Текст книги "Тайна деторождения: практика и теория (СИ)"
Автор книги: Елена Саринова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
Глава 6
– Глухо и уныло, – громко вздохнула я.
– Тихо и спокойно, – поправил, стоящий сбоку Спас.
– А может, повеселимся? – прищурилась в погостную даль я.
– А может, через плечо тебя да обратно – в корчму? – поднял брови он.
– Фу, как невоспитанно. А еще дру-уг… Ладно. Сейчас сторожа вызову, чтоб процесс ускорил.
– Какого сторожа? – уточнил Спас. – Где ж ты видела, чтоб на деревенских погостах и… А-а. Этого.
– Ага-а, – и сдернула с рук перчатки… хотела сдернуть – они у меня уже из карманов распахнутого тулупа торчали. – Один… момент.
– Х-хе-х!
– А ты – назад, к воротам, чтоб «нимбом» не отсвечивать.
У меня за спиной послушно заскрипели ботинками. Я же оборвала травяной стебель, и пальцем расчертив на снегу пентаграмму, воткнула его в самый центр. После произнесла слова… Еще раз произнесла… И еще… Да, моя ж ты мать! «Амнистия» [7]7
Период от второго дня Рождества и вплоть до вечерни Крещения, ознаменованный массовым сходом в подлунный мир мелкой нечисти и душ умерших. Объясняется оный тем, что счастливый после рождения сына, Бог, дарует им «временную волю».
[Закрыть]нынче или нет? Или она на таких древностей не распространяется?.. О-о! Появился.
«Сторожем», выражаясь некромантским языком, а попросту, первым захороненным на данном погосте, оказался мужик с явными язвами на почти размытой временем физиономии. Лет триста, не меньше стожковому старожилу. «От того, видно и недослышит» – подумала и хмыкнула. Сторож над пентаграммой зло оскалился:
– Чаво баламутишь тута, ведьмино отродье? – не то ветер по верхушкам прошел, не то – камыш зашуршал. Хотя, откуда здесь камышу?
– Что-что вы сказали? Погромче извольте.
– Чаво приперлась, говорю?
– А дальше? – в вышеозначенном образе прищурилась я.
Мужик старательно напыжился:
– Ведьма богомерзкая, чаво надоть?
– О-о, теперь хорошо расслышала, – и подбоченилась. – Ты, хамло, как с вызывающим разговариваешь? Отрыжка болотная, светлячок, лопатой пристукнутый. Или тебя оставить здесь колыхаться, детей на Пасху пугать?
– Больно борза ты, – вякнули мне в ответ, впрочем, тут же благоразумно сдулись. – Чаво хотела? А то, ходите тута, покоя нет которую пору.
– Да неужто? И много нас таких «прохожих»?
– А-и… – растерялся тот и вовсе поник. – Так ты молвишь, али…
– Молвлю, – буркнула я. Ох уж мне эти духи береднянские. Общаться – сплошная «эстетическая радость». Толи дело – в Ладмении. Там меня еще в кадетскую пору один почивший артист даже закадрить попытался. А тут… – Уф-ф. Мне нужна могила семилетней давности. Предположительно, мужская, – добавила, глядя в расширившиеся мутные глаза. – Почему, предположительно? Потому что, думаю, она должна быть сейчас пустой. И, возможно, где-то в стороне от остальных, так как хоронили при мерах предосторожности и в спешке, без отпевания. Ты меня понял?.. – дождалась я кривого кивка. – Ну, а если понял – веди… путеводная звезда, – и черкнула в воздухе «размыкающий» знак.
На резвом старте к нам с метнувшимся в сторону духом примкнул и Спас. Ему конечно, как Божьему вояке, подобная «компания», что Святой воде грязная плошка, но и вправду, привык. Хоть и демонстративно пыхтел за моей спиной. А спустя пару минут маневров вдоль и поперек скучных деревенских могил, все ж не выдержал:
– Ты этой роже потусторонней доверяешь?
– Так точно, – бросила я на ходу. – Потому как выхода у этой «рожи» нет. Пентаграмма – некромантская. Попробуй, не подчинись… Ух, ты.
– Кажется, пришли, – погостный сторож, наконец, замер. Колыхаясь сейчас под идущим снегом над одиноким бугром у западной заборной стены. Впрочем, ничем не отличным от остальных. – Что делаем дальше?
