Текст книги "Россия и становление сербской государственности, 1812–1856"

Автор книги: Елена Кудрявцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

В конце 1820 г. из Сербии в Константинополь прибыли депутаты для предоставления Порте последнего варианта народного прошения. В окончательный текст вошли не все требования, подготовленные Строгановым, а только те из них, которые, как казалось Милошу, не должны были вызвать раздражения турецких властей. Таким образом, из документа выпали требования возврата территорий и пожизненного срока службы старейшин в Сенате. В то же время там содержалась ссылка на Бухарестский договор, чего, по мнению Строганова, нельзя было допускать, поскольку вмешательство России в урегулирование турецко-сербских противоречий болезненно воспринималось османским правительством. Тем не менее переговоры имели шансы на успех, и российский посланник не отказывался руководить действиями депутатов, несмотря на то что прошение было искажено без его ведома.

Однако переговорам не суждено было завершиться на этот раз – они были прерваны, а депутаты заключены в тюрьму из-за начавшегося восстания греков. Вспыхнув в Дунайских княжествах, восстание перекинулось на Грецию и знаменовало собой начало затяжного Восточного кризиса, длившегося на протяжении всех 20-х гг. XIX в. Российский посланник с миссией покинул Константинополь после того, как Порта отказалась удовлетворить требование России прекратить репрессии, направленные против православных христиан Османской империи. Русско-турецкие отношения были разорваны; в Европе ожидали скорого начала войны.

Так в июле 1821 г. закончилась миссия Г. А. Строганова в Константинополе. Ее целью было решение ряда спорных вопросов и урегулирование русско-турецких отношений. Существенной частью этой миссии была сербская проблема. Защита требований сербского народа отвечала интересам России на Балканах: она стремилась к укреплению своего влияния в этом регионе за счет ослабления власти османского правительства и роста популярности своей политики среди христианского населения. Большой вклад в разрешение сербско-турецких противоречий внес лично российский посланник. Имея поддержку наиболее радикально настроенных политических деятелей России, он стремился действовать с учетом максимальных выгод сербского национального движения. Строганов принадлежал к тому кругу российского дворянства, которому были близки идеи освобождения балканских народов от османского ига. Будучи человеком долга, Строганов зачастую действовал самостоятельно, заботясь в первую очередь об авторитете России. Так, защищая интересы сербского народа, посланник исходил из признанной традиции покровительства России православным подданным Османской империи и придерживался мнения о необходимости более решительных действий по отношению к Турции. Его деятельность оставила глубокий след в памяти сербского народа, представители которого еще долгое время вели переписку с ним.

Руководители Министерства иностранных дел России, да и сам император не всегда одобряли инициативы своего полномочного министра в Константинополе, однако, как правило, вынуждены были соглашаться с оценками и действиями посланника, как наиболее приемлемыми. Лейтмотивом поведения Строганова-дипломата могут послужить его слова, обращенные к Александру I: «Из всех жертв, на которые я готов пойти ради славы Вашего Императорского Величества, потеря чести является единственной жертвой, которую я не могу по своей воле принести»[91]91
  Цит. по: Саплин А. И. Российский посол в Испании (1805–1809 гг.) // ВИ. 1987. № 3. С. 183.


[Закрыть].

В целом период от Бухарестского мира до начала Восточного кризиса 20-х гг. XIX в. характеризовался достаточно активной политикой России в европейской Турции. Сербский вопрос, решения которого сербы добивались с начала XIX в., не только сдвинулся с мертвой точки, но и получил свое развитие, будучи зафиксированным в международно-правовом документе, коим являлся Бухарестский договор. Активная поддержка сербских требований перед Портой ясно доказывала решимость России добиться предоставления Сербии ограниченной автономии в рамках Османской империи. Безусловно, российские власти не могли поддержать «нелегитимный», на их взгляд, способ борьбы сербов за национальную независимость. Строганов, согласно инструкциям, прибывающим из Петербурга, вынужден был постоянно предостерегать сербов от начала вооруженных действий. Всякое восстание против «законной» власти порицалось российским правительством и не имело перспектив быть им поддержанным. Постоянно балансируя между официальной политикой петербургского кабинета и задачами момента, возникавшими в ходе ежедневной деятельности на посту посланника, Строганов сумел выбрать тот единственно верный подход к проблеме, который уже в 1820 г. вплотную подвел к ее решению.

