – повторил он и закрыл глаза. Некоторое время он спал и видел яркие сны. Вот он в саду, ищет Эмму, но не может найти ее. Эмис тоже здесь. Она указывает на яблоневую рощу. Он входит в рощу в поисках жены, но видит только зеленый холм, похожий на огромную могилу. Он поворачивается к нему спиной, оглядывается, но на вершине холма уже сидит совершенно нагая Кэтрин. Ее прикрывают лишь длинные черные волосы, а на ногах – красные чулки. Они доходят только до колен и ярко горят на фоне белой кожи бедер.
Оливер подскочил и обнаружил, что лежит, завернутый в свой плащ. Голова горела, тело было покрыто липким потом. Это был не первый эротический сон, который приснился ему, но на этот раз сновидение слишком уж походило на кошмар. Человек, лежавший рядом с ним, еще крепко спал, остальные потихоньку шевелились. Огонь в камине пылал во всю мощь, над кухонным котлом поднимался пар. Одного взгляда на высокие окна было достаточно, чтобы понять, что уже рассвело.
Выпутавшись из плаща, Оливер вышел во двор, чтобы справить нужду и умыться в корыте у колодца. Стояло хмурое ноябрьское утро, слегка моросило. Погода быстро остудила жар его тела и прогнала все остатки сна. Хотя было еще очень рано, уже началось обычное хождение между замком и городом: въезжали повозки с припасами, выходили солдаты.
Оливер скалывал на груди плащ, смотрел на утреннюю суету и проклинал себя за то, что проснулся. В животе бурчало. Как-то сразу вспомнились горячие лепешки Этель, намазанные маслом и медом, – гораздо более лакомое блюдо, чем миска жидкой овсянки, которую можно было получить в зале. Но не только мысль о завтраке направила его шаги к комнатке старой повитухи. Рыцарь на ходу пригладил волосы и снял с плаща прилипшую соломинку, потом потрогал подбородок и скривился, нащупав щетину. Следовало бы побриться, но теперь уже слишком поздно.
С колотящимся сердцем, быстрыми шагами он дошел до комнатки Этель. Занавес был задернут. Оливер слегка отвел его в сторону, чтобы проверить, не спят ли женщины, но помещение оказалось пустым, очаг – погасшим, а покрывало на ложе – даже не смятым.
– Их нет, – сказала какая-то прачка, тащившая корзину с грязным бельем. – Я прибежала сюда на самом рассвете, чтобы попросить средство от зубной боли, но тут ни живой души не было.
– Значит, их не было всю ночь, – проговорил рыцарь. Сердце его упало.
– Похоже на то. Я не видела их с ужина, но лучше бы они поскорей вернулись. Зуб страсть как ноет.
Прачка отправилась своей дорогой, оставив Оливера оглядывать пустую комнатку. Без своих обитательниц она казалась совсем покинутой, невзирая на пестрое покрывало, ряды сосудов, запечатанных мехов и пучки трав. Этель говорила, что они вернутся до рассвета. Рыцарь взглянул на небо: уже час как рассвело. Не такое уж большое опоздание, но Оливер почувствовал, как в душе его нарастает мрачное предчувствие.
Он заставил себя вернуться в зал и действовать так, словно это – просто очередное утро: съел миску горячей каши, соскреб щетину и вернулся проверить комнатку. Там по-прежнему никого не было. Не на шутку встревожившись, Оливер нацепил пояс с мечом и решительно зашагал к воротам замка.
В городе он сразу направился к дому мыловара Пейна. Его встретили с удивлением, которое быстро сменилось испугом, когда хозяин выяснил, что именно интересует рыцаря. Вызвали слуг. Они рассказали о бедной женщине, которая просила Этель и Кэтрин о помощи и увела их в трущобы за скотобойнями.
С еще более мрачным предчувствием Оливер пошел туда же, хотя понятия не имел, где искать женщин в беспорядочном сплетении проулков. Расспросы ничего не дали. Все мясники еще спали, а те, кто был на ногах, имели веские причины избегать человека с мечом.
Не снимая правой руки с рукояти, Оливер покинул главную улицу и углубился в проулки. Его башмаки тонули в грязи и отбросах. Какая-то собака со свисающей из пасти мертвой крысой зарычала на невиданного прохожего и даже сделала попытку кинуться за ним. Двое угрюмых мальчишек решили было закидать его грязью, но быстро передумали, когда он выдвинул меч на дюйм из ножен. Скрипнула дверь и тут же захлопнулась. Оливер выдвинул меч чуть дальше, чтобы предостеречь невидимых наблюдателей и подбодрить себя.
