Текст книги "1941, или Игры Сумрака"

Автор книги: Елена Анцыз

Соавторы: Александр Макаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Теперь я стала учиться у лииси Рэйэл официально. С одной стороны, это было проще, так как можно было не опсаться того, что лииси Хээльмна узнает о моих контактах с Черной Вдовой. С другой стороны, имелась и одна неприятная сторона: лииси Рэйлл настаивала на принесении мной Клятвы Высокой Верности.

– Зоряна, дальнейшее обучение возможно лишь после того, как ты принесешь Клятву Высокой Верности. Таковы наши традиции, – в очередной раз начала лииси Рэйэлл

– Я уже ставила условие: освобождение политических заключенных Третьего Рейха

– Пойми, сделать это можно, лишь изменив политику Рейха. Вобщем-то, за концлагеря отвечает по большоу счету Генрих Гиммлер, между прочим являющийся еще и шефом Аненербе. Могу предложить тебе следующую схему действий: я обучаю тебя методам трансформации личности, ты обрабатывваешь Гиммлера и он сам начинает политику отказа от концлагерей. По крайней мере, в отношении евреев и других политических завключенных. Конечно, провести такую линию Гиммлеру будет нелегко, но на то он и рейхсфюрер, чтобы смочь сделать это. В целом нас интересует трансформация Третьего Рейха в приемлемое европейское государство: изменяя Гиммлера ты поможешь и Хээльмне в ее делах. Согласна?

– Да!

Наука о трансформации личности оказалась сложной: намного сложнее, чем все, что я делала до сих пор и у меня ушло почти пять месяцев на ее освоение. Приходилось оттачивать свое мастрество на заключенных, герр Вюст выполнил мое требование и предоставлял мне для экспериментов убийц и других лиц, совершивших тяжкие уголовные преступления. Наконец, после всех тренировок, я посчитала себя готовой к встрече с рейхсфюрером. Когда я сообщила герру Вюсту, что готова продемонстрировать директору Аненербе свои достижения, он обрадовался. Как я поняла, Гиммлер давно уже давил на герра Вюста, требуя демонстрации конкретных достижений его группы и я предоставляла ему такой шанс. Вскоре герр Вюст сообщил мне, что рейхсфюрер примет нас завтра утром.

Подготовка трансформации личности Генриха Гиммлера заняла у меня всю ночь. Я тщательно продумала программу, которую собиралась вложить в его мозг: там были и представления о литосферных платформах и их связи с нациями – это хорошо согласовывалось с теориями «крови и земли», популярными в СС. Был блок и посложнее: он касался изменению политики Третьего Рейха в отношении евреев и вообще изменению их национальной политики, котрые Генрих Гиммлер должен был начать реализовывать, несмотря на сопротивление других руководителей Рейха. Подготовленное мной Заклинание было реализовано и законсервированно – теперь для его вызова достаточно произнести одно ключевое слово: такой метод предварительной подготовки ритуалов вообще был характерным для магии шиншийа.

Итак, рейхсфюрер принял нас в 9 утра, за завтраком – это была обычная практика. Он был в красивой черной форме, которую носили в СС, и в круглых очках под которыми скрывались светло-голубые глаза. На первый взгляд он не производил неприятного впечатления.

– Фрёйляйн Зоряна, присутствующий здесь Вальтер, – рейхсфюрер кивнул в сторону герра Вюста, – Научный руковождитель Аненербе, подробно докладывал мне о ваших успехах в…, – он несколько замялся, – … В магии. То, что вы способны изменить характер и взгляды человека несомненно является очень важным и полезнвым для Третьего Рейха достижением. Если я правильно понял, вы способны сделать это с любым человеком?

– Да, только для этого мне нужен личный контакт. Если использовать предварительную подготовку ритуала, то на само воздействие хватит нескольких секунд

– А возможно ли массовое воздействие?

– Нет.

– Жаль, это было бы очень полезно. Однака и персональное воздействие – огромное достижение. Но мне хотелось бы убедиться в ваших возможностях лично.

Пока шла беседа, я призвала необходимые для трасформации личности силы (это можно было сделать безмолвно) и сформировала над рейхсфюрером додекаэдр Темной Решетки, поместив его внутрь вписанного в эту фигуру икосаэдра, состоящего из треугольных зеркал. Теперь осталось произнести ключевое слово и подготовленное мною заклинание сработает.

