Текст книги "Парадоксы Младшего Патриарха"

Автор книги: Элеонора Раткевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

– Это к делу не относится, – добродушно возразил Ниран. – Но во время Посвящения, бывало, и умирали. и не только.

– А что еще? – спросил я.

– Убивали, – сухо ответил Ахану. – На то, между прочим, и помощники. если ты сойдешь с ума и начнешь убивать без разбору, а мы не поспеем, они обязаны тебя убить.

Вот это, называется, разодолжили!

– Правда? – повернулся я к ученикам.

Дайр кивнул первым.

– И ты бы меня убил? – не на шутку заинтересовался я.

– Да, – помедлив, ответил Дайр.

– Спасибо, – растроганно отозвался я. – Я всегда знал, что могу на тебя положиться.

Дайр дернул уголком губ – но смолчал.

– А ты? – спросил я у Тхиа.

– А я знал, что убивать не придется, – уверенно ответил Тхиа.

У меня перехватило дыхание.

– Спасибо, – еле выдавил я сорванным голосом. – Я всегда знал, что могу на тебя положиться.

– А ведь удачный Патриарх получился, – ухмыльнулся Хайет.

Удачный, как же. Не успел Патриархом стать, как уже надрался. Эти четверо трезвые, как горный ручей, а я… я пьяный! Чтобы с такой малости – и вдруг опьянеть!

– А вы тоже плавали? – спросил я: надо ведь разговор поддерживать… и вообще вести себя вежливо… и вообще…

– Кто как, – поджал губы Ахану.

– Меня, например, чуть мышка не загрызла, – благосклонно сообщил Ирхада.

Я тихонько фыркнул, представив себе, как Спящий Патриарх всей немалой своей мощью с непревзойденным искусством отбивается от мышки.

– Такая… с быка ростом мышка. Чуть не загрызла. Да.

– Смотря по тому, кто чего боится, – пояснил Хайет, сжалясь при виде моей перекошенной рожи.

– Так ведь я воды не боюсь, – потерянно пробормотал я.

– Так ведь и я мышей не боюсь, – пожал плечами Ирхада. – Да.

– Магия Посвящения очень капризна, – вздохнул Облачный Патриарх. – Она сама выбирает, кого чем испытать напоследок. Бывает, что вроде по всем статьям человек подходящий, а во время Посвящения ломается так, что и поверить трудно.

– Значит, все-таки испытание! – В голове у меня шумело. – А какое? В чем… на какой излом пробуют?

– А ты сам догадайся, – ехидно посоветовал Ахану.

Что от него ждать! Вредный Патриарх – он вредный и есть.

– Кстати, о испытаниях, – добавил Ахану. – Вот тебе еще одно… раз уж они так тебе нравятся. Теперь, когда ты патриарх, быть еще и мастером школы тебе нельзя. Кого на свое место выбираешь?

Тоже мне, испытание! На такой вопрос я могу ответить запросто, хоть пьяный, хоть трезвый.

– Тейна, – уверенно ответил я, не задумываясь. – Тейна Рамиллу.

Патриархи переглянулись.

– Почему? – сурово полюбопытствовал Ахану.

– Он совершил ту же ошибку, что и я. – Неужто Ахану таких простых вещей не понимает? – И извлек из нее тот же самый урок. В нем я могу быть твердо уверен.

– Сдавайся, Вредный! – расхохотался Хайет. – Кинтар действительно годится.

– Дай руку, – негромко потребовал Ирхада – и я даже не спросил, зачем, а просто молча протянул руку.

Сухая ладонь Ирхады легла поверх моей, и мгновением позже ее обожгло, словно я за крапиву схватился со всей дури.

– Это талисман, – пояснил Ирхада, стиснув мою руку, которую я непроизвольно попытался отдернуть. – Талисман Королевской школы. Да. Тот, что был у Дайра, пока он мне его не отдал. Условие, на котором существует ваша школа. теперь он у тебя в ладони. Можешь разжать руку. Он не упадет. если королю будет грозить опасность, тебе довольно сложить пальцы – я тебе потом покажу, как – и талисман перенесет тебя на помощь королю со всей школой вместе.

