Текст книги "Маньяк по вызову"

Автор книги: Елена Яковлева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Глава 17

Вдовствующий банкир и вправду оказался человеком отходчивым. Уж не знаю, чего ему наплела Нинон, но он самолично явился к нам следующим утром, чтобы сказать, глядя мимо меня:

– У нас в банке пока подходящих вакансий нет, но я поспрашиваю кое у кого, думаю, что-нибудь найдется. Возможно, уже к вечеру наклюнется для вас работенка.

– К вечеру? – не поверила я собственным ушам.

– Но больше тысячи долларов не обещаю, – предупредил он.

У меня даже дух перехватило: тысяча долларов, да я согласна и на сумму, вполовину меньшую!

Еще банкир поинтересовался моими знаниями-умениями, а также где я работала в последнее время. Я, потупившись, сообщила, что владею немецким в совершенстве и английским удовлетворительно, имею навыки делопроизводства и работы на компьютере.

– Ну, тогда вообще без проблем, – заверил нас с Нинон банкир, сдержанно попрощался и удалился.

Мы, исполненные искренней благодарности, проводили его до калитки, пронаблюдали, как он уселся в черный лимузин, и еще долго смотрели вслед, думая о том, что на белом свете, слава богу, хватает отзывчивых людей.

– Не зря, выходит, мы его спасали, – нарушила затянувшуюся паузу Нинон.

– Выходит, – согласилась я и хотела добавить, что ни одной минуты не жалею, что целый вечер носилась по банкирскому дому с чайником, но осеклась. Совсем недалеко, возле дачи поэта-песенника, я разглядела знакомый силуэт, и стрелка моего внутреннего барометра переместилась в положение «пасмурно». Черт, да ведь это же он, мужчина моих несбывшихся снов, он же следователь по особо важным делам. Навеки он здесь поселился, что ли?

– Что там? – немедленно насторожилась Нинон, чутко уловившая перемену в моем настроении.

– Кажется, у поэта-песенника гости, – процедила я сквозь зубы.

– Гости? Женщина, конечно? – заинтересовалась Нинон.

– Если бы… – уныло сообщила я. – Это следователь.

– Ну вот, – плаксивым голосом сказала Нинон, – я так и знала. Сейчас этот любознательный гад точно расспрашивает Широкорядова о Лизе, а я опять в дерьме. Широкорядов не дурак и сразу поймет, кто проболтался. Я поспешила ее успокоить:

– С чего ты взяла, что он подумает на тебя? Если на то пошло, то проболтаться могли и Ленчик, и Ксюша, и безголосые «чернобурки». А кроме того, если бы ты не рассказала все следователю, он мог бы привлечь тебя за лжесвидетельство или припаять что похуже.

– И то верно, – невесело согласилась Нинон, – ну чем, чем я виновата? Тем, что вынуждена торчать здесь и быть в курсе всех этих ужасов? Ох, скорее бы они разобрались, что к чему. Кстати, я вообще не очень хорошо понимаю, в какую сторону движется следствие и движется ли вообще.

Я усмехнулась:

– Смешно ты выражаешься: движется. Прямо как возмущенная общественность.

– А я и есть возмущенная общественность, кто же я еще? – ничуть не смутилась Нинон. – И ты, между прочим, тоже. Мы здесь подвергаемся опасности, находясь при этом в полном неведении. Наша милиция должна нас защищать и успокаивать, а этот следователь, что он делает? Только страху нагнетает! Ходит тут с загадочной миной, а у всех душа не на месте. Сначала они арестовали Остроглазова, потом выпустили. Упрятали в кутузку шабашника, потому что нашли у него Иркины часы, но и его, того и гляди, выпустят на свободу с чистой совестью. Так кто же тогда убил банкирскую супружницу? И вообще, разбирается ли в этом кто-нибудь? У меня, например, такое чувство, что теперь все внимание следователя переместилось на пожар и эту идиотку Лизу.

– Пожалуй, у меня тоже, – вынужденно согласилась я. – Хотя… Может, это все как-нибудь связано?

– Может, и так. – Нинон по-прежнему кипела благородным возмущением. – Только нас почему-то никто не собирается ставить в известность.

– Ну-у, – протянула я, – а как же тайна следствия?

– Тайна тайной, но общественность должна быть в курсе всего, – твердо заявила Нинон, кого-то живо мне напомнив. Ах да, бессмертного управдома из «Бриллиантовой руки».

– Ага, – мрачно пошутила я. – Кто возьмет билетов пачку, тот получит водокачку.

