Текст книги "Русский Нострадамус"
Автор книги: Елена Шишкина
Жанр:
Эзотерика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
Далее следует такой текст: «И они покаялись от пользования Титовым искусством и отреклись от его благого участия. И сказали, что лучше умереть, чем от него хоть малую помощь принять». Данную фразу, видимо, следует понимать так: крестьяне не только перестали обращаться к Титу за помощью, но и приходящим больным «отсоветовали» пользоваться услугами знахаря. Во всяком случае, по этому поводу написано следующее: «Никакого здоровья из его рук не нать (не надо), ибо то суть бесова, богупротивная. Чего жаждете – крепости ли тела на земле али душевного вечного покоя?» И еще: «Кабы свят муж он был, не пристало бы ему по лесам шариться. Помолился бы, и все бы прошло».
Здесь следует снова отвлечься от рассказа о Тите Нилове, чтобы понять, почему же крестьяне стали вести себя таким образом. Колдовство не только в Европе «выжигалось каленым железом». В России середины XVII века обвинение в «ведьминых сговорах» каралось ничуть не меньше. Записи того времени повествуют о том, что «ведьм опускали в воду под лед, испытывали огнем (сжигали на кострах) и воздухом (через задний проход кузнечными мехами вдували воздух) и пр.». Обвинение в колдовстве было тяжким преступлением, и несчастный, «подпавший под эту статью», редко оставался «живым и целым».
Как же Тит оказался в компании ведьм и колдунов, ведь ничего злого он не делал, а только помогал людям? На этот счет есть следующие записи. Первая (как предыстория): «Любил Улиту один кузнец, и был он желанным зятем для ее отца. Свадьба Тита и Улиты не остудила его пылу, а, наоборот, распалила. Ходил тот кузнец к Улитину отцу и говорил, как можно Тита извести, – мол, и колдун он и бесов слуга. Титов тесть тому не потворствовал, бо его жена была в немочи, а окромя Тита никто ей не мог помочь. Но любы старосте были Кузнецовы слова, бо чаял он дочь в родимый дом вернуть». А вот и вторая запись: «А тут еще напасть случилась – волки пошли скот резать. Староста пришел к Титу с просьбой, чтоб прогнал зверей и не дал селянам помереть с голоду». Добрый человек доверчив, потому и не представить ему, что его благодеяния могут быть истолкованы во вред ему самому или кому бы то ни было. Так и наш знахарь – принял как руководство к действию просьбу старосты, не ожидая никакого подвоха. Почему именно к Титу, а не к охотникам или егерям обратились люди, тоже понятно. Как уже упоминалось, Тит, прошедший обучение у Велесовой жрицы, должен был знать тайные имена зверей и птиц (ключи), благодаря которым мог найти с ними общий язык. Отсюда вывод: Нилов был единственным, кто мог выйти против волчьей стаи, чем и воспользовались кузнец и Улитин отец. И он вышел против волков. В рукописи так описывается это событие: «И встал он (Тит) на колени в чистом поле и пропел древнюю песнь (видимо, заговор). И взвыли волки свою звериную тоску и ушли из тех мест. И тому свидетелем был причинный дьяк (судейский) Аким, кто указывал дале перед святой церковью, что Тит колдун». И еще есть запись, почему Нилов оказался обвиненным в колдовстве: «Улита с сыном собирала ягоды, а Тит – свои травы и коренья. И разошлись они в разные стороны. Услыхал Тит Улитин крик о помощи. Примчался и увидел, что на его жену и сына идет медведь. И сказал он зверю слово заветное, и медведь ушел». Чудно человек понимает случившееся. Улита после этого случая ушла с ребенком в родительский дом. Неужели женщина, прожившая несколько лет под одной крышей с Титом, вдруг поверила наветам со стороны? Может, и да. Но скорее всего она просто устала от безденежья.