– Я готова продемонстрировать рейхсфюреру свое искусство, – произнесла я, – И добавила ключевое слово по-шиншшийски.

Тотчас Генриха Гиммлера охватил радужный столб света и я услышала, как зло выругался герр Вюст. Однако, отвлекаться на него у меня не было возможности. Я наблюдала как тварь, вылезшая из глубин зеркального коридора производит работу по изменению убеждений рейхсфюрера. Было важно не пропустить тот момент, когда трансформация закончиться и приказать твари убраться обратно в глубины коридора. Мне это удалось и радужный столб тотчас же погас, а рейхсфюрер, получив авзможность двигаться, снял очки и начал их протирать салфеткой, которую он достал из ящика стола.

– Итак, фрёйляйн Зоряна, мы говорили об изменении политики Третьего Рейха относительно так называемого «еврейского вопроса», – медленно произнес Гиммлер после того, как протер стекла и одел очки, – Вы полагаете, что нам следует полностью прекратить преследование еврееев по всей территории Рейха?

– Да. Это позволит изменить отношение Британской империи к Третьему Рейху и избежать совершенно ненужного, но столь вероятного конфликта, – ответила я. Обернувшись, я отметила, что герр Вюст сидит, взявшись рукой за голову: профессору все происходящее кажется было не по душе.

– Сделать это будет нелегко, так как многие и в Рейхе, и тем более в СС, настроены к евреям крайне негативно. Вот если бы я, как рейхсфюрер СС был обучен вашим методам воздействия, это помогло бы мне изменить отношение к еврейскому вопросу у многих моих соратников.

– Я обсужу вопрос вашего обучение, рейхсфюрер с лииси Хээльмной, которая у Шиншийа является куратором германской нации. Думаю, что она согласиться о необходимости вашего обучения. Однако уже сейчас необходимо предпринять шаги, которые продемонстрируют лииси Хээльмне вашу готовность к сотрудничеству!

– Что это за шаги?

– Необходимо прекратить издевательства над политическими заключенными в лагерях. Я понимаю, что на данном этапе у вас не хватит власти освободить их, но прекратить пытки можно уже сейчас.

– Можно. Допустим, я сделаю это. Когда я смогу встретиться с лииси Хээльмной?

– Как только я узнаю, что пытки прекращены. Сообщить об этом мне можно через герра Вюста – полагаю, что нам с вами не стоит часто встречаться лично. Это может вызвать подозрения, – закончила я и встала. Рейхсфюрер не стал меня задерживать.

Герр Вюст сообщил мне о том, что приказ прекратить использовать политических заключенных для различных опытов, был подписан Генрихом Гиммлером через два дня после моей встречи с ним. Отмечу, что после визита к рейхсфюреру, профессор стал смотреть на меня с большой опаской и вообще старался избегать встреч со мной. После сообщения герра Вюста, переданного мне Шульцем в писменной форме, я вызвала лииси Рэйэлл.

– Лииси Рэйэлл, у меня все получилось с Генрихом Гиммлером, – торжествующе заявила я

– Отлично. Теперь ты должна принести Клятву Высокой Верности: думаю, ты предпочтешь принести ее мне, а не лииси Хэльмне?

– Да, я готова

Рэйэлл призвала Изначальную Тьму и я установила резонанс с призванной силой.

– Я, Зоряна, пред ликом Пылающей Тьмы смертельной клятвой Высокой Верности клянусь лииси Рейэлл Аэль Враайиинлайа, Великой Магистрессе Ордена Отраженного Паука соблюдать традиции Шиншийа и принимаю все Сети Рунной Пирамиды, сплетенные на данный момент как Законы Реальности. И пусть Ужас Смерти настигнет меня тотчас, когда и если я лишь помыслю отступить от своей клятвы!, – звонко произнесла я. Тьма полыхнула, на миг сокрыв своим ледянным пламенем мою фигуру.

