Текст книги "Русский Нострадамус"

Автор книги: Елена Шишкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Мало-помалу Нилов научился понимать то, «что ему являл Господь, и стал связно говорить и не бояться». Сначала его посещали видения близкого будущего. Например, он предсказал присоединение Сибири: «Придет Ярко Храбрый и завоюет царю еще одно царство». Мы часто ошибочно полагаем, что честь завоевания Сибири принадлежит Ермаку Тимофеевичу, однако это не так. Дружина Ермака не сумела закрепить за Иваном Грозным открытые ими земли. Большей частью они погибли в стычках с местным населением, остальные вернулись в родные края. Ерофей же Хабаров (Ярко Храбрый) не только победил воинственные племена аборигенов, но и стал строить «свои заставы», то есть расширять границы России. Известный историик середины XIX века К. Валишевский в своей монографии «Первые Романовы» написал по этому поводу следующее: «Политика расширения Алексея была лишь выразительницей национальной тенденции. Первыми шагами своими покорение Сибири было обязано частной инициативе». Видимо, именно потому, что Хабаров действовал без «царского указа», Тит и увидел его присоединяющим Сибирь, а не царя или высокопоставленных вельмож. Провидел Тит и то, что Россия наладит дипломатические отношения с Китаем: «Столкнуться Москве с новой соседкой, страной желтых людей». Из истории мы знаем, что именно при Алексее Михайловиче появились в Москве «невиданные прежде послы богдыхана (так в то время называли китайского императора)».

Авва терпеливо обучал своего талантливого ученика и другой «божьей науке – отделению лжи от правды». Вот пример его нового «таланта». Ходили слухи, что Богдан Хмельницкий просит у московского царя «защиты от ляхов» и уговаривает его напасть на Польшу. «Тит задумался глубоко и сказал, что Богдан мутит умы, ибо сейчас такое же письмо читают и польские паны». Богдан Хмельницкий действительно вел двойную игру и, по сути дела, пытался столкнуть два государства, чтобы в результате получить гетманскую булаву из рук победителей (причем ему было абсолютно безразлично, от кого ее принимать).

Интересно, что Тит стал не только «видеть», но и слышать. Так, о присоединении Украины к России он услышал «единый глас народа малоросского: „Волим под царя восточного, православного!"» Предвидел он и будущую войну с Польшей: «Простит царь измену казацкую и крепко будет в Малороссии стоять. А в Литве быти нам биты. И быти Украйне поделенной землей по сторонам реки Днепра. И мать земли русской станет ляшской». Наверное, и это предсказание нужно пояснить с точки зрения истории.

После смерти Богдана Хмельницкого казачьи старшины стали требовать автономии. Они не хотели подчиняться Москве и склонялись к новому договору с Польшей. Новый малоросский гетман Иван Выговский уже начал вести об этом переговоры с сеймом. Однако простые казаки не поддержали его. Началось кровавое «междуусобие». Но Выговский скоро погиб, а на его место был «посажен» сын Богдана – Юрий Хмельницкий. Пока он правил, Малороссия оставалась за Россией. Когда же его переизбрали, она разделилась на две части. Полки, стоявшие на левом берегу Днепра, остались за Россией и получили название Левобережной Украины. А вся «правобережная» ее часть, кроме Киева, отошла к Польше. Но ведь в пророчестве Тита говорится о том, что Киев (мать городов русских) отойдет к Польше. Неужели провидец ошибся? Оказывается, нет. После десяти лет войны Москвы с Речью Посполитой Киев был отдан Польше. Но всего на два года.

Но не только судьбы Государства Российского видел Тит. Например, он предсказал Польше «бес– королевье». Действительно, когда, не оставив наследника, скончался последний Ягеллон, король Сигизмунд-Август, объединенный сейм Польши и Литвы стал избирать себе нового государя. Вот что «увидел Тит»: «Будут звать поляки на царствие франкского (французского) царевича, того, чьего отца убили копьем в глаз. Но через их непокорство он не долго будет сидеть на престоле, и уйдет он восвояси. Потом они позовут своего же ляха, потом позовут шведа».

