355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Элеонора Раткевич » Парадоксы Младшего Патриарха » Текст книги (страница 2)
Парадоксы Младшего Патриарха
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 15:05

Текст книги "Парадоксы Младшего Патриарха"


Автор книги: Элеонора Раткевич



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

Да и зачем он мне, этот ужин? Вот сейчас бы воды напиться вволю… я даже зажмурился, представив шелковистое прикосновение прохладной воды к моему пересохшему горлу. Совершенно не помню, пил ли я сегодня хоть что-нибудь? Ох, навряд ли. Очень уж день выдался тяжелый.

Бегать после вчерашнего я был не в силах – и все же до ручья я добрался почти бегом. Очень уж мне пить хотелось. И я даже нагнулся к ручейку. А потом попросту рухнул. Ничком, мордой в песок. Так близко от вожделенной воды.

Боги, как мне было холодно! Словно мне опять семь лет и я опять стою полуголый на снегу с протянутой рукой, и кучка медяков примерзает к моей ладони. Меня даже не колотило в ознобе – я костенел от немыслимого холода. Холод, боль и судорога.

– Знал бы, чашу бы прихватил, – сообщил сам себе Тхиа где-то у меня над головой.

Это ерунда, что Тхиа не прихватил чашу. Напоить меня отлично можно и из ладоней. Что он и сделал. Нет, чаша – это излишняя роскошь. Тхиа притащил кое-что получше чаши – теплое одеяло.

– По-моему, я тебе велел лежать, – хрипло прокаркал я, стараясь не стучать зубами.

– До ужина, – невинно подхватил Тхиа. – А ужин закончился.

И когда я пойму, что препираться с Тхиа – себе дороже?

– Как ты догадался, что мне нужно согреться?

– Было о чем догадываться, – скривился Тхиа. – Вообще-то это должно было случиться еще вчера. После такой порки обычно здорово знобит.

Зубы мои снова начали постукивать, и я ничего не сказал вслух – только вопросительно поморщился.

– Мы, аристократы, никогда низшего не обидим, – дернул ртом Тхиа. – Тут ты кругом прав. А вот по части наказать провинившегося – другое дело. По-твоему, я у себя в замке выпоротых слуг не видел, что ли?

Ах вот как ты заговорил, паршивец? Добро же.

– Послушай, – поинтересовался я, широко распахнув недоуменные глаза, – а замок – это что такое?

Тхиа подозрительно взглянул на меня.

– Это во-от такая хоромина, – объяснил он. – И в ней много этажей. И много комнат.

– Ну да, – понимающе подхватил я. – Много-много. Уйма этажей. И уйма комнат. И во всех комнатах целая уйма выпоротых слуг.

– Уйма, – подтвердил Тхиа, скаля в ухмылке зубы. – Правильно понимаешь.

– Рецепт этого зелья ты у слуг позаимствовал? – поинтересовался я.

– Ничего подобного, – отрезал Тхиа. – Я его сам составил.

Ах, вот даже как?

– Мощная штука, – неловко пробормотал я. Мне и в самом деле было неловко. До сих пор Тхиа оскорблял меня… а теперь, кажется, я сам обидел его – и крепко.

– Еще какая мощная, – вновь оживился Тхиа. – После нее тебя и вполовину так трясти не должно было. Но ведь ты у нас сегодня еще и на солнышке перепекся. Целый день столбом простоял. Без еды, без питья, на самом солнцепеке – чисто изваяние, одни губы шевелятся.

– Уже наболтали? – вздохнул я.

Тхиа гнусно хихикнул. Н-да. На такое дело особый талант нужен – гнусно хихикать. Я бы вот нипочем не сумел. Надо будет попросить парня, чтобы научил меня, что ли. Вдруг да в жизни пригодится.

– Ты произвел впечатление, – сообщил он веско.

– Какое еще впечатление? – устало осведомился я.

– Кошмарное, – с удовольствием объяснил Тхиа. – Чудовищное.

– Ты хоть раз в жизни можешь говорить серьезно?

– А я серьезно, – наморщил нос Тхиа. – Ну, ты сам подумай. Сначала учитель на тебя так налетел… жуть что такое. Никто и ахнуть не мог с перепугу. Руки-ноги поотнимались. Знаешь, мне на какой-то момент показалось, что вот сейчас он тебя насмерть забьет.

