Текст книги "Щукинск и города"

Автор книги: Елена Некрасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Елена Некрасова
Щукинск и города

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Щукинск и Булспрингз

Щукинск

– …и вот представьте себе картину, Антонина Семеновна, – он бежит, разгоняется через всю комнату, да еще по диагонали, чтоб длинней получилось, и хрясть её об батарею! Держит за хвост, а бьет головой. А потом быстро распарывает брюхо и сует под микроскоп. А эта Леночка уже наизготове, и смотрит в окуляр, и чо-то там записывает в тетрадку… исследуют, как сердце у ей сокращается, скоко раз в минуту… И свинок этих морских до десятка в день изводят, вся батарея в кровяной слизи! Трупики заворачивают в фольгу и тащут на помойку, а там коты уже ждут-дожидаются. Я говорю – коты ж ваших свинок жрут, по дворам таскают, пачкают. Все соседи жалуются… А они мне – ну и что такого? Свинки вполне здоровые, мы их лекарствами не пичкаем, убиваем мгновенно – вы ж сами видите… Ну можно это выдержать?

– А где ж они этих заморских свинок столько набрали? Из Москвы привезли?

– Да на рынке на нашем покупают, ходють… А с виду ж приличные такие оба, ну скажите? Студенты заочные, молодожены… чистенькие, подтянутые, не знать, так загляденье прям какая пара… деньги платят, конечно… но больно уж противно, ей-богу, Антонина Семеновна… Крысы эти ихние, свинки то бишь, они же гадят, пока живые, в доме не продыхнуть… отказать им, как думаете? Так навряд ли я найду себе других квартирантов….

– А вы им скажите, Ирина Вадимовна, пущай в сарае свои опыты производят, раз им так надо….

– Так говорила же! Не могут они в сарае, температура там неподходящая. Сережа мне объяснял – сердце у этих свинок на температуру очень чувствительное…

Так беседовали Антонина Семеновна и Ирина Вадимовна, направляясь от церкви к дому Золотовых. Шли они неторопливо, под ручку, прогуливаясь. Семидесятилетняя Антонина Семеновна страдала одышкой, Ирина Вадимовна была на десять лет моложе и чувствовала себя превосходно. Пахло весной, ну наконец-то… Они вдыхали талую влажность, осторожно обходили первые ручейки, не дай бог поскользнуться в их возрасте. Это первый день так по-весеннему светит солнышко, и сразу капель, и эти ручейки, и дворняги носятся друг за дружкой… а вчера еще зима лютовала. А Зина ведь так и говорила – не дотяну до весны… Батюшка через час пожалует, все ли там готово? Обмыть, одеть, прибрать в доме, лишь бы девочки не подвели, а то неудобно получится…

.............

Таня Золотова режет яйца для салата, она делает все, что говорят ей эти тетки, и откуда их столько набежало? Ну соседки, это понятно… но ведь их там штук двадцать и многих она видит впервые. Как же бабки любят кого-нибудь похоронить, это у них теперь главное удовольствие в жизни, хлебом не корми, видать, репетируют собственные похороны… а может быть, радуются, что вот и эту пережили, и этого… Алла и Марина, мамины подруги из Кукольного, лепят котлеты, их тоже никто не слушает, полный какой-то бред! Набежали, как саранча, в шкафах стали рыться… нашли старое бабкино платье, серое, жуткое, все в нафталине, надели на маму: «Это то, что надо!» Кому надо? Мама же не старая, в театре вообще девочек играет… играла. Мужчины на нее до сих пор западают, ухаживают, где этот Станислав, кстати… А, в театр уже… вот именно, маму привезут попрощаться в Кукольный, и в таком виде! В старушачьем платье, без макияжа, позор какой-то. Она бы с ума сошла от ужаса… там в фойе висит ее шикарный портрет, в длинном парике, в гриме, такая красавица… бедная мама. А когда Таня хотела завить ей волосы щипцами, эти дуры раскудахтались: «Нельзя, грех, грех! Ей же перед Богом, а не на сцену! Пудрочкой немного пройтись, остальное от лукавого…» Мама без помады даже в магазин не выходила, а тут столько людей будет… Дуры. Подруги тоже эти странные… могли бы и отстоять маму… а то сразу скуксились – а вдруг и правда ни к чему это украшательство, женщины так помогают, все на себя берут, давай уж не вмешиваться… все теперь сдвинулись на религии. А почему не похоронить в красивом платье, с прической, чтобы актеры там… ну и вообще… хуже от этого их религии? Так нет, обязательно надо поуродливей – напялили белую косынку, как последней бабке деревенской. Если мамы нет, значит, можно над ней издеваться, одели бы хоть индийский платок… Таня не атеистка, конечно, что-то там есть… никто не знает, что именно. Они, что ли, знают… И непонятно насчет этого крещения…. соврала мама или нет? Когда тетки стали хлопотать, Таня им сказала: «Мама некрещеная, неверующая, она и в церковь не ходила, зачем это все устраивать?» А эта баба Ляля: «Ошибаешься, крещеная у нас покойница-то».