Ладонь моя горела… и такая же точно обжигающая уверенность внезапно накатила на меня. Я теперь, теперь только понял, что никакая это не шутка! Что все, все, все это – взаправду! Что я и в самом деле… Боги, я и в самом деле самый что ни на есть всамделишный Патриарх!

– Постойте, – прошептал я, враз протрезвев, – как же это…

– Дошло, – с улыбкой заключил Хайет.

– Быстро мальчик соображает, – одобрительно кивнул Ниран. – До меня, помнится, только на пятые сутки доходить начало, и то смутно.

– Постойте, – с отчаянием повторил я. – Но ведь же так нельзя! Ведь я не могу…

– Да? – приподнял брови Ахану. – Почему?

– Потому что… ну какой я Патриарх? Кого я чему научить могу?

– Любопытно, – признал Ахану, сложив ладони домиком. – Крайне.

– Какие ученики?! – взвыл я. – Да мне самому учиться впору, а не то чтобы… мне – ученики!.. а я ежеденно Богов молю, чтобы они мне учителя ниспослали!

Патриархи вновь переглянулись с непонятным – а на мой взгляд, неуместным – весельем во взорах.

– Иные молитвы бывают услышаны лучше, чем хотелось бы, – нравоучительно заметил Ирхада. – На то нам и ученики, чтобы…

– Чтобы – что?! – жадно спросил я, ибо Ирхада умолк.

– Не скажу, – решительно отрезал Спящий Патриарх. – Сам догадаешься. Да.

Часть 2
ДРУГ МОЕГО ВРАГА

Не зрение, не слух, не все такое прочее вернулось ко мне спервоначалу – сознание. Я было даже испугался, что ослеп. А потом почувствовал, что глаза мои стягивает тугая повязка, и – смешно сказать – успокоился немного. Можно подумать, у меня были причины для такой безмятежности! Не сама ведь эта повязка вспрыгнула и обвилась вокруг моей головы. Кто-то ей помог.

Наверное, тот же самый кто-то, который связал меня с таким знанием дела – или лучше сказать, тела – что я и посейчас этого тела не чувствую. Или чувствую – но мои ощущения не могут быть подлинными. Иначе придется признать, что меня не только схватили, но и околдовали, да так основательно, что я человеческий облик и вовсе утратил.

Положим, признать, что меня околдовали, мне так и так придется. Иначе бы меня не схватили. И колдовал не какой-то захолустный чародейчик, а настоящий мастер. Это вам не дешевенькие заклинания, подмешанные в вино вместе с наговорным порошком – их я давным-давно научился распознавать на вкус… да и не пил я никакого вина. Не пил, не ел, не целовал никого, не покупал ничего и тем более ни с кем не сражался. Мирно и спокойно шел по улице средь бела дня. А потом мостовая встала дыбом и ударила меня по лицу. Темнота сгустилась вокруг меня мгновенно, я даже вскрикнуть не успел… или все-таки успел?

Какая разница – успел, не успел… идет себе молодой здоровый парень, посвистывает, разулыбался весь своим мыслям – и вдруг ни с того ни с сего рушится оземь… что люди подумают? Правильно. Что бедняжке дурно стало. И с мостовой его следовало бы соскрести и помощь ему хоть самую немудрящую оказать. Вот тот господинчик сердобольный и окажет – сам вызвался, никто его за язык не тянул. А и хорошего вам здоровьичка, сударь доброхот… ишь, как возле парнишки суетится, какой заботливый да милосердный… побольше бы таких.

Да. Вот так меня и взяли. Околдовали и похитили. А свидетели похищения, небось, еще и волочить меня помогали.

Нет, но надо же было чары так суметь наложить, чтобы никто, никто в толпе ничего не учуял и ни в чем не усомнился… мастер! Есть чем гордится, Дайр Кинтар – не абы кого на тебя натравили… вот только знать бы еще, зачем?

Впрочем, это я вскорости узнаю. И кто – тоже узнаю.

Я осторожно провел языком по внутренней поверхности щек, по деснам. Зубы вроде целы… но во рту все равно солоно. Кровь. Это, наверное, когда я приложился со всего маху мордой о мостовую.

– Он в сознании? – голос негромкий, спокойный, вежливый – но привычку повелевать ни годы, ни беды не вытравят. А обладателя этого голоса и годы, и беды покуда обходили стороной. Молодой голос. Шелковисто гладкий, как мерцающая древесина атласницы – и такой же твердый.

