Текст книги "Тайна деторождения: практика и теория (СИ)"

Автор книги: Елена Саринова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Глава 2

После цыпленка с сыром и горячего чая со сдобными ватрушками из бакалеи организмы наши напрочь отказались реагировать на покрепчавший столичный мороз. Поэтому к катку, залитому в двух кварталах на Вольной площади, мы шли не спеша. Глазея по сторонам и тыкая пальцами в разноцветные витрины и прохожих. Точнее, Варвара все это проделывала за нас. Мы с Ником лишь головами вертели и иногда открывали рты. Она, вообще – большой молодец. И я, честно сказать, зря боялась, что наш «не ребенок» в новом магическом мире замкнется от страха перед его габаритами. Да где там! Дитё поглощало этот новый мир со скоростью оголодавшего после спячки дракона, выплевывая лишь иногда, в виде костей, «явно лишнюю информацию». Жаль только, что к таковой относился почти весь первый гимназический курс. За исключением естествознания, к которому у Вари был явный талант, да еще арифметики. Эту «проблемную» сторону жизни взял на себя Ник, регулярно таскающийся в Варину гимназию на беседы с дамами-педагогами. Хотя, я думаю, явись туда я, у нее «проблем» бы не убавилось точно. А вот молодой приятный мужчина, иногда при полной прокуратской экипировке… Н-да… Я, кстати, жутко ревнива. Но тут ревновать – себе дороже. Так что, помалкиваю. Ник же относится к Варвариным «неудам» философски, считая их явлением временным: «У нее материнская наследственность. Вот и фильтрует на „нужное“ и „ненужное“ в жизни». И отчасти, он прав, потому как свечение ее явно то подтверждает, переливаясь золотисто-бурыми волнами мага земли. Будущая аптекарша. А, может и парфюмер. А, может и…

– Ой, Агата, смотри! Вон там за стеклом цветок в горшке с красными листьями! Называется «Царица молочаев», пуансеттия. Мне учительница по естеству отросток обещала дать от своего. Я, когда вырасту, садовницей стану, чтоб такие же самой, ну, или зельеотравительницей. Я еще не решила.

– Ага-а.

– А что? Мы с Ником, когда в музее были, про одну прочитали, Генриетту Пегую. Краси-вая. И умная.

– Варь, она ж кончила плохо? Значит, не такая и умная. А вообще, мы уже пришли. О-оп! – Ник, обхватив потенциальную «прокуратскую клиентку», потащил ее через мостовую. – Агата, а ты чего у витрины застыла? – обернулся уже на ходу.

– Иду, – тряхнув головой, опомнилась я. – Ник!

– Что, любимая?

– Это, в какие же вы сомнительные музеи с Варей ходите? – нагнала я их уже с другой уличной стороны. – В следующий раз все вместе пойдем.

– Да с удовольствием.

– В… вернисаж или театр.

– О-о-о, – огласились разом оба моих спутника. Потом один из них, подправив косички, добавил уже с земли:

– Только, чтоб там танцы были. Мы тебе сейчас свой покажем, который без тебя тут выучили. Каварел Ник, где мои коньки?

– Сейчас достану из сумки, дама Варвара, – важно оповестил тот. – Агата, а потом мы ей тоже покажем наш с тобой старый танец. Ты его помнишь?.. Агата, ты чего?

А «чего» я?..

– По-мню… И обязательно покажем. Где мои коньки, «каварел Ник»? – поправила я концы длинного полосатого шарфа.

Каток на Вольной площади ничуть не отличался от множества других, расцвеченных сейчас точно такими же высокими фонарями по всему Куполграду. И здесь точно так же, как и на остальных слышна была музыка. Правда, в данном месте – в лице сидящего на складном стульчике в центре у фонтана пожилого аккордеониста. Мужчина в задорной шапке с помпоном, играл с большим воодушевленьем, помогая себе отстукиванием ритма ногой. И ведь не маг, а замерзнуть не боится. Хотя торчащая из нагрудного кармана куртки фляжка… Варвара, едва обвязав вокруг ботинок коньковые шнурки, направилась именно к нему. И действительно, уверенно держится… Мужчина, сжав ладошку, кивнул и сунув в противоположный карман монету, важно прокашлялся:

– Вальс танцующих мотыльков! Дамы приглашают кавалеров!