– Мне тоже показалось, – буркнул я.

– Вот видишь. Нормальный бы человек после такого…

– Нормальный боец, – уточнил я.

– Ага, верно, боец – не человек, – ухмыльнулся Тхиа. – Но даже нормальный боец после такого должен бы с недельку валяться в лихорадке, в бреду, с гнойными ранами… ну, ты понял…

Я понял. Меня аж замутило, до того точно и емко Тхиа определил все то, что со мной не случилось… а кстати, почему?

– Про зелье мое никто ведь не знает, – беззаботно продолжал Тхиа. – И что я тебя им лечил – тем более. Наутро все уверены, что ты лежишь и тихо помираешь, и без посторонней помощи даже дышать не способен… а ты – вот он. На своих ногах. И такой грозный, что сыпь в кусты и накрывайся ветошью. Стра-а-ашно. Видал, как те трое от тебя дернули?

– Слушай, ребенок, – возмутился я. – Ты с каких это пор начал уличным языком разговаривать?

– А что? – удивился Тхиа. – Ты ведь разговариваешь…

– Мне – можно. Хотя… – я вздохнул. – Ладно. Будем считать, что мне теперь тоже нельзя. Продолжай.

– Ну вот. А когда ты еще и перед строем появился… да не просто сам, а с учителем, и он на плечо твое опирается…

Я сглотнул. Мастер Дайр все предусмотрел. Даже больше, чем мне казалось.

– Все ведь думали, что с тобой покончено навсегда, а ты по-прежнему любимый ученик. Лучший. И – сильный. Не по людски сильный. Как будто ты – это и не ты даже, а кто-то другой. Незнакомый. Непонятный. Страшный. Они тебя все до самых печенок испугались, понимаешь? И от страха своего не скоро еще отойдут.

Милое дело. Намеренно пугать я никого не собирался, но… да. До поры до времени так лучше.

– Даже странно, – размышлял вслух Тхиа. – Парни вроде крепкие, не из боязливых… с чего они вдруг взялись труса праздновать?

Действительно, странно. Мастер Дайр полагает господ учеников последними трусами, а новичок Тхиа – вовсе даже наоборот. Хотел бы я знать, который из них прав. Или, вернее – который из них более прав?

– Не знаю, – ответил я скорее на собственные мысли, нежели на вопрос Тхиа. – Такое на свежую голову обдумывать надо. Хорошенько выспавшись. Очень уж сегодня день выдался тяжелый.

Тяжелый – это то самое слово. Сегодняшний. А про вчерашний лучше и не вспоминать. А завтрашний… тьфу, проваль – нашел о чем думать на сон грядущий!

– Так что иди-ка ты, ученик Тхиа, спать. Да и мне бы отдохнуть недурно.

Я тяжело поднялся, по прежнему кутаясь в одеяло.

Тхиа хихикнул.

– Ты прямо как погорелец после ночного пожара, – сообщил он мне и припустил во все лопатки.

Ошибся мастер Дайр – другому я должен научить Тхиа. Не характер его окоротить, а язык. С таким умением видеть самую суть вещей да с таким неумением держать язык на привязи он будет постоянно попадать в беду. Даже и сейчас – его счастье, что у меня ни сил нет, ни желания после вчерашнего догнать и угостить его смачным подзатыльником.

Потому что прав ученик майон Тхиа, кругом прав. Я и есть погорелец. И не дом – никогда у меня не было другого дома, кроме школы – но мир мой сгорел. Дотла. Простой и понятный мир. Может, и не самый лучший – но привычный. Мир, в котором я ненавидел богатенького подоночка Майона Тхиа – и по праву. Мир, в котором я как лучший ученик занимал не просто постель в общей спальне, а отдельную комнатушку – и по праву. Мир, в котором мастер Дайр был моим учителем… и мог вздуть меня за провинность – и по праву. Как там Тхиа говорил? Лихорадка, бред, гнойные раны? Я никогда не верил, что страдание облагораживает – слишком уж круто мне в свое время досталось, и я знаю цену боли… но лучше боль и кровь, и лихорадка, и бред! Да, и гнойные раны тоже – в том, в прежнем моем мире, где я знал, кто я и что я. Потому что мой мир сгорел до последнего уголька, до седой золы – а на пепелище прорастает совсем другой мир, и я его не хочу. Я хочу, я хотел ненавидеть Тхиа – а в нынешнем мире он мне родней родного брата, которого у меня никогда не было… и душа велит взять его, храброго и беззащитного, в ладони, словно воду – и словно воду, пронести по жизни осторожно, не расплескав. Я хотел, я все еще хочу занимать свое место в ряду старших учеников и постигать мастерство, следя за учителем восхищенными глазами – и я не желаю и не желал сам занять место перед строем. И я никогда, никогда не хотел, чтобы мастер Дайр…