Отступничество самого дорогого человека Тит пережил с большим трудом. Жить ему больше не хотелось, и он не стал защищаться от обвинений. «Колдовал ли ты?» – спрашивал его дьяк. «Колдовал», – говорил Тит. «С бесами сношался?» – спрашивал дьяк. «Сношался», – говорил Тит. Зачем же он возводил на себя такую опасную напраслину? Я думаю, что разрыв с Улитой стал для него самым большим несчастьем, но тем не менее он не хотел верить в предательство любимой и мечтал о смерти, дабы не получить подтверждения тому, что она поверила в его «сатанинскую» деятельность. Но казни он все-таки не дождался. В разбирательство вмешалась Марфа Соковнина (сестра знаменитой боярыни Морозовой и родственница царя Алексея по его жене Марии Ми– лославской). «Младая боярышня выслушала дьяка и долго смеялась. И сказала так: коли такие его дела негодными были, что ж вы, псы, только сейчас это поняли. А ведь многие из вас живы по сю пору только ему благодаря, нет ли?» Почему Марфа Соковнина вмешалась в суд над простым крестьянином, можно легко догадаться. Очевидно, и ей Тит когда-то помог. Конечно, заступничество такой сановной особы напугало и деревенского священника, и крестьян. Знахарь был оправдан и «отпущен с миром».
Но Улита все-таки не вернулась к мужу. «Стороной обходила его, будто бы он был зачумленный». Не позволяла она и сыну общаться с Титом, «чтобы колдуном мальца не сделал». Можно представить, каково жилось Титу в деревне, где он стал парией. Видимо, поэтому «все чаще он уходил в лес, иной раз неделями дома не появлялся». Однако больные снова стали приходить в его «госпиталь-избу». И может быть, мало-помалу утихли бы слухи и примирился бы Тит с односельчанами, если бы не кузнец, который «не давал ему проходу, задирал и обижал сильно». Почему он после ухода Улиты не оставил в покое знахаря, тоже понятно: в те времена разводов не существовало. Церковь имела право на «развенчание», но только в исключительных случаях: бездетность одного из супругов, принятие другой веры. Но, как правило, такие процессы проводились только для знатных людей. Кузнец же хотел не только разлучить Ниловых, но и жениться на Улите. Поэтому ему было нужно физически уничтожить Тита, ведь только в случае его смерти он мог достичь желанной цели. Обозленный неудачной попыткой с обвинением в колдовстве, он стал изобретать другие способы ликвидации знахаря. Вот что по этому поводу написано: «Задумал тот кузнец совсем злое дело. Решил он уморить кого-нибудь, чтобы обвинить в том Тита». Возникает вопрос: каким образом он мог это осуществить? В рукописи об этом ничего не сказано, но можно предположить, что кузнец стал действовать через пациентов Тита, например, мог подсыпать яд в лекарственные сборы, которые готовил знахарь, или, убив кого-нибудь, подбросить на место преступления принадлежащую Нилову вещь. Но судьба подарила ему возможность избавиться от соперника, не обагрив руки кровью: умерла мать Улиты. «Долго баба мучилась от болей, пока Господь не избавил ее и не упокоил ее душу», – пишет биограф. По всей видимости, кузнец воспользовался этим случаем, потому что «поднял новую смуту против Тита и говорил, что Улитина мать умерла от яду, который был в лекарстве, данном ей знахарем. И все поверили. Тит же в то время жил в лесу и не ведал, что случилось».