Катающиеся вокруг фонтана горожане среагировали с не меньшим энтузиазмом, быстро перестроившись в румяные пестрые пары. Я же со своей скамейки лишь рот открыла. И такое чувство, будто полжизни неизвестно где проспала, пока эта наша пара…

– Агата, смотри! Ник, и-и…

И «каварел Ник» с «дамой Варварой» плавно закружили по льду… И раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… Мотыльки, тысь моя майка… И пусть две трети танца «дама» проторчала на ногах или в руках «каварела», аплодировала я в конце, уже стоя:

– Ну, вы и даете!

– Тебе понравилось?

– Конечно.

– А надо было с нами ходить. Ты бы тоже так лепо научилась, – вздернула нахалка свой маленький нос. – Ну, показывайте теперь мне.

А я лишь теперь рот захлопнула, правда чтоб ей, как надо, ответить, но Ник в этот момент потянул меня за собой:

– Смотри внимательно, Варя!.. Агата?

– Да-а?

– И-и…

– Ой… Погоди, я правый конек подправлю…

– Может и тебя на руки?

– Не здесь и не сейчас, мой любый.

– Угу… Теперь готова?

– Готова.

– И-и, раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…

Поначалу он держал меня очень цепко, страхуя в поворотах и кружениях. Но, потом… потом все как-то само собой и заскользило и вспомнилось. Мы лишь в глаза друг другу неотрывно глядели… Хотя, не сшибли ведь никого? Но это, благодаря только Нику. И даже не заметили, как кончилась музыка и заиграла другая. А, подумаешь?

– Ты о чем сейчас думаешь и почему улыбаешься?

– Я?.. В следующий раз вместо штанов юбку надену. Чтоб выглядеть действительно, «дамой».

– Ты и так, «дама». «Дама моего сердца». Хоть в штанах, хоть…

– … без них?

– Агата! – мужчина, запрокинув голову, рассмеялся.

– А ты о чем сейчас подумал? – праведно дернула я его за руку. – Ник, у нас точно мама моя Варю заберет.

– Да ни за что не отдадим. Мы ведь – семья. И только одного не хватает, – затормозив, сделался он серьезным. – Агата…

– А здорово у вас получается! – бух! Влепилась Варвара в аккурат между нами. – Я тоже так хочу научиться. А еще вот так вот, глядите! – и, оттолкнувшись, развернулась на ходу.

– Варя!

Хлобысь!..

– А-а-а! – конопатая девочка, сидящая на льду напротив нашего, растирающего лоб, дитя, хлебнула воздуха и заголосила с удвоенной силой. – А-а-а! Ма-а-ма!

Родительница не замедлила появиться и я только подумать успела об их с дочкой сходстве, как та, рухнув рядом с ней на колени, огласилась не хуже:

– Это – не ребенок, а проклятье! Да сколько же может продолжаться?! Кристиночка, где болит? – и поддернула той сползшую шапку.

Мы с Ником в четыре глаза и руки «разобрали» Варвару:

– Чем вы столкнулись?

– Чуток лбами. Да, ничего, Агата.

– Ага, вижу. Синяк вылечим. Надо холодное что-нибудь. У меня монеты в куртке… ой, в шубе остались. Ник…

– Вы нас извините, не глядя, маневрировали.

– Да как же ее извинить?! – метнули молнию теперь прямиком в Ника. – Кристиночка, где болит?

– Везде, ма-а-ма, – всерьез разошлась «потерпевшая». – Она меня убить заду-ма-ла, эта…

– Кто?! – неожиданно вскинулась Варя, уже стоя на ногах. – Кто я?!

– Я что-то… не поняла.

– Они – одноклассницы, – хмуро бросил мне Ник. – И у них – хронический конфликт. Варя, нам…

– «Грязная»!

О-ох… Слово это вылетело и, кажется, рикошетом ударило от Варвары в меня. «Грязная». Так называют детей, переправленных из-за стены в этот большой и магический мир. Да и не только детей. Это слово сопровождает их всю оставшуюся…

– Рот свой… закрой.

– Дочь уймите, мамаша. Агата, Варя, пошли.

– Это почему это? – открыла теперь его мама Кристиночки. – А что – не правда? Да этот ребенок – исчадье от таких же родителей и вы с ним еще хлебнете.

– Обе рты свои! – во все горло гаркнула я. – Вот они у вас, действительно, «грязные». И вы понятия не имеете, о чем говорите.

– И чтоб вы знали: я – не ребенок. Моя мама – ангел. А ты, Кристинка – скобан!

– Ах, вот, значит, как?

– Варвара, Агата, мы уходим, – попытался Ник встрять между нами.

– Она искалечила мою дочь, и я вас по судам затаскаю!

