Текст книги "Зимняя мантия"
Автор книги: Элизабет Чедвик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
До разговора с матерью Джудит и не помышляла о возможном брачном союзе с английским феодалом, но теперь она призадумалась. Сидя в душной повозке, она вспоминала свою недавнюю поездку на крупе его лошади. Волосы с медным отливом на фоне голубого плаща. Остроумие. Разве плохо жить с мужем, который улыбается, а не хмурится? Эта мысль привела Джудит в возбуждение. Она привыкла к строгому надзору, резким словам и бесконечным обязанностям. Разве не замечательно будет откинуть голову назад и от души рассмеяться?
– Да не отдаст он ее тебе, – заявил Эдгар Ателинг, обращаясь к Уолтефу. Шел второй день их путешествия, и они уже видели башни Фекама. – Тем более что он практически пообещал выдать свою собственную дочь за Эдвина Мерсийского. Не может же он отдать всех девственниц своего двора пленным англичанам.
– Вильгельм ничего не обещал Эдвину, сказал только, что подумает, – возразил Уолтеф. – У меня столько же шансов, сколько и у Эдвина.
Эдгар фыркнул.
– Может, ты и прав, Уолтеф, – сказал он. – А может, ни одному из вас судьба не уготовила нормандской невесты.
Уолтеф пожал плечами, пожалев о разговоре с Эдгаром. Он лишь подтвердил мнение Ришара де Рюля относительно того, что до племянницы Вильгельма ему не дотянуться. Вчера было по-другому. Он мог перекинуть ее через седло, потребовать руки, взяв ее. Но такой брак продлился бы только до того момента, пока кому-нибудь из нормандцев не удалось проткнуть его копьем. Уолтеф поморщился. Возможно, они правы, и ему следует забыть о ней и поискать другую невесту – золотоволосую англичанку или датчанку, которая родит ему сыновей-викингов. Но он желал девушку, которая ехала впереди в повозке вместе с матерью, охранявшей ее, подобно дракону.
– Не дури, – сказал Эдгар. – Верно, она симпатичная, но есть сотня других, из которых ты можешь выбрать себе невесту. А в Фекаме – тысяча, которые пригласят тебя в спальню лишь за улыбку.
Уолтеф ухмыльнулся. Эта мысль уже приходила ему в голову. Завоевание племянницы герцога Вильгельма – дело будущего, к тому же он не знал, как к этому делу подступиться. А девицы в тавернах Фекама податливы и сделают псе, чтобы остудить жар в его крови, особенно если удастся найти малышку с длинными темными косами и карими глазами.
Глава 3
Луч солнца проник сквозь щели ставен и разбудил Уолтефа. Застонав, он повернулся на постели, чтобы спрятаться от яркого света, и коснулся бедра спящей рядом женщины. В первое мгновение он растерялся: откуда она взялась? Он был пьян, но не до беспамятства.
Лежащая рядом девушка прижалась к нему спиной. Уолтеф почувствовал возбуждение. Повернув ее и раздвинув ей бедра, он овладел ею, подчиняясь позыву плоти.
Она была маленькой и изящной, темные волосы доходили ей до середины спины, глаза были черные как уголь. Именно ее внешний вид привлек его вчера в таверне, да еще застенчивый взгляд, которым она его одарила. Она напомнила ему Джудит, и в своем одурманенном состоянии ему легко было, закрыв глаза, представить себе, что он овладевает племянницей герцога Вильгельма. Теперь, когда он протрезвел, она уже не казалась ему так похожей на Джудит.
Она нашептывала слова, которых Джудит наверняка не знала, поощряла его, царапала спину. Уолтеф застонал, излившись в нее. Она тоже начала извиваться и стонать. Наверняка притворяется, лениво подумал он. Как иначе, если она знала столько мужчин, и платили ей в зависимости от того, смогла ли она удовлетворить клиента.
– Ты мной доволен? – спросила она.
– Да, доволен, – кивнул он. Он сел и дал ей еще одну серебряную монетку.
– Придешь еще? – Она страстно поцеловала его.
