Текст книги "Никогда в жизни"
Автор книги: Елена Колчак
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
Полчаса спустя, прислонившись к облезлой подъездной стене типовой десятиэтажки, я уже не вспоминала ни про какой юмор. К горлу подкатывало, и больше всего на свете хотелось оказаться в маленьком – закрытом! – туалете наедине с унитазом. Какого дьявола меня угораздило сегодня поужинать?! А если не рядом с унитазом, так хоть где-нибудь подальше отсюда...
Все-таки труп Голубя, хоть я и наткнулась на него, что называется, обеими руками (точнее, ногами), воспринимался как-то отстраненно. Да я его, собственно, и не видела: ночь, тьма кромешная, много ли с фонариком разглядишь. Единственное, о чем я тогда думала – свалить куда-нибудь поскорее. И ноги подгибались, и позвоночник как будто заледенел – но не до страха было. Рядом никого, и значит, выбираться из болота надо самой, никто не вытащит. Какой уж тут страх! Страшно стало потом, когда я на Николая наткнулась. Наверное, в мозгу сработали какие-то предохранители, и после, если что-то и вспоминалось, то вспоминалось не как реально происшедшее – со мной! – событие, а словно бы кадром из какого-то фильма. Вроде и было, но далеко и с кем-то другим.
А сейчас, в ярко освещенном закутке под лестницей (откуда, интересно, опергруппа свет протянула, на первом этаже вроде все квартиры закрыты) среди толпы народу, когда бояться было совершенно нечего, мерзкий липкий ужас схватил меня так, что рубашка приклеилась к спине. Никита под локоток отвел меня в сторонку, молча достал из кармана платок, стер пот с моего лба и отдал платок мне.
Вчерашняя брюнетка, голубевская секретарша Светлана Михайловна в своем элегантнейшем шелковом костюме цвета слоновой кости лежала на грязном полу, вытянув левую ногу и поджав правую. Правая туфля свалилась и лежала возле. Правый висок разбит, но крови немного, да и вообще на черных волосах кровь не очень видна. Страшнее всего была размазанная губная помада, розовый перламутр – казалось, что из мертвого рта сочится слюна. Господи, только бы не стошнило!
– Никита Игоревич! – тип, который к нам подошел, весь был как бы слеплен из круглых частей. Хотя полным его назвал бы разве что злейший враг. Помню старый мультик про Лошарика, так вот этот очень на него походил.
– Ну, что, Олег? – Никита повернулся к нему, всем своим видом выражая глубочайшее внимание.
Олег покосился на меня, но, видимо, решил, что начальству – а в том, что Никита тут начальство, не было никаких сомнений – лучше знать, и начал рассказывать.
– Пока телеграфно. Напали на нее где-то между десятью и одиннадцатью. Брызнули из баллончика, она закрылась руками, на ладонях явные следы косметики, и тут же стукнули по виску. Вот этим, – он показал железный прут, закрученный в какую-то немыслимую загогулину, и махнул в сторону лестницы. – Вон оттуда, из перил выдернули. Держался на честном слове, а последний излом свежий.
– Н-да, удобно, – буркнул Никита. – А почему били справа? Левша?
– Н-нет, не думаю, – покачал головой Олег. – Потом еще уточню, но вряд ли.
– Сильно стукнули?
– Да средне, сам видишь – череп цел. Это же висок, тут много не надо. Умерла практически сразу.
– Пальцев, конечно, нет?
– Конечно. В целом очень грубая имитация ограбления.
– А почему ограбления? – не выдержала я. Правда, тут же приняла вид самой благонравной девочки. Вроде это кто-то другой спросил, а я так, погулять вышла. Ох, судя по взгляду, которым одарил меня герр майор, будет здесь еще один труп. Прямо сейчас. И вероятнее всего, мой.
– Скажи ей, – махнул на меня Никита. – Пусть поразмыслит. Может, завтра ее будешь осматривать.
Добрый он все-таки. И чувство юмора такое… всеобъемлющее.
– На шее след от сорванной цепочки, небольшая ссадина. Кошелька нет, часы сняты. – Олег выжидательно глянул на Ильина.
– Что ж не интересуешься, почему имитация? – обратился ко мне Никита. – Или, раз уж ты такая умная, почему не предположить, что после убийцы был еще некто, который и забрал ценности?