– Вам не туда, учитель, – выплыл из темноты голос учителя… нет, в том-то и дело, что уже не учителя Дайра.

Все правильно. Все безупречно правильно. Конечно, ноги по старой памяти понесли меня в сторону ученических спален, к моей комнатушке. Конечно.

И разумеется, мне туда нельзя.

Я не хочу жить в этом другом мире!

А кто меня спрашивать станет…

Тебе сладко спалось в том мире, которого нет? Вот и радуйся, что выскочить из него успел, погорелец. Кутайся в одеяло, таращь мутные спросонья глаза, смотри по сторонам – да хорошенько смотри: здесь ты теперь будешь жить.

Здесь. В домике мастера Дайра. Нет – в домике мастера Дайра Кинтара.

Это твой дом – входи же.

Одежда – боевая и повседневная – исчезла из виду, постель перестелена заново… а в остальном убранство домика не изменилось совершенно. Даже странно, как мало личность мастера Дайра отпечатлелась на том, что его окружало. Моя каморка, и та обжита куда основательней. А здесь одни только мечи, висящие на стене, подсказывали, что в этом доме человек живет, да впридачу еще воин.

Мечи… я сглотнул и пошатнулся. Рукояти их были пристегнуты к ножнам и примотаны кожаными ремнями. Мастер Дайр – я все равно не мог подумать о нем иначе, как о мастере, учителе – вошел в домик следом за мной, снял мечи со стены и взвалил на спину дорожную котомку, которую я не приметил спервоначалу.

– Куда… – только и сумел выговорить я. Горло у меня перехватило, и я больше не мог издать ни звука. Но мастер Дайр меня понял.

– Отшельничать стану, – ответил он, не подымая головы. – Или если телохранителем… в общем, куда-нибудь.

Он так и ушел с опущенной головой, и я не мог крикнуть ему вослед – и знал, знал с полной несомненностью, что я не вправе его останавливать. Наверное, я и не стал бы удерживать его… наверное, не стал бы, наверное… только мне было нестерпимо тяжело оттого, что он уходил – а я с ним даже не попрощался. И еще оттого, что я не увидел напоследок его глаза.

Не знаю, долго ли я простоял в дверном проеме, глядя в опустевшую темноту. Я едва мог шелохнуться. Двигаться было неимоверно трудно – как сквозь сон, как сквозь воду. Медленно, словно рассекая неподатливую волну, я протянул руку и закрыл дверь.

* * *

Я был уверен, что от потрясения просто не смогу уснуть. Но горе оказалось слишком большим, чтобы я смог вместить его в себя. Усталость взяла свое. Я уснул тут же, возле двери, даже не дойдя до постели. И проснулся, как и подобает учителю, главе школы – еще затемно. А попробуй не проснись, когда тебя поливают целебным бальзамом, а потом еще и начинают его втирать!

Кроме своего кошмарного снадобья, Тхиа притащил еще и мой завтрак. Так что когда я выругался, проснулся, поблагодарил Тхиа и выставил его, ничего мне не оставалось, как позавтракать. Довольно и того, что я вчера ни крошки во рту не держал. Если я и сегодня ничего не съем, я просто не смогу провести тренировку так, как должно. Хлопнусь в обморок посреди двора, и все тут.