– Возможно, – ответил он, не желая ее разочаровывать. Внезапно ему захотелось побыстрее уйти из этой комнаты, пропахшей вином, потом и похотью. Он быстро оделся. Выглянув в зал, он обнаружил, что там никого нет, кроме двух рыцарей герцога Вильгельма, сидевших с кувшином пахты. Уолтеф кивнул им, не произнеся ни слова. Ему и его соотечественникам-англичанам разрешали свободно передвигаться, но нормандская охрана всегда находилась поблизости. Хотя рыцари не носили доспехов, их мечи были хорошо заметны.
Ни Эдгара, ни Эдвина, ни Моркара не было видно. Уолтеф подумал было о том, чтобы пинками поднять их из постелей, но тут же отказался от этой мысли. Он вышел на улицу и неспешно направился в сторону главного здания.
Другой нормандский рыцарь, сидевший на скамье у входа, поднялся и пошел следом. Уолтеф оглянулся, хотел было улизнуть от него в путанице улочек Фекама, ведущих к гавани, но передумал. Поднимется суматоха, которая испортит удовольствие от проделки. В результате король Вильгельм только увеличит его охрану.
Тут Уолтеф заметил двух торговцев, которые вели к резиденции герцога пару лошадей, на вид породистых, явно испанских кровей. Уолтеф пошел за ними и увидел, как торговцы передают лошадей главному конюху.
– Они предназначены для герцога Вильгельма. Так сказал мой отец. – Его приветствовал Симон де Санли, несший упряжь. Рисунок на серебряных пряжках показался Уолтефу знакомым, но он никак не мог вспомнить, где видел его раньше.
– Полагаю, вы потеряли много лошадей во время великой битвы, – заметил он.
Мальчик небрежно передернул плечами.
– Эти лошади не для войны, а для прогулок. Леди Джудит должна выбрать одну из них, ведь ее кобыла захромала.
– И когда же она будет выбирать?
– Сейчас.
Уолтеф снова взглянул на пряжки и вспомнил, что он видел их на упряжи кобылы Джудит в тот день, когда та захромала. Он пошел за мальчиком, довольный, что не остался в таверне. Вдруг он вспомнил, что довольно небрежно одет. Хотя он еще не был накоротке с Джудит, он уже понял, какое значение она придавала внешности.
Он рукой пригладил волосы, поправил тунику и, как мог, распрямил голенища сапог.
Симон скептически наблюдал за попытками Уолтефа привести себя в порядок.
– По вам теперь не скажешь, что вы всю ночь провели в городе, – заключил он.
– И откуда тебе известно, где я был?
– Слышал, как вы обсуждали свои планы за ужином. Я по-английски всего несколько слов знаю, но разобрал, как кто-то упомянул мадам Гортензию.
Уолтеф закашлялся.
– Понятно.
– Мой брат иногда туда ходит, – солидно добавил Симон. – Это бордель.
Уолтеф не знал, ругать его или смеяться.
– В твоем возрасте я и слова такого не знал, – довольно мрачно заявил он. – Но с другой стороны, у меня не было старшего брата, который бы меня развратил. Вернее, был… но он умер.
– Мне очень жаль. – Ответ был машинальным, но во взгляде мальчика светилось любопытство.
Уолтеф покачал головой.
– Я его совсем не знал. Он был сыном моего отца от первой жены и совсем взрослым, когда я родился. Это он должен был носить плащ на медвежьем меху. Меня же отец отправил на обучение к монахам аббатства в Кроуленде. – Он даже улыбнулся. – Видишь, я позже тебя узнал, что такое бордели.
– Я ничего о них не знаю, – серьезно заявил Симон.
– И не надо. Держись праведного пути. Тогда не о чем будет сожалеть.
– А вы сожалеете?
К своей радости, Уолтеф заметил, что они уже подошли к конюшне, и поспешно сказал:
– Тебе еще рано об этом знать.
Он дождался, когда Симон скроется внутри конюшни, и подошел к конюху, который держал двух лошадей, предназначенных на выбор Джудит.
– Мне больше серая нравится, – услышал он за своей спиной.
Уолтеф обернулся и увидел красивого молодого человека – он стоял, прислонившись к стене и сложив на груди руки. Ральф де Гал был бретонским графом, его отец поселился в Англии во времена Эдуарда Исповедника и без помощи оружия стал владетелем Норфолка. Уолтефу Ральф правился, он был дружелюбным парнем и знал английский намного лучше других нормандцев.
Уолтеф покачал головой.