– Клятва принята, – одновременно произнесли лииси Рэйэлл и Изначальная Тьма. После этого лииси Рэйэлл добавила, – За успешно проведенную трансформацию личности Генриха Гиммлера я выдаю тебе, вэлииси Зоряна, мантию Младшего Магистра Ордена Отраженного Паука! Кроме того, я поручаю тебе подготовить операцию «Подменыш».

– Я принимаю мантию Младшего Магистра и берусь за подготовку операции. Есть еще вопрос: кто будет заниматьься обучением рейхсфюрера? Ты или лииси Хээльмна?

– Третий Рейх – программа лииси Хээльмны, так что пусть она и занимается!, – ответила Рэйэлл и оборвала связь.

Я вызвала лииси Хээльмну, но мне ответило незнакомый магистр Ордена Безмолвия Зачарованных Городов, заявив, что Великая Магистресса занята и сможет выйти на связь не ранее, чем на закате. Судя по тому, как долго мне пришлось ждать, он имел ввиду закат в родном мире шиншийа.

– Что у тебя, Зоряна?, – произнесла лииси Хээльмна из глубин зеркала. На часах, висевших на стене было полпятого утра по берлинскому времени.

– Вэлииси Зоряна!, – подчеркнула я свой статус, как когда-то это сделала Хээльмна, правда яростный всполох зеленого пламени в глазах мне удался не слишком.

– Как я понимаю, вэлииси Зоряна Аэль Враайиинлайа, – прошипела Хээльмна, принимая облик Ведьмы Ужаса.

– Именно так, лииси! Но я вызывала тебя по другому поводу, – я постаралась придать своему голосу холодное безразличие, – Полагаю, что рейхсфюрер СС Гиммлер, после произведенной трансформации личности, вполне пригоден к обучению в твоем Семействе!, – далее я кратко изложила Хээльмне то, что я сделала с Гиммлером

– Теперь понятно, почему Черная Вдова выдала тебе статус и мантию!, – пошамкала Ведьма Ужаса. С ее единственным зубом произносить дифтонги и трифтонги, которыми изобилует шиншийиский язык было непросто, – Но Гиммлер – это хорошо. Теперь вся структура СС будет работать на Коалицию Повелителей Наваждений! Кстати, а чем займешься ты, вэлииси?

– Операцией «Подменыш», – ответила я. Скрывать это смысла не имело, тем более, что лииси Хээльмна сама хотела спровадить меня в Москву.

– Отлично! Желаю успехов, – она скорчила рожу, которая, по ее мнению, должна была выражать крайнюю степень и ехидства и сомнения. Но мой взгляд, ей не слишком это удалось.

После того, как связь прекратилась, я легла в кровать с намерением выспаться. Однако, мне долго не удавалось заснуть: я пыталась понять, что же изменилось во мне после принесения клятвы. С одной стороны, у меня явно добавилось самоуверенности – мне было даже приятно немного поддразнить могущественную лииси Хээльмну. С другой стороны, я кажется начала склоняться к тому, что политика Коалиции Артуарианских Католиков отношении Земли – более правильная, нежели политика Коалиции Повелителей Наваждений. В частности, я почувствовала, что мне хочется не только успешно провести операцию «Подменыш», но и открыть

какие-то новые возможности, доступные галитчанам. Я представила, что выступаю на Совете Рунной Пирамиды, о котором лишь слышала, с докладом об Открытии Путей – и то, какое изумленно-недовольное будет выражение у лииси Хээльмны. Мне откровеенно нравилось то, что ее раздражжает мой доклад. И еще я понимала, что если лииси Рэйэлл попросит меня сделать что-то – я выполню это, даже если буду несогласна с ней. Этот аспект Клятвы Высокой Верности меня не слишком радовал… но у любого действия есть и неприятные стороны. Интересно, а что чувствует лииси Рэйэлл? То, что она приняла мою Клятву, как-то изменило ее? Этого я не знала и спрашивать у лииси Рэйэлл мне почему-то не хотелось…

Часть 2. Вне ІНЦІ

Поварской Надсмотрщик (рассказывает Зоряна)

