Текст книги "Химеры"
Автор книги: Елена Ромашова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
Я ещё вернусь
Я смотрю на счастливую пару – Еву и Стефана. Просто держатся за руки, просто улыбаются и о чем-то шепчутся между собой. Стеф делает нежное движение рукой – убирает прядку, упавшую Еве на глаза. Это было так естественно, так обоим привычно, но для остальных – это был жест полный любви. Глядя на них, понимаешь – вот оно неприкрытое счастье любить и быть любимым.
Но внезапно все прерывается, так как к ним подходит Тогунде. Я его узнаю из тысячи – Дознаватель по моему делу, ведший допрос в карцере и на суде. Он говорит четко, не громко, но заставляет всех замолчать:
– Добрый день! Ева Валльде, вы обвиняетесь в нарушении субординации к Анне Шуваловой, установленной решением Суда. Прошу проследовать в Карцер до принятия решения Святым Сенатом.
Я шокировано осознаю сказанное! Кто мог предать? Кидаю взгляд на Савова – мой жених смотрит с легкой презрительной ухмылкой.
– Что? Ты же обещал! – Я готова накинуться на Виктора с кулаками. Меня душит боль и обида. Предатель! Он поворачивается ко мне и его лицо меняется: теперь на нем сквозит неприкрытое возмущение.
– Если ты думаешь, что я столь легкомыслен в своих обещаниях, то спасибо! Это многое объясняет твое отношение ко мне. – Савов шипит на меня, чтобы никто не слышал нашу перепалку.
– Тогда кто донес?
Он жмет плечами. Сзади него идет какая-то потасовка и слышны голоса мужчин-Инквизиторов.
– Не я – точно. Могу позвать Субботину, если ты настолько мне не веришь.
– Ева! – Стефан кричит, и в этом крике слышится боль и ужас. Я смотрю за спину Виктора и вижу, как уводят Еву, а Клаусснер пытается вырваться из рук Ноя и Рэя. Но силы явно не равны, так как Стефан физически сильнее их, подначиваемый горем и желанием вырвать из рук Архивариуса любимую. На помощь к ним спешит Курт. И вот уже трое здоровых мужчин пытаются удержать Стефана Клаусснера; они что-то ему говорят, пытаются успокоить, но все это бесполезно, пока сам Стеф ни сдается и от бессилия своего положения начинает метаться в их тесном кругу. Мне больно видеть это. Из-за чертова решения Сената я подставила Еву. Мне хочется быть с Саббатовцами. Разделить с ними горе! Невольно делаю шаг и оказываюсь в проходе именно в тот момент, когда Инквизиторы решают выйти на улицу. Стефан оборачивается и, не видя куда идет, практически налетает на меня. Его темные глаза останавливаются на моем лице, они горят ненавистью и презрением ко мне. Всё резко напоминает случай на складе, когда он дал мне пощечину – та же ненависть во взгляде. Руки Стефана сжимаются в кулаки, и, кажется, он готов наброситься на меня.
– Это всё из-за тебя!
Его рык подобен звериному. На долю секунды я забываюсь, где мы, и мне кажется, он сейчас снова меня ударит.
– Заткнись! – Рэй обрывает иллюзию, и злой, как черт, бесцеремонно хватает Стефана за шкирку и тащит к выходу. Курт подлетает и берет Клаусснера за локоть, чтобы тот не вырвался. Они с грохотом открывают дверь, почти вывалившись в коридор Ливерпульского суда. Я провожаю взглядом выходящих, ощущая пустоту внутри… хотя нет, не пустоту. Там кровоточат слова «это всё из-за тебя».
Мой взгляд падает на Лауру Клаусснер, стоящую возле выхода. Красивая и жестокая. Она, не скрывая интереса, разглядывает меня с какой-то хитрой полуулыбкой, изучает, как экспонат в музее. Словно рада, что я, как она! Нет! Не хочу. Никогда.
– «Я бы с удовольствием не имел с тобой ничего общего».
Голос Рэя всплывает в памяти. Он с ненавистью говорил это Савову, практически признаваясь, что не простил меня. Зачем я ему после Виктора? Он не хотел бы знать меня вообще…
Мои глаза начинают застилать слезы. Невозможно. Невыносимо!