«Как покойница?! Кто это покойников крестит?! Вы, что ли?» – Тане аж дурно сделалось.

«Да Господь с тобой, мы тут на днях предлагали Зиночке покреститься, батюшку хотели позвать, а она призналась, что мама ее тайно покрестила в младенчестве, тогда ж за это, сама знаешь, в тюрьму не в тюрьму, а с работы могли… так что крещеная твоя мама, хоть и не церковная, но крещеная, и тебе давно пора…» У бабы Ляли отвратительный мясистый нос, и он шевелится, как живой баклажан.

– Сомневаюсь я что-то, мама бы мне рассказала про крещение.

– Так ты ж на работе была, не пришла еще…

– Я думаю, она просто хотела умереть спокойно… чтоб вы не водили в дом всяких батюшек.

– Тьфупростиосподи! Как можно такое… Крещеная она, не сомневайся, это ж надо придумать – чтоб человек перед смертию соврал, такой грех на душу….

Потом еще баба Ляля подружкам рассказывала, что умирающих крестят обливанием – вытаскивают из постели, держат над тазом и льют из ведра святую воду до тех пор, пока на теле не останется сухого места… а иначе не считается. Конечно же, мама соврала, бедная мамочка… Таня даже рада, что она отмучалась наконец-то, пол года никакой надежды и только эти страшные боли… Таня считает, что у нее тоже будет рак, бабушка от рака умерла, мама от рака. Что там за шум? Смех какой-то, совсем обнаглели эти клуши…

Таня идет в гостиную, мама уже в гробу, между пальцев свечку воткнули… Ну да… пришла еще пара теток. Ишь, сразу морды скорбные сделали, да, да… спасибо, да, конечно… о боже… нет, ну это вообще! Зачем вы подвязали ей подбородок белой тряпкой?!

– А челюсть отходит, получается открытый рот…

– А что, нельзя чем-нибудь тонким?! Чтоб не видно было? И тюлем прикрыть… А это еще что?! Это зачем?!!

Таня видит, что новые тетки достали из сумки белую бумажную полоску с церковными письменами, сняли с мамы платок и теперь оборачивают вокруг головы бумагу, замотали весь лоб ей этими надписями… а сверху опять пялят косынку! Один желтый нос остался и впалые щеки, просто мумия какая-то или жертва теракта.

– Где лицо вообще?! Ей пятьдесят пять лет, а не сто… эй, меня тут кто-нибудь слышит? Это же не мама, а чеченский боец какой-то, а нам в театр еще надо!

Слышат, конечно… Придет батюшка отпевать, после можно и снять бумажку, но лучше бы не снимать…

– Если мама все видит, то ей это не нравится. Бумагу я точно сниму.

Молодая еще, не понимает… ну конечно, если тебе восемнадцать, ты не человек, вот яйца резать – пожалуйста, кстати, с яйцами все, что теперь? Картошку? Сколько же человек придет на поминки… Таня устала, быстрее бы это кончилось, а еще девять дней, а еще сорок дней…

– Танюш, а что же дядя? Ты ему звонила?

– Не-а…

Елена Дмитриевна приятная старушка, бабушкина подружка. Красивая густая седина, а румянец прямо как у девушки…

– В Америку дорого, наверное… а телеграмму дала?

– И не собираюсь.

