Текст книги "Русский Нострадамус"

Автор книги: Елена Шишкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Что же мог почерпнуть Тит из этих «осужденных на сожжение» источников древней мудрости? Прежде всего нужно объяснить, о чем были эти рукописи. В монастырских книгах, как это ни удивительно, сохранились их краткие описания: «Разумник» – это сборник сказаний о сотворении мира и человека; «Путник» – о встречах добрых и злых; «Розгомечец» – книга гаданий посредством жребия; «Молнияник» – сборник сведений о том, в какие дни месяца что предвещает удар молнии; «Рафли» – о влиянии звезд на ход человеческой жизни; «Рожденник» – о вступлении Солнца в разные знаки Зодиака и о влиянии планет на судьбы новорожденных младенцев, а также на судьбы целых народов и общественное благоденствие (будет война или мир, урожай или голод, повсеместное здравие или моровая язва); «Громовник» – различные расположенные по месяцам предзнаменования (о состоянии погоды, о будущих урожаях, болезнях и пр.); «Зелейник» – описание волшебных и целебных трав (зелий), а также заговоры против болезней. Одной из самых интересных «отреченных книг», которые удалось изучить Титу, была рукопись «Аристотелевы врата». По всей видимости, это был средневековый перевод трактата, приписываемого признанному христианской Церковью греческому философу Аристотелю. Известно, что она содержала сведения по астрологии, медицине и физиогномике и состояла из нескольких отделов, называемых вратами.

По далеко не полному списку перечисленных книг можно представить, какие обширные знания получил Тит Нилов от Велесовой жрицы. Ведь кто, как не она, мог хранить «крамольную литературу»? И кто, как не она, мог быть хранителем гонимой официальными властями древней мудрости? Зерно, падающее на плодородную почву, дает обильные всходы. Тит, словно губка, впитал в себя знания, полученные от волхвы. А если учесть его врожденный дар и предыдущую выучку у знахаря, можно представить, насколько просвещенным человеком он вернулся в родную деревню.

Понятно, что такие знания не давались даром, и скорее всего юноша дал клятву сохранить их и использовать во благо людей. Наверное, именно поэтому несколько лет он посвятил врачеванию.

Целитель и предсказатель

По свидетельству биографа, после обучения у волхвы Тит вернулся в родную деревню. Почему его тянуло на родину, где он не был счастлив и претерпел множество унижений? Неужели с его умениями и талантом он не нашел бы себе пристанища в каком-нибудь крупном городе, даже и в Москве? Скорее всего, ему хотелось доказать односельчанам, что они были несправедливы к маленькому сироте и ошибались, считая его опасным для общины «беловиком». Может быть, это предположение действительно верно, ведь современные психологи утверждают, что все мы пытаемся реабилитировать себя в глазах людей, знающих нас с детства. И чем больше нам было нанесено душевных травм в нежные младенческие годы, тем сильнее желание доказать свою «состоятельность». Видимо, Тит не был исключением и именно поэтому вернулся домой.

Каким же предстал повзрослевший Тит перед сельчанами? В рукописи нигде нет описания его внешности, но встречается фраза «от девок ему проходу не было». Можно предположить, что стал он замечательным статным красавцем, но если бы это было так, почему же биограф не отметил его привлекательность? Скорее всего, внешность у него была заурядная, но ум и доброта, светящиеся в глазах, делали его необычайно обаятельным (что частенько важнее правильных черт лица).