– Да, ваша светлость, – а это явно слуга.

Ах, вот даже как? Светлость? Светлость, и никак не меньше. Какому вельможе я успел на ногу наступить – и когда, кстати? Светлость, это ж надо же. С меня бы и благородия хватило.

– Он уже пришел в себя, – новый голос, глубокий, по шмелиному басовитый. – Надеюсь, на этом я могу откланяться.

– И получить плату за свои услуги? – вновь первый голос, все так же хорошо модулированный, ровный… плохи мои дела. – Не сомневайтесь, я свои долги всегда оплачиваю сполна.

Интересно, это он волшебнику сказал – или уже мне? Чтоб я заранее осознал как следует и проникся. И вострепетал по возможности.

Шаги. Дверь хлопнула. Вероятно, волшебник удалился плату свою получать. Еще шаги. Ровные, уверенные. А вот это уже ко мне.

Повязку сорвали с моих глаз одним рывком, и свет хлынул мне в глаза – а вместе с ним и воздух в мои легкие. Как хотите, а с завязанными глазами дышится не в пример трудней. Я попытался вдохнуть полной грудью – не тут-то было.

Ах, вот оно в чем дело! Попробуй тут не задохнись. Теперь понятно, почему мне кажется, что у меня все не на месте, да вдобавок меня перепилили пополам тупой пилой. Нет, человеческого облика я не лишился. Просто тот сукин сын, что меня связывал, не хотел рисковать. Руки у меня не просто заведены за спину, не просто стянуты в локтях намертво, но и заложены после этого крест-накрест левая рука к правому боку, правая к левому – и стянуты за запястья поперек живота на редкость прочной и тонкой веревкой. Она-то и врезается в мое тело с такой силой. Нет, тупая пила как-то милосерднее.

Ничего не скажешь, надежно меня обездвижили. Я и слыхом не слыхал про такой способ руки связывать – а уж ноги… да, Кинтар, из такого не вывернешься и “рыбкой” не прыгнешь. Не получится на подлого пленителя броситься… тем более что и стоит он далековато для самого даже отчаянного прыжка. Знает, мерзавец, кого изловил. Очень хорошо знает.

Еще бы и мне знать, кто он, этот обладатель стального голоса с шелковым блеском? Вон он стоит, сосредоточенный, темноглазый, и лицо у него такое, словно его нарисовал некто, в жизни ничего не видевший, кроме ножей, и впервые попытавшийся изобразить человека. Оживший клинок – в неброском темном наряде легкого полотна, но с дорогими перстнями на пальцах холеных рук… вельможа, да притом из самых высокородных, вне всяких сомнений… он смотрит на меня, и в его взгляде я не могу прочесть ничего, совсем ничего… только взгляд мне его отчего-то смутно знаком… и не только взгляд – сама его манера смотреть, чуть отворотя голову, смотреть из-под длинной тяжелой челки наискось… похож, на кого же он, черт возьми, похож?

Обладатель вельможного голоса насмотрелся на меня вдоволь: губы его после недолго молчания разомкнулись.

– На колени, – велел он спокойно и обыденно.

Я не шелохнулся. Не подумал даже. О, конечно, мне в бытность мою учеником мастера Дайра приходилось проделывать разнообразнейшие поклоны перед самыми разными людьми, и иные из этих поклонов до сих пор отзываются в моей памяти изрядным унижением… но вот колени я гнул только перед одним человеком и только раз в жизни. Перед Майоном Тхиа в тот день, когда я едва не убил его. Так что – перебьетесь, ваша светлость.

– На колени, – повторил он тем же голосом, не переменясь в лице.

Я облизнул рассеченную губу и густо плюнул кровью.

Он слегка двинул пальцами – и кто-то из слуг с размаху прицельно пнул меня под колени сзади. Я так и рухнул, едва не раздробив коленные суставы о каменный пол. Больно, черт…

А вот сам дурак, Дайр Кинтар. Нашел где кураж показывать. Уж если эти люди дали себе труд нанять волшебника, похитить тебя при помощи его колдовства и притащить сюда связанным с недюжинной сноровкой – такие люди шутить не будут. И поделом тебе, Кинтар – не присутствием духа ты сейчас должен был щеголять, а беречь силы на предбудущее время, когда за тебя возьмутся всерьез… ох, ну когда же я смогу спрятать в карман свою злополучную гордость?