– У нее злобный взгляд, – заметил он.
Ральф отошел от стены.
– Мой отец был конюхом у короля Эдуарда. Он мог с одного взгляда оценить лошадь.
Уолтеф пожал плечами и усмехнулся.
– Но ты мог и не унаследовать этого его таланта.
– Можешь поверить, унаследовал. – Он повернулся к гнедой. – Никакого изящества. Тот, кто на нее сядет, будет напоминать мешок с овсом на тягловом пони. Серая намного породистее. Погляди, как она держится.
– Все так, но взгляд у нее злой, – настаивал Уолтеф, думая о том, что Джудит и на тощем осле будет выглядеть королевой.
Торговец лошадьми, который до того внимательно прислушивался к их спору, вдруг повалился на колени, сдернул шапчонку и склонил голову. Уолтеф и Ральф обернулись и увидели короля Вильгельма, приближавшегося к ним вместе с сыновьями и Джудит, и сделали то же самое.
– Похоже, слух уже прошел, – заметил Вильгельм, жестом разрешая молодым людям встать.
– Я видел, как вели лошадей. – Уолтеф покраснел, вспомнив, откуда он в тот момент возвращался. Джудит стояла рядом с кузенами. Она была одета для верховой езды и держала в руке плеть.
– А я увидел, как граф Уолтеф разглядывает лошадей, и присоединился к нему, – добавил Ральф.
– И каково ваше мнение?
– Мы разошлись во мнениях. Я говорю серая, Уолтеф – гнедая.
– Почему?
– Гнедая – кляча, а в серой чувствуется порода.
– На вид серая великолепна, – признал Уолтеф, – но мне думается, что у гнедой характер лучше. И ни одну из них нельзя назвать клячей.
– Это так, – приободрился торговец, кланяясь Уолтефу и бросая сердитый взгляд на Ральфа.
Вильгельм подошел ближе, чтобы рассмотреть лошадей. За ним последовали сыновья и Джудит. Она оценивающе посмотрела на гнедую, но серая явно нравилась ей больше.
Торговец провел животное по двору, чтобы показать его во всей красе.
Джудит приостановилась около Уолтефа, причем настолько близко, что едва не задела его локтем.
– Мне нравится лошадь с норовом, лорд Уолтеф, – сказала она. – Мне доставляет удовольствие скакать на такой лошади.
– А если она вас сбросит и вы разобьете голову о стену конюшни?
Она с легким презрением взглянула на него.
– Я езжу верхом не хуже моих кузенов. Последний раз меня сбросил пони, когда мне было три года. Можете за меня не беспокоиться.
– Несколько дней назад вам было не обойтись без моей помощи, – тихо заметил Уолтеф.
Она гордо подняла голову.
– Мне не грозила опасность.
– Еще как грозила, – пробормотал Уолтеф, взявшись руками за ремень, очень хотелось обнять ее за талию, и он не доверял себе.
– Но не от лошади. – Она повернулась к дяде. – Я беру серую, – решительно заявила она. – Могу я ее опробовать?
Симон де Санли принес упряжь, ее надели на выбранную Джудит лошадь. Она беспокойно била копытами и лягалась. Иногда такое поведение говорило, что лошадь мучают колики, но в данный момент, как подозревал Уолтеф, она была раздражена тем, что ее оседлали.
Симон держал лошадь под уздцы. Джудит вдела ногу в стремя, а ее кузен помог ей сесть верхом. Она взяла поводья и велела Симону отпустить лошадь. Серая сделала несколько коротких прыжков на прямых ногах, но Джудит быстро осадила ее с помощью поводьев и пяток. Смотрелась она на норовистом животном великолепно. Уолтеф наблюдал за ней с истинным удовольствием и улыбался, признавая свое поражение.
Джудит проехала по двору и у конюшни натянула поводья. Симон взял лошадь под уздцы. Джудит хотела спешиться, но в этот момент раздался шум, и из конюшни пушистым шаром выкатились два дерущихся кота.
Конюх и его помощник схватили лошадей под уздцы. Серая заржала и попятилась, выдернув поводья из рук Симона. Мощным плечом лошадь толкнула мальчишку, а когда он упал на землю, с размаху наступила ему копытом на ногу. Крик Симона заглушил вой дерущихся котов. Побледневшая Джудит пыталась удержать лошадь, которая вставала на дыбы и металась по двору как безумная.