– Подумаешь! – фыркнула я. – Какой идиот забрал кошелек, когда проще и надежнее было схватить сумочку целиком. И черта с два вы бы ее тогда так быстро опознали. Хотя... в своем подъезде... Но главное – серьги. Я еще вчера на них внимание обратила. Голову не заложу, но, по-моему, бриллианты. Цепочку, значит, сорвал, а серьги оставил? Чушь!
– Н-да, журналисты... – непонятно протянул Ильин. – Ладно, Олег, иди. Будет что-то – сразу ко мне.
– Никита, а правда, откуда вы тут вообще взялись так сразу? – поинтересовалась я. – Убийство при попытке ограбления, этим же район должен заниматься, нет?
– А-а, считай, повезло. У нее в сумочке повестка на завтра была, вот район нас сразу и оповестил.
– Какие сообразительные.
– Да какое там сообразительные! – Никита усмехнулся. – Очень им нужен лишний глухарь. А так... Ваш свидетель, значит, и труп ваш, вот вы и разбирайтесь, кто да зачем.
13.
Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены...
«Титаник»
– А ты всерьез полагаешь, что я могу оказаться следующим трупом? Или так сказал, чтобы поменьше прыгала? И когда звонил, сразу поинтересовался, одна ли я. Кто у меня мог быть?
– Да ничего я не полагаю! – взорвался Никита. – Мне не нравятся совпадения. Если бы не убийство Светланы, я мог бы еще на минуту поверить в случайность истории с приемником. Но лучше перестраховаться, чем осматривать еще один труп. А эта скотина слишком шустрая!
– Ладно тебе кипятиться. Если уж меня тоже понадобилось грохнуть, то зачем такие сложности? Угнать машину, наехать и все дела.
– Ох, храни меня господи от дилетантов! – Ильин возвел очи горе. – Начиталась детективов. Во-первых, угнать машину не так просто, как тебе кажется. Во-вторых, чтобы сбить человека наверняка насмерть... в общем, это тоже не элементарно. Тем более среди бела дня. Ты когда последний раз вечером на улице была?
– А почему... Понятно, я же все время в «Прибрежном». Черт! Ну, что бы вам Светлану Михайловну на вчера вызвать. Звонил ей Голубь или нет?
– А чего ты так к этому звонку прицепилась?
– Здрассьте! Единственная возможность установить – был у Стрельцова мотив или нет.
– Ну, положим, не единственная, ведь мотивы могли быть и другие, не обязательно связанные с кредитом. Хотя это, конечно, довольно сомнительно. А тебе, гляжу, не хочется, чтобы это был Стрельцов?
– Да. Вот так. Я на него глаз положила, еще в «Прибрежном». А то останусь с разбитым сердцем.
– Врешь ты все! Глаз ты положила на меня, я изо всех сил упираюсь, а ты со всей возможной изобретательностью пытаешься меня спровоцировать. Всем хорошо, все довольны.
– Здрасссьте! С чего мне быть довольной, если ты упираешься?
– Вот и здрасссьте! Если бы я поддался на провокацию, тебе бы через неделю стало смертельно скучно. А так всем весело и интересно. Кстати, и Стрельцова ты по той же причине не желаешь видеть в роли убийцы. Не может быть убийцей человек, который тебе сразу понравился. Не хочу, и все тут. Скажешь, не так?
– Ну, отчасти, может, и так. Но не только. Уж больно все на нем сходится: и ключики, и пальцы, и то, что он последний достоверный визитер. Даже убийство секретарши вполне ему подходит. Если они с Голубем не договорились, и тот передал прямо противоположную информацию... Мне нравится Стрельцов, но не нравится, что он порекомендовал отложить мою встречу со Светланой Михайловной на завтра. Он ведь, если это все-таки он, должен быть уверен, что она никому ничего еще не рассказала, иначе нет никакого смысла убивать, так?
– Ну! – согласился Никита и тут же съязвил. – Быстро ты, однако, симпатии меняешь.
– Ничего я не меняю. Я пытаюсь бесстрастно анализировать факты. Вот гляди. Он должен был с ней хотя бы поговорить – иначе как он может знать, что она единственный человек, осведомленный об этом чертовом звонке, уж не знаю, был он или не был. Так… Он говорил, что нередко встречается с ней на собачьей площадке. Хотя... В этом костюме я ее в банке видела, значит, она как раз возвращалась домой и собаку еще не выгуливала.