А что же односельчане? Обрадовались ли его возвращению или остались недовольны этим? Судя по всему, они равнодушно отнеслись к его появлению. Не то чтобы не ждали, а просто в хлопотах и заботах о хлебе насущном со временем позабыли о маленьком странном пастушке. Во всяком случае, в рукописи так описано прибытие Тита на родину: «Дом его покосился, крыша прогнила. Целое лето он правил жилье. И никто ему не помогал». Дальше идет рассказ о деятельности Тита как знахаря и предсказателя: «Отворил он двери настежь и стал пользовать и богатых, и бедных. И скоро полюбили его и в деревне и окрест». Интересно, что не просто стали приходить лечиться, а «полюбили». Что это могло значить? Опять приходится вернуться к экономическому положению деревни середины XVII века. Задушенная податями община вряд ли «полюбила» бы знахаря, если бы он просто занимался врачебной деятельностью. Ведь «миру» от этого проку было мало. Поэтому можно предположить, что Тит каким-то образом участвовал в уплате налогов, то есть с пациентов из других деревень брал деньги, которые отдавал общинному старосте. А может быть, оказал услугу какому-нибудь знатному лицу, за что вся деревня получила льготы (это было вполне в духе того времени). Прямо в рукописи ни о том, ни о другом не говорится, но есть две интересные фразы, подтверждающие оба предположения: «Помогал им (односельчанам) как мог. И серебром, и добрым советом». Откуда он мог взять деньги, если не от пациентов? Вторая же запись гласит следующее: «Боярин Агарков привез сына, страдающего падучей (эпилепсией). Год жил малец в Титовой избе и излечился». Известно, что семья Агарковых была большим, богатым и сильным кланом. На царской службе никто из них не состоял, но есть старинные записи, что этот род не раз выкупал у царских слуг свою ближнюю и дальнюю родню или просто помогал знакомым, попавшим в опалу. Наверное, их влияние было обусловлено «крепкой казной», и, естественно, сребролюбивые чиновники того времени с Агарковыми считались и могли оказывать им самые странные услуги, например освободить на год-два от подати какую-нибудь деревню.

Сегодня мы в полной мере можем представить себе, какие заболевания и какими средствами лечил Тит Нилов. Наука старого знахаря явно пошла ему на пользу. Это видно из рукописи, где описанные рецепты составлены в основном из трав и кореньев: «Когда испарина (пот) при жарком теле (простуде), пить сок ягод красной смородины, разбавленный кипятком. Когда вода из носу (насморк), намять свеклы, чтобы было много соку; мед развести в теплой воде, смешать с соком и пить. В нос же лить (капать) теплый отвар шалфея. От кашля: мед развести в теплой воде, смешать с соком клюквы и пить; редьку ночь настоять в меду, чтобы дала сок. Сок тот сцедить и пить понемногу, пока кашель не пройдет. От болей в груди и горле (при бронхите): листья подорожника намять, смешать с медом и, закупорив, оставить на ночь на печи, пить утром, днем и вечером. От жара (высокой температуры): пить сок клюквы, разбавленный кипятком. От грудной жабы (стенокардии): траву болотного багульника заварить крутым кипятком и пить или сок листьев подорожника смешать с жидким медом и пить каждые три часа. От чахотки (туберкулеза): настоять сосновые шишечки на меду, пить с кипятком; лопух и траву цветущего клевера заварить крутым кипятком, пить помногу (по стакану) четыре раза в день. От боли сердца: траву пустырника настоять за ночь в кипятке, пить три-четыре раза в день по полной чарке (приблизительно по полстакана); пустырник и крапиву заварить кипятком, дать остыть и пить три раза в день. От болей в животе с изжогой (по-видимому, от гастрита): пить настой березового гриба (чаги), настоянного в родниковой воде. От ожога горла: яичный белок взболтать, долить водой и полоскать горло в течение дня» и т. д. Следует заметить, что нынешние врачи, гомеопаты и фитотерапевты (по старым понятиям, травники), рекомендуют практически те же самые рецепты. И кто знает, может быть, кому-нибудь из составителей современных сборников лекарственных растений довелось прочесть и попавшую ко мне рукопись.

Заслужив «любовь» односельчан, Тит не возгордился и не воспользовался их доверием. «Был он скромен и приятен с людьми», – пишет его биограф. Что это значит? Только то, что он честно исполнял свой долг, не требуя никаких привилегий. В рассказе о нем есть такая запись: «И быть бы богатым Титушке, и снискать бы себе почести и славу, кабы не человеколюбие его да не жалость к сирым и убогим. Никому он не отказал, ни правому, ни виновному. Говорил, что мор (болезнь) равно всех косит, не отделяя хорошего человека от дурного». Откуда же у него эти великодушие и милосердие? Можно подумать, что он дал клятву Гиппократа. Неужели старый знахарь научил его подобному отношению к людям? Вряд ли. Скорее всего, это была наука жрицы Велеса, чтившей заветы божества, которому она служила. Мы часто ошибочно полагаем, что древние боги славян были безжалостными и требовали кровавых жертв (даже человеческих). Это мнение бытует потому, что, изучая историю других народов (например, Древнего Египта, Вавилона и др.), мы не обращаем внимание на собственное прошлое. Поэтому, имея представление о чужеродном язычестве как о безжалостном, кровавом времени, думаем, что и боги наших предков были так же жестоки.