Убийство всегда на Руси было страшным преступлением, а отравление называлось еще и «подлым делом». Как же поступили крестьяне? «Не дожидаясь Тита, учинили расправу над его домом. Не дали ему оправдаться, а словно воры пришли в ночи к дому и сожгли (избу)». Из этой записи становится понятно, что односельчане только и ждали случая, как бы изгнать знахаря из деревни. Наверное, они не перестали думать, что Тит – колдун. И из-за суеверного страха, побоявшись открыто его обвинить, выплеснули свою ненависть на его имущество. Но сожженная изба оказалась не самой большой бедой. В конце концов, имущество – дело наживное, справился бы Тит с постройкой нового дома. Тем более что вскоре стало известно, что Тит ни в чем не виноват и «много лет не пользовал Улитину мать». Самой страшной бедой стала гибель Улиты с сыном. «Долго разоряли Тита мужики и ногами топтали скарб его и посевы его огорода с корнем рвали. Но пришла Улита и сказала им, что отец много лет не позволял Титовыми травами мать лечить. Мужики поуспокоились и перестали бесчинствовать и принялись бранить кузнеца за то, что он их заморочил (обманул). Тот же злодей схватил мальца (сына Тита и Улиты) и побежал к горящему дому. Улита за ними. Изба стала рушиться, и зашибло балкой горящей и кузнеца, и пацаненка, и Улиту – всех троих насмерть. И все это Тит не знал, не ведал».
Уход Тита в странствия
Почему Тит не предвидел этого страшного события, ведь он столько раз помогал посторонним людям избежать опасности, «прозревая их судьбы»? Вот что но этому поводу написано в рукописи: «Тот кузнец сам был злым колдуном и отвел глаза Тита от его семьи» (то есть сделал так, чтобы Тит не мог увидеть их судьбу). Что-то многовато колдунов на одну деревню! Однако следует снова вспомнить те времена и обычаи. То, что биограф называет кузнеца колдуном, совершенно не значит, что тот таковым являлся. Дело в том, что в середине XVII века крестьяне считали, что кузнецы общаются с потусторонними силами, – ведь они не только подковывали лошадей, а еще и изготовляли амулеты, талисманы и обереги. Наверное, это суеверие не было чуждым и составителю рукописи о Тите Нилове, который так наивно объяснил «Титово бессилие». Мы же можем более достоверно нарисовать картину прошлого и предположить, почему на самом деле это произошло. Скорее всего, знахарь просто не мог этого увидеть, потому что дело касалось самых дорогих ему людей. «Чужую беду руками разведу, а свое горе – не утопишь в море» – так до сих пор говорят гадалки, ясновидящие и прорицатели. Наверное, этому есть какое-то научное объяснение, в случае же Тита был, видимо, другой мотив: он должен был «бояться посмотреть» будущее дорогих людей, ведь неизвестно, какую судьбу увидел бы он. Это предположение более вероятно, ведь Тит при всех его талантах и знаниях был всего-навсего средневековым крестьянином, а значит, был подвержен и суевериям того времени.
Однако какой бы ни была причина того, что он не предугадал несчастья, смерть жены и сына оказалась для него внезапным и очень тяжелым ударом: «Три дня сидел Тит на пепелище. Не плакал, не стенал, а только смотрел вдаль сухими глазами». Крестьяне, видимо, старались вывести его из оцепенения «и воды ему несли и хлеба, но не ел и не пил он. И говорить с ним пытались, только он словно ничего не слышал». Даже отец Улиты приходил к нему: «И староста просил его опомниться и вернуться к жизни. И просил прощения и называл своим сыном». Тит ни на что не реагировал – так велико было его горе. Далее в повести написано, что, похоронив жену и сына, «он исчез и боле его в деревне не видели». Наверное, он ушел ночью, и именно поэтому никто не видел его ухода. Суеверное же представление крестьян о Тите как о колдуне и породило мнение, что он «исчез».