– Хорошо вычисляешь. Только я тебе и без вычислений скажу, что Светлана действительно возвращалась домой, а не было ее с утра. Есть у них на первом этаже такая дивная бабуля, мечта оперативника. Все видит, все слышит, все знает, чуть не круглосуточно торчит у дверного глазка – вместо телевизора. К тому же терпеть не может собак и одиноких женщин. Уж она бы Светлану не пропустила.
– Та-ак. От стрельцовского офиса до банка я дошла минут за двадцать, еще через полчаса она ушла, дальше...
– Да не напрягайся ты так. Не виделся с ней Стрельцов. Остаток дня она провела с мадам Голубь, что-то им обсудить надо было, потом вместе поужинали в «Цыпленке жареном». Географию представляешь?
– Вполне. От банка два квартала.
– У ресторана взяли мотор, да не частника, а такси. Первой, естественно, вышла Тина, она почти в самом центре живет, а Светлана Михайловна поехала дальше, к себе домой. По времени все совпадает. Таксиста мы завтра найдем, они у «Цыпленка» одни и те же крутятся. И не гляди на меня вопросительными знаками – ничего она Тине не рассказала, говорили о голубевских делах, им хватило. И когда же она успела со Стрельцовым повидаться? Он мог ей, конечно, позвонить, но мне эта идея что-то не кажется особенно привлекательной. Не телефонная тема.
– Тогда как он мог быть уверен, что она никому и ничего?
– Ты самый простой вариант забыла. Дождался у подъезда, переговорил, выяснил, что хотел и...
– Черт! И вправду.
– Да не бесись ты! Мне самому не нравится. Вроде как под руку нужную карту подсовывают. Ах, не получился несчастный случай, вот вам прекрасная кандидатура. И даже не чересчур прекрасная, все, в общем, в рамках. Вот только ключики, пожалуй, лишние, а так нормально. И алиби на вчерашний вечер у него нет.
– Ты думаешь, он способен стукнуть по башке бывшую однокашницу?
– Ну, знаешь, нашла аргумент! Не забывай, зачем-то ее слезогонкой брызнули. Может, именно на случай, если рука дрогнет, чтобы оставить возможность для еще одного удара.
– А собаку не пробовали? В «Прибрежный», помнится, привезли. Не скажешь, кстати, чего-нибудь она там унюхала?
– Ничего она не унюхала, ни там, ни здесь. Пойми ты, наконец, что тот, кто все это организовал, далеко не дурак, при этом тип совершенно безжалостный. Рита, лапушка, мне совершенно не хочется, чтобы следующий труп оказался твоим. Ты мне интереснее в живом виде. Хотя порядком утомляешь, так что самому тебя убить хочется. Но работы лишней тоже не хочется, так что поживи пока.
– Ты бы хоть кольцо снимал, когда посторонним женщинам ручки целуешь!
– Ах, это? – он стащил с пальца обручальное кольцо. – Хочешь, тебе подарю?
– Ага, в нос, чтобы на цепь сажать. Ну тебя к лешему с твоими шуточками! Лучше скажи, у кого еще нет алиби на вчерашний вечер?
– А ни у кого, включая тебя. Как тебе версия: журналист убивает, чтобы сделать себе имя на громких публикациях?
– Для детективного романа как раз сойдет, надо будет использовать. А вы наблюдение ни за кем не пустили? Или собираетесь?
– Будет исполнено, мадам, доложу незамедлительно! – Ильин шутейно поклонился.
А все-таки интересно, что бы он делал, если бы я сказала «подари»?
14.
Главное – чтобы костюмчик сидел.
Прокруст
Светлану хоронили тихо и незаметно, не то что Голубя. Еще бы! Тот если и не магнат, то все-таки личность в городе не последняя. А секретарша, будь она трижды секс-бомбой – кому она интересна после смерти? На похоронах было человек десять-пятнадцать. Наблюдая за краткой церемонией, я сделала только один вывод: Катя Стрельцова очень не любила Тину. Нет, ничего такого нарочитого вроде «руки не подам», они стояли рядом и даже перебросились парой-тройкой приличествующих случаю фраз. Но – не любила. Ревновала бывшую пассию мужа? Боялась чего-то? В том, как она старалась не смотреть на Тину, как немного поджимала губы, как незаметно отодвигалась, чудилось что-то инстинктивное. Так некоторые не любят пауков. Или тараканов. Почему? Непонятно. Безвредные твари, не кусаются.