Первым пришел в себя Уолтеф. Он поднял Симона с земли и сунул его в руки де Гала, затем, раскинув руки, кинулся наперерез взбесившейся лошади. Он схватил ее за узду и повис на ней, пригибая голову лошади и не давая ей снова встать на дыбы.
– Миледи, прыгайте! – крикнул он. Джудит выдернула ноги из стремян, оперлась о шею лошади и наполовину спрыгнула, наполовину вывалилась из седла. Испуганная, она отбежала в сторону и с ужасом взглянула на Уолтефа.
Он медленно, уверенно заставил лошадь подчиниться. Она, задрожав, перестала сопротивляться, и подоспевший конюх увел ее в конюшню.
Уолтеф выпрямился. Поводья оставили красные следы на его ладонях, рукава были покрыты пеной. Он вытер руки о тунику и поспешил к Джудит.
– Миледи, вы не пострадали?
Она отрицательно покачала головой.
– Все хорошо. Спасибо…
– Вы быстро нашлись, милорд, – сказал Вильгельм, коротко кивнув. – Моя семья у вас в долгу.
Уолтеф прочистил горло.
– Я так не считаю, сир. Я действовал без расчета на благодарность или вознаграждение.
– Я думаю иначе, – холодно улыбнулся Вильгельм. – Моя племянница мне очень дорога.
Мне тоже, хотелось сказать Уолтефу, но он не посмел. Опустив голову, он направился к деннику, куда Ральф положил Симона. Мальчик был бледен, лицо его покрывал пот, он сжимал кулаки, превозмогая боль.
– Нога сломана, – сказал де Гал, сам слегка побледневший. – Пойду позову его отца.
Уолтеф понял, что это предлог, – он вполне мог послать грума. Сняв свой плащ, он накрыл им мальчика.
– Я знаю, тебе очень больно, – сказал он. – Потерпи, сейчас тебе помогут.
В дверях, заслонив свет, появился Вильгельм.
– Вы спасли и его жизнь, господин Уолтеф, – сказал он. – Я послал за лекарем. Будем надеяться, что мальчик поправится. Смелый парень, – похвалил Вильгельм, наклоняясь над Симоном. В его грубом голосе звучало сочувствие.
– Спасибо, сир, – ответил Симон, борясь с болью. Он резко моргнул, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы.
Вильгельм одобрительно кивнул и дождался прихода Ришара де Рюля и лекаря.
– Держись, солдат, – сказал он, когда лекарь начал разрезать штанину, чтобы осмотреть поврежденную ногу.
Уолтеф поморщился. Мальчику было всего десять лет, и, каким бы отважным он ни был, ему наверняка было очень больно и очень страшно. К счастью, Вильгельм удалился. Только тогда Симон позволил себе застонать.
– Не загораживайте свет, – велел лекарь. Он хмуро взглянул на стоящую в дверях Джудит.
– Он поправится? – спросила она.
– Миледи, я ничего не могу сказать, пока не увижу, насколько сложен перелом, а для этого мне нужен свет, – терпеливо объяснил лекарь.
Закусив губу, Джудит вышла из конюшни. Уолтеф поднялся и последовал за ней.
Она стояла у стены, нервно перебирая пальцами складки на платье.
– Это я виновата, – прошептала она. – Если бы я не была так упряма, пытаясь доказать, что могу справиться с лошадью, ничего бы не случилось.
– Вы слишком строги к себе, миледи, – возразил Уолтеф. – Лошадь встала на дыбы не потому, что вы не сумели с ней справиться. Она была напугана. Остальное все невезение, а может быть, напротив, везение – ведь вы оба остались живы.
– Мне следовало послушать вас и выбрать другую лошадь.
– Того, что случилось, уже не изменить. – Ему хотелось утешить Симона. Ему также хотелось заключить ее в объятия, провести рукой по ее волосам и успокоить.
– Вам легко говорить. – В голосе Джудит слышались горечь и вызов.
Уолтеф сделал шаг к ней, но вовремя остановился, боясь, что не сможет сдержаться.
– Разве, обвиняя себя, вы не взваливаете на себя слишком много? Ведь вам следует принять все как волю Божью, – сказал он.
