Текст книги "Лидия"

Автор книги: Элейн Каннингем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Я и сам ломаю голову из-за этого, – сказал я.

– И эта парочка, на глазах у которой мы выбрались из туннеля... Они наверняка нас запомнили и могут обратиться в полицию. Им ведь ничего не стоит нас опознать, да?

– Это как пить дать. Особенно в том случае, если дело попадет в лапы Ротшильда.

– Может быть, тебе стоит позвонить ему?

Я пообещал, что позже непременно позвоню ему, но потом это обещание вылетело у меня из головы. Шаг за шагом, мы все больше и больше сближались с Лидией, и уже очень скоро все остальное перестало нас интересовать.

Все остальное – это кроме нас самих. Мне трудно сказать, влюбились ли мы друг в дружку, да и был ли любой из нас еще способен полюбить. Каждый из нас довольно долгое время провел в своей одиночной келье, и вдруг случилось так, что мы перестали быть одинокими. Поразительно, но сблизило нас трагическое происшествие в туннеле подземки. Мы вдвоем спаслись от неминуемой гибели; мы как будто заново родились и обрели новую жизнь; новизна и свежесть ощущений чувствовались уже во всем.

Мы прошагали всего несколько кварталов по Шестой авеню, двигаясь по направлению к бару отеля "Скелтон", когда Лидия внезапно спросила меня, сколько времени мы провели в подземке.

– Не знаю. Минут десять-пятнадцать.

– Нет, мне кажется – гораздо больше, – сказала Лидия.

– Думаю, что нет...

Тогда она взяла меня за руку, а точнее – просунула свою худенькую ручонку в мою лапу и стиснула пальцы. Пальчики у нее были изящные, но сильные. Да и вся Лидия была такая: с виду маленькая и хрупкая, но взрывная, как туго натянутая пружина; маленький и очаровательный комочек безрассудной отваги.

– Харви, – вдруг спросила она. – Ты – одинок?

– В каком смысле?

– Как и я. Ведь у меня совсем никого нет. Знаешь, когда мой автомобиль ухнул в пруд, мне показалось... Ты знаешь про этот случай?

– Да.

– А ты – настоящий проныра, да? От тебя ничего не скроешь. Верно, Харви?

– Профессия такая.

– Значит, тебе все про меня известно? Про машину, про колледж и про колье?

– Может быть, почти все.

– Ладно. Так вот, когда машина ухнула в пруд, мне показалось, что я потеряла последнее родное существо, которое у меня еще оставалось. И потом, когда я заметала за собой следы, это чувство просто оглушило меня. Не то, чтобы я так любила свою машину, но мне вдруг страшно захотелось забраться в нее и свернуться калачиком – не знаю, может, это сродни тому, как кого-то тянет назад, в материнскую утробу... Что ты об этом думаешь, Харви?

– Не знаю, – честно признался я. – Такие мысли меня никогда не посещали.

– Никогда? неужели у тебя вместо сердца – камень, Харви? Я ведь спросила, одинок ли ты? Знаешь, что я имела в виду? То, что родители мои погибли, и я осталась одна-одинешенька на всем белом свете. Вот и все.

– Мой отец покончил с собой, – сказал я, помолчав. – Ты этого от меня ждала?

– Как ты можешь такое говорить!

– А что мне еще говорить? У меня ведь вместо сердца камень. Посмотри правде в глаза: Сарбайн не убил твоего отца. Как и моего. Но вот нас с тобой он убить собирается – это факт.

Мы уже подошли к отелю. Лидия выдернула ручонку из моей ладони и воскликнула:

– Ну и свинья же ты!

– Ну вот. Минуту назад ты была в меня влюблена, а теперь выясняется, что я свинья.

– С какой стати тебе втемяшилось, что я была в тебя влюблена?

– Что ж, будем считать, что мне показалось. Ладно, это не главное. Сейчас, прежде чем мы зайдем в бар и, возможно, напьемся, мы должны решить, как быть дальше. Я имею в виду предстоящую ночь. У меня есть квартира, но вполне вероятно, что там нас караулит Сарбайн или один из его цепных псов. А где-то переночевать нужно. Я предлагаю взять здесь пару номеров...

– Нет!

– Слушай, не упрямься.

– Я не хочу!

– Пораскинь мозгами, – терпеливо увещевал я. – Я вовсе не собираюсь тебя соблазнять. Я ведь сказал – два номера. Я даже не буду просить, чтобы они примыкали друг к другу.