– А дальше – всем закрыть рты и… сдвиньтесь в сторонку, будьте любезны. Оба, – призрак с башенником шарахнулись в разные стороны от спорной могилы. Я, глубоко вдохнув, занесла над ней руку, закрыла глаза, старательно прислушалась и… ти-ши-на… Что и требовалось доказать. Лишь промерзлая на полтора ярда земля да обвалившиеся полати над сгнившим пустым гробом… – А вот это интере-сно. Хоть и предсказуемо, – усмехнулась, переместив руку в сторону деревянного креста. – Скажи-ко мне, старожил: когда гроб зарывали, «покойник» еще внутри был?
Дух, вне зоны моей видимости, тихо «прошуршал»:
– Из него «покойник», как из тебя Святая Богородица.
– Что?
– Да. Был.
– Ага…
– Вот я сейчас не пойму, – душевно огласился с другого бока Спас. – Зачем вообще надо было его хоронить?
– Интересный вопрос для коренного береднянина. Не деревенский что ли?
– Не-ет, – недоуменно протянул башенник.
– Тогда все равно местный менталитет должен знать. В деревне ведь каждый всё про всех ведает и видит сквозь любую преграду не хуже мага. И если бы «убиенного» тогда с собой уволокли, то позже возникли б вопросы по поводу судебных мер против его «убийцы». А так…
– Кто его «уволок»-то?
– Как это, «кто»? Неужели и сие не осознал?
– Выражайся понятней, девица.
– Ой, вот только погоди. По-годи, – повела я пальцем над могилой. – Дай мне всего минут…
– Балаган шутовской. Святотатство на освященной земле. И крест сюда же…
– Не трогай его! Руку… – х-хлоп-п!!!
Силовая волна разнесла нас троих на несколько ярдов с разными результатами на финише. И если местный сторож с завываниями срочно унесся прочь, то нам с башенником свезло на время тут зависнуть. Хотя он, как раз возлежал. Пробив могучей спиной брешь в хлипкой погостной огороже и через пару секунд огласившись из лесной тьмы негодующим ревом. А я вот, действительно, «осталась». Правда, в последний момент успела-таки скорректировать срочное приземление меж двух соседних холмиков. Поэтому последующим зрелищем насладилась первой и с лихвой: мужской фантом «в исполнении». Мы так еще в учебном корпусе их попросту называли и запускали сами ради развлеченья или воспитназидания тем, кто «не в курсе». Здесь предполагалась, судя по всему, цель вторая. Потому как, мужик, театрально раскинувший над могилой руки, придал лицу суровость и с патетикой заорал:
– Прочь с моего пристанища покоя, мерзкие люди! Ибо я суров с теми, кто пришел сюда, дабы вершить свои грязные дела! Прочь!
Я, воздержавшись от заслуженных оваций, придала телу сидячее положение и обтерла снег с лица… Интересно, надолго его хватит? Максимум, повтора на три.
– Агата, это что еще за хрень? – показался из пробоины в заборе злющий и тоже протрезвевший Спас. И как раз вовремя:
– А не надо было! – тут же окрысилась я на башенника.
– Чего именно? – огибая оратора по дуге, подскочил тот ко мне.
– Хвататься за крест не надо было.
– А кто ж то знал?
– О-о… – ну что с него взять? – Теперь наслаждайся и это только первый акт. Не мог просто постоять? Еще немного и я бы их расцепила.
– Что «расцепила»?
– Два заклятья, – сплюнула я изо рта сор. – Прокуратское охранное. То, что сейчас над могилой блажит, и второе, которое «покойник» после «воскресенья» добавил. Для подстраховки. А теперь вот…
– Чтоб тебя демоны за своего взяли.
– Спасибо. И про демонов тоже вовремя, потому как именно он и расстарался.
– Демон? – прищурил глаза Спас.
– Ага. Инкуб… Моя ж ты мать, – и подпрыгнула из снега на ноги. – Начинается.
– И я… чую, – хмуро расправил плечи Божий воин.
В следующий миг уши мои заложило от пронзительного воя, пронесшегося над погостом, и через секунду земля изнутри в первый раз вздрогнула. Б-бух… Б-бух. Б-бух. Беспокойное кладбище. Вот что это такое. Чтоб тебе, тварь демоническая, где бы ты сейчас не был. Б-бух. Б-бух. Б-бух. Десятками настойчивых рук, долбящих по крышкам собственных гробов и стылым комьям земли. Скреб костей об нее и отчаянные бессильные стоны:
– Не вылезут, – угрюмо констатировала я. – Сезон не тот. Проверено. Но…
– Ты уверена? – оскалился мне за спину башенник.
– Ага. Проблема в другом, Спас.