Походы в ватаге Стеньки Разина
Куда пошел Тит и где надеялся обрести утешение, неизвестно. Следующая запись говорит уже о том, как он пришел на Дон к казакам: «Прибился Тит к морской ватаге Стеньки Разина. И так пришелся по душе грозному атаману, что тот и шагу без него не ступал». Здесь снова возникает вопрос: почему казаки приняли простого крестьянина в свое «свобод!юесообщество»? Из истории мы знаем, что в те времена многие люди бежали на Дон, но казаки не позволяли им селиться в своих станицах, потому что боялись «начать пахать и сеять, словно чернь, и как тягловые (то есть общинники, платящие налоги) платить подать в казну». Да и принятым в казачество людям нужно было выделять землю, которой у казаков в общем-то было немного. В рукописи есть запись, объясняющая это: «Сказал он (Тит) Степану, что брата его за побег со службы царской казнит смертью позорной долгая рука». Из истории известно, что Ивана Разина действительно повесил князь Долгорукий за самовольное бегство казака на Дон во время войны с Речью Посполитой. Наверняка Степан был потрясен этим предсказанием (особенно когда оно подтвердилось), потому и приблизил к себе такого ценного человека, как Тит Нилов, и, судя по всему, даже сделал его своим советчиком. Во всяком случае, вот что пишет биограф: «И ничего Степан не делал без Титова одобрения, потому как верил в его дар и понимал, что может без совета его попасть в историю (то есть попасть в неприятную ситуацию)». Видимо, Титу удалось уговорить атамана реабилитировать перед царем казачье войско и «оправдать себя и сотоварищи, посрамивши басур– манов». Из истории мы знаем, что Степан действительно предпринял поход против персидского шаха – за «зипунами», то есть за добычей, разгромил его флот и «помирился с государем», отдав царскому чиновнику Прозоровскому «многия добычи свои» – пушки, плененных персиян и прочие ценности («злата и самоцветов множество»). Понятно, что за этот «подвиг» либо сам царь, либо кто-то из его фаворитов дали атаману «защитную грамоту». То есть он получил право «хранить границы» страны «любыми способами». Конечно, Разин должен был быть благодарным своему советчику, поэтому «оделил его сверх меры и сделал рукою правою».
Но несчастливая судьба и в ватаге Разина не оставила Тита в покое. Из песен и легенд о «славном атамане» мы знаем, что атаман взял в плен и полюбил персидскую княжну. Эта женщина сыграла роковую роль в жизни Степана. Вот что сказал ему тогда Тит: «Не в добрый час приветил ты эту одалиску (женщину, которая искусна в любви), ведь ты не магометянин и можешь быть женат только на одной». Разин действительно уже был женат на казачке Авдотье, но отказался от своего брака, сказав ей, что среди казаков бабе места нет. История запечатлела встречу Степана и Дуни. Оскорбленная изменой мужа казачка приплыла в «утлом челне» в ставку Разина. Она хотела предупредить мужа о подходе царских войск к родной Степановой станице Черкасской, но на самом деле, видимо, не терпелось ей высказать супругу упрек в измене. «Но гордое сердце не стерпело обиды, и Авдотья попросила показать ей разлучницу. Увидевши, так сказала: Ой, и дурень ты, муж мой! На тощую усатую девку меня променял! Осерчал атаман и отрекся от жены. Сказал, чтобы ехала к себе, а его и самое имя позабыла».
Тит вступился за законную Степанову супругу, настаивая, «чтобы таинство брака было соблюдено». Понятно, что Разину это не понравилось. «Вот тебе Бог, а вот порог», – сказал он своему советнику и «велел идти откуда прибыл». Однако есть еще такая запись: «Говорил он (Тит) Степану, что от той персиянки одни беды будут и самому и товарищи». Может быть, казаки потребовали удаления княжны именно потому, что знали об этом предсказании Тита? Так или иначе, но Степан избавился от персиянки. Утопил или отправил назад – нам неизвестно, но если учесть, каковы были тогдашние нравы, мог поступить и тем и другим образом. Конечно, грозный атаман сожалел, что удалил от себя мудрого, знающего человека и лишил себя «правильного слова», но «не позвал назад и не повинился».
