Текст книги "Парадоксы Младшего Патриарха"

Автор книги: Элеонора Раткевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

– Старший ученик Сахаи Нену, – медленно и внятно произнес я. – Изволь пройти во-он в тот угол… да, да, правильно… и повернуться лицом к стене.

Ошеломленный Нену повиновался – и замер в углу. Спина его судорожно напряглась: вот сейчас на нее опустится удар… вот сейчас…

– Стыдно, Нену, – укоризненно молвил я. – Как маленький, честное слово.

Кровь так резко отхлынула от лица Дайра Тоари, что отпечаток руки Нену полыхнул на побелевшей коже ярче прежнего.

– Вот и стой там до конца тренировки, – назидательно заявил я. – Остальным – вернуться на свои места в круге. Всем. Выбывшим – тоже. Начинаем с начала.

Они повиновались мне мгновенно, беспрекословно, даже вздох облегчения не осмелясь издать в полную силу. Ну еще бы! На их месте я бы и сам бежал опрометью, постаравшись затеряться в общем строю и мысленно благодаря всех и всяческих Богов, что на том дело и кончилось. Скверное ведь дело. Столько лет мастер Дайр был нашим учителем, столько лет мы привычно уважали его, пусть даже несколько бездумно – а все же по заслугам… и вдруг какой-то Нену…

“Водоворот” вился уже и вполовину не так весело – но ведь и я не на игру смотрел. Я глаз не спускал со спины замершего в углу Сахаи. После драки кулаками не машут? Как бы не так. Драка еще и не начиналась. Сахаи Нену всегда был тяжелодумом. До него еще не в полной мере дошло, что я с ним сотворил. Мне на свой лад поменьше досталось. Меня мастер Дайр высек, как мальчишку… а я старшего ученика Сахаи Нену и вовсе в угол поставил, как сопляка трехлетнего. Грех на такого руку подымать – он же по малолетству не ведает, что творит. Нашалил, напроказил… несерьезно все это.

Я не принял Сахаи Нену всерьез.

Гнев его, злость, обиду – что бы там ни крылось в его душе – я не принял всерьез.

Он еще покуда не понял… но вот когда поймет… я взгляда от него не отводил. Вот взбугрились мышцами его полуопущенные плечи… вот пошла желваками спина, все ниже и ниже… прежде, чем волной гневного напряжения перехлестнет поясницу Сахаи, я должен успеть.

– Стой! – резко командовал я. – Всем наружу, на опушку. Там – продолжить. За старшего – Тейн Рамиллу.

Одни Боги знают, что способен сказать или сделать обезумевший Нену – но я не собираюсь позволять ему сделать это прилюдно.

Быстро и бесшумно ученики ринулись вон из зала.

– Бараны! – мучительно взревел Сахаи. Его крик настиг учеников уже в дверях – но ни один не обернулся.

– Бараны! – заорал вослед сотоварищам Сахаи. – Стадо! Какого козла впереди поставят, за таким и пойдете! Бараны! Стадо! – И, свистящим басом, неожиданным после обычного юношеского баритона. – С-сволочи…

Вот как. О козлах у нас, значит, речь пойдет. Ну что ж, Сахаи Нену, поговорим о козлах. И поговорим, и послушаем. Все, как ты хочешь. Тебе, старшему сыну богатого овцевода, получше моего известно, как надо управлять стадом… вот я тебя и послушаю.

– Сволочи, предатели, сволочи… – сыпалось из уст Нену почти скороговоркой, – стадо проклятое…

Он наконец-то развернулся ко мне лицом, глядя на меня в упор… нет, не на меня – сквозь меня! Кто знает, что за гнев застил ему глаза, но меня он как бы и не вполне видел, в этом я был готов поклясться. Зато я так и вцепился в него взглядом – бросится? нет?

Не бросится. Просто не сможет. И то чудо, что он может хотя бы стоять. Корсет из боевых мышц – хорошая штука… если они действуют слаженно. А вот если они взбесились, и каждый мускул выплясывет свой безумный танец, тесня и перехлестывая другие, покуда все они не замрут в неестественной напряженной неподвижности… а тогда человек, бывает, что и сознание теряет – как часовые в почетном карауле падают иногда в обморок от вынужденной обездвиженности пополам с напряжением.