Провести тренировку, как должно… да, есть над чем поломать голову. В свое время я, как и все, наверное, старшие ученики, втихомолку кривлялся у себя в каморке, копируя манеру мастера Дайра и воображая себя великим учителем. Теперь же у меня хотя бы на одно ума доставало: понять, что все это – глупость несусветная. Я не могу вести себя, как мастер Дайр… а даже если бы и мог – худшей ошибки попросту не выдумаешь. Слишком уж мы разные. И не только потому, что мастер Дайр – закаленный в боях воин, а я – мальчишка, волей судьбы вздернутый на место учителя. Не только потому, что мне еле-еле девятнадцать сровнялось, а он уже перешагнул за сорок. Мы и вообще разные. Мастер Дайр – он навроде тигра: большой, тяжелый и сокрушительно быстрый. А я не большой, я всего лишь высокий и, как говаривал мастер, “протяжный”. Да что там – я все еще расту, и по мне это видно. Не только возраст, не только жизненный и боевой опыт – костяк у нас разный, выражение лица, походка… и разность эта кладет предел попыткам подражания. Делай, как учитель? Немыслимо, просто невозможно подражать учителю, кем бы ни был он и кем бы ни был ты! Жест, трагически величественный у ехидного недомерка, окажется непоправимо смешным в исполнении добродушного великана. Спокойный кивок пожилого солдата, ветерана многих боев, обернется для новобранца нерешительной вялостью. Я ни в чем, ни в малейшей малости, не могу позаимствовать манеру мастера Дайра, его способ распоряжаться, разрешать, запрещать, советовать… а ведь мне и придется распоряжаться, разрешать, запрещать, советовать… прямо сегодня и придется, уже скоро, уже вот-вот, а я не могу, не умею, не знаю – как… Боги, да где же мне взять такого волшебника, чтоб единым махом добавил мне двадцать лет возраста и опыта? Эх, вот был бы я умнее, послал бы того же Тхиа в город за волшебником прямо вчера… авось поспел бы вовремя… а теперь уже поздно. Сам выкручивайся, мастер Дайр Кинтар.

Между прочим, если ученики вздумают взбунтоваться, я их не удержу.

Они не вздумали. Не минула еще вчерашняя растерянность, и никто не знал, что теперь делать. На тренировку они выбрели в полном составе и в строй встали хотя и без излишней спешки, но как полагается. На их лицах читалось отчетливо: “Пусть все пока идет, как идет, а там посмотрим…”

Как будто я им дам посмотреть! И там, и не там, и вообще. Нечего пялиться по сторонам, господа ученики, нечего. Мастеру Дайру Кинтару это не по нраву.

– На пальцы – начали!

Я гонял их, как вчера. Даже беспощаднее, чем вчера. С единственной только разницей: на сей раз мы пообедали. В полном молчании. Вправду, что ли, я их так напугал? Или у них просто от усталости языки не ворочаются? А может, ученики просто понятия не имеют, что сказать… как и я сам?

Как только последняя опустевшая миска тихонько звякнула о край стола, я встал. Ученики вскочили вытянулись, как по команде.

Плохо. очень плохо. Хуже просто не бывает. Потому что не мастер Дайр оказался прав, а вредный дотошный мальчишка Майон Тхиа. Это не трусость. Это другое. Я не знал пока еще, как мне это называть, но что оно собой представляет, я понимал. Со всей отчетливостью. Конечно, будь они всего лишь трусами, они бы со страху уже прикончили меня. А так мне гораздо легче будет с ними совладать – собственно, я с ними уже совладал – но зато мне будет труднее, несоизмеримо труднее их переломить. А переломить их необходимо. Иначе мастер Дайр напрасно оставил школу на меня.

И снова до самого вечера я гонял учеников безостановочно, без пощады, без малейшей надежды на отдых. И снова вечером они отдали мне зыбкий расползающийся поклон. И снова, как и вчера, я не пошел ужинать вместе с ними.

Мне надо было побыть одному.

Мне надо было подумать.

Я еще не знал, что мне делать, но знал – зачем. И знал, что медлить я не вправе.

Когда тощий встрепанный первогодок принес учителю Дайру Кинтару его ужин, я уже надумал в общих чертах, что мне следует предпринять.

– Скажи ученику Майону Тхиа, что я велю прийти сразу после ужина, – распорядился я.

Первогодок испуганно кивнул и исчез, а я, не обращая внимания на остывающий ужин, нагнулся и просунул нож в потайную щель – замок неприметного люка, устроенного в полу мастером Дайром.

