Текст книги "Под сенью Дома Блэк... (СИ)"
Автор книги: Елена Керасова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
Не успел прийти в себя от открытия, Уизли приперлись.
Огневиски пришлось срочно прятать. Молли орет, как банши, при виде спиртного, а близнецы уже однажды бутылку "одолжили". А где мне запас пополнять? Рема просить? Его укоризненный взгляд все огневиски протравит. Один раз уже, спасибо, огневиски в воду превратил. Причем не специально.
День прошел отвратительно. Как домовой эльф, с нагрузкой отпрысков Молли на хвосте, был отправлен убираться в библиотеку.
– Гарри скоро приедет, а Дом на руины похож! Где ему спать? Начинайте с библиотеки!
Ну, а библиотека тут причем? Женская логика неисповедима!
Вечер ничего хорошего тоже не принес. Уизли остались ночевать. Но это еще можно было пережить. Не в одной комнате спать будем. Но то, что я узнал в этот вечер, спокойному сну не способствовало. Все было бы хорошо, но я решил, что в спальне душно и открыл форточку. И услышал голос дочки Молли.
– Ге-е-рм, ну признайся! Он тебе нравится?
Кто нравится?
– Джинн, давай спать? – взмолился голос Грейнджер... или все же Блэк?
– Не отстану, пока не скажешь! Вы же его спасли!
Кого спасли?
– Это так романтично... Ночь, луна на небе и башня с узником, которому грозит смерть, а вы, презрев время...
– Джинн, я выкину твои романы!
– Это мамины романы. Ну, признайся... Он тебе нравится? Он, правда, старый...
– Джинн, Сириус не старый!
В голове пусто и гулко. Дожил.
– И... ладно, ты же не отстанешь. Да, он мне нравился. Раньше, ясно? НЕ ТЕПЕРЬ! Давай спать!
– У-у-у... я знала-знала-знала!
– Джинн!!!
За что это мне все? Самое поганое, что я действительно ОБЯЗАН этой девчонке. В голове не укладывается. Я ей нравился. Учитывая возраст данной особы, можешь себя, Сириус, поздравить. Ты, в ее фантазиях, сотню раз ее поцеловал, признался в любви, а может даже...
НЕ ДУМАТЬ!
На следующий день я сбежал из дома. Сбежал ранним утром, пока никто не проснулся. И вернулся на площадь только к вечеру. В сгустившихся сумерках прошел под чарами мимо двух магглов, которые разговаривали:
– Ты может не верить, Сэм, но наш дом сегодня светился.
– Это солнце отражалось в окнах.
– Какое солнце, когда весь день тучи? Я говорю, дом светился! Но это ничего, а вот когда в один миг все лампочки взорвались, микроволновка с курицей вспыхнула огнем, а телевизор погас... Сэм, я тебе говорю, это ненормально! Это инопланетяне.
– "Секретные материалы" кончай смотреть, а, Рик?
Я обмер. Я не ослышался? Дом светился? Что-то взрывалось и вспыхивало огнем? Такое случалось у магглов только, когда мать активировала алтарь Дома. Но этого же не может быть... Кто?! Как?! В один миг я оказался у дверей особняка и рванул на себя дверь. Светлый коридор с зеленым ковром. И девчонка у портрета.
– Что ты сделала, дрянь?! – прошипел я, прижав девчонку к стене.
Ее руки испуганно взметнулись верх...
А в следующий миг, я увидел его.
Кольцо.
Глава 3
Гермиона думала – он ее убьет. Сириус смотрел на нее так будто хотел придушить. А смысл фразы, что Блэк почти прорычал-прошипел, пригвоздил к полу, выбил из нее дыхание. Гермиона сжалась в его руках, в испуганно-защитном жесте, прижав руки к своей груди. В его глазах мелькнуло потрясение. Он буквально поедал глазами колечко на пальце девушки.
– Отпусти ее, – раздался над ней и Сириусом голос Вальпурги. – Ты пугаешь ее.
Лицо Сириуса исказилось.
– Ты! – обличающее, закричал он портрету. – Это ты!
– Не смей на меня орать, – холодно и раздельно произнесла его мать. – Ты вынудил меня.
– Да неужели?! Я всегда во всем виноват!