– Да неужели? – отдернув мужскую руку, прищурилась я. – Синяк на лбу – это да. На правой коленке – уже давно пожухлый. Царапины, вероятно, от кошки, ниже левого локтя. Следы на заднице, вероятно, от ремня. Вот они – свежие. Рукоприкладство или издержки воспитания? Так что там насчет судов?.. Уф-ф… А вот теперь мы уходим… Варвара? – и обе, с гордо поднятыми носами, заскользили по льду…

Аккордеонист, крякнув нам вслед, разродился «Маршем галопирующих победителей»…

Луна за окном, набравшая силу лишь наполовину, светила сейчас с полной ответственностью, вырисовывая на ковре у кровати узоры от кружевной занавеси. Каким-то странным замысловатым сюжетом из линий, пятен и фигур. Будто две сказки сложили вместе друг с другом. И они даже двигались. В такт ветру из форточки, всего чуть-чуть приоткрытой в тихую ночь. И это сегодня она – тихая. А вот завтра, в Солнцепутье… А я так и не купила Нинон подарок.

– Придется с утра озадачиться уже всерьез, – вздохнула и, оторвав от собственного колена руку, потерла ей нос. Рука пахла ландышем и ванилью. Как и выкупанная недавно Варвара, спящая сейчас в соседней комнате. Надеюсь, что спящая. Очень надеюсь.

– Ты почему не ложишься? – Ник, звучно потянувшись по дороге, упал в кровать с другой ее стороны и, устроившись на спине, отогнул одеяло. – Давай ко мне под бочок.

– Ага, – нырнула я туда, скоро обхватив его рукой. – Тебя ждала. Варя уснула?

– Угу, – дунули мне в макушку теплом. – Сегодня одной сказки хватило… Я в камины подбросил – на ночь хватит. А завтра с утра дворник дрова принесет, так что…

– А ты сам от нас убежишь?

– Ненадолго. Начальство собирает перед праздником. Надеюсь, поздравить. Вернусь, будем все вместе стряпать праздничный пирог. А то, с пустыми руками к твоим родственникам.

– Понятно, – вздохнула я в мужскую грудь. – Ник?

– Да, любимая?

– Что за коробка стоит в гостиной на камине? Ленточкой перевязана.

– Неужели не просветила? – хмыкнул он.

– Времени не было. Так что за…

– Это подарок Нинон от нас троих. По дороге купил.

– Подарок Нинон? – подскочила я на локте. – А что там?

– Кофемолка. У нее же сломалась.

– Когда?

– Ну, помнишь, мы в среду там были, и ты еще сказала, что у кофе привкус странный: перец и тмин?

– Ну-у?

– А тетушка твоя ответила, что грохнула банку с полки прямо на чашку кофемолки и та разбилась. И кофе Нинон теперь мелет в мельнице для пряностей.

– Тысь моя майка. А я и не вспомнила даже. Вот ведь, скобан. А ты – молодец… Как всегда.

– Ты не скобан, любимая, – засмеялся Ник. А потом вздохнул. – Скобан…

– Ага, – присоединилась я к нему.

– Она сильная.

– Варвара? Да, сильная.

– Помнишь ее рассказ о том, как они с матерью в своей избушке двое суток держали оборону от луда?

– Помню… Но, ей с этим всю жизнь, Ник.

– Агата, – вздохнул он, проведя мне по скуле ладонью. – От такой «грязи» не спрячешься. Просто надо знать, что есть место, где тебя любят, каким бы ты ни был, с каким бы прошлым. И в этом месте нет… «грязи».

– Ага, – запустила я пальцы под его распахнутую рубашку. – Нет «грязи»… Ник, откуда у тебя этот шрам? Почему ты мне не рассказываешь?

– Этот шрам? – перехватил он мою ладонь у себя на шее. Там, откуда вниз и наискосок шла, уже бледная длинная «нить». – А что о нем говорить? Он – старый.

– Ага. Лет пять-шесть и непростой. Обычный бы рассосался. А этот…

– Сувенир из Джингара, – выдохнул Ник. – Почти шестилетней давности.

– И-и? – сцепила я свои пальцы с его.

– И… от демона.

– Ага… Ты тогда первый год служил там в охране нашего посольства.

– Так точно, – оттолкнувшись, перебросил меня мужчина на спину и завис сверху. – Теперь все, любимая? Можем переходить к неофициальной части нашего диппротокола?

– Ну, если вы настаиваете, господин, секретный агент.