Она гневно сверкнула на него глазами.
– Да как вы смеете?
Он пожал плечами.
– Мне почти нечего терять, а приобрести я могу все.
Она продолжала гневно смотреть на него, потом вздрогнула, подобрала подол и бросилась прочь. Нахмурясь, Уолтеф следил за ней. Затем он вернулся в темноту конюшни и сел рядом с покалеченным мальчиком и его отцом и стал ждать, когда лекарь выправит ему кость.
Черт бы его побрал! Джудит не могла вспомнить, когда плакала в последний раз. Она не проронила ни слезинки, когда умер отец. Не плакала она и когда мать порола ее за плохое поведение. Почему же так подействовало на нее укоризненное замечание англичанина? Она прислонилась к стене, стараясь взять себя в руки, понимая, что, если мать увидит ее в таком состоянии, расспросов не избежать.
Появилась ее сестра Адела и спросила:
– Ты уже выбрала лошадь? – Сестра совершенно не интересовалась верховой ездой, но то, что Джудит могла выбирать себе лошадь, вызывало у нее легкую зависть. Она уже начала приставать к матери, чтобы ей сшили новое платье в порядке компенсации.
Джудит отрицательно покачала головой.
– Симона де Санли лягнула одна из новых лошадей и сломала ему ногу, – сообщила она и с удовлетворением услышала свой спокойный голос.
Адела охнула.
– Бедняжка… – Она закусила губу. – А нога заживет?
– Надеюсь. – Вспомнив страдальческое выражение на лице мальчика и вывернутую ногу, Джудит поняла, что, как бы ее ни оправдывал Уолтеф Хантингдонский, виновата она, а расплачиваться придется молодому Симону де Санли.
Глава 4
Пригнувшись, Уолтеф вошел в маленькое помещение, где лежал Симон.
Около узкой кровати сидел Ришар де Рюль, с беспокойством глядя на заснувшего сына.
– Как он? – тихо спросил Уолтеф.
Ришар вздохнул.
– Сейчас неплохо. Лекарь сделал что мог, но перелом очень сложный.
– Все в руках Божьих, – сказал Уолтеф.
– Все так, – вздохнул де Рюль. – Господи, ведь ему всего лишь девять лет. Он хотел обучаться воинскому искусству. Что с ним будет, если он останется калекой?
– Он упорный, такого не случится. Даже если он будет хромать, он ведь все равно сможет ездить верхом, так? И глупее он от этого не станет.
– Я и сам себе то же самое твержу. – Нормандец протянул руку Уолтефу. – Как бы то ни было, я в долгу перед вами, ведь вы спасли ему жизнь.
– Я только жалею, что промедлил. – Уолтеф пожал руку де Рюля. – Я зайду, когда он проснется.
– Я скажу ему, что вы приходили. – Де Рюль показал на плащ, лежащий на скамье. – Ваш плащ, сеньор Уолтеф. Спасибо, что вы его позаимствовали.
Уолтеф бережно перекинул плащ через руку.
– Рад, что смог помочь, – сказал он и вышел. Он был очень взволнован. Если перелом сложный, то какие шансы у мальчика? Хоть Уолтеф сам и не воевал, он видел достаточно ран, из-за которых люди оставались калеками на всю жизнь.
Он спустился в главный зал, где слуги герцога накрывали стол к ужину.
– Господин Уолтеф?
Он обернулся – в этом женском голосе звучали властные нотки – и увидел перед собой грозную мамашу Джудит Аделаиду Омальскую.
– Графиня, – склонил он голову и тревожно взглянул на нее.
– Я слышала про утреннее происшествие на конном дворе, – сухо сказала она. – Похоже, мне снова придется поблагодарить вас за помощь моей дочери.
– Рад, что там оказался, – вежливо ответил Уолтеф. – Надеюсь, с ней все в порядке?
– Да, хотя я понимаю, что не вмешайся вы – все могло бы кончиться иначе.
Аделаида кивнула, изобразив поклон, спина ее оставалась прямой, как натянутая струна. Ее муж, Юдо Шампанский, находился в Англии, следя за порядком. Уолтеф не без злорадства подумал, что тот предпочитает оставаться там, вместо того чтобы возвращаться в ледяную постель своей жены.