– Сбавь тон, я сказала! И что ты хотел, мой дорогой? Ты превратил Дом в прибежище отбросов. Молчи! Оборотня и девчонку я бы тебе простила, но делать из Дома проходной двор я тебе позволить не могла! Дом на Грани, а тебе и дела нет! Я должна была пробудить алтарь. Это мой долг, как и твой! Но ты предпочел его забыть, как и все, чему тебя учили. Так что не жалуйся теперь. Что так возмущаться? Ты же любишь грязь, так вот тебе и жена из них! Лучшее, что я могла подобрать!
Сириус отступил прочь, отпуская Гермиону. По его потемневшему лицу пробежала судорога. Девушка испуганно смотрела на его помертвевшее лицо, когда до ее сознания дошел смысл всего сказанного.
– Что?! Что значит, жена?! – в ужасе спросила она, смотря то на портрет, то на мужчину.
– Это значит то, что я сказала, – любезно ответила Вальбурга. – Уверена, мой дорогой сын не желает тебе смерти. Правда, сын мой?
– Как же я тебя ненавижу, – тихо отозвался Сириус.
Молчание повисло в коридоре, давя на души живых и мертвых. Гермиона ничего не понимала, но она отчаянно жалела, что надела Кольцо. Чтобы не произошло, а она совершила огромную глупость. К чему это привело, было еще не понять, но что-то шептало о страшной цене за свершенное.
– Это давно не новость, – горько сказала Вальбурга. – Меня уже не трогает твоя неблагодарность...
– Благодарность?! Ты мне жизнь испортила! – заорал Сириус, сжимая кулаки.
– Я дала шанс тебе и нашей семье, – медленно и раздельно произнесла его мать. – Разговор окончен. Я устала.
Вальбурга Блэк на портрете отвернулась от Сириуса и девушки. Темный бархат штор бесшумно скользнул, закрывая портрет.
Сириус схватился за голову. Его губы беззвучно шептали что-то, а мертвецки бледное лицо было просто страшно. Он, как пьяный, пошатнулся, привалился плечом к стене и застыл, закрыв глаза, зарывшись пальцами в свои темные кудри. Гермиона ни жива ни мертва стояла в двух шагах от него. Но когда у него подкосились ноги, и он по стенке сполз на пол, ее страх исчез. В одно мгновение она оказалась рядом и ее руки легли ему на плечи.
– Сириус, что с вами? Вам плохо? – в полной панике спросила она, лихорадочно вспоминая, какие зелья первой необходимости у нее есть.
– Ты... – послышалось глухое из-за завесы волос.
– Что? – встревожено, спросила девушка, наклонившись над ним.
– Уйди...
– Но вам...
– Пошла прочь, я сказал!!!
Сириус стремительно встал, схватил ее за руку и с силой толкнул к лестнице.
– Убирайся!!!
Не голос, а рык, яснее всего показал, в каком бешенстве Сириус. То самое бешенство, что балансирует на грани, и стоит ему сорваться, как... Вот тогда она испугалась по-настоящему. Гермиона взлетела по ступеням, пробежала коридор и, ворвавшись в свою комнату, захлопнула дверь с грохотом. На автомате наложив на дверь пару запирающих заклятий, она отступила от нее прочь и, всхлипнув, упала в кресло у окна.
Это был конец.
Что она натворила?
Она же не хотела...
Гермиона, не выдержав, расплакалась в кресле. Не стоило слушать директора и приезжать сюда. Лучше дома, с родителями. Опасность? Можно подумать, в школе всегда безопасно. На втором курсе, на первом, она чуть не умерла. То тролль, то василиск, а тут какие-то Пожиратели! Все! Она сейчас соберет вещи, подождет ночи и на "Рыцаре" уедет домой. Оставаться на Гриммо после всего, что произошло, совершенно невозможно. Приняв решение, Гермиона утерла слезы и стала собираться. В маленький зачарованный саквояжик, который на тринадцатилетие купили родители, были поспешно брошены платья, джинсы с кофточками, а поверх них были устроены книги. Всего-то пять книг, посвященных трудам по рунам, трансмутации вещественного, началам артефакторики. Саквояж был мал, но благодаря чарам расширения он легко вместил в себя все.