– Это все он… – бормотал Нену, – это из-за него…

Интересно, какой “он” имеется в виду? Если мастер Дайр – а по всему видать, так оно и есть – то я не согласен. Вовсе даже не он и не из-за него.

– Почему он меня не убил? Почему? Как он посмел… он должен был меня убить… должен…

И опять ты неправ, Сахаи Нену. Ясно теперь, чего ты добивался… но ты неправ.

– … должен был… он бы меня убил, и все бы стало по прежнему…

Вот уж нет!

– … а он не убил меня… мастер Дайр убил бы, а он – нет… не посмел… не смог… я его защиту с легкостью прошел, а он – ничего… ничего… почему он позволил…

А вот это верно подмечено. Защиту мастера Дайра Нену еще никогда не пробивал… а вот через защиту младшего ученика Дайра Тоари прошел легко… почему?

– по лицу… прямо по роже мерзавцу этому… как он мог нас бросить, как он мог… мастер Дайр нас бы не бросил, а он…

Меня мороз продрал по коже. Это минутное помрачение рассудка – или Сахаи Нену спятил всерьез и надолго? Он что же думает – что мастер Дайр… и не мастер Дайр вовсе? А кто? Приблуда захожий? Мастера Дайра убил, славу его воинскую себе присвоил – и концы в воду?

– … бросил нас… младшим учеником стал… Дайр Тоари – а мы тогда кто получаемся, если он младший ученик? Кто? Всех нас… всех… а этим баранам наплевать, и ему наплевать, на всех нас наплевать, кроме подзаборника своего…

О-ох… совсем Сахаи из ума вышел. В свое время за “подзаборника” был он мною, еще тощим и неопытным, бит так, что аж звенело. С тех пор при мне он слов таких не повторял. Если он и об этом забыл…

– Уж если ему на нас плевать… если на школу плевать… нашел кому нас оставить… щенку помойному…

Добро пожаловать! Вот мы и добрались до твоей обиды, Сахаи Нену. Гнев свой ты излил, боль свою высказал – а теперь настал черед твоей обиды. Вот она, сердечная. Не захотел мастер Дайр назвать своим преемником кого-нибудь из добропорядочных старших учеников… например, Сахаи Нену. А назначил он себе в замену помойного щенка и подзаборника Кинтара. Соперника давнего и ненавистного.

Ладно же, Сахаи. Сам напросился.

– Я так понимаю, тебя не устраивает мастер Дайр Кинтар? – Губы мои сами собой разошлись в улыбке. – Ты считаешь, что был бы лучшим Наставником? На мое место ладишь?

Я был не вполне справедлив – все-таки Нену не столько ненавидел меня, сколько страстно желал, чтобы все стало по прежнему. Жизни своей не пожалел. Вот, мол, разгневается мастер Дайр, убьет Сахаи Нену за неслыханную дерзость на месте – и исчезнет навсегда младший ученик дайр Тоари, как дурной сон. А мастер Дайр прогонит выскочку Кинтара взашей, и снова станет во главе школы… и все будет, как было. Но мастер Дайр отчего-то отказался воскресать, жертва не принята… и вот тут-то обида и взяла верх над болью. Мастер Дайр забыт – или почти забыт – а вся ненависть Сахаи жаждет излиться на проклятого Кинтара.

– Полагаешь, ты бы справился лучше? – осведомился я.

Вот теперь он меня увидел! Увидел – и замер, не зная, что ответить. Он знал, что не смог бы справиться лучше – хотя бы уже потому, что справиться с тем, что обрушилось на нас, и вообще невозможно – и честность не позволяла ему солгать. Но та же самая честность не позволяла ему предать свою обиду.

– Да, – выдохнул он.

Не знаю и, наверное, не узнаю никогда, был ли я честен в этот миг или лукавил – нет, не перед Сахаи. Перед самим собой.

Я снял головную повязку мастера, подошел к Сахаи, обвел влажным от моего пота лоскутом материи его лоб, затянул узел на затылке, отошел на шаг и поклонился.

Я даже сказать ничего не успел. Взгляд Сахаи из ненавидящего сделался изумленным и… да, измученным. А потом молча, без единого слова, Нену рухнул в обморок – как часовой в почетном карауле – и я едва успел подхватить его, чтоб он не разбил себе голову.

Я уложил Сахаи поудобнее, нагнулся, похлопал его по щекам. Еще раз, сильнее.

