Текст книги "Щукинск и города"

Автор книги: Елена Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Одесса

Он мучительно соображал, где находится. Не потому мучительно, что непременно хотелось это выяснить, а просто от каждой рождающейся мысли Женя испытывал конкретную боль… страшно тяжело бывает думать, оказывается… какие-то кругом насекомые, комары, что ли… голова… о-о-о-о… это в голове… как точно сказано, о-йй… «голова гудит, как улей»… нет, ничего не вспоминается… Вот оно, дно… чтобы понять, где он, хорошо бы открыть глаза, но это пока невозможно… нет. О-о… эти киевские художники… а с ними были две мерзкие бабы, якобы искусствоведши… они стали их трахать, Кривенко хихикал, а он ушел… это надо ж было так нажраться… а куда он пошел?.. Или он вернулся? Кошмар… Нет, этого не может быть, у него бы не встало… но почему тогда он помнит белую спину, фу… и шею со складкой, и выбритый затылок… или это ему приснилось, тело уж больно похоже на Трейси, да, приснилось, наверное… но откуда тогда взялся этот затылок? Ф-фу… боже, его сейчас стошнит…

Обошлось. Скорей всего он в мастерской у Кривого, но не факт… у Кривого он тоже ночевал, он помнит, как наутро прибежала его жена с криком, что в квартире прорвало трубу… Кривенко ушел с ней, а он остался и пил уже дальше с Карманом… о, вот-вот, вроде начинают открываться, ну еще чуть-чуть… черт, как больно! Веки-то разлепились немного, а в глазах по-прежнему темно… и одновременно светло, и ни черта не видно, и так они ноют… как будто кто-то уселся жопой ему на лицо… хотя вдруг еще ночь? Нет, что-то начинает прорисовываться… сколько же дней он пребывает в запое?! Мольберт у окна, горшки на подоконнике, ну да… у Кривенко. Кажется, он был еще в подвале у этого… Пасивца, и там вышла какая-то ссора… а, не важно. И Лахман был, этот урод… лез к нему с поцелуями, а между редких зубов торчала пища… с годами он стал ещё гаже…

– Жень, ты там живой? Я смотрю, проснулся вроде…

– Не совсем… слушай, а какой сегодня день?

– Сегодня шестое, суббота.

– Шестое?! Ты серьезно?

– Типа того… хочешь холодного пива?

– Ага, давай, башка трещит страшно…

– Я думаю… ты же вчера с Карманом подрался, помнишь?

– Подрался?! Да ты что… а из-за чего?

– А я знаю? Вообще никто не врубился, нормально сидели, потом вдруг вы с ним сцепились… вчера, у Пасивца, нет, правда не помнишь? Ну даешь… хотя неудивительно. Там один, как его… один мужик, лаборантом работает, короче, он принес спирт из университета, и Валерка стал разводить его домашним вином, а до того ещё сколько водки было выпито, так что… и плюс ещё курили траву, это ж чокнуться можно. Они там все и попадали, как подкосило… и вы с Карманом тоже устраивались на полу в обнимочку, это я тебя до мастерской дотащил, потому что я ничего не пил, кроме водки…

– С Карманом? Ты же говоришь, мы с ним подрались?

– Ну а потом помирились. Съездили друг другу по харям, а он тебя еще разок мордой об стол, поэтому и голова болит, наверное… а потом сразу успокоились, когда вас уже собрались разнимать…

– Да… абсолютно не помню… слушай, а Лахман был? Я его помню…

– Был, но потом ушел провожать своих киевлян…

– Подожди, киевлян? С двумя бабищами?

– Ну да, секс-туризм, блядь, устроили тут…

– Они их тут трахали, да? В мастерской? А это когда было? Я думал, сегодня ночью…

– Тебе, Жека, пора уже завязывать… Это было во вторник, а сегодня суббота… короче, я их выгнал, они пошли к бородатому жить.

– В смысле, к Лахману?

– Ну да, к Яшке, это ж его друзья, просто в мастерской у него ремонт, дома родители, а это их напрягает… на гостиницу тратиться не хотят, думали, у меня нахаляву зависнуть…

– Ты мне вот что скажи, Костик… только честно, ладно?

– А то.

– Я что, тоже… ну… с этими бабами, или с одной там, не важно… что-то имел?

– В смысле, имел?