– Да нет, Агата. Проблема пока вот в этом. Оглянись-ко.
– Моя ж ты мать! – а вот про него-то я и забыла – местный склеп не то приезжих графьёв, не то местных князей… Да какая теперь в том разница? Потому что сквозь нескончаемый снег к нам сейчас медленно шла вся дружная кособокая семья. – Спас, прикроешь? – глядя на силуэты в узком проходе, выдохнула я.
Мужчина, вынимая мечи из ножен, кивнул:
– Ладно.
– А я попробую знак его порвать.
– Получится? Все ж – демон «расстарался».
– Придется, Спас. Иначе огребу и от Прокурата и от… да от всех сразу и огребу.
– Хе-х… Ну, пробуй, – и, выйдя передо мной, вскинул обе руки.
Первым делом было – заткнуть до сей поры горланящий прокуратский фантом, что вышло без заминок и скоро (исходя из собственного богатого опыта). Заминка вышла чуть позже… И если забыть, что демон. И вспомнить из курса демонологии… Тогда сразу вспоминаешь, что он – демон… После пятой безуспешной попытки влезть под прочную защиту я вскинула глаза к валящим с неба хлопьям. Под молитвы с придыханиями от скачущего с мечами Спаса, хруст костей атакующих его драугров и настырный подземный шум… Вот же, сволочь. Балаган шутовской… Святотатство на освященной земле. И скосилась на могильный крест… Знак креста. «Это – мой личный. Действует только там, в Бередне. Там – земля намолена»:
– Ну, Глеб… Чего уж там! – и шандарахнула в бурую вязь своей последней надеждой на успех…
– Агата, ты уж прости, раз так вышло…
– Ага.
– Значит, повеселились и по домам?
– Ага… Спас?
– Что? – башенник, стоящий у погостных ворот, оторвал взгляд от подсвеченных луной могил. И когда ж снег идти перестал? Я и не заметила. Наверное, пока за собой «прибирались». – Что, Агата?
– С Новым годом, друг!
– И тебя, – мужчина хмыкнул и уже через секунду зашелся на пару со мной в громком смехе.
– Уф-ф… Что в Стожках-то расскажешь? Ведь, наверняка, кто-нибудь услышал наше «представленье».
– А, скажу, как есть, – скривился башенник, вытирая слезу. – Гоняли упырей. А ты, значит, прямиком домой? В Куполград?
– Так точно, – кивнула я. – Спасибо за помощь. Правда, спасибо.
– Значит, ответила на свой «вопрос»?
– Ага. Тайна деторождения раскрыта. Осталось дело за малым.
– И зачем это? – вскинул Спас брови.
– А, не бери в голову.
– Ладно. Но, если понадоблюсь…
– Я знаю. И за это тебе тоже спасибо.
– Да, не за что, – неловко взмахнул он пятерней и, вдруг, замер. – Постой, ты обронила за могилой. Я в снегу нашел, когда кости в кучу сгребал. Вот, – сунул он мне в руку одинокую влажную перчатку.
– Благодарю еще раз, – пихнула я ее в карман тулупа. Потом опомнилась. – А-а…
– Подарок тебе от монастыря на Рождество. Носи, не мерзни и… пошел я. К Гргуру. Догуливать… Ну, доброй дороги, нечистая адвокатша.
– И тебе тоже, Божий воин, – вздохнула, глядя вслед развернувшемуся к деревенским новогодним огням мужчине. – Доброй дороги…
Моя собственная обратная «дорога» вышла на этот раз быстрой. А на родной ладменской границе меня и вовсе пропустили прямиком по рассветному коридору, лишь смачно напоследок зевнув. Не то медянской медовухой, не то тинаррским медовым ликером:
– С Новым годом, госпожа особый агент. Чудесная у вас работенка.
– Не то слово, – с уже хлопнувшей за спиной дверью, охотно согласилась я. – Бр-р… – и выдернула из карманов перчатки… шлёп. – Ух, ты!
На утоптанном снегу у казенного крыльца все так же одиноко лежала та самая. Найденная Спасом в погостном сугробе… Третья. Совершенно идентичная моим и мужская. Подобрав, я без раздумий натянула ее на правую руку… Тысь моя майка… Какой Новый год без «чудес»…
Из другого конца подвала я шагнула сразу в свою тихую прихожую. И первым, что заметила, когда бросила на пол сумку и стянула с плеч тулуп, был накрытый в гостиной стол. На двоих. Нетронутый. С двумя, так и не подожженными красными свечами среди множества расставленных тарелок.