Собрав вещи, Гермиона вновь попыталась снять кольцо с пальца. Как она и предчувствовала, у нее ничего не получилось. Пальцы скользили по узкому ободку и ухватить его не получалось. Колечко совершенно не ощущалось на пальце. Будто колечко не из серебра, а лишь иллюзия. Впрочем, возможно, кольцо – это не совсем кольцо в прямом понимании этого слова. В книге по артефакторики говорилось, что есть чары, которые могут обрести форму предмета – камня, ожерелья, печати, кольца...
Правда, Гермиона помнила столь смутно об этом, что была вынуждена достать из саквояжа книгу по артефакторике. До ночи еще далеко, можно почитать, успокоиться, а заодно найти способ избавиться от кольца. Оставалось только надеяться, что Сириус не хочет ее видеть...
Чтение всегда действовало на Гермиону успокаивающе. Через пять минут она уже настолько погрузилась в чтение, что совершенно забыла о реальности. Шли минуты, сменяясь часами, а она все читала. Сам собой вспыхнул хрустальный шар на столе, озаряя теплым, чуть приглушенным светом ее комнату. Подозрения ее подтвердились. Это было не кольцо, а особые чары, с замкнутым контуром. Эти чары могут существовать бесконечно долго, находясь в состоянии покоя. Причем они вполне материальны и их можно взять в руки, надеть, но вот после этого чары, благодаря своей особенности, активируются. В книге приводился пример о кольцах-охранках, предупреждающих о появлении поблизости духов мертвых, темных существ (вампиров, вервольфов) или определенных людей. Кольца-чары действуют до тех пор, пока был жив их носитель. После смерти носителя чары, лишаясь подпитки из ауры носителя, переходили в спящее состояние и становились материальны.
Гермиона внимательно прочла весь раздел, посвященный этим чарам, но так и не нашла способа снять кольцо-чары со своей руки. Не убивать же ей саму себя, чтобы избавиться от него? Должен быть другой способ. К сожалению, раздел книги об этих чарах был скорее обзорным, повествующим об основных их свойствах. Значит, Гермионе надо будет приобрести во "Флориш и Боттс" более подробные труды по данной тематике. Ох, сколько же они, наверно, будут стоить...
Захлопнув книгу, она уложила ее обратно в саквояж и взглянула на свои часы. Часы показали, что скоро полночь и вполне можно попытаться потихоньку покинуть дом на Гриммо. Натянув куртку, Гермиона подхватила саквояж и осторожно выглянула за дверь. Коридор, освещенный газовыми рожками, был пуст. Медленно идя на цыпочках, она пересекла коридор и спустилась по лестнице. Не дыша, прокралась по коридору на первом этаже мимо портрета Вальбурги, скрытого шторами. Боязливо нажала на ручку дверей, молясь, чтобы дверь открылась. Ручка легко опустилась, дверь поддалась и Гермиона выскочила из дома с радостно бьющимся сердцем.
Она пересекла площадь бегом, свернула за угол высотного дома, выходя к дороге. Оглянувшись по сторонам, вытащила палочку и взмахнула ей. Через пять минут перед ней с шумом остановился "Ночной Рыцарь", визгливо тормозя колесами.
– Вас приветствует Стэн Шанпайк, – громко представился, выскочив из автобуса, молодой парень в старой мантии. – Я кондуктор "Ночного Рыцаря, автобуса для ведьм и волшебников, попавших в трудное положение... Вы же попали в трудное положение?
Гермиона подумала, что это довольно глупый вопрос. Чтобы она делала здесь в ином случае? Посреди ночи с саквояжем в руках?
– Да, согласен, глупый вопрос, – смущенно улыбнулся парень, почесав кончик носа. – Прошу ваш багаж, леди. Заходите. С вас девять сиклей за проезд. Куда едем?
– Пригород Лондона, Анерли, Буковая улица, 3, – ответила Гермиона, доставая плату за проезд.
"Ночной рыцарь" сорвался с места, почти мгновенно исчезая с площади Гриммо. Гермиона вжалась в сидение, стискивая подлокотники кресла вмиг вспотевшими ладонями. Она никогда не доверяла транспорту – магическому или маггловскому. Автобус волшебников всю поездку до дома Гермионы заставлял ее припоминать все несчастные случаи на дорогах, аварии и бедных людей, ставших инвалидами по вине лихих водителей.
Каких-то десять минут, показавшихся ей вечностью, и автобус резко остановился. Гермиону дернуло вперед и, не держись она крепко, точно упала бы, пребольно ударившись.