Здание Львовского вокзала осталось прежним, но внутри я его не узнала: вонь, грязь, какие-то бабки с мешками, злобно смотрящие на всех. Орущие чумазые дети. Мужики, смачно плюющие на пол. Мерзость вообщем. Да и сама я выглядела не лучше: знакомые Шульца, которым он передал меня, после того как мы с ним нелегально пересекли границу СССР, выдали мне отвратительное грязное пальто серого цвета, облезлый платок и валенки: такие войлочные сапоги мерзкого вида и очень неудобные. Еще более неудобным было нижнее белье – отвратительные, натирающие всюду, где можно, чулки, крепящиеся к некой пародии на пояс. Особым шиком этого изделия были заменяющие крючки и пуговицы кусочки веточек на веревочных петлях. Как сказала Ольга, жена одного из бойцов УПА, теперь тут все так одеваются, а городские пуговицы – вообще дефицит. Этот портновский шедевр надевался поверх сатиновых трусов – очень продвинутая деталь гардероба для колхозницы! Верха этот комплект не предусматривал. По словам Ольги, бюстгалтер – непозволительная роскошь, которая водиться не у каждой взрослой женщины. Оставалось только порадоваться, что в свои шестнадцать лет я достаточно худощава. Легкий аромат трехдневной немытости придавал завершающие черты этому неповторимому образу. Мне сказали, что теперь никто не моется чаще раза в неделю – мыло и горячая вода исчезли из повседневного быта, не вынеся советских реалий.

Кстати, Ольге я не сказала, что буду делать дальше, но объяснила, что если не вернусь из прогулки по городу, меня искать не надо. К счастью, Ольга была настоящей конспираторшей и женой бойца УПА: не стала задавать вопросов, только грустно посмотрела на меня и сказала: эти немцы совсем озверели, такую малышку шпионкой сделали. Мне было наплевать – после года, потраченного на обучение, я наконец-то ехала делать настоящее дело.

Итак, я стояла в главном зале Львовского вокзала и внимательно смотрела на пассажиров. Я решила, что для прикрытия стоит обработать магией какую-нибудь пани, направляющуюся в Москву. Она посчитает меня своей дочкой и я, не вызывая подозрений, с комфортом доеду до кацапской столицы. Однако, меня ждало разочарование: никаких пани на вокзале не наблюдалось – лишь неопрятные крикливые тетки сновали с мешками или валялись на этих же мешках, не желая расставаться с ними ни на секунду. И откуда они повылезли-то, подумала я. Год ведь всего прошел – и элегантный европейский Лемберг (ничем не хуже, а во-многом даже лучше того же Берлина) превратился просто в помойку. Лииси Хээльмна была права, когда говорила, что кацапы должны быть уничтожены, так как превращают в лайно все, к чему прикоснуться. Я подошла к кассам и стала прислушиваться, куда берут билеты. До московского поезда оставалось меньше получаса, но никто не брал билеты в Москву. Я вздохнула и подошла к краснорожей тетке с двумя мешками в руках, стоявшей в очереди. Сделала особый жест рукой, насылая Наваждение…

– Доченька…, – тетка вздрогнула и схватилась рукой за сердце. Один их мешков при этом упал на пол и из него посыпалась картошка, – Велела тебе не отходить от меня ни шаг, паршивка!, – рявкнула она и дала мне затрещину, которую пришлось стерпеть, – Следи за вещами!

Я собрала рассыпавшиеся картофелины и подумала: «Как жаль, что наваждения не могут изменить характера». Конечно, можно было применить трансформацию личности – но делать этот сложнейший ритуал ради двух дней, которые я проведу с этой теткой, мне не хотелось. Когда я подготавливала трансформацию личности рейхсфюрера, мне пришлось предварительно изучить его – на это ушло немало сил и времени, которых сейчас просто не было. Пока я возилась с картошкой и размышляла, моя тетка добралась до кассы. Пора было вмешаться в ее мозг еще раз.

– Мне до Волочинска…ой…, то есть до Москвы два, – мое наваждение работало как-то не стабильно

– Так куда точно?, – зло рявкнула кассирша. – До Москвы только мягкие есть, по восемьдясят рублей! Моя тетка икнула и мне вновь пришлось подталкивать ее к действию магией. А не так уж плохо все и складывается – в мягком вагоне будут ехать важные шишки, подумала я и решила подстегнуть не только тетку, но и свою удачу – пусть шишка окажется полезной.