– Что-что? – удивленно воззрилась на меня Нинон, которая, видимо, не уловила аналогии. Хотя, может, это и к лучшему, еще неизвестно, как бы ей понравилось мое сравнение.

Увлеченные дискуссией, мы настолько потеряли бдительность, что и не заметили, как подошел мой бывший любовник. В результате его появление оказалось таким неожиданным, что мы потеряли еще и дар речи.

– Здравствуйте, уважаемые! – поприветствовал нас этот подлый трус, скрывающийся под мужественной личиной следователя по особо важным делам.

Вместо ответа мы только широко открыли рты. И все же Нинон сориентировалась раньше меня и заметила язвительно:

– Пришли пытать главных свидетельниц?

– Так уж и пытать. Всего лишь выразить почтение, – усмехнулся мужчина моих несбывшихся снов, бросил короткий, испытующий взгляд на меня и опустил глаза. Какой застенчивый, надо же!

– Почтение? – повторила Нинон с издевкой. – Ну-ну, выражайте, коли так. Мы все в нетерпении.

– Ох, Нина Павловна, Нина Павловна, – укоризненно покачал головой «важняк», – и чего вы меня так не любите? – И снова короткий взгляд в мою сторону, а в нем вопрос: «Проболталась, что ли?»

Идиот!

– С чего вы взяли, что я вас не люблю? – зачем-то полезла в бутылку Нинон. – А хоть бы и так, с чего вы взяли, что я должна вас любить? Кажется, в вашем ведомстве такие отношения со свидетельницами по делу не приветствуются.

Следователь из Генпрокуратуры заалел, как маков цвет. Нинон и не подозревала, какую болезненную тему задела по неведению. Я уже забеспокоилась, как бы дело не обернулось наихудшим сценарием, от которого меня предостерегал Андрей, но Нинон, еще минуту назад откровенно его задиравшая, перешла на более нейтральный тон:

– Да ладно, не сердитесь. Мы против вас конкретно ничего не имеем, только, сами понимаете, у нас тут обстановка напряженная, так что немудрено сболтнуть лишнего. Общественность, к вашему сведению, желает знать, что происходит в поселке и когда кончатся эти страхи?

– Общественность? – уточнил Андрей. – Гм-гм, а в чьем лице выражена эта общественность, можно поинтересоваться?

– А вот в нашем, – задиристо отозвалась Нинон, – в смысле в нашем с Женей. Верно я говорю, Жень?

– Ага, – глупо поддакнула я, – и не простая общественность, а возмущенная.

– Это я уже понял. – Андрей, как мне показалось, обрадовался тому обстоятельству, что я наконец открыла рот.

– Ну так чем обрадуете? – все еще наседала на него Нинон.

– Пока ничем, к сожалению, – невесело признался мой бывший возлюбленный, – следствие продолжается, и его результаты зависят в том числе и от вас.

Нинон всплеснула руками:

– Ну вот, снова-здорово. Да мы уже мозоли на языках натерли, отвечая на ваши вопросы, а вы опять к нам…

– Ничего не поделаешь, работа такая, – сказал Андрей и попытался поймать мой взгляд. Я намеренно смотрела мимо него.

– Ну, раз от вас так просто не отделаешься, пойдемте на террасу, чего на солнце-то жариться, – вздохнула Нинон и, развернувшись, первой двинулась к дому.

Воспользовавшись минутой, Андрей схватил меня за руку и несильно, но чувствительно сжал мои пальцы. Я брезгливо выдернула ладонь. Что, интересно, он хотел этим выразить: благодарность за то, что я не проболталась, или в очередной раз показать, как он убивается, раскаиваясь в содеянном? В любом случае дурацкая детская выходка с его стороны.

На террасе мы расположились, как старые добрые приятели, и Нинон на правах хозяйки дома начала светскую беседу с весьма занимавшего ее вопроса:

– Так вы разыскали эту Лизу? Мужчина моих несбывшихся снов зыркнул на нее исподлобья и процедил сквозь зубы:

– Да, спасибо, в этом вопросе мы более-менее разобрались.

Нинон недовольно поерзала в кресле-качалке: такой краткий и неконкретный ответ ее явно не удовлетворил. Она опять обиженно поджала губы и посуровела лицом.

– Уж простите меня за назойливость, но я хотел бы расспросить вас об Овчарове.

– Это еще кто такой? – встрепенулась Нинон. – Первый раз слышу эту фамилию.