– Нет, «агент» теперь у нас ты, – провел Ник своим носом вдоль моего. – «Особый агент Главной канцелярии». Звучит, по-моему…

– Лучше чем то, чем я на самом деле за… ух… – запустив пальцы в волосы Ника, выгнулась я навстречу его губам, но уже через мгновенье, застыла. – Ты это… слышал?

– Что? – приподнял он голову.

– Варвара! – и, выскользнув из-под мужчины, подорвалась с кровати. – Плачет. Тихо плачет.

– Угу. Я сей…

– Ник, я сама с ней. Должна же я хоть что-то сама, – обернулась я уже из двери, услышав вдогонку:

– Хорошо… Зови, если что.

Наш «сильный не ребенок», действительно, плакал. Тихо. Для души, не для жалости. Она вообще, редко это делает и всегда – именно так. Значит, все-таки, достало то «грязное» слово, чтоб его.

– Варя? – опустилась я сбоку на постель.

Девочка вскинула мокрое лицо из подтянутых коленок:

– Агата! – и совсем неожиданно рванула навстречу, обхватив меня руками.

А вот я… растерялась:

– Варя, Варенька. А хочешь, мы прямо сейчас с тобой пойдем и им стекла повышибаем?

Дитё, шмыгнув носом, удивленно отпрянуло:

– Кому?

– Ну, так… Кристиночке этой.

– А-а, – и снова нырнуло ко мне. – Мне сон приснился плохой. И теперь очень страшно.

Ну, ты и скобан, Агата Вешковская, хоть и агент:

– Так это сон ведь, Варенька. А сон – лишь иллюзия. Посмотри вокруг, здесь все по-прежнему. Тихо и спокойно.

– А сон был, как настоящий. И в нем меня пытали и маму… забрали, – вновь захлюпало дитё носом. – И совсем не на небо.

– Ох ты ж… Но мы-то с тобой знаем, что она – ангел? И не во сне, а на самом деле.

– Это – да. Она – там. А я…

– А ты здесь, с нами. И… Варя? – закусив губу, обхватила я детское лицо руками. – А ты помнишь тот стишок?

– Нашу клятву? – моргнула она.

– Ага, клятву? Которая нас с тобой породнила? Ты забыла что ли, что мы с тобой тоже – родственницы? Правда, не знаю: дочь ты мне или сестра. Да, какая разница? Мы же – навеки вместе. И как там в ней?

– Облац – нем. Сунце – да.

– Точно. Облац – нем. Сунце – да. Код нас зрак ньего… навек.

– Худо – нем. Добро – да.

– Код нас радост заувек. Страху – нем. Вера – да.

– Зайдно ми с тобий навек, – последние слова мы произнесли с дитём уже вместе. И на следующем моем вдохе… бу-бух…

Волна силы, глухим импульсом ударившая между нами, вмиг ослабила в моих руках детское тельце. Варвара обвисла, уронив набок голову, и напоследок всхлипнув… окончательно провалилась в сон. Я – ошарашено застыла с дитём на руках.

– Что здесь только что… – Ник, влетевший в комнату, удивленно прищурился. – Хобья мать. Агата, ты какое заклятье… Я волну от него…

– Ник, я понятия не имею. Мы с ней лишь стишок тот повторили, – опустила я Варвару на подушку и нервно прикрыла одеялом. – Я понятия не имею, что это… – и прищурилась сама. – Тысь моя майка.

– Вот и я о том же. Ее свечение изменилось.

– Но, как?

– Та-ак, – упал он на колени рядом с нами. – Давай думать… Тот стишок. Тебя ведь Глеб предупреждал. Хотя, что теперь…

– Да причем тут…

– Агата, – открыв рот, вскинул на меня мужчина глаза. – Вы с ней сделали дубль.

– Какой еще «дубль», Ник? Причем здесь энергокопия?

– Да не тот. «Дубль», значит: два действия в один присест. Активировали отсроченное заклятье, что вполне объяснимо, ведь закладывалось оно в Грязных землях. И влили этим новую силу в Варвару.

– Поэтому ее свечение изменилось?

– Так точно, – кивнул, не отрываясь от спящего дитя, Ник. – И отсюда вопрос…

– Кто у нас… папа? – выдохнула я, глядя туда же. На словно отмытые до яркости цвета с новыми, сиреневыми прожилками. – Не человек, точно. И ты знаешь, что интересно: это ведь не заклятье защиты, а что-то совсем другое. Я будто до сих пор ее сердцебиение чувствую рядом со своим. Ну, Стэнка, деревенская травница со священной сомой в заначке.

– Древний ритуал породнения.

– Что?