– Два мммяяя..гкх дддо Ммм..сквы, – заикнулась она и полезла себе за пазуху, вытащила оттуда тряпичный сверток и развернув его, с удивлением уставилась на содержимое.

– Сто пятьдесят девять рублей восемьдесят копеек, – зло сказала кассирша. Моя тетка, путаясь, стала отсчитывать купюры.

Отойдя от кассы она злобно глянула на меня. В ее маленьких покраснеших глазах пылало какое-то чувство, назвать которое я не могла. К моему облегчению, по радио хрипло объявили посадку на поезд Львов – Москва и я, схватив один из мешков, пошла за своей теткой на перрон. Проводница – в красивой синей форме – чистая и улыбающаяся – резко отпрянула когда моя тетка протянула ей два билета.

– С такой харей в общем ездить надо, – зло сказала она.

– Так нету общих, только мягкие были, – вмешалась я. – А нам с мамой срочно надо в Москву. Мой дядька, мамин брат, вызывает к себе. Служит он там, военный!

– Да, братик зовет. Вот картошеки домашней ему везу, – тетка тряхнула грязным мешком и проводница брезгливо поморщилась.

– Вы садитесь, гражданка?, – уверенный мужской голос принадлежал подошедшему сзади дядьке в военной форме. – Помочь вам вещи занести?, – он протянул проводнице два билета. За ним стояла девочка примерно моего возраста, в красивом бежевом пальто и небольшим чемоданчиком в руке.

– Прошу вас, товарищ полковник, – расплылась проводница в улыбке. – Видите, что делается: кому билеты в мягкий продают, – она дернула головой в нашу сторону

– Что ж вы, товарищ проводник, неуважение к колхозникам проявляете, – весело ответил военный. Если есть деньги, что ж им в мягком не ездить-то? Давай-ка мать, я тебе подсоблю, – он подхватил из рук моей тетки мешок и одним движением забросил его на площадку вагона. Моя тетка неуклюже полезла в вагон, но полковник подал ей руку и помог взобраться. Потом он спустился, похватил мой мешок и тоже забросил его в вагон.

Оказалось, что полковник с дочерью едут в нашем купе. Он помог моей тетке поставить вещи под полку и стал накрывать на стол. Да, кстати, мягкий вагон мне понравился – в нем были удобные диваны со спинкой, обтянутые бархатом, на окнах висели шторы. Был в купе и небольшой столик, на который полковник выкладывал продукты. Достал он и бутылку прозрачного пойла – водки и, сбегав до проводницы, принес два стакана, разлил и придвинул один стакан моей тетке.

– Ну что, мать, выпьем за мягкую дорожку!, – он поднял полный стакан и, крякнув, залпом выпил. Потом вилкой схватил огурец и с хрустом зажевал. – Хорошо пошла! Моя тетка так же лихо выпила полный стакан и рукой с заскорузлыми пальцами и грязными ногтями схватила кусок колбасы. Меня покоробило то, что она не удосужилась даже помыть руки перед тем, как сесть за стол.

– А ты пока познакомься с попутчицей, Лидочка! – сказал полковник своей дочери, вновь наполняя стаканы.

Дочь полковника была хорошенькая, как кукла в витрине дорогого модного магазина – ее кукольное личико не омрачалось и тенью мысли. Одетая в нарядное розовое платьице, с розовым бантом на затылке, она смотрела на мое буро-серое нечто, презрительно скривив губки. Было похоже, что Лидочка впервые попала в столь близкое соседство с низшим классом и не знала как себя вести.

– Меня Зоя зовут, – представилась я вымышленным для этой поездки именем. – Учусь в девятом классе, а ты в каком?

– Тоже в девятом, – тихо ответила Лидочка. – Я отличница, между прочим и учусь в школе, расположенной в самом Кремле! Там мой папа работает!

– А я во Львове училась, но теперь вот в Москву переезжаем. Там дядько мой служит, – ответила я, а сама подумала: «Возможно, мне повезло с попутчиками. Только как воспользоваться тем, что Лидочкин папа работает в Кремле? Пожалуй надо обработать Лидочку, чтобы она со мной подружилась». – А я фокусы умею показывать, хочешь покажу? Только колода карт нужна…

– Па, дай карты. Зоя фокусы показывать будет!, – глаза Лидочки вспыхнули интересом. Ее отец полез наверх и, порывшись в своем чемодане, протянул дочке колоду карт. Лидочка осторожно, старась не прикоснуться к моей руке, передала их мне.