– А он бы деньгами тебе мог… а что ты так резко? Неужто поссорились?

– Да пошел он, никто с ним не ссорился… поможет он, как же. Мама раз десять ему писала, а он не отвечает… ну и хрен с ним.

– Ну нельзя так, дружочек, может, с адресом что-то напутано, мало ли… а ты позвони. Он же у тебя самый ближний остался… он же бабулю хотел забрать, помнишь?

– Ну да! Только прекрасно знал, что она в жизни туда не поедет… зато когда уже мама заболела, пропал с концами.

– Так, может, что случилось? Как так пропал?

– Ну да, случилось! Просто деньги зажал, козел. Брюхо себе отрастил, морда лоснится, зато ходит в ковбойском прикиде, а жена у него – я вообще молчу, не для слабонервных… Каждый раз высылал нам фотографии их дурацкого дома, со всех сторон его обснимал… а как только мама попросила штуку баксов на лекарства, он тут же исчез. Мы тоже сначала думали – вдруг письма не доходят, заказные ему посылали, но ни фига… испарился, и все. Адрес у него не тот… а у нас, между прочим, тот же самый адрес остался, так что не надо… А телефон мы вообще потеряли… короче, пусть подавится своими деньгами, я его не знала и знать не хочу.

– Надо же, как нехорошо получилось… ай-я-яй… такой был паренек уважительный…

А за окном все искрится, барабанит капелью, течет ручейками, даже больно смотреть на это сверкание. Дом Золотовых стоит на холме, весь Щукинск как на ладони… Ага, по склону взбирается сутулый силуэт, Юру ни с кем не перепутаешь – знак вопроса. Понятно, отпросился с работы… вот еще беда, влюбился в нее и страдает. Таня даже не представляет, как можно поцеловать такие толстые красные губы, над которыми растут редкие усы… а его рыхлые женские руки? А скользкие волосы? Как можно лечь с ним в постель… бррр… в детстве с ним было интересно, а теперь все время неловкость – рассказывает какую-нибудь историю, а сам все смотрит из-под своей длинной челки. Специально отрастил, наверное, чтобы прятать взгляд… а мама ей говорила: он просто гадкий утенок, вот подожди, станет лебедем – пожалеешь еще… может, она и права. Кто тут поступает в МГУ? Все поголовно в Рыбный техникум, это еще в лучшем случае. Только сердцу, как говорится… все это до одного места. Ничего, она тоже куда-нибудь уедет, теперь уж точно уедет, в Питер… или даже в Москву, продаст этот дом… лучше все потерять, чем состариться в Щукинске. Вы были в Щукинске? То-то.

*

Черт-те что в голове, одни глупости… шоколадный зефир, дрессированные дельфины… а тело как будто парализованное, совсем не слушается, зависло в углу… что ж это такое? Одно из двух – или сознание так медленно отходит… или все-таки это душа? Мозг вроде бы умирает медленно… или наоборот? Ну да, быстрее всего остального… А говорят, так бывает – человек уже абсолютно мертв, но всё видит и слышит… или нет, это бывает во время клинической смерти… а если настоящая смерть? Кто же это знает, кроме покойников… она покойник.

Девочка – её дочь… что ж они так кричат, копошатся с этим телом, надоело… а на неё никто даже не взглянет, не замечают. Если это душа, почему ничего не происходит?

Душу ведь должны забирать куда-то дальше, сколько можно торчать в этой комнате… или ещё рано? Непонятно… длинный туннель, яркий свет, она же читала… родственники там всякие, знакомые… ничего подобного, она тут одна мертвая, все вокруг живые…

На тело смотреть неохота, противно смотреть, зашили бы лучше в саван и больше не трогали, неприятно, когда его трогают… первое время она была там, внизу… вроде сидела на нём… или лежала? А потом вдруг отделилась… да, когда ее стали обмывать, и застряла в углу… но так лучше, такой холодный от него запах… вот опять, как подумаешь про это, начинает трясти. Как можно согреться? Должен же быть какой-то способ… вот если бы на солнышко… обогреватель хотя бы включил кто-нибудь… странно, теплеет… ага! Пальцы сжимаются и разжимаются! Она и не заметила, что уже некоторое время это делает… она понемногу начинает чувствовать себя! И теплее, гораздо теплей!