На самом деле в пантеоне богов древних славян было всего несколько божеств, которых боялись и русичи, и иноземцы. На самом-то деле их основной функцией было наказание за преступления – изгнание из «рода», «несение повинности», то есть искупление вины. Один Чернобог требовал крови, да и то только во времена «лихих годин» (войн, природных катаклизмов или моровой язвы). Но ему в жертву приносили в основном животных, в крайнем случае людей, но только из славянских родов и только по жребию (никогда рабов или пленных, поскольку считалось, что за чужой счет счастью не быть). Вот таким «жестоким» было славянское язычество. Надо отдать должное нашим предкам – их вера была крайне лояльной и милосердной. Вот что пишет известный исследователь славянской культуры, этнограф и историк И. Е. Забелин: «В детском лепете языческого мышления постоянно и неизменно слышится тот же вещий голос: я хочу все знать, все видеть, везде существовать. Ведь среди удивительных божеств, которым поклонялись и перед которыми преклонялись наши предки, нет отталкивающих, уродливых, омерзительных. Есть злые, страшные, странные, непонятные, – но куда больше прекрасных, загадочных, добрых, умных». А автор книги «Древняя религия славян» (начало XIX века) Г. А. Глинка замечал: «Славянская вера из многих языческих есть чистейшая. Ибо их боги суть естественные действия, благотворением своим имеющие на человека влияние и служащие к страху и казни беззакония...» Действительно, древние боги выполняли скорее функцию родителей наших предков, нежели были высшими, господствующими над людьми существами. (Недаром же в старину русичи называли себя сварожичами, то есть внуками бога Сва– рога.) Именно поэтому волхва и должна была прежде всего научить своего ученика «по-родительски» относиться ко всем людям, а это означало – любить их и заботиться о них. Чем, по свидетельству безы– – мянного биографа, Тит и занимался. В рукописи сказано, что он не ограничивал свою деятельность только лечением людей. Например, есть запись о том, как однажды он оказался свидетелем перебранки между супругами. Рассерженная чем-то жена в сердцах крикнула мужу: «Чтоб тебе пусто было!» Тит остановил ее проклятия, рассказав сказку о девице, пожелавшей жениху, чтобы того унесло буйным ветром, а ветры услыхали ее слова и унесли парня в тридевятое царство (царство мертвых), и пришлось потом девице «десять железных сапог износить, двадцать железных просвирок сглодать», чтобы выручить жениха. «Злое слово в худое дело обернется», – записал биограф слова Тита. Удивительное замечание для крестьянина середины XVII века! Откуда он мог знать, что слово материально? Ведь только в начале 60-х годов XX века японские ученые доказали, что слово является сгустком энергии и чем сильнее чувство (энергия), вложенное в него, тем скорее оно «сработает», то есть произойдет то, что человек пожелал вслух. Поистине, все новое – это хорошо забытое старое!

По всей видимости, Тит выполнял еще и функцию своеобразного психотерапевта. Вот что об этом написано в рукописи: «Привел к нему мужик жену свою, хворую тоской (депрессией). Сидела та баба ни жива ни мертва: на слова не отзывалась, на уговоры не откликалась. Велел тогда Тит мужику выйти на утренней заре в поле и прочитать такой заговор: „Встану я перекрестясь, выйду помолясь, не в закрытое окно, а в открытую дверь. Пойду в чистое поле. Навстречу мне Огонь и Полымя и буен Ветер. Встану и поклонюсь им низешенько и скажу так: гой еси Огонь и Полымя! Не палите зеленых лугов! Буен Ветер! Не раздувай полымя! А сослужите службу верную, великую: выньте из жены моей (имярек) тоску тос– кучую и сухоту плакучую, понесите ее через горы и боры – не потеряйте, через моря и реки – не утопите, а заройте ее глубоко на краях земли, чтобы не выползла она на Божий свет и не повадилась опять грызть сердца человековы». И таких случаев описано немало.