Судя по рукописи, беды Разина начались именно тогда, когда Тит ушел из его ставки. С той поры Степан немало совершил «славных подвигов» в Государстве Российском. «Струги (корабли) его ходили вдоль берегов Волги и Дона, разоряя басурман и обогащая казну». Но Тит предупреждал смелого атамана, чтобы «бросил он неправое дело, иначе по кускам его будет собирать воронье». И действительно, позабыв о победе над персидским шахом, обогатившей казну и «принесшей славу войску русскому», и о «прочих доблестях Степановых», царь Алексей Михайлович решил «усмирить донцов твердой рукой» и приказал прекратить подвоз хлеба в «казачьи земли». Почему он это сделал, понятно. В хрониках записано следующее: «Воровского казачьего войска было тьма, и государь боялся их прихода в Москву». А у Разина в то время «была на Дону большая слава. И задумал он покорить столицу». В рукописи есть интересное замечание, которое вполне объясняет амбициозные намерения донского атамана: «Тит ему говорил, чтобы он (Степан) не верил лукавому Никону. Ибо тебе от него не счесть бед и позору». Исторический факт: Степан Разин двинул свое войско на Москву, утверждая, что ведет казаков Патриарх Московский Никон. Степан не только встречался с гордым попом, но и был его ярым сторонником, так что Никон мог при встрече с Разиным пообещать ему помощь и содействие в борьбе с царем. Поначалу казачий поход был успешным. Чернь и даже стрельцы сочувствовали удалому атаману, и «многие к нему примкнули». Почему он пользовался таким доверием? Дело в том, что он утверждал, что идет освобождать царя от его продажных фаворитов. «Он возмущал чернь, говоря им, что царя обманывают и держат в плену, а де он придет в Москву и спасет государя». Идея была настолько понятна народу, что мятежники «противу боярей» постоянно пополняли его войско.
Разину удалось взять города Царицын, Астрахань, Саратов, Самару. Но либо не смог атаман справиться с «разгулявшимися» казаками, либо сам поддерживал их произвол, потому что известно из исторических записей: «его люди чинили бесчинства и непотребства многие». Казаки страшно мучили и убивали взятых в плен дворян, воевод и купцов, грабили их дома и разоряли лавки. И везде «наводили казацкий устой, говоря, что не надо в казну платить податей». И может быть, казаки одержали бы победу, но «не щадили варнаки (преступники) и церковь божию». Русские люди всегда были богобоязненными. Конечно, глумление над христианскими святынями они не одобряли, а истязания духовенства и вовсе им «были противны», и, когда Стенька подошел к Симбирску и встретился с иноземным, состоявшим из швейцарских и шотландских наемников войском Юрия Барятинского, боевой дух его людей был сломлен, и он потерпел поражение. Его же братья по оружию «схватили атамана, связали и предали царю на суд и расправу». И сбылось предсказанное Титом: Степан Разин был казнен четвертованием, а само имя его было предано поруганию. «С этой поры всех Разиных величать Дураковыми», – приказал царь. В рукописи есть упоминание о том, что Нилов был свидетелем казни Степана Разина: «и смотрел он, как тело атамана рвали крюками, и ремни вырезали со спины, и жгли паклю на голове. И как потом разрубили на четыре части, а сердце вынули и скормили псам». Конечно же, Тита не могло обрадовать, что и это его предсказание оказалось верным. Вот что пишет его биограф: «Плакал он и убивался, что сказать – сказал, а уберечь не смог».
Встреча с Феодосием-греком, переписчиком церковных книг
Ко времени казни донского атамана Тит уже почти десять лет жил в Москве. «Нашел он себе место в посаде и стал там пользовать хворых». Как ему удалось поселиться среди свободных ремесленников, которые «замкнули посады от пришлых», становится понятно из записей: «Прослышали они (посадские), что есть на Москве знатный лекарь, что все хвори как рукой снимает, и послали людей его сыскать и звать в посад. Тит согласился и стал у них жить». В те времена жить в посаде было выгодно: хотя налоги были и велики, эти сообщества свободных людей имели своих представителей в Думе – выборных людей, без одобрения которых не принимались никакие законы. Так что можно сказать, что Титу повезло и наконец он смог жить, спокойно занимаясь любимым делом.
В этот-то посад и пришел однажды грек Феодосий. «Много он (Феодосий) говорил посадским, что старые церковные книги неправедны, ибо писаны с ошибками и их повелели переписать. И показывал новые писания, говоря, что они правильные». Чтобы понять, что имел в виду Феодосий, нужно снова обратиться к истории нашей страны.