Одна из сопровождавших ее служанок замедлила шаг, проходя мимо Уолтефа. У девушки было свежее личико и веселые серые глаза.
– Леди Джудит сейчас в часовне аббатства, молится за выздоровление мальчика, – прошептала она, многозначительно взглянула на него и поспешила за своей госпожой.
Уолтеф озадаченно посмотрел ей вслед. Затем улыбнулся и решительно направился в сторону часовни.
Присоединившись к толпе монахов-бенедиктинцев, Уолтеф вошел в часовню. Он молился там перед Пасхой, и опять красота убранства наполнила его сердце радостью и трепетом. Он любил все церкви, всегда умел почувствовать присутствие там Господа. Но сегодня у него была другая цель. Он отошел от паломников и направился по проходу к алтарю, разыскивая среди склоненных голов головку Джудит.
Он нашел ее немного в стороне от остальных прихожан. Она стояла на коленях, сосредоточенно молясь – руки сложены у груди, глаза опущены. Уолтеф опустился на колени рядом с ней.
Джудит открыла глаза, почувствовав его присутствие. Уолтеф улыбнулся и склонил голову в молитве, но не мог полностью сосредоточиться.
Они долго стояли рядом на коленях. Часть паломников ушли, их место заняли другие.
– Одна из служанок сказала мне, что вы здесь, – произнес Уолтеф, смотря прямо перед собой.
– Я пришла, чтобы помолиться о выздоровлении Симона де Санли, – сухо сообщила Джудит.
– И я здесь с той же целью, – ответил Уолтеф, немного кривя душой. Он был уверен, что Бог все поймет.
Когда она поднялась, он тоже встал и проводил ее к выходу, слегка поддерживая под локоть. Она не отдернула руку, но на широком крыльце повернулась к нему лицом.
– То, что вы раньше сказали о воле Господней, – призналась она, – заставило меня устыдиться.
– Простите, миледи, я вовсе этого не хотел.
– Я понимаю. Вы пытались меня утешить. – Ее губы тронула редкая для нее улыбка. – И вы отчасти преуспели, заставив меня задуматься.
Уолтефу больше всего на свете хотелось прижать ее к стене и поцеловать, но он сжал кулаки и напомнил себе, что умирать ему вовсе не хочется.
– Со мной бывает так: сначала скажу, потом подумаю. – Он зашагал рядом с ней, не желая отпускать ее. Видимо, ей хотелось того же, потому что они уже покинули территорию аббатства, а она даже не попыталась спровадить его, хотя кругом было много свидетелей их совместной прогулки.
– Но есть одно дело, о котором я думаю с того первого дня в Руане, – пробормотал он. – Я думаю об этом непрестанно.
Она подняла голову, и по ее взгляду он понял, что она знает, что он имеет в виду.
– Если для вас это так важно, – скромно заметила она, – тогда вам следует обратиться к моему дяде и отчиму.
– Я знаю, – вздохнул он. – Но, возможно, следует сначала убедиться кое в чем. – Он остановился в тени стены, сознавая, что главный особняк уже совсем рядом, и он вскоре потеряет ее в большом зале. – Прежде чем я обращусь со своей просьбой, я должен знать, что не попаду в глупое положение. – Он попробовал взять ее за руку – рука была холодной и сухой, но он услышал, как у нее перехватило дыхание.
– Я хочу, чтобы вы стали моей женой, – прошептал он. – Вы согласны? – Его охватило такое жгучее желание, будто он не знал женщину целый год и ничего не было сегодняшним утром.
Джудит тяжело дышала. Он чувствовал в ней такой же страстный порыв, который она с трудом подавляла.
– Я не могу вас обнадежить без согласия моей семьи.
– Но если ваша семья согласится, вы станете моей женой?
– Не знаю, – севшим голосом произнесла она и вырвала руку.
Джудит не отказала ему, и он почувствовал трепет ее тела. Если она не знает, он должен убедить ее согласиться.
Симон смотрел на стену за кроватью. За последние две недели он изучил на ней каждую щербинку, каждую щель между камнями. Он играл, пытаясь представить себе рисунок собаки на стене, или дерева, или замка, пока глаза не начинали болеть, и приходилось отводить взгляд.