– Голову подыми, – велел стальной голос.

– Это еще зачем – чтобы снизу вверх на тебя глядеть? – О-ох, да что ж это меня словно за язык кто тянет! – Обойдешься, твоя светлость. Тебе и без меня есть за чей счет высокомерие тешить. А я уж лучше буду смотреть, куда мне тебя половчей ударить, если вырваться сумею.

Кинтар, идиот, заткнись. Заткнись, пока не поздно!

– Не сумеешь, – отрезала шелковая сталь. – Я убью тебя раньше.

Так я и думал. Вечно я в таких случаях прав оказываюсь. Нет бы ошибиться хоть разок для разнообразия.

– Ты убил его.

– Кого?! – я все-таки поднял голову от изумления – а он чуть склонил свою, чтобы поймать взглядом мои глаза, выплеснуть в них свою ненависть… похожим таким движением склонил… и ведь и в самом деле похож – точно такая челка, только слипшаяся от крови… Боги милосердные!

– Кого? – хриплым шепотом сорвалось с моих губ. – Того мальчишку… я его не убивал, он…

Нет, я не скажу: “Он сам налетел на нож”. Хотя это правда. Хотя и нож был не мой и в моей руке оказался случайно. Не скажу. И не потому, что оправдания мои будут слишком явственно для моей гордости походить на мольбы о пощаде.

А потому, что веры им не будет.

Он не поверит мне, этот обезумевший от ярости вельможа. Не поверит нипочем. Он рехнулся от ненависти и горя, а что помешательство у него тихое и без буйства – так это оно только с виду тихое. Пока.

Я осекся, но он не прерывал моего молчания. Долго не прерывал. Он просто безмолвно смотрел на меня. Очень внимательно. Потом посмотрел на обнаженное лезвие своего ножа. Потом опять на меня.

– Больше ты ничего не хочешь сказать? – осведомился он.

– А что бы ты хотел услышать? – Нет бы мне промолчать – снова во мне плеснулась та сумасшедшинка, что вечно заставляет меня выкидывать самые дикие коленца. – Тебе хочется, чтобы я воззвал к твоей чести и завопил: “Ты ведь не можешь убить связанного?” Только для того, чтобы ты мстительно улыбнулся и сказал: “Еще как могу!” – перед тем, как перерезать мне глотку. Да? Этого ты ждешь? Не дождешься. Хочешь меня убить – убей. Но вот цирка перед смертью я тебе устраивать не стану.

Он медленно и почти беззвучно вытолкнул воздух через сжатые зубы – и я похолодел. Только теперь я понял, насколько я и в самом деле был близок к смерти. Насколько велико его желание убить. Он меня и убил бы. Вздумай я оправдываться, или не приведи Боги, прощения просить… вздумай я и впрямь ляпнуть: “Ты не можешь зарезать безоружного”, – и он убил бы меня в ту же минуту. Он ведь чего-то в этом роже от меня и ждал. Надеялся, что я произнесу именно те слова, которые позволят ему убить беззащитного… а теперь – теперь он не может. После того, как я облек словами его смутные даже для него самого ожидания, он не может.

– Будь прокляты твои глаза, – выдохнул он.

И я понял, что остался, чудом остался жив – и буду жив. Пока.

– Я не стану больше похищать тебя или околдовывать, – помолчав, произнес он.

Спасибо преогромное.

– Но я убью тебя. Сам. Один на один.

Э, твоя светлость, да ты точно помешался с горя. Что ты со мной сделать можешь один на один?

– Тебя выпустят отсюда. Живым, – он вложил лезвие в ножны не без сожаления и добавил. – До скорой встречи.

Здорово живем. До скорой, значит, встречи… знать бы еще, с кем? Кто он все-таки есть такой… кроме того, что он явно брат того нелепо убитого парнишки, которого я и по имени узнать не успел?

Он уже начал разворачиваться, чтобы уйти, когда я окликнул его.

– Эй, твоя светлость – а как тебя зовут? Ты кто?