В старину не было типографий, книги переписывались вручную учеными монахами, которые жили при монастырях и епископиях. Это было особое мастерство, считавшееся, как и иконопись, священным и богоугодным делом. Перед тем как приступить к переписке, монахи должны были несколько недель придерживаться строгого поста, после чего еще и «испросить благословление» у высших духовных чинов и только после этого начинать работу. Создание таких книг было делом непростым и длительным – иногда одну рукопись переписывали несколько лет. Малейшая описка или ошибка считались чуть ли не преступлением.
За подобную небрежность монахи жестоко наказывались: их «запирали в подвалы и требовали, чтобы они истязали свои тела». Тем не менее ошибки и описки все-таки встречались.
В 1551 году в Москве состоялся собор русского духовенства, названный Стоглавом, потому что на нем были приняты 100 глав постановлений Православной церкви. Один из новых законов требовал, чтобы духовенство принимало меры к исправлению плохих книг: «сами бы правили, сличая с хорошими». В то же время первопечатник Иван Федоров открыл в Москве типографию и начал печатать церковные книги. Потом из-за конфликта с властями он переселился в Литву, а работы в типографии были приостановлены.
Восстановили ее только во время царствования Михаила Федоровича Романова. И сразу же начались распри внутри духовенства по поводу исправления богослужебных книг. Дело в том, что практически все святые тексты были переведены с греческого языка. И разночтения в книгах появлялись оттого, что не все переводчики «изрядно владели языком». Например, в одних рукописях было написано: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ...», а в других: «Христос воскресе из мертвых, смертию на смерть наступи...» Современному человеку может показаться, что смысловой разницы между этими фразами нет, но в середине XVII века точность церковных текстов была очень важна. Настолько, что люди шли на смерть, лишь бы отстоять тот или иной текст. И конечно, исправление священных писаний должно было быть поручено добросовестным, честным и, безусловно, грамотным людям.
Однако патриарх Никон и царь Алексей Михайлович отнеслись к переписке книг «весьма небрежно». «Главным справщиком» назначили грека Арсения, человека со скандальной репутацией: он отрекался от христианства и принял мусульманство, затем отрекся и от него, вернувшись в христианство. Конечно, русское духовенство не доверяло ему и опасалось искажения святых книг. Так оно и произошло. Вместо того чтобы переписывать тексты со старинных русских и греческих рукописей, Арсений и его помощники приступили к делу путем обмана и подлогов: воспользовались текстами, созданными в иезуитских типографиях Венеции и Парижа, которые даже сами греки считали «искаженными и погрешительными». Духовенство было возмущено, потому что никоновские «справщики» не исправляли ошибки и описки, а «выбрасывали (из книг) вековые чины, обычаи и предания древней вселенской Церкви». Смешно предполагать, что хитрые писцы были безграмотными или небрежными. Скорее всего, они были эмиссарами ордена иезуитов, который никак не мог «утвердить свою власть в Московии». Спрашивается, куда смотрели патриарх Никон и царь Алексей?
Существуют письменные источники, где объясняется, почему они молчали и поддерживали Арсения: «Они вздумали переделать русскую церковь на новый (греческий) лад, дабы царя величали византийским императором, а Никона – вселенским патриархом». Записана была даже фраза, сказанная Никоном: «Правь, Арсений, как попало, лишь бы не по-старому». Вот из-за этих амбиций и желания «уничтожить старинный уклад» и начался Великий раскол в православии «и много крови лити».
Арсений хорошо понимал, что бояре и духовенство, даже будучи недовольными его работой, опасаясь гнева государя, скорее всего промолчат. Другое дело – чернь. Их нужно было убедить в том, что новые книги являются «праведными» и единственно верными. Поэтому по Руси стали ходить люди, расхваливающие новые книги.