– Ну, трахал их? Непонятно, что ли…

– Ты что, совсем уже? К ним прикоснуться даже противно, не то что… неужели не помнишь? Там одна – гибрид свиньи и медузы, а второй уже лет шестьдесят с гаком, но похотливая же тварь, так визжала…

– Перестань, а то меня сейчас стошнит! Просто мне показалось, даже не знаю…

– Говорю, тебе надо завязывать, а то до белочки скоро допьешься. Во вторник вечером ты как раз пришел, принес виски, и мы с тобой культурно сидели, тут вваливаются эти, прямо с поезда, и понеслось… сперва за водкой пошли, потом за пивом, потом дамы потребовали коньяк, так им купили четыре бутылки, прикинь! А они одну выпили с трудом, остальное нам досталось, ну вот… но так расслабились, что жирная устроила стриптиз, причем полнейший… старая тоже вокруг пританцовывала с задранной юбкой, и, короче, Ряба к жирной сзади пристроился, и они ушли на кушетку и сломали мне её, блядь, с концами… А я допивал коньяк, потому что ничего уже не соображал, видел только, что начался беспредел какой-то, а ты вообще ушел, но потом вернулся и завалился в той комнате спать, а там Добер уже трахал старую, ты подошел ещё к ним, постоял-покурил с таким задумчивым видом, я чуть в осадок не выпал, ты их так разглядывал… а потом вытащил из-под них одеяло, постелил на пол, рухнул и сразу же захрапел. Так что можешь считать, что поучаствовал в групповушке.

– Да? Ну слава богу… значит, у меня богатое воображение… Слушай, а Лахман ведь пидор? Он лез ко мне целоваться.

– Так по пьяни чего не бывает, просто от избытка чувств…

– Нет, ну я же помню, как он проповедовал, что, если хочешь заниматься современным искусством, надо стать пидором, хочешь не хочешь, а надо… иначе не пробьешься. И окружал себя молоденькими мальчиками, ходил с ними по городу… они называли его «учитель» и целовали руку, забыл, что ли?

– Да помню… просто мне кажется, это были понты, он и к групповухе всех склонял, да ну, кому он нужен такой толстожопый? Хотя с женой они развелись… Честно говоря, мы с Яшкой почти не общаемся, так что не знаю. Он же типа крут.

– Да? А я так и не купил у него ни одной работы, они меня бесили… знаешь, на каком-то животном уровне. Такие коричневые кучи говна с эрегированными членами, а стоили запредельно… хотя многие уверяли, что Лахман далеко пойдет, выходит, были правы?

– Как сказать… тут вопрос имиджа. У Яши галерея в Киеве, ну, в смысле, он там выставляется, у Яши встречи с арт-критиками, все такое… статьи пишет в какие-то журналы по искусству, вчера вот рассказывал, что продался на шведском биеннале, ты не помнишь? Ну понятно. Не знаю, насколько всё это соответствует действительности, во всяком случае, на квартиру он ещё не скопил и живет с родителями, зато всячески подчеркивает, что делает настоящее искусство, а мы все – говеный салон, погрязли в местечковости, так сказать… в Одессе, конечно, мало что происходит в смысле искусства, особенно современного, ты и сам это уже понял…

– А что он сейчас делает, какие работы?

– Да такие же, в своем стиле… Будешь ещё пиво?

– Давай. Ну он правда крут, ведь не надоело… нет, я думаю, он точно голубой, я их теперь чувствую. И мне кажется, что это были не понты, он же на полном серьезе собирался в Италию, чтобы отдаться модному искусствоведу, даже фамилию помню, какой-то там Олива. Чтобы тот занялся его раскруткой… это на Лахмана так подействовала поездка в Париж, у него там живет дядя, балерун или балетмейстер, но главное, как выяснилось, тоже педик. Причем у него есть жена, которая всё понимает… и этот дядя объяснил Яше, что мир искусства теперь весь голубой и прославиться можно только через жопу, ничего с этим не поделаешь, если хочешь карьеру, надо соответствовать… расслабиться, короче, и получить удовольствие. А Глинский ещё прикололся, говорит: Яша, а почему ты так уверен, что понравишься этому крутому искусствоведу? Ну, допустим, он таки голубой, и он номер один в Европе по постмодерну, но у тебя вид явно не европейский, борода клочковатая, зубы не очень, где маникюр? И таз шире плеч. И потом, крутые мэтры любят молоденьких, а тебе уже тридцатник и лысина намечается, сходи, что ли, к парикмахеру… Ты не представляешь, как Лахман напрягся, вот, казалось бы, зачем было вообще поднимать эту тему? Тем более в моем присутствии? Может, думал, что я куплю у него кучу картин, раз он собственной задницы не жалеет ради искусства?