Как лучший ученик школы, помощник учителя и его естественный преемник, я, конечно же, знал, где хранятся деньги на неотложные и непредвиденные расходы.

* * *

По всему выходило, что как я ни старайся – да хоть напополам разорвись! – а человеческих сил, чтобы выполнить мною задуманное, никак уж не достаточно. Придется прибегнуть к помощи не совсем человеческих. В смысле волшебных. И это я не далее как сегодня утром уверял себя, что могу и даже должен обойтись исключительно своим умом и умением – и никаких волшебников?

За волшебником в ближайший город я послал Тхиа – уж он-то, отпрыск высокородных Майонов, на своем недолгом веку перевидавший всевозможных магов всяческих расцветок, получше моего сообразит, какой чародей и впрямь стоит уплаченных за его работу денег, а какой только вид оказывает. Выбор мага я предоставил Тхиа всецело.

Вот он и привез мне волшебника. Самого что ни на есть могущественного. Потому что такие деньги в уплату за услуги из меня можно вытрясти не иначе как очень сильномогучим волшебством. Вот уж действительно непредвиденные расходы… а если, к примеру, дожди зарядят, да где-нибудь в ученических спальнях крыша протечет прежде, чем казна королевская новые деньги нам отмерит? Починим, конечно, сами – на то и младшие ученики, чтобы школу в порядке содержать – а вот за черепицу для починки чем платить станем? А вот тогда, мастер Дайр Кинтар, самодельной дранкой кровлю наводи, как встарь, да пожара опасайся – а не то так сам на крышу ложись дырки от дождя прикрывать. Тьфу, проваль – да пропади оно совсем, это учительство! Нет, чтобы о важном – все о мелочах каких-то посторонних думать приходится!

И все же кошелек я подрастряс недаром. Волшебник оказался старикашкой дельным. И отправляться к неведомому заказчику на ночь глядя по единому слову незнакомого мальчишки согласился. Между прочим, верхом, позади Тхиа, на той же самой брыкучей лошади, обхватив младшего ученика за пояс и на каждой колдобине стукаясь зубами о его тощие лопатки – а это само по себе дорогого стоит. Прыткий народ, как я погляжу, престарелые волшебники, все-то им нипочем. И ночь напролет до рассвета просидеть с мной и Тхиа, обсуждая до хрипоты мою задумку во всех самомалейших деталях – тоже пожалуйста, словно так оно и надо. И наутро после бессонной ночи старые кости свои трудить, обходя меленькими шажками проложенный мной путь, не минуя без погляду ни травинки, ни камушка – так и тут его магичество не сплошало. А уж ловушки ставить да амулеты заряжать под моим личным присмотром… я под вечер уже с ног валился, а старый гриб только шляпку набекрень – и пошел кудесить. Все сделал, как должно, и вопросов, что приятно, не задавал. И правильно, и незачем. Это лекарь должен все узнать-повыспросить о чужой боли, чтобы после резать, не ошибившись – а ножу лекаря незачем любопытничать. Его дело – надрез провести, где целитель его к телу приложил… а вот боль – не его забота. Пусть свое дело делает да помалкивает.

Волшебник приглашенный дело свое и сделал, и помалкивал притом. Потому, наверное, я и заплатил ему, не чинясь и не торгуясь. А еще потому, что недосуг мне было даже минутку лишнюю тратить на препирательства ради того, чтоб попридержать в мошне лишнюю монету. Не деньги – время мне было дорого. Еще день, еще час… а есть ли он у меня, этот час? Долго ли может попирать каменные плиты двора не менее каменное изваяние, именуемое мастер Дайр Кинтар? Ну, изронит истукан из почти недвижных уст еще одно повеление… и еще одно… и еще и не одно… пока послушные приказу тела и мозги учеников сами не окаменеют от усталости – и сколько можно длить подобное безумие?

Можно, пожалуй, что и долго – вот только не нужно.