Лидия посмотрела на меня исподлобья, но не ответила.

– А куда тебе еще деваться?

Она пожала плечами, потом кивнула.

– Хорошо. Возьми два номера. Только тебе ведь придется заплатить вперед?

– Наверное.

– Сейчас я без гроша, но на моем банковском счету лежит вполне достаточная сумма, чтобы не умереть с голоду. Я хочу, чтобы ты это понял.

– Я понял, – согласился я. – Отныне – все расходы пополам. Идет?

– Заметано.

Я прошагал к стойке портье и заказал два номера, пояснив, что Лидия доводится мне сестрой, и поэтому мы хотели бы жить раздельно. Лидия, услышав мои слова, метнула на меня красноречивый взгляд, давая понять, что если она и мечтала о чем-нибудь меньше, чем стать моей возлюбленной, так это о том, чтобы сделаться моей сестрой. К сожалению, наша внешность настолько не внушал портье доверия, что даже на раздельные номера он не клюнул. Изучив мой помятый вид и перепачканную одежду, а также приняв к сведению отсутствие какого бы то ни было багажа, он выразил сомнение, что в отеле остались свободные номера.

– Послушайте, – сказал я. – Сейчас уже слишком поздно, а я слишком устал, чтобы с вами препираться. Вы отлично знаете, что половина номеров в вашем занюханном отеле пустует. Выбирайте: либо я устрою вам крупный скандал, либо нас мирно проводят нас в наши номера?

Портье что-то пробурчал, но уступил. Мальчишка-коридорный проводил нас на пятый этаж, где нам выделили два номера по соседству. Я вручил ему десятку, чтобы он принес сигареты и сдачу, а сам сказал Лидии, что хотел бы принять душ и привести себя в порядок. И посоветовал ей сделать то же самое.

Коридорный вернулся, когда я заканчивал соскребать с себя грязь. Отдав мне сигареты и сдачи, он ехидно проехался по поводу того, что столько грязи не видел во всем Нью-Йорке.

– А вы, юноша – нахал, – сказал я. – Между прочим, перепачкался я, ползая на брюхе по подземке, чтобы спасти даму. Понятно?

Юнец прохрюкал нечто невразумительное, а я дал ему доллар на чай и он убрался восвояси.

Я причесался, выбрался в коридор и постучал в дверь Лидии. То ли смеясь, то ли плача, она сказала, что дверь не заперта. Войдя, я увидел, что Лидия лежит на кровати и хохочет.

– Поделись со мной своей шуткой, – попросил я.

– Ты ее не оценишь, Харви. Ты вообще какой-то несуразный. Взять, например, то, что с нами случилось в метро. Зачем ты вообще туда сунулся? Это же было верхом идиотизма.

– Да, глупо все вышло, – согласился я.

Лидия села, вытерла слезы и поинтересовалась, случалось ли мне вообще когда-либо что-либо находить?

– Что за дурацкий вопрос?

– Я имею в виду бриллиантовое колье – это ведь не первое твое задание, верно? Тебе приходилось уже отыскивать украденные вещи? Хоть раз?

Вместо ответа я спросил:

– Выпить хочешь?

– Да. Есть, между прочим, одно преимущество в том, когда долго проработаешь горничной – ты незаметно для себя становишься покладистой.

– Это ты-то покладистая? Ха!

– Выслушай меня и попытайся понять то, что я хочу до тебя донести. Когда со дня на день варишься в одном котле, слушаешь дурацкие разговоры хозяев, беспрекословно выполняешь самые идиотские указания, а сама разыгрываешь деревенскую дурочку, которая даже пикнуть не смеет, тут уж поневоле приходится забыть про гордость и...

Я схватил Лидию за руку и плюхнулся на кровать рядом с ней.

– Конечно же! – воскликнул я. – Это именно...

– Что – конечно?

– Ты ведь в течение восьми месяцев слушала все, о чем они говорили?

– А что мне оставалось? Я им прислуживала.

– Ты им прислуживала. И внимательно слушала?

– Ну, иногда.

– Теперь я прошу тебя подумать. Ты не слышала, чтобы они хоть раз упомянули фамилию фон Кессельринг?

– А кто это? Какой-то немецкий генерал?

– Я не знаю, кто он такой. Я хочу только знать, слышала ли ты хоть раз это имя?