– Ну да, брал на понт.

– Тогда почему он так дико напрягся? Он же весь покраснел и раздулся, никогда не видел его таким. Стал шипеть, как змея… что пытался объяснить тенденции мирового искусства провинциальному мудаку, что так тупо шутить может любое ничтожество, например, художник Илюхин, а он-то думал, что разговаривает с продвинутым интеллектуалом-постмодернистом, а не с идиотом… и время рассудит, кто окажется в обойме, а кто на свалке истории.

– Да, вполне в Яшкином духе… а я помню, как он ходил по мастерским и агитировал всех заниматься групповым сексом, для творческого раскрепощения. А ты уже вроде уехал… ты когда уехал?

– В девяносто первом. Как раз накануне путча успел.

– А я даже не помню, или в тот год, или на следующий… короче, Яша решил взорвать одесское болото, ударить, так сказать, группняком по мещанству, а идею позаимствовал у киевлян, эти двое его корешей тоже ветераны-групповушники и, видать, никак не могут остановиться. У них же в Киеве была коммуна, заселялись всей тусовкой в какой-нибудь дом под снос и жили, пока их не выгонят, потом находили другой…

– Да я помню, я же к ним туда ездил, шикарное местечко… Но я не знал ещё, что к чему, и поперся смотреть работы вечером, когда уже стемнело. На машине туда не проберешься, дорога завалена битым кирпичом, досками, мусором, короче, всяким дерьмом… и такой запашок плана, что можно идти без адреса, чисто на запах, но это ладно, прихожу – все уже в отпаде, сидят вдоль стен и шмалят, в полнейшей темноте. Вставать им в тягость, говорить тоже, но всё-таки клиент пришел, как-то зашевелились… Нашли фонарик и давай водить по холстам, потому что жэк уже отрубил электричество, я говорю – спасибо, ребята, я лучше днем зайду, посмотрю при нормальном освещении… А один так устало мне заявляет – по утрам сюда приходят иностранцы и скупают все подряд, так что можешь опоздать… Ну что ж, говорю, это супер, что вы продаетесь в таких бешеных количествах, вряд ли тогда вам нужны мои деньги… хотя в Москве на Фурманном даже не мечтают, чтоб каждый день сметали всё без разбора, я, кстати, только что оттуда… ну, типа, я тоже грамотный, и не надо так откровенно меня разводить… И тут я дико захотел по-большому и побежал в туалет, так скрутило, видимо, съел какую-то дрянь в ресторане. Воды там, естественно, не было, сортир весь засран, я выпачкал ботинки, их полили из какой-то банки, причем весьма экономно, и потерли газетами, но в такси все равно жутко воняло… а, главное, как потом выяснилось, в специальной комнате с проломленной крышей можно было культурно погадить и забросать это дело штукатуркой…

– Ну да, а деньги, заметь, гребли лопатой, просто им так было по кайфу… ну и перетрахались между собой, как кролики, а в Одессе эта мода не прижилась.

– В смысле – мода? Захватывать дома или трахаться?

– И то, и другое… Хотя Лахман из кожи вон лез, просто был борец за идею, говорил, что мы тут все обуржуазились, покупаем дома с машинами, а они там настоящие художники и живут на износ… ну да, половина его киевской тусы вымерла от наркотиков, это точно. Вот интересно, как бы отреагировала его любимая мамочка, если бы он стал жить на износ, она же ему каждый день носит обед в мастерскую.

– Но хоть кого-нибудь он сагитировал или нет?

– Понятия не имею, среди моих знакомых – нет… просто все по-страшному прикалывались, такая тема была… типа, а вам Яша уже предлагал группнячок? Он же только тем предлагал, у кого были хорошенькие жены или подружки. Лизке моей прочел лекцию, типа, это нужно для моего творческого роста, прикинь, отловил её после работы… с ним многие тогда поругались и до сих пор не общаются, не знаю, как на такое можно обижаться, это же прикол.

– То есть Лахман – половой гигант? В это трудно поверить.