Газеты про Голубя быстро забыли, а убийства Светланы Михайловны как бы и вовсе не заметили. Следствие, судя по ильинским обмолвкам, не то случайным, не то намеренным, тащилось нога за ногу, особых открытий не случалось, ничего пока не нашли, никого не задерживали. А меня мучили два вопроса. Почему именно метанол, и за каким чертом семье Голубь понадобилось заказывать лимоны, когда достаточно было зайти на половину Тины. Для первого более-менее правдоподобное объяснение существовало: удобно выдать за несчастный случай. Второе было совершенно бессмысленным и потому царапало мозги, как заноза: вроде и забудешь про нее, а неловко заденешь, и колет. Почти такой же непонятной была история с приемником. Я, конечно, не принимала особенно всерьез ильинскую версию – мол, это попытка меня убить, но… а вдруг? Тогда получалось, что я что-то знаю. Вот только вспомнить, что же я такое видела или слышала, так и не удавалось. Скорее всего, ни черта я не видела, а Никита просто перестраховщик.
Через несколько дней, заскочив на полчаса в редакцию, я нарвалась на его звонок.
– Маргарита свет Львовна! Скажи пожалуйста, когда ты в последний раз с Тиной виделась?
– На похоронах Светланы. А что, ее тоже?
– Типун тебе на язык! А с кем из коллег ты обсуждала всю эту историю?
– Что, сантехник, выясняешь, где течет? Да ни с кем. И не из коллег тоже, можешь меня вычеркнуть. И, может, соизволишь объяснить, с чего такой допрос?
– Загляни в сегодняшний «Криминал». У меня даже мелькнула шальная мысль, что это твоя работа, но, зная твое мнение по данному вопросу, я эту мысль пристрелил. Ладно, я в конторе, если что надумаешь, звони.
«Криминал» – газетка предельно желтая и скандальная. Но работают там, конечно, профи, этого не отнять. Из абсолютного ничего могут сделать сенсацию – пальчики оближешь.
А убийство Голубя – это вам не «ничего». Материал получился эффектный, как раз на центральный разворот. «Убийца – герой нашего времени?» И подзаголовок: «Вдова уверена, что мужа убил несостоятельный должник». Левую сторону занимало интервью с мадам Голубь, иллюстрированное фотографиями, явно взятыми из семейного архива, справа «наш комментарий», тут фотографии были сплошь милицейские: трупы, собаки, эксперты. А до чего виртуозно изложено – слюнки от зависти текут. Не зря Ильин меня заподозрил в причастности к этому материалу, стиль явно перекликался с «Шагом с обрыва». Ни единого прямого обвинения, только намеки, хотя и ясные, как утренние помыслы алкоголика. Стрельцов в тексте упоминался всего дважды, однако, заголовок указывал на него со всей возможной определенностью. Впрочем, досталось в материале всем: и Бардину, и еще двум-трем малознакомым мне личностям. Вообще материал был сделан в форме откровенного восхваления наших доблестных милиционеров, которых «не обманула попытка преступника выдать убийство за несчастный случай». Сарказм, конечно, но ведь не придерешься.
В убийстве Светланы акценты ставились по тому же принципу: «надо быть очень уж наивным, чтобы принять всерьез версию ограбления». И далее подробно про баллончик, про неснятые серьги и все такое. В том же стиле «дураку ясно» убийство Светланы связывалось с убийством Голубя – с тщательным разбором возможных мотивов. От пресловутого телефонного звонка до версии «а казачок-то засланный». Мол, Светлана, могла работать на два фронта, поставляя убийце деловую информацию. Значит, после убийства Голубя убрать ее было просто необходимо, поскольку она лучше всех была осведомлена о возможном мотиве этого преступления. В общем, как ни крути, убийство Светланы явно было лишь следствием, необходимым для сокрытия какой-то важной информации. Мельком упоминалось о старом приятельстве ее и Стрельцова.