И тут слева раздался пронзительный вопль. Оливер чертыхнулся и побежал в том направлении, что само по себе уже было подвигом, если учесть состояние трущобных переулков Бристоля в ноябре. Второй вопль вывел его в узкий проход, и там рыцарь увидел сцену, которая заставила его меч вылететь из ножен единым движением. Двое нападавших повернулись, грозно подняв дубинки, но разобравшись, кто им противостоит и в какой он ярости, предпочли немедленно исчезнуть.
Оливер уже слегка задыхался после бега, поэтому не кинулся в погоню. Не выпуская меч из правой руки, левой он бережно поднял Этель. Старая женщина задыхалась, тело ее сотрясала дрожь, но, хотя она тяжело оперлась на палку, в ее темных глазах горел боевой огонь.
– Оба они плохо кончат. Не требуется ни дара предвидения, ни проклятий, чтобы предсказать это, – выдохнула она и пронзительно посмотрела на Оливера. – Откуда ты узнал?
– Ты сказала, что вернешься до того, как пропоют петухи. Когда оказалось, что вас нет, я отправился на поиски. – Голос рыцаря был спокоен. Если бы он дал волю своим чувствам, то долго не смог бы остановиться, а здешний воздух явно не был полезен для здоровья.
Оливер посмотрел на Кэтрин. Капюшон слетел с головы молодой женщины, плат сбился на сторону, щеки горели, а рука с такой силой сжимала нож с деревянной рукояткой, что побелели костяшки пальцев. Она дышала тяжело, как мужчина на ристалище.
Улица стала заполняться людьми, сгоравшими от тревоги и непреодолимого любопытства. Этель вынесли эль, кто-то притащил трехногую табуретку, чтобы старая повитуха могла сесть. Оливер вложил меч в ножны.
– Спрячь нож, – тихо сказал он Кэтрин, кивком указав на ее правую руку.
– Что? – Она непонимающе уставилась на оружие, затем трясущимися пальцами выполнила его просьбу.
Кто-то сунул ей в руку деревянную кружку с элем. Все говорили одновременно, но их болтовня ничего для нее не значила.
– Какой-то солдат из замка изнасиловал молодую женщину, и она потеряла ребенка, – сказала она, словно защищаясь. – Мы же не могли оставить ее умирать.
– Нет конечно.
На щеках Оливера заиграли желваки. Кэтрин смотрела на него горящими глазами.
– Я действительно так думаю, – быстро добавил рыцарь. – Я знал, что ты скажешь что-нибудь подобное, хотя подозреваю, что вот это, – он указал на Этель, – больше, чем ты ожидала.
– Нам просто не повезло, – натянуто проговорила Кэтрин.
– Наоборот, вам повезло больше, чем тебе кажется. Молодая женщина открыла было рот, чтобы возразить, но рыцарь прижал указательный палец к ее губам.
– Ни слова больше, иначе мы оба наговорим такого, о чем потом пожалеем. А пока я должен доставить вас с Этель в замок и послать стражников на поиски разбойников.
Кэтрин сглотнула, кивнула, еще раз сглотнула и плотно сжала губы. Ее лицо побледнело и приобрело зеленоватый оттенок.
Оливер окинул ее пронзительным взглядом, чертыхнулся сквозь зубы, повернулся к женщине, которая вынесла эль и табуретку, и за пенни нанял у нее ослика. Оставалось решить, кто из повитух поедет на нем.
– Я справлюсь, пусть едет Этель, – мрачно буркнула Кэтрин, почти не разжимая стиснутые челюсти.
Оливер еще раз внимательно оглядел ее и кивнул. Она дойдет до замка. Гордость заставит ее держаться на ногах.
Пока хозяйка держала ослика, рыцарь помог Этель вскарабкаться на его тощую спину. Ему всегда казалось, что старая женщина крепкая и тяжелая. В ранней молодости ему не раз приходилось получать от нее увесистые шлепки. Сейчас же его поразило, что Этель практически ничего не весит: ее кости были пусты, как у птицы, чтобы облегчить полет души. Однако в данный момент душа Этельреды явно не собиралась расставаться с телом: это Оливер заключил по ворчливому замечанию, что она – не мешок капусты.
Рыцарь цокнул на ослика и развернул его.