Видимо, грек, пришедший в посад, где жил Тит, был из числа таких эмиссаров. «Феодосий говорил о новых писаниях и хвалил их. Старые же книги ругал и называл бесовскими». Посадские плохо понимали, о чем толкует странный монах: «слушали (его) и удивлялись, что жили праведно, а (оказывается) по бесовским законам». Тит не поверил Феодосию и попросил дать ему прочесть исправленный текст. «Три дня и три ночи сравнивал он старую книгу с новой. И в том ему помогал поп Даниил». По всей видимости, он пришел к выводу, что текст в новых книгах искажен, и решил объявить об этом «собранию». «Вызвал Тит грека на суд людей и называл его хитрым и лукавым. И показывал, где и как новые книги лгут против старой правды». .
Сегодня мы имеем возможность сравнить старый и новый (арсеньевский) тексты. Вот два ярких примера. Раньше при крещении священник говорил следующие слова: «Запрещает ти, диаволе, Господь наш Иисус Христос, Пришедыи в мир и вселивыися в человецех. Се Аз с вами до скончания века». Как же исправили это место никоновские «справщики»? Они переписали его так: «Запрещает тебе Господь, диаволе, пришедыи в мир и вселивыися в человецех». Получилось, что не Христос пришел в мир и вселился в людей, а дьявол. Или вот еще одно искажение. Изначально текст был таким: «волкохищное овча обретете», то есть волки похищают овец. Новый же звучал так: «горохищное обретете овча» – получалось, что не волки, а горы похищают овец.
Спор Феодосия с Титом биограф описывает таким образом: «Смеялся грек над Титом и называл „лапотником". Тит же перстом указывал на неправильные места (в тексте) и спрашивал, почему в молитве Пресвятой Богородице вместо „...гроб и смерть не удержаста" поменяли на „...фоб и умерщвление"? И знает ли грек, что умерщвление по– русски – это насильственная кончина и что получается по-новому, будто Матерь Божию убили. На то Феодосий отвечал угрозами и говорил, что таких спорщиков приказано карать нещадно и скоро, но ничего про неправду новописания не мог сказать. И еще говорил про протопопа Аввакума, которого в цепях держат в подвале, и что Тита то же ждет». В рукописи говорится, что люди поддержали Тита, а грека «вымазали дегтем и согнали со двора». Конечно, этот самосуд не остался безнаказанным: «Прибыл причинный дьяк и стрельцы и всякого, кто крест складывал двумя, а не тремя перстами, били розгами и Тита тоже били».
Карательная операция в посаде была еще не самой жестокой. В это же время «полетели боярские шапки с Титовых друзей. И Онисим Агарков чести лишился, и Савва Сретнев, а пуще всех досталось Морозовым». Получается, что многие «друзья-бояре» Тита попали в опалу: были «высланы из Москвы», брошены в тюрьмы и казнены. Конечно же, он не мог оставаться в стороне и хотя бы не попытаться им помочь. Вот что написано в рукописи: «Смотрел он (Тит), как с позором везли по Москве непокорных сестриц Морозову и Урусову, и плакал, видя их муки и бесчестие». Боярынь везли на дровнях, прикованными к телеге за шеи. Таким образом хотели всей Москве показать, что ждет ослушников и «упорных», раз даже таких богатых и «сановных жен» не пожалели. А чтобы «жесто– ковыйные ослушницы восчувствовали стыд и раскаянье, перед позорной телегой гнать каптану (карету), в которой малолетний сын Морозовой крестился тремя перстами. „Хвала праведницам!" – стал кричать Тит, и толпа подхватила его слова. И многие стали благословлять скорбный путь боярынь двуеперстным сложением».
Стрельцы стали расталкивать людей, чтобы схватить зачинщика смуты. Тит приготовился к аресту. Но неожиданно кто-то легко коснулся его плеча. Тит оглянулся и увидел «старца с ласковыми глазами. Поманил тот человек Тита, и он пошел за ним». Так произошло знакомство Нилова со старцем Аввой, которого многие его современники считали святым и чудотворцем.