А один неясный момент «Криминал» все-таки пропустил. Сумочку с повесткой. Если бы не эта повестка, убийство секретарши стало бы отдельным делом, и связь его с убийством Голубя вылезла бы на свет очень нескоро, а может, и вообще бы осталась «за кадром». И это был, пожалуй, единственный весомый аргумент в пользу Стрельцова, ему-то как раз было выгодно, чтобы связь между этими убийствами как можно дольше оставалась невыявленной. Однако аргумент, хотя и весомый, железобетонным не был: он мог просто не знать о существовании этой повестки. А раз убийство совершено в ее собственном подъезде, значит, опознают быстро, и забирать сумочку бессмысленно.
Неужели все-таки Стрельцов? В своих симпатиях и антипатиях я увлекаюсь довольно часто, а убийца вовсе не обязан походить на Фредди Крюгера. В жизни не бывает только святых, все остальное бывает. Ибо чего не сделаешь под давлением обстоятельств? В конце концов, сказочка о каиновой печати на лбу злодея – не более, чем поэтическая вольность. Поэтому милый и обаятельный Стрельцов вполне мог скрывать под «овечьей» шкуркой «волчью» сущность. Древесный спирт ему легко было раздобыть на кафедре. Причем заранее. Сам же сказал, что готовился к возможному отказу. А готовиться можно по-разному. Расшатать полку в моей ванной – вообще никаких проблем. Вдобавок эта странная просьба отложить встречу со Светланой на день. Конечно, он знал, что в тот день ей будет не до меня, но тогда зачем об этом предупреждать, это мои, не его проблемы. Больше похоже, что опасался того, что она может рассказать. Как при этом можно быть уверенным, что встреча действительно не состоится? Да запросто! Позвонить, наврать чего-нибудь правдоподобное. Типа «такая журналюга, наболтает, потом не отмоешься». Все это весьма логично, но почему – при таких-то уликах – его до сих пор не взяли? В «Герое нашего времени» промелькнула идея, что, мол, «следствие выжидает»... Чего? Новых трупов? Непонятно.
Бардин? Прост-то он прост, да себе на уме. Возможности у него были великолепные, выгода тоже очевидна. А если он безрезультатно попытался вырваться из-под Голубя – так тем более. Проще было пристрелить? Ну тут опять упираешься в отсутствие подходящего исполнителя и вариации на тему несчастного случая. Почему не возражал против моей публикации? А на каких основаниях? Просчитать, что это будет выглядеть подозрительно, он вполне в состоянии. К тому же слишком много людей уже было в курсе того, что это вовсе не несчастный случай. Зачем еще Светлану Михайловну убивать? Тот же мотив: что-то знала, видела, слышала. Что же за компромат Тина хотела передать Стрельцову? Может, надо было у него спросить? Ага, и в ближайший вечер нарваться на того же «грабителя», что и Светлана. Никита прав, надо быть поосторожнее.
В комнату заглянул чем-то очень довольный Сергиенко. Щелкнув ногтем по газете, он ехидно поинтересовался:
– Твоя работа? Поздравляю! – поздравлял Санечка почему-то таким покровительственным тоном, что хотелось съездить ему по физиономии. – Ну и сколько тут правды? Давай-давай, рассказывай, я от тебя информацию не скрывал. Хотя мог бы.
Я вкратце доложила Санечке, что утка не моя, а приведенные в материале факты «вполне соответствуют». Первому он, похоже, не поверил, а достоверность фактов вызвала многозначительное поднятие брови. Чтобы отвязаться, я схватилась за телефон. К чужим разговорам Сергиенко относился на удивление корректно, и стоило взяться за трубку, из комнаты мгновенно испарился. Нешто в самом деле позвонить? Только, конечно уж, не Ильину…
Стрельцов «криминальную» публикацию видел, но комментировать отказался категорически. И голос у него при этом был, как у десятидневного покойника.
Ну и ладно! Можно и майору позвонить.
Ильин вместо изложения очередных подробностей посоветовал связаться со следователем, толковый, дескать, мужик, может, чего и подкинет. И даже продиктовал телефон. Нет, ребята, следователь ваш мне совсем не понравился, хотя, наверное, раз Никитушка сие утверждает, значит, и вправду толковый. Может, потому и не понравился. Так что не хочу я с ним разговаривать, без толку.