Я срываюсь с места, бесцеремонно расталкивая локтями всех, кто попадался мне на пути. Во мне кипит ненависть на всех – на Рэя, Клаусснера, Савова и в первую очередь на себя. Я бессильна в этом гневе. Всё разрушила и еще надеюсь снова хоть что-то восстановить.
Увы, шанс дается один лишь раз судьбой…
Бегу в туалет в конце коридора, слыша окрик Нины: «Ань! Ты куда?». Хлопнув дверью туалета, даю волю своим чувствам: меня разрывает боль, скручивает всё внутри, хочется, чтобы сердце моментально остановилось. Ну почему всё так? Почему я невольно становлюсь бедой для них? Не знаю, сколько времени прошло, когда я выхожу из кабинки и иду к раковинам. Чувствую себя старой, потрепанной душой. Возле стенки стоит Субботина и ждет меня.
– Ну как?
Я не отвечаю. Думаю, по мне и так все видно: собачка-бродяжка получила пинок под брюхо от своего хозяина. Хотя, наверное, он уже ей не хозяин, поэтому и получила… Так мне и надо! Лучше держаться от Саббатовцев на расстоянии, иначе это чревато чьей-нибудь смертью. Я умываюсь, чувствуя, что намочила бинты на руках. Но мне плевать. Холодная вода оживляет и бодрит. Прихожу в себя. На долю секунды закрываю глаза и вспоминаю, как Рэй смотрел на меня в зале заседания – это пронзительный, проникновенный взгляд. В цвете грозы я видела себя – то же самое одиночество и тоску. Как такое возможно: любить человека и не прощать его? Я бы простила. Тысячу раз простила… Хотя, откуда мне знать? Я никогда не ощущала вкус предательства от любимого человека. Да, Рэй меня обманывал, манипулировал, когда нужно, но все это было продиктовано его любовью и желанием, чтобы я стала, как он – равной ему. Но не предавал. Это сделала я.
Меня выводит из забытья резкий звук хлопнувшей двери, будто выстрел. Понимаю, что, как дурочка, замерла и пялюсь на текущую воду из крана. Субботина копается в моем плеере, щелкая по кнопкам. Кто-то становится рядом со мной, но я стараюсь не смотреть в глаза, чтобы не видно было моего опухшего, заплаканного лица. Снова умываюсь. Но, когда поднимаю голову, встречаюсь взглядом с новенькой из Саббата. Она смотрит своими серо-голубыми миндалевидными глазами так, будто оценивает. «Красивая», – отмечаю я. И ревность тут же взвивается змеей: Ева про это не говорила. Я открыто встречаю ее взгляд. Девушка, похоже, та самая Кристен, заменившая меня. Я видела, как она висела на плече Рэя, рассматривая сестру Стефана, как они шептались с ним. Странное поведение для ученицы… Слишком раскованное…
Деннард первая опускает взгляд и начинает замывать пятно на пиджаке. Ха! Так ей и надо! Похоже, костюм окончательно испорчен пролитым на себя кофе. Мне она не нравится. Хоть эта девушка и делает вид, что занята чисткой, все равно чувствуется, что следит за мной краем глаза. Я подхожу к Нине и беру за локоть. Подруга вынимает наушники и встречает мой взгляд:
– Пойдем отсюда.
Нина кивает и мы выходим.
– Аня? Что так долго! – Савов нервно хватает меня за руку и заглядывает в лицо. Он, оказывается, всё это время ждал меня на выходе. – Плакала?
– Да.
– А я тебя предупреждал о Клаусснере.
Киваю. Хотя тут дело не только в нем.
В этот момент из туалета появляется новенькая Саббата, гордо направляясь к выходу. Я провожаю ее взглядом. Неприятная. Злюсь на нее и завидую, хотя девушка ничего мне не сделала: просто она имеет то, чего у меня нет – Кристен может общаться с Рэйнольдом и у нее нет вины перед ним.
Савов наблюдает за мной, после чего наклоняется к уху и шепчет, будто любовное признание:
– Попомни мои слова, Аня, Мелани уже не существует для них. И если ты себя тешишь надеждой, что он все еще тебя любит, то зря. Настанет день, когда ему надоест думать о тебе и тратить свои чувства впустую. Не проще ли любить того, кто рядом?