3. Восточный кризис 20-х гг. XIX в. Аккерманская конвенция

19 января 1821 г. один из лидеров греческого освободительного движения А. Ипсиланти поднял восстание в Молдавии; позже оно распространилось на всю Грецию. Объявив поход против «неверных», османские власти устроили массовую резню христианского населения турецкой столицы. Протесты Строганова, обращенные к Порте, остались без внимания[92]92
  ВПР. Сер. II. Т. IV (XII). С. 119. Нота Г. А. Строганова турецкому правительству. 11 (23) апреля 1821 г.


[Закрыть].

Официально российское правительство осудило восставших, поспешив заверить Порту в непричастности к происходящему. Занять такую позицию Россию обязывало участие в Священном союзе. Однако российские власти не могли быть достаточно последовательны в греческом вопросе: действия османских властей негативно сказывались на интересах южнорусской торговли через Проливы. Кроме того, власти должны были учитывать общественное мнение самых широких слоев русского общества, которые высказывались в поддержку борющегося народа, что побуждало российский МИД отнестись к требованиям восставших с большим пониманием, а со временем оказать им прямую поддержку.

Получив известие о восстании, Строганов был уполномочен уверить турецкое правительство об осуждении его российскими властями. Посланник, оказывавший ранее поддержку грекам, был поставлен в сложное положение. Еще в 1819 г. Каподистрия сообщал ему с острова Корфу: «Здесь Вас признают не только за представителя императора, но и за патрона греков»[93]93
  Арш Г. Л. Каподистрия и греческое национально-освободительное движение. 1809–1822. М., 1976. С. 91.


[Закрыть]. Теперь же Строганову от лица правительства предстояло официально осудить греческое движение и отказать ему в какой-либо помощи. Позиция посланника уже в который раз разошлась с политикой Петербурга: он считал, что отказ от поддержки национально-освободительных движений балканских народов противоречит политическим интересам России, и требовал от МИД инструкций и полномочий выступить в поддержку греческих патриотов[94]94
  Фадеев А. В. Россия и Восточный кризис 20-х годов XIX века. С. 53.


[Закрыть]. «До сих пор я действовал только как христианин, – обращался он к К. В. Нессельроде. – Прикажите мне говорить от имени императора, укажите, в каких выражениях, свяжите меня, если можно, по рукам и ногам, чтобы я не мог сказать более, чем следует»[95]95
  Шильдер Н. К. Император Александр I, его жизнь и царствование. СПб., 1898. Т. IV. С. 227–228.


[Закрыть]. В этой ситуации его не мог не поддержать Каподистрия, который, также осуждая бездействие российского правительства, писал Строганову в личном письме: «Ничего не добиваются от турок только с помощью слов. По существу мы ничего не делали, как только занимались болтовней с людьми, которые не могли поверить нам на слово»[96]96
  Арш Г. Л. Каподистрия и греческое… С. 91.


[Закрыть].

Многие даже консервативно настроенные политические и государственные деятели России сочувственно отнеслись к освободительному движению в Греции[97]97
  Фадеев А. В. Россия и Восточный кризис 20-х годов XIX века. С. 81.


[Закрыть]. Они не считали выступления против турок «противозаконными», отмечая, что восстание является естественным ответом греческого народа на притеснения угнетателей. Военная помощь ему признавалась правомерной, медлительность же российского правительства вызывала недоумение и недовольство. Запретительные меры Порты, препятствовавшие свободному проходу кораблей через Черноморские проливы, обернулись значительными экономическими потерями для торгово-предпринимательских кругов южных областей страны.

Либеральные и демократические круги русского общества горячо приветствовали греческую революцию. События в Греции получили широкий отклик в публицистике, периодической печати и художественных произведениях того времени. Особое воодушевление они вызвали среди декабристов, которые видели в восстании греков предвестие грядущей революции в России. Приветствуя борьбу греков, декабристы высказывали надежды на объединение угнетенных народов Балканского полуострова, строили планы создания новых славянских государств на месте европейских владений Османской империи. Руководителю и идеологу Южного общества декабристов П. И. Пестелю принадлежит проект «Царства Греческого» – федерации, которая должна была объединить десять балканских областей, включая и Сербию[98]98
  Достян И. С. Русская общественная мысль и балканские народы. От Радищева до декабристов. М., 1980. С. 243.