– А знаешь, какой у него член? В стоячем виде – восемь сантиметров и загнутый книзу, он сам мне показывал.

– Как показывал? Ты серьезно?! Товар лицом предлагал, что ли?

– Так мы же учились на одном курсе, и Яшка ужасно страдал из-за члена, у него была мания сравнивать, но никто ему не показывал, разумеется… и тогда он начинал канючить, вытаскивать свой член, спрашивать, нормально ли это в принципе, короче, мрак… даже жалко было человека, просто какой-то ходячий фрейдистский комплекс, и все эти разговорчики про секс, и мания величия… короче, я думаю, что всё это фигня, никакой он не педик.

– Да, наверное… но почему-то Лахман вызывает сегодня столько эмоций, прикинь, Костя, мы с тобой уже целый час обсуждаем его жопу и член… причем тема ещё явно не исчерпана, это ведь тоже диагноз, как думаешь? Просто я взглянул на часы и понял, что прошел час. Но зато мне явно полегчало, отличное это пиво у вас нефильтрованное… просто бальзам на душу. О… даже не сильно шатает. Слушай, я пойду, я вечерком ещё забегу перед поездом, или ты будешь дома? Я бы хотел тебе кое-что… о, черт! Наклоняться нельзя, сразу голова закружилась…

– А чего мне дома? Лизка с детьми в деревню уехала, разве что помыться… давай, короче, созвонимся. А ты что, уже сегодня собираешься?

– А я тебе говорил, что мне нужно в Щукинск? Я просто не помню… и что сестра умерла?

– Ну да, говорил… но ты и раньше собирался в Щукинск, просто ты думал смотаться на недельку и потом вернуться в Одессу, а теперь как? Уже не вернешься? Ну понятно, извини, это я чего-то ступил…

.............

Вот же тротуар на Софиевской, просто невозможно идти… то яма, то трещина, уже несколько раз подворачивал ногу. Хотя и держится он не совсем твердо, ослаб. После пива разыгрался зверский аппетит, Кривенко предлагал сбегать в магазин, но Жене захотелось на воздух… тем более что отсюда пять минут до «Макдональдса», а бигмак и деревенская картошечка – предел всех мечтаний на данный момент… невероятный голод, такое ощущение, что желудок уже переваривает сам себя… и неудивительно, Костя сказал, что он пил, почти не закусывая… Женя свернул на Преображенскую. Можно пойти прямо, до пересечения с Дерибасовской, а можно срезать угол по Гаванной, да, так лучше, и меньше людей. Сегодня суббота, на Дерибасовской будет полно народу, а с Гаванной он вывернет сразу в нужное место. Погода отличная, солнышко светит, птички щебечут, люди прохаживаются с довольным видом, а настроение наипоганейшее…

Мерзкое настроение. Внутри сильно урчит, и такое чувство, что это не от голода, что в него влили какие-то вонючие помои, и они там теперь чвякают и перекатываются… но нет, не влили, это он сам, все эти поганые разговоры… а ещё говорят, что бабы сплетничают… киевляне, этот бесконечный член Лахмана, Кривенко… ещё непонятная драка с Карманом… опухшая рожа, седая щетина… кошмар. Этот город – сплошная иллюзия… как и вся его жизнь, так называемая… Зоин дом… вот так зайти – привет, не узнаешь? Нет уж, даже и не страшно, а просто мало ли, что там увидишь… например, вот такую, как эта… Аня уже где-то в другом измерении… Билли тоже, Зина вообще умерла… а что же в этом? Выходит, Кривенко теперь его лучший друг?! Три дня за ним присматривал, тащил его на горбу из гостей в мастерскую… надо будет ему что-нибудь подарить типа дорогого коньяка или денег оставить… нет, денег он не возьмет…