Я сглатываю ком в горле. Виктор озвучивает мои страхи. Ведь с сегодняшнего утра я обязана выйти замуж за Савова.
– Пошли домой. – Он тянет меня за рукав куртки.
Я горько ухмыляюсь, удивленная, что во мне остались хоть какие-то чувства, например, скепсис. Все-таки я не верю Виктору, не хочу верить. Пока нет доказательств его словам, живет моя надежда. Пускай и глупая… Может, когда знак станет Инквизиторским, я сумею придумать, что сделать с клятвой?
Мы идем к выходу. Вижу, как Инквизиторы садятся в машины. Узнаю машину с личным водителем Реджины – именно в ней меня привезли в Саббат. Рядом с ней еще инквизиторская машина. Наше такси, как назло, стоит за ними. То есть мне надо пройти мимо Саббатовцев с заплаканным лицом. Отлично!
Мы идем, цепляюсь рефлекторно за Нину. Если машина Светочей полностью тонирована и я не знаю, что там происходит, то вторая открывает сидящих: Курт за рулем, рядом ненавидящим взглядом провожает меня Клаусснер, сзади сидят Ной и Кристен. Рэя нет.
– Садитесь! – Виктор открывает дверь машины. Нина залезает с безучастным видом, я медлю, пытаясь найти возле машин знакомую фигуру. Пока не слышу оглушающий рев заводящегося мотоцикла – Рэй на противоположной стороне, сидит на своем байке. Это отозвалось нежностью во мне. Я словно снова ощутила скорость, его широкую спину, запах кожаной куртки.
– Ну? – Савов нетерпеливо подгоняет меня. Я залезаю в машину, стараясь не выпускать Рэя из вида. Виктор говорит адрес одного паба, в котором есть «общественный» портал для Инициированных. Такси трогается, оставляя Оденкирка сзади нас. Мне не нравится все это. Какое нехорошее предчувствие. Мы уезжаем, но сзади слышу звук мотора, будто на охоту вышел зверь. Я невольно оборачиваюсь и смотрю в стекло заднего вида – так и есть, Оденкирк едет за нами. Савов нервничает и матерится, поглядывая со своего места в зеркала. Мы едем так до первого светофора под рычание мотоцикла. Звук щекочет нервы. Мне и радостно, и страшно. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Не могу сидеть спокойно на месте…
Машина притормаживает у светофора – Рэй выезжает и останавливается напротив моего окна. Он сейчас, как никогда, похож на Инквизитора – охотник, а мы его жертвы. Его сильное натренированное тело наклонено вперед, готовое рвануть в любой момент на бешеной скорости. Оденкирк будто сросся со своим мотоциклом, став единым целым механизмом. Рэй поворачивает голову в мою сторону, но шлем скрывает лицо, поэтому не могу посмотреть в его глаза и понять, что думает и чувствует.
Зачем он это делает? Зачем злит Виктора?
Я чувствую, как в такси меняются биополя – магия усиливается в воздухе. Она начинает звенеть в ушах, будто ты резко встал с дивана.
– Виктор, даже не вздумай! Он ничего не нарушает, просто едет рядом с нами. – Я говорю твердо, но в моем голосе слышна паника. Нина с интересом смотрит за нами. – Виктор, если ты что-то сделаешь – это будет нарушение с твоей стороны. Сзади нас едут две машины Инквизиторов.
Я говорю, наблюдая, как Савов сделал нервное движение рукой, игнорируя мои мольбы. В воздухе продолжает чувствоваться темная магия.
– Виктор…
– Успокойся. Я ничего не сделаю ему… Пока! Хочет поиграться – пускай.
– Если он умный, то у него наверняка стоят блоки против воздействия на механизм. – Нина с интересом смотрит в окно на Оденкирка.
– Нина! Ты что говоришь? – Я в ужасе смотрю на Субботину, которая не замечает моего шока и паники. Неужели она предлагает сломать мотоцикл Рэя на полном ходу? Савов хмуро молчит и только наблюдает. Водитель такси напуган и не понимает, что происходит, чего ждать ему от мотоциклиста.