Сахаи застонал и открыл глаза. Теперь в них не было ни ненависти, ни изумления. В его взгляде робко дрожала мольба.

Прости, Нену. Я просто не знаю, как иначе я мог бы помочь тебе очнуться. Разве только исполнить твое желание… столкнуть тебя с ним лицом к лицу, глаза в глаза… чтобы ты въяве увидел – чего ты желаешь.

– Понял? – ровным голосом осведомился я.

– П-понял, мастер, – сиплым ломаным шепотом ответил Нену.

Я протянул руку ладонью вверх. Сахаи трясущимися пальцами стащил кое-как повязку со своей головы и положил ее в мою ладонь. Я отряхнул повязку, расправил ее и надел – по-прежнему молча.

Сахаи глаз от меня не отрывал.

– Кинт… – внезапно произнес он почти умоляюще. – Кинт… это ужасно… то, что с тобой мастер Дайр сделал, я не понимал… это ведь ужасно.

Кинт, значит. Вообще-то те, кто смел называть меня Кинт, перестали это делать на третий же день моего пребывания в школе. Самые упертые – на пятый. Эта кликуха, это имя было моим единственным имуществом, и я никому не позволял отнимать часть его. Сахаи так даже и не пробовал так меня называть… а теперь вот назвал.

– Кинт, я никогда больше, никогда…

Хорошо ему. Он никогда больше… а я вот и теперь, и всегда, и когда угодно.

– Мастер…

– Старший ученик Сахаи Нену, – вздохнул я. – Отправляйся и… и… постарайся отлежаться, что ли. Я распоряжусь, чтобы обед тебе принесли.

– Да, мастер, – почти беззвучно, еле шевеля губами вымолвил Нену.

Я стоял в дверях зала и смотрел ему вслед. Нену плелся медленно, едва ли не через силу… эк же его, беднягу, за живое задело. Голова кружится, ноги не держат… нельзя его оставлять надолго без пригляду и дружеского сочувствия. Неназойливого и разумного.

Кому препоручить эту наитруднейшую задачу – причем прямо сейчас – у меня и вопроса не было. Конечно, на тренировку я услал всех без изъятия… но я не я буду, если Тхиа не утянется с тренировки под совершенно благовидным предлогом, только бы оказаться тогда и там, где он, по его разумению, нужен больше всего.

Что ж, и вправду нужен.

А я – по прежнему я. Потому что вот и Тхиа – шествует, чуть приволакивая ногу. Довольный-предовольный.

– Я ногу подвернул, – сообщил он мне замечательно невинным тоном.

Ясное дело. Чтобы без него да хоть одно происшествие обошлось…

– Давно? – сухо поинтересовался я.

– А вот сразу, как из зала вышли, – охотно сообщил Тхиа с прежней невинной безмятежностью во взоре.

Ну еще бы. Чтобы Тхиа да пропустил самое интересное…

– Значит, объяснять тебе ничего не надо, – заключил я, примирясь с неизбежным.

– Было бы что объяснять, – заметил Тхиа. – Мастер Дайр за такие дела едва тебе кости не переломал – а мастеру Дайру Кинтару и рукоприкладствовать нужды нет. От тебя и без мордобоя замертво падают.

– Вот только душа – не спина, ее бальзамом не смажешь, – вздохнул я. – И зелья для подобных ран у тебя нет.

– Представь себе – есть, – невозмутимо возразил Тхиа. – Язык у меня ядовитый, ты же сам говорил. А ядами и не такие язвы лечат. Даже застарелые.

– Ох, Тхиа, – усмехнулся я. – И всюду-то тебе пролезть надо, и во всем поучаствовать, и везде присутствовать, и про все знать!

– Конечно, – подтвердил Тхиа.

– И про ночные бдения ученика Дайра Тоари? – наудачу брякнул я.

– Конечно, – столь же невозмутимо подтвердил Тхиа.

Вот оно, значит, как…

– Слушай, – медленно выговорил я, – если ты там был… если видел… чем, скажи на милость, он занимается? Мне чем такое понять, проще рехнуться. Это не просто тренировка – уж столько-то я понимаю… но что это? Что он делает?

Тхиа помолчал немного.

– По-моему, – сказал Майон тихо и очень серьезно, – он изо всех сил старается что-то забыть.