– От мешка капусты гораздо меньше неприятностей, – парировал он и предложил Кэтрин руку. Молодой женщине было настолько плохо, что она оперлась на нее без всяких возражений.
ГЛАВА 11
– Давай, говори же, – вызывающе сказала Кэтрин.
– Что говорить? – Оливер распростер руки, его дыхание клубилось в морозном воздухе.
Бочки с водой и корыта покрылись ледяной коркой толщиной в палец, грязь во внутреннем дворе замка превратилась в мягкую глину с белой коркой на поверхности.
– Что ты был прав, а я ошибалась.
– По поводу чего?
– По поводу того, что на меня могут напасть. – Она нетерпеливо топнула ногой, прекрасно понимая, что он заставит ее признать это, напомнив про позавчерашний случай.
Вчера Оливера не было: он уезжал по приказанию графа. Они с Этель весь день сидели у очага, леча синяки.
– Ты говорил, что я беззащитна, а я не прислушалась.
– Ничего другого я и не ожидал – Он подул на сложенные лодочкой ладони – Тебе требовался суровый урок.
– Я ненавижу тебя!
– Это я тоже ожидал. Как сегодня твоя голова?
– Болит, но, по крайней мере, я могу ею опять пользоваться.
Кэтрин дотронулась до лба и слегка поморщилась, ощутив укол. Боль все еще пряталась где-то позади глаз.
– А как Этель?
– Все еще дрожит, несмотря на то, что храбрится. Я оставила ее у огня в компании с горячей микстурой и одной из кумушек: старой Агатой из прачечной.
– Получается, что на какое-то время ты свободна?
– Если только графиня не пошлет за мной. – Кэтрин склонила голову набок и подозрительно посмотрела на Оливера. – А что?
– Хочу кое-что тебе показать. – Рыцарь взял ее за руку и повел через двор к саду графини.
– Куда мы идем? – Совершенно озадаченная молодая женщина слегка отставала. Не собирается же он подарить ей цветок – не цветут они под таким свинцовым небом – или пригласить на прогулку вокруг уснувших клумб с целебными травами?! А чтобы поговорить с глазу на глаз, есть много других, гораздо более уютных мест, чем сад в конце ноября.
Однако рыцарь шел прямо, никуда не сворачивая, и через пару минут они вступили через ворота в застывший на пороге смерти мир: перекопанная бурая земля, каждый комок покрыт тонким кружевом инея, тусклые пятна цвета сохранились только на клумбах – шалфей и лаванда до сих пор храбро противятся холоду, но мята стала совсем потрепанной, а пижма и рута печально поникли головками. О присутствии садовника говорил только слабый запах жареного бекона, который доносился из крошечной, крытой тростником хижины в дальнем конце сада у грядок с луком-пореем и капустой.
– Так что? – повторила Кэтрин.
Оливер провел ее по одной из тропок к круглой, покрытой травой лужайке, по краю которой стояли каменные скамейки. Летом сюда часто приходили женщины графини, чтобы прясть и шить на открытом воздухе, а иногда сама графиня устраивала небольшие пиры и развлечения для избранных гостей. Они сидели до самого восхода луны и жарили на открытом огне мясо, вымоченное в уксусе. Сейчас на лужайке было голо и пусто, тонкие травинки побелели от изморози, а темно-серый камень скамеек, казалось, никогда и не знал ласковых прикосновений солнца. Молодая женщина содрогнулась от холода.
– Оливер, зачем ты привел меня сюда? – еще раз спросила она.
Вместо ответа рыцарь сунул руку под плащ, вынул из-за пояса нож и вручил ей. Это был не простой ножик для еды и всякой женской работы, а настоящее мужское оружие с голубоватым острым клинком и рукоятью резной кости.
– Носи его с собой для защиты, если опять пойдешь в город ночью.
Кэтрин взяла нож, и опять по ее телу пробежала дрожь.
– Я не умею с ним обращаться.
– Именно поэтому мы и пришли сюда – учиться. Я видел, как ты держала свой ножик, когда на вас напали. Если уж обнажаешь против кого-нибудь нож, надо знать, как им сражаться и – более того – как остаться в живых.
Кэтрин покачала головой:
– Оливер, я не могу…
– Нет такого слова, – оборвал ее рыцарь не терпящим возражений тоном. – Это столь же необходимо, как все, чему тебя учит Этель.