Вот и получается, что вся его Одесса – сплошные сплетни и дерьмо… почти двадцатилетней давности. Потому что его так и тянет в дерьмо, как будто больше и вспомнить нечего… это ж надо было так обсасывать этого Лахмана… видимо, обрадовался, что не трахнул тех блядей, так лучше бы уже трахнул, все равно по пьяни… чем обсуждать потом все это с Кривенко, просто с души воротит. Бывают вообще люди, от которых не тошнит? Непонятно… интересно, Кривенко тоже от него тошнит? Скорей всего… Черт! Сегодня же суббота, и в «Макдональдсе» наверняка большая очередь, полчаса придется стоять, обслуживают они медленно, вот черт… И что за удовольствие? Культурная программа выходного дня. Привести детей в идиотский «Макдональдс» и сидеть там часа два, смаковать безвкусный фастфуд. Надо поискать кафе поспокойнее и подальше от Дерибасовской… или просто зайти в первый попавшийся ресторан, и правда, чего он парится, как студент? Просто захотелось почему-то именно бигмак, и побыстрее, в ресторане пока ещё приготовят… так, стоп. Логично свернуть на Гоголя. О, ещё одно место из прошлого, тусовочная кофейня-подвальчик с народным названием «Зося», хотя на вывеске всегда просто значилось: «Кафе». Странно, что он тут ни разу не проходил, как-то всегда по Преображенской… Кто была эта Зося? Непонятно. Даже в те годы ходили противоречивые слухи. Но кофе здесь был отменный, лучший в городе, или так казалось… но крепкий, это уж точно. Что немаловажно. А что там сейчас, интересно? Ну да, тоже какая-то кафешка, столики возле входа поставили…. А раньше все сидели на ступеньках, пробраться вниз-вверх сквозь тела было проблематично… Женя перешел дорогу. Вернее, проскочил между плотным потоком машин, надо же, движение в Одессе уже почти как в Нью-Йорке…

Ну ничего ж себе! Над входом красовалась скромная деревянная вывеска, и на ней было выжжено «Зося». Класс. Значит, кафе перекупил кто-то знающий… ух ты! Снизу потянуло чем-то жареным и явно съедобным, а в былые времена никакой еды не было, только кофе и маленькие шоколадки… Женя спустился в подвальчик. Поразительно, здесь советский интерьер! Ну точно как в его студенческие годы. На стенах – квадратные деревянные панельки вперемежку с квадратными зеркалами и дурацкие кучерявые бра. Прожженные скатерти на столах, чахлый фикус в углу… но, главное, здесь никого нет. Даже за стойкой. Ага, вот и меню…

– Добрый день! Будете что-нибудь заказывать?

Углубившись в меню, он не заметил, как из подсобки вышла милая тётя, пожилая и улыбчивая.

– Здравствуйте! Обязательно буду заказывать, просто мне хочется заказать всё, что у вас есть… а первых блюд у вас нет?

– Нет, к сожалению.

– Ну, давайте тогда бефстроганов с картофелем или, нет, лучше эскалоп… а он из какой части?

– То есть?

– Ну, корейка или нога?

– Ой, я даже не знаю, нам же привозят в замороженном виде…

– Ну ладно, не важно, и еще салат из огурцов и помидоров… и пять кусочков белого хлеба, и… даже не знаю, что-то я хотел ещё… а, вот, редис со сметаной.

– Только эскалоп надо будет немножко подождать, минут пятнадцать… может, сделать вам пока кофе?

– Хм… а можно что-нибудь побыстрее? Сосиски там…

– Возьмите сардельки с горошком, яичницу можно сделать…

– О! Давайте яичницу с сардельками и салаты, а кофе… даже не знаю, лучше после еды… а есть у вас белое не фильтрованное пиво?

– Одну секунду, я только отдам заказ на кухню… Есть белое.

Ну и ладно. Зато место уж больно приятное. Женя закурил. Пепельницы из обрезанных пивных банок, просто какое-то путешествие на машине времени… нет, зеркало отразило отечную морду. Показали бы такую двадцатилетнему красавчику. Стать вегетарианцем? Лучше сразу принять яд и не мучаться…

– Так какое вам пиво? Белое?

– Ага. Сколько с меня?

– Пятнадцать пятьдесят.

– Вот, пожалуйста, сдачи не нужно, спасибо… Скажите, а почему ваше кафе называется «Зося»?

– А неизвестно, говорят, его всегда так называли… вот хозяин и решил: пусть будет «Зося». А кто она, что она, какая разница, раз люди привыкли…

– Просто я тоже бывал здесь в молодости, а потом уехал в Америку, да, удивительно… я даже глазам не поверил, думал, от этого заведения уже и следа не осталось, и вдруг вижу – «Зося». И, главное, внутри все по-прежнему выглядит…

– А это тоже его идея, оформить в стиле восьмидесятых.

– А как зовут хозяина?

– Боря, ему лет тридцать, высокий такой парень, блондин.

– А фамилия?

– Понятия не имею. Вы здесь будете кушать или отнести наверх?