Пришел священник… мамочки! Она же соврала, что крещеная! Может, поэтому её и не забирают?! Кошмар, идиотка… лучше бы просто отказалась, и всё… хороший запах, вот это очень хороший, спокойный… ладан. Даже глаза хочется закрыть, до того убаюкивает… ух ты! Она перемещается по комнате! Плавает под потолком… туда-сюда… так иногда бывает во сне… а это сон и есть…

Голоса. Раньше голоса тоже звучали, но совсем неразборчиво, и как будто не русский язык, а теперь она понимает слова, надо же… «Стол… сдвинуть столы… нужны ещё стулья… борщ не успеет остыть…» Уже выносят тело… но… ей не хочется на кладбище… остаться здесь? Они открывают все окна, стало легче дышать… как она может дышать?! Но ведь дышит. Какое там голубое… прямо тянет туда… она была еще живая и тоже смотрела… сквозь пыльное окно смотрела на небо, некому помыть, дочке некогда… и такая боль, и такие мятые лица… и так хотелось поскорей умереть… это она помнит… ничего себе! Похоже, её новое тело управляется взглядом… если неотрывно смотреть, то приближаешься к этому месту. Она уже во дворе! Но почему вдруг стало так мутно и серо? В комнате, в полумраке, она видела гораздо отчетливей, а тут… как будто солнце погасло… нет, солнце режет глаза, но вокруг серый туман, видать только контуры… странное зрение…

Вот автобус… гроб, наверное, уже внутри… а где её дочка? Скорее всего в автобусе… нет! Не надо в автобус, там много людей, тесно… но какой-то тревожный запах… он поднимается от земли… или этот автобус… и её снова трясет… холодно… странно… нет… всё же тянет к этому гробу, к своему телу… но зачем?

Автобус едет медленно, гололед… вот сворачивает к мосту… а она просто смотрит и перемещается вслед за ним… получается, как на буксире, интересно… но почему они поехали через центр? Так же будет гораздо дольше… Театр! Совершенно забыла… Венки… читать лень, да и не видно почти… красивые розы… где же мама? Где их потусторонний мир… или вообще его не бывает?! Хоть мама могла бы прийти… или ещё не время? Может быть, после похорон… ничего не понятно…

Нет… не хочется ближе… прямо митинг устроили… можно и уйти… или нельзя? Интересно, получится или нет… вроде ничто не держит… надо только смотреть, выбрать цель. Розовый дом… так, уже ближе… вышло! Теперь попробуем к универмагу… что-то… нет, не выходит, или слишком далеко? Тогда на набережную, с моста красивый вид… но… или на кладбище? Надо же посмотреть, как всё это будет… и эти уже скоро подъедут…

Поразительно, так быстро! Стоило только подумать, и она уже тут… мертвецов тянет на кладбище? Похоже на то… и мама тут, и отец… но никого… ни мертвых не видно, ни живых… пусто. Пусто, прямо уже хочется выть. А может быть, это то, что она заслужила? Прожила впустую и вот пожалуйста… впустую… ну почему, а дочь? Таня… она красивая… а что дочь? Роль любого Колобка была ей дороже… а Таня раздражала, особенно в детстве, вечно умоляла взять её в театр, и ревела напоказ… мешала личной жизни… и похожа на него… вот это особенно раздражало, что так похожа… Свинья она, а не мать… сука.

Сейчас бы водки, и покурить… с ума спятить можно! Такой живой она себя чувствует, как никогда… и тело уплотняется, крепчает, это точно! Его уже можно потрогать, чем-то напоминает это… как его, торт… а, суфле! Такая гладкая кожа… и откуда-то взялось шерстяное пальто, самое любимое… Можно прыгать по этим памятникам… по верхушкам, вот снега навалило… город не чистят, не то что кладбище… а можно оттолкнуться и взмыть высоко… иииих! Класс! Все будет отлично, если так и дальше пойдет, это ж можно… что? Или послышалось… Кто здесь?! Э-эй! А-а-уу!