– Не знаю, – неуверенно протянула Лидия. – Нужно подумать. А вообще это забавно...

– Что?

– Неужели Сарбайны – немцы?

– С чего это ты взяла? – изумленно спросил я. – Или просто так спросила?

– Должно быть, что-то из разговоров навело меня на эту мысль, только я сейчас не помню – что именно.

– Пойдем выпьем, – предложил я. – Беда в том, что сегодня нам с тобой слишком досталось. Опрокинем по рюмочке – и станет легче.

Мы спустились в бар. Лидия заказала сухое мартини, а я предпочел виски со льдом. Не могу сказать, чтобы этот напиток доставил мне удовольствие – я слишком устал, чтобы получить удовольствие от спиртного, но, в соответствии с разработанным планом, виски полагалось меня расслабить. А вот Лидия, похоже, и в самом деле расслабилась. Мартини пришелся ей по вкусу.

– Бедный Харви, – вздохнула она. – И чего ты таким уродился? Эх, до чего вкусный коктейль! Жаль, право, что я не могу в тебя влюбиться.

– И мне жаль.

– А что заставило тебя стать частным сыщиком?

– Я не... Слушай, Лидия, давай не будем цапаться.

– Я вовсе не хотела тебя обидеть, Харви. Мне это и в самом деле интересно. Почему?

– Потому что мне было нужно устроиться на работу.

– И ты ответил на объявление в газете?

– Совершенно верно.

– Закажи мне еще коктейль, Харви.

– Пожалуйста, но только учти: я не люблю пьяных женщин. Не говоря уж о детях.

– По-твоему, я – ребенок, Харви? Остальные, значит, женщины, а я ребенок?

– Угу.

– Мне двадцать три года, Харви, и я давно уже не играю в бирюльки. Поэтому закажи мне мартини и не пререкайся.

Я взял ей второй коктейль. Пригубив мартини, Лидия устремила на меня виноватый взгляд и произнесла:

– Знаешь, Харви, порой ты бываешь довольно мил. И даже мне нравишься. Это правда, что твой отец наложил на себя руки?

– Да.

– Я очень тебе сочувствую. Кстати говоря, ведь это в какой-то мере даже роднит нас с тобой. Интересно, может ли это отразиться на наших детях?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ну, ведь рано или поздно мне же придется выйти замуж, не так ли? Господи, до чего одинокой я себя чувствовала на этом паршивом месте! За восемь месяцев – ни одного свидания! Ни единого!

– А чем ты занималась в свои выходные?

– В кино ходила. Понимаешь, Харви, я больше не хочу оставаться одинокой. Ты способен это понять?

Я кивнул.

– И еще, Харви...

Мне пришлось улыбнуться. Как бы Лидия меня ни злила, когда она улыбалась, мне ничего не оставалось, как улыбнуться в ответ. Мне никогда еще не доводилось видеть такую искреннюю девичью улыбку и, сами понимаете не мог же я сидеть с кислой физиономией, когда мне так улыбались.

– Я рада, что ты улыбаешься, Харви, – продолжила она. – Пусть сейчас у тебя в карманах гуляет ветер, но ведь, найдя колье, ты получишь целых пятьдесят тысяч. Да?

– Если найду.

– Пятьдесят тысяч долларов, Харви. Ты поделишься со мной поровну?

– Нет, это слишком жирно, – покачал головой я. – Тебя немного заносит, детка. Сперва ты крадешь колье, затем позволяешь Сарбайнам его отобрать и при этом еще рассчитываешь на половину вознаграждения...

– И да и нет, – сказал Лидия.

– В каком смысле? Разве ты только что не попросила половину?

– Но ведь это мое колье! – воскликнула Лидия.

– Нет, не твое. И ты прекрасно это знаешь. Оно принадлежит Сарбайну по закону. Может, ты это имела в виду, говоря, что не похищала колье?

– Нет, – сказала Лидия. Она уже прикончила второй коктейль и начала говорить медленнее, с расстановкой. – Нет, Харви, я имела в виду совсем не это.

– Но ты признаешь, что спрятала колье в кусок сала?

– Нет, Харви. Нет. Все гораздо сложнее и запутаннее, чем ты думаешь.

– Понимаю. Допустим, что это так. Тогда скажи мне вот что, Лидия... Только ответь начистоту...