Он вручил молодой женщине палку, вырезанную точно в форме подаренного ножа, и вытащил из-за пояса точно такую же.
В течение следующего часа Кэтрин осваивала приемы самообороны. Сначала она чувствовала себя неуверенно, даже глупо, и очень стеснялась. Что только о ней подумают?
– Господи, да кто тебя видит?! – прикрикнул на нее Оливер. – Зачем, интересно, я привел тебя именно в сад? Здесь только старый садовник, который слишком занят собственным завтраком, чтобы обращать на нас внимание. Если мне нет до него никакого дела, то тебе – тем более.
– Ты мужчина, – возразила Кэтрин. – Тебе это привычно. Рыцарь возвел глаза к небу.
– На улице на тебя напал как раз мужчина! Слушай, женщина, ты занимаешься для того, чтобы спасти собственную жизнь. И не говори мне, что не привыкла отвечать ударом на удар. Я-то отлично знаю, насколько ты упряма. – Оливер некоторое время сердито взирал на нее. – Представь, что я разбойник, который под покровом ночи нацелился на твой кошелек или возымел еще и другие желания. И как ты от меня отобьешься?
– Брошу тебе в лицо перец и убегу, – быстро ответила Кэтрин.
– Вместе с Этель? – фыркнул он. – А если я выскочу из-за угла раньше, чем ты успеешь нащупать в своей сумке перец? Если вчера утром ты собиралась сделать именно это, тебе явно не удалось.
Кэтрин покраснела, но спорить было бессмысленно: Оливер прав. У нее действительно в сумке был мешочек с перцем, но лежал он где-то на самом дне.
– Давай еще раз, – велел рыцарь.
Кэтрин вздохнула, сжала губы и выбросила вперед деревянный нож. Серые глаза Оливера полыхнули гневом. Он схватил ее за запястье, крутанул, заставив выронить оружие, а затем сделал подсечку ногой. Кэтрин ударилась о замерзшую землю. Рыцарь прижал ее, захватив уже оба запястья и заломив руки за голову, и прорычал:
– Вот что могло случиться с тобой за какой-то миг… или еще хуже.
Молодая женщина сглотнула и посмотрела в суровое лицо, которое было всего в нескольких дюймах. Жесткие от инея стебли травы пробили ткань платья и холодили тело. Руки болели от жесткой хватки, навалившаяся тяжесть не давала дышать.
– Пусти меня, – слабо сказала она.
– Сама знаешь, что ответил бы тебе разбойник, – сурово проговорил рыцарь, подержал ее еще мгновение, потом отпустил и поставил на ноги.
Молодая женщина смотрела, как он счищает ладонью иней с плаща. Ее зубы стучали.
– Господи Иисусе, Кэтрин, я не хочу терять тебя! Если уж тебе приходится ходить по улицам, делай это не как овца, которую ведут на заклание. Сейчас тебе не удастся сохранить жизнь, как бы ты не сердилась и не храбрилась. Я же не предлагаю тебе превратиться в амазонку. Научись просто защищать себя, пусть хоть недолго. Если ты окажешься неспособной сделать это, какие же у тебя вообще шансы? – в голосе Оливера прозвучали просительные нотки.
Молодая женщина продолжала хмуриться. Ей очень хотелось капитулировать, но гордость не позволяла. Рыцарь вздохнул, отвернулся, поднял с травы ее деревянный нож.
– Если ты сможешь отбиваться от меня в течение поворота маленьких поваренных часов, я буду знать, что шансы у тебя есть. Сердишься? Тогда давай, – он протянул ей оружие. – Возьми это и покажи мне!
– Сержусь? – Кэтрин покачала головой и сомкнула пальцы на деревянной рукояти. – Я сержусь не на тебя, а на себя.
Она наклонила лезвие под углом так, как успел уже научить ее Оливер.
– Давай сначала. Чем быстрее я освою это, тем скорее избавлюсь от твоих уроков.
Их глаза встретились: сперва с вызовом, потом одновременно в них промелькнули искры подавленного смеха.
– Мои уроки могут спасти тебе жизнь, – буркнул рыцарь, стараясь сдержать улыбку. – Ладно, с самого начала. Обезвредь, разоружи и беги.
К исходу часа Кэтрин больше не мерзла. Раскрасневшись, тяжело дыша и совершенно забыв о смущении она изо всех сил старалась отбиться от Оливера, компенсируя недостаток умения твердой решимостью. Редкие удачи подхлестывали и возбуждали ее.