Мерцающие в камине угли отражались в бокалах и гранях заполненного чем-то темным графина. И в их тепле густо пахло хвоей. А еще лилиями, стоящими в вазе на каминной полке. Потом я увидела Ника. Мужчина, облокотившись на учебный Варин стол, крепко спал. Среди кучи своих бумаг. Значит, долго ждал меня. И, значит, Варя до сих пор – у родителей.
– Привет, – Ник вздрогнул от поцелуя в макушку и откинулся на спинку стула. – С Новым годом, мой любый.
– Агата, – и сгреб меня к себе на руки. – М-м-м… А я тут уснул, пока…
– Я вижу, – обхватила я его шею руками. – Раньше не получилось, извини.
– Угу… Я сам лишь около одиннадцати сюда. Сначала к родителям твоим заскочил, а потом… М-м-м.
– Давай, просыпайся! Я жутко голодная.
– Ну, судя по запахам, тебя где-то, все ж, накормили. И напоили.
– Ага. Но, это было так давно. И после этого столько было.
– Да что ты? – хмыкнул мне в ухо Ник. – Тогда пошли, – и, подхватив меня, с шумом отодвинул стул.
– Пошли. Хотя, по дороге к столу мы можем и завернуть.
– Это – само собой, – оповестили меня уже в дверном проеме. – Если ты, точно с едой дотерпишь.
– А ты, видно, до сих пор не проснулся?
– Звучит, как провокация. И ты за нее ответишь… Любимая… – в тесном сплетении рук.
– Да-а? – все же пытаясь стянуть с него свитер.
– С Новым годом.
– М-м… О-о-ох… – а все остальное – после…
«После» наступило лишь поздним утром первого января. И как-то совсем некстати. Просто, пришлось глаза разлеплять, потому что… В общем, утро было совсем «поздним»:
– Агата, половина второго! Вставай! У меня сегодня – единственный выходной и надо провести его с пользой.
– А-а… Почему «единственный»? – во всю длину конечностей потянулась я. – Вы свое тайрильское дело еще не закончили? Уф-ф… Доброе утро.
Мужчина, строго склонившись надо мной, огласил:
– Нет. И конца ему пока… – вроде как, скривился. Не разглядела. – А у тебя как?
– Все нормально, – лаконично выдала я. – И даже успела… Кстати, Ник.
– Что, любимая? – надевая штаны, обернулся он.
– Почему не рассказываешь мне о своем «загибе» от Моря радуг в Бередню?
– Что? – замер мужчина.
– Как это… «что»? – села я.
– Агата, я не понял?
– В Бередню?
– И-и?
– Да тысь моя майка, Ник, я теперь тоже «не поняла». Ты в Бередне на днях был? – на мужском лице отобразился сложный мыслительный процесс. – Та-ак, зайдем с другой стороны, – подскочив с постели, ускакала я в прихожую и вернулась оттуда уже с перчаткой. Протянула ее Нику. – Это – твоя?
Ник отступил на шаг:
– Откуда?.. Я ее потерял.
– В Бередне. На погосте в Стожках. Или не так?.. О-о, да что ж ты молчишь-то?
– Ла-дно, я там был.
– А что за тайна тогда? – сузила я глаза. – Нет, я, конечно, понимаю: открытие того, что отец Варвары – инкуб, не относится к особо приятным. Тем более, беря в расчет его общее с Прокуратом, «темное прошлое», но…
– Агата, откуда ты это знаешь? – тихо произнес Ник.
– Про что? – выкатила я глаза. – Про его…
– Да?
– Вычислила, исходя из многих фактов. Так ты на вопрос мой не ответил.
– Какой?
– О-о! Ты опять?
– Да, Агата, я там был. Но не потому, что был занят нашей проблемой. А… а…
– Тысь моя майка, – хлопнулась я обратно на кровать. – Вы его «ведете»? По своему делу?
– Так точно, – хмуро выдохнул Ник. – И я бы тебе обязательно рассказал о результатах… посещения того места, но…
– Значит, это про тебя сторож говорил: «ходите тута, покоя нет».
– Какой сторож, Агата?
– Ведете по своему делу. Этого странного инкуба.
– Агата, ты меня слышишь?
– Да, Ник, – подняла я на мужчину глаза. – Я знаешь, что думаю? Это – хорошо. Это – даже отлично. Ведь, когда вы его возьмете, обвинение в убийстве будет со Стэнки снято. И Варвара сможет полноценно жить. Это замечательно, Ник.
– Да, конечно, – отстраненно кивнул он. – Замечательно. Только не все так просто.