[Закрыть]. Члены «общества соединенных славян», слившегося в 1825 г. с Южным обществом, предусматривали создание Всеславянского союза – государства, включающего в себя как южных, так и западных славян. В среде прогрессивно настроенного офицерства с нетерпением ожидали военного выступления России в защиту греков, борьбу которых они расценивали как освободительную и справедливую. В скорой русско-турецкой войне были уверены и на Западе. Английский посол в Петербурге Бэгот сообщал в Лондон о том, что, судя по приготовлениям, война неизбежна[99]99
  Гуткина И. Г. Греческий вопрос и дипломатические отношения европейских держав в 1821–1822 гг. // УЗЛГУ. Л., 1951. Серия исторических наук. Вып. 18. № 130. С. 123.


[Закрыть].

В правящих кругах России мнения о дальнейших шагах на Балканах резко разделились. Руководители Министерства иностранных дел К. В. Нессельроде и И. Каподистрия возглавили две противоборствующие группировки. Последнего поддерживали влиятельные русские дипломаты Г. А. Строганов в Константинополе. Ю. А. Головкин в Вене, Х. А. Ливен в Лондоне, К. О. Поццо-ди-Борго в Париже[100]100
  Достян И. С. Россия и Балканский вопрос. М., 1972. С. 214.


[Закрыть]. Выражая мнение всей «военной партии», Каподистрия разработал план «понудительных мер» по отношению к Османской империи и ждал лишь согласия императора ввести войска в Дунайские княжества.

Группировка Нессельроде считала необходимым сохранять верность принципам Священного союза, находя несовместимой с ними военную поддержку революционного движения. Александр I предпочел поддержать эту партию, что определило всю дальнейшую политику России во время кризиса. Следствием победы партии Нессельроде стала отставка всех приверженцев войны – Строганова, Головкина, Каподистрии.

В начале 20-х гг. XIX в. революционные движения развернулись в Испании, Неаполе, Португалии и Пьемонте, что не могло не вызвать тревоги реакционных правительств Европы. Они рассматривали греческое восстание в одном ряду с другими европейскими революциями. Конгрессы Священного союза были призваны выработать единую точку зрения на происходящие процессы в социально-экономической и политической жизни целого ряда государств, наметить конкретные действия, вплоть до вооруженной интервенции союзных держав в страны, охваченные революционным пожаром. Прежде всего великие европейские державы стояли за сохранение политики status quo на Балканах. Особенно ярыми приверженцами такой политики были англичане. Англия сохраняла с Портой дружественные отношения и была заинтересована в скорейшем подавлении греческого восстания. Правда, уже в 1823 г. в правящих кругах Великобритании наметилась тенденция к поддержке греческого освободительного движения – долгие колебания Петербурга использовались для того, чтобы представить русскую политику в невыгодном свете и выступить единственным посредником в урегулировании турецко-греческих отношений. Английский министр иностранных дел Дж. Каннинг заявил в 1823 г.: «Россия покинула свое передовое место, Англия должна воспользоваться этим и занять его»[101]101
  Цит. по: Татищев С. С. Внешняя политика императора Николая I. СПб., 1887. С. 154.


[Закрыть].

Австрия также выступала за неделимость Османской империи, отвергая возможность любых национально-освободительных движений. Австрийский канцлер прежде всего опасался «дурного примера» восставших греков для многочисленных народов своей страны. Что касается Франции, то ее позиции были ослаблены после Наполеоновских войн и она не имела решающего голоса в обсуждении европейских проблем. Она была заинтересована в предоставлении ей торговых привилегий в районе Средиземноморья и Балкан, а для их обеспечения также требовалось сохранение status quo.

Российское правительство было вынуждено поддерживать общие антиреволюционные настроения держав – членов Священного союза, но в то же время считало, что России принадлежит особая миссия в разрешении конфликта на Балканах. Учитывая ее признанную роль в качестве державы – покровительницы православного населения Османской империи, российские власти пытались протестовать против особо жестокого обращения турецких войск с мирным населением Греции. Российский МИД представил Порте целый ряд официальных нот в защиту греков, мало надеясь на их результативность. Между тем после разрыва русско-турецких дипломатических отношений в это время впервые стали появляться планы вооруженной защиты Россией своих прав на Балканах. Представителям в Вене, Берлине, Париже и Лондоне предлагалось запросить соответствующие кабинеты об их отношении к возможной посылке русских войск в европейские провинции Османской империи[102]102
  ВПР. Сер. II. Т. IV (XII). С. 279. Циркулярная депеша управляющего Министерством иностранных дел К. В. Нессельроде посланнику в Берлине Д. М. Алопеусу, посланнику в Вене Ю. А. Головкину, поверенному в делах в Лондоне П. А. Николаи, послу в Париже К. О. Поццо-ди-Борго. 29 августа (10 сентября) 1821 г.