«Боже! Рэй, что ты делаешь? Пожалуйста, милый, не надо лезть на рожон!» – Я молюсь, чтобы ничего не произошло, и Виктор не применил магию. Если он что-то сделает Оденкирку, я не знаю, что со мной будет…
Но Рэй продолжает преследовать нас. Я взвинчена до предела.
– Да что этот идиот творит? – Таксист неожиданно дает по тормозам, когда Инквизитор внезапно его подрезает, заставляя сбавить скорость. Нервно сигналит мотоциклисту. В этот момент я чувствую всплеск магии со стороны Савова и слышу шепот. Но Рэй успевает увернуться от заклинания: внезапно сорвавшись с места, уезжает.
На сердце становится легче: «Уехал, успел». Замечаю, что от нервов у меня дрожат руки, а внутри звучит только один вопрос: «Зачем?». Для чего было это представление? Ведь Рэй пытает меня страхом за него! Я и так стала чокнутой истеричкой, постоянно ревущей: дай только повод – тут же в слезы; а тут еще детское баловство Оденкирка, грозящее ему сломанной шеей.
Я откидываюсь на сидение, закрыв глаза, чувствуя, как страх потихоньку отпускает. Мы уже были в паре кварталов от нужного места, как:
– О нет! Опять он! – Водитель стонет, глядя в зеркала заднего вида, и я слышу снова рокочущий звук мотора. Но в этот раз Рэй просто едет за нами на хвосте. Виктор следит за ним, в задумчивости почесывая щетину на подбородке.
– Виктор, не обращай на него внимания! – Я скулю с заднего сидения. И снова игнорирует. Так мы доезжаем до паба. Стоит такси начать тормозить у входа, как Савов пулей вылетает из машины. Я с вскриком следую за ним, по-дурацки неуклюже выпав: машина толком не остановилась, а пассажиры уже выходят. При падении снова повреждаю ладони, приземлившись на них. Только sanitatum подействовал и раны стали затягиваться, как на одной руке задеваю швы, на второй – утреннюю рану, которая уже стала срастаться и прекратила болеть.
Мужчины стоят друг против друга и о чем-то говорят с помощью ведьминого зова – это чувствуется по магическим вибрациям, исходящих от них: Рэй сидит на мотоцикле в шлеме, напротив стоит Савов с искажённым от злобы лицом. Внезапно Виктор оборачивается ко мне и хватает за левую руку.
– Смотри!
– Ай, больно! – Я вскрикиваю, так как Виктор грубо берет мою саднящую руку, где начала проступать кровь на бинтах, и зачем-то поворачивает тыльной стороной кисть и показывает Рэю. Через секунду меня обдает жаром – он показывает обручальное кольцо! Я начинаю вырываться из рук Савова.
– Понял, Оденкирк? Она моя! Забудь ты ее, наконец.
Секунда и резкий звук мотора оглашает проулок – Рэй резко дает по газам. И под взглядом самодовольного Савова уезжает.
– Что это было? Виктор, что ты ему сказал? О чем вы говорили? Говори! – Я ору на Савова, задыхаясь от ненависти к нему и своей беспомощности, начинаю бить его кулаками, наплевав на адскую боль в ладонях и то, что он сильнее меня. Я слетела с катушек, повредилась умом. Виктор ловит мои кулаки и, глядя сверху вниз, произносит самое больное за сегодняшний день:
– Всё. Забудь! Он сдался. Ты ему теперь не нужна.
– Нет. Так не может быть. Нет. – Я мотаю головой, как ребенок, не желающий верить в страшную истину. Виктор смотрит жестким каменным взглядом, но говорит нежно, будто в любви признается, от этого его слова еще больше устрашают. Уж лучше бы накричал!
– Аня, моя сладкая девочка, что же ты такая глупая? Неужели не видишь, что события в суде сегодня – показатель того, как они к тебе относятся. Всё! Ты не с ними. Они тебя ненавидят и не хотят. Клаусснер был готов тебя убить. Хотя ты ему жизнь спасла! А все почему? Потому что ты Химера для них. А твой воздыхатель, Рэйнольд Оденкирк, не так уж сильно и скучал, судя по тому, как он вел себя со своей ученицей. Стоило ему увидеть твоё кольцо, он от тебя отказался…
– Тогда зачем он ехал за нами? Зачем всё это?