– Анерли, – возвестил Шанпайк, у дверей, держа в руках ее саквояж. – Ваша остановка, мисс. Буковая улица!
Поблагодарив, Гермиона вышла из автобуса.
Знакомая с раннего детства улица, мирная и тихая, веяла спокойствием и Гермиона, вздохнув тихонько от облегчения, легким шагом направилась к дому. По бокам дорожки горели фонари, теплыми пятнашками света ложась под ноги. Где-то лаял смутно знакомый пес, тихо шелестели листвой деревья, будто приветствуя девушку. Вот дом мистера Колинса, старика-художника. Его окна, как всегда, освещены. У него, старика, постоянная бессонница, на что он постоянно жалуется соседям и маме Гермионы. Улыбнувшись, Гермиона прибавила шаг – вот сейчас, еще десяток шагов, и она увидит коттедж Грейнджеров.
Но нет...
Ядовито-желтого цвета лента идет по линии покосившейся ограды. Калитка сорвана с петель и лежит на тротуаре... Сердце падает вниз. Липкий страх, сжимает грудь. Страшась, она подымает голову на свой дом, но... его нет. Есть груда досок и балок, есть кусок стены с прямым углом. Где раньше стояло окно кухни...
Саквояж падает у ног...
– Мама...
Гермиона делает шаг к дому. Она идет к руинам, и ее разум отказывается воспринимать видимое. Да и видит она только груду обломков, что когда-то было белым коттеджем с острой синей крышей. Что произошло? Как? Почему? И понимание вдруг обрушивается на Гермиону.
Пожиратели...
Директор знал. Знал о том, что произошло. Все знали и ничего не сказали ей. И директор, и миссис Уизли и профессор Люпин... И Блэк... и профессор Снейп...
– Сочувствую, мисс Грейнджер... – прошелестел тихий голос зельевара. – Не моя вина, что вышло так...
Гермионе плохо. Она не понимает, наяву ли слышит голос учителя или это воспоминание? Хотя профессор в ее прошлом никогда не произносил этих слов. Это же немыслимо...
– Мисс Грейнджер, здесь нельзя оставаться.
Еле слышный шаг за спиной. Гермиона оборачивается. Нет ничего, кроме ноющей боли, что становилась все сильнее и рвалась наружу. Она смотрит на профессора Снейпа. На самого жесткого, холодного и неприятного человека, что знала. Почему он здесь? Почему-то ее интересует ответ, ведь другие ответы подсознание уже нашло. Просто она отказывалась их принимать...
– Мисс?
– Они мертвы? – тихо спрашивает она.
Профессор, молча, склоняет голову.
– А я не знала... Все знали, а я нет...
Профессор делает шаг и его руки обнимают Гермиону, стискивают так, что дышать трудно. И она прижимается к нему, чувствуя слабый терпкий аромат огня и специй, и воды...
– У вас сейчас начнется истерика, – тихо произносят над головой. – Это нормально.
Она передергивает плечами. Истерика? Ну, да, ее уже всю трясет. Снейп что-то говорит, но она не слышит. Все звуки вокруг будто исчезли, поглощенные чарами. В какой-то миг становится невозможно дышать, сам воздух вокруг уплотнился, сдавил ее со всех сторон, и ее будто дернуло, потянуло в узкую трубу. Это кончилось резко. Край сознания отметил пляшущий в камине огонь, высокие стеллажи книг, стены...
Профессор отстраняется от нее. Тонкие пальцы, осторожно касаются ее подбородка, заставляя поднять голову. Черные глаза учителя смотрят прямо в нее. Черные, совершенно невыразительные, глубокие... и сознание плывет. Гермиона проваливается в небытие...
Утро...
Солнечные зайчики прыгают по щербатым доскам пола. Гермиона равнодушно наблюдает за ними, лежа в кровати. Она в совершенно незнакомой комнате, но ее это не волнует. Гермиона не знает, как оказалась в этой комнате, но помнит, что произошло вчера. Вот только даже воспоминание о доме и родителях, не приносит ничего. Может она под действием чар? Профессор Снейп ее заколдовал? Он так пристально смотрел на нее... А для чар, это она усвоила с первого курса, нужен непрерывный зрительный контакт... Зря она подожгла его мантию...