– Почему?
– Потому что инкуб этот из Ладмении растворился. Бесследно.
– И что? Это – проблема? – непонимающе уточнила я. – Для Прокурата это – проблема?
– Ты сейчас под Прокуратом лично меня имеешь в виду?
– Ну, ты же это дело ведешь?
– Да, я. А ты, любимая, не вздумай в него влезть.
– Да с чего, вдруг, мне в него «влазить»?
– С того, что я тебя знаю.
– А-а… – скривилась я. – Ты меня «знаешь».
– Так точно.
– И в мыслях не было куда-то лезть.
– Хорошо. Хоро-шо, – со странной решимостью выдохнул Ник. – Тогда скажи мне, любимая, почему после разговора с тобой Ксения ушла из пятой комтурии?
– Она от вас ушла? – вскинула я на Ника глаза. – Да неужели? И куда именно? В монастырь? И перед этим поведала о нашем с ней разговоре? Простилась с грешным прошлым? Какая ж молодец!
– Нет. Она ушла на повышение.
– А-а. Тогда, очень сильно надеюсь, что ее «повысили» высоко-высоко. Так, чтобы с этих высот она до тебя…
– Агата, я сам в том виноват.
– В чем, Ник?
– В том, что произошло семь лет назад между мной и ей. И я прекрасно осознаю, что прежней дружбы между всеми нами не будет никогда. Мало того, я за эти годы с ней и десятком слов не обмолвился. Но, любимая…
– Ник, я должна тебе что-то сказать, – подобралась я на кровати. – Раз это не сделала она. Ксю.
– Что, Агата? – в ответ насторожился он.
– Я… Я ее вычислила.
– То есть?
– Сначала у меня были лишь предположения, но потом… В тот вечер Ксю тебя «угостила». Перед тем, как затащить в свою койку. Дриадским дурманом. Она сама в том практически призналась.
– Что?! – осел Ник передо мной на колени.
– Ага, – кивнула я, глядя ему в глаза. – Я все думала, сопоставляла симптомы, как лекари говорят, и проводила параллели между твоим состоянием в Грязных землях и картинкой, которую показал Велиар. Но, в разговоре с Ксю, все ж, напропалую блефовала. А она клюнула и прокололась… Ник?.. Ник?
– Да? – глухо отозвался он.
– Она тебя «угостила». Ты был тогда невменяем. Ты меня понимаешь?
– Семь лет, – криво качнул он головой. – Семь хобьих лет я с этим жил. С этим… фактом. И все ломал голову: как, почему?
– Не ты один «ломал себе голову».
– А она все это время была рядом и молчала. Вот же… курва, – подскочил Ник на ноги. – Вот же…
– Курва, – сорвалась я вслед за ним. – Согласна. Но, знаешь, что я теперь думаю?
– Что, Агата?
– Думаю, что настал момент, на самом деле все это забыть. И жить дальше.
– Забыть? – хмуро хмыкнул он. – Даже те причины, по которым я туда… пришел?
– Ага. Потому что как раз в этом мы виноваты с тобой оба. Я хочу это забыть. И ты – забудь. Очень прошу. Ник?
– Виноваты оба, – эхом повторил он. – Забыть… И жить дальше… Агата?
– Что, Ник?
– Я так тебя люблю…. И я тебе обещаю.
– Уф-ф. Вот и…
– Но и ты мне, любимая, в ответ тоже пообещай.
– О чем? – удивленно нахмурилась я.
– Не лезть в это дело с инкубом, – ага… А вот теперь он заинтриговал меня уже всерьез… – Агата?..
Глава 7
«Инкуб (в переводе с латыни „лежать навзничь“) – демоническая сущность четвертого низшего уровня. Среда обитания на поверхности – малонаселенная местность, территории с замкнутым пространством. Источник питания – сексуальная энергия жертвы. Последствия нападения – от полного истощения всех чакр до летального. Первые признаки нападения: 1. неестественное состояние „полусна“; 2. паралич конечностей и голосовых связок; 3. замедление мыслительных процессов; 4. ощущение навязчивого страха и душевного смятения. Примечание: пункт четвертый (страх и смятение жертвы) обычно является причиной пункта второго (полного ее паралича)»… Ага. Заметалась муха в паутине и увязла в ней по самые…
– Агаточка!
– Что, тетя Гортензия?!
– Ты ужинать спускаться собираешься?!