Другого я хотел. Совсем другого. И каждый лишний день ожидания отдалял меня от моей цели не на день, а на добрую неделю, если не больше. И так я уже парней позагонял до полного отупения. В другое бы время приезд волшебника всю школу вверх тормашками перевернул. Ученические спальни гулом бы гудели от пересудов – мол, что, да как, да зачем? И взгляды, даже и у самых сдержанных, нет-нет, а высверкивали бы любопытством. Теперь же таинственные переговоры учителя с заезжим магом вызвали в лучшем случае вялый интерес. Вялый и праздный, почти на грани безразличия. А еще поговаривают, что любопытство – основное свойство всего живого… так то – живого, а я ведь учеников замаял мало не до полусмерти, и живыми их можно назвать разве что со множеством оговорок. Страшно подумать – но ведь еще неделя-другая… и ни один бы вообще не обернулся вслед невесть зачем и откуда взявшемуся волшебнику. Взялся – ну и взялся себе… и ни тени мысли, ни призрака любопытства… а нам и незачем.

Ладно же. Все равно вы очень скоро узнаете, зачем приезжал волшебник. Даже если вам и неинтересно.

Строй учеников воздвигся передо мной с такой безошибочной исполнительностью, что я аж похолодел. Строй всеми своими телами выражал незамедлительную готовность четко и слаженно рухнуть ниц по команде “на пальцы” и начать – как вчера, как третьего дня…

Тьфу, проваль. Ладно, я ж вам покажу готовность.

– Сегодня будем бежать полосу препятствий, – объявил я, не отрывая взгляда от замерших навытяжку учеников. Кое-то при первом же звуке моего голоса дернулся было вниз, не дослушав – но вовремя выровнялся, не допустив до конфуза. Тхиа у себя там, в дальних рядах, откровенно осклабился. Знает, паршивец, что кроме меня, никто его ухмылки не увидит – вот и пользуется случаем.

Готовность, говорите?

Все-таки не совсем еще господа ученики камнем взялись – оцепенели, и только. Известие о полосе препятствий мигом их проняло. Вот и глаза разблестелись, и плечи едва заметно подрасправились, скинув незримую тяжесть подневольной выправки. Вроде и не шелохнулся никто – а лица у всех радостные сделались, словно их уже быстрым ветром на бегу ласково погладило. Уж лучше ненавистная прежде полоса препятствий – полоса свободного выбора и неожиданных решений – чем отупляюще монотонное ежедневное: “На пальцы – начали!”

Какое уж там нытье, какие жалобы! Да парни от восторга готовы вместе с солнечными зайчиками по стенам прыгать! И не сказано еще, кто кого перескачет.

Я мысленно усмехнулся своему неожиданному наблюдению. Странное дело – с той минуты, как я ударил Майона Тхиа по лицу, я ничего вокруг себя, кроме лиц, и не видел, словно бы разом ослепнув, словно бы запрещая себе видеть. Сегодня зрение вернулось в полной мере. Я видел все – и солнечных зайчиков, и толстощекое облачко, неподвижно зависшее почти в зените, и ярко-синюю тень, наискось пересекающую двор между рядами старших учеников и куда менее ровными рядами первогодков. Это хорошо, это очень даже хорошо, что ряды эти нигде промеж собой не смешиваются, что стоят они всегда друг от друга чуть поодаль! А сегодня мы с Тхиа еще и особо приглядывали, чтобы младшие со старшими ни одним словечком не перемолвились. Первогодки мое распоряжение выполнили без расспросов – а старшим ученикам до поры до времени незачем знать, что я такого новичкам приказал.

Ничего, вскорости узнают. Но – не когда кто-то сболтнет случайно, а когда я предназначил. Я, мастер Дайр Кинтар.

Легкость я чувствовал в себе необычайную. Словно и не было бессонных ночей, одуряющей усталости, а уж тем более никакого страха. Никакого и никогда. Я не опасался неудачи. Не вера и не уверенность даже – твердое знание: все произойдет именно так, как я задумал. Просто оттого, что должно. Меня переполняло ощущение удачи – не предчувствуемой, а сбывшейся. Оно не покидало меня ни на минуту. Ни когда я выводил учеников за ворота, ни когда я взмахом руки велел им остановиться. Может, оттого меня и послушались, что я не сомневался?

А могли ведь и не послушаться. Или, по крайности, не понять моего повелительного жеста. Мы остановились почти сразу же, посреди площадки для приветствий. Полоса препятствий никогда не начиналась с этого места – она на нем заканчивалась.