Ого… она уже слышит собственный голос! Точно такой же, как в жизни! Но вроде никого, послышалось… и автобуса всё нет, замитинговались, нашли себе развлечение… Такая живая, столько всего может… и это в день собственных похорон! А спеть слабо? Эх, на кла-ад-би-и-и-ще снег был чи-и-ище, были тени голубее… да, колоратурное сопрано просто класс! И за-а-рыли Магдали-и-ну, цир-кову-ую ба-а-лерину… нет, что за ерунда? Опять этот звук. Где же это…

– Иди-и сюда… послуша-ай… иди-и… я здесь…

Да кто это?! Мама? Это ты меня зовешь? Чертовщина какая-то… Ау-у! Этот голос… он как будто поднимается по ногам, даже не голос, похоже на мурашки…

– Я тут… я под аллеей… меня зовут Галя… Галина Сергеевна…

– Какая еще… где вы? Я вас не вижу…

– Я не могу… я очень слабая… меня зарыли прямо под аллеей… давно уже…

– Да тут же всё завалено снегом, только центральную кое-как расчистили… вы под центральной?

– Не-ет… я ту-у-т… послушай…

– Да слушаю я, только я спешу, у меня это… похороны, понимаете?

– Ты послушай… у тебя получится… я знаю… ты ещё сильная… получится…

– Что получится? Я не понимаю…

Ноги так тяжелеют, и живот… всё тело так странно обмякло. Как будто опять ей вкололи морфин… такой тихий голос и так держит, ну ладно…

– Я поставила памятник мужу… Толе… он был военным… и себе тоже на будущее… с портретом… там мое место… всё оплатила… всё накрыла общей плитой, тяжелая… очень… а они не стали поднимать, надо было домкратом… им сказали… рабочие… что поднимать стоит денег… а они… не дали… и ушли… они…

– Кто они? Я не понимаю…

– Ты им скажи… скажи, что… так нельзя, я не могу… понимаешь… дети мужа… брат и сестра… не дали денег… ушли… и меня под аллеей… закопали… рядом… с моим местом… как собаку… и утоптали… все тут ходят… так плохо, не могу… у меня никого… нет… детей… только муж…

– А где ваш муж? Он лежит рядом с вами?

– Я… не знаю… где… никого… никого нет… ты сможешь… ты им скажи…

– Как я им скажу?! Вы в своём уме? Я сама тут…

Вот история, одна живая душа на всё кладбище, и та еле дышит… всё… замолчала. Какая разница – там зарыли, сям зарыли… тоже ещё трагедия. Она явно на этом зациклилась… а у некоторых вообще нет никакой могилы, так что им теперь… о черт! Сколько ж времени она тут сидела?! Все уже уходят, ну да… садятся в автобус… а где же? Там… её могила, поверх навалили венки… а она всё проворонила! Собственные похороны упустила! Ну надо быть такой идиоткой…

Булспрингз

А сегодня всё почему-то не клеится, всё через жопу… такой день. Вот теперь эта тачка. Джек почти уже взобрался наверх, и вдруг колесо отскочило. Совсем новая тачка. Ну и хрен с этим песком, и с тачкой тоже… пусть пока тут поваляется. А с утра исчез черный селезень, которого он собирался зарезать… стал искать селезня и даже не заглянул в хлев, может, хоть ягнёнка удалось бы спасти. А так провозился с селезнем и овца уже окоченела. До чего у овец слабое сердце, просто беда. Он всё равно зачем-то сделал кесарево, но только палец себе порезал. Трейси совсем обнаглела. Второй день расселась у телевизора, месячные у неё, видите ли… хоть бы климакс быстрей уже начался…

Джек вспомнил, что до сих пор не подключил электрическую ограду, всё руки не доходят. Э, нет… только не сегодня. Жить еще не надоело… или надоело? В субботу они с женой ездили в Силвер-парк, сдохнуть от тоски. Трейси радостно визжала и перепробовала всё, что можно. Все эти мерзкие аттракционы. А у него в конце концов разболелись зубы от тряски… и пришлось пропустить воскресную рыбалку. Эта рыбалка еще тоже… Стивен с Биллом, как всегда, уснут, а он должен следить за их удочками… нет, пиво он тоже не прочь. Но не в таком же количестве.