– Это старая магия. Я читал о ней, но на практике сталкиваться не приходилось. Она – из предтечного мира и, если взять за факт, что Бередня – молодое государство, то такие обряды там могут быть до сих пор в ходу. Особенно, в глуши. А аналог травкам для сомы можно найти даже в Грязных землях. Было бы время для экспериментов.

– Семь лет, – покачала я головой. – Значит, она тогда, при прощании, на будущее передо мной извинялась. Хотя, за что? Я-то, вроде как, без изменений… Ник?

– Ты – да, – обозрел он меня с профессиональным прицелом. – А вот Варвара… Теперь надо следить.

– Ага. В четыре глаза, – вздохнула, подправив одеяло, я.

– Ты про родственников своих забыла.

– О-о.

– И про начальство.

– О-о-о… Вот теперь-то он точно расскажет: кто семь лет назад был тем «таинственным моральным уродом».

Ник, глядя на меня, лишь головой покачал… Надеюсь, из сострадания к Глебу…

Глава 3

Праздничное утро началось с громкого стука и встряски, вмиг дав понять: «вот оно я!».

– Просыпайся, Агата! Дрова принесли! – мутный силуэт, прыгающий надо мной, замер и угрожающе взмахнул широкими рукавами ночнушки.

– Не-е надо.

– Ну, так вставай… – сдуло его на пол вниз, – или я сама сейчас дяде Мичу открою.

– Я тебе открою. И ведь, наверняка, принеслась босой. Быстро обуваться, одеваться, умываться. И желательно, в этом порядке… А, ну, постой! – протертыми глазами поверх растрепанной детской головы. – Теперь лети… мотылек, – да… За ночь новых переливов в свечении явно не появилось. Зато прежние радовали своей «яркой красой» даже мои, едва проснувшиеся глаза. А вот ощущение «внутреннего единения» ушло. Правда, еще ночью, через пять минут после появленья… Вот же загадка природы. – Да иду я!.. Лбом он что ли, там стучит? – и, запахнувшись в плед, пошлепала тапочками к двери.

Дрова с мороза и румяный, присыпанный снегом дворник Мич, разбудили меня окончательно и бесповоротно. Поэтому, к возвращению Ника мы с Варварой уже вовсю носились по прогретой квартире, наводя в ней последний предпраздничный блеск.

– Ты в комнате своей…

– Угу-у.

– И горшки с цветами с учебного стола убе…

– Угу-у.

– И… Вар-вара?

– Ой! Агата, я его быстро пересажу, а то ему в старом тесно. И мне горшков не хватает.

– Вот ничего себе! Да ими вся твоя комната уже заставлена, этими горшками. Они скоро и на кровати вместо тебя будут спать. И, вообще, сейчас не время для пересадок. Скоро…

– Привет, Ник!

– Ух, ты!

Ник, запахнувший меня сзади в свою прокуратскую куртку, звучно чмокнул в щеку:

– Привет, девушки. М-м-м… Какая ты вкусная.

Я извернулась внутри бортов:

– А ты, видно, голодный?

Мужчина оторвал меня от пола:

– Я очень-очень голоден, любимая.

– Ой, только не при мне! – вскинулась Варвара от своего горшка. – А то…

– Да мы про завтрак, – пришлось уточнять, получив секундой позже на ухо:

– А я бы не был так уверен.

– Вот! Я ж говорила!

– Э-э… я яйца с ветчиной пожарила и салат настрогала. Пошли… на кухню. А ты, садовница, заканчивай. И, сильно надеюсь, что это не какой-нибудь сорт белены.

Мой кулинарный «изыск» был сметен его постоянным ценителем очень скоро, вдогонку за быстрым обменом информацией, пока в кухню не влетело дитё. Успели немного:

– Как вы тут? Я утром на нее глянул: без изменений.

– Ага, – зевая, прикрылась я ладошкой. – Блистает. Про ночное – явно не помнит. Остальное – пока в норме.

– Слушай, – замер Ник с куском хлеба у рта. – Надо ее показать надежному специалисту. Я в этих «межрасовых оттенках»…

– Как и я сама. И ты сейчас канцлера Исбурга имеешь в виду?

– Угу.

– Ладно, сводим. И сочетание, действительно, странное. Как… ну…

– Песня и куплет, – усмехнулся Ник. – Будто «песню» мага земли им усилили. Этим новым куплетом неизвестного «автора». И появился совершенно иной смысл.

– Ну, ты и даешь. С чего вдруг, подобные «картины»?

– Не знаю, – скривился мужчина. – Солнцепутьем навеяло. И у меня, любимая, новость.

– Какая? – насторожилась я.