Я снова поднял руку, и возникший было в рядах старших учеников неясный ропот стих.

– Полосу будете бежать поочередно, – возвестил я. – Парами. От серого дуба и через всю рощу, как обычно.

Старшие ученики приосанились, запоглядывали друг на дружку, выбирая себе подходящего напарника.

– Каждая пара бежит отдельно. Все остальные ожидают здесь.

А вот это уже необычно. Полосу всегда бегали либо и вовсе поодиночке, либо целой толпой, зорко приглядывая, не схитрит ли кто, огибая очередное препятствие вместо того, чтобы преодолеть его. Я-то по этой части мог быть совершенно спокоен: смошенничать не удастся никому. Зря я, что ли, волшебнику такие деньги заплатил? Так что не радуйтесь прежде времени, господа любители поотлынивать: разочарование вас поджидает немалое.

– После того, как оба напарника сделают все возможное для преодоления полосы, – говоря это, я вынул из привесной сумки яблоко и уместил его в самой середине площадки, точнехонько промеж четырех молодых флаговых сосенок, – и яблоко будет отдано мне в руки, я принимаю забег. Всем все ясно?

Ученики истово кивнули. Так согласно, что у меня едва настроение не испортилось. Нет, вам пока еще далеко не все ясно. И вам очень скоро придется в этом убедиться.

– Ну если ясно… старший ученик Тейн Рамиллу!

И снова, глядя на Тейна, небрежно откидывающего назад свою пресловутую челку, я почувствовал всю горечь своего замысла, как и мгновение назад – но теперь уже в полной мере. На одну-единственную мимолетную вечность мне захотелось пощадить Тейна Рамиллу… но здесь и сейчас никто не имел права на пощаду. Ни Тейн, ни остальные ученики. Ни я сам.

– Младший ученик Орна Илайх!

Рослый костлявый первогодок выступил на шаг вперед, недоуменно поводя глазами. Никогда еще на его памяти, даже если мастер Дайр и выбирал, кому с кем вместе тренироваться, новички даже приблизиться не смели с старшим ученикам, восхищаясь ими из недосягаемого далека. Это правило разумелось само собой. Как то, что воздухом дышат, а воду пьют.

– Готовы?.. К началу полосы препятствий вокруг рощи – бе-гом!

Растерянность там или не растерянность, но с места они сорвались одновременно, не медля нимало. Илайх бежал почти вровень с Тейном. Крепкий парнишка, однако. И выкладывается слишком щедро. Надо думать, отстанет еще до того, как оба добегут до условного места. Будем надеяться, что Рамиллу его дождется. Ну, а если нет… тем хуже для старшего ученика Тейна Рамиллу.

Я глядел им вслед, пока они оба не скрылись за поворотом. Пока кто-нибудь из них еще мог обернуться, а обернувшись – увидеть.

Как только опушка рощи скрыла меня от них так же надежно, как и их от меня, я подошел к флаговым соснам и достал из той же привесной сумки, что давеча – яблоко, еще один предмет. Тяжелый даже на вид, тускло-серый, похожи на неимоверно огромную и немыслимо растолстевшую монету, неизвестно для чего отлитую из свинца.

Ученики судорожно вздохнули все как один. Кое-кто даже сдавленно вскрикнул. Ну еще бы! Совсем неимущих в нашей школе не было – я не в счет, а всем прочим, будь то потомки воинов или сыновья купцов… да хоть бы и крестьянам… всем без изъятия известно, что содержится в освинцованном футляре. Ведь такой футляр со всем нутром можно купить у любого волшебника.

Я встряхнул футляр, высвобождая внешний, свободный от заклятия край ленточки. Приложил его к стволу ближайшей сосны. Подождал немного. Подергал. Так, приклеилась. И высота выбрана правильно: примерно на уровне пояса. Рамиллу чуть повыше меня будет… да, правильная высота.

Я обошел все четыре сосны, обводя их блестящей ярко-голубой атласной линией. Когда линия замкнулась, я сдвинул режущую пластинку вдоль футляра, и ее лезвие перерезало ленточку. Отличная придумка – эти футляры. Не будь их устройство столь совершенным, я мог бы нечаянно коснуться ленточки рукой.