– Это владелец недостроенной дачи, на которой сгорел строительный вагончик, – пояснил мой «особо важный».

– Ах, вот это кто… – пробормотала Нинон. – Только вряд ли мы расскажем вам о нем что-нибудь ценное. Я его раза три за все время видела, он со мной даже не здоровался. А Женя тем более его не знает. А про то, как он ругался с этими шабашниками, она ведь вам, кажется, уже рассказала.

– И все-таки, – не сдавался «особо важный», – напрягите память, постарайтесь вспомнить… Вот вы говорите, что видели его в Дроздовке несколько раз. Может, он был не один, а с кем-нибудь?

Нинон наморщила лоб:

– Н-ну… Дайте-ка сосредоточиться… Кажется… Точно, один раз я заметила на заднем сиденье его машины девицу, такую рыжую девицу, очень молодую, лет восемнадцати максимум. Я еще подумала, что это его дочь, только не очень на него похожая. Он ведь брюнет, а девица рыжая. Вы случайно не знаете, у него есть дочь?

Простодушный вопрос Нинон, видимо, застал моего бывшего возлюбленного врасплох, и он механически ответил:

– Нет, у него три сына.

Информация о рыжей девице вызвала у Андрея задумчивость, а Нинон многозначительно посмотрела на меня.

– А раньше вы эту девушку не встречали или, может быть, потом? На платформе, например, или где-нибудь в поселке?

Нинон снова честно наморщила лоб:

– Не-а, я видела ее тогда в первый и последний раз в жизни.

– А опознать сможете, если придется?

Нинон вздрогнула и подалась вперед:

– В каком смысле опознать? Труп, что ли?

Мужчина моих несбывшихся снов улыбнулся:

– Почему же сразу труп? А фотография вас не устроит? Нинон смешалась:

– Фотография… Конечно, устроит. Просто из-за всех этих событий у меня на уме одни трупы.

– Ну а вы? – Андрей обернулся ко мне. – Больше ничего не вспомнили о том споре между Овчаровым и рабочими? Какие-нибудь новые детали…

– Ничего, – сухо ответила я.

– Ну что ж, тогда все. Благодарю вас за помощь. – Андрей поднялся со стула с явным намерением поставить точку в нашей беседе.

– Уже уходите? – несколько разочарованно спросила Нинон. – Я даже не успела вас ничем угостить. Хотите кофе?

Такая любезность Нинон повергла меня в транс, а мой бывший возлюбленный неожиданно изрек:

– От кофе я бы, пожалуй, не отказался. Тем более что вы его отлично готовите, в прошлый раз я это оценил.

Я хмыкнула и отвернулась. В прошлый раз ему, оказывается, понравился кофе, уж не тогда ли, когда он разлил его на свои штаны?

– Минуточку, – сказала Нинон и шмыгнула в дом.

Мужчина моих несбывшихся снов растерянно развел руками – мол, раз вы так упрашиваете – и опять уселся на стул.

Так мы снова остались наедине.

– Твоя подружка подобрела, – сказал этот подлейший из подлейших.

– Ее сразили твой греческий профиль и благородство манер, – схамила я, прекрасно зная, что никаких репрессий с его стороны за этим не последует.

– Издевайся, если тебе от этого легче, – разрешил бывший возлюбленный, и мой скандальный запал сразу угас. Мне совершенно не хотелось показывать, что обида все еще гложет меня, как бездомная собака подобранную на помойке кость.

Только поэтому я изобразила праздное любопытство, которое в действительности меня не мучило:

– А что там выяснилось насчет этой бедной Лизы? Вы хотя бы знаете, кто она такая?

– Лучше не спрашивай, – сразу поскучнел мой «особо важный» и понизил голос:

– Эта самая Лиза – дочка о-очень высокопоставленного чиновника, который из телевизора не вылезает. А дочурка… Ох и штучка… Полгода назад он с трудом замял скандал, когда ее в Шереметьеве с героином застукали, засунул в специальный санаторий, но ее, видать, ни за каким забором не удержать. То ли наркотики на нее так подействовали, то ли она по жизни эксцентричная особа… Короче, вбила себе в голову, что у нее любовь с вашим поэтом-песенником…

– А вот и я. – На террасе возникла Нинон с подносом, на котором стояли три чашечки кофе. К моменту ее появления Андрей успел замолчать.

Глава 18

– А в общем-то он ничего, – сказала Нинон, когда силуэт моего коварного возлюбленного окончательно растаял в июльском мареве, – и к тебе неравнодушен.