– Почему ты продолжаешь называть меня Лидией?

– Я уже привык к этому имени.

– Но ведь вы познакомились только сегодня. Я имею в виду – сегодня утром. Когда ты успел привыкнуть?

– Послушай, Лидия, я хочу задать тебе очень важный вопрос. Всякий раз, как я пытаюсь тебя спросить, ты меня перебиваешь...

– Даже, если на мне женишься, то будешь звать меня Лидией?

– Что?

– Я по-прежнему останусь для тебя Лидией?

– Это не имеет отношения к делу. Я еще не собираюсь на тебе жениться. Я только пытаюсь задать тебе один-единственный вопрос.

– Так и быть – спрашивай, – великодушно согласилась Лидия. – И не обращай на меня внимания – я чуточку захмелела. А можно мне взять еще мартини?

– Нет.

Она укоризненно покачала головой.

– Я не хочу, чтобы мною командовали – ни ты, ни Сарбайн, ни...

– Ты меня спросила, и я ответил – нет. Теперь выслушай меня внимательно, Лидия. Ты устроилась на работу к Сарбайнам только для того, чтобы украсть колье. Я прав?

Она изучающе посмотрела на меня, потом мило, совсем по-детски, улыбнулась.

– Ты прав, Харви.

– Но ты надеялась сыграть по-хитрому?

– Да, я рассчитывала провести их. Не забывай, Харви – это мое колье. Они обманом выманили его у моего отца. Провернули жульническую махинацию и обрекли человека на смерть...

– Нет, детка, это уже не твое колье. К тому же, я абсолютно убежден, что Сарбайны намеренно подстроили тебе ловушку. Тебе не приходило в голову, что они уже сразу раскусили твою игру и поняли, кто ты такая?

– Нет. Это невозможно. Ты... ты сам ведь в это не веришь, Харви.

– Я привык верить собственным глазам. А тут, по-моему , все слишком очевидно. Выслушай меня, Лидия, и поверь мне – ведь я в этом деле собаку съел. Тебя с твоим очаровательным южным акцентом Сарбайны раскусили сразу. Дальше им оставалось только сочинить сценарий и подготовить мизансцену. Они все расписали, как по нотам: вечеринку, гостей, небрежно брошенное на кровать колье... Все было готово, чтобы подбить тебя на идеальное преступление.

Хорошенький лобик девушки наморщился.

– Ну, ладно, не огорчайся, что сделано – то сделано. Главное, что колье теперь находится в их руках.

– Нет, – пробормотала она сквозь слезы, покатившиеся по щекам. – Нет у них колье.

– Что ты несешь? Успокойся, малышка, и попытайся сосредоточиться. Сейчас я все разложу по полочкам. Ты украла колье. Не возражай, я знаю – ты считала, что он принадлежит тебе по праву, поскольку ты дочь Ричарда Коттера. Поэтому ты имела полное моральное право наняться в услужение к Сарбайнам и, улучив удобный момент, стянуть свое колье. Затем ты спрятала колье в кусок сала, но Сарбайны его нашли. Все.

– Нет.

– Что – нет?

– О, Харви, я уже устала тебе повторять, но ты слишком глуп... Я тебе все время повторяю...

– Что?

– Что я не украла это колье.

– А что тогда ты украла?

– Дешевую никчемную подделку! – выкрикнула Лидия.

– Что? – Я судорожно сглотнул, потряс головой и зажмурился, пытаясь осознать услышанное. Когда я снова открыл глаза и увидел замурзанную мордашку Лидии, все кусочки головоломки наконец сложились в четкую картинку.

– Ты уверена, что это была подделка? – спросил я.

– Еще бы! Не забывай, что колье принадлежало мне.

– И ты не могла ошибиться?

– Нет, это исключено.

– Хорошо, – произнес я. – Я не хотел выводить тебя из себя, Лидия. Просто мне важно было удостовериться. Теперь ответь мне, но только честно и абсолютно объективно...

– Я всегда объективна, – вскинулась Лидия.

– Разумеется. Что ты можешь сказать про эту копию – хорошего она была качества или нет?

– Эта дерьмовая подделка...

– Я же просил, Лидия – объективно.

Она пожала плечами.

– Копия, должно быть, была хорошая. И что из этого? Самая лучшая копия на свете обошлась бы меньше, чем в тысячу долларов... Харви, хмель уже выветрился. Можно мне еще мартини?