– Нет, нет, я тут…

Он устроился за столиком в самом темном углу, рядом с беднягой-фикусом, желтые листья которого взывали к солнечному свету, но не судьба… Женя откусил от сочной сардельки, отхлебнул пивка, хорошо… В этот миг Женя увидел Буряка.

Буряк спускался медленно, подволакивая ногу… в пыльном потоке света… и это был Буряк… точь-в-точь Буряк, таким он его и запомнил… взъерошенные серые волосы… курносый нос, зажатый между толстых лоснящихся щек… глазки-щелочки… и даже клетчатые брюки… Буряк, не подвластный времени… Женя судорожно сглотнул, но сарделька так и не прошла в горло…

– Здравствуйте, Кирочка! Как жизнь молодая?

– Да уж, молодая! А что это у вас с ногой?

– А, с табуретки упал неудачно, полез менять лампочку в темноте и встал на край…

Женя не шевелился… и эта сарделька ни туда, ни сюда… и голос, его голос… или это живой Буряк, или… странные мысли пульсировали в Женином мозгу, он растопырил пальцы рук, постучал о край стола запястьем, боль есть… «Зося» – это неспроста… что всё это значит? Что происходит… это уже слишком… но это же не сон, не похоже… галлюцинация? А если белая горячка? Он шел по улице… хотя не факт, всё было как в тумане… есть фильм с Депардье, где человек уже умер, а думает, что он всё ещё живой, типа на том свете так устроено, чтоб люди не пугались… ай-я-яй… всегда ведь считал, что мистика – это полный отстой, а тут…

– …и соленый огурчик. Кирочка, ещё разок на мой счет запишем, ладно? А в понедельник я всё погашу, сколько там набежало?

– Тридцать две гривны. Мы в понедельник не работаем.

– Ну, значит, во вторник, но как штык! Половину уж точно заплачу, обещаю… так как? Договорились?

– Ладно уж, запишу…

Буряк. Купил себе сто граммов водки и огурец… и сел напротив… Не отрывая взгляда, Женя наконец-то сглотнул сардельку, запил, черт, больно… так долбанул о зубы стаканом, что Буряк поднял голову и посмотрел… глазки-буравчики, лицо-жопа… хитрожопые глазки… он самый… пьет водку мелкими глотками, как лекарство… не отрываясь и до дна… шумно втянул носом воздух и сунул в рот огурец… Встает?!

– Ну, всего доброго, Кира Ивановна, целую ручки…

– Стой!!!

– Ты чего, мужик?

– Ты Буряк?!

– Ну… да ты чего, ты в порядке, мужик?

– Буряк?

– Ну… а ты-то кто?

– Я… я у вас работы покупал, в девяностом ещё, я Женя… работы, натюрморты… не помните?

– Женька?! Так это ты? Ну ты даешь! Вот так встреча… А тебя не узнать, нет, не узнать… ну ты заматерел, ну надо же! Совсем изменился, ух, заматерел! Дай я тебя обниму! Кирочка, это же Женька, он американец… ну, даешь! Ни за что бы не узнал!

– А вы совсем не изменились, совершенно…

– Так это я проспиртовался! Насквозь! Я и сам удивляюсь! Тоже своя польза от этого дела, что ни говори… Женька! Ну ты молодчина… а я смотрю – мужик такой странный, смотрит и смотрит, дай, думаю, пойду от греха, а это Женька! Слушай, это же надо отметить, вот только я сегодня на мели…

– Так вы заказывайте что хотите, я заплачу, какие проблемы… буду рад!

– А почему на вы? Что за дела? Давай на ты, а то будем ещё разводить церемонии… эх, Женька, так я рад тебя видеть! Кирочка!

– Я тоже очень рад…

– Кирочка, мне тогда ещё сто водочки в честь встречи с другом и бутылочку черниговского пивка… и бутерброд с сёмгой. А тебе?

– Да мне… ну давайте ещё пива, белого… извини, Дим, водку уже не могу, даже за встречу.

– Так и я не могу, у меня же правило – с утра не больше двухсот, вот пиво – другое дело, а как же? Я же работаю…

– А где ты вообще живешь… то есть, как ты вообще? Я даже собирался заскочить к тебе в мастерскую…

– А нет уже мастерской! То есть она есть, но я там сейчас не бываю. Я сдал её одному козлу на полгода, так этот урод обещал сделать ремонт, а сам вынес всю мою мебель, всё выбросил! Даже мольберт! В общем, развел грязь и пропал, бывают же сволочи! Хорошо, что я хоть забрал кое-что ценное…

– А что? В смысле… он выбросил без твоего ведома?