«Шли к нему люди и денно и нощно и за помощью, и за добрым советом». Какие же советы давал деревенский знахарь? Первое, что приходит в голову, – рекомендации врачебного характера. Однако существует интересная запись следующего содержания: «Издалека пришли к Титу мужики спросить, как справиться с тяглом (налогами). И он сказал им, чтобы уменьшили свои запашки». Казалось бы, что совет абсурден: сократить посевы – значит уменьшить урожаи. Какой в этом прок? Но, как оказалось, и смысл в этом совете был, и прок немалый. В те времена подати платили с «паханой земли». Чтобы уменьшить поборы в казну, достаточно было лишь уменьшить свою запашку, и тогда сразу же снижался налог, а чтобы благосостояние общины осталось на прежнем уровне, можно было «подрабатывать» в других промыслах – охоте, рыбалке, бортничестве (на пасеках). Забавные познания для крестьянина?! Никакая волхва не смогла бы его этой хитрости научить. Скорее всего, кто-то из пациентов поведал Титу, каким образом «уклоняется от налогов», а смекалистый знахарь запомнил и воспользовался этой уловкой.

По свидетельству биографа, Тит неоднократно предсказывал будущее. Например, бездетной паре он предрек скорое рождение ребенка, а косой и рябой девке – удачное замужество. Каким образом ему удавалось приоткрывать завесу будущего? В рукописи есть описание «сеанса» его ясновидения: «Брал за левую руку, смотрел в глаза, а потом „не своим голосом" говорил, что будет. Сам же никогда не помнил своих слов». Вот какому удивительному искусству научила его жрица Велеса. Впрочем, предсказывал он не только при непосредственном контакте с вопрошающим. Предсказание несчастной судьбы знаменитой боярыни Феодосьи Прокопьевны Морозовой было сделано им, когда гордая барыня проезжала через деревню, в которой жил Тит. Вот как это описано: «Ночью, аки воры, придут за боярыней. Запрут в подвале на годы и годы. И оттуда только смерть ее вызволит». Но никто ему не поверил. А как было поверить в то, что боярыня, выезжающая на прогулку в «богатом, изукрашенным муссией и серебром и аргамаками многими, каптане (крытой карете)», запряженном двенадцатью белыми (очень редкой для тех времен масти) конями, с «великолепными парчовыми чепьями» (подстилками под седло, поверх потника) и в сопровождении почти двухсот слуг, вдруг окажется в тюрьме? Однако из истории мы знаем, что произошло именно то, что предсказал Тит. Именно ночью ее арестовали, бросили в темницу, где она провела несколько лет и где скончалась – «угасла, как свечечка», по высказыванию ее сестры и подруги по несчастью княгини Урусовой (другие предсказания Тита судеб современников мы представим в отдельной главе).

Из вышеописанного видно, что Тит много и плодотворно трудился на благо людям. Но ведь прежде всего он был человеком, притом молодым мужчиной. Неужели его сердце оставалось равнодушным к чарам красавиц? Конечно же, нет. Пришла пора – и он влюбился.

Любовь и женитьба

Избранницей Тита стала дочь общинного старосты Улита. В деревне она считалась первой красавицей. «Черная коса до пояса, а глаза синие, как летние небеса. Румянец во всю щеку, кожа белее молока. Статная да полная – людям на загляденье» – вот так поэтично описывает ее биограф.

Наверняка отбою от женихов не было, да не «каждому она была по зубам». Дочь-красавица – живой капитал в семье. Ее можно выгодно выдать замуж и тем упрочить материальное положение всего рода. А если девушка из богатой семьи, то и повысить социальный статус, например, из крестьян перейти в поповское или «служилое» (люди, состоящие на государственной службе) сословие. Улита как раз была из богатой семьи – отец ее был общинным старостой. Нужно заметить, что на эту должность выбирали крестьян зажиточных, «с крепким двором», ведь в случае неурожая или еще какой-нибудь напасти они материально отвечали за уплату налогов, то есть должны были иметь некоторый капитал, чтобы подстраховать «мир». Наверняка отец Улиты мечтал выдать дочку не за бедного знахаря: «Думал он (отец Улиты) просватать ее за поповича или кузнеца (кузнецы очень ценились в деревнях)». Как же вышло, что он дал согласие на ее брак с Титом? Вот что по этому поводу говорится в рукописи: «Пришла Улита к Титу за лекарствами для матери – та мучилась болями в спине. Он дал ей и трав и кореньев. Научил, когда растирать больное место. А как ушла девка, потерял покой. Да и ей Тит глянулся». Можно предположить, что молодые люди стали встречаться. И так как отцу эти встречи не нравились: «не раз ее вожжами от Тита отваживал», то виделись они тайком. Поскольку «запретный плод» самый сладкий, то любовь между ними была такой, что «жить друг без друга стало им невмочь». Наверняка, как все мужчины во все времена, Тит предлагал решить проблему кардинально: тайком венчаться или просто бежать. Но Улите такой выход из положения вряд ли мог понравиться, ведь тогда она лишилась бы приданого (выросшая в достатке деревенская девушка наверняка боялась нищеты), во всяком случае, вот что написано в рукописи: «Притворилась она тогда больной. Есть-пить перестала, все лежала на лавке да слезы горькие проливала. А коли приходилось выйти из избы, падала замертво на землю, словно слабосильная. Чтобы румянец ее хитрости не выдал, тайком пила кислый уксус и стала бледная, словно и вправду немочная». Чего только женщина ни придумает, чтобы быть с любимым: «и на ложь отважится, и здоровье отдаст». Видимо, уловка Улиты возымела действие, потому что «вскорости обвенчались они и зажили своим домом ладно да дружно».