* * *

То, что сказал Майон Тхиа, звучало полнейшей несуразицей. И все же я чувствовал… да что там – я попросту знал, что он прав. А вот чего я не знал тогда – это что именно Дайр Тоари хочет забыть. Тогда я и не понял, хотя голову ломал долго. А ведь мог бы и сообразить. Загадка на самом-то деле не из сложных. Вот только я пытался найти ответ в невесть каких душевных дебрях и глубинах – а ответ лежал на поверхности.

Дайр Тоари отправлял в забвение мастера Дайра, многоопытного бойца и великого воина. Потому что именно великий воин мастер Дайр привел школу на грань гибели. Далеко ли нам было до банды убийц? Может, один только шаг. До чего же, наверное жутко – лепить, прижмурив глаза от удовольствия ощущать под руками вязкую податливость глины… а потом в один прекрасный день открыть глаза и посмотреть на ужас, сотворенный тобою. Увидеть дело рук своих.

Не воинам быть учителями… но кроме воинов, да притом одиночек, никого от школы не осталось. Бывает, и в руках потомственного учителя школа умирает. Бывает, что и бесславно, и мучительно, в долгой безобразной агонии. Но тот вид гибели, что ожидал нас, мог сам того не ведая избрать только воин.

А значит, пора ему покинуть тело и разум Дайра Тоари.

Изгнание совершалось еженощно. Дайр Тоари начинал свой путь бойца заново. С самых первых дней. С самых простых, изначальных движений. Не так, как привык их исполнять воин – но так, как делает их ученик.

Всего этого я, понятное дело, тогда не знал. А еще я не знал, что Дайр Тоари по ночам не только забывает, но и вспоминает. Вспоминает то, что давно позабыл воин Дайр – но отлично помнил когда-то новичок Тоари. То, на что он по молодости лет и внимания не обратил, потому что оно разумелось само собой – а теперь все прежние учителя мертвы, и напомнить о позабытом стало некому. Значит, самому надо вспоминать. Выхода другого нет.

И мастер Дайр вспоминал то, что знал учеником. А еще – то, что знал прежде, чем стать учеником. То, что привело его в школу. То, о чем он байки рассказывал с подначки Тхиа. Слушал я эти байки хоть и с интересом – а задуматься, к чему они, труда себе не дал.

И зря. Может, тогда я раньше бы приметил и разгадал, что творится с Дайром Тоари. И день, когда он сможет забыть и вспомнить полностью, не застал бы меня врасплох – я ждал бы его заранее.

* * *

Впрочем, мне так и так следовало заметить, что происходит прямо у меня на глазах. Беда в том, что слишком уж я был поглощен собой. Впервые в жизни мне было настолько одиноко.

Странное дело. В бытность свою учеником я был букой и нелюдимом. Ни с кем из благополучных деток, окружавших меня, дружбы заводить мне не хотелось – а они так и вовсе меня избегали. Когда я стал старшим учеником, держался я если и не вызывающе, то уж отчужденно – наверняка. И каморка у меня была своя. Один я был, один… и не могу сказать, что особенно этим тяготился. А теперь я день-деньской на людях. И не в пример прежним временам, когда я мог с утра до вечера хорошо если парой фраз с другими учениками перекинуться, мне не отмолчаться нипочем. “Да, мастер”… “а как это делается, мастер?”… “нет, мастер”… и ни минуточки, кроме как по ночам, я не бываю один.

Но никогда еще мне не было так одиноко.

Разве только Нену иной раз именовал меня Кинт – случалось ему оговориться к тайной моей радости – да Тхиа не честил меня мастером хотя бы с глазу на глаз. Вот только времени на приватные беседы, в том числе и с Тхиа, у меня не было. Редкие минуты отдыха между общей тренировкой и отдельными мне удавалось провести в разговорах с Тейном или Тхиа.

Тейну я и словом не обмолвился о том, каким странным и мучительным показалось мне мое внезапное одиночество. А с Тхиа, каюсь, я поделился горечью моих сомнений и попросил совета. И получил… то, что только и можно получить от Тхиа.

– А чего ты ожидал? – осведомился он. – Нормальный удел всех королей. Иначе и не бывает.

– Каких королей? – признаться, я даже малость опешил.