[Закрыть]. Опасаясь брать на себя ответственность в столь «общем» для всех европейских держав деле, как судьба Османской империи, Александр I хотел заручиться если не прямой поддержкой союзников, то хотя бы их нейтралитетом. Российские правящие круги пытались заранее выработать общую с союзниками точку зрения на балканские дела, а при благоприятных обстоятельствах – привлечь их к совместным военным действиям. Александр I даже поделился своими соображениями с министром иностранных дел Великобритании Р. Каслри[103]103
  ВПР. Сер. II. Т. IV (XII). С. 279. Письмо Александра I министру иностранных дел Великобритании Каслри. 29 августа (10 сентября) 1821 г.


[Закрыть].

Восстановление дипломатических отношений между Россией и Османской империей стало возможным лишь после того, как Порта согласилась удовлетворить русские требования относительно свободного прохода торговых судов через Проливы и эвакуации турецких войск из Дунайских княжеств. Этому предшествовала нота, врученная английским послом в Константинополе лордом Стренгфортом Порте 11 августа 1823 г. В ноте указывалось на неправомерность действий османского правительст ва, а проводимая им политика называлась «заблуждением»[104]104
  ВПР. Сер. II. Т. IV (XII). С. 709. Прим. 114.


[Закрыть]. Английский кабинет взял на себя урегулирование русско-турецких отношений, стремясь избежать военного конфликта на Балканах. В Великобритании прекрасно понимали, что «миролюбивая политика российского государя… достаточно непопулярна в империи среди государственных служащих и военных. Русские коммерсанты и земледельцы присоединяют свой голос к голосу тех своих сограждан, кто и раньше высказывался за войну»[105]105
  ВПР. Сер. II. Т. IV (XII). С. 712. Прим. 116.


[Закрыть]. Усилиями западных держав Александр I, «несмотря на справедливое свое неудовольствие против турок», начал некоторое сближение с османским правительством[106]106
  Записки гр. Ал. Ив. Рибопьера // РА. 1877. Кн. 5. С. 122.


[Закрыть]. В октябре 1823 г. генеральный консул России в Бухаресте М. Я. Минчаки был назначен временно управляющим торговыми делами в Константинополе.

Миссия Минчаки рассматривалась в Петербурге в качестве «залога и предвестия» восстановления дипломатических отношений с Османской империей[107]107
  ВПР. Сер. II. Т. V (XIII). С. 240. Инструкция статс-секретаря К. В. Нессельроде генеральному консулу в Бухаресте М. Я. Минчаки. 8 (20) октября 1823 г.


[Закрыть] и должна была послужить свидетельством примирительной политики России, готовой пойти на улучшение отношений с Портой[108]108
  ВПР. Сер. II. Т. V (XIII). С. 228. Письмо статс-секретаря К. В. Нессельроде послу Великобритании в Константинополе Стрэнгфорту. 28 сентября (10 октября) 1823 г.


[Закрыть]. Согласно инструкции, Минчаки поручалось урегулировать и восстановить торговые связи, но при этом не исключалась возможность, пользуясь случаем, довести до сведения султанского правительства политические виды России. Вместе с тем Минчаки должен был дать почувствовать разницу между порученной ему миссией и подлинным «восстановлением прежних отношений между двумя империями»[109]109
  ВПР. Сер. II. Т. V (XIII). С. 240. Инструкция статс-секретаря К. В. Нессельроде генеральному консулу в Бухаресте М. Я. Минчаки. 8 (20) октября 1823 г.


[Закрыть] в полном объеме.

Уже в августе 1824 г. на пост посланника и полномочного министра в Константинополе был назначен А. И. Рибопьер. Однако его отъезд в турецкую столицу был отсрочен до тех пор, пока османское правительство не предпримет конкретных мер по эвакуации турецких войск из Дунайских княжеств. На Минчаки временно возлагались обязанности поверенного в делах[110]110
  ВПР. Сер. II. Т. V (XIII). С. 595. Управляющий Министерством иностранных дел К. В. Нессельроде М. Я. Минчаки. 16 (28) августа 1824 г.