– Нет, – отрезал я.

– А, если мы поженимся, я тоже только буду целыми днями слышать "нет, нет и нет"?

– Возможно. Мы еще не женаты.

– Слава Богу!

– Ладно, оставим эту тему. Послушай, Лидия, а когда-нибудь прежде тебе доводилось видеть это колье?

– Еще бы! Я тебе сто раз повторяла – оно принадлежало мне! Оно – мое, ясно? Я его с трех лет помню...

– Ты меня не так поняла. Видела ли ты его хоть раз у Сарбайнов?

Ей пришлось подумать.

– Значит, ты не уверена? – спросил я.

– Это не так просто, Харви. Я видела этот футляр, а как-то раз застала миссис Сарбайн в спальне, когда она примеряла колье... Я прибирала в соседней комнате и сочла само собой разумеющимся, что это то самое колье...

– Вытри глаза, – сказал я, протягивая ей свой носовой платок. – Как считаешь, могли они уже тогда подменить его на копию?

– Харви, я не знаю. Я видела его только мельком.

– Но в воскресенье вечером оно валялось у всех на виду, словно выжидая, пока его похитит такой хитроумный воришка, как ты...

– Харви, может хватит меня попрекать?

– Да, пожалуй. Извини.

Я подозвал официанта и заказал ей еще один коктейль.

– Харви, что с тобой случилось? Я просто глазам своим не верю.

– Будешь знать, что галантные мужчины еще не перевелись, назидательно произнес я. – А теперь ответь мне – зачем ты все-таки стащила это колье, если знала, что перед тобой фальшивка?

– Не знаю, Харви. Даже не знаю, что и ответить. Когда я увидела, как одна из женщин примеряет его, а потом его оставили в спальне, я подумала вот он, тот самый, Богом посланный случай, которого я так долго ждала. Когда же я увидела колье вблизи, то сразу поняла, что это копия, но... почему-то все равно взяла его. Вот такая история.

– И ты засунула его в сало?

– Да. Никто к нему никогда не прикасался. Повариха сказала, что скорее умрет, чем приготовит что-нибудь с салом, а Сарбайны... Зачем им сало?

– Только для того, чтобы найти похищенное колье.

– Дерьмовую подделку.

– Лидия, эта дерьмовая подделка стоит ровно двести пятьдесят тысяч долларов.

– Ничего подобного. Ей красная цена...

– Я знаю. Но для страховой компании и для Сарбайнов она стоит ровно четверть миллиона.

– Но почему?

– Неужели не понимаешь? Да, это копия настоящего колье, но она украдена. Если мы не сумеем доказать, что похищен не оригинал, а подделка, то нам конец. Компании придется выложить деньжата...

– Но я могу доказать, что это подделка! – воскликнула Лидия. – И вам не придется им платить.

– Детка – что ты можешь доказать? Да, ты сказала мне, что это подделка. Но все гости засвидетельствуют, что видели настоящее колье. Так что это исключено. – Я ненадолго призадумался. – Слушай, Лидия, если бы тебе пришлось бежать из своей страны и переселяться в другую, без вещей, совершенно налегке – что бы ты взяла с собой? То есть, если бы у тебя были деньги, во что бы ты их обратила?

– В алмазы?

– Умница! Совершенно верно. В алмазы. И бедняга Дэвид Горман, должно быть, достаточно разбирался в алмазах, чтобы узнать фальшивку. Однако у него хватило глупости или неосторожности выдать себя. Но как? Что он сказал? Подумай, Лидия – что мог сказать Горман в тот памятный вечер?

– Не слишком удобно подслушивать, когда нужно одновременно обслуживать гостей и замышлять кражу, – сказала Лидия. – Трудно это, потому что в один миг ты – несмышленая девчонка, а в следующий уже слышишь, как они шуршат.

– Кто – крысы?

– Нет, денежки. Всякий раз, когда я слышу молебен, я думаю о деньгах. Мой отец из-за них поломал себе всю жизнь, а потом покончил с собой из-за того, что не смог вынести безденежья. Ты сказал, что Сарбайн убил этого старика – тоже из-за денег. И он хотел убить меня и уже поплатился одним из своих людей, которого размазало по стенке в подземке. Да и мы с тобой сидим тут лишь потому, что хотим заполучить эти пятьдесят кусков. Знал бы ты, Харви, как мне все это осточертело. Ой, боюсь, меня сейчас стошнит! Ты не видел, где здесь женский туалет?