– Которые корону носят, – хладнокровно пояснил Тхиа. – Вот ты себе представь: сидит в пещере злобный дракон…

– При чем тут дракон? – окончательно растерялся я.

– При королях, – безмятежно ответствовал Тхиа. – Значит, сидит в пещере злобный дракон. И запугивает всю округу. Скотину у крестьян задаром отбирает. У купцов проезжих – золотишко. Девственниц всяких жрет…

Я приподнял бровь и выразительно скосил на Тхиа глаза. Прямота, конечно, прямотой, но отпрыску знатного рода следует выражаться соответственно.

– Кушает, – кротко исправился Тхиа. – Кушает он девственниц. И… и не только… э-э… кушает.

Тьфу, проваль – уж лучше бы сказал попросту, что дракон с девственницами делает кроме того, что… э-э… кушает. Пусть даже и в непристойных выражениях. Окольные высказывания звучат почему-то куда неприличнее самой откровенной ругани.

– И вообще ведет себя нехорошо, – подытожил Тхиа.

– Да уж чего хорошего, – невольно усмехнулся я.

– Да. Но заметь, никому и в голову не приходит, что если дракона убить, мир не перевернется, а очень даже наоборот. И что если навалиться на него скопом, то от дракона и когтей не останется. И все дружно страдают. А потом кто-то один догадывается.

– Берет огромный меч, – подхватил я, – возглавляет всех прочих остолопов и дует этим мечом дракона прямо по башке.

– Правда твоя, – кивнул Тхиа. – Так вот – если умник этот очень везучий, он дракона убьет, но и сам погибнет в бою. И на его могилу деревенские дети по весне будут класть цветочки. А если он не очень везучий, он выйдет из пещеры с драконьей башкой в руках, довольный и радостный. И первые слова, которые он услышит от недавних врагов и вчерашних друзей, будут: “Ваше величество”. Ясно?

– Чего уж яснее, – вздохнул я.

– Вот и радуйся, – безжалостно заключил Тхиа, – что тебя именуют всего-навсего мастером. По сравнению с обычным героем ты еще дешево отделался.

– Хорошая притча, – задумчиво заметил я. – Откуда она у тебя? О мастера Дайра я вроде такой не слышал…

– А я ее сам придумал, – заявил Тхиа. – Вот только что.

Вот ведь маленький мерзавец!

– Ладно, – задумчиво отозвался я, – будем считать, что я тебя понял, как должно. А теперь, будь любезен, повтори-ка весь проход “кошачья лапа”. Полностью. С начала и до конца.

– Зачем? – удивился Тхиа. – Ты же мне обещал показать “прыжок тигра”.

– Обещал, – согласился я. – Так ведь “кошачья лапа” у тебя еще не совсем получается. Пока у тебя с “лапой” не все в порядке, “прыжок тигра” тем более без ошибок не получится, незачем и пробовать.

– Какие еще ошибки? – запротестовал Тхиа. – Я все делаю точно как ты.

– Ну да, – кивнул я. – А теперь сам смекни, много ли тебе от того пользы. Какого роста ты – и какого я. Сколько в тебе веса – и сколько во мне. Твой костяк – и мой… все, все без изъятия совсем другое. Тебе не как я, тебе как ты сам надо делать. Только тогда толк будет. Да и насчет “я как ты”… – я изо всех сил постарался скрыть ухмылку. – Сразу же байка одна мне на ум приходит…

– Какая? – жадно спросил Тхиа. У него даже кончик языка высунулся от неуемного любопытства.

Я вновь едва сумел подавить смех. Надо же – при всей своей хитромудрой проницательности Тхиа так легко попался в мою ловушку. Можно сказать, сам напросился. Ладно же – получай, что заслужил.

– А такая байка, – неспешно приступил я к рассказу. – Учит один мастер новичка, учит, а все впустую. И так с ним бьется, и этак. Повтори, дескать. И сам показывает. А ученик кивает – понял, мол – а после давай чудесить. Хоть и терпелив был мастер, а все же освирепел вконец. Мол, что ты, такой-сякой, делаешь, так тебя и распротак?! А ученик ему и отвечает: “А в чем дело, мастер? Разве же я глаза таращу не в точности, как вы?!”

Тхиа рассмеялся – чуть принужденно и со смущением, как мне показалось.

– Понял, – кивнул он. – Хорошая байка. Это тебе мастер Дайр рассказывал?