– Ну да! Оставил голые стены. Вот как после этого можно творить? А мольберт? Это ж стоит сейчас бешеных денег! Ну допустим, можно достать старый в училище, а обстановка? Дело даже не в мебели, у меня была там своя атмосфера, ну ты помнишь… Короче, я расстроился, закрыл это дело на замок, да пошло оно, думаю… Спасибо, Кирочка! Ну, будем! «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу…»

– А где ты живешь? Ты же вроде раньше жил в мастерской…

– Да где придется, на кладбище жил у ребят, теперь вот у Светки, тут рядом, на Гоголя… Да я всё собираюсь переехать назад в мастерскую, насчет вещичек кой-каких уже договорился, просто руки никак не доходят, я же на работу ещё устроился в гранитную мастерскую, режу цифирь жизни и смерти.

– Забросил живопись?

– А для художника что главное, Женька? Чтоб было вдохновение! А если музы молчат, то и хер с ними, верно? Не надо насиловать муз, когда вокруг полно нормальных баб! Но я уже чувствую творческий зуд, уже подступает… но, если я начну, это будет прорыв, понимаешь? Это какой-нибудь Степанков или там… Бабаченко всю жизнь кисточкой тюк-тюк-тюкают о холстик, тоненькой такой кисточкой, и такое всё у них вяленькое, серенькое, пошленькое… и даже когда они сдохнут, в гробу будут кисточкой вот так же тюк-тюк-тюк… потому что всё это мертвечина, понимаешь? Нет, если Буряк вернется в искусство, это будет взрыв термоядерной силы! Но пока я не готов, и я это честно признаю… и это честнее, чем весь их Союз вместе взятый! Я тебе вот что скажу…

Женя попробовал поесть, но кусок не лезет в горло… Надо как-то спросить его, но как задать вопрос? Впрямую? А помнишь, типа, у тебя были такие значки… а их, конечно, выкинул этот мудак, но ведь не спросить тоже тупо! Тем более, он говорит, что кое-что вынес из мастерской… А если задавать наводящие вопросы, может что-то заподозрить… хотя какая разница, один процент из ста, что реликвии целы, кстати, а как их называть? Реликвии – много чести, значки… эмблемы, нет, маленькие штуковины, которые ты рисовал, черт, как же все-таки начать разговор? Так, так, так… можно сказать, что один друг собирает значки…

– Ну а ты как поживаешь? В своих Америках? А то я всё болтаю… Как жена?

– Жена прекрасно! Ну и я ничего себе, у нас своя ферма, так что…

– Да ты что! Так ты американский фермер, с ума сойти! Слушай, а что с теми картинами? Ты их продал?

– He-а, решил не продавать… всё оставил себе, всю коллекцию. Так что у меня свой домашний музей…

– Вот за это уважаю! Ну ты молодчага, наш человек! Вывез на продажу и оставил для души, ну ты даешь! Не ожидал… и правильно, деньги – тьфу, главное – душа, ты надолго в Одессу?

– Да вообще уже сегодня в Киев собирался, а оттуда, соответственно… Слушай, Дим, я к тебе хотел забежать вот по какому делу, хотя так и не нашел времени…

– Ну ты бы и меня не нашел. А что за дело?

– Помнишь, у тебя в мастерской стоял сундук с такими маленькими значками, ты их ещё использовал в натюрмортах? Ну, ключики разные, звездочки, черепа… они у тебя еще есть?

– А тебе зачем?

– Это не мне, мой приятель собирает всякое такое… я хотел сделать ему сюрприз.

– Собирает масонские знаки?

Этого Женя не ожидал, как же быть?! Признаться или прикинуться шлангом? Нет, глазки буравят, раскусит…

– Ну да, и масонские в том числе… ну так как, есть они у тебя?

– Да как сказать… можно попробовать, конечно, но гарантировать не могу. Я их продал Тютичу, года три назад уже, если не больше…

– Кому?

– Да ты, наверное, его не знаешь, придурок такой из Горсада…

– Художник?