Нет, не судьба мне нынче жить спокойно. Выходя из редакции, я столкнулась с шефом.
– Рита, «Обрыв» – это великолепно, но когда же продолжение?
– Ну, Степан Григорьевич, я же в отпуске! Да и менты от «Обрыва» не в восторге, из них теперь информацию и клещами не вытянешь. Если будет что-то, конечно, сделаю.
– Ну-ну, – шеф погрозил мне пальцем. – С «Криминалом» нам, конечно, по гонорарам не тягаться, но премию за оперативность гарантирую.
– Степан Григорьевич, да вы что все, сговорились, что ли? Полчаса назад меня в том же самом главный опер обвинял, потом Сергиенко. Ну, с Санечки взятки гладки, он так видит. А опер, между прочим, извинился. Даже милиция согласилась, что я тут ни при чем!
15.
Признание – царица всех доказательств.
Джульетта
Утром я опять позвонила Никите. Не то из пижонства, не то для очистки совести – нет ли новостей. Но разговаривать герр майор не пожелал, сообщив сквозь зубы, что Стрельцов повесился.
Ззар-раза!
Я положила трубку на аппарат осторожнее, чем на карточный домик кладут последнюю карту. Звонить Ильину еще раз я, конечно, не стану. Вот еще! Пусть застрелится со своими подробностями. Оглядела стол, подумала и начала кидать в противоположную стенку канцелярские скрепки. Очень хотелось попасть в отставший уголок обоев, но не получалось. Скрепки летели куда угодно, только не туда, куда я метила.
Мыслей не осталось напрочь. Никаких. Только ужасная обида – обманули! Как маленькую! Нечестно! Неправильно все это!
На двадцать седьмой скрепке в комнату заглянула Татьяна.
– Ты чего? Материал не получается?
Выслушав новость, она вначале не поверила, потом схватилась за телефон. Мне иногда кажется, что журналистов можно выращивать специально. Главное – еще в младенчестве снабдить специальными погремушками. В виде телефонной трубки, фотоаппарата и диктофона. Н-да.
Через двадцать минут мы знали подробности без всякого Ильина. Насчет «повесился» – это он слегка... э-э... преувеличил. Правильнее было бы сказать – господин Стрельцов попытался повеситься. Проделал он это в собственном офисе, а труба, к которой привязал веревку, оказалась, как говорят, «гнилая» и не выдержала. Безжизненное тело рухнуло на пол, сверху хлынул настоящий водопад, протек под дверь, а поскольку вечер еще не перешел в ночь, наводнение быстро заметили. Дверь взломали – и вовремя. Еще немного, и пришлось бы работать патологоанатому, а так обошлось «Скорой помощью». Приходить в сознание Стрельцов пока, видимо, не собирался, вероятно, вдобавок к асфиксии еще неслабо стукнулся при падении. Прогноз, впрочем, был достаточно благоприятный.
– Повезло мужику, – сказал мне угрюмый дежурный из реанимации. У меня, правда, на этот предмет имелось несколько другое мнение, ну да ладно.
В самом дальнем углу приемного покоя, вжавшись в кресло, сидела Катя Стрельцова. Бледная до синевы, с остановившимся взглядом и мертвым, без всякого выражения, лицом, она казалась не живым человеком – статуей, частью интерьера. Сидевший возле нее Ильин – вот принесло-то! – пытался что-то говорить, но она, похоже, его не слышала. Увидев меня, он подошел с таким видом, что не будь я – все-таки – журналистом, то испарилась бы в момент, даже не здороваясь.
– Ну? И чего тебя принесло?
– Честно сказать, не знаю, – как в популярной рекламе, «невероятно, но это факт»: я действительно и сама не знала, зачем притащилась в больницу. – Значит, все-таки он?