Он обернулся на ходу – и только тут его самообладание дало слабинку, позволив рту дернуться и застыть в яростной усмешке.

– А какая разница? Так или иначе я тебя убью – так не все ли тебе равно?

Спасибо, твоя светлость. Уж теперь-то я совершенно уверен в завтрашнем дне. Или в послезавтрашнем. И во всех дальнейших. В любом из них рано или поздно окажешься ты.

Потому что ты не отступишься.

* * *

Случай. Просто дикий, невероятный, гнусный, донельзя нелепый случай. Только и всего. Я избить себя готов был за эту так называемую случайность. Ведь если бы я, дурак, не вздумал экономить…

Ежегодная проверка удачи всех бойцов, всех младших и старших учеников и учителей в каждой школе проводится. Мы ее тоже устраивали ежегодно. И проводил ее один и тот же маг. Всегда лучше иметь дело с человеком, который знает своих подопечных вдоль и поперек и по малейшим колебаниям удачи, по ничтожным на первый взгляд отклонениям может предугадать то, чего даже более опытный, но посторонний маг не увидит, пока не станет поздно. Я бы и не стал связываться с посторонним – но время проверки уже наступило, а наш волшебник, как назло, укатил в дальнюю провинцию к больным родственникам. Когда он вернется, я все едино попрошу его посмотреть учеников заново – но не оставлять же их удачу без проверки на добрых полгода. Значит, надо подыскать временно какого-никакого мага. И носом можно особо не крутить – так или иначе его работу будут переделывать. А значит, можно хоть малость, а сэкономить, не выискивая сильномогучего чародея, который за услуги свои запросит столь же сильномогучую плату, а обратиться к кому-нибудь подешевле – из тех, кто только проверкой удачи и занимается и ничего другого проделывать не умеет. Сэкономить я решил, видите ли! Дрянь, лопух подзаборный, приблудыш помоечный! Когда же я и в самом деле стану мастером Дайром Кинтаром? Когда привыкну, что я не милостыню выпрашиваю, и сберегать каждый медяк на черный день мне нужды нет? Что ради процветания школы королевская казна не поскупится? Когда перестану сквалыжничать, словно мне свой грош потертый надо растянуть на три дня да вдобавок отбивать его у таких же бездомных подкидышей, как и я сам? Был ты, Кинтар, подзаборником – подзаборником и остался. До мозга костей. Не вздумай ты над деньгами трястись – и не влип бы ты в эту историю… а может, и самой бы истории не было.

Но нет, я решил сэкономить. И мага, работающего с удачей нанять… где? Ну, ясное дело – в игорном доме. Там они обычно и подвизаются. Всякое игорное заведение содержит одного, а то и двух-трех таких магов. И кормятся они там неплохо… но не настолько, чтобы отказаться от небольшого приработка. Так мне тогда казалось. Лопух несчастный! Ведь мог бы найти кого получше, доверив выбор Тхиа. Или хотя бы не тащиться в заведение самолично, когда сговоренный мною маг не явился вовремя. Подождать… или послать кого другого. Так ведь нет же – сам на рожон поперся! Любопытно мне было. Никогда я в игорных домах не бывал. Ни как Кинтар-подкидыш, ни как старший ученик Кинтар, ни как мастер Дайр Кинтар… не бывал, и все тут.

Любопытно ему… а что любопытство зряшнее боком выходит, тебе говорили?

Было бы о чем любопытничать. Притон как притон. От обычного кабака, где воры мечут зернь на грязном столе, ничем особым не отличается, кроме роскошных занавесок – а на занавески я в других местах наглядеться могу, если охота вспадет. Я уж совсем было разозлился на собственную дурь, когда заприметил мага, наблюдающего за игроками. Он издали сделал мне жест – погоди, дескать, не своей виной я припозднился, сейчас управлюсь – и я не вышел обождать его снаружи, а сел и спросил выпивку, чтобы скрасить себе ожидания. Нет, я не был пьян. Не был! Вино здесь так разбавляют, что кувшином этого пойла и гусеница не упьется до того, чтоб ножки заплетались – а я одну только чашку и выпил. Я не был пьян. Но и полностью, безупречно, безукоризненно трезв я тоже не был. А это самое скверное, что только может быть – опьянение до того легкое, неприметное, что ты и не сознаешь его – и эта малая толика тумана в голове и теле, совсем крохотная, ничтожная, как пушинка… та самая пушинка, которая в решительный момент оказывается тяжелей свинца.