На самом деле так и было. Сначала сейм призвал Генриха Валуа (сына Генриха II, действительно погибшего от ранения копьем в глаз), но тот «не стерпел шляхтской разнузданности» и вернулся во Францию. Затем они избрали одного из польских вельмож – Стефана Батория, который тоже не удержался па престоле, а затем пригласили Сигиз– мунда III – из шведского королевского дома Ваза. Впрочем, более подробный рассказ о видениях и пророчествах Тита вы сможете прочесть во второй части нашей книги. Сейчас же снова вернемся к старцу Авве.

«Он научил Тита правильным молитвам и многое поведал о подвигах русских святых». Что же имел в виду создатель рукописи под словосочетанием «правильная молитва?» Оказывается, это не только слова, обращенные к Богу в определенном порядке, но и скорость чтения текста, и, конечно, «чистое» состояние души молящегося. «Ибо не каждое слово достигает уха Божьего. У беззаконного (то есть вредящего кому-либо) слова – силы и голоса нет».

Тит точно знал, когда придет «время проститься с Аввой». «К концу его (Аввы) он стал челом темен. Тот же говорил: зачем печалиться о том, кто уходит к Отцу Небесному? И завещал Титу идти в Москву, за заступничеством к государю, потому как много людей русских погублено». И вот настал «час закрыть старцу очи». Тит отвез тело «в монастырское подворье» и заплатил монахам, чтобы достойно отпели учителя. «Бросив же на гроб горсть земли, повернулся и ушел исполнять волю покойного».

Челобитная царю в защиту старой веры

Представить себе визит простого крестьянина к царю просто невозможно. Наверняка его и на порог не пустили бы. Что же он должен был предпринять, чтобы добиться аудиенции у государя? На самом деле он мог либо воспользоваться протекцией какого-нибудь именитого боярина, либо придумать повод, по которому бы его пропустили к царю. И вот что пришло Титу в голову: «Стал он гадать на улицах и судьбу предсказывать. И все, что он говорил, сбывалось вскорости. Люд к нему валом валил. И посадные приходили, и служивые, и дворяне». Видимо, слух о провидце достиг ушей и именитых сановников, потому что в рукописи написано: «Пришли за Титом стрельцы и отвели его в богатые хоромы. Там его ждали бояре, скрывшие под платами лица, чтобы испытать Тита. И он брал каждого за руку и многих опознал».

Сохранились описания, как Тит «разгадал» некоторых бояр. Например, «одному он поклонился низко и оказал всяческое уважение, сказав, что боярин не только мудрый и ученый, но и радетель русского уклада». Этим человеком оказался Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин – начальник Посольского приказа. Боярин действительно был на редкость образованным человеком и старался ввести в России европейские политические правила (между прочим, и систему протекционизма), однако в обиходе предпочитал все русское, в том числе и одежду: «Их платье не по нас, а наше не про них». Другому боярину он так сказал: «Сам скоморохами грешишь-тешишься и царя на то соблазнил». Исходя из исторических характеристик видных деятелей той поры, можно угадать заместителя Ордина-Нащокина в Посольском приказе Ар– тамона Сергеевича Матвеева. Он действительно был поклонником всего «заморского» и имел собственную труппу актеров, привезенную из «неметчины». Лицедейство тогда считалось великим грехом, потому-то Тит и сказал «со скоморохами грешишь-тешишься». А поскольку Матвеев был близким другом царя, то понятно, что и Алексей Михайлович бывал на театральных представлениях, которые устраивал боярин, то есть «соблазнился на скоморохов». Третьим человеком, которого «опознал» Тит, был знаменитый Василий Голицын.

Ему Тит предсказал будущее несчастье: «Семь лет – твой счастливый срок. Большой власти быть в твоих руках, но все потеряешь и сгниешь в ссылке». Князь тогда «только посмеялся», слова же Тита подтвердились через несколько лет.