Судя по записям, это был самый счастливый период в жизни Тита: «Холил и лелеял он свою голубушку. Дня не бывало, чтобы чем-нибудь, пусть малой крохой, не одаривал. Бус, лент и платков у ней было как у боярыни, и каждый месяц ей новое платье справляли. А Улита и часу без мужа не могла стерпеть, прибегала то пирожок принести, то рубаху поменять». Видимо, молодые получили в приданое дом в деревне (поскольку Улита куда-то бегала), а старую избу Тита стали использовать в качестве «больницы». Пишет безымянный биограф и о том, что, не бросая своей врачебной практики, молодожен стал рачительным хозяином: «Коровы у них на дворе были жирными да гладкими, у коз шерсть лоснилась, птицы разной не перечесть было. Даже пес цепной громче всех собак в деревне лаял». Улита тоже оказалась не просто любящей супругой и домовитой хозяйкой, но стала и помощницей мужу в его лекарской деятельности: «Пойдет в лес по грибы или по ягоды, завсегда корзину кореньев или трав насобирает. А когда не на дворе или не на огороде, травы целебные перебирала, сушила да по горшкам раскладывала». Идеальная пара, да и только!

Но не только одним согласием и ладным житьем славилась молодая семья Ниловых. Особо в рукописи отмечаются доброта и щедрость супругов. Приют и пищу находили у них все нищие странники, посещавшие деревню. И никому в гостеприимном доме не было отказа в помощи «ни в сытое время, ни в голодный год». Однако не все крестьяне испытывали симпатию к Ниловым. Кто-то затаил злобу еще с тех времен, когда маленький пастушок указывал на скотокрадов, а кто-то не мог простить ему его странного дара и удачи, которую он снискал на почве знахарства. И в голодное время эта затаенная ненависть выплеснулась на Тита. Об этом времени нужно рассказать поподробнее, поскольку перелом в жизни Тита начался из-за мятежей, вспыхнувших тогда в России.

Царь Алексей Михайлович решил пересмотреть старые законы, улучшить их и дополнить с помощью «общего совета» на земском соборе. «Общим советом» называли выборных людей (нечто вроде Думы), которые вносили предложение князю Одоевскому, выполнявшему функцию премьер-министра, а затем -«входили к государю по поводу их челобитья». Если царь соглашался, новый закон вносился в «Своды и уложения». Умный, образованный и деятельный князь Никита Одоевский стремился упрочить экономическое положение России и упорядочить сословные взаимоотношения. Именно им были предложены многие важные законоположения.

1.  Духовенство было лишено права впредь приобретать земли, а также многих судебных льгот.

2.  Бояре и духовенство потеряли право селить около городов, в так называемых «слободках», своих крестьян и холопов, а также принимать к себе «закладчиков».

3.  Посадские общины получили право возвратить всех ушедших от них «закладчиков» и удалить из посадов всех «нетягловых» людей (то есть тех, кто жил на территории общины, но, занимаясь каким-либо ремеслом, не платил «со всем миром» налогов).

4.  Дворяне получили право искать своих беглых крестьян без «урочных лет» (до принятия этого закона, если за 15 лет беглый холоп не был найден, он становился свободным).

5.  По просьбе купцов иноземцам было запрещено торговать «внутри Московского государства, где бы то ни было, кроме Архангельска».

Новый свод законов, называемый «Соборным уложением», был издан в огромном по тем временам количестве в 2000 экземпляров и распространен по всему государству.