[Закрыть]. Осенью 1825 г. на конференции между Минчаки и реис-эфенди (министр иностранных дел Турции) впервые после длительного перерыва вновь возник вопрос о Сербии. Речь снова шла о выполнении VIII статьи Бухарестского договора[111]111
  АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 2351. Л. 169–169 об. Протокол конференции от 1 (13) октября 1825 г. между М. Я. Минчаки и реис-эфенди.


[Закрыть]. В решительной форме Порте опять предъявлялось требование выполнения всех ее обязательств по заключенным ранее соглашениям.

Возвращение к обсуждению сербской темы и решительный тон российских выступлений свидетельствовали о том, что правящие круги подготовили новый план действий на Востоке. Неудача Петербургской конференции европейских держав по греческому вопросу еще раз подтвердила нежелание правительств Англии, Австрии и Франции пойти на соглашение с Россией и принять коллективные меры по урегулированию греко-турецкого конфликта. Александр I, ранее не решавшийся нарушить обязательства, вытекавшие из членства в Священном союзе, и стремившийся «не допустить в греческом вопросе другой гарантии и вмешательства, кроме коллективного», решился наконец на самостоятельную инициативу[112]112
  Мартенс Ф. Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами. СПб., 1878. Т. IV. Ч. I. С. 331.


[Закрыть]. Российский император заявил, что впредь Россия считает бесполезным «вступать в новые объяснения со своими союзниками о турецких делах» и «будет исключительно следовать своим собственным видам и руководствоваться своими собственными интересами». Лондонская «Таймс» признавала, что продолжительное время союзнические узы налагали обязательства и удерживали российского императора от самостоятельных шагов: «Потребовалось четыре года тяжелой борьбы, – писала она в декабре 1825 г., – чтобы помешать Александру I пройти маршем от Дуная и уничтожить турецкий деспотизм»[113]113
  Цит. по: Гуткина И. Г. Противоречия европейских держав в первые годы греческой войны за независимость (1823–1826 гг.) // УЗ ЛГПИ. Л., 1966. Т. 288. С. 168.


[Закрыть].

Новая политика российского двора заставила англичан искать с ним сближения. Позиция Англии в греческом вопросе не удовлетворяла ни Порту, ни греков. В этих условиях решительные намерения российского императора грозили подорвать влияние Великобритании в Восточном Средиземноморье. Министр иностранных дел Англии Дж. Каннинг уже не отрицал возможности вооруженного вмешательства в греко-турецкую войну и запросил британское адмиралтейство, достаточны ли английские морские силы в Седиземноморье для того, чтобы «настоять на перемирии между воюющими сторонами»[114]114
  Цит. по: Гуткина И. Г. Противоречия европейских держав в первые годы греческой войны за независимость (1823–1826 гг.) // УЗ ЛГПИ. Л., 1966. Т. 288. С. 167.


[Закрыть].

Заручившись поддержкой Англии, Россия приступила к военным приготовлениям: разрабатывались планы военных действий, укреплялись войска на границе с Турцией, принимались меры по усилению военно-морского флота[115]115
  Ляхов В. А. Русская армия и флот в войне с Оттоманской Турцией в 1828–1829 гг. Ярославль, 1972. С. 39.


[Закрыть]. В Петербург был вызван командующий 2-й Южной армией генерал П. Х. Витгенштейн. Вероятность близкой русско-турецкой войны угадывалась в действиях и заявлениях российского правительства. «Апостол войны» Поццо-ди-Борго еще в 1824 г. сказал, что если бы Россия обратилась к решительным действиям раньше, то «энергетическая мера эта вовсе не потревожила бы общеевропейского спокойствия»[116]116
  Епанчин Н. Очерк похода 1829 г. в Европейской Турции. СПб., 1906. Ч. III. С. 362.


[Закрыть]. Войну ожидали весной 1826 г., она казалась неминуемой. Смерть императора Александра I, считали в Европе, лишь отсрочила ее на незначительное время.