Вельможи не преминули рассказать о провидце Алексею Михайловичу. Царь был человеком суеверным, а после смерти своей первой жены Марии Ильиничны Милославской стал еще и панически бояться смерти. Конечно же, он захотел увидеть Тита, чтобы узнать о судьбе детей и своей собственной участи. Вот как описана в рукописи встреча царя с Титом Ниловым: «Государь принял его ласково, взял под руку и показал всех своих домочадцев. И все говорили ему приветливые слова. Только не всем Тит поверил. Увидел царь, что Тит хмур и невесел, и спросил, отчего это. Тогда Тит сказал, что вокруг него свара и раздор». Довольно смелое высказывание, но честное. Действительно, ближайшее окружение царя составляли его дети и родственники обеих его жен – покойной Марии Милославской и здравствующей Натальи Нарышкиной. Оба круга царской родни не любили друг друга и постоянно донимали государя «ябедами и просьбами». Царь удивился такому замечанию, ведь по русской традиции «сор из избы не выносился», и простой крестьянин нигде не мог услышать об интригах в царской семье. Тогда он попросил его рассказать, что ждет царевичей и царевен. У Алексея Михайловича было много детей. От первой жены сыновья Федор и Иван и много дочерей (самой знаменитой стала царевна Софья), а от Натальи Нарышкиной единственный сын – Петр. Тит сразу же подошел именно к нему. «Быть тебе во всем первым. И престол твой украсишь делами великими, и прославишь землю русскую», – предрек он будущему великому царю Петру I. Милославские возмутились: царевичи Федор и Иван были старше и, естественно, были более вероятными и законными претендентами на престол. Как же смерд посмел их обойти? Рассердился и Алексей Михайлович: «и потребовал государь у Тита ответа, как он посмел меньшого сына против старших братьев выделить, разве им не царствовать?» Тогда Тит успокоил царя, сказав: «четверо твоих детей на трон взойдут, трое на московский, а четвертый на новом граде править будет». «Распалившиеся» было против Тита Милославские успокоились и стали «насмехаться над Петром, мол, немало он потрудится, чтоб себе царство соорудить». Нарышкины «надулись», но Нилов сделал тайный знак царице и сказал ей «тайно» ото всех, что «быть сыну твоему государем великим и могучим, и править ему и на земле и на море, а столица его будет новым городом невиданной красоты (разве Санкт– Петербург не прекрасен?)». Потом он попросил царя «дозволить с глазу на глаз перемолвиться с царевной Софьей».

Царевна уже была девушкой-невестой, и царь, решив, что Тит ей о замужестве что-то скажет, позволил поговорить, отойдя на приличествующее расстояние. В рукописи довольно подробно записано предсказание Тита Софье: «Иди замуж, как родитель велит. Не смотри на князей – от них беда тебе будет. Не обходи братьев – погибнешь. Семь лет твое число, оно тебя и погубит». Неизвестный биограф обычно приводит довольно конкретные пророчества Тита, почему же царевне он наговорил каких-то непонятностей? На самом деле Софья прекрасно поняла смысл предсказания, а в будущем убедилась и в его правдивости. Она уже несколько раз отклоняла предложенных отцом женихов, потому что любила князя Василия Голицына (помните, ему Тит тоже сказал про число семь). Семь лет Софья будет править как регентша, и ближайшим советником ее будет именно князь Василий, после чего ее сместят, князя отправят в ссылку, а саму царевну постригут в монахини.

Наконец Алексей Михайлович решился спросить о своей собственной судьбе. Судя по всему, его волновали только два обстоятельства: сколько лет он проживет и помирится ли с удаленным из Москвы патриархом Никоном? Про ссыльного патриарха Тит сказал, что «гордое сердце его не смягчится». То есть что примирения царя и Никона не произойдет по вине последнего. Так действительно и было. Когда умирающий Алексей послал к патриарху гонцов «испросить прощения и мира», гордый священник не дал согласия на примирение. Про смерть же самого государя Тит сказал довольно уклончиво: «почишь в мире, с улыбкой на устах». По христианским понятиям, это означало следующее: если покойный улыбался на смертном одре, значит его душу Ангелы вознесли на небеса (в рай).