Из упомянутых выше нововведений понятно, что законы создавались для поддержки среднего класса. Служилые люди закрепили за собой земли (которые прежде забирало духовенство) и крестьян (которые все еще переходили с места на место). Посадские люди ликвидировали закладничество и «замкнули посады от пришлых», что облегчило им выплату налогов в казну. Однако духовенство и бояре были крайне недовольны новыми порядками. Они утверждали, что эти уложения созданы «боязни ради и междуусобия от всех черных людей, а не истинной правды ради», и подстрекали к бунту простолюдинов и крестьян. Черни тоже радоваться было нечему, ведь они лишились всего, что примиряло их с несвободной жизнью, – права закладывать имущество и возможности выхода из «крепости» (рабства). Начались волнения. Люди бежали с насиженных мест на Дон, укрывались в поместьях недовольных бояр. А во многих городах вспыхнули настоящие бунты.

Каким образом мог оказаться простой деревенский знахарь в гуще политических событий? Как ни странно, благодаря своему милосердию. Вот что написано в рукописи: «Дом их (Тита и Улиты) превратился в гостиный двор (гостиницу). Денно и нощно странный люд приходил к избе, столовался, а потом исчезал, будто и не было их вовсе. Кое– кого потом видали то „в людях" боярина Агаркова, то в урусовской челяди (в прислуге князя Урусова), а иной раз и в самой Москве у Морозовых или Сретневых». Неизвестный автор указывает фамилии самых богатых бояр того времени, которые, конечно, более всех были недовольны реформами Одоевского и, как могли, сопротивлялись новым порядкам. Хотя в записях в связи с деятельностью Тита упомянут только Онисим Агарков (сына которого Нилов вылечил от эпилепсии), можно предположить, что и остальные бояре каким-то образом бывали с ним «в сношениях» – либо лечились у Тита, либо «гадали» (то есть получали предсказания). Именно поэтому деревенский знахарь имел возможность «пристраивать беглых под сильную руку».

Конечно, односельчане были недовольны «политической деятельностью» знахаря. Ведь раз упомянуто, что они «всем миром» платили подати, значит, деревня была свободна «от холопского ярма», и наверняка крестьяне боялись потерять свои «права и свободы». «Стали они против Тита роптать и говорить, что его надо гнать с земли, пока не пришли государевы стрельцы и судейские дьяки. И Улитин отец был в той хуле самым громким голосом», – читаем в рукописи. То есть они хотели избавиться от Тита, чтобы царь не прислал своих людей для судебного разбирательства, которое могло быть чревато самыми разными последствиями – от прикрепления деревни в «крепость» государю (или кому-нибудь из его фаворитов) до казни каждого второго жителя, «как крамольных укрывателей». Однако до расправы дело не дошло, и Тит с женой не были изгнаны из общины. Неужели не нашлось ни одного «добропорядочного» крестьянина, который бы не донес на Тита властям, ведь «хулы против него немало было»?

Нужно помнить о законах того времени и о тщательно соблюдаемой «субординации». Наверняка все «жалобы» шли через общинного старосту – отца Улиты, то есть он обладал правом пускать их в ход. Но в рукописи указано, что тесть Тита был одним из самых недовольных. Что же ему помешало избавиться от нежеланного зятя? Оказывается, самое что ни на есть простое житейское дело: «Улита понесла (забеременела)». Сам ли староста был чадолюбив или супруга старосты вступилась за дочь, неизвестно, однако «делу не был дан ход». Тит тоже перестал принимать и пристраивать беглых, и, может быть, по той же причине.

Но всем известно, что, стоит только возникнуть какому-нибудь «недовольству», оно рано или поздно вырастет в открытое гонение человека – его будут обвинять во всех бедах и невзгодах. «И пяти лет не прошло с той поры, – пишет биограф, – как снова Титу стало нечем вздохнуть». Что же за это время случилось в государстве? Дело в том, что начался так называемый «медный бунт», который, на свою беду, предсказал Тит: «Берегите серебро и, тем паче, золото. Как заменят их на медь – идти тогда нам по миру с протянутой рукой». Что же такое этот самый «медный бунт» и каковы причины его возникновения? Приходится снова вернуться к историческим событиям этого периода.