– Отправляют на задание. Но сегодня – я с вами, – быстро добавил Ник.

– А потом?

– А потом… – шумно выдохнул он. – Потом – по обстоятельствам. Начинаю с Тайриля. Там в одном нелегальном игорном доме вчера взрыв был.

– А причем тут ваша комтурия? Игорщиками ведь седьмая занимается?

– А притом, Агата, что пострадала от того взрыва очень важная персона, приближенная к королевскому дворцу до расстояния балдахина.

– Его фаворитка, что ли? – наморщила я лоб. – Госпожа Калантия Лойд?

– Угу. От наших командируют двоих. И мне разрешили присоединиться завтра.

– О, благодарю вас, великодушные прокуратские боги! – вскинула я над столом руки.

– Не богохульствуй, Агата! – вот в этом месте дитё и влетело. – А что это за боги такие?

– Один с клювом, как у грифона, только стальным, а другой – в глухом шлеме с ржавым забралом, – смеясь, пояснил Ник.

– А почему с ржавым? – со знанием дела, протянула Варвара, усаживаясь за стол.

– Да потому что заклиненным намертво. Вот он и тыкает неизвестно куда, выдавая это за справедливость. Хотя, там еще один есть, – глянул мужчина на меня. – Наш с Агатой любимый.

– И самый из этой троицы сомнительный – святой Авось, покровитель прокуратских кадетов. Но, думаю, он и тебе подойдет.

– Почему? – напряглось дитё.

– Потому что, – придала я лицу серьезность. – при твоем рвении к учебе, остается полагаться лишь на удачный случай. Например, при правописании.

– На удачу? Хм-м… – задумалась Варя. – Это мне, пожалуй, подходит.

– Да неужели? Тогда может ты и сейчас «удачно угадаешь», где у нас в квартире лежит мой резной гребень с бирюзой? А то я его месяц как потеряла.

– Я попробую, – сползла Варвара со стула и важно удалилась из кухни.

Ник усмехнулся ей вслед:

– Ты это видела?

– Ага. И, кстати, у нас для тебя тоже новость. Недавно мама «оглашалась» [4]4
  Сленговое выражение, обозначающее ментальное общение.


[Закрыть]: праздник переносится в Гусельницы. Тетка Гортензия с Нинон горку залили специально для Вари и спектакль какой-то подготовили. Папу в него впрягли. Он там с самого утра репетируется. Не то конем, не то кентавром.

– Понятно, – протянул Ник. – А как же столичные фейерверки?

– Думаю, подвалами туда-обратно. Как такое шоу пропустить? Я сама столько лет…

– Нашла! – взъерошенная Варвара с гребнем в вытянутой руке хлопнула его между тарелками. – Вот!

Мы с Ником удивленно переглянулись:

– И где? – первой открыла я рот.

– А-а, – махнула Варя ладошкой. – Он за ванну упал в самый угол.

– Ага. Но я и там тоже смотрела.

– Так он же не просто так упал, а за трубу. Его и не видно было.

– Понятно. А ты, значит, увидела?

Варвара вздохнула, поправляя «ореховые» косички:

– Святой Авось помог. Хороший святой. Надо ему свечку в церкви поставить…

Ну что тут еще сказать?

– Та-ак, – прокашлявшись, огласился Ник. – Варвара – молодец. Агата, спасибо за вкусный завтрак и всем – за работу. Пора стряпать праздничные пироги.

– Еще вчера один намечался? – оторвала я взгляд от просиявшего «не ребенка». На что наш начальник кухни недоуменно изрек:

– Так теперь-то компания расширяется? Так что, за работу, девушки.

– Чур, я – мешать! – подпрыгнула Варвара.

– Я вообще-то, наоборот, на помощь рассчитывал?

А вот теперь, наконец, мой момент «блеснуть»:

– Она имеет в виду перемешивание ингредиентов, мой любый.

– Да! И желательно, вкусно-сладких.