– Снаружи. В вестибюле. Я тебя провожу.

– В дамский сортир? – ухмыльнулась она. – Вот смеху-то будет. Нет уж, я сама справлюсь. Подожди здесь, я скоро вернусь. Не отдавай мой коктейль.

Она ушла, а я остался один за столом, обдумывая сложившееся положение и пытаясь прикинуть, как разделить с Лидией вознаграждение, если мне все-таки удастся вернуть пропавшее колье. Я перебирал в уме всевозможные варианты, как вдруг, взглянув на часы, осознал, что прошло уже четверть часа, а Лидия так и не вернулась.

Глава девятая

Пока я дожидался счета, нервозность моя с каждой секундой росла, как на дрожжах. Прошло уже двадцать минут. Я вышел в вестибюль, но Лидии там не было. Я позвонил в ее номер; телефон молчал.

У меня бы язык не повернулся назвать "Скелтон" хоть мало-мальски шикарным. Он относился к числу третьеразрядных отелей, которые сводили концы с концами лишь благодаря тому, что резко снизили расценки за проживание и экономили на всем, на чем только можно сэкономить. Вестибюль еще сохранил дух былого лоска – мраморный пол, начищенную до блеска медную фурнитуру, дорогую мебель, – но сейчас, за полночь, в нем не было ни души, если не считать ночного портье, погрузившегося в газету. Когда я обратился к нему с вопросом, он почему-то рассердился. По моим подсчетам, восемь из десяти ночных портье – недоношенные, побитые молью субъекты, которые раздражаются даже от дуновения ветра.

– Я не слежу за дамским туалетом, – буркнул он. – Это не входит ни в мои привычки, ни в круг моих обязанностей.

Дверь в дамский туалет, а по соседству с ней – дверь в мужской, располагались прямо напротив его стойки.

– Как вам это удается? – изумился я.

– Если эта девушка там, – измученным голосом произнес он, – то она выйдет. Все они выходят. Не станет же она там ночевать. Есть там нечего. Спать тоже не на чем.

– Спасибо, вы мне очень помогли. А уборщица там есть?

– Здесь тебе не "Уолдорф-Астория", приятель.

– Я тебе не приятель, сука. Слушай, гаденыш, я человек мирный, но у меня просто руки чешутся схватить тебя за шиворот, обмакнуть в унитаз и вымыть твоей масляной рожей пол в этом сортире. Пожалуй, я так и сделаю.

– Ладно, не нервничай, – поспешно сказал изрядно струхнувший портье, уже без прежнего гонора. – Разве я виноват, что не заметил твою девчонку?

В этот миг раздвинулись двери одного из лифтов и портье воззвал к лифтеру:

– Слушай, Фрэнки, девчонка этого парня час назад зашла в уборную, а он боится, что мы ее прячем.

Лифтер осоловело посмотрел на меня, а потом спросил, как выглядела девчонка.

– Среднего роста, худенькая, каштановые волосы, синие, глубоко посаженные глаза, коротко подстриженные волосы, стройная фигура, довольно светлое платьице – по-моему, хлопчатобумажное...

– Угу, я ее видел.

– Куда она пропала?

– Она зашла в уборную, а потом вышла, но выглядела такой бледной, что я предложил ей выйти подышать свежим воздухом. Она сказал, что да, мол, так и поступит, и вышла на улицу. К ней сразу подскочили двое парней, взяли с двух сторон под локотки и затолкали в машину. И все. Она еще пыталась как-то дергаться. Но я не знаю, были это ее друзья или нет. Это же Нью-Йорк, приятель. Здесь все возможно.

– Разумеется. А ты – достойный гражданин, сукин сын! Бойскаут хренов!

Лифтер насупился и грозно надвинулся на меня. Со мной нетрудно почувствовать себя храбрым. Он потребовал объяснений.

– Или ты считаешь, что я должен был подраться с двумя бандюгами? Чего ради? Чтобы получить медаль "За доблесть" – посмертно?

– Ты – типичный продукт нашего вонючего мира, – горько сказал я. Твой лозунг: "Мое дело – сторона". Так вы все и передохнете в полном одиночестве и никто никому не придет на помощь. И поделом вам!