– А затем, милая, что сомневался – стоит тебя ждать или можно переключиться.
– Нет! Он не такой. – Я скулю, будто сбитый зверек, на которого только что наехала стальная громадина. Дышать больно.
– А какой он? А, Аня? Много ты знала мужчин в своей жизни? А? Нет. Только я и он. А я тебе скажу: наша мужская натура – истинная Химера. Романтика, пылкая любовь – это сказки про принцев на белых конях! Мы – мужчины – не будем долго ждать, не любим, когда потраченные усилия на женщину не окупаются. А ты, Аня, для Оденкирка не окупаешься. Ты не стоишь усилий, чтобы ждать и быть тебе верным. Ты станешь скоро моей женой, и на кой черт ты ему тогда такая сдалась, такая Савовская*? А?
Я молчу. Вот, кто я. Не Химера, не Инквизитор, не Смертная. Савовская… Я ведь действительно много взяла от него. Мое представление об Инквизиции было полностью перенято от Виктора.
Я разрушена, сокрушена. Савов поворачивает ошалевшую меня к входу паба, где ждет, наблюдающая, за всем этим кошмаром, как за представлением, Нина. Я чувствую, что не хочу жить – незачем. Наверное, это ощущают птицы, которым подрезают крылья и сажают в клеть – ведь они больше никогда не познают неба, никогда не увидят цвет грозы.
***
Я гнал на предельной скорости взбешенный, нарушая правила. Удивительно, как, с лихорадочно работающей головой и пламенеющим от ненависти сердцем, не влетел никуда и не сбил кого-нибудь?
– Рэй, это глупая затея! Прекрати!
– Оденкирк, ты совсем спятил или еще не все мозги растряс на своем мотоцикле?!
– Рэй, валяй! Прижми этих уродов к обочине! Мы едем за тобой и прикроем магией, пусть только попробуют воздействовать!
Мои товарищи орали в голос на ведьмином зове из своих машин. А я просто не хотел отпускать Мелани. Видел ее спускающуюся по лестнице: худенькую, сгорбленную от переживаний с заплаканным лицом. Ненавижу, когда она плачет! Чувствую себя беспомощным.
И рядом с Мел был Савов, который делал вид, что все нормально. Меня это взбесило. С его стороны не чувствовалась ни поддержка, ни забота к девушке.
– «Он просто не любит, когда люди плачут. Это его злит».
Голос из прошлого всплывает в моей памяти вместе с воспоминанием. Я впервые в жизни увидел ее плачущей. Меня тогда это удивило. Но Мириам отмахнулась, сказав, что с ней всё в порядке, просто девчачьи слабости. Это воспоминание, будто вынуло на свет старую, давно забытую фотографию, заставило пойти на безумство – я решил «проводить» Савова и Мелани на байке.
Мы ехали, а я слышал голоса Саббатовцев в своей крови: Реджина бесилась и злилась, Курт и Ной пытались отговорить, понимая, что я не остановлюсь, Стефан, жаждущий мести, злорадно поддерживал.
На светофоре я притормозил со стороны Мелани и наконец-то смог разглядеть любимую. Она не скрывала своей радости и любви ко мне – это читалось в глазах небесного оттенка. У меня на мгновение возникло желание выкрасть ее прямо из такси и увезти на край земли.
Правда, Архивариусы и там найдут…
– Оденкирк, что тебе надо? – Ведьмин зов Савова врывается в мою кровь, будто жгучая инъекция яда.
Молчу, жду, когда сменится сигнальный цвет.
– Неужели ты не понял, что проиграл? Она наша. Слышишь? Аня, или, как ты ее называешь, Мелани, моя. Кстати, это имя ты сам придумал ей, чтобы свои сексуальные фантазии воплотить? Даже проституток так не называют!