– Ладно. Договорились, – важно кивнул Ник, обозревая кухню. – Ну, что, девушки?.. – и работа понеслась…

Вообще, Солнцепутье в Ладмении по своей важности уступает, пожалуй, лишь дню рожденья. Да и то – юбилейному. И отмечается с большим размахом, собрав воедино людей, алантов и магов. Но, думаю, и другим расам сегодня напиться будет «не грех». За такую-то компанию? Хотя, магическая часть страны начинает гулять еще раньше, со дня зимнего солнцестояния, а остальные к ним по ходу дела «вливаются». Вот в Бередне все гораздо строже. Двадцать пятого декабря – Христово Рождество и без вариантов. Да и традиции там куда серьезней. Один поход в лес за поленом из молодого дуба чего стоит: пришел на рассвете, троекратно поклонился, трижды тюкнул топором с разных сторон света и, не дай Бог, не завалил его сразу. Придется выкорчевывать самолично и руками. А дальше – на плечах и до избы. Там бревно обряжают в рубаху и выставляют напоказ. Целые дубовые парады вдоль улиц – от незнанья поседеешь. А уже вечером – в дом его родного, ближе к очагу. Целовать всей семьей, медом обмазывать, пшеном обсыпать и в таком виде – в огонь. И, опять же, не дай Бог, на три дня не хватит. Удар хватит всю семью. И это – лишь часть многочисленных праздничных заморочек. Там вообще все Рождество – один сплошной «символический ряд» на год вперед, за соблюдением которого зорко бдят старухи. Причем, каждая с такой авторитетной страстью, будто самолично принимала роды у Святой Девы.

– А я тебе говорю: бигос [5]5
  Традиционное новогоднее блюдо из квашеной и свежей капусты, свинины, шпика, колбасы, сушеных грибов и чернослива с разными пряностями. Хотя, здесь возможны «местные» варианты.


[Закрыть]надо на Новый год готовить, а не на Солнцепутье. Его у костра едят, когда на санях накатаются.

– О-о, Катаржина, у костра колбаски жарят, а не бигос хлебают. С тарелок стоя, что ли?

– Нет, ты вспомни, как ты вся им вечно и уливалась, а мама тебя за это…

– Ай, и точно!.. И что теперь делать? Нинон его натушила целую кастрюлю.

Вот в нашей семье «авторитет» по Солнцепутью был один… до нынешнего года:

– А мне он нравится, тетя Катаржина – так вкусно пахнет. И его нельзя есть?

– Конечно можно, Варенька!

– Давай я тебе прямо сейчас наложу? А то до праздничного стола еще столько терпеть.

Зато наши пироги пришлись, как нельзя вовремя, благоухая сейчас на отдельном столе «для чая». И традиционный, щедро сдобренный коньяком, и из вишни со сметаной (специально для «нового авторитета»). Который, кстати, вскоре свалил на горку. Вместе с Ником и сбежавшим от театра папой. Мы вчетвером, закончив с сервировкой стола, умильно глазели сейчас на них из окна. Сквозь налепленные на стекло и мерцающие магией снежинки. Только жаль, что не молча. Потому что тема…

– Агата, мы с твоим отцом на свою годовщину свадьбы решили пригласить родителей Ника, Оливет и Роберта.

– Хорошо.

– И это все, доча?

– А что я еще должна сказать?

– Ты сама-то их когда видела в последний раз?

– Я?.. Не помню. Лет восемь – девять назад.

– Вот-вот, – воззрилась на меня родительница. – А, позволь узнать: почему?

– А позволь узнать: зачем? – развернулась я к ней от окна.

– Но, Агаточка, – вступила моя тетка. – Вы же с Николасом, вроде как…

– Вот именно, Гортензия, что они с Николасом – «вроде как». А пора бы уж и о серьезности подумать. Ведь, не дети шестнадцатилетние.

– Мама, у нас все замечательно. И не порти мне праздник.

– Да как же «замечательно»? – вскинула она брови. – Неужели он тебя… – и ненадолго замялась – замуж не звал… доча?

Вот, чует мое сердце, я сейчас пожалею о том, что скажу:

– Звал.

– Когда? – замерли все три дамы разом.

– Еще в Чидалии. Но… мама, зачем все усложнять? Нам и так…

– «Замечательно»?

– Так точно.

– А зачем он тогда тебя замуж звал? Значит, ему это надо. А тебе, видно, нет.

– О-о… Да почему, «нет»-то? – застонала я. – Мама, давай закроем эту тему?

– Она боится перемен, – развернулись мы все трое к Нинон. Та сочувственно скривилась. – Я по себе это, Агата, знаю.

Вот, какие «знающие» здесь все собрались!

– Доча, ты что, боишься… свободу потерять?

– Мама, а я сейчас сильно свободна? Я Ника люблю и если б не любила, не жила бы с ним вместе. А все остальное…

– Ты поэтому купила сама и квартиру, а не дом с ним напополам, как он предлагал? – покачала головой родительница. – А может, вопрос до сих пор в доверии?

– Мама! Этот «вопрос» давно закрыт. У меня только один остался, да и то – не к нему.