Я перетасовала колоду и достала из нее пиковую даму. Протянула Лидочке и сказала «Спрячь ее в колоде, потасуй карты и отдай мне». Когда Лидочка вернула мне колоду, я подержала ее минуту между ладонями, изобразив на лице напряженную работу мысли и потом ловким жестом разделила на две части. Одну из них я протянула Лидочке и сказала «Дама пик – вторая сверху!». Естественно так и оказалось: конечно я сжульничала, наведя наваждение на произвольную карту и теперь все воспринимали ее как даму пик. Лидочка пораженно ахнула и всплеснула руками, а ее отец, наблюдавший за нами сказал «Ловко! А повторить сможешь?». Я смогла.

Вообщем через час мы с Лидочкой были, можно сказать, лучшими подругами. Она потребовала от папы, чтоб он достал ее вещи и предложила мне померять ее платья. Я думала, что Лидочкин папа выйдет в коридор, откровенно надеясь, что он прихватит с собой надоевшую тетку (ее потянуло исполнять частушки). К моему удивлению, Лидочка стянула платье через голову при всех попутчиках, впрочем не обративших на нас внимание. Лидочкино белье практически не отличалось от моего.

– Ну что ты возишься или тебе с застежкой помочь?, – спросила Лидочка. Я поняла, что мне предстоит раздеваться тут же. конечно, я не испытывала никакого смущения: обучение у лииси Рэйэлл быстро отучило меня от подобных глупостей, но мне было странно, что считается нормальным взрослой девице раздеваться до белья в присутствии постороннего мужчины, в то время, как в моем старом окружении не то чтобы о подобной сцене не могло идти и речи, со мной с самого начала обращались как с настоящей фрёйляйн – пропускали вперед, придерживали двери, подавали руку при выходе из транспорта, – одним словом, соблюдали общепринятые правила хорошего тона.

Тем не менее примерка шла своим ходом. А одно из платьев, в небесно-голубой горошек, так похожий на цвет глаз лииси Рэйэлл в ее человеческом обличьи, Лидочка даже подарила мне. Я заметила, что её отец нахмурился, но ничего не сказал дочери. Наверно, это платье было не из дешевых…

Через три часа, когда Лидочкин папа захрапел на верхней полке, а моя тетка напилась, напелась и заснула, привалившись головой к окну, я вытащила Лидочку в коридор и прошептала «Знаешь, я тебе открою одну тайну: я ведьма. Меня дед учил, он был мольфаром, это колдуны такие в Карпатах». Лидочка засверкала глазками и спросила «А ты можешь сделать так, чтобы мальчик меня полюбил? Я тебе рассказывала про него, он самый красивый в классе. А ходит с этой толстой дурой». Сказав это, Лидочка театрально, ломая руки, заплакала.

– Могу. Только мне надо его видеть. Вот так, как тебя!, – ответила я, приобняв плаксу. – А для этого мне надо попасть в твой кремлевский класс, у вас же там, наверно охрана!

– Да, у нас охрана еще какая! В нашей школе учаться дети самых-самых лучших людей в СССР. И даже Василий, сын вождя Иосифа Виссарионыча Сталина! А твой дядька он где служит в Москве?

– Не знаю, он не писал.

– Наверно нельзя, секрет государственный. Мой папа тоже секретный, но тебя я могу сказать: он у самого Наркома Внутренних Дел заведует охраной столовой! А Юра мой, он такой умный, знаешь…

Она продожила пустой треп о пареньке, не обращавшим на нее никакого внимания, но я не слушала, а лишь иногда с важным видом кивала головой. Мне надо было подумать, как использовать то, что моим попутчиком оказался человек, работающий у Наркома Берии. Причем именно в том отделе, в который я собиралась проникнуть. Само собой, перед поездкой я навела на свою внешность Паучье Марево – очень интересное заклинание, которому меня научила лииси Рэйэлл. В отличии от Заклинания Маски, оно не меняло внешнего облика, но делало его абсолютно не запоминающимся. Стоило человеку расстаться с тобой – и он уже не сможет вспомнить как ты выглядела. Даже под гипнозом, который чекисты применяли при допросах. Так что Поварской Надсмотрщик, как я прозвала Лидочкиного папу (общение с шиншийками привило мне любовь к наделению прозвищами), меня не запомнит точно. А вот я скоро покопаюсь в его полковничьей голове.