Богобоязненному государю наверняка подобное было услышать приятно. Но как же так? Историки утверждают, что Алексей Михайлович скончался в страшных муках. Неужели Тит ошибся? Скорее всего, будучи прекрасным психологом, он слукавил. Ему нужно было привести царя в доброе расположение духа, чтобы наконец заговорить о настоящей цели своего визита – «челобитной за старую веру». И, когда Тишайший государь велел Титу «просить, чего он хочет», пророк пал к нему в ноги и «слезно молил отпустить опальных бояр и вернуть народу старую веру». Можно представить себе, как разгневался царь-реформатор, ведь «исправление церковных служб и уставов» было делом и его рук. Он стольких «малых и сановных ослушников покарал жестоко» ради своих реформ, полагая, что поступает мудро и справедливо, а тут какой-то смерд, пусть и ясновидящий, смеет «просить за опальных», явно считая, что его господин и государь был не прав.

Хотя в историю царь Алексей вошел под прозвищем Тишайший, в гневе он был «буен и яр». И быть бы Титу там же, где находились люди, за которых он попытался заступиться, но вмешалась царица Наталья Кирилловна. «Молодая царица пала на колени и со слезами молила мужа о милости для Тита, и тот унял гнев». Было бы неправильным считать, что царица заступилась за пророка только потому, что он предрек «высокую судьбу ее сыну». На самом деле Наталья была ярой сторонницей «древлеправославной веры» и сама сочувственно относилась к пострадавшим за нее людям.

И может быть, поняв, что Тит весьма непростой человек, она надеялась, что он сможет вернуть старые времена и обычаи. «Отвела царица государев гнев от Тита, но не вымолила ему прощения», – написано в рукописи. Алексей Михайлович не приказал его казнить или бросить в тюрьму, но «строго велел уходить из Москвы и никогда не возвращаться». Тит подчинился, но напоследок «упредил государя, что из-за сих беззаконий и царская кровь прольется, но не скоро».

Он ушел из Москвы, но, поскольку «сердце его рвалось и плакало за обиженных», дал Богу обет странничества. «И пошел по земле русской говорить о мучениках старой веры и о неправде новой».

Странничество Тита

Куда же и с какой целью отправился изгнанный из Москвы Тит? Логично было бы предположить, что он стал искать союзников среди приверженцев старой веры. Их было немало, и, наверное, поступи он так, судьба его не была бы так трагична. Он либо бежал бы в далекую Сибирь со староверами, либо примкнул бы к открыто выступающим против церковной реформы борцам за «древлеправо– славный уклад». Однако в рукописи написано: «Пошел Тит в Ферапонтов монастырь молить святого отца о смягчении гнева его супротив опальных людей». К кому же решил обратиться мудрый знахарь? Как ни странно, к самому патриарху Никону. Оказывается, «гордый влыдыко», хоть и попал в немилость к царю, все еще носил звание Патриарха Московского и всея Руси. И, по историческим источникам, он добровольно заточил себя в Ферапонтовом монастыре с целью запугать Алексея Михайловича отсутствием духовного лидера в столице. Однако «царь его назад не звал», и Никон уже несколько лет жил в монастыре.

Чего же Тит хотел от известного суровым нравом патриарха? Наверное, он надеялся, что годы опалы изменили его и остудили «реформаторский» пыл. Во всяком случае, такую причину визита Нилова к Никону называет биограф Тита: «Ему говорили, чтобы не шел он туда. Но Тит говорил, что неволя и каженника (видимо, каторжанина) может образумить».