– Ну да, но больной на всю голову. Выпрашивает у студентов неудачные работы и продает, как свои… дорисует какую-нибудь хрень, но зато расскажет с три короба…

– Подожди, так, может, ты меня с ним сведешь? Я тебя отблагодарю, естественно… только я не понял, он что, коллекционер?

– Да придурок он, я просто злой был, вот и продал за бесценок…

– Ты же говорил, что их даже в комиссионку не брали, что это всё имитации…

– А ни фига не имитации! Они все подлинные, как выяснилось. Я Лисовскому как-то показал, ну и объяснил, что от деда, все такое… так он офигел, ты чо, говорит, Димыч, это же натуральные масонские знаки отличия, ты лучше продай их в Художественный музей, ну я и понес… так они мне предложили по гривне за штуку, говорят, такого добра у нас достаточно, не имеет ценности, по гривне за штуку, прикинь?! Ну не уроды? И, короче, когда я шел назад, то показал одному знакомому в Горсаду, а там Тютич рядом ошивался и пристал как банный лист… ну я и продал за сто гривен, за двадцать баксов, считай… но и то получилось в два раза больше, чем в том поганом музее.

– А этот, как его… ну, придурок, зачем они ему?

– А налепил себе на пиджак и красуется, привлекает покупателей. Он даже специальный пиджак пошил, из серебряной ткани. Раньше стоял в рыцарском прикиде из фольги, а теперь весь в орденах и медалях… кстати, сегодня суббота? Так он должен быть в Горсаду, только у меня условие – я сам с ним поговорю. Он же упертый, как баран, а если почувствует, что тут пахнет деньгами…

– Знаешь, Дим, я хочу купить эти штуки, и не за сто гривен, разумеется… и я хочу, чтоб ты получил больше, чем этот Тючи… тьфу, не выговорить, но ты мне сразу скажи, на какую сумму ты рассчитываешь? Потому что, если получится слишком дорого, я не знаю… это же просто подарок.

– Ну а ты на какую сумму рассчитывал, когда хотел их купить?

– Ну… долларов сто пятьдесят… ну двести… учитывая, что на них ещё надо будет оформлять документы, а это тоже стоит денег…

– Ну так и всё! Считай, что договорились. Ты мне даешь двести баксов, а я с ним решаю вопрос, не важно за сколько, что сэкономлю – то моё. Так идёт?

– Идёт. Вот только… если это подлинники, как ты говоришь, вряд ли их вообще выпустят за границу, как думаешь? В музее они сбивали цену, это понятно, а вывоз могут не разрешить…

– Да ерунда! Ну накинешь ещё полтинничек на коньяк и конфеты, и всё будет в ажуре, это я беру на себя. В лучшем виде оформим, не переживай…

– Тогда нормально.

– Главное, чтоб Тютя оказался на месте… Кирочка! Посчитай нас, пожалуйста…

Пока они продвигались к Горсаду, Женя ясно представлял себе этого Тютю. Когда Буряк заговорил о серебряном пиджаке, он вспомнил… сколько раз, пробегая через Горсад, он замечал краем глаза художника в блестящем пиджаке с цветными бляшками, который зазывал покупателей высоким козлиным голосом, так вот оно что… даже в будние дни, когда художников было совсем мало, этот частенько маячил рядом с беседкой, там его место… и Билли его видел… чудеса.

– Смотри, вон он, красавец…

– Да, я его уже много раз замечал, но никогда бы не догадался.

– Само собой.

Они подошли поближе, так и есть… серебристый пиджак обильно усыпан квадратными крестами, ага, вон череп в треугольнике… ключи странной формы и шестиконечные звездочки… и на шею повесил что-то на голубой ленте… сколько же там этих штучек… штук тридцать примерно. Обладателем пиджака был лысый яйцеголовый художник лет пятидесяти, с понурыми усами, переходящими в длинную жидкую бороду… похоже, он красит себе брови, да… занятный тип. Художник вдохновенно объяснял трем пожилым дамам смысл какой-то картины, рядом стояло ещё несколько любопытных… Неужели такое сейчас покупают? Это в перестройку ещё можно было впарить… жуть. К холстам приклеены тряпки, обрывки газет и журналов, поломанные детские игрушки… а вдруг он приклеил что-нибудь масонское?! Женя внимательно осмотрел все прислоненные к беседке картины… вроде нет. А под всем этим мусором проглядывают обнаженные люди, а, он же холсты у студентов выпрашивает…