– Ага-а…
Так, та-ак… «Особенностью данных сущностей является способность корректировать восприятие окружающего у жертвы. Инкуб, подстраиваясь под ее желания, сам моделирует свой дальнейший „сценарий“. При этом стоит упомянуть, что, в отличие от суккуба, опирающегося, в основном, на внешний эффект, инкуб может выглядеть для жертвы вполне посредственно с точки зрения канонов красоты». Ну конечно. Зачем ему золотые локоны и лепной торс, если он и так – самая смелая наша бредня? Суккуб сшибает с ног «формами», а этот гад гораздо глубже копает. Значит, и на финише имеет соответственно…
– Доча! Ты чем там занимаешься?! Ужин стынет!
– Мама! Я не рожаю, так что, начинайте без меня! Я еще в библиотеке посижу… – ох, чую: зря я это сказала.
И, как результат – вмиг нарисовавшаяся родительница. С прицельным прищуром в дверном проеме:
– Агата, ты о чем это, доча?
– Да ни о чем, – прикрыв книгу, мотнула я ногами со стола.
– А-а… Вот и я теперь…вижу, что «ни о чем». Пошли есть, а то нам с твоим отцом скоро обратно в столицу. А вы с Варенькой?
– Мы тут заночуем, – потому что я еще не все дедовские закрома перерыла и много вопросов есть. – На горку ж Варе обещала и Ник сегодня все равно не вернется.
– Ну-ну. А что читаешь?
– Сказки, мама. Для взрослых.
– Ну-ну, ну-ну, – еще раз прищурилась и усквозила по лестнице вниз. Уф-ф…
Так. На чем я…
«…с точки зрения канонов красоты. Исключение составляет лишь копирование инкубом дорогой жертве особы. Еще одной характерной чертой данного демона является его абсолютная незримость для третьих лиц, позволяющая действовать в условиях их весьма близкого соседства. Хотя в этом случае инкуб обычно предпочитает подстраховаться и наложением знака глубокого сна…»
– Б-бу!
– Ух, ты! – вновь срочно пришлось мне прикрыть свою книгу.
– Я тебя, что ли, не испугала? – удивленно уточнил «не ребенок». – Совсем-совсем? – и уткнулся носом в первый же распахнутый на столе толмуд. – О-о.
– Ого, – хлопнула я его пыльными корками перед самым любопытным носом. – Мала еще для таких картинок.
– Ну-ну, – поджала губки Варвара – четыре дня с мамой явно не прошли даром. – Пойдем есть, а то на горку поздно потом будет. И ты еще обещала меня научить фонарики развешивать.
– Эх, – соскакивая с дедовского стола, вздохнула я. – Не «фонарики», а световые шары. Пойдем, волшебница малолетняя.
– Я не… – привычно вскинулась та. – Какая-какая?
– Юная, дерзкая и полная неимоверных сил.
– А-а… Это мне подходит… А что такое «фартовая», Агата?
– «Фартовая»? – обернулась я, уже скрипя «фамильными» ступенями. – Везучая, значит. И это тоже ты?
– Меня так тетя Нинон огласила, когда я на Новый год все ее «счастливые пирожки» с монетками в общем блюде нашла. Все семь штук. Представляешь?
– Ага. Представляю, – только у меня к данному моменту такой «фартовости» немного другой синоним сформировался.
И, как выяснилось чуть позже, не у меня одной…
Тема эта всплыла на принудительном для всех членов семьи ужине и в лучших ее последних традициях. То есть: солирует мама, желающие подтягиваются по очереди:
– А что ты думаешь, доча, о Варенькином образовании?
На этом месте напряглись мы обе с оглашенной:
– Мама, ты о чем?
– Как это? Глянь на ее свечение. Пора учиться им управлять.
– «Управляют» кобылой. А магическое свечение, есть лишь характеристика самого мага.
– Тетя Катаржина, я еще где-то должна учиться? – настороженно встряло дитё.
– Да нет же, Варенька, – срочно хихикнула тетя Гортензия. – Что ты? Мы про другое сейчас. Ведь ты владеешь… определенной силой, с которой тебе нужно научиться…
– Ездить верхом? – пораженно пискнула Варя.
– Нет, детка. Хватит в нашей семье и одной «наездницы», – скосилась родительница на меня. – Мы имеем в виду…
– Мама, может, этот разговор вообще прекратить? И я сама Варе объясню ЭТУ сторону ее натуры? Будто больше не о чем за столом речь вести.
– И в правду, Катаржина. Уж лучше б про погоду, – неожиданно вступил басом папа. – Или, хоть про Тайриль. Оптимальный вариант: объединить обе темы в одну.