Я хотела возразить, но Нинон решительно пресекла мою попытку:

– Не спорь, не спорь, у меня глаз-алмаз. И потом, я же не имею в виду ничего такого, а подразумеваю взаимное притяжение, которое возникает неосознанно… Я фыркнула:

– Может, конечно, твой глаз и алмаз, но сильно близорукий. Какое еще взаимное притяжение, что ты плетешь! Меня, например, к нему нисколечко не тянет!

– Просто ты этого не осознаешь, – авторитетно заявила Нинон, которую мои доводы совершенно не трогали, – это же всегда происходит на уровне подсознания и рациональному осмыслению не поддается. Про феромоны слышала?

– Это что еще за хренотень? – на всякий случай насторожилась я.

– Это гормоны, которые человеческие особи вырабатывают, когда желают привлечь внимание противоположного пола.

Сама того не замечая, я начала потихоньку заводиться с пол-оборота:

– И как, интересно, ты определила, что я вырабатываю эти твои растреклятые гормоны, счетчик у тебя, что ли, для этого специальный имеется?

– Счетчик для этого не нужен, – заверила меня Нинон и примирительно прибавила:

– Ну хорошо, не вырабатываешь ты феромоны, не вырабатываешь. Только чего ты тогда так кипятишься?

– Я? Кипячусь? – воскликнула я и ужаснулась фальши собственного голоса. – И ничего я не кипячусь!

– Ну хорошо, ты не кипятишься, – с подозрительной легкостью согласилась Нинон, и эта ее сговорчивость понравилась мне еще меньше, чем прежнее упрямство.

В отличие от Нинон я так разволновалась, что уже не могла остановиться.

– И что ты ко мне прицепилась с этим следователем? – двинулась я в контрнаступление. – Что ты мне с ним проходу не даешь? Хочешь, в следующий раз, когда он явится, паранджу надену? Или скафандр, чтобы феромоны не просачивались?

– Ну вот, уже ничего сказать нельзя, – обиделась Нинон, – ты что, шуток не понимаешь?

Я поняла, что здорово перегнула палку, и, – мысленно чертыхаясь, пошла на попятный:

– Ну ладно, извини. Ну его к черту, этого следователя, не стоит он того, чтобы мы из-за него спорили.

А сама подумала, что с удовольствием придушила бы этого негодяя, из-за которого я вынуждена ссориться с подругой юности, переживающей не самый лучший период жизни. Ему что, все как с гуся вода, он строит свою карьеру и наверняка мечтает о лишней звездочке на погонах, а я по этой причине, видите ли, должна жертвовать крепкой женской дружбой. Вот гад-то, вот гад, и откуда он только на мою голову свалился?!

В результате Нинон дулась на меня до обеда, а я ходила за ней, поджав хвост, как побитая собака, и виновато заглядывала в глаза, вымаливая прощение. И когда Нинон зачем-то сунулась в подвал, я полезла за ней. А там нас встретил рой мошкары.

– Что за черт? – почесала затылок Нинон.

Я раньше ее сообразила, в чем дело, заметив, что мошки концентрируются преимущественно вокруг эмалированного ведра. Смородина! Все, амба, смородина начала портиться.

– Ну и что теперь делать? – спросили мы с Нинон в унисон, одновременно присев на корточки и заглядывая в злополучное ведро.

– Варенье из этого явно не получится. – В носу у меня засвербило, и я потерла переносицу, чтобы не расчихаться.

– А что получится? – Нинон тоже красноречиво пошевелила ноздрями.

– Если только вино, – предположила я.

– А как его делать?

Я провела короткую ревизию собственных знаний в области виноделия и неуверенно выдала:

– Кажется, туда нужно засыпать сахару и поставить в тепло, чтобы оно еще сильнее забродило.

– Точно? – недоверчиво переспросила Нинон.

– По-моему… А потом отжать ягоды и добавить спирту. Получится смородиновая настойка.

– А что, вполне возможно, – согласилась Нинон. – Чего мы теряем? Она так и так пропадет. – И слетала наверх за сахаром.

Засыпав в ведро килограмма четыре сахарного песку – исключительно на глазок, – мы снова призадумались.

– Что-то мне подсказывает, что ягоды нужно помять, – высказала я очередную рацею.

– Чем? Скалкой? – Нинон постепенно увлеклась процессом.

– Скалка подойдет, – ответила я тоном заправского винодела.