Здесь следует сделать небольшое отступление. Дело в том, что в записях появляется еще одно лицо – «сотоварищ» Тита. Ни имени, ни возраста этого человека биограф не указывает, однако упоминает его как «чернеца с Соловков», то есть монаха низшего чина из Соловецкого монастыря. Кто знает, может быть, именно этот человек и рассказывал о жизни и деяниях Тита Нилова староверам (ведь монахи были людьми учеными и инок вполне мог записать историю жизни знахаря с его же слов). Так это или иначе, с уверенностью утверждать нельзя. Однако подробности личной жизни знахаря могли быть известны только от него самого (а такое рассказывают только близким друзьям). Мы же добавим, что хронологическое изложение их (и соответствие историческим событиям того времени) выдает не только короткую близость биографа с Титом, но и его образованность.

Итак, вернемся к встрече Нилова с опальным патриархом. Как люди представляют себе жизнь монаха-изгнанника? Конечно же, строгий пост, смиренное покаяние, вериги, терзающие тело, и т. д. Как же, наверное, был удивлен Тит, увидев совершенно противоположное! И снова нужно обратиться к историческим источникам. В «Истории России» С. М. Соловьева приведены весьма любопытные факты. Оказывается, окрестные монастыри должны были содержать патриарха и регулярно поставлять ему провизию и людей. Вот что написано у Соловьева: «Белозерские монастыри доставляли Никону ежегодно: 15 ведер вина церковного, 10 ведер романеи, 10 ведер рейнского, 20 пудов патоки на мед (имеется в виду хмельной напиток), 30 пудов меду-сырцу, 20 ведер малины на мед (хмельной), 30 ведер уксусу, 50 осетров, 20 белуг, 400 тощей междукостных (видимо, какой– то мелкой рыбы), 70 стерлядей свежих, 150 щук, 200 язей, 50 лещей, 1000 окуней, 1000 карасей, 30 пудов икры, 30 пучков вязиги; 2000 кочней капусты, 20 ведер огурцов, 20 ведер рыжиков, 50 ведер масла конопляного, 50 ведер масла орехового, 50 ведер сметаны, 10 000 яиц, 30 пудов сыру, 300 лимонов, полпуда сахару головного, пуд пшена со– рочинского, 10 фунтов перцу, 10 фунтов имбирю, 5 четвертей луку, 10 четвертей чесноку, 10 четвертей грибов, 10 четвертей репы, 5 четвертей свеклы, 500 редек, 3 четверти хрену, 100 пудов соли, 80 четвертей муки ржаной, 20 четвертей пшеничной, 50 четвертей овса, 39 четвертей муки овсяной, 30 четвертей ячменя, 50 четвертей солоду ржаного, 30 яичного, 10 овсяного, 15 четвертей крупы гречневой, 50 овсяной, 3 проса, 12 гороху, 5 четвертей семени конопляного, 20 четвертей толокна; да работникам – 40 стягов говядины или 150 полотьев ветчины. От Кириллова монастыря: сена 20 возов, дров 15 сажен; из Спасокаменного монастыря: сена 12 копен, дров 8 сажен, да служки для посылок (слуги); из Спасоприлуцкого: сена 15 копен, дров 8 сажен, да повар; из Корнильева: сена 8 копен, дров 7 сажен, 1 портной; из Троиц– кого-Устьшекнинского: сена 12 копен, дров 10 сажен, служка с лошадью; из Кириллова-Новгород– ского: сена 10 копен, дров 10 сажен, 1 псаломщик; из Никитско-Благовещенского: сена 5 копен, дров 5 сажен, 1 келейник. К тому же в распоряжении Никона были: 11 лошадей, 36 коров, 22 человека прислуги (которые исполняли должность рыболовов)». Потрясающие цифры, не правда ли? Я привела эти подробности, чтобы было понятно возмущение Тита жалобами патриарха. Но не будем забегать вперед и прежде расскажем, как странникам (Нилову и монаху) удалось добиться аудиенции у патриарха.