– Ты перепутал, сегодня не воскресенье, – ухмыльнулся он. – Хочешь читать проповедь – топай в церковь. Там таких святош ждут не дождутся.

Я не стал с ним препираться. Время, как песок, просачивалось сквозь пальцы. Протиснувшись через вращающуюся дверь, я пулей вылетел на улицу. В девяти случаях из десяти перед отелем стоит такси, но сейчас, ясное дело, стоянка пустовала. Я огляделся по сторонам – ни одной машины. Раз за разом светофор на перекрестке переключался на зеленый, выплескивая на Шестую авеню очередную волну автомобилей, но вал за валом накатывал, а все такси будто сквозь землю провалились. Я уже успел мысленно вознести молитву всем христианским, языческим и прочим богам, потом проклял их поочередно, но минуло, должно быть, целых пять минут, прежде чем к отелю подкатил первый таксомотор. Не помня себя, я вскочил на заднее сиденье, а убеленный сединами таксист повернул ко мне безмятежную, испещренную вековыми морщинами физиономию.

– Парк-авеню, шестьсот двадцать шесть! – проорал я. – За рекордное время плачу пятерку.

Сочувственно посмотрев на меня водянистыми глазами, преисполненными вековой мудрости, старик изрек:

– Сынок, жизнь у нас коротка, а вот в могилах своих мы лежим – ох, как долго.

– О Господи, еще один проповедник! Скорей, мистер – мою девушку, может быть, как раз в эту минуту убивают!

– Хорошо, хорошо, – проворчал старик. – Доедем в целости и сохранности. Куда, говорите, ехать-то?

– Парк-авеню, шестьсот двадцать шесть. Между Шестьдесят пятой и Шестьдесят шестой улицами.

– Хорошо. Теперь успокойся, сынок, и наслаждайся поездкой. Помчим, как ветер.

Вопить на него, брызгать слюной, топать ногами и объяснять, почему я так спешу, было бесполезно. Этот человек просто органически не умел куда-либо торопиться. Должно быть, во всем Нью-Йорке не набралось бы и дюжины таких черепах, но мне ничего не оставалось, как запастись терпением, мысленно проклиная чертова ползуна.

Я успел уже умереть сотней мучительных смертей, успел перебрать в голове все мыслимые неприятности, которые могли случиться с Лидией, когда мы наконец доехали. Расплачиваясь со стариком, я выслушал от него напутственную речь о том, что только умеренность и воздержание гарантируют мне долгую и счастливую жизнь.

– Поспешай, не торопясь, а транжирь пожаднее. Вот и весь секрет, сынок.

Я не успел выразить ему свою вечную признательность, так как уже несся к заветному входу. Перед подъездом стояли консьерж и лифтер, погруженные в философский диспут.

– Кто из вас босс? – спросил я.

– Я, – важно кивнул консьерж, плюгавенький коротышка лет шестидесяти пяти.

– Могу я с вами перекинуться парой слов? – спросил я, извлекая из кармана пятерку и показывая ему уголок с цифрой, обозначающей номинал. Прежде чем консьерж успел ответить, я ловко засунул пятерку ему в карман.

– Что ж, интервью ты оплатил, – пожал плечами коротышка, провожая меня в вестибюль.

Я предъявил ему служебное удостоверение и рассказал про Хомера Клаппа, своего закадычного друга, дружбана, как я клялся, до гробовой доски.

– Этим меня не проймешь, – поморщился коротышка. Его звали Майк Гэмси.

– Чем вас пронять, я не знаю, но знаю одно – мне срочно необходим запасной ключ от квартиры Сарбайнов.

– Чего!

– Вы меня слышали.

– Ты чего, опупел, приятель! Проваливай отсюда, пока цел! Исчезни с глаз долой! Сгинь! Или ты хочешь, чтобы я позвал полицию? Какой-то сраный частный сыщик требует от меня запасной ключ! Ну и наглец же ты!

Он зашагал было прочь, но я схватил его за рукав и удержал.

– Стой, Майк! – угрожающе прошипел я. – Я тебе кое-что расскажу. Вид у меня интеллигентный, верно? Скажи – ты когда-нибудь слышал про карате?

– Ты имеешь в виду эти японские тымневрежьки?