Под утро Джеку приснилась сестра, она просто смотрела на него, молча. Проснулся с таким гадким чувством, вот так и пошло наперекосяк. Трейси захотелось жареного селезня… там мяса – тьфу, одни перья… уж лучше было зарезать того рыжего петуха, к тому же он староват… Зина уже больше года не пишет, может, и правда что случилось… а как позвонишь? Нет телефона. Наверняка и канализацию до сих пор не провели, и отопление как было печное, так и осталось… Щукинск сраный… И Арканзас этот та еще срань.

Всё, это уже последняя кашля. Гвинейские куры запутались в свином ограждении. Вот же дебильные создания, ничего не соображают эти гвинейцы, а их тут все покупают… и совершенно неясно, уничтожают они клещей или нет… клещей-то всё равно навалом. Джек вспомнил, как прошлой весной, в мае, у него началась жуткая клещевая инфекция, все руки раздуло и голова раскалывалась на части, вытаскивать клещей он уже не мог, а у Трейси не получалось достать их целиком… Трейси мазала укусы лаком для ногтей и уверяла, что это супернародное средство, что сейчас клещи задохнутся и всё пройдет… а потом, когда зуд усилился, ещё хотела засунуть его в ванну с бензином, тут он её, конечно, послал… а закончилось тем, что в полуобморочном состоянии отвезла его в клинику и потом месяц пришлось глотать антибиотики… вот же дура, курица тупая… такие же курицы и присоветовали, в церкви или в этом старперском бридж-клубе…

Джек направляется к дому. Хватит, лучше он что-нибудь почитает на веранде, на солнышке… можно и пивка с парой бутербродов… Трейси корчится на диване, ну понятно – записала на кассету своё любимое шоу «Беседы о сексе»…

– Ты слушай, слу… о-хо-о-о-о… слушай, он говорит, что любит трахать арбуз! Ему нравится запах о-ха-о-ха…

А похотливые морды в зале, эти слюнявые рты… уж лучше б снимали половые органы зрителей, они хоть рты не разевают…

– Так, внимание… нам позвонила Джоан! Джоан из Торонто, слушаем тебя, дорогая!

– Привет Су! Знаешь, у меня идея – хочу засунуть себе туда маленькую рыбку, как считаешь – это нормально? Я думаю, будет очень приятно.

– Рыбку? Хм… неужели тебе не жалко бедную рыбку, Джоан? Ну только представь, что предстоит испытать бедняжке в твоём влагалище…

Дождь?! Ну да, забарабанило по стеклу, и тучи так быстро набежали… даже в этом не повезло, веранда отменяется… И читать что-то расхотелось, дурацкий день.

– Трейси, мы сегодня будем обедать?

– Подож… ой, не могу, подожди… сейчас… о-хохохо….

Понятно… посмотрим, что там есть в холодильнике… а конкурс пердежа… уроды пердят изо всех сил, на сцену падает говно… что-то расхотелось перекусывать, надо принять душ, только получше замотать порезанный палец… а пиво он возьмет с собой в ванную…

Джек набрал полную ванну. Прямо посреди дня, лежит и нежится в пене… может, полегчает, потому что настроение – хочется кого-то убить, причем не животное. Или это погода так действует? Трейси хоть бы хрен, а она ведь на восемь лет старше. И почему её не раздавило той крышей?

Двух подружек убило на месте, а у неё ни царапины… в этом есть даже что-то зловещее, ведь сидели на одном диване. Мистика. Какой-то кошмар… думать про такое… давно уже пора развестись, он просто мямля… ничтожество. Он просто ненавидит бумажную требуху, пока ещё оформишь… к тому же выдержать этот истерический визг… он уже как-то намекнул… опять же, разведешься, и чего? Искать работу? А хрен тут найдешь – разве что на фабрике козлиного молока или в доме престарелых… тогда уж лучше в Щукинск. Можно, конечно, перебраться в другой штат или вообще купить себе трейлер и жить в нём… жить на колёсах… а что? Хоть Америку посмотрит по-человечески… сказали бы ему в двадцать пять, что в сорок он будет фермером в Арканзасе, и фотографию жены надо было показать. Точно бы повесился… лет пять назад она еще была похожа на женщину. Может, и правда – послать всё… да уж, мечты, мечты…