– А что тут еще может быть? – Никита был зол, как... В общем, я ни разу его таким не видела. – Способ не оставляет сомнений... Ты можешь себе представить, как можно повесить взрослого неслабого мужика? Который при этом не пьян, не обкурен и вполне владеет собой? Собственно, повесить-то не проблема, было бы через что веревку перекинуть, поднять на блоке восемьдесят-девяносто кило не так трудно, даже ты справишься. Но если человек в сознании, он, знаешь ли, сопротивляется, значит, остаются следы. На одежде, под ногтями и так далее. А у Стрельцова все чисто. И снотворным его не поили, если тебе интересно. Плюс прощальная записка... Да не смотри на меня так, в том нет секрета. – Ильин сунул руки в карманы, набычившись, отвернулся к громадному окну и процитировал, – «Котенок! Прости меня, так получилось. Я старался, но обстоятельства сложились против меня. Вадим». – Он подумал минуту и достал из кармана фотокопию. – Вот, любуйся. Эксперты пока не готовы, но вероятнее всего, записка настоящая. Что, как ты прекрасно понимаешь, является косвенным, но веским признанием вины.
Он сплюнул прямо на пол.
– Никита! – я тоже сунула руки в карманы, так мы и стояли друг против друга, как два упрямых бычка. – Ты можешь злиться сколько угодно и имеешь полное право считать меня кем угодно, но пришла я из соображений не профессиональных, а сугубо личных. Иначе поутру в зеркало на себя смотреть не смогла бы... ну не знаю, как эти, которые падалью питаются. Так что, извини, что выросло – то выросло.
Никита резко развернулся и зашагал к выходу. Остановился. Повернулся в мою сторону, постоял мгновение, махнул рукой и двинулся к выходу уже окончательно.
Весело живем. То ручки целуем, то чуть не в морду плюем. Кучеряво.
Ладно, это все потом. Сейчас предстоит самое веселое: надо попытаться разговорить Катю. И убей меня Бог, если я знаю – как.
Я поступила более чем примитивно: подошла и присела рядом с ней. В конце концов, каждый может подойти и присесть, правда? Это больница, народу навалом, почему нет? Катин взгляд остался неподвижен, но, честное слово, она меня заметила! Ну, вперед!
– Катя! Вадим жив, и это – самое главное сейчас. Если вам от этого станет легче, можете съездить мне по физиономии, я не обижусь. «Шаг с обрыва» – это был мой материал, кажется, с него все и началось. Что бы там ни было, а я все равно не верю, что Вадим виновен. Вы тоже можете мне не верить, но я не притворяюсь. Господин майор отбыли в неизвестном направлении, так что можно дать себе волю...
Господи, что я несу?! Катя посмотрела на меня невидящим взглядом.
– Вы Рита? Вы Вадиму понравились. Он еще сказал – очень забавно наблюдать за тем, как врет честный человек. Вы водку пьете?
– Ну... я же журналист все-таки, – растерявшись, я брякнула первое, что подвернулось на язык. По-моему, Катя была близка к истерике и не очень отдавала себе отчет в том, что говорит.
– Ну да, конечно. – Она смотрела не на меня, а куда-то в угол, и, кажется, напряженно что-то обдумывала. Или просто не могла уже вырваться из десять раз пройденного круга мыслей. – А у вас сейчас время есть?
– Да сколько угодно! – Рита, солнышко, сказала я себе, поменьше энтузиазма, не переигрывай. Неизвестно, сам Стрельцов повесился, или кто-то постарался, но эта девочка сейчас точно в пограничном состоянии. До идеи наложить на себя руки, может, одна капля осталась, так что прикрути кран поплотнее, жалко девочку. И ни в коем случае нельзя оставлять ее одну, опасно. – Можно ко мне поехать, тут недалеко.
– С утра, конечно, нехорошо... – Катя надолго замолчала. – Ну не могу я тут больше сидеть!.. Бессмысленно. Этот ваш... майор... он же ничего не понимает! Это она, она его подставила. И довела! Он сказал, она зайти хочет, извиниться за интервью, она совсем не так говорила, это газетчики все переврали. А к вам действительно удобно? Я на машине, мы быстро. Да? Машка у бабушки, дома сейчас, как в могиле…
16.
Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстояньи.
Зураб Церетели
– Вадим позвонил, сказал, что задерживается, должна Тина подойти, поговорить хочет. Он всегда себя перед ней виноватым чувствовал, они же когда-то... ну, ты понимаешь?.. А потом я появилась, и там сразу все кончилось. Он до сих пор думает, что за этот грех ему расплачиваться. Ну какой там грех, правда? Встречаются, расходятся – кто виноват? Никто. А он считал, что виноват. Я не знаю, что она могла ему наговорить, но это она его довела, он после этой чертовой публикации сам не свой был.