В самом начале своего царствования император Николай I заявил о том, что важнейшими делами, которые оставил ему брат, являются дела восточные. Эпицентром международной напряженности во второй половине 20-х гг. оставались Греция и Балканы. Доктрина политиче ских интересов России на Востоке была изложена графом Нессельроде в депеше российскому послу в Лондоне Х. А. Ливену. «Вследствие нашего географического положения на юге, – писал вице-канцлер, – а также положения Босфора, служащего как бы ключом к нему, преобладающее влияние в Константинополе составляет одну из наших потребностей». Общая тенденция политики России в отношении Османской империи была более чем ясна. «Достаточно бросить взгляд на карту, – продолжал Нессельроде в депеше российскому посланнику в Константинополе А. И. Рибопьеру, – чтобы убедиться, что с того дня, как русские владения коснулись берегов Черного моря, свободное сообщение между этим морем и Средиземным стало одним из первых интересов России, а сильное влияние в Константинополе – одною из первых ее потребностей»[117]117
  Татищев С. С. Внешняя политика императора Николая I. СПб., 1887. С. 158.


[Закрыть].

Новая постановка Восточного вопроса требовала не только разработки новой тактики российского МИД, но и согласования ее со своими европейскими партнерами. Речь шла прежде всего об Англии, сближение с которой происходило на фоне все большего расхождения России с другими европейскими державами. Так, Австрия выступала за полное подчинение Греции Османской империи, а Франция предлагала применить коллективные меры по отношению к Турции. Принцип «коллективного умиротворения Греции» оставался доминирующим во внешнеполитической программе России, но в отличие от Франции российские политики считали, что коллективные меры должны сочетаться с лидирующей ролью России в регионе балканской Турции.

В апреле 1826 г. в Петербурге был подписан англо-русский протокол по урегулированию греческого вопроса. Со стороны Великобритании протокол подписал А. Веллингтон, от России – Нессельроде и Ливен. Веллингтон, герой Наполеоновских войн, был принят в Петербурге со всеми подобающими его рангу почестями. Однако успех его миссии для Англии был более чем сомнителен. Результатами был недоволен и руководитель британской внешней политики лорд Каннинг. Внешне все выглядело вполне пристойно: англо-русское соглашение подразумевало возможность действий против Порты как Англии, так и России «сообща или единолично». Но если Великобритания не собиралась воевать с Турцией, то для России путь к войне с Османской империей был открыт.

Еще во время русско-турецких переговоров Россия направила Порте ноту, носившую ультимативный характер. В ней подчеркивалось, что, выступая с нотой, российский поверенный в делах продолжает в Турции дело своего предшественника – Строганова, сторонника решительных мер в отношениях с Османской империей[118]118
  АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 2357. Л. 86. Обзор статей ультиматума Порте. 16 февраля 1826 г.


[Закрыть]. «Условия, на которых император Александр восстановил свои дипломатические отношения с Портой, не соблюдаются, – обосновывал российские требования Нессельроде, – вмешательство иностранных держав в эту часть наших разногласий с турками не только не оправдало наших ожиданий… но лишь осложнило дискуссию»[119]119
  АВПРИ. Л. 59–79. К. В. Нессельроде М. Я. Минчаки. 5 (17) марта 1826 г.


[Закрыть]. Целью ультиматума было безотлагательное исполнение условий Бухарестского договора. Российское правительство настаивало на немедленном освобождении сербских депутатов и совместном с сербами решении вопроса о самоуправлении края. Кроме того, Дунайские княжества подлежали немедленному освобождению от турецких войск. Все эти условия подлежали выполнению в течение шести недель, в противном случае Минчаки должен был покинуть турецкую столицу[120]120
  АВПРИ. Л. 75. К. В. Нессельроде М. Я. Минчаки. 26 февраля 1826 г.


[Закрыть].

Европейские державы по-разному отреагировали на выступление российского правительства. Английский посланник в Константинополе не выразил своего отношения к русской ноте и занял выжидательную позицию. Напротив, представители Австрии, Пруссии и Франции во избежание назревавшего конфликта прилагали все усилия, чтобы убедить Порту на этот раз удовлетворить требования России[121]121
  Там же. Д. 2356. Л. 212–213. М. Я. Минчаки К. В. Нессельроде. 30 марта (12 апреля) 1826 г.


[Закрыть]. Меттерних предписывал австрийскому интернунцию рекомендовать Порте принять русский ультиматум, ибо в случае войны европейские державы не смогли бы оказать Турции поддержку[122]122
  Поповић В. Метернихова политика на Блиском Истоку. Београд, 1931. С. 91.


[Закрыть]. Прусский посланник в Константинополе Миттиц обратился к Порте с меморандумом, в котором также убеждал османское правительство принять ультиматум. Право России начать войну не подлежит сомнению, писал посланник, и европейские державы не в силах будут предотвратить ее[123]123
  АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 2356. Л. 336. Copie d’un Memorandum de Mr. le baron de Mittitz, envoyé extraordinaire et minister plénipotentaire de S. M. Reis Effendi le 17 (29) Avril 1826.