Царь Алексей начал войну с Речью Посполитой и повел войска на Литву. В это время страну поразила «моровая язва» (по всей видимости, чума). Болезнь опустошила страну, совершенно расстроив с таким трудом введенный Одоевским новый общественный порядок и разрушив уже вполне сложившуюся экономику. В условиях эпидемии невозможно стало собирать деньги в государственную казну, и она «оскудела». Сказалось и несвоевременно принятое Думой решение о запрете иностранцам торговать в стране (приток импортного серебра иссяк). Не зная, откуда брать деньги, правительство придумало следующие меры: мелкую монету (копейки и деньги) стали делать из меди. Если до этого нововведения в одном рубле было 100 копеек и 200 денег, теперь «мелочь» стала в 20 раз дешевле. Медные монеты появились в огромных количествах, и на первых порах никто не заметил их разрушительного влияния на рыночные отношения. Однако вскоре появились «воровские деньги»: мошенники-дьяки, служащие при монетном дворе, стали чеканить «себе и товарищам» монеты из собственной меди (этот металл, в отличие от золота и серебра, был легкодоступен). Медные монеты стали резко обесцениваться: за 100 серебряных стали давать 200 медных денег. Товары начали резко подниматься в цене. Испуганное инфляцией правительство новым указом о том, чтобы в казну поступало только серебро, обострило финансовый кризис. Требуя уплаты налогов серебряными рублями, народу тем не менее платили только медные деньги. «И установился такой порядок: за 100 серебряных монет требовали и тысячу и полторы тысячи медных». Начались разорение среднего класса и голод среди бедноты. «Совсем погибаем и помираем голодной смертью. На медные деньги ничего не продают, а серебряные взять негде», – писали в челобитных царю подданные. И начался великий мятеж – «медный бунт». Уговоры царских чиновников не оказали должного воздействия, и тогда в ход были пущены войска. «Много мятежников было убито и казнено, а и много утонуло в реках (очевидно, во время бегства) и сгинуло у степняков (видимо, попав в рабство)». События эти кажутся далекими от размеренной жизни Титовой деревни, однако все, что происходило в стране, так или иначе отражалось на быте даже самого далекого и укромного уголка государства.

В рукописи больше не говорится о том, что Тит помогал беглым от царского гнева людям, но его односельчане, видимо, каким-то образом пострадавшие от «медной реформы» – при торговле или при уплате податей, – обвинили в неприятностях именно его. Во всяком случае, «всем миром пришли они к нему (Титу) на двор и упрекали, мол, ты с твоими дружками-боярами учинил нам разор. Потому ты во всем и повинен. Коли не заплатишь серебро в казну, съезжай со двора и живи своим умом». Благодарность народная коротка, позабыли крестьяне о том, что именно вменяемая ему в вину «дружба с боярами» несколько лет назад принесла деревне немалую выгоду. Что же Тит, неужели не напомнил о том, как лечил и учил уму-разуму односельчан, неужели малодушно промолчал и ушел из деревни? Может быть, он так бы и поступил, ведь биограф пишет, что «он никогда не вступал в споры и свары», но вмешалась Улита. Вот как описано в рукописи ее заступничество: «Вышла Улита, с дитем малым на руках, встала добродея (творящая добро, правду) перед мужиками и сказала все, что знала про бесстыжие их домыслы, кле– ветные наветы и злую напраслину». По этому высказыванию можно представить себе характер этой женщины – бесстрашной, честной, справедливой, недаром же в рукописи она названа «добродеей». Такие прозвища давали только «женам, умом мужам равным». Помятуя о нравах того времени, можно предположить, что особого внимания на ее слова мужики не обратили, но, «устыдившись, ушли, затаивши злобу на Титушку». После выступления Улиты Тита на некоторое время оставили в покое, однако «не переставали чинить ему козни». Что могло это означать? Скорее всего, односельчане постарались лишить его врачебной практики. А вот каким образом, можно понять из последующих событий в жизни Тита.

Немилость церкви. Обвинение в колдовстве

Это не два зверя собиралися,

Не два лютые сбегалися;

Это Правда с Кривдой сходилися, Промежду собой они дрались-билися. Правду Кривда одолеть хочет. Правда Кривду переспорила,

Правда пошла на небеса,

А Кривда пошла у нас вся по земле.

Так в рукописи начинается история обвинения Тита в колдовстве, ереси и прочих «непотребных действах». В отступление от повествования нужно заметить, что биограф, составивший описание жизни Тита Нилова, был изрядно образованным человеком, ведь приведенные стихи являются частью «Голубиной книги», содержание которой сегодня известно только специалистам-славяноведам!