Парнишку того я заприметил сразу. Возможно, как раз из-за его забавной манеры взглядывать, не откидывая челку, а лишь склоняя голову чуть набок. А может, из-за его одежды – неброско он был одет, но богато: не вызолоченная подделка под роскошь навроде здешних занавесей, а роскошь настоящая. Не было в ней ничего вызывающего: сила, сознающая себя, будь то мастерство, знатность, богатство или что другое – неважно – держит себя скромно, ибо в вызове не нуждается. Словом, не походил мальчик к обстановочке здешней совершенно. Этому он, похоже, и радовался. Я еще, помнится, немало поразвлекся, поглядывая на него. Ну просто на лице у паренька написано, кто он есть такой. Отпрыск богатой и знатной семьи, удравший из-под бдительного присмотра старшей родни, чтобы с головой нырнуть в настоящее приключение. Удариться в настоящий разврат. Посетить настоящий притон. Как и положено настоящим взрослым. А он ведь такой ужасно взрослый. И у него на всякий случай есть при себе самый настоящий и ужасно взрослый нож. Так что незачем о нем беспокоиться, он за себя постоять сумеет. Да, только очень вельможный юнец, притом только при совершенно беспечальной жизни, может быть такой наивной деточкой – с виду ему лет восемнадцать-девятнадцать, а до чего наивен! Я в его годы как раз школу на свой хребет взвалил, а Тхиа… ну, Майон Тхиа даже и в свои пятнадцать не был так безнадежно наивен. Страшно и вспомнить, с какой снисходительной усмешкой я глядел на это высокородное дитятко, прихлебывая слабенькое вино, как добродушно потешался в душе его повадкам. Почему, ну почему я не вскочил и не выволок его оттуда за шиворот? Почему я был так тупо, так неколебимо уверен, что наивные мальчики должны лиху учиться на собственной шкуре – а если и случится что из ряда вон выходящее, так я всегда вмешаться успею?

Я ведь не успел вмешаться. Да что там вмешаться – я даже понять не успел, что произошло. Когда шулера схватили за руку, я все еще сидел и вино попивал: подумаешь, эка невидаль. Зато парнишка глазел, разиня рот – а я смотрел на мальчишку – и упустил, упустил, идиот этакий, безнадежно упустил ту минуту, когда ход событий резко переломился. Когда в ожесточенную ругань добавился звук затрещины – и сразу же, без предисловий и объяснений, в воздухе замелькали кулаки и засверкали ножи. Вот теперь я вскочил – шутки кончились, начиналось смертоубийство, и благовоспитанным мальчикам из хорошего дома в подобной заварушке не место. Я пробивался к нему с боем, щедро отвешивая сдачи особо неуемным, пинком отшвыривая тех, кто стоял на моем пути… почему я не выбил, а вырвал из руки тот злополучный нож! Почему я решил, что так будет лучше, что выбитый и отлетевший в сторону нож подымет кто-то еще, что нож нужно выхватить и сломать… но я не успел его сломать, ничего я не успел. Я даже окликнуть паренька не успел – кто-то толкнул его, сильно толкнул – и его спина обрушилась прямо на нож в моей руке… а я не успел убрать в сторону руку с ножом. Лезвие вошло мальчишке точнехонько промеж лопаток, во всю глубину клинка, а я ничего не успел сделать – разве что увидеть еще один нож. Тяжелую серебристую рыбку, внезапно прыгнувшую кверху. Широкий метательный нож, брошенный сильной рукой… совсем чуть-чуть, и бросок не достиг бы цели. Клинок вонзился в горло мага, ведающего удачей, по самую рукоять. Специалисты по удаче чаще всего умирают скверно: удача при первой же возможности мстит тем, кто ее приневоливает.