– Обезвредь, разоружи и беги! Не задерживайся, чтобы убить! – со смехом вскричал рыцарь, отбивая удар, нацеленный ему в живот.
– А если мне хочется? – сердито зыркнула молодая женщина.
– Не поддавайся лишним желаниям. Ты пока не сумеешь.
Он поднырнул под ее руку, схватил за запястье и швырнул ее нож за спину, туда, где среди седой от инея травы зеленели следы, оставленные их ногами. Сначала она пыталась вырваться, затем замерла. Его пальцы сжимали ее запястье, пульсирующая жилка на нем быстро билась о его ладонь, ускоренное дыхание обоих смешивалось в морозном воздухе.
Рука Оливера раскрылась, он слегка провел большим пальцем по тонкой коже, которую только что сжимал.
– Обезвредь, разоружи, – снова пробормотал он, обнимая молодую женщину за пояс другой рукой.
Вот он привлек ее к себе, склонил голову. Кэтрин, закрыв глаза, подняла свое лицо…
– Ну и странное же вы выбрали местечко для свиданий!
Молодая женщина с легким криком вырвалась из объятий рыцаря и увидела старого садовника, который стоял, опершись на лопату, и явно наслаждался происходящим.
– И убей, – сквозь зубы пробормотал Оливер.
Кэтрин не знала, радоваться ей или огорчаться по поводу неожиданной помехи. Она сгорала от чувства. Интересно, насколько сильно могло разыграться их желание в зимнем саду? Она не знала.
– Лично мне нравятся женщины, которые дерутся, – продолжал садовник – Получается не так скучно, верно?
С пылающими щеками Кэтрин нагнулась, чтобы поднять деревянный нож с травы. Плат раскололся и выбился из-под капюшона.
– Не хочешь – не отвечай. Давно уж прошло то время, когда мне делали признания. – Садовник поднял лопату и прищурился. – Ты ведь помощница старой Этель, да?
– Да, – сказала Кэтрин, пытаясь собрать все, что осталось от ее достоинства.
– А у тебя есть что-нибудь от лихорадки, какая-нибудь тепленькая, разогревающая мазь? – поинтересовался садовник, подняв лохматые брови.
– Спросите у Этель, – ответила Кэтрин. Вопреки себе, она едва не рассмеялась из-за намека старого разбойника. – Я пока только учусь.
– Угу. Я вижу. Интересно было понаблюдать. – Старик слегка мотнул головой в сторону Оливера и поковылял к куче с навозом – Скажешь мне, когда немножко поднатореешь, девочка.
Кэтрин смотрела вслед ему, уперев руки в боки, и не знала, хохотать ей или сердиться.
– Свернуть бы старому негоднику шею, – проникновенно проговорил Оливер.
Молодая женщина обернулась. В глазах рыцаря тоже отражались одновременно раздражение и смех.
– Но ведь он прав, – откликнулась она. – Зимний сад – действительно странное место для свиданий.
Мгновение Оливер молчал, затем раскрыл объятья:
– Не хочешь ли поискать местечко потеплее?
– Для борьбы или свидания? – спросила Кэтрин, склонив голову набок.
– Для того и другого, хотя не способен поручиться за порядок.
Несмотря на холод, молодая женщина почувствовала, что тает. Последним мужчиной, который смотрел на нее так, был Левис в первые месяцы после свадьбы, когда хватало единственного взгляда, чтобы, задыхаясь, бежать к ближайшему ложу. Но она больше не была зеленой, невинной девушкой, и вовсе не собиралась бежать к любому ложу с Оливером… пока. Она отступила на два шага и выставила деревянный нож так, как ее научил рыцарь.
– Я никогда особенно не доверяла поручительствам и клятвам мужчин.
– Свои я держу.
– Знаю, – кивнула Кэтрин и прикусила нижнюю губу. – Поэтому когда ты говоришь, что не можешь поручиться, приходится держаться настороже.
Прежде чем Оливер успел ответить, добродушная перепалка была прервана появлением Гавейна. Он шагал быстро и целенаправленно, но, приблизившись, заговорил не с рыцарем, а с Кэтрин.
– Наконец-то нашлась. Ступай скорее. Этель упала.
– О, Господи! – Кэтрин сунула деревянный нож Оливеру и побежала за Гавейном. Оливер не отставал.
Этель лежала на своем тюфяке с посеревшим лицом. Рядом сидела прачка, к которой ходила старая повитуха, и ухаживала, как могла. Когда старуха увидела Кэтрин, она явно испытала облегчение.