[Закрыть]. Лишь когда султан выразил готовность выполнить русские условия, английский представитель также заявил о своей поддержке требований.

Русско-турецкие переговоры, длившиеся с июня по октябрь 1826 г., завершились подписанием Аккерманской конвенции. Она стала очередным правовым документом, подтверждавшим право сербского народа на независимость. Пятая статья конвенции была посвящена Сербии, к тому же «Отдельный акт» провозглашал необходимость совместного с сербами решения проблемы[124]124
  Юзефович Т. Договоры России с Востоком, политические и торговые. С. 61–62, 69–70.


[Закрыть]. Для исполнения всех условий Порте предоставлялся срок в 18 месяцев. Заключением конвенции Россия еще раз подтвердила свое право покровительствовать православному населению Османской империи и продемонстрировала намерение поддерживать сербские требования вплоть до их окончательной реализации. Аккерманская конвенция подвела итог пятилетней русско-турецкой дискуссии по спорным статьям Бухарестского договора, которая проходила в Константинополе с 1816 по 1821 г. «Мы уступаем перед железной необходимостью, – заявил реисэфенди представителям западных держав. – На примере того, как Россия с нами поступила, пусть европейские державы увидят, что им рано или поздно предстоит; особенно пусть Австрия задумается, можно ли равнодушно смотреть, как Россия тянется к княжествам и Сербии и диктует законы своему соседу»[125]125
  Гавриловић М. Милош Обреновић. Кн. II. С. 230.


[Закрыть].

Еще в Аккермане Александр Иванович Рибопьер получил указание Российского МИД выехать в Константинополь и приступить к обязанностям российского посланника. Продолжая политику предшественников, он должен был добиться реализации заключенной конвенции. В инструкции, полученной Рибопьером, подчеркивалось, что русская дипломатия испытывает особую ответственность за судьбу сербов, полностью доверивших ее России[126]126
  АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 2359. Л. 16. Инструкции К. В. Нессельроде А. И. Рибопьеру, 12 ноября 1826 г.


[Закрыть]. Таким образом, Рибопьеру вменялось в обязанность продолжить дело, начатое Строгановым. Следует, правда, заметить, что Александр Иванович Рибопьер представлял собой совсем иной тип дипломата. Он был сыном выходца из Швейцарии, приехавшего служить Екатерине II. Выросший в непосредственной близости ко двору, Александр Иванович вполне усвоил куртуазные манеры. Казалось, скучные служебные дела не слишком занимают светского вельможу. Однако следует отдать ему должное – с его прибытием в Константинополь сербы нашли в лице российского представителя преданного помощника и заступника.

По прибытии в турецкую столицу Рибопьер запросил Порту о том, что делается для практического исполнения условий Аккерманской конвенции, и выразил желание, чтобы османские власти поскорее предоставили Сербии долгожданный хатт-и шериф[127]127
  АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 2360. Л. 207. А. И. Рибопьер К. В. Нессельроде. 3 (15) марта 1827 г.


[Закрыть]. Затем последовал ряд нот по сербскому во просу. Как и прежний посланник, Рибопьер взял на себя труд по руководству сербскими депутациями в Константинополе, а также по корректировке сербских требований к Порте, изложенных ими в ряде документов. Посланник столкнулся с прежней проблемой – Милош настаивал прежде всего на утверждении себя наследственным князем Сербии. Рибопьер отказался выдвигать перед Портой это условие, опираясь на нежелание российского правительства отдавать всю власть в руки авантюрно настроенного лидера. К тому же это требование не содержалось ни в одном из русско-турецких документов, что позволяло России, как и Порте, говорить о неправомерности выдвигаемых претензий. Одной из важных сторон деятельности Рибопьера по сербскому вопросу было составление им ряда документов, послуживших основой для новой сербской программы освобождения.

В конце августа 1827 г. посланник отправил сербам два документа, в которых излагал свои взгляды относительно выдвигаемых ими требований. Он подготовил «Записку относительно характера верховной власти в Сербии» и инструкции сербским депутатам. «Записка» была посвящена возвращению округов и требованию объединения податей[128]128
  Записка А. И. Рибопьера сербским депутатам с инструкциями относительно характера верховной власти в Сербии. 29 августа 1827 г. // Политические и культурные отношения России с югославянскими землями в первой трети XIX века. М., 1997. С. 287–288.