Жизнь Тита в скиту у старца Аввы. Первые пророчества
Если верить рукописи, Авва «неспроста увел Тита в скит». По всей видимости, он «почувствовал» его необычные способности, но возможно, что еще раньше был наслышан о посадском знахаре. «Божий дар нельзя расточать, и пользоваться им нужно с толком» – так объяснил старец причину приглашения Нилова к себе в ученики.
Прежде всего следует описать внешность отшельника и его образ жизни: «Был Авва богатырского росту и сильной мощи. Дуб-трехлетку мог с корнем вырвать. Быть бы ему стрельцом, кузнецом или крестьянином, но с молодых лет алкал он иноческого подвига (то есть хотел стать монахом)».
Вкусив в ранней юности монастырской жизни, Авва не захотел жить в тесной келье, «где дух томится, а не парит», и стал отшельником. «Жил он в лесу, в хижине, крытой соломой. Питался тем, что давал лес, мяса же не вкушал никогда» – так описывает старца биограф Тита. Интересно, что христианский отшельник питался так же, как советовала Титу жрица Велеса. То есть ее фраза, что «мясо тяготит живот и к земле привязывает» была известна и монаху. Вот что Авва советовал Титу: «Ешь траву, плоды и коренья – они делают человека милосердным. Мясного же беги, ибо от него злые мысли приходят». Удивительно, что старец настоятельно рекомендовал Титу «сныть потребляти». Эта трава обильно растет по всей территории России, но в наше время огородники борются с ней как с сорняком. Может быть, напрасно мы так пренебрегаем этим растением, ведь не мог мудрый Авва плохое посоветовать. Оказывается, врачи-фитотерапевты хорошо знакомы со снытью и утверждают, что трава эта не только вкусна, но еще и очень полезна, так как обладает противовоспалительным и мочегонным действием. Как тут не вспомнить поговорку «Век живи, век учись»? Ведь в случайно попавшей ко мне в руки рукописи оказалось не только жизнеописание русского Нострадамуса и записи слов его удивительных пророчеств, но и множество полезнейших советов! Но продолжим рассказ.
Интересно, что у Аввы прежде не было учеников. «Не думал, что достоин советы давать», – говорил он Титу. Но, увидев его на площади, Аввакум понял, что пришла пора передать накопленные опыт и знания. «Три года мне осталось жить. Успеть бы тебе мою науку перенять», – сказал он Титу. Судя по записям, Авва не просто обладал даром предвиденья, но и был настоящим философом. Например, в рукописи есть такая запись: «Спросил старец Тита, чего бы он пожелал для людей. Тот сказал, что свободы. Авва же сказал, что сначала нужно научить их вытравить из себя раба, а уж потом оделять волей. Тит спросил, что за раб такой сидит внутри нас, и старец ответил, что у него много имен: ложь, нажива, зависть, жадность, трусость и много еще. И, доколи будет тот раб изнутри душу поедать, не быть человеку свободным никогда». Из этой фразы можно сделать вывод, что, пока человек не поборет дурные черты характера, он будет в зависимости от своих пороков, то есть их рабом.
«Три года жил Тит у Аввы. Помогал и учился уму-разуму». Каким наукам мог обучить знахаря монах-отшелыгак? Прежде всего, не только умению видеть сцены прошлого или будущего, но и их правильному толкованию. «Говорил Авва Титу, что не все видения от Бога. Бывают и от лукавого (дьявола). И учил распознавать одни от других». Отшельник научил Тита «провидению», то есть предвидеть не только судьбы людей, с которыми тот общался, – «брал за руку и видел», а и историю народов – их прошлое и будущее. Как он этому учил, тоже описано в рукописи: «Когда Тит мог видеть (то есть когда его посещали видения), он читал ему молитвы или рассказывал житие святых». Тит долго не понимал возникающих перед глазами картин и со страхом говорил «об огне небесном и железных человеках». Авва терпеливо объяснял ему, что бояться нечего: «Чему быть, того не минешь. Гони страхи прочь – это козни бесовы не подпускают тебя к истине».