Русская поговорка гласит: «Каков поп, таков и приход». Тит понял это сразу же. «Ничем никоновские слуги не брезговали. Брали все, что им давали (то есть брали взятки)». Наверняка ни у знахаря, ни тем более у инока больших денег не было. Как же им удалось попасть к «бедствующему» патриарху? Вот что написано в рукописи: «Сказал тогда келейный служка (Титу), что польстить Никону можно, поднеся ему осетров мерою в два аршина с четвертью. Подивился Тит, где такая рыба-кит водится, но спорить не стал и пошел к Шексне (довольно большая река в Вологодской области). Три дня и три ночи пел он на берегу (видимо, читал заклинание-ключ), и приплыли в его сеть четыре рыбы, ровно такие, как было надо». Эти четыре двухметровых осетра и послужили пропуском к патриарху Никону. По всей видимости, никто никогда таких огромных рыб не видел, потому что «собрались вокруг Тита и чернецы, и монахи, и все дивились чудесному улову». Снизошел до встречи с удивительным рыбаком и сам Никон. «Он говорил Титу, чтобы оставался тот в его челяди, и соблазнял жалованьем и почетом». Но знахарю нужно было переговорить с патриархом наедине. Как было это сделать, если Никон, по свидетельству современников, «во всяком видел смутьяна и злоумышленника против него»? В рукописи об этом ничего не сказано, но если вспомнить, что Тит был ясновидцем, скорее всего, он что-то такое сказал патриарху, что тот «полдня провел в беседе с ним с глазу на глаз». О чем они говорили, можно прочесть в рукописи: «Жаловался Никон на обиды, чинимые ему монастырями, мол, и грабят его, и обсчитывают, и провизию посылают дурную. И никто не помнит о святом назначении патриаршества. Гнутся в полспины и по чину ие величают». Да уж, любил святейший свою персону сверх меры, раз даже в заточении требовал себе царских почестей. «Тит тем жалобам удивлялся безмерно. Столы патриаршие ломились от яств, во дворе стояли сытые, холеные кони. Да и челядь (слуги) была гладкая и упитанная».

Тем не менее он посочувствовал «голодающему» и напомнил о «многих бедствовавших круче». Судя по всему, Тит долго рассказывал Никону о злоключениях старообрядцев и «склонял его сердце к кротости и говорил, чтобы вернулся в Москву, помирился с государем и выхлопотал милостей невинным мученикам». Он рассказал Никону и то, к чему привела церковная реформа: «Бесчинствуют они (новые церковники) и лютуют насильным причащением. Тайну исповеди поругали, ибо доносят обо всем услышанном „тайному приказу"». Действительно, был издан указ, в котором священникам предписывалось доносить гражданскому начальству об «открытых на исповеди преднамеренных злодействах – умышлениях на тело Церкви и другие воровства». Новый Синод оправдывал эти меры словами Самого Господа: «Ибо сим объявлением духовник не объявляет совершенной исповеди и не преступает правил, но еще исполняет учение Господне, тако реченное: аще согрешит тебе брат твой, иди и обличи его между собою и тем единым; аще тебя послушает, приобрел еси брата твоего. Аще же не послушает, под– веждь Церкви». На самом деле имелось в виду не церковное разбирательство, а донесение «сыскным дьякам». А в новом «Регламенте» было прямо написано: «Несть лучшего знамения, по чему распознать раскольников, как насильно их причащать».

Что же такое «новое причащение»? Новая формулировка «отведать Тела Христова и Крови Христовой» вызывала ужас у людей, придерживавшихся старых правил. Чтобы избежать этого, люди выдумывали самые большие грехи, за которые должны были быть отлучены от причащения на десятки лет. Однако это не помогало, и их насильственно причащали, выявляя по «выказанному отвращению крамольников».

Нам трудно судить, что было более верным – новое учение или старое. Если бы церковная реформа проводилась мягко, сопровождалась разъяснением и толкованием «новых чинов и укладов», наверное, можно было бы избежать и упорства староверов, фанатично принимающих муки, и кровопролития, да и самого церковного раскола. Но в нашей стране нововведения никогда не проводятся мирным путем, и, хотя настал уже XXI век, любая реформа сопровождается изрядным количеством пострадавших людей.