Мы трогаемся. Я, взбешенный словами Савова, подрезаю такси, чтобы напомнить – я ему не подросток с Начала. Машина резко жмет по тормозам с визгом шин. Водитель нервно сигналит. Есть одно «но» – я подставился для чар, чем Савов моментально пользуется. Чувствую, как его энергетика растет, готовая превратиться в заклинание. Поэтому срываюсь с места, оставляя такси позади, чтобы сделать круг через дворы и снова примкнуть к машине. Мы едем до паба «Пинта» – известное место с порталом среди Инициированных. Один ушедший на покой Архивариус разрешил сделать общий портал, ведущий в Лондон.
Только стало такси притормаживать у паба, как Савов практически левитировал из машины, грациозно выходя и направляясь ко мне. Я вижу, что Мел пытается тоже выйти из еще не притормозившей машины и падает на свои ладони. Резкий всполох ее боли отражается на моих руках, что я сильнее стискиваю руль: когда дело касается Мелли, моя эмпатия в разы возрастает.
– Ну, давай, дай мне повод, как Инквизитору.
– Хочешь о поводах поговорить? Хорошо. Благодарю, что вернул Анне ее кольцо. Твоя приписка была очень милая. Архивариусам понравится! Или ты думал, я не пойму этот трюк с кофе от твоей новенькой ученицы?
Меня накрывает волна гнева и разочарования: Мелани не получила кольцо с посланием. Твою мать! Чтобы тебя в ад утащило, Савов!
– Кстати, кольцо не нужно теперь. У Анны есть новое. Мы поженимся Оденкирк, можешь засунуть свои мечты о ней глубоко…
– Это ты можешь засунуть свои планы глубоко!
– Смотри!
Он разворачивается и идет к Мелани, после чего грубо хватает ее за левую руку и показывает кисть. Среди бинтов поблескивает золотое украшение на безымянном пальце.
– Ай, больно! – Мелани вскрикивает, мне же хочется нажать на рычаг газа и сбить Савова. А потом можно еще разок проехаться по нему, слушая, как хрустят его кости…
– Понял, Оденкирк? Она моя! Забудь ты ее, наконец.
– Размечтался, Савов! Я еще вернусь…
– Ну-ну! Буду ждать!
Я срываюсь и покидаю их. Мчусь без разбора, куда глаза глядят. Вселенское разочарование, что снова сорвалась попытка поговорить с Мелани. Ей-богу, я не выдержу так. Нахожусь на самом краю. Схожу с ума, еле сдерживаюсь от безрассудства. Хотя и так постоянно лезу на рожон. Если Савов считает, что я сдамся – не на того напал. Она моя! Ха! Поженятся они! Только через мой труп, Савов. Точнее, через твой.
– Ты положила кольцо в ее карман?
– Да. – Кристен смотрит на меня своими большими глазами, в них читается изумление. – Она умывалась, я и подложила.
– Где был Савов?
– Снаружи. Ждал возле двери. А что?
– Он нашел кольцо…
Я произношу, стараясь не выругаться вслух и пытаясь справиться с гневом.
– Твою мать! – Деннард тушуется. – Накрылся мой Феррари.
Всё. Не могу больше. Я резко разворачиваюсь и иду в оружейную, где готов выплеснуть весь гнев, стреляя по мишеням. В голове прокручивается весь день. Мелани была так близко и так далеко! Спасение Клаусснера от костра. Потеря Евы из наших рядов. Мой мозг сейчас взорвется! Я выжат, как лимон.
– Ну и денек…
Курт устало входит, наблюдая, как я убираю Беретту.
– Что там? Как Стеф?
– Его сейчас лечат Артур и Реджина. По-моему, он готов нажраться.
Понимаю. Я бы тоже не отказался. Вместо этого ставлю глушитель на Глок и делаю пару выстрелов по мишеням.
– А где остальные?
– Ной со своей ученицей в классе сидят. Твою не видел, где-то пропадает.
Я хмыкаю на слове «твоя».
– Как насчет составить компанию Стефану?
– Ты предлагаешь выпить?
– Нет. Я предлагаю нажраться.
И делаю выстрел.
Курт трет подбородок с трехдневной щетиной, на губах хитрая улыбка – он явно заинтересовался.
– Прямо, как раньше…
– Как раньше не получится. Выросли! – И снова делаю выстрел в самый центр мишени, представляя, что это голова Савова.
– Ну что же? Пошли!