Нет, я не убивал этого парня, не убивал… и все же смерть его – на моей совести. Если бы я не ударился в мелочную экономию… если бы не зашел в игорный притон… не стал бы пить вино… не предоставил бы мальчика собственной судьбе, решив, что не вправе волочить за шиворот постороннего человека, не спросясь разрешения… если бы вскочил раньше… если бы не вырвал из кулака громилы тот злополучный нож… если, если, если…

Может, поэтому слова оправдания замерли у меня на устах, когда его старший брат глядел на меня, не откидывая челки с темных глаз, а лишь чуть склонив голову наискось?

* * *

Отпустили меня без особых затруднений. Примерно таким же способом, каким я и сам отпускал бы такого вот опасного типа, доведись мне заполучить его в руки. Спустя недолгое время после ухода господина слуги принесли мне чашку вина. К их удивлению, выпил я ее бестрепетно. А чего мне было бояться? Во-первых, от чашки на весь зал так и несло сонными чарами. А во-вторых, в обещании своего врага я не сомневался ни на минуту. Он будет убивать меня именно так, как и сказал: один на один, без помощи волшебства.

Вино оказалось сладким на вкус, с чуть приметной легкой горчинкой. Заклятья обычно и подмешивают в такое вот сладкое вино – или совсем уже в несусветную кислятину. Подобной дряни в погребах вельможного господина никак не место… вот и употчевали меня одним из лучших вин, какие мне только доводилось пробовать. Я уснул, едва успев толком распробовать напиток, даже чашку не допив. Жаль.

А может, и не жаль. Слуги честь-честью вывалили меня сонного в канаву, хоть так выместив на мне свою злобу. Мокро в канаве, да и ночи сейчас холодные. Проспи я хоть самую малость дольше, и воспаление легких я бы из этой канавы выудил наверняка, боец я там или не боец, мастер или не мастер.

А так холодная вода живо привела меня в чувство. Я поднялся кое-как, размял онемевшие руки-ноги, отжал из одежды грязную воду, насколько сумел, и отправился домой.

Спросонья я немного заплутал среди знакомых улиц и выбрел к воротам школы незадолго до рассвета. К моему удивлению, возле ограды маячили четыре фигуры. Тейн Рамиллу. Майон Тхиа. Дайр Тоари. И… ну надо же – Сахаи Нену! Вот бы никогда не подумал.

Они стояли плечом к плечу, ни один ни на волос не выше другого – рост в рост. Я и не замечал, как вымахал Тхиа… да и Тейн привычно казался мне ниже ростом. Как же все они переменились с того дня, когда я впервые произнес слова команды, обращаясь к своим ученикам. Только по чужим ученикам и видишь, как время летит – свои все время на глазах, и меняются постепенно, незаметно. Почему же, ну почему один я не меняюсь? Каким был недоумком с целой охапкой самомнения, таким и остался.

Тхиа встретил меня примерно как я и ожидал.

– Где ты шлялся, идиот? – хладнокровно спросил он. – Почему весь мокрый?

Ну в какой другой школе ученики могут так приветствовать своего Патриарха?

– Мы чуть не рехнулись, тебя дожидаючись, – добавил Рамиллу.

– И ты тоже за меня волновался? – недоверчиво усмехнулся я, глядя в упор на Сахаи.

– Вот уже полчаса, как начал волноваться, – в своей обычной манере, с легким вызовом ответствовал Нену.

– Да разве со мной что может случиться? – примирительно улыбнулся я.

– Вот именно с тобой как раз и может, – отрезал Дайр.

– К сожалению, ты прав, – вздохнул я. – Ладно – я вернулся, а об остальном после. Вот-вот уже ученики проснутся. Тхиа, задержись малость – мне с тобой посоветоваться нужно.

– Только с Тхиа? – Дайр оценивающе прищурился. Уж он-то знал меня, как облупленного.

– Наверное, не только, – задумчиво протянул я. – Но с Тхиа – в первую очередь.

– Тогда пойдем, – предложил Рамиллу. – Сам ведь говоришь – времени у нас мало.

Сахаи ничего не сказал, только утвердительно повел плечом с какой-то особой угрюмостью, отличавшей все его движения. И вся компания в полном составе двинулась к моему домику. Мне ничего не оставалось, как последовать за ними. Ну и времена настали. Чтобы Сахаи Нену… просто в голове не укладывается.