Нинон опять сбегала на кухню и, вернувшись, торжественно вручила мне деревянную скалку.

Я встала возле ведра на колени, засучила рукава блузки и приступила к ответственному делу уминания смородины. Трудилась я на совесть, даже вспотела немного, а еще у нас приключился небольшой казус. То ли я плохо рассчитала свою силушку молодецкую, то ли Нинон, увлеченная производством горячительного напитка, слишком низко наклонилась над ведром, но в какой-то момент густая пыхтящая масса особенно звонко чмокнула под моей скалкой, и прямо в лицо Нинон полетела лиловая примочка из забродившей смородины, залепив ей очки и глаза и перепачкав волосы.

– Ну вот, я так и знала! – мрачно сказала Нинон, похоже, не до конца оправившаяся после нашей недавней перепалки из-за мужчины моих несбывшихся снов. Неужели она подумала, что я сделала это специально?

Пришлось мне выводить Нинон наверх, заботливо обняв за талию и приговаривая:

– Осторожно, осторожно, держись за меня…

Благополучно поднявшись в кухню, мы неожиданно наткнулись на овдовевшего банкира, который посмотрел на нас почти с испугом. Правда, Нинон этого не увидела, поскольку была ослеплена смородиновой кашей.

– Что случилось? – ошалело спросил банкир.

– Да ничего особенного, просто мы вино делали, – объяснила я, подвела Нинон к раковине и, наклонив, сунула ее голову под кран.

– Горячо! – недовольно взвизгнула Нинон и осведомилась:

– С кем ты там разговариваешь?

Остроглазов смущенно откашлялся:

– Это я, Виталий… Звал вас, звал, никто не отвечает. Думал, вдруг что случилось, вот и вошел… Собственно говоря, я хотел сказать, что подобрал для Жени вариант. В смысле работы.

Нинон положила на край кухонного стола мокрые очки, на которых еще оставалось несколько смородиновых капель, шумно умылась и утерлась полотенцем. Обернулась, моргая беспомощными близорукими глазами:

– И какой вариант?

– Совместная фирма, – доложил банкир, – они с осени расширяются, и им требуются работники. Только на собеседование желательно попасть прямо сегодня, в крайнем случае завтра. – Он посмотрел на наручные часы. – Я сейчас как раз еду в Москву, так что могу завезти, если хотите. Ну что, едете?

Я оглянулась на мокрую Нинон, волосы которой слиплись от давленой смородины, и пробормотала:

– Да нет, сегодня не получится, лучше уж я завтра…

– Ну как знаете, – индифферентно отозвался Остроглазов, – тогда я оставлю вам адрес и телефон. – И он достал из внутреннего кармана стильного пиджака записную книжку.

Тут в разговор вмешалась Нинон:

– А почему бы тебе сегодня не поехать? Из-за меня, что ли? Поезжай, ничего со мной за полдня не сделается. Поезжай, поезжай…

– Ну так что! – снова уставился на меня овдовевший банкир.

Я посмотрела на свои вымазанные смородиной руки, мысленно ужаснулась, прикинув, что вымыть их как следует за один раз не удастся – под ногтями наверняка останется синий ореол.

– Но… но мне же нужно хотя бы переодеться, – только и смогла я выдавить из себя.

– Пятнадцати минут вам хватит, я надеюсь? – предположил Остроглазов и снова посмотрел на часы.

– Хватит! – ответила за меня Нинон и приказала:

– Быстро мой руки!

* * *

Через полчаса я уже сидела на заднем сиденье черного банкирского лимузина. Остроглазов сидел впереди, рядом с водителем, а лимузин медленно и важно переползал через железнодорожный переезд. Без Нинон я чувствовала себя не очень уютно и исподтишка рассматривала свои непрезентабельные ногти, которые, как я и предполагала, мне так и не удалось толком отмыть.

За всю дорогу банкир не сказал со мной ни слова и лишь изредка обменивался короткими фразами с водителем, комментируя состояние шоссе и убийственную жару, посетившую Подмосковье этим летом.

Когда лимузин вырулил на кольцо, Остроглазов объявил водителю:

– Паша, сначала заедем в «Омегу».

Так я узнала, куда, собственно, он меня сватал – совместная фирма называлась «Омега». Я сразу подобралась и стала вспоминать, как проходила собеседование, устраиваясь на прежнюю работу. Ничего в этом приятного нет, тебя придирчиво рассматривают, словно товар на мелкооптовом рынке, только что зубы не пересчитывают и мускулы не ощупывают. А вопросы, вопросы… Помнится, в одном месте осторожный работодатель даже заставил меня подписать бумагу – обязательство не обзаводиться потомством в ближайшие пять лет. Впрочем, это мне не помогло, он все равно меня не взял.