Итак, Тит «поведал Никону ужасы и беззакония. И напомнил, как христоборцы насильно мученикам христианам вливали в горло идоложер– твенное, и что на Руси так никогда не было, и деяние такие свершали римские и немецкие язычники». Что же патриарх – устыдился или возмутился? Ничуть не бывало. Вот что, по свидетельству биографа, он ответил Титу: «Раскольники те хуже жидов, ибо все воры и бунтари против Бога и государя. Верно с ними делают, и того мало. Надо пущие меры применять. Жечь их и казнить самым лютым способом». Видимо, Тит понял, что его рассказ не произвел должного впечатления на патриарха. В рукописи описана последняя попытка знахаря «привлечь ум Никона»: «Стал тогда Тит пророчить судьбу патриарху и много нелестного ему предрек». Что же такого он ему сказал? Скорее всего, предсказал будущее патриарха.

Из истории мы знаем, что его тоже не минула мученическая судьба. После смерти Алексея Михайловича Романова на Никона стали писать «срамные доносы», из-за которых он был осужден на «тяжелое заточение» – его перевели в Кириллов монастырь. Здесь для него начался «сущий ад». Д. Л. Мордовцев в своем замечательном труде «Великий раскол» так описывает жизнь патриарха в этот период: «Старцы постоянно сердили сварливого старика (Никона), то привозя ему в пищу грибов с мухоморами, то „напуская в келью чертей", то говоря, что он у них в монастыре „всех коров переел"». Тит еще добавил, что «умрет он на струге (вид лодки) проклинаемый одними и благословляемый другими, но увидит Свет и войдет в Божье царство с миром (в душе)». Действительно, патриарх перед кончиной попросил о милости поплыть по Шексне вниз к Ярославлю (наверное, чтобы в последний раз увидеть родную деревню). Вот как описывает последнее путешествие «державного заточника» Д. Л. Мордовцев: «Впереди его бежала весть, что везут Никона, имя, тридцать лет гремевшее на Руси, благословляемое и проклинаемое; имя, когда-то возглашавшееся вместе с царским, а потом опозоренное, поносимое, отверженное. Одни тянулись к нему за благословением, несли дары и корм, другие приходили, чтобы увидеть апокалипсического зверя, что пустил по Руси „пестрообразную никонианскую ересь". Однако Никон протянул к толпе руки и сказал: „Се почайна, а се люди мои, Господи". И народ, не знающий чувства меры ни в любви, ни в ненависти, обезумел от умиления и восторга, и все бросились целовать ему руки». Умер Никон под звон колоколов, благословляемый народом и в присутствии отпевших его архимандритов Сергия и Никиты.

Но до этого было еще далеко, и, как написано в рукописи, «Никон не поверил Титу и велел его изрядно наказать». Наказания в монастырях мало чем отличались от светских – ослушников секли, «рвали ноздри и уши», бросали «на цепях в погреба». Тита Никон приговорил к «вечному заточению». И умереть бы ему в сыром монастырском подвале, но не зря же послала судьба ему «в сотоварищи» Соловецкого инока. Как написано в рукописи, «возмутил он умы монахов, говоря о Тите. И сказывал им про поступки его и славные подвиги. А как повели Тита в цепях бросать в подвалы, те монахи не подчинились Никону и отпустили Тита из монастыря». На самом деле «отпуск» Тита был по тем временам сродни мятежу. Что же сделал «грозный затворник» тем, кто ослушался его приказа? Читаем записи: «И те праведники ушли с Титом и Соловецким чернецом в Соловки и там подняли возмущение противу неправды и беззаконий».

Борьба против церковной реформы в Соловецком монастыре

Из истории мы знаем, что Соловецкий монастырь действительно восстал против нововведений. Монахов пытались уговорить подчиниться царской воле, однако они были непреклонны. Тогда правительство выслало вооруженных стрельцов. Однако иноки «замкнули» ворота и не впустили их.