Откуда-то снизу раздается шум. Наверно, с первого этажа. Звучат голоса, на повышенных тонах о чем-то спорящих. Гермиона садится, вслушивается, с равнодушным любопытством. Разобрать голоса и определить, кому они принадлежат, нет никакой возможности. Скорее всего, один из них принадлежит хозяину дома.
Гермиона надела, лежащие у постели свои туфли на плоской подошве, встала и вышла из комнаты. Через несколько минут она спускается по старой, узкой лестнице и замирает перед дверью, за которой слышит голоса. Там явно были профессор Снейп и директор.
– Дамблдор, это слишком!
– Мальчик мой, я прекрасно понимаю...
– Нет, не понимаете! Это скотина нацепила на нее артефакт!
– Сириус не виноват. Это печальное стечение обстоятельств.
– О, конечно... Блэк и компания никогда и ни в чем не были виноваты!
– Северус! В тебе говорит ненависть и предвзятость. Гермиона, насколько я понял, хотела помочь привести дом на Гриммо в порядок. Мать Сириуса предложила ей надеть кольцо, сказав, что оно даст Гермионе силы на задуманное.
– И она поверила безумному портрету? Нацепила, не подумав, артефакт на палец? Она не так глупа, чтобы совать пальцы в неизвестно что!
– Сириуса не было в доме и он не мог ее остановить. Северус, все мы в молодости совершаем глупости. Ни вы, ни я отнюдь не глупы, но сколько ошибок мы совершили, поддавшись порывам? Я со своими смирился, а вот вы нет.
– Дамблдор...
– Теперь уже ничего не поделать, Северус. Гермиона связана кольцом. Если Сириус и Гермиона не будут вместе, она погибнет. Кольцо просто ее убьет.
– Что вы говорите?! Хотите подложить пятнадцатилетку...
– СЕВЕРУС!!!
Молчание...
– Прошу прощения...
– Иногда ты переходишь все границы... Гермионе необходимо вернуться на Гриммо. Это должно произойти как можно быстрее. Постарайся ей объяснить.
– Я?! Пусть это сделает Уизли! Отработает брюлики, что украла у девчонки!
– Я передал ей украшения для сохранности, Северус! Молли их не крала, ясно?!
– Конечно... я верю вам...
– Северус!
– Да вы издеваетесь?! Как я скажу ей об этом?!
– Ох, Северус... Молодые люди нынче таковы, что им лишние объяснения ни к чему. О телесном аспекте любви они все знают...
Гермиона неверяще смотрела перед собой. Странное безразличие к происходящему исчезло, растворилось, как только разум осознал услышанное...
Глава 4
– Все будет так, как я сказала. Молчать, – палец матери повелительно, резко опускается перед моим лицом. – Разговор окончен.
Этот голос, эти слова, этот жест преследовал меня половину моей жизни. Переворачивая все внутри от жгучей обиды и понимания собственной беспомощности. Что бы я ни сказал, что бы ни сделал, все будет по слову матери. Она контролировала мою жизнь – каждый шаг, вздох, взгляд, от шнурков в ботинках до повязанной под жестким воротником бабочки. Шаг влево, шаг вправо – наказание.
Ты должен делать, что сказано.
Не сметь пререкаться.
Не сметь позорить семью.
Не сметь бегать...
Не сметь кричать...
Не сметь оправдываться...
Не сметь...
Это вымораживало, убивало. Я сам себе казался куклой, марионеткой, опутанный веревками, – дерни за ниточку и я сяду, встану, поклонюсь, вежливо улыбнусь... Я наследник. Я должен и обязан соответствовать великому Роду Блэк. Я стану лордом, который будет представлять Семью. Именно так, с большой буквы – Семью. Каждый день я должен быть в глазах окружающих идеальным наследником... но я не мог соответствовать тому идеалу, что придумала мать.
Она всегда носила с собой веер. Стоило его встряхнуть особенно резко, и в ее руках оказывалась линейка, которая больно и метко мгновенно опускалась на руки, шею, чуть ниже поясницы. В детстве, верно, не было дня, когда я не был наказан. Я жил в постоянном напряжении, опасаясь вызвать неудовольствие. Ситуацию усугубляло то, что мое воспитание было приоритетом для матери. Регулус, мой младший брат, родился болезненным, и его жалели, а кроме всего, самое главное, он был вторым сыном, которому не светило стать лордом. Мать часто вспоминала об этом, объясняя, почему ему стоит поиграть в детской, пока она дает мне очередной урок этикета.
Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что именно это пренебрежение привело к лютой зависти и ненависти со стороны Реджи. Он исподтишка следил за мной и тут же докладывал матери все мои огрехи. Милый, хороший мальчик, который просто меня ревновал... но ни тогда, ни сейчас обиды я изжить не мог.
– Сириус, ты сидел на подоконнике?
Какая мелочь, право слово! Ведь никто чужой не видел, а значит, я не уронил чести Блэк... Всего с полчаса, в своей комнате, а на окнах чары и меня не видно.
– Я жду твой ответ, Сириус.
– Нет, мэм, – рискую я.
У нее в руках этот ужасный веер. Я не могу отвести взгляд от него, а мать раздраженно бьет им по своей ладони. Раз – в руках линейка. В горле тут же встает тошнотворный комок. Я замечаю братца, что мелькает в дверях с довольным видом.
– Сириус, что я говорила о вранье?
– Не сметь лгать, – шепотом говорю я. – Блэк не унижает себя ложью...
Мой голос срывается. Я понимаю всю глубину своего проступка, а также осознаю – наказания не избежать. И просить прощения, значит усугубить свое положение.
– Тогда, что за слова я слышала? – спокойно спрашивает матушка.
Мне хочется плакать. Я боюсь выдавить хоть слово.
– Это была ложь? – еще один спокойный вопрос.
А меня почти трясет. Но молчать очень плохо, это я усвоил крепко.
– Да... мэм...
– Ты не должен лгать, Сириус. Это недопустимо. Это позволительно только в исключительных случаях. Протяни руки.
Линейка больно бьет по рукам, по кончикам пальцев, так, что они горят огнем, а я терплю, глотаю слезы, молча выдерживая наказание. Мать оглаживает линейку, и та вновь обращается в веер.
– Иди за мной, – приказывает она.
Мы приходим в ванную комнату.
– Ты признался, и это хорошо. Ты Блэк, ты должен вести себя достойно. Даже если находишься наедине. Ты меня понимаешь? Люди сидят на стульях, ясно?
– Да, мэм.
– Надеюсь мне не придется наказывать тебя за это вновь. Теперь, что касается твоей лжи. Она глупа и бессмысленна.
– Я не буду лгать, мама! Обещаю!
– Сириус, мне жаль, но ты должен усвоить урок, – мать достает палочку, и я деревенею от страха. – Scourgify!
В ту же секунду я сгибаюсь пополам. Прямо из горла лезет тошнотворная мыльная пена. Меня рвет так сильно, что, кажется, я сейчас вывернусь наизнанку. Рука матери держит меня над ванной. Я цепляюсь за скользкие края. Я задыхаюсь, горло болит от спазмов, слезы текут по щекам. Мне так плохо, ужасно плохо, а пытка все продолжается и продолжается...
– Все хорошо, Сириус. Все хорошо. Все закончилось, – мать гладит меня по голове, прижимая к себе, а у меня все плывет перед глазами. – Ты же не будешь больше лгать? Не расстраивай меня, милый.
Она вытирает мне лицо полотенцем, а затем охает:
– О Мерлин и Моргана, у тебя кровь идет из носа! Кикимер! Немедленно кроветворное!
Меня поят зельем, а после укладывают в постель. Я закрываю глаза, я не хочу видеть мать, что ласково перебирает мои волосы. Я хочу только одного – чтобы она ушла. Не хочу слышать ее голос, что так ласково журит меня, глупого мальчишку. Но она не уходит, и меня вновь начинают душить слезы...
– Ты слишком строга, Вальбурга, – говорит вечером отец за дверью моей комнаты.
– Ты не прав. Я строга ровно настолько, насколько это потребно. Мальчикам нужна твердая рука.
– Вальбурга, я согласен, строгость необходима, но...
– Орион, ты забыл, как воспитывали нас? Наше поколение? Должна заметить, мы стали достойными людьми.
– Я не могу согласиться полностью. Это воспитание более схоже с дрессурой.
– Тебя почти не бывает дома. Воспитание мальчиков целиком на мне. Я вынуждена быть жесткой, но это для их блага...
Это для твоего блага, Сириус.