А Зина не понимает, наверняка думает – Америка, денег навалом, другой уровень жизни, всё такое… Он же объяснил, что тысячу пока не может, предложил выслать пятьсот, а она обиделась, вообще больше не пишет… Понятно, ей нужно было какое-то обследование, хотя ни фига не понятно… эти врачи всегда готовы высосать последнее… что там, что здесь, одинаково… а что он вообще может?! Он даже паспорт тут четыре года не мог получить… если бы Трейси не долбила все эти инстанции, до сих пор бы тянулось… он же не будет расписывать сестре, сколько у них уходит на счета и налоги… а на все эти бессмысленные страховки, без которых Трейси жить спокойно не может? Да всё равно она не поверит… и чего он опять об этом? А, ну да, этот сон… кстати, у сестры же скоро день рожденья, надо будет отправить телеграмму…

Джек слегка задремал, пена попала в нос, а-а-апчхи!! Расслабился… а ещё куча дел на сегодня – закончить с дорожками, почистить утиный пруд, заказать новые ульи и съездить в Лoyc[1]1
  Lowe's – сеть магазинов бытовой техники и стройматериалов.


[Закрыть], за вентилятором и морозильником… ну и по мелочи. А дождь? Забыл про дождь… идёт и, похоже, только усиливается. Ладно. Тогда – Интернет. Он уже несколько дней не обновлял свой журнал, почитает комментарии американских придурков, это всегда забавляет… поэтому он и пишет по-английски. Америкосов ужасно злит подобная писанина…. Дамочки пугают его Богом, а некий охранник Джо пообещал разыскать и отрезать яйца, если он будет порочить американскую демократию…

[24 feb 2006 | 13:02 pm]

Кэт

Я смотрел, как моя дебелая и тупая жена Кэт ёрзает на велюровом диване. Она смотрела своё любимое шоу Стерна, на этот раз был конкурс оргазмов. Участницы возбуждали себя сами и должны были кончить в течение 10 минут максимальное количество раз. К бабам подсоединили датчики, и оргазмы фиксировались показаниями приборов. Не знаю, сколько раз за это время кончила Кэт, но сиреневый велюр под её задницей протерся всего за несколько месяцев и совсем уже не имеет вида. А жаль, хорошая была обивка. Почему бы не сдохнуть этой твари? Хочу убить Кэт, как думаете, это нормальное желание? Я думаю, будет приятно.

Странно, что во время прошлогоднего урагана её не пришибло крышей, которая насмерть расплющила семерых старух, сидящих с ней за одним столом. Я забыл сообщить, что моя Кэт – санитарка в доме престарелых. У Кэт маленькая зарплата, а старухи наглые и капризные. Поэтому Кэт приходится принимать на работе наркотики, чтобы хоть как-то забыться. И вот, когда страшный ураган уже сметал всё на своём пути, а Джорджи призывал американцев усиленно молиться Богу… да, в этот роковой час старухи решили сыграть партию в бридж, тут их и накрыла стихия. Весь персонал, ясное дело, разбежался, ну какой идиот будет вывозить старичье на собственном транспорте за такую зарплату?! Да и какая им разница, от чего умирать? Ну вот. А Кэт была под кайфом и уснула, сидя за столом. И почему-то выжила. Наверное, у неё есть ангел-хранитель. Такой же урод, как она. Жирный и с одышкой. С заплывшими сладострастными глазками. И он её хранит. А зачем ей, спрашивается, жить? Только трется одним местом о бедный диван и жрёт и жрёт и жрёт…

Я каждый день убиваю какое-нибудь животное, не считая яиц. И она их ест. Теперь убью Кэт и скормлю животным. Я думаю, это справедливо.

Напишите, как вам моя идея. Может быть, кто-то тоже хочет кого-нибудь убить. Или уже убил. Вот Джо_из_Айовы собирается отрезать мне гениталии. Привет, Джо_из_Айовы! Как поживаешь? Не знаю, для чего они тебе понадобились, попробуй разобраться в своих чувствах – может, ты просто скрытый педик? У тебя есть жена, Джо?

Всем привет! Чиггер[2]2
  Chigger – разновидность клеща, укусы которого очень болезненны (англ.).


[Закрыть].

post comment