Восемь лет пытались власти подавить мятеж. Каким же образом им удалось так долго продержаться? Во-первых, стоит вспомнить, что монастырь находился (и находится) на острове, то есть со всех сторон окружен водой, а значит, добраться до него можно было только на кораблях. Во-вторых, в те времена каждый монастырь был своего рода «государством в государстве», многие даже имели на содержании вооруженные отряды стрельцов. По свидетельству летописей, Соловецкий монастырь был так богат, что имел еще и собственный небольшой военный флот. В-третьих, продовольственные запасы были огромными, ведь в неурожайные годы монахи должны были «ссужать смердов и зерном и пищей», то есть голодная смерть защитникам обители не грозила. К тому же многие староверы, бежавшие от царского гнева, нашли убежище именно на Соловках. Это были не только крестьяне или «тягловые посадские» люди, но и бояре, и дворяне, которые, как известно, с рождения обучались военному искусству, то есть могли и сражаться, и обучить монахов и простой люд обращению с оружием. По свидетельству историков, монастырь был настоящей цитаделью и оплотом старой веры. А героическое «стояние» защитников обители послужило примером многим недовольным реформами Никона людям и повлияло на настроение всего Севера. Во всяком случае, люди в тех местах и сейчас придерживаются «древлеправославной веры».

Конечно, вряд ли именно Тит «поднял возмущение». Скорее всего, он и бежавшие с ним от Никона монахи примкнули к уже бунтующим солов– чанам. Как они смогли попасть на остров? В рукописи описана совершенно фантастическая история прибытия «Тита сотоварищи» на Соловки: «Сколотили они крепкие струги и поплыли водой к монастырю. Издали увидали царевы ладьи и испугались, что не пробраться им на остров. Тогда сказал Тит „заговор на воду", призвав и Поренуту, и Триглаву, и многих старых богов. И встали воды и закрыли путников от царской дружины». Если вспомнить о том, что Тит многому научился у Велесовой волхвы, можно поверить в такое чудо. Однако следует учесть, что спутником Тита был инок именно из этой обители, а значит, он наверняка знал тайные подземные ходы в монастырь. Так или иначе, но «прибыли они к соловчанам и стали во всем им помогать».

Чем же мог помогать Тит? Конечно, его искусство врачевателя снова пригодилось. Вот как это описано биографом: «Жил при обители хромой Киликейка (монастыри имели так называемые странноприимные дома, где жили одинокие немощные старики, калеки, юродивые или дети-сироты, которые выполняли несложные работы, за что получали кров и пищу). Страдал малец болезнью ног, кои изъела ржа (видимо, у него было какое-то кожное заболевание типа фурункулеза или экземы). Взял того Киликейку Тит и семь ден мазал язвы. И такой дух стоял от убогого, что иноки серчали и говорили, что воздух смердит. Тит же показывал (им) ноги мальца и говорил, что к вони привыкнуть можно, а муки терпеть – нет. И те монахи уважали Тита за его редкий дар и шли к нему со своими немочами». Эта запись может означать следующее: Тит приступил к работе сразу же, как только прибыл в монастырь. Это характеризует его не только как добросовестного врача, но и как человека, не могущего сидеть без дела.

Интересной личностью оказался и спутник Тита – «Соловецкий чернец». Про него написано немного, но стоит обратить внимание на некоторые замечания: «Инок неотступно был при Тите. И все, что бы тот ни делал, записывал тщательно. И помогал ему во всем: толок травы, перевязывал раны, носил воду и во всем старался угодить. Вскорости и сам отважился врачевать и в том стал Титу как правая рука». Видимо, монах попросил Нилова обучить его врачеванию и оказался способным учеником. А что же мог записывать чернец? Может быть, рецепты зелий или способы составления лекарственных сборов, а может, параллельно описывал и судьбу Тита, ведь как-то узнал наш безымянный биограф о многих интимных подробностях его жизни. Впрочем, это неважно, ведь самое главное, что мы получили возможность узнать о «русском Нострадамусе» и более внимательно всмотреться в то время, когда он жил.