Детство – чудная пора, когда мир наполнен солнцем, весельем, смехом и беззаботностью... Для кого-то, но не для меня. Все детство отравлено привкусом страха, боязнью сделать что-то не так. Это постоянное напряжение приводило к тому, что у меня шла носом кровь, как только слышалось очередное замечание:
– Сириус, будь добр, сядь прямо!
Странная женщина, моя мать. Она искренне верила, что любит меня и заботится о моем благополучии. Впрочем, не только она верила в это. В этом были уверены все. Все дорогие родственники, многочисленные дядюшки и тетушки, мои любимые кузины не замечали ни синяков, ни излишних придирок, ни моего страха. В мире не было человека, у которого я мог искать защиты и простой поддержки.
А внешне все было благополучно...
У меня было много славных игрушек, но я редко мог играть ими. У меня была хорошая одежда, но что с того? Как одеться утром, решала мать, а не я. У меня был дом, семья, родители, брат, дядюшки, тетушки. Я являлся наследником одной из самых богатых и влиятельных семей Британии, но разве я был счастлив?!
В моей жизни было мало радости до школы. Там в мою жизнь ворвался Джеймс, перевернул все с ног на голову. Он болтал, улыбался, шутил, строил рожи, пытаясь меня развеселить, а у меня получалась лишь жалкая улыбка в ответ. Джеймс был догадливым. Не проницательным, а именно догадливым. Он понял, что я боюсь реакции родных на свое распределение. И прицепился, как клещ, не оставляя в покое. Джеймс научил меня жить сегодняшним днем, не оглядываясь на взрослых, не думая об их оценках. Я был в школе. Я был в безопасности.
Которая заканчивалась с приходом каникул.
И после школы Дом давил меня своими строгими правилами, вечным неодобрением. Мне было душно в нем. Но я терпел, как терпел бы любой ребенок. Терпел до пятнадцати лет, а после я сбежал. Сбежал после того, что сделала мать...
– Сириус, это целитель Райт. Я пригласила его для тебя.
Я вежливо поприветствовал важного, как пингвин, мужчину, с огромным обвисшим животом. Он был омерзителен и я не мог понять, зачем он здесь.
– Думаю, нам стоит пройти в комнату юноши. Так будет удобнее.
Если бы я только знал, что они хотели сделать...
– Сириус, ложись на кровать.
– Зачем?
– Сириус, я сказала, ложись на кровать.
– Не волнуйтесь, юноша. Это простая операция. Вполне обычная.
– Какая операция?!
Паника все больше подымалась во мне. Предчувствие чего-то мерзкого, ужасного. Но я не успел ровным счетом ничего. Мать оглушила меня и, когда я пришел в себя, то уже лежал на кровати, а мои руки и ноги были связаны. Я отчаянно задергался в путах.
– Сириус, успокойся. Это для твоего блага.
– Отпустите меня!
– Юноша здоров. Возможно, операция не является необходимостью...
– Целитель, делайте свое дело. Я не намерена рисковать его здоровьем.
– Как скажите, леди Блэк.
Ужас накрыл меня с головой, когда его руки легли на мой пояс. Я изворачивался, как бешеный, в своих путах, но с меня стянули штаны, спустили белье. На белую тряпку на тумбочке легли странные прищепки и острый тонкий скальпель...
– Не надо! Отпустите! Пожалуйста!!!
– Силенцио. Целитель, дайте ему успокоительное.
– С обезболивающим нельзя, мэм. У вашей семьи непереносимость некоторых компонентов. Мы же говорили, почему не стоит усыплять вашего сына.
– Вам виднее. Да приступайте же!
Целитель пытался влить в меня зелье, но я выплюнул его. Минут пять он меня уговаривал выпить зелье, но я не сдавался. Матери это надоело, и она приказала целителю не медлить.
– Он сам этого хочет. После выпьет без истерик.
Меня обездвижили. Я не мог пошевелиться, хоть как-то защититься. Стыд, страх накрыли меня с головой. Я был совершенно открыт и в их власти...
Это было больно. Ужасно больно. Мне казалось он хочет содрать кожу с моего члена. Я кричал не переставая, но моего крика никто не слышал. Слезы катились из глаз сплошным потоком. Я всегда довольно остро реагировал на боль. Я, привыкший к ней, но эта боль... то ли от унижения, то ли от шока происходящего была просто чудовищна.