– Совершенно верно. Древнейшее японское боевое искусство. Искусство убивать. Смертоноснее пистолета. Служа в армии, я потратил на него одиннадцать лет. Шестнадцать человек умертвил голыми руками. Вот так – я показал, – ребром ладони по шее. Вот сейчас, Майк, я прижал к твоей груди правую руку. Теперь не вздумай шевельнуться. Одно неверное движение – и мой большой палец нажмет на потайной нервный узел. Смерть наступит мгновенно. Не искушай судьбу, Майк. Сейчас ты находишься на волосок от гибели. Знаешь, кстати, почему я убью тебя, не моргнув и глазом?

– Почему? – донесся еле слышный, насмерть перепуганный шепот.

– Потому что два головореза заперли в квартире Сарбайна мою девчонку и собираются отправить ее на тот свет. Так что я не вижу причин, почему ты должен выжить, а она – нет.

– Умоляю, мистер, пощадите...

– Ты видел их?

– Да! – пискнул он.

– Хорошо. Проводи меня к служебному лифту. Только тихо. Я буду тебя обнимать, как родного брата. Помни – одно подозрительное движение, и ты даже не успеешь вскрикнуть "мама!"

Я уже почти и сам уверился в собственном всемогуществе. Самое забавное, что карате я видел только однажды, по телевизору. Ни в армии, ни после нее я никого не убивал, в противном случае, наверное, мучился бы бессонницей до конца своих дней.

Однако консьерж мне поверил. Похоже, сработали мой грозный вид и дар убеждения. Ни слова не говоря, он провел меня через вестибюль, потом по узкому захламленному коридорчику, в служебное помещение, к лифтам.

– Мы поднимемся к Сарбайнам, – сказал я. – Веди себя тихо и не рыпайся. Будешь меня слушаться – я сохраню тебе жизнь. Возможно.

Консьерж запустил лифт и мы стали подниматься. Он проныл, что не хочет неприятностей.

– Я тебя прекрасно понимаю. Это в нашем мире как эпидемия. Никто не хочет неприятностей. Ты все усвоил?

– Я все сделаю, мистер.

– Заруби себе на носу, старый хрен, что тебе уже грозят неприятности. Самые крупные неприятности в твоей поганой жизни. Если, не дай Бог, с девушкой что-то случилось, тебе крышка.

– Но откуда я мог знать...

– Заткнись! – бешено шепнул я. Мы уже поднялись. – Теперь тихо открывай дверь. Вот так. А сейчас – отпирай квартиру... Тихонько...

Майк погромыхал увесистой связкой, отбирая нужный ключ. Мы находились на крохотной служебной площадке, на которую выходил запасной лифт, а вверх и вниз тянулись ступеньки пожарной лестницы. Дверь, которую отомкнул консьерж, вела в кладовую Сарбайнов, и я даже не представлял, что буду делать, когда окажусь там. Впрочем, времени на размышление у меня уже не осталось.

– Подожди здесь, – шепнул я Майку. А что, скажите, мне еще оставалось делать? Не оглушать же его. У меня не было никакого желания начинать избивать стариков, даже если бы я и умел это делать. Вместо этого я на цыпочках прокрался в кладовую и прикрыл за собой дверь. Потом прислушался. В коридоре и в холле горел свет, а из гостиной доносились голоса.

Сарбайн: "Все из-за того, что ты безмозглый дуралей! Ты все испортил!"

Незнакомый Безмозглый дуралей: "Нам пришлось спуститься за ними в подземку. Он сам попался в ловушку, а мы просто..."

Сарбайн: "В ловушку! Кто из вас оказался в ловушке? Оскар погиб, а этот вонючий страховой агентишка – до сих пор жив!"

Незнакомый голос заныл и захныкал, а Сарбайн вдруг заорал:

– Ты – паршивый осел, вот кто! Отвечай – почему ты приволок сюда девчонку, а не частного сыщика? Что мы, сутенеры, что ли? Или ты решил открыть свой публичный дом? И для начала выбрал эту тощую безгрудую девку, которую и ущипнуть-то не за что! Кому она нужна? Мне такую и даром не надо. Куда проще было бы свернуть ей шею и вышвырнуть на свалку. Но, какого хрена ты ее сюда приволок? А?

– Мы думали...

– Вы не думали – кретины не умеют думать. Ты бы сдох на месте от перенапряжения. Но, если бы вдруг подумал, то понял бы своей дурьей башкой, что парень для нас теперь куда важнее, чем девка. Убил бы этого страхового гаденыша, собственными руками бы задушил, как шелудивого пса...