– Нет, – мстительно ответил я и ухмыльнулся, уже не таясь. – я ее сам придумал. Вот только что.

На сей раз Тхиа расхохотался искренне и безоглядно.

– Долг платежом красен, а? – поинтересовался он.

– Точно, – подтвердил я. – Но “кошачью лапу” повтори. Глаза ты пучишь совсем как я, а вот все остальное…

Меня прервал дикий грохот и треск.

– Что это? – изумился Тхиа. – Где?

– Ограду ломают, – ошеломленно произнес я. – А ну, бегом…

Я не ошибся. Ломали и в самом деле ограду. Вот только коварных врагов, подкравшихся к стене исподтишка, чтобы потом повалить ее с таким шумом, что и мертвый в гробу проснется, не было и в помине. Ограду разносил Дайр Тоари.

– Что… – сорвалось невольно с моих уст. – Зачем?..

Дайр Тоари перестал крушить забор и обратил ко мне свое лицо – и оно не было лицом человека, которого я знал столько лет. Вся муть сошла с него совершенно – и иное, совсем иное выражение снизошло на знакомые черты. Я даже не знал, как назвать его, это выражение… пожалуй, то была радость, но радость какая-то непривычная. Безмятежно тихая, приветливая, исполненная спокойной ясности.

– Зачем? – повторил я, но уже не в ошеломлении, а в надежде получить осмысленный ответ: что бы ни делал человек с таким лицом, но для него это бесспорно имело смысл.

– А зачем нам такая стена? – негромко и спокойно спросил Дайр Тоари. – Отгородились, спрятались… можно подумать, мы тут кошек втихаря мучаем. Что нам таить? Люди к нам за помощью идти должны, а не трястись от ужаса при виде наших грозных стен.

Я тогда еще не знал, что открылось Дайру Тоари в тот миг, когда от сумел забыть и вспомнить. Но и в правоте его не усомнился.

– Посторонись, – только и сказал я.

Тхиа так и замер, разиня рот.

Когда на грохот сбежались остальные ученики, мы с Дайром Тоари разносили ограду уже вдвоем, да так слаженно, что любо-дорого поглядеть – и я уже понимал, что мы делаем и зачем.

– Мастер? – жалобно вымолвил Рамиллу в полной уверенности, что я не иначе как спятил. – Что вы тут делаете?!

– Наглость какая, – ухмыльнулся я в ответ. – Не школа, а пес знает что. В приличной школе ученики другое спрашивают. Не “что вы делаете, мастер?” – а “мастер, соблаговолите ли вы дозволить помочь вам?” Так вот, я дозволяю.

Первым воспользовался моим дозволением Нену, двинув по ограде с такой силой, что удар сотряс ее до основания. Тейн, впрочем, тоже не заставил себя ждать или упрашивать. Едва только он оправился от изумления – и удары его не уступали по силе ничьим. А уж когда к нам присоединились все ученики без изъятия, я понял, что снести ограду мы успеем еще до ужина.

* * *

Это хорошо, что прежняя наша ограда изломана и повыдернута. Хорошо, что ее сменил низенький легкий штакетник. Поверх него далеко видать. Иначе никто бы не приметил отца Нену прежде, чем он постучался бы в ворота. Конечно, те ученики, чья очередь настала при воротах дежурить, увидали бы, что в сторону школы движется некий путник. Но вот кто он таков, выяснилось бы только при входе. И – ничего бы мы не успели. Совсем ничего.

А штакетник обзора не закрывает. Еще едва завиднелся на дороге чей-то силуэт, а приметить его мог каждый. А уж когда неясная фигура мало-помалу обрела четкие очертания, когда незваного гостя стало возможным опознать… я и ахнуть не успел, а младший ученик Дайр Тоари самовольно прервал тренировку и подошел ко мне.

Я бы и опешил, да некогда было толком растеряться. Никогда, нипочем не стал бы он так поступать без крайней нужды. Я махнул рукой, подзывая Тейна, без слов уступил ему место, а сам отошел в сторонку.

– Что стряслось? – шепотом спросил я, когда Тоари присоединился ко мне.

– Беда, – очень тихо отозвался он. – Видишь, к нам по дороге гостенек движется? Это господин Сахаи-старший. Он и раньше наведывался, сына забрать пытался. Тогда-то у меня с ним разговор был короткий… а теперь я никто. Делай что хочешь, мастер, но парня он забрать не должен. Если эта гнида наложит лапы на Нену, я тебе шею сверну.