Свежий воздух с холодным ветерком освежает, несмотря на вонь отхожего места подворотни. Даже немного отрезвляет. Но качает меня сильно! Я вышел вслед за ребятами. Стефана только что вырвало возле мусорного бака, поэтому он стоит, опершись на колени руками, а рядом Курт, который пытается его ловить, когда Стеф начинает терять равновесие.
– Эй, пацаны! Заберите. Это ваше.
Бугай-охранник пихает мне в руки куртку Стефана и Курта с розовым боа.
– Pаrdonne. Это не наше. – Я вытягиваю длинный пощипанный хвост, который следом выуживает бюстгальтер со стразами. Даже присвистываю от удивления. – Курт, ты все-таки стянул с нее лифчик, потаскун ты этакий!
Курт улыбается и разводит в ответ руками, мол: «Ну, это же я». Именно в этот момент Стефана ведет вперед, прямиком макушкой в фонарный столб.
– Лови его!
Но Стефан сам справляется с управлением и повисает на фонаре.
– Спасибо вам! – Я отдаю охраннику боа и бюстгальтер стриптизёрши.
– Не за что. Заходите еще!
И исчезает. Полвторого ночи. Мы все пьяные под завязку. Начали в пабе, закончили в закрытом приватном клубе «Черри бомб», где хозяин был бывший Архивариус, Химера и друг Курта Ганна. Специфическая развратная атмосфера заведения, где стриптизерши за определенную плату быстро забывают свои правила и могут составить тебе компанию на ночь, располагает к полному моральному разложению. Но цель у нас была другая. Не знаю, какого дьявола Курт притащил нас сюда, где двое из трех считай импотенты, так как кроме своих возлюбленных ни думать и ни говорить не могут. Нет. Я не импотент, и не считаю себя им. Но просто не заводило! Черт, что я несу? Ужасно пьян! Завтра будет плохо…
Мы со Стефаном пили в компании Джакомо – владельца клуба, а Курт подвис на одной длинноногой официантке, которая всё заигрывающе отталкивала его. Сами же танцовщицы нас мало интересовали. Из-за такого расклада, где Стефан заливал свое горе, а Курту было не до разговоров, я взял на себя беседу с Химерой Джакомо. Не смотря на то, что он был неприятен мне. Джакомо был странный, он все жаловался на клиентов, на Химер, вспоминал прошлые дела в Сенате. Все никак не мог понять, чего в нем больше: само содержание клуба чисто было Химерским показателем, но в его поведении и суждениях много проскальзывало и от Инквизитора с Архивариусом. Наверное, Джакомо был итоговый продукт нашего Инициированного мира, когда под конец жизни ты понимаешь, что никуда не хочешь – ни на какую сторону. Живешь чисто для себя.
– Стефан, ты как?
В ответ доносится какое-то невнятное бормотание.
– Нормально. – Переводит Курт. Внезапно в мою спину врезается открывшаяся дверь.
– Ой! Извини. – На пороге черного хода стоит сам Джакомо – здоровый, лысый, накаченный, чем-то похожий на Брюса Уилисса. – Как он?
– Говорит, что нормально.
Владелец клуба кивает на обнимающегося с фонарем Стефана. Клаусснер десять минут назад устроил дебош, грозясь кого-то придушить, при этом из него речь лилась то на немецком, то на итальянском. Все закончилось тем, что Стефу стало плохо, и его вывели через черный ход к мусорным бакам, где мы собственно и пребывали сейчас.
– Ничего завтра протрезвеет – успокоится. Не думаю, что его девушку сожгут. Слишком мелко для аутодафе. Сейчас Инквизиторов мало… Вас берегут, как зеницу ока. – Джакомо сплевывает и закуривает. Я тоже поддаюсь соблазну и беру сигарету в зубы, облокотившись спиной на перила. Джакомо Берторелли, кажется так, зовут его.
– Слышал, что скоро обращения начнутся… Спасибо! – Я благодарно принимаю зажигалку и закуриваю. Кончики наших сигарет светятся в темноте, как нечто бесовское – наверное, так горят глаза у чертей в аду.
– А я слышал и другое…
– Что?
– Будто Химеры готовятся к массовой атаке, чтобы не допустить обращения. И вообще снести Сенат к чёртовой матери!