– А к кому, Агаточка? К этой, как ее…

– Ксении, Гортензия. Видимо, к ней, – прозорливо прищурилась мама. – Так давно пора забыть, доча.

– Вот и вы тогда забудьте. Сегодня праздник семейный или судебный процесс с воспитательным уклоном?

– Доча, о чем ты говоришь? Какой «процесс»? Мы все здесь за вас переживаем. Ты когда решила взять к себе Вареньку, да, мы с Гортензией сначала, высказались по этому поводу. Но, потом решили, что все к лучшему. И тебе этот ребенок…

– Варвара – не ребенок. И я тебя очень прошу: давай эту тему…

– А мы вернулись! Агата, надо было с нами идти. Там так здорово. Мне Ник такие салазки навещал. Я на них, как стрела летала.

– Точно, надо было с вами идти, – запахнулась я в кофту.

Ник, сдернув шапку, внимательно осмотрел всю нашу компанию:

– Мы что-то пропустили? Что-то важное?.. Агата?

– Уф-ф… Нет.

– Ну, раз вы пришли, тогда сейчас будет спектакль, – срочно хлопнула в ладошки тетя Гортензия. – Людвиг, где твой костюм?

Папа, переступивший порог, не то радостно «заржал», не то простонал. И Солнцепутье в семейном кругу понеслось дальше…

Спектакль получился интересный. С историческим уклоном, правда, неизвестно в какой век и страну. Зато все три актера старались на славу. И папа, изображавший рыцарского говорящего коня, и сам рыцарь в исполнении Нинон, и прекрасная дама в виде моей тетки. Особенно запомнилась финальная сцена, в которой рыцарь усаживал свою избранницу на скакуна и все трое галопом устремлялись вдаль… Бедный папа. Мы ему аплодировали стоя. Он, не разгибая спины, кланялся. Еще одна «жертва» семейного праздника. Потом были карточные фокусы от Нинон, сменившей кольчугу на, почему-то, тюрбан. Но здесь вышла заминка, так как ее главная «клиентка», Варвара, угадывала все карты, припрятанные в куче остальных для кульминации. В конце концов, Нинон плюнула и огласила свой секрет. Хотя мы и так уже догадались, но, зачем фокусника расстраивать? После настала очередь подарков. И больше всех свезло опять же, Варваре, с достоинством принявшей ушастую куклу из теткиной лавки, глиняный домик с магической подсветкой от моих родителей и набор цветочных горшков от нас с Ником (просто, он подарок покупал). После чего даритель и одариваемая пожали друг другу руки. Мне же достались дамский зонт и кошель, расшитый бисером. А от Ника – теплые кожаные перчатки «Мечта мага». Я зарделась и сунула ему аналогичные, только мужские. Мама – молча покачала головой. И, наконец, после торжественного стихотворения тетки Гортензии, довольные уселись за стол. По традиции надо было попробовать все двенадцать праздничных блюд. Я «сошла с дистанции» на шестом. Ник продержался дольше – до девятого. Варвара дошла до финиша вместе с оклемавшимся папой. За это их наградили десертом. Потому что чай с пирогами отложили на потом:

– С Солнцепутьем всех! – скосившись на часы, провозгласила тетя Гортензия. – А теперь чокнемся и в столицу! Смотреть фейерверки!

– Ура! С праздником!

– Здоровья! Удачи! Радостей полный дом!

– Чтоб не сквозило и не капало!

– Поздравляю, любимая. Есть такая примета: с кем Солнцепутье встретишь, с тем весь год и проживешь.

– Ага… Я люблю тебя.

– Агата, ты чего?

– Ничего. Давай в Куполграде при первой же возможности?

– Давай, – склонившись, шеркнул Ник своим носом по моему. – Но, ты же фейерверки хотела посмотреть? Впервые за семь лет.

– А, подумаешь, – и подтянулась к его уху. – Тебя я больше хочу. Очень сильно.

– Кху – кх-ху.

– Ник, ты подавился? По спине постучать?

– Нет… Спасибо, господин Людвиг…

О-ох… Первое утро «сочной недели» [6]6
  Первая неделя после Солнцепутья, на которой принято ходить друг к другу в гости. Заканчивается встречей Нового года.


[Закрыть]. Я его встретила на теткиной гусиной перине, правда, спущенной на этаж. Просто лежала и блаженно пялилась в потолок. Снизу слышались голоса: мамин (значит, и родители тоже остались), тетушкин и Варварин, бодро звенящий. А еще пахло кофе и горячими булочками. Пироги-то еще ночью смели. Но, уже без нас с Ником…