А мать спокойно сидела у окна...
Когда пытка закончилась, целитель попрощался с ней и ушел.
– Это для твоего блага, Сириус. Слышишь? – ее рука мягко прошлась по волосам, а у меня не было сил даже пошевелиться. – Не хочу, чтобы ты заболел. Ты так важен для всех нас. Ты будешь мне благодарен однажды. Когда у тебя появятся дети.
Ты будешь мне благодарен...
Это для твоего блага, Сириус...
Ты Блэк...
Ненавижу!!!
Ненавижу ее! Ненавижу все связанное с этим домом, с ней! Ненавижу всю свою семью, которая делала вид, что все совершенно нормально...
Мне не стоило возвращаться в этот дом. Воспоминания оживают в каждой тени и душат, душат!
Ничего бы не произошло, если бы я не вернулся сюда. Если бы не сказал "да", Дамблдору. Если бы... эта чертова девчонка не одела это Кольцо.
– Я дала шанс тебе и семье, Сириус.
Спасибо, мама! Я опять должен быть тебе благодарен? Я связан с пятнадцатилетней девчонкой! А ты знаешь, что она тоже Блэк? Ее дедушка – тот самый Мариус Блэк, которого выжгли с гобелена. Ты все решила сама, как всегда. Как будет лучше.
А я...
Я должен подчиниться.
Ведь иначе она умрет.
Я осознал все сразу, как только увидел кольцо на пальце девчонки. Тошнота поднялась к горлу, в висках застучало и коридор поплыл перед глазами.
– Сириус, вам плохо? – испуганный голосок, и на плечи опускаются маленькие ладошки.
– Уйди...
– Но...
– Убирайся, я сказал!
Я не мог ее видеть. Просто не мог. Я отшвырнул ее от себя, а она испуганной птицей взлетела по лестнице. Вот и хорошо...
Я еле добрался до ванной. Буквально держась за стены. А после я сидел на полу ванной, прижимал полотенце к лицу, дожидаясь, пока перестанет идти кровь. Кроветворного в доме не было, а руки у меня слишком тряслись для чар.
Потом я все же, пошатываясь, добрел до спальни и свалился в постель.
Я не знал, что девчонка сбежала.
Мне было не до этого.
Дамблдор явился на Гриммо утром и только горестно вздохнул, узнав всю историю.
– Сириус, мне очень жаль... Но ты же не обречешь девочку на смерть?
– А у меня есть выбор? Он когда-нибудь у меня был?!
У меня его никогда не было...
Глава 5
То, что сказал Дамблдор, было совершенно немыслимо.
Гермиона обреченно села на последнюю ступеньку лестницы и закрыла лицо руками. Так хотелось, чтобы кошмар прекратился... Да вот беда, это был не кошмарный сон, а жестокая реальность. Видимо, профессор Снейп действительно наложил на нее чары. Мозг девушки, не отвлекаясь на внешние раздражители,– голоса за дверью,– проанализировал все нечаянно подслушанное и вчерашние события, а после выдал результат измышлений.
Но все меркло перед фразой Дамблдора о любви. Было дико даже думать о том, что... Она и Сириус? Нет, это же совершенно нелепо, невозможно и просто дико! Он же взрослый, в конце концов! Поневоле Гермиона представила, как Сириус склоняется над ней, чтобы поцеловать...
Она отчаянно затрясла головой. Нет, это же ужасно глупо! О чем она думает?
– Знаете, мисс Грейнджер, эта ваша манера оказываться там, где не надо... Я так понимаю, вы слышали весь наш разговор с директором? Или только ее часть?
Гермиона растерянно вскинула голову. Рядом с ней стоял профессор Снейп в своей обычной черной мантии и хмуро смотрел на нее. Но вместе с тем за этой угрюмостью сквозила невероятная усталость и какая-то обреченность.
– Вставайте, мисс Грейнджер. Поговорим за завтраком.
Гермиона никогда не думала, что однажды будет сидеть за одним столом с грозным учителем зелий, пить кофе из старой кружки с символикой "Нескафе" и пытаться проглотить одно единственное печенье. Печенье было самое обычное, какое можно купить в любом супермаркете – квадратный крекер, посыпанный кунжутом. И было этого печенья в круглой миске целая россыпь. Гермиона взяла одно печенье, но осилить его не смогла. Она просто не могла есть...