Необыкновенное все-таки место – Королевская школа. Ну, где еще младшие ученики могут угрожать мастеру тяжким рукоприкладством? Совершенно никакого почтения.

– Тренировку прекратить, – крикнул я. – Тейн, Лерир, Дайр, Фонс – к воротам. Сахаи – назад. Назад, я сказал!

Какое там… Нену шагнул вперед, словно зачарованный. Еще шаг, и еще… и еще один… лицо у него было, как поле после града – перекореженное и пустое. Совсем пустое.

К воротам я двинулся только что не бегом – нет, нет, только не бегом, в свои лета я должен являть собой солидную степенность… иначе кто же поверит, что я мастер и имею право?.. нет, ни в коем случае не бегом – просто очень быстро, как можно быстрее. Чтобы опередить обеспамятевшего Нену.

Однако первым у ворот оказался не я. И даже не те, кому я велел там быть.

Первым ворот достиг Майон Тхиа.

Вроде бы и не бежал он… даже нельзя сказать, что он двигался с какой-то особой быстротой. Но только что он был среди младших учеников, где ему быть надлежит – и вот он, пожалуйста, возник в воротах. Даже опереться о них успел с этакой небрежной ленцой.

Я невольно сглотнул: тот Майон Тхиа, которого я так мучительно ненавидел, ежеминутно растравляя себя, вновь возник из небытия. Но такой наглой рожи у него и в те времена не было.

Именно эту вельможную наглость и узрел господин Сахаи-старший, едва приблизясь к воротам. Оттого и поклон у него вышел неуверенный, и приветствие он промямлил еле-еле, и не с требованием он обратился, а с почтительной просьбой – да не ко мне, мастеру, и не к Дайру Тоари, которого он должен был считать мастером, а к наглому бесстыжему Майону Тхиа, их совсем еще желторотому высокородию. Тихо так обратился, робко – я его и расслышать-то не сумел.

Зато его отлично расслышал Тхиа – и скроил такую брезгливую гримаску, что я втихомолку затрепетал от восторга. Нечего мне к воротам соваться, нечего. Тхиа управится так, как мне и не снилось. Мне остается только млеть от восторга да удерживать за шиворот полубессознательного Нену: вот как он сделал первый шаг навстречу своей неведомой мне беде, так и не может остановиться, даже если и хочет. Все правильно. Затем и нужен мастер, чтобы вовремя удержать опьяневших от ужаса до полного бесстрашия бедолаг, да любоваться, как лучшие ученики расправляются с противником.

А на Тхиа полюбоваться стоило.

– Касательно посягательств на моего вассала Сахаи Нену… – произнес он не то что с вельможной, а прямо-таки с царственной пренебрежительной и властной ленью в голосе. Даже фразы не закончил: стоит ли растрачивать свои высокоизысканные речи на всякое там ничтожество? Не лучше ли сразу отвязаться от докуки, перейдя от слов к делу?

Он и перешел. Затаив дыхание, я следил, как Майон Тхиа жестом фокусника извлекает из ниоткуда Иглу Вызова и аккуратно прикалывает ее к воротнику обалдевшего господина Сахаи-старшего. Всегда хотел узнать, где дворяне хранят Иглы Вызова: их ведь и помногу может понадобиться – да чтобы не потерялись, да чтобы в руке очутились в нужную минуту… не по сумкам же копаться, когда хочешь устрашить врага. Теперь, узрев процедуру воочию, я мог твердо сказать: Иглы нигде не хранятся. Они зачарованы и незримо сопровождают своего владельца повсюду – и только он один может взять их в любую минуту. Столько, сколько понадобится. Одну Иглу – чтобы предупредить о своем гневе. Две – вызвать на поединок чести. Или три – вызвать на смертный бой без пощады, когда ни извинения, ни примирение невозможны.

Вызвать – но не кого попало, а… дворянина. Дворянина?!

Судя по всему, Сахаи-старший тоже уловил эту тонкость. Выпученные глаза его едва не закатились, физиономия побагровела: навершие Иглы блестело цветами дома Майон: золото поверх темно-синего. Цвета из великокняжеских. Если представитель дома, имеющего право на такие цвета, почтил своим гневом простолюдина, быть тому отныне их высокородием отныне и до веку.