– Хо-рошо, Людвиг, – одарили оратора красноречивым взглядом. – Надеюсь, наша дочь не сбежит и от этой своей ответственности.
– О-о…
– Так что там, Агаточка, с Тайрилем?
– Все нормально, тетя Гортензия… Через два дня туда отбываем. Ключ от дома знакомого Глеба уже у меня.
– Это очень хорошо, Агаточка. Скоротаем с пользой свой «мертвый» торговый сезон.
И над длинным семейным столом повисла тишина…
– Надеюсь, морской воздух нам ВСЕМ пойдет на пользу… И хорошая солнечная погода, – вот после этих слов тишина «повисла» окончательно. Естественно, маминых.
Я же, погрузив взор в собственную тарелку с пельменями, глубоко задумалась… И не то, чтоб сама вылазка к «морскому воздуху» всей женской частью семьи сильно тревожила мой душевный покой (я ж ее с подачи Глеба и предложила), а вот другие перспективы будущего… Ну да, Нику я пообещала. Конечно, пообещала. Несомненно. Безусловно… Но, тысь моя майка!
– Скажи мне, мама: Софико и Годард сейчас в Куполграде? Не уехали куда-нибудь?
– Кхе-кхе! Кхе!
– Тетя Катаржина, вы подавились? Вам по спине похлопать?
– Кхе… Спасибо, спасибо, Варенька… В столице, доча. А ты к Софико… – и, боясь вспугнуть счастье, замерла. – в го-сти?
– Ага, – вздохнула я. – Завтра после обеда планирую. Варя, пойдешь со мной?
– Ой, Варенька, там тоже… как это…
– Дети, мама. И, да, Варвара – не ребенок, но с детьми общается.
– Ну, конечно. И там, Варенька, тебе будет интересно. Славек – твой ровесник и большой умница, а Кети – вылитая Софико. Очень милая девочка. Хотя, ты ведь тетю Софико еще не знаешь.
– Ладно, тетя Катаржина, – важно кивнула Варвара. – Я пойду с Агатой. В гости.
– Вот и чудесно! Вот и замечательно, – выдохнула моя родительница, обведя сидящих за столом сияющим взглядом.
Да… Специалисты говорят, что чувство вины одного из членов семьи заметно укрепляет ее в целом… Вот я сейчас как ее «укрепила». Вот я – «молодец»…
– Агата… Варвара.
– Здравствуйте. Это – вам. Я сама торт выбрала.
– Молодцы… что пришли.
Бежать – остаться. Продолжать молчать – оглашаться. Да хоть в глаза им посмотреть… Уф-ф… И стало, вдруг, тепло и спокойно – Софико, сунув за ухо темный локон, первой мне улыбнулась. И, будто не было семи лет, прошедших среди чужих лесов. Все тоже вновь в моей жизни. И глаза ее с поволокой под густыми ресницами, и вечно торчащий рядом на вытяжку, вихрастый Года:
– Привет, – буркнула неловко и тоже в ответ скривилась.
– Девушки, проходите. Варвара, давай первой свою шубу, и будем знакомы: это – тетя Софико, я – дядя Годард. Но, можно и просто…
– Дядя?
– Годард. Мы ж с твоим «дядей Ником» – ровесники. Впрочем, как и с двумя этими «тетями».
– Ох, сколько ровесников в одном доме. А где мой?
– На отведенной территории. И с утра весь в трудах.
– Умных? Тетя Катаржина сказала, что ваш мой ровесник – «умница».
– Да как тебе сказать, Варвара?
– Умных, Варенька. Говорящего ворона своего сначала выучил стишок один «умный» декламировать, а теперь переучивает. Зато Кети уже свободна… Дорогой?
– Угу. Пойдем знакомиться сначала с ней. А у тебя – чайник.
– Ой!..…….
– Ага… Ну что… А я тогда здесь пока… постою…
– Агата! Ты где?! По коридору прямо и направо!
– Иду-у!
И будто прошедших семи долгих лет совсем в моей жизни не было…
Да нет. Конечно, были они. Пронеслись мимо, оставив на память округлившиеся бедра у Софико и широкую трость ее мужу. Хотя Года старался передо мной не хромать. Но, Склочные болота в этих пролетевших годах тоже были. Как и два рожденных ребенка: высокий и вихрастый в отца, Славек и маленькая Кети с точно такими же, как у ее матери, глазами. Только оба они в данное время отсутствовали. И, судя по громкому «… не дурак, а чудак, Крош. Чу-дак чу-даком» из дальней комнаты слева, занимались переучиванием ворона уже вместе, считая Варвару.