– … и тогда Светка, ну эта толстая дура и говорит мне: Лидия, ты свое место знай. Твой папа ведь пес цепной, не чета моему!, – вновь услышала я противный Лидочкин голос.

– Да уж, некрасиво она себя ведет. В нашем советсском государстве все равны. Тем более твой папа делает такую важную и ответственную работу. Впрочем, жирную Светку мы с тобой накажем, после того как Юра объясниться в любви тебе!, – я легко давала обещания, тем более, что приворожить я и вправду могла. – Но сейчас меня что-то укачало в этом поезде, пойду полежу, – соврала я и отправилась в купе. Мне требовалось время на изучение содержимого полковничьей головы.

Через два часа, когда я закончила не слишком увлекательное путешествие по мозгам полковника НКВД и спрыгнула с верхней полки, за окном стемнело. Скорый поезд мчался сквозь тьму, лишь редкие фонари маленьких станций изердка мелькали за окном. Полковник спал, моя тетка то же спала: она наконец легла на полке и кто-то укрыл ее одеялом.

– Как ты?, – услышала я шепот с соседней, нижней полки. – Твоя мама заснула и я укрыла ее. Мне так скучно!, – заныла Лидочка. Честно говоря мне не хотелось общаться с этой пустоглазой куклой, а хотелось сходить в тамбур и покурить. Живя у герра Вюста, я приучилась не только выпивать бокал пива за едой, но и курить.

– Нормально! Пошли прогуляемся!, – ответила я Лидочке шепотом и выскользнула в коридор. Лидочка, естественно, потащилась за мной. Я вышла в тамбур и достала пачку дорогих папирос «Герцеговина Флор». Лидочка, вышедшая за мной в тамбур, с изумлением смотрела на пачку. Мне было без разницы – Паучье Марево не даст ей вспомнить меня, после того, как мы расстанемся на перроне в Москве.

– Ты куришь любимые папиросы Сталина! Для простой девочки это необычно!

– Но я же не простая девочка, я тебе говорила, что я ведьма!, – ответила я, выпуская клуб ароматного дыма. – Угостить?, – я протянула Лидочке пачку

– Не, я один раз пробывала летом в «Артеке». Потом тошнит…

– Как хочешь! Кстати, а Верку Петрову знаешь? Она вроде в вашей школе должна учиться…

– Да, в моем классе. Я с ней за одной партой, но она редко бывает. А ты откуда узнала?, – поразилась Лидочка

– Да прочла в твоих мыслях, – ответила я. Лидочка широко открыла свои пластиковые, как у куклы, глазки и протянула руку к пачке папирос.

– Дай.. , – ее голос неожиданно охрип. Я дала ей папиросу и она неумело прикурив, тотчас закашлялась. В этот момент распахнулась дверь в тамбур выглянула проводница.

– Они еще и курят!, – возмутилась она. – А вот я вашим родителям сейчас…

Недав ей закончить фразу, я щелкнула пальцами левой руки и шепнула одно слово. Проводница дернулась, пошатнулась и схватилась рукой за лоб. Ожесточенно потерла его, потом опустила руку, скованным голосом признесла «Курите, курите, товарищи» и вернулась в вагон, с силой хлопнув дверью.

– Сдаст? – испугано спросила Лидочка

– Нет. Я ее зачаровала, ты ж сама видела. Ты мне лучше про Верку расскажи.

– А что Верка. Она красивая, отец у нее вроде танкист.

– Простой танкист – а его дочка в кремлевской школе? Ну-ну!

– Это вообще страшная тайна. Она понравилась самому Наркому и часто подает ему еду. Я слышала, как папа говорил с мамой про это. Нарком он вообще любит юных девочек… Только я тебе ничего не говорила, это страшная тайна.