– Она встала, чтобы попрощаться, и вдруг у нее закружилась голова, и она упала, – сказала прачка, уступая место молодой женщине.
– Много шуму из ничего, – пробормотала Этель. – У всех кружится голова, если резко встать. Я споткнулась, вот и все.
На ее виске вспухала шишка, а на руке был порез: падая, старуха ухватилась за треножник.
– Может быть, но лучше шуметь из ничего, чем вовсе не обращать внимания, – возразила Кэтрин и слегка провела по телу Этель рукой, чтобы убедиться, что других повреждений нет.
– По-твоему, если бы тут было не просто падение, я бы этого не знала?
– Знала бы, – сварливо откликнулась Кэтрин и ласково натянула покрывало на плечи старой женщины.
Этель встретила взгляд Кэтрин и закрыла глаза.
– Скажи остальным, чтобы уходили. Только свет загораживают.
Кэтрин встала и повернулась.
– Я слышал, – сказал Оливер с кривой усмешкой и странно звонким голосом, – что лекари всегда оказываются самыми трудными пациентами.
– Со слухом у меня тоже все в порядке, – немедленно откликнулась Этель со своего тюфяка. – А то хотя бы не пришлось тебя слушать.
Кривая усмешка Оливера сменилась широкой улыбкой.
– Я ухожу, – сдался он, но перед уходом потянул Кэтрин за выбившуюся из-под плата черную прядь и тихо пробормотал: – Ради борьбы или свидания, только не заставляй меня ждать слишком долго.
Кэтрин покраснела и коротко кивнула:
– Не заставлю.
Она оглянулась на Этель, которая следила за ними из-под прикрытых век.
Оливер наклонился и слегка коснулся губами ее щеки:
– Ей не удалось меня провести. Сообщи, как она себя действительно чувствует.
Он выпрямился, помахал на прощание рукой и вышел из комнатки, прихватив с собой прачку. Гавейн уже побежал на свидание к какой-то девушке, прислуживающей на кухне.
Кэтрин вернулась к Этель. Глаза старухи были совсем закрыты, она дышала медленно и ровно, но молодая женщина не дала обмануть себя внешними признаками сна:
– Этель! – она опустилась на колени перед ложем. – Этель!
Нет ответа. Кэтрин приподняла одеяло и взяла морщинистую левую руку старой повитухи. Она была холодной. Кэтрин сжала ее, но ответом была лишь слабая дрожь.
– Этель, я знаю, что ты не спишь.
Красные веки дрогнули, глубоко запавшие глаза предательски блестели.
– Рука, – прошептала Этельреда. – Кэтрин, я почти не чувствую свою руку.
– Слабый удар, – сообщила Кэтрин Оливеру вечером того же дня. – Повторение того, какой уже был. Слава Богу, он не повлиял на речь, но она не может держать чашку левой рукой, и левая нога тоже слегка пострадала.
– Она поправится?
Кэтрин пожала плечами.
– Пока не знаю. Мне почти не приходилось лечить людей ее возраста. Сделаю все, что смогу.
Оливер вздохнул и кивнул.
– Я знаю ее всю свою жизнь и, как бы там ни казалось, люблю ее и уважаю.
– Но именно так мне и казалось, – откликнулась Кэтрин. – Ты заботишься о ней так же, как она заботится о тебе, а забот ты ей доставляешь изрядно.
Он склонил голову, подтверждая справедливость замечания, помолчал и спросил:
– Как же быть с твоим ремеслом? Ты не можешь выходить в город одна, с ножом или без ножа, неважно.
– Об этом я буду думать, когда понадобится, – осторожно ответила Кэтрин. – В конце концов обычно дается сопровождение. Тот, кто вызовет меня, позаботится и о моей безопасности.
– Как две ночи тому назад?
– Там был особый случай, – начала раздражаться молодая женщина.
– Вот именно. Уверяю, что не понадобится много таких особых случаев, чтобы Эйвон унес еще одно тело.
– Тогда я найму кого-нибудь, чтобы он сопровождал меня, – резко бросила Кэтрин. – Господи, ты носишься со мной, как собака с костью!
– Скажи спасибо. Если бы не я, ты бы уже умерла.
На этот раз именно Оливер зашагал прочь, не дав ей возможности ответить. Впрочем, отвечать было нечего: молодая женщина знала, что он прав.