– А она – смышленая, ваша с Ником Варенька. И взгляд, у нее, как у взрослой.
– Ну, так, «не ребенок», – провела я пальцем по фарфоровому краю чашки.
– Не ребенок, – с расстановкой повторил за мной Года. – Я там был. Еще во время службы в Прокурате, – и глянул на свою жену, сидящую рядом за столом. – Правда, в центральных землях… Шальные места… Агата?
– Да?
– Можно профессиональный вопрос?
– Спрашивай, – отодвинула я недопитый чай.
– Свечение у нее… специфическое.
– Демоническое, Года.
– Что? – вскинули на меня оба глаза.
– Мать Варвары – маг земли, а отец – инкуб. Отсюда в нем и сиреневые «переливы».
Софико недоуменно сощурилась:
– Инкуб, это ведь…
– Ага. Демон и есть. А Варвара – «темная полукровка». Как и я сама.
– Ну, этим у нас никого не удивишь. Здесь весь вопрос в «специалитете». Вы с Ником его уже выяснили? – заинтересованно уточнил Года.
– Выясняем. Ник пока очень занят на службе, а я, в меру своих сил… В общем, есть некоторые соображения, – и глянула на него.
– Говори, – подался вперед мужчина.
– Инкуб ведь обычно награждает своих потомков «супер инджениум», сверхспособностями в определенной среде. В довесок к таланту в темной магии. Я, после того, как активировала заклятье, наблюдала за Варей и, ты знаешь, кое-что заметила: скорее всего, инкуб одарил ее «фортунатос».
– Извините, что вмешиваюсь, но: что это?
– «Везение», любимая, – чесанул бровь Года. – Один из видов «инджениум». Там их несколько может быть. А здесь, значит… Ты думаешь…
– Ага. И чем дольше, тем больше убеждаюсь. Пока проявляется лишь на первичном уровне: элементарное угадывание, но, если его со знанием развивать…
– Из Варвары выйдет первоклассный специалист, – продолжил он мою мысль. – Кстати, торт она «угадала» наш самый любимый… Что же касается второго, то здесь…
– Извините меня еще раз.
– Что, Софико?
– Я про «талант в темной магии».
– А-а, – уныло скривилась я. – Это – сложно. И очень опасно.
– В каком смысле?
– Понимаешь, есть такое понятие в психологии…
– О-о, – откинулась Софико на стуле. – Если вы перешли со своей магии на психологию, то я здесь – специалист не хуже. Потому что мать двоих детей. И, знаете, что думаю, господа маги? Весь вопрос в воспитании и личном примере. А дурной наследственностью, как ты сказал, дорогой «у нас никого не удивишь». Это, если вы – про психологию.
– Ну, да, – удивленно хмыкнула я. – В вопросе воспитания я, честно говоря, совсем не подкована… И есть еще проблема… – уф-ф. А вот теперь переходим к основной части нашего визита. – Контроль за переправленными через стену.
Года, отвернув в сторону взгляд, кивнул. Еще бы.
– Чей контроль? Государственный?
– Да, Софико. Ведет их учет Прокурат. Он же следит за тем, чтоб не высовывались по жизни. А с таким «диагнозом», как у Варвары, ей вообще придется сидеть как мышке за печкой от начала и до самого конца.
– И что ее ждет? – хлопнула та ресницами.
– «Карьера» сельской травницы, в лучшем случае.
– О-о.
– Ага. Но, выход здесь есть. У нас, действительно, полукровок всех мастей – не сосчитать. Не даром под «переливы» свечений в учебном корпусе Прокурата целый специалитет отведен, но, к ним отношение другое. Непредвзятое. Не как к тем, кто «родом» из Грязных земель.
– И в чем же здесь выход?
– Он – единственный, Софико.
– Найти отца Варвары, – покачал головой Года. – Агата, а ты уверена, что он до сих пор на поверхности?
– Уверена, Года. И у меня нет цели его найти. Я пока лишь хочу подтвердить или опровергнуть одну свою теорию.
– Какую?
– А вот это, к сожалению – профессиональная тайна двух о-очень уважаемых в стране контор.
– К одной из которых относимся и мы с тобой, – прищурился догадливо Года.
– Так точно, – оскалилась в ответ я.
– Дорогой, о чем вы? – встряла недоуменно Софико.
– Агата, подобные данные – не в моей компетенции.
– Но, ты же занимаешься госстатистикой? А вся информация хранится в одном общем архиве Главной канцелярии.