Торжественно проплыв по Садовому кольцу, лимузин свернул в малоприметный переулок и припарковался у симпатичного двухэтажного особнячка. Повернув ключ в замке зажигания, водитель Паша тенью выскользнул из автомобиля и предупредительно распахнул дверцу перед шефом.

Банкир грузно вывалился из лимузина, походя задев меня оловянным взглядом. Я тоже выкарабкалась с заднего сиденья и поплелась за ним на ватных ногах. Это все мои проклятые комплексы. Ну и что, пусть смотрят оценивающе, пусть задают не самые корректные вопросы, главное – найти хорошую работу, чтобы я могла продолжить перечисления на свой банковский счет и со временем купить себе наконец приличную отдельную квартиру. На большее-то я не зарюсь.

Самое удивительное – никакого собеседования в традиционном варианте и не состоялось. Просто мы поднялись наверх по мраморной лестнице, вошли в кабинет с высокими потолками. Чтобы догадаться, что это приемная солидного начальника, особого ума не требовалось. Потом банкир хозяйским жестом распахнул дверь с надписью «Генеральный директор», а меня оставил наедине с секретаршей, молодой фифой с холодными изумрудными глазами и тщательным маникюром.

Через минуту телефон на секретарском столе зазвонил, фифа подняла трубку, елейно произнесла: «Да, Юрий Иваныч», посмотрела на меня, сказала еще раз: «Да, Юрий Иваныч» – и опустила трубку на рычаг. Потом выдвинула ящик стола, достала из него какую-то бумагу и придвинула ко мне:

– Заполняйте.

Листок оказался анкетой с достаточно банальными вопросами: фамилия, имя, отчество, год рождения, образование, адрес и так далее. Я тщательно ее заполнила, а когда подняла голову, поймала надменный взгляд фифы, которая с любознательностью юного натуралиста рассматривала мои грязные ногти. Она забрала мой листок, сунула в красную папку и, крутанувшись на стуле, вперилась в экран компьютера, с этой минуты не обращая на меня никакого внимания.

Я сидела и, тихо злясь, посматривала на дверь с табличкой «Генеральный директор», не зная, что мне делать дальше. То ли встать и уйти, то ли дожидаться банкира. В конце концов, он мог бы быть ко мне и повнимательнее после того, как я битых два часа носилась с чайником, приводя его в чувство на пару с Нинон.

Наконец дверь отворилась, в нее боком протиснулся Остроглазов, а за ним совершенный пацан в дорогом костюме и очках в модной золотой оправе, такой акселерат-призер детско-Юношеских математических олимпиад. По тому, как подобострастно уставилась на акселерата фифа, я поняла, что он-то и есть Юрий Иваныч, мой будущий шеф, если, конечно, его устроит моя анкета. И что творится на свете, люди добрые?! В прежние времена этот Юрий Иваныч был бы в лучшем случае самым младшим научным сотрудником в каком-нибудь пыльном НИИ и по поручению старших товарищей гонял в ближайшую булочную за пирожками.

Остроглазов и акселерат обменялись в приемной дружеским рукопожатием, потом акселерат панибратски похлопал печального вдовца по плечу, сказал со смешком: «Все, договорились, за тобой рыбалка» – и, пятясь задом, скрылся за дверью своего кабинета. Банкир бросил рассеянный взгляд на фифу, потом на меня и поманил за собой. И это все собеседование, так надо полагать? Я взлетела со стула, будто меня пружиной вытолкнуло, и шмыгнула вслед за ним.

Уже на мраморной лестнице Остроглазов меня просветил:

– Считайте, что вы приняты. Только работать начнете с сентября, когда они штатное расписание утвердят. Вы им телефон свой оставили?

– Указала в анкете, – клацнула я зубами.

– Тогда все в порядке, – заверил он и прибавил шаг. На нижней ступеньке притормозил и оглянулся. – Могу подбросить вас к вокзалу, если вы прямо сейчас собираетесь возвращаться в Дроздовку.

Я отрицательно замотала головой:

– Не стоит, я, пожалуй, прежде забегу ненадолго домой.

– Дело ваше, – равнодушно молвил банкир и был таков.

Черный лимузин резво сорвался с места и в мгновение ока скрылся за поворотом.