Я даже закашливаюсь. Всё это напоминает наши догадки, которые мы строили ночью в спальне Ноя, когда поняли, что за дар кроется в Мелани.
– Вы думаете это возможно?
– Снести Сенат?
– Ага…
– Да дерьмо все это собачье! Несмотря на явный перевес, если Инквизиторы сойдутся с Архивариусами, они всех Химер живьем зароют!
– А вдруг? Джакомо, ты же был Химерой!
Он ухмыляется.
– Вот именно был. На Химерской стороне полно дебилов, параноиков и сумасшедших. Поверь мне. Не удивлюсь, что появился такой среди них с комплексом Наполеона… Хотя, если рассматривать этот вариант с разрушением Сената и Инквизиции, то в первую очередь нужно убирать Старейшин. Тогда, да. Это становится возможным.
Я делаю парочку затяжек, наблюдая, как Курт тащит Стефа к нам на ступени. Клаусснера развезло окончательно.
– Если Химеры столь самонадеянны, значит, есть повод? Значит, есть кто-то из параноиков и сумасшедших?
Джакомо хитро смотрит, будто знает что-то, но взвешивает все за и против.
– А тебе это зачем?
– Ну, знаешь, если дела так пойдут, хочется спасти свою шкуру…
– Аааа… – Джакомо тянет, отворачиваясь в сторону. В этот момент Курт кладет Стефа на ступени, привалив к стене. Клаусснер что-то бормочет на немецком и потом затихает.
– Надо домой его тащить. – Курт явно протрезвел, нянчась со Стефаном.
– Ева… Ева… Komm zuruck…
Клаусснер делает странное движение рукой в воздухе, случайно посылая слабый заряд магии, из-за этого один из баков немного кренится, стукнувшись о другой.
– Ладно. Спасибо за все!
Я жму руку Джакомо и выбрасываю окурок. Мы с Куртом поднимаем отключившегося Стефана, который теперь всем своим весом давит на наши плечи.
– Ну и кабан! – Кряхчу я.
– Да, не Дюймовочка…
Мы, шатаясь, спускаемся со ступеней. Нам его тащить еще две улицы до портала. Черт! Надо было меньше пить.
– Оденкирк!
Я оборачиваюсь на оклик Джакомо.
– Если тебя действительно так волнует эта тема, найди Романову.
– Романову?
– Да. Инквизитора.
– Которую? Наталью?
– Нет. Младшую. Анну.
– Анну? – Имя неприятно звучит. Оно напоминает мне о другой девушке. Перед глазами встают картинки: испуганные и любящие глаза Мелани в такси, сверкающее кольцо на пальце и крик Савова «Понял, Оденкирк? Она моя!».
Я благодарно киваю Джакомо, и тот исчезает за дверью своего клуба.
– Пошли? – Курт нетерпеливо кряхтит под весом Клаусснера.
– Слушай, может, на него чары какие-нибудь наложим. Мы колдуны или кто? А то здоров детина!
– Какие?
– Не знаю, потеря веса…
– Хочешь Стефа в анорексика превратить? – Курт ржет над моей идеей. А сам толком еще ничего не предложил. – Хорошо. Тогда иди – лови машину. Воздействуем на водителя, чтобы в Саббат довез.
Примечания:
*отсылка к диалогу из романа «Идиот» Ф.М. Достоевского, когда Настасья Филиповна обращается к Гане: «– Что такое, генерал? Не прилично, что ли? Да полно форсить-то! Что я в театре-то французском, в ложе, как неприступная добродетель бельэтажная сидела, да всех, кто за мною гонялись пять лет, как дикая бегала, и как гордая невинность смотрела, так ведь это всё дурь меня доехала! Вот, перед вами же, пришел да положил сто тысяч на стол, после пяти-то лет невинности, и уж наверно у них там тройки стоят и меня ждут. Во сто тысяч меня оценил! Ганечка, я вижу, ты на меня до сих пор еще сердишься? Да неужто ты меня в свою семью ввести хотел? Меня-то, Рогожинскую! Князь-то что сказал давеча?
– Я не то сказал, что вы Рогожинская, вы не Рогожинская! – дрожащим голосом выговорил князь».