[Закрыть]. Инструкция сербским депутатам состояла из перечисления семи главнейших пунктов, касавшихся свободы богослужения, восстановления старых границ Сербии, внутреннего самоуправления, объединения налогов в одну подать, свободы торговли, запрета на проживание мусульман в Сербии, управления турецкими имениями[129]129
  Записка А. И. Рибопьера сербским депутатам с инструкциями относительно характера верховной власти в Сербии. 29 августа 1827 г. // Политические и культурные отношения России с югославянскими землями в первой трети XIX века. М., 1997. С. 288–289. Инструкция А. И. Рибопьера сербским депутатам с требованиями, предъявляемыми к Порте. 31 августа 1827 г.


[Закрыть].

Повторяя в основном те пункты, которые легли в основу последнего проекта Строганова и которые на протяжении последних лет являлись политической программой сербов, условия Рибопьера все же имели свои особенности. Прежде всего новый посланник отказался поддерживать требование Милоша о передаче ему верховной власти в Сербии, оставляя решение этого вопроса на усмотрение самих сербов. Что касается территориальных требований, то ко времени написания инструкции этот вопрос приобрел окончательную четкость. Основываясь на Аккерманской конвенции, сербы могли указать каждый подлежащий возвращению уезд поименно. Границы Сербии, названные Рибопьером, упоминались в сербских прошениях вплоть до проведения подробного картографического обследования, выполненного русскими офицерами в 1831 г.

Значительное внимание в инструкции уделялось внутреннему положению Сербии, что выразилось в появлении новых отдельных пунктов о свободе торговли и управлении турецкими имениями. Речь шла об обеспечении более широкой экономической свободы, обусловленной ростом капиталистических тенденций в хозяйственной жизни страны и постепенной ее перестройке в связи с расширением частного и государственного предпринимательства.

Таким образом, инструкция Рибопьера основывалась на получившем одобрение сербов проекте Строганова. Учитывая произошедшие перемены в экономической жизни страны, а также содержание Аккерманской конвенции, план российского посланника конкретизировал некоторые части прежнего проекта, более четко обрисовывая политико-экономиче скую структуру будущего сербского государства. В то же время этот план освобождался от некоторых условий, не соответствующих действительному состоянию сербского общества. Это прежде всего относилось к прежнему требованию о делении общества на сословия. Несмотря на то что все перечисленные условия были приняты сербскими депутатами («разумеется, с прибавлением наследственного княжения»), окончательному решению вопроса помешало очередное осложнение международной обстановки вокруг греческого вопроса.

24 июня (6 июля) 1827 г. между Россией, Англией и Францией была заключена Лондонская конвенция о совместных действиях по «умиро творению» Греции. По настоянию русских представителей конвенция предусматривала принятие державами «крайних мер» для прекращения войны в Греции и блокаду объединенной эскадрой Морейского побережья. Лондонский договор повторил положение об «общем или единичном» участии держав в примирении воюющих сторон, что отвечало интересам России. В случае отказа Порты принять предложение держав они должны были отозвать своих представителей из Константинополя и направить консулов в Грецию[130]130
  История Европы. Т. 5. М., 2000. С. 147.


[Закрыть].

Порта в очередной раз отказалась от посредничества держав. «По смотрим, как далеко пойдут меры наших врагов, – говорил реис-эфенди австрийскому драгоману. – Греция, свобода, прекращение кровопролития – все это одни предлоги. Нас хотят выгнать из Европы»[131]131
  Цит. по: Соловьев С. М. Восточный вопрос в 1827, 1828 и 1829 годах // ДиНР. 1876. № 1. С. 105.


[Закрыть]. Несговорчивость Порты привела к тому, что объединенная союзная эскадра блокировала турецко-египетский флот. Командование союзниками осуществлял английский вице-адмирал Кодрингтон. 8 (20) октября 1827 г. объединенная эскадра одержала победу над турецким флотом при Наварине. В этой битве в составе русской эскадры участвовали составившие впоследствии славу российского флота М. П. Лазарев, П. С. Нахимов, В. А. Корнилов, В. И. Истомин. «Санкт-Петербургские ведомости» сообщали о гибели более 60 турецких кораблей[132]132
  Санктпетербургские ведомости. № 101. 1827. 20 декабря.


[Закрыть].