– Тайны я умею хранить получше многих!

– Зоя, а ты комсомолка?

– Увы. В нашей стране иначе нельзя.

– А как же ты тогда ведьма?, – спросила Лидочка и попыталась таки затянуться папиросой. Опять неудачно: закашлялась.

– Про ведьму – это секрет. Страшный: скажешь кому и все. Ночью ляжешь спать и…утром похоронят, – я попыталась изобразить фирменную улыбку лииси Рэйэлл, но мне, наверно, не удалось: глаза Лидочки опять наполнились слезами. – Не ной, это я шучу так! Ты ж моя лучшая подруга!

Докурив, мы (хотя это громко сказано, курила вообщем-то только я) вернулись в вагон. Я сделала еще один магический жест: один на саму себя, второй на Пустоглазую Куклу, чтобы убрать запах табака. После этого мы вернулись в купе, Лидочка легла спать внизу, а я, залезши наверх, принялась сканировать мозги пассажиров в соседних купе. Требовалось найти того, у кого я поселюсь в Москве на первое время. Промучавшись три часа, я обнаружила в самом дальнем купе, у туалета, вдову летчика (тот погиб на Халкин-Голе), одинокую москвичку, живущую в однокомнатной квартире: отличный вариант. Завтра на вокзале займусь ей.

Утром, позавтракав вместе с Лидочкой, я вышла с ней в коридор. Моя тетка, добыв из мешка трехлитровую банку с мутным самогоном, пила. Лидочкин отец отговаривал ее, но она и слышать ничего не хотела. Похоже, что мое заклинание, заставившее ее принять меня за свою дочь и поехать в Москву, имело негативные последствия. Тетка впала в мрачную депрессию и заливала ее дрянным пойлом. Это была неприятная новость: с вдовой летчика надо будет работать поосторожнее.

– Значит так, подруга. Я тебе позвоню (Лидочка дала мне свой номер телефона) дня через два, как устроимся с мамой и сообщу свой номер телефона. Твоей задачей будет вытащить Верку на прогулку по Москве. Позвонишь мне, я встречусь с вами, а ты под каким-то предлогом сбежишь, оставив меня с Веркой наедине, – тихо сказала я, приобняв Пустоглазую Куклу

– Зачем?, – Лидочка от удивления приоткрыла рот

– Ты же хочешь, чтоб Юра тебя полюбил: значит делай то, что я говорю!, – жестко сказала я

– Я боюсь.

– Страх убивает силу и разум, – процитировала я любимое изречение лииси Рэйэлл. – Делай и ничего не бойся, подруга!

– Ладно, я попробую. Верка редко бывает в школе, я же говорила. А ты правда Юру заставишь меня полюбить?

– Да, если добудешь мне Верку. Иначе ничего не выйдет и тогда я очень разозлюсь. На тебя!

– Не надо, я боюсь, когда ты так… , – захныкала Лидочка

– Вот и не зли свою лучшую подругу! Пошли лучше еще платья мерять!, – резко сменила я тему.

Мушка в Янтаре (рассказывает Зоряна)

Поезд пришел в Москву вечером. Было темно и холодно, на перроне лежал снег и дул пронизывающий ветер. Лидочку с отцом встретил лейтенант и они ушли. Я отошла от вагона и освободила сознание моей тетки: теперь та, с трудом стоя на ногах от выпитого, затравлено озиралась вокруг. Да, повезло ей: такое приключение, подумала я. В этот момент моя новая жертва – вдова летчика – вышла на перрон и я сосредоточилась на ней. Применю-ка я Паутинный Колпак, из арсенала лииси Рэйэлл: надеюсь он не даст дурных побочных эфектов в виде беспробудного пьянства. Вдова летчика вздрогула и вдруг, схватившись за грудь осела на снег, выронив чемодан. Я подбежала к ней и стала трясти ее. Кто-то, кажется это был носильщик, закричал – «женщине плохо»! Подбежали люди, один из них, расталкивал образовавшуюся толпу со словами «Пустите, я врач». Это был дядька лет 50, с седой бородкой и в очках с металлической оправой. Когда он наклонился над женщиной, она открыла глаза и визгливо закричала «Зина! Зииночка!»