Только увидев на подоконнике свой остывший ужин, я понял, до чего я голоден. Минуту-другую я не говорил ни слова, а только ел, ел, ел. Тейн, Майон, Дайр и Сахаи терпеливо ждали.

– Тхиа, – произнес я наконец, кое-как утолив первый голод, – ты хотя давно среди вельможных господ не бывал… но знать ты их по старой памяти знаешь? Можешь по описанию мне сказать, кто есть кто?

– Допустим, – лениво отозвался Тхиа, развалясь в уголке поудобнее. – Смотря кто тебе нужен.

– Молодой еще, – начал я. – Года на четыре меня постарше. Росту примерно моего… или нет, пальца на три пониже. Полегче меня в кости – самую малость, но все-таки, и… как бы это поточнее… там, где я протяжный, он острый. Не колючий, а именно острый. Никого тебе не напоминает?

– Продолжай, – велел Тхиа, сосредоточенно вслушиваясь. – Похоже вроде на кого-то… пари держать готов, что я его знавал – вот только давно это было, с ходу не могу вспомнить.

– Волосы темные… не черные, но темные, и глаза тоже. Кстати, о волосах – у него еще челка длинная такая, тяжелая, вроде как у Тейна, только подлинней, и он ее не откидывает, а голову наклоняет чуть набок…

– Фью, – присвиствнул Тхиа. – С этого и начинать следовало. Знаю, конечно. Говоришь, года на четыре тебя постарше? Тогда это Шенно Лиах… и не на четыре, к слову сказать, а на два, просто он так выглядит. Точно, Шенно Лиах, больше некому. Братец его младший, Кеану, скорей уж мне ровесником приходится.

Приходился.

Я был уверен, что Тхиа не ошибся. Все совпадало с непреложной отвратительной несомненностью – внешность, возраст… даже наличие младшего брата в тех же примерно годах, что и несчастный мальчишка из притона. Вот только почему имя родовое этих двоих кажется мне таким знакомым?

– Шенно, – вслух повторил я, пытаясь припомнить.

– Шенно, – кивнул Тхиа. – Те самые Шенно. Морские Короли.

Я задохнулся, словно кто могучим ударом вышиб из меня весь воздух.

Если и существовали на этом свете представители неприятного племени вельмож, к которым я был способен питать уважение – Тхиа, поганец, не в счет – так это, несомненно, Морские Короли. Не знаю даже, почему я заочно верил в их честь и достоинство, почему славу их рода считал доподлинной… может, оттого, что первый из Шенно был таким же безродным и безвестным подкидышем, как и я сам?

Только не суша дала ему приют, а море. Палуба “Сторожевой Башни” – тоже мне имечко для корабля! Матросы с военного судна не бросили в портовом кабаке невесть откуда там взявшегося орущего младенца, а прихватили его с собой. Высокопарно звучит – “океан его качал, буря пела колыбельную” – но в отношении первого из Шенно это чистая правда. Он вырос на корабле, он жизни себе другой не мыслил, он был счастлив ею, этой жизнью – и за ее спасение расплатился с моряками честь по чести. Во время эскадренного сражения у Мыса Чертово Колено. Когда адмиральский флагман пошел ко дну. Шенно в ту пору был всего-навсего первым помощником – но когда он принял командование на себя, никто не спорил. Он выиграл это сражение – казалось, безнадежно проигранное – он спас их всех. И не только их, а еще и королевство – потому что в бою у Чертова Колена решалась не только судьба правящей династии.

Король самолично пожелал возвести первого помощника Шенно в адмиральское звание – а кто другой был более его достоин? – да вот ведь незадача какая: звание это может быть присвоено дворянину и только дворянину, да вдобавок владетельному. А никак уж не безродному подкидышу. Впрочем, такая мелочь короля не остановила: присвоить помянутому Шенно дворянство, всего-то и дел.

Однако владетельному дворянину следует иметь земельные владения. И никак не иначе. А Шенно не мыслил себе жизни на суше – только на море, и никак иначе. И оттого в ответ на вопрос короля, где и сколько земли хотел бы получить себе в вечное владение новоиспеченный дворянин, первый помощник Шенно небрежно ответил: “Да хоть бы и клумбу в королевском саду, Ваше Величество. С меня хватит. Я морской породы, больше суши мне давать нельзя – не управлюсь”.