Чего бы он только не дал за возможность вскочить с кровати, скатиться вниз по винтовой лестнице и выбежать в яркое безоблачное утро за стенами его тюрьмы. Но он подозревал, что, возможно, прыгать и бегать ему уже не суждено. Те, кто его навещал, бодро улыбались, уверяли его, что он скоро поправится, но в их глазах он читал совсем другое. И он слышал, о чем они шепчутся, когда думают, что он спит.
Он и без них знал, что перелом очень сложный. Лекарь дал ему настойку белого мака, когда вправлял ногу, но все равно боль была ужасной. Сейчас нога была зафиксирована между двумя дощечками и перевязана льняными бинтами, пропитанными яичным белком. Он должен был лежать неподвижно и ждать, когда кости ноги срастутся. Острая боль сменилась тупой и пульсирующей. Первые дни он был в горячке и понимал, что близкие боятся за его жизнь. Но прошло немного времени, и стало ясно, что с ровной или кривой ногой, но жить он будет.
В первый день его болезни заходила леди Джудит и принесла грецкие орехи в меду. Она немного посидела с ним, видимо, чувствуя свою вину. Но тут появился господин Уолтеф, и лицо леди Джудит озарилось – как на рассвете. Потом они часто навещали его. Сначала приходила она, потом появлялся он. Симон быстро сообразил, что они хотели не столько утешить его, сколько встретиться. Но он все равно радовался их обществу, и было приятно, что он разделяет их тайну. Иногда Уолтеф посылал к нему своего личного скальда Торкела, который развлекал его сагами о суровых викингах, великанах и троллях.
Но всему этому пришел конец. С сегодняшнего дня он оставался один. Через окно он слышал шум – Вильгельм готовился покинуть Фекам. К полудню со двора выедет последняя повозка, и главное здание останется пустовать под присмотром нескольких солдат и слуг. На его глаза навернулись слезы.
Послышались шаги, и он поспешно вытер глаза. Мужчине не пристало плакать, и он меньше всего хотел, чтобы его считали слюнтяем.
Вошел Уолтеф, и комнатка сразу стала крошечной. Симон почувствовал запах весны, исходящий от его льняной туники, и ему нестерпимо захотелось быть вместе со всеми.
– Вы пришли попрощаться, верно? – спросил он.
– Да, парень. – Уолтеф чувствовал себя немного неловко, но увиливать с ответом не стал. – К сожалению, я должен ехать с Вильгельмом.
Симон мрачно смотрел на одеяло, в отчаянии от того, что Уолтеф уезжает. Ведь даже если Уолтеф и ухаживал за леди Джудит в его комнате, то всегда оставался после ее ухода, чтобы поболтать с ним.
– Обещаю тебя навещать, пока сюда можно будет доехать верхом. – Он положил свою большую руку на руку Симона. – Я не забуду. Как только тебе станет лучше, мы вместе поедем кататься верхом.
– Но когда это будет?.. – Симон не смог сдержать свое разочарование и гнев. – И я могу не поправиться! – Он ударил ладонью по одеялу и почувствовал, как ногу пронзила резкая боль.
– Обязательно поправишься. Я знаю, перелом был сложным, я не собираюсь притворяться, понимаю, как тебе больно, но ты не будешь лежать здесь вечно.
Симон сердито посмотрел на него.
– Мне кажется, что так и будет, – пробормотал он.
Уолтеф вздохнул.
– Наверное, в твоем возрасте я бы думал так же. – Он улыбнулся. – Да и сейчас тоже. Терпеть не могу сидеть в заточении. – Он сунул руку под плащ и достал дудочку, вырезанную из кости гусиного крыла. – Это Торкел постарался. Мы решили, что, возможно, тебе захочется поиграть.
Симон поблагодарил его, стараясь выказать больше энтузиазма, чем чувствовал. Не то что бы ему не понравился подарок, но он был слабой компенсацией за ожидающие его бесконечные одинокие дни.
Уолтеф также вытащил несколько листов пергамента, перетянутых лентой. За пергаментом последовали кожаный мешочек с порошком, из которого можно было сделать чернила, маленький острый ножик с костяной ручкой, несколько гусиных перьев и небольшая восковая дощечка.
– Ты можешь сократить расстояние между нами, если будешь мне писать, – весело сказал он.
Симон покраснел.
– Я не силен в грамоте, – пробормотал он.
Уолтеф развел руками.