Катя потянулась к рюмке, я задержала ее руку.
– Погоди, хватит пока. Я тоже не верю, что Вадим убийца, не может этого быть. Тут не напиваться, тут думать надо. Ты считаешь, это она?
– А кто еще? Действительно, хватит, что-то мне много… У тебя кофе есть?
Я заварила кофе, пожарила дежурную яичницу. С некоторыми, впрочем, сомнениями – эмоции у человека, скажет, кусок в горло не лезет. А покормить бы ее надо. Еда, что ни говори, штука сугубо земная, реальная, хорошо отвлекает от трагедий и настраивает на практический лад. Невозможно одновременно пережевывать и пищу, и эмоции.
Катя, к счастью, отказываться не стала, только вздохнула глубоко, сходила в ванную, умылась, подкрасилась – взяла себя в руки. Ела она очень изящно, как едят, должно быть, где-нибудь в Японии. Да и вообще, несмотря на косу русую и прозрачно-голубые глаза было в ней что-то от японки: не красавица, безусловно, но такая изящная, такая милая...
– Рита, ты извини, что я так расклеилась.
Мне не оставалось ничего другого, как пожать демонстративно плечами и бросить беспроигрышную карту:
– Катя, ты несправедлива. Если бы мне было плохо, ты помогла бы?
– Ну... – она даже растерялась. – Конечно.
– Тогда не лишай окружающих того же права. Давай лучше вместе соображать. Почему ты думаешь, что Вадима подставила Тина?
– Она его ненавидит. Люто. По-моему, она до сих пор не может ему простить, что он был инициатором разрыва. Как же! Она ведь такая неотразимая, а тут...
– Катя, это эмоции, а нужны факты.
– Факты? Откуда? Она ведь ужасно умная и никогда не делала откровенных гадостей. Все тишком, все вроде случайно. Месяца через два, как она стала мадам Голубь... мерзко все это... Может, развести нас хотела, а может, просто ударить побольнее. Они нас на шашлыки пригласили, на чью-то дачу, она там пыталась изобразить... ну… чтобы Вадим собственными глазами убедился, как я ему изменяю, представляешь? Был там один такой мачо, вроде все случайно, но я уверена – ее работа.
Катя рассказывала, я вновь пыталась сложить рассыпающиеся части головоломки. Если Стрельцова действительно подставили, это многое меняет. Только все равно непонятно – как. Чисто технически неясно. Тина использовала кого-то из обслуги «Прибрежного»? Маловероятно, хотя возможно. Но тогда тот, кого она использовала, – если это действительно так – очередной кандидат на кладбище. Сама? В баре гуляла компания, Тина вернулась к себе, сказала, что для интимного ужина там слишком шумно, посидим вдвоем, подменила бутылку или ее содержимое...
В перчатках?
И – стрельцовские отпечатки? Чччерт!
Ладно, это детали, сначала надо разобраться с основной схемой. Подменила, значит, угостила мужа, дождалась, пока подействует, довела до обрыва... Мешает то, что ее в баре видели, мелькала она там. Олег ошибается? Или отлучалась ненадолго от любимого супруга? По времени схема очень уж жесткая получается. Даже чересчур. Представить себе Тину, бегающую каждые десять минут из бара в коттедж и обратно – можно, конечно, но в таком случае совершенно странно выглядит поведение самого Голубя. Жена, значит, носится туда-сюда, а он сидит, ничему не удивляется и спокойно ждет своего превращения в труп? Вот если бы она вернулась единожды, напоила, а он потом сам дошел до обрыва... Или наоборот: сам выпил, а она потом проводила в нужном направлении. Причем второй вариант предпочтительнее: Олег считает, что часов почти до десяти Тина из бара не отлучалась. А после десяти уже поздно: Голубь не успел бы помереть к тому моменту, когда он в самом деле помер. Марина со всем своим судмедэксперским опытом полагает, что это случилось до одиннадцати и даже несколько раньше. Значит, если Олег не ошибается, на все про все у нее был всего час. Маловато. Метанол так быстро не действует. Н-да. Как ни крути, алиби у мадам выходит если и не железобетонное, то по крайней мере достаточно прочное. Не успевала она.