– Вон отсюда, – повелел Тхиа. – Можешь идти к ближайшему нотариусу: грамоту тебе с моей Иглой выправят без разговоров. Но чтобы духу твоего здесь не было. Узнаю, что ты пытался хотя бы увидеть Нену – воткну еще две Иглы.

Так. Если Тхиа и дальше продолжит свои несусветные художества… уж не знаю, что раньше хватит господина Сахаи – удар или обморок. И пес и ним. Я бы такое зрелище нипочем не пропустил, ни за что в жизни… вот и не будем вмешиваться.

– Конечно, ты можешь меня и убить, – широко и безмятежно улыбнулся Тхиа. – И заполучить мстителями за мою кровь всех Майонов, сколько их ни на есть. Хотя, – добавил он, улыбаясь еще шире и безмятежней, – я ведь тоже могу тебя убить… а уж тогда дворянство тебе будет совсем ни к чему, верно?

Вельможная ласковая снисходительность его тона была прямо-таки убийственной. Господин Сахаи кивнул – каким-то судорожным и вместе деревянным движением – а потом начал пятиться и кланяться, пятиться и кланяться… до тех пор, покуда Тхиа не махнул рукой, повелевая отбыть восвояси не задом наперед, а как все добрые люди: поворотясь к дороге лицом, а не спиной.

– Все, – объявил Тхиа, обернув к нам совсем уже не вельможную, а весело победительную хитрющую морду. – Вот теперь и в самом деле все. Он больше сюда не придет.

Я ощутил, как вновь напряглось плечо Нену под моей рукой – и повременил его отпускать.

– Ты… – выдохнул Нену. – Ты сделал его дворянином… а я от чего же и бежал…

– Ты? – картинно изумился Тхиа. – А ты тут при чем? Дворянином я сделал его . А ты можешь от меня дождаться иголки разве что в задницу.

– Но ты сказал, что я… – начал было Сахаи.

– Сказал, – кивнул Тхиа. – И повторю. Вассалом-то может стать кто угодно. Дворянином для этого быть без надобности.

Улыбнуться Сахаи не улыбнулся – он и вообще это плохо умел – но по лицу его медленно разлилось выражение какой-то совершенно запредельной радости. Благостной и тихой.

Восхитительное зрелище и редкое. И совершенно мне непонятное. Но очень поучительное.

* * *

Поужинать вместе со всеми учениками, как я привык в последнее время, мне не удалось. Тхиа заявился с моим ужином почти сразу после тренировки, еще даже стемнеть не успело.

– Разговор есть, – сообщил он без долгих предисловий.

– Да уж вижу, – ухмыльнулся я. – Серьезный и секретный. Иначе ты бы не с ужином моим притащился, а просто зашел бы, и все.

Тхиа молча кивнул с самым серьезным видом.

– Сам понимаешь, после сегодняшнего… я не хотел – а придется кое-что рассказать, – он снова помолчал немного, неожиданно вздохнул и продолжил. – То, о чем ты меня не спрашивал.

– О Сахаи? – тихо поинтересовался я.

– Ты меня не спрашивал, – так же тихо повторил Тхиа. – Я, по правде говоря, и не ожидал от тебя такой деликатности… уж извини.

Деликатности? Вот как? Оказывается, я еще и деликатный, кто бы мог подумать! Я-то полагал, что не повыспросил Тхиа только за недосугом – хотя мне смерть как хотелось бы знать, какие застарелые нарывы вскрывал Тхиа беспощадным ланцетом своей язвительности, какой гной выпускал из души Сахаи Нену в день его памятного обморока. Сахаи после беседы с Тхиа изрядно полегчало, по всему видать… и благодарен я Тхиа был безмерно – а вот расспросить его не расспросил… из деликатности, оказывается. Слово-то какое хорошее. Надо будет запомнить.

– Я считал, что не вправе разглашать то, что мне доверено, – пояснил Тхиа, опуская глаза. – Похоже, я свалял дурака. Ты должен был знать… а теперь уж точно должен.

– Почему теперь, а не тогда? – удивился я.

– Потому что у меня есть план, – ответил Тхиа.

Я похолодел. Майон Тхиа и сам по себе сущее наказание – но Майон Тхиа, у которого есть план…