– А какое может быть занятие лучше, пока ты тут лежишь? Герцог Вильгельм сам с трудом пишет и читает свое имя. Но он очень ценит грамотных людей. Так что выучиться полезно. Кроме того, я буду рад получать от тебя послания и отвечать на них.
– Я постараюсь, – с некоторым сомнением произнес Симон, больше из желания угодить Уолтефу, чем из энтузиазма.
– Молодец, я…
Снова раздались шаги, на этот раз более легкие. Их узнали и Уолтеф, и Симон. Интересно, что бы сказал герцог Вильгельм узнай он о свиданиях своей племянницы с Уолтефом.
– Я ненадолго, – сказала запыхавшаяся от подъема по лестнице Джудит. – Мать ждет внизу. Я принесла Симону прощальный подарок.
Она подошла к постели. Уолтеф отодвинулся, чтобы пропустить ее, и умышленно оказался так близко, что ее длинная коса коснулась его руки. Она заметно покраснела.
Симон опустил глаза на одеяло. Он чувствовал себя неловко в присутствии леди Джудит. Она не умела вести себя с ним так же естественно, как Уолтеф. Мальчик понимал, что она чувствует свою вину и приходит к нему только для того, чтобы встретиться с Уолтефом.
Она протянула Симону свернутый кусок льна длиной примерно в фут.
– Я нашла это, когда мы собирались. Надеюсь, Симону будет приятнее смотреть на эту вышивку, чем на голую стену.
На ткани шерстяной нитью была вышита сцена прибытия нормандцев во Францию. Симон пришел в восторг. Впервые за много дней он улыбнулся. Он взглянул на Джудит с благодарностью – вся неприязнь испарилась.
– Благодарю вас, миледи.
Она тоже искренне улыбнулась.
– Тебе нравится?
– Да, миледи.
– Я рада. Надеюсь, что, когда мы в следующий раз увидимся, ты уже будешь ходить. – Она кивнула и направилась к двери. Уолтеф знаком дал Симону понять, что вернется, и пошел за ней.
Он догнал Джудит в узком коридоре, ведущем к лестнице.
– Вы очень добры, – заметил он с гордостью и нежностью.
– Это был голос моей совести.
Он печально покачал головой.
– Почему вы никогда не признаетесь в более человеческих чувствах? – Он поднял руку, чтобы погладить ее по щеке. – Ах, Джудит, я никогда не встречал такой женщины, как вы… и никогда не хотел другой так сильно.
– Вы не должны… – начала она, но он прижал палец к ее губам.
– Я знаю, что я должен и чего не должен, – сказал он. – Но знать – еще не самое главное. Вы ведь понимаете, что это последний раз, когда мы можем побыть наедине.
– Может, это и к лучшему, – с трудом выговорила она. – Нам не следовало встречаться без разрешения дяди… – Она ахнула, когда он наклонился и поцеловал ее.
Джудит одновременно охватил жар и холод. Она понимала, что должна оттолкнуть его, дать ему пощечину, закричать, позвать на помощь, но ничего подобного не сделала. Ее опьянил его запах, сила и нежность его рук и приятное, но опасное ощущение поцелуя. Еще она почувствовала, как что-то твердое прижалось к ее животу. Она сразу поняла, что это. Она была невинной, но того же нельзя было сказать о ее служанке Сибилле, которая охотно делилась своими познаниями с госпожой.
– Пока ваши юбки не задраны, а его петушок в штанах, вам ничего не угрожает! – хихикала Сибилла. Джудит ругала ее, но на самом деле ей хотелось узнать еще больше. Теперь командовало тело, а не разум. Она понимала, что поддается искушению, но ей было почти все равно. Она обхватила его руками, чтобы прижаться еще ближе.
Оба долго не могли отдышаться, когда поцелуй прервался.
– Возможно, твоей матери пора обо всем узнать, – сказал он. – Ты мне нужна, Джудит.
Она облизали губы, снова почувствовав вкус поцелуя. Ни один мужчина не вызывал в ней таких ощущений. С другой стороны, ни один мужчина не позволял себе подобных вольностей.
– Не знаю, возможно ли это, – прошептала она.
– Я об этом позабочусь, – уже серьезно произнес Уолтеф.
Оба замерли, заслышав звук шагов.