А притрагиваться к ленточке может разве только самоубийца.

Забавная все-таки штука – ленточка. Ни под ней не пролезешь, ни ее не перешагнешь. На полтора человеческих роста что вниз от нее, что вверх, сотканная с должными заклятиями полоска атласа убьет любого. Любого человека: кошка, к примеру, или крыса могут пересекать незримую стену силы невозбранно. Да что там пересекать! Приведенный Майоном волшебник жаловался, что вынужден околдовывать ленточки у заказчика на дому: его кошка повадилась выпутывать ленточки из футляров и играть с ними. Неровен час, посетитель случайный в дом зайдет – тут-то его ленточкой и шандарахнет. Не навешивать же на двери покрытый свинцом доспех с надписью: “входить, только надев вот это”.

Потому что по странной прихоти не то судьбы, не то магии свинец позволял преодолевать ленточку запросто. Надень латную перчатку, крытую свинцом – и обрывай докучное препятствие. Напяль свинцовый нагрудник – и хоть вались поперек ленточки. Приладь листовой свинец к подошвам – и топчи ее, бесполезную.

Это поначалу, во время санхийского мятежа, когда маги санхийцев только-только придумали ленточку, она была таинственным и грозным оружием. Едва лишь удалось выяснить, что против свинца ленточки бессильны… конечно, армия пехотинцев в свинцовых доспехах далеко не уковыляет, но ведь всю армию обряжать в свинец и не нужно – только передние ряды. Те, что самоотверженно шагнут на прорыв грозных полосок ткани. И не погибнут.

Еще до окончания санхийского мятежа ленточки были сняты с вооружения. Зато их в охотку стали покупать богатые купцы и прочие всякие градоначальники. Лучше собак и наемных сторожей неподкупные и беспристрастные ленточки охраняли двери и окна складов и казнохранилищ: в свинцовой одежке воровать не полезешь – больно тяжело, да и шуму с бряком многовато. Воры, правда, все равно как-то ухитрялись.

А сейчас предстояло ухитриться не ворам, а старшему ученику Тейну Тамиллу и младшему ученику Орне Илайху. Яблоко по-прежнему лежало там, куда я его положил. Обведенное со всех четырех сторон узкой полоской блестящего атласа. Ожидающие окончания бега ученики не сводили с ленточки глаз. Она притягивала к себе их взгляды, завораживала, звала. Казалось, кроме обычного, на нее наложено еще одно заклятие, властно велящее: “смотри на меня и только на меня!” Никто уже не думал о полосе препятствий, не гадал, честно ли Рамиллу и Илайх преодолевают им причитающееся.

Я тоже не думал о полосе препятствий. Я просто знал, что Тейн Рамиллу бежит впереди. Что Илайха он обгоняет ненамного: для того я и волшебника вызвал, чтобы старший ученик вырвался вперед не больше, чем нужно. Препятствия вздымались перед Тейном – чтобы уменьшиться вдвое перед Илайхом. Тейна полоса задерживала – а Илайха едва ли не подгоняла. Нечестное преимущество? Как бы не так! Преимущество как раз у Тейна – только он об этом покуда не знает. Даже и сейчас, когда он собрал силы для последнего, победительного рывка, когда ему осталось так немного до заветной цели – все еще не знает.

А еще он не знает, как до этой цели добраться. Будь поблизости стена – и Тейн забрался бы на нее и прыгнул. Окажись у него в руках шест для прыжков – и Тейн перемахнул бы ленточку вообще шутя. Но нет у него ни дерева, ни стены, ни шеста, ни свинцовой перчатки – ничего у него нет, кроме Орны Илайха, который шатается от изнеможения, словно пьяный, и его тяжелое дыхание громче легких шагов Рамиллу… вот оно уже за спиной, это дыхание…

Тейн завел руку за спину не глядя, поймал Илайха за шиворот и с силой швырнул его на ленточку. И снова рванулся вперед, пробежал по телу Илайха, как по мостику из плоти, и обеими руками схватил яблоко.

Над толпой учеников пронесся стон ужаса. А потом…

Потом, разрывая толпу, словно ветхую тряпку, среди безмолвных от потрясения учеников возник мастер Дайр – и страшнее его лица я во всю свою жизнь ничего не видел.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю