Текст книги "Серая Дружина-2: Доспехи для шута (СИ)"

Автор книги: Елена Кисель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

По его лицу мы сразу догадались, что этот вояка не просто так решил поиграть в смертника и ввалиться к герцогу без доклада.

Причина нашего появления в этом мире была здесь же.

Мооны все-таки явились.

Глава 23. Когда над городом ночь

Нас никто не обвинял: и без того сделали, что смогли. В том, что нам встретилась не самая близкая к Городу группа моонов, мы были уж точно не виноваты.

Спириты бы и за месяц не успели подготовиться лучше, чем за неполные сутки.

Мооны висели плотной толпой у стен Города – две-три сотни, не больше, но и этого было бы достаточно. Правда, они не нападали. Видимо, ждали основных сил. В том, что эти силы скоро прибудут, сомнения не было, хотя им придется преодолеть расстояние, которое мы прошли за полтора месяца. Но они на крыле, да еще и летают быстрее, чем стихийники воздуха.

Мы были на стене вчера, как только Кахон поднял тревогу. Видели их. Не так страшно, как смотреть на лагерь этих тварей, но все равно такое ощущение, будто ночь в одном месте заупрямилась и не желает уступать место дню. Каждую секунду мы ожидали развертки тьмы, но ее не было. Они ждали.

Мы ждали тоже. Половину вчерашнего дня и всю ночь. Веслав пропадал в архивах, но вернулся с таким похоронным выражением лица, что ему даже слов не потребовалось. Ничего.

Цепеок заседал в Зале Тревожных Воплей – Йехар присутствовал там же и успел передать, что решения предлагаются одно другого бредовее: от победоносных атак до рытья подкопов. После того, как я услышала о последнем (подкоп в воздушном городе!), стало понятно, что от спиритов ничего хорошего в военном плане дождаться не получится.

Подобный маразм длился всю ночь, и тут нас вдруг выдернули на этот общий совет, потому что мооны неожиданно начали переговоры.

Надежда на мирное разрешение захлебнулась после первых же слов Кахона.

– Они требуют поединка один на один, чтобы определить право первого удара.

Об этой традиции знала даже я, из истории стихий и их адептов. Если сходились два магических войска – одному из них полагалось нанести удар первым. Кто будет наносить удар, решал поединок между двумя воинами с той и другой стороны, как правило, сильнейшими и храбрейшими.

Только вот на моей памяти так решались конфликты, где был хоть какой-то намек на равенство сторон. А здесь можно не спрашивать, чем закончится такой поединок для любого спирита.

– Когда? – хрипло спросил Цепеок.

– Сегодня в полдень.

Что-то вроде честности: бой в полдень, когда мооны будут послабее. Что толку? Даже в полдень любая из этих тварей на клочки разнесет с десяток спиритов.

– Я думаю предложить Д’Кааса, – опять заговорил Кахон. – Если вы прикажете, я сам…

Цепеок махнул рукой безнадежно. Лучше здешнего фаворита на роль воина не подходил никто, но смысл… ставь хоть кого – исход-то один.

Ифирь слегка нахмурилась. Эдмус заерзал на месте, не отрывая от нее взгляда. Сам Д’Каас был где-то на стене, а остальные подтвердили выбор равнодушными кивками.

Настала короткая тишина. В этой тишине послышались вдруг тяжелые шаги – как будто статуя командора решила вдруг наведаться с того света за очередным Доном Жуаном.

И статуя действительно явилась: неуклюже переступая тяжелыми ногами, главный шпион герцога вперевалку подошел к трону своего господина и объявил ясно и радостно:

– Он должен быть казнен!

И по залу, удаляясь от нас, пошла волна: сразу все спириты схватились кто за оружие, а кто за амулеты. Спокойным остались разве что те, кто принадлежал к женскому полу.

Для Цепеока заявления в таком тоне не были новинкой: герцог схватился за свой амулет только в первую секунду, а потом устремил на собственного шпиона тяжелый и несколько иронический взгляд.

– Д`Каас? За что?

– Ваш шут. Он нарушил Табу. Главное Табу!

Цепеок этой новости ничуть не удивился. Йехар по загадочному выражению лица Эдмуса понял, что тот не намерен вступаться сам за себя, и заговорил сам. Во всем зале только рыцарь мог поспорить с герцогом осанкой и подходящим к случаю тоном.

– Эдмус был изгнан из Города, он не считается даже спиритом...

– Казнь постигает всех, кто нарушает Табу в стенах Города, когда бы это ни произошло и кто бы это ни совершил, – холодно ответил герцог. – Не вмешивайтесь на этот раз.

Приказ был отдан нам, но отреагировали на него стражники Цепеока: нас взяли в полукольцо с такой скоростью, что Йехар только успел взяться за меч, а Веслав так и замер, не дотянувшись до ближайшего кармана. Расклад явно был похуже, чем тогда, на арене.

– И вы будете казнить своих подданных, когда вокруг стен мооны? – воззвал Поводырь к герцогу, но тот только головой дернул и просветил нас, сирых:

– Для казни нарушителя того, на чем стоит Город, всегда есть время. Выйди вперед, мой бывший дурак! В чем ты его обвиняешь, Метох?

Наушник ожесточенно пытался изобразить на лице отвращение и гнев, но мышцы его были слишком надежно упакованы в шпионскую замазку.

– Он открыто говорил о запретных чувствах к вашей дочери – пусть небеса несут ее лишь туда, куда она пожела…

– Что?!

Цепеок слегка привстал с трона, глядя на улыбающегося Эдмуса так, что по всем мыслимым и немыслимым законам в бывшем шуте должны были просто возникнуть две оплавленные дырки. Есть сцены, актуальные во все времена, «бешеный папочка на защите чести дочки», несомненно, из них. Ифирь чуть удивленно приподняла брови. Кажется, она все же считала Эдмуса несколько умнее.

– Я не верю, – наконец заговорил герцог, вглядываясь в лицо Эдмуса. – Это до того… – тут у него не нашлось слова, – что может быть только поклепом. Это поклеп?

Наушник задрожал. С него кусками полетела «штукатурка». Метох быстро схватил настроение своего господина: тот в запале был больше склонен поверить Эдмусу. Тому достаточно было сказать слово.

– Нет.

Хотя мы и надеялись, что это слово будет несколько другим.

Цепеокгрохнулся на трон так, что тот просел на глазах. Грудь главного наушника прогнулась в мощном вздохе облегчения, а все придворные попросту окостенели от такой глупости.

– Вообще-то, это правда, – безмятежно продолжил Эдмус. – Хотя и очень прикрытая плотной завесой словес, взятой из наших законов. Знаете, мне понравилось не быть спиритом. Не нужно лгать и прикусывать язык по каждому поводу, да и вообще… вы бы попробовали хоть раз, а?

Цепеок побагровел. Вся его здоровая зеленость мгновенно скрылась за инфарктным приливом крови к щекам. Эдмусу просто на роду было написано доводить своего господина то до приступов гнева, то до еще каких-нибудь.

– Он покойник, – едва слышно проговорила Виола. Я рефлекторно удивилась тому, что она так волнуется за Цепеока, а потом вдруг поняла…

Триаморфиня имела в виду точно не герцога.

– А неприкрашенную правду говорят шуты, а? – усмехнулся между тем Эдмус. – Ну, так вот она: Ифирь, я тебя лю… аххх!

В удар вложились сразу несколько спиритов. Эдмус не удержался на ногах, упал на колени, крылья его, словно повинуясь чьей-то неведомой руке, вытянулись во всю длину и начали выворачиваться, что-то хрустнуло.

Это выглядело страшнее воздушного пресса, и все же мне показалось – я проваливаюсь в тот день, когда мы следили за неравным боем с трибун. И реакция была точно такая же: я бросилась вперед – и меня тут же сжали сначала руки Йехара, в потом мои кисти словно в наручники заковал алхимик.

Они держали меня вдвоем, и я понимала, что они не просто держат – еще и защищают от тех спиритов, что не отрывают сейчас пальцы от амулетов и готовы меня размазать по стенке в случае малейшего покушения на использование магии… Я понимала – и все же рвалась, а передо мной опять было то видение из дома Хайи и с арены: растерзанные, сломанные крылья нашего летуна. Вот только с лица Эдмуса так и не пропала теперь улыбка.

С болью, но улыбка была.

– Не смей произносить это здесь, – страшно прохрипел Цепеок. Эдмус, вздрагивая и ежась от боли, смотрел только на Ифирь.

– Это ничего, – выдохнул он, чуть поворачивая голову вбок. – Подумаешь! Я отдал бы для тебя не только крылья, жизнь… если бы…конечно… мне позволили. Ну… за то, что я все же сказал это, хоть и не полностью… тоже ведь неплохо?

Ифирь не удостоила его взглядом. Она рассматривала то его лежащие на полу, словно тряпки, крылья, то нашу группку, где я уже устала воевать разом с Йехаром и Веславом и просто уткнулась в грудь рыцаря, чтобы скрыть слезы. Насколько я помнила, они тоже здесь не приветствовались.

Цепеок сделал короткий, но ясный жест: кивнул сначала стражникам, потом – в сторону Эдмуса.

– Сбросить со стены? – с готовностью уточнил главный наушник, который по совместительству здесь еще являлся и главным палачом.

Герцог кивнул и сделал еще один жест, обозначавший, что казнь нужно провести скорее.

– Крылья можете не связывать, – бросил он саркастически.

– Попытка спустить меня с небес на землю едва ли будет успешной, – заметил Эдмус. Он пытался подняться, но мешали не столько повреждения, сколько боль от них. Метох не улыбнулся, а ухмыльнулся, показав выдающееся для спирита приобретение – два ряда клыков.

– Ты овладел магией воздуха или долетишь на этих ошметках?

– А разве в небо поднимают только они? – удивился спирит.

Цепеок стукнул кулаком по подлокотнику. Каждая секунда созерцания физиономии бывшего шута доставляла правителю серьезный дискомфорт.

– Уведите!

– Стойте.

Ифирь сказала это устало. Она по-прежнему не интересовалась спиритом у ее ног: теперь объектом внимания дочки герцога стало окно, за которым лежала крепостная стена и за которым располагалась стена еще более страшная и непроходимая – моонов. Казалось, только Ифирь помнила в зале то, что на несколько минут забыли все и в свете чего преступление Эдмуса становилось менее страшным: Городу оставалось жить не намного дольше, чем бывшему шуту.

– Дайте ему, что он просит.

День для Цепеока выдался урожайным на припадочные состояния.

– Кх?!

– Он хочет умереть как воин, – медленно заговорила Ифирь, теперь переводя взгляд на своего отца, – вы не слышали? Не все ли равно, как казнить? Пошлите его к моонам.

Йехар и Веслав переглянулись и вцепились в меня повторно, за секунду до того, как я рванулась опять, на этот раз уже не для того, чтобы помочь, а для того, чтобы стереть кое-кого в порошок.

– Они просили воина! – выкрикнул кто-то из тех ребят, что держали нас под прицелами неприязненных взглядов и амулетов.

– А мы точно должны выполнять все их просьбы? – поинтересовался Эдмус, все же вставая. – Д`Каас – отличный спирит, но разве он выстоит один на один с мооном? Какие настроения посетят Город перед последней битвой, когда лучший из нас… м-м… как бы это описать? Со мной все закончится так же, но великий моон убьет всего-навсего... ну, меня. Кто я там по теперешним законам? Уж и самому трудно разобраться.

Цепеок призадумался. Решение не посылать на убой полноценных солдат показалось ему заманчивым.

– Пусть так и будет, – скрепил он после короткого молчания. – В полдень ты будешь сражаться, сын моо… крякоду… как тебя назвать… тьфу! Вон с глаз моих, пока я не передумал и не убил тебя на месте!

Эдмус попытался было поклониться, но обнаружил, что с искалеченными крыльями за спиной это не так-то просто сделать. Держа спину идеально прямой, он наклонил голову и находчиво проделал ногами что-то вроде реверанса.

– Благодарю!

Идеально звонкий и радостный голос спирита, благодарящего за свой смертный приговор, послужил достойным завершением этому нелепому совещанию.

Глава 24. Когда расправляются крылья

Я смотрела на объект целения и ничего не говорила. Объект целения бессильно свисал со спины спирита и тоже особенно дергаться не собирался.

– Если не можешь – оставь так, – предложил Эдмус равнодушно. – Это неважно, я же говорил.

Я раздраженно махнула рукой. Важно, неважно… с некоторых пор Эдмус именно серьезным тоном говорил глупостей гораздо больше, чем шутливым, так что как только он переставал скалиться – я переставала его воспринимать всерьез. Тут дело было в том, что я не могла сосредоточиться: в паре метров от меня Виола временно приняла на себя обязанности Веслава. Должность «пинальщик Йехара» пользовалась в Дружине такой популярностью, что работать желающим приходилось посменно.

– Почему ты не вмешался?!

Рыцарь решил ограничиться видом усталого слона, которого задолбали лезущие изо всех дворов моськи. Молча присел на свое ложе (нам пока определили прежние покои).

– Почему не сказал… хоть чего-нибудь, не напомнил о Дружине, не…

– Нам повезло, что его и нас оставили в живых хотя бы до полудня! – в последнее время странник слишком хорошо начал понимать психологию спиритов. Спасибо хоть, сильно не проникся. – И что мы пока не в темнице…

– С этим особенно, – уточнил Веслав. Он пока проводил зачистку территории от шпионов и теперь вернулся, излучая мрачное торжество и некоторое сожаление. Сожаление обусловлено было тем, что к концу подошел очередной пузырек со снотворным. – Ну что, валим отсюда, пока можно? Охрану беру на себя, правда, снотворное кончилось, зато яды и «Горгона» – нет, какой-нибудь стражник послабее, чтобы еще и подчинение сработало – и мы не земле, а уж как искать средство от этих насекомых, – он мотнул головой в сторону стены, – там посмотрим…

– Струсил? – осведомился Йехар.

– На этом Городе мир не кончается, а если Дружина сложит головы здесь… – он посмотрел на наши лица. – Что еще?! Негуманно? Хотите, могу обработать подчинением Цепеока – нас вообще просто так выпустят. Или его же отравить – и можно сбежать за время суматохи. Вариантов масса.

И один лучше другого. Только все включают две комбинации «подчинение» и «отравить». Впрочем, последнее слово включается алхимиком иногда даже в пожелание спокойной ночи.

– Идите, – сказал Эдмус. – Мне-то придется остаться. Уу-о-о-уу! За что, Ольга?!

Я потрясла головой: перед глазами плавали круги. Крылья спирита теперь с виду были целыми и даже не помятыми.

– Вроде, получилось, только ты…

– …не смогу летать пока что. Я говорил уже, неважно.

– К смерти потянуло? – продолжила в этот момент разговор Виола.

– Нет. Просто я должен туда пойти.

– Почему?

– Я для этого родился.

Эдмус отступил на пару шагов и окинул взглядом наши лица, как будто прикидывал композициюдля фотографии. Потом осторожно, стараясь ни за что не зацепиться крыльями, сел.

– Вы никогда не чувствовали, что родились именно для чего-то? Я раньше тоже. Но ты прав, Йехар, случайностей нет. Я не просто так родился без стихии и не просто так стал нарушителем Табу: я должен выйти против них. Так, как есть: без оружия и даже без крыльев. Я не знаю, что я там буду делать, право слово, я не знаю, почему именно я…ино это должен быть не Д`Каас и не кто-то другой. Это судьба или Высшие Силы: там должен быть я. А вы – уходите.

– Ты думаешь, ты и есть тот… шестой из Пятерых?

Эдмус посмотрел на меня с таким удивлением, что я поняла: не думает. И не думал ни разу с тех пор, как мы расстались с Милией.

– Это я-то? Вот уж не знаю, что во мне могло напугать моонов. Да нет, едва ли. Но туда все равно должен идти я.

– И оружия с собой не возьмешь?

Эдмус как будто прислушался к себе и мотнул головой.

– Нет. Любое оружие есть зло, а мооны – так просто его сгустки. Какое оружие возьмет их, если даже свет жезла Милии действует не до конца?

Может, потому что это несомненное оружие. Да и сама Милия лишь условно тянет на нечто светлое.

– А как же…

– Наверное, я узнаю об этом за минуту до их удара, – отозвался Эдмус беспечно. – А вы идите.

Йехар неторопливо поднялся и прошел по тому участку комнаты, где пространства было больше всего и можно было развернуться.

– Мы останемся, чтобы поддержать тебя, – Эдмус привстал, чтобы спорить, но рыцарь остановил его усталым жестом: – Если тебя постигнет… поражение – я клянусь, что мы покинем Город как можно скорее.

Веслав нетерпеливо дернулся, но возражать не стал. Я вовремя дернула Виолу за рукав, чтобы она не исправила оптимистичное «если» на реалистичное «когда».

* * *

Народу на зрелище собралось побольше, чем на драку с Д`Каасом. Когда нас спустили из входа обычным способом, мы не увидели неба над головой. Сплошные ступни разного размера и с разного размера когтищами. И впереди – тоже толпа, только проход к воротам и оставили.

И ясно, для кого.

– У меня в жизни не было столько зрителей, – безмятежно заметил Эдмус.

Он не волновался. И как будто решил позлить собратьев – напялил на себя шутовскую одежду, не слишком яркую, как все здесь, но с учетом всего – вызывающую как никогда.

Во всяком случае, приступ гнева у герцога Цепеока, которому вздумалось полчаса назад выписать Эдмусу прощальное напутствие, эта одежка уже вызвала. Поэтому прощальным напутствием послужил кинжал, который был ловко отбит Йехаром еще в полете. Д`Каас, который присутствовал при этой сцене, изобразил разочарование таким благополучным исходом. Хотя мог бы и поблагодарить: Эдмус в некотором роде за него погибал. Или не за него, но Ифирь вообще в сторону Эдмуса не смотрела, так что меня больше устраивал в роли несчастной жертвы Д`Каас.

Мы не догадались попрощаться в своих апартаментах, а теперь, когда нас со всех сторон окружали спириты, которые прямо дышали дружелюбием (в полном соответствии со своими Табу) – прощаться было бессмысленно. К тому же здесь, на улице, присутствие моонов стало еще более явственным. Не нужно было обладать даром Йехара, чтобы понять: за стенами Города – опасность.

А Эдмусу с какой-то радости хочется идти прямо туда.

И сколько бы я сама себя ни убеждала, что это правильно, потому что он сам этого хочет, – я поколебалась в этот момент.

– А может быть, все же…

Эдмус, который уже подался вперед, к воротам, обернулся и посмотрел на меня с улыбкой. Не просто на меня, на всех нас. И улыбка его была полной такого тепла и прощального счастья, что совершенно преобразила лицо.

– Нет, Оля. Больше ничего не может быть. Только туда, – он кивнул на ворота, за которыми черной тучей сгрудились мооны. – Веслав, ты был прав: к дьяволу законы! Я встречу свою судьбу с улыбкой на лице, так не пристало спириту… но так пристало мне. Впервые я вижу свой путь, впервые знаю, для чего живу. И если что-то не так…

Ему ответил Йехар.

– Всё так. Дружина с тобой, рекрут.

Он не стал пожимать нам рук на прощание. Только кивнул – и шагнул на дорогу к городским воротам.

– Лучше бы я кого-нибудь отравил, – прошептал Веслав у меня над ухом.

Его не приветствовали. Спириты, парившие плотными шеренгами чуть выше метра над землей, по обе стороны дороги, молча провожали обреченного на смерть шута. А он шел – именно шел, не раскрывая крыльев – в своей шутовской одежде, по заросшей травой едва видной дороге, и не оглядывался…

– Глупость, – резко сказала вдруг Виола. – Дурак. Он же в воздух не поднимется, он чуть идет!

– Ему и не нужно подниматься в воздух, – отозвался Веслав. Он по своему обыкновению нервно ломал пальцы. – Ему обеспечат воздушный мост…

– А толку? Обеспечат до первой развертки, а потом – прости-прощай, он вместе с мостом вниз бахнется. Раньше хоть летать мог, а тут… – она поболтала руками в воздухе. – Ни этого. Ни магии.

– Что? Что ты от меня хочешь?! Я предлагал свой вариант, но некоторые присутствующие здесь благородные…

– Веслав, – глухо сказал Йехар. – Сделай милость – заверни кран. Или как там у вас говорят?

Алхимик повернулся к нему – и замолчал, только мельком глянув в глаза.

Эдмус тем временем уже дошел до арки городских врат.

Он даже не оглянулся, прежде чем шагнуть за их черту. От всей его фигуры шло сияние уверенности и радости человека (то есть, спирита), который идет по своему пути и сбиваться не намерен.

– Всё, – сказала я. – Пойдемте на стену.

«Подкидывал» нас кто-то из незнакомых спиритов. Правда, ему не очень-то и хотелось, он даже почти решился поспорить, но тут, как и Веслав, глянул в лицо нашему предводителю – и уговоров не потребовалось. На стене мы неожиданно оказались в приятном соседстве: неподалеку от нас зрительское место заняла Ифирь. Видать, не захотела разделить зрелище с папой на этот раз. Наследница даже выглядела слегка взволнованной. Я почти ощутила, как у Веслава зачесались руки.

– В карманы, – буркнула я углом рта, – нашел когда…

– Всегда есть время, – хмыкнул алхимик, но руки в карманы сунул.

Виола же была более прямолинейной. Прямолинейнее у нас в Дружине вообще были двое: Эдмус, который сейчас с улыбкой шел навстречу смерти, и Бо.

– А-а… – жутковато скалясь, заговорила Виола. – Выискиваете места получше? Очередной скальп в вашу собственную копилку?

Ее смерили равнодушным взглядом.

– Ты хочешь поединка со мной, колдунья?

– Еще нет, – вышло довольно кровожадно, – но когда он, вот там, погибнет за тебя – тогда обязательно, и сразу насмерть.

– Хорошо.

– Договорились.

– Девочки, – прошипел Веслав, который на взводе становился страшнее Виолы в зверином обличье, – если вы сейчас не перестанете играть в ваши невинные игры – я выну руки из карманов… и будь что будет, несмотря на должности и статусы.

На него никто не обиделся. Только что Эдмус там, под стеной, вышел на свою воздушную арену, и время для обид вышло.

Он был так близко от нас – казалось, можно окликнуть и попросить вернуться. Проблема только была в том, что нас уже разделяло что-то вроде пустыни. Как все здесь – безжизненной воздушной пустыни.

Но когда он заговорил – мы слышали каждое его слово.

– Ну? Вы так и будете там мигрировать все вместе с воздушными потоками или выберете кого-нибудь самого страшного и уродливого? Нет, это не просьба, с такими просто приятнее драться. А то представьте себе, красавец… хотя есть ли среди вас хоть что-то похожее? Минуточку, секундочку… мне кажется, что нет! Ну ничего, давайте рядового представителя, сойдет и он на обед… и побыстрее. Я спешу.

В войске моонов началось не то чтобы смятение, а так – постепенное офигевание. Спириты за нашими спинами дружно то ли охнули, то ли воздухом подавились. По-моему, что там, что здесь, никто ничего не понял. Особенно в той части, которая касалась миграции.

– Смелее, смелее! – подбодрил Эдмус. – Да не стесняйтесь же вы, честное слово! Мы, конечно, не очень знакомы, да я и не рад знакомству… но начинайте совершать хоть какие-то движения! Время истекает, и так наш поединок не начнется до вечера.

Это с трудом, но переварили. После еще одной тормозо-паузы из войска выдвинулся самого рядового вида моон (то есть, смотреть на него было тошно сразу же), осадил вокруг себя сгусток тьмы и заговорил:

– Значит, в вашем войске не нашлось достойных, и теперь вы посылаете на убой падаль?

Голос был сиплым, будто слова с трудом выпихивались из горла. Некоторые звуки воин тьмы беспощадно проглатывал, так что слушать его было трудно. Но в самих интонациях, в том, как произносились слова, – таилось что-то сильное, рвущееся вперед, оно дернулось, хищно потянулось к Эдмусу… и вдруг опало и разбилось вдребезги, когда прозвучал его собственный голос:

– Что? Как-как? А-а, да-да, я разобрал, это оскорбление… – я представила, как он улыбается своей острозубой улыбкой. – Слышишь ты, я думаю, лучше, чем говоришь? Так вот тебе ответ: наш герцог считает, что на каждого из вас хватит и по шуту. Утомлять воинов необязательно.

Самое интересное, в чем-то он прав. Если бы связать штук пять моонов, да приставить к ним Эдмуса часов на десять – к седьмому часу в своем уме не осталось бы никого. Только вот как этих тварей свяжешь?

Я почувствовала, как чья-то горячая ладонь с силой стискивает мне руку. Оказалось, ладонь Йехара. Странник по мирам застыл, глядя на поле будущей битвы, и в глазах у него читалось: «Зачем я его отпустил, зачем я его отпустил, зачем…»

Моон издал скрежещущий звук – потом я только подумала, что это он так засмеялся.

Потом он ударил.

Тьмой. Не в полную развертку, а локальным ударом, но так, что у меня волосы шевельнулись: опять в лицо дунуло стоячим воздухом то ли подвала, то ли морга. Узкий клинок чистого мрака рванулся вперед, сминая и кромсая мост под ногами Эдмуса. Застонали спириты, которые мост создавали. Пару секунд пытались бороться – но были смяты и отброшены. Мост рухнул.

Эдмус развернул крылья. Он держался нетвердо, его бросало из стороны в сторону, но он оставался в воздухе! Мало того – попутно успел найти глазами нас и улыбнуться молодой счастливой улыбкой.

– Что это с ним? – вдруг тихо спросила Ифирь. – Я никогда не видела его таким. Он будто бы светится…

Тихо зашипела Виола, сжимая свой верный арбалет. Веслав, не глядя, зажал ей рот, чтобы она не ляпнула то, что явно хотела: «Сейчас перестанет!»

Моон стал стремительно выделывать что-то руками в воздухе. На сей раз он не атаковал напрямую.

Только воздух вокруг нашего спирита стал стремительно темнеть.

Это было странно. Везде был день, а вокруг него – тьма. Именно не ночь, а тьма! Душная, давящая, отсекающая от стихии всех спиритов – воздуха, сжимающая его крылья…

Моон оценил оскорбления и теперь не собирался просто убивать Эдмуса. Он играл с ним. Демонстрировал силу.

Йехар отпустил мою руку, за что я ему была очень признательна, и теперь сжимал рукоятку Глэриона. Верному мечу, кажется, приходилось туго.

И вдруг мы услышали смех Эдмуса.

– Какой, однако, новый ход! Лишить меня воздуха. Лишить меня медиума! Ах, я сейчас должен трепыхаться? Умолять? Геройски погибать? Ну, нет, в сравнении с тобой я чуть более оригинален, поэтому я скажу… на, лишай!

И он свернул крылья.

Кто-то из спиритов уронил челюсть так, что она перевесила, и бедняга грохнулся со стены вниз.

– Весл, потом посмотришь его… – пробормотала я в полуобмороке от увиденного. – Ну… как?!

Замечательная нам предстала картина. В коконе тьмы преспокойно висит Эдмус. Свернутые крылья демонстративно прижаты к спине…

Напротив – изрядно озадаченный моон. Мол, как же так…

Висит!

Не падает!

– Еще идеи? – предлагает нагло.

– Как же он… без крыльев? – заикнулась Виола. Ифирь, слабо улыбаясь, повернулась к ней.

– А вы разве не видите?

– Что?

– Вы не видите… его крыльев?

И слезы в глазах…

Да я уже совсем ничего не понимаю!

– Что происходит? – нервно прошептал Веслав.

А я наконец догадалась глянуть ауру Эдмуса. И увидела то, что ожидала, но удивления со счетов это не сбрасывало.

Два светлых потока, выходящих из лопаток. Два потока энергии, магических крыла…

Светлая магия! Да еще какая! Я такого оттенка у Игнатского не наблюдала, да и…

– Это же не магия воздуха, – пробормотала я. – У нее цвет другой.

Йехар услышал. Он только кивнул, но я заметила, как рука на рукояти Глэриона постепенно расслабляется.

– Сегодня на арену должен был выйти шут, – сказал Эдмус в наступившей жуткой тишине. – Догадываешься, почему? Потому что вы смешны. И вы… и ваша тьма, и ваша боязнь, что однажды она перестанет питать вас… всё смешно по сравнению с тем, что нельзя отнять, вычерпать и убить.

– Затмить можно любой медиум, – раздалось после короткого молчания из темного клубящегося облака.

– Не этот, – ответил Эдмус, опять оглядываясь – теперь его улыбка ушла чуть левее нас. – Этот со мной всегда.

Моон больше ничего не сказал. Они вообще не очень-то разговорчивы.

Он ударил.

Сразу в полную развертку. Сразу смертельно. Волна черноты выплеснулась вовне, затмила часть дня и рванулась навстречу фигуре в нелепом шутовском костюме.

Когда она его накрыла, Эдмус все еще улыбался левее нас – и в ту секунду, когда его вместе с улыбкой поглотила тьма, мы услышали судорожный вздох Ифирь…

А потом там, в глубине темной волны, фигура шута брызнула нестерпимо ярким сиянием. Оно разметало клочья черноты, вернуло день, погасило наплыв моонской тьмы, ослепило нас на несколько секунд, а когда мы открыли глаза – уже всё было кончено.

Противника напротив Эдмуса не было. На землю, кувыркаясь, уплывал черный плащ, за которым и со стен и из войска противника следили с тихим недоумением.

Первой среагировала Виола: напряглась и успела соорудить воздушный мост, чтобы подхватить Эдмуса. Он уже начинал падать, когда под ногами возникла опора. Виоле тут же помогли несколько из опомнившихся спиритов.

Эдмус, не прибавив больше ни слова, развернулся и отправился по мосту к воротам. Войско моонов неприметно стало убывать. То ли были подавлены зрелищем, то ли решили готовиться к битве.

На стенах начинали недоумевать вслух. В том числе и мы.

– Как он это сделал? – выразила я всеобщий вопрос. – Да он и колдовать-то не умел, а тут…

Адресат вопроса, то есть, Веслав, был недоступен. Он на время обратился в соляной столп, глядя на поле боя. В глазах у него было что-то сродни выражению мальчика, который в двенадцать лет в первый раз получил подарок на день рождения.

Наверное, таким могло быть выражение лица Гарри Поттера, когда ему сказали, что магия есть. Вот только в сочетании с резкими чертами алхимика это выражение смотрелось как минимум нелепо.

– Пойдем спросим? – предложила Виола. – Эй, Весл!

Алхимик очнулся и принялся с торопливым раздражением ощупывать карманы: видно, предполагал, что Эдмусу или еще кому-то понадобится помощь после сегодняшней победы. Он не ответил и вообще не заметил, что к нему обратились.

– Эдмус не скажет.

Эту истину до нас донес Йехар, который только что отмер и перестал душить своего боевого товарища в ножнах.

– Как… не скажет?

– Не сможет сказать, потому что для него это – как жить и дышать, – помолчал и пояснил: – его стихия.

– То есть, он просто призвал свой медиум? Но ты хоть заметил, что это такое, воздух ведь не дает такой поддержки…

– А вы что, не заметили? – Йехар странно улыбнулся. – Любовь. Любовь его медиум. Вы не видели разве, что подпитка шла не извне, как бывает, а изнутри?

Он приложил руку к груди. Мы с Веславом обменялись обалдевшими взглядами.

– О таком ты не читал?

– О таком я даже не слышал!

– Наконец хоть что-то! – хмыкнула Виола, пихая меня в бок. – Что стоим? Пошли встречать победителя?

Я развернулась, чтобы позвать Ифирь. Ее место пустовало.

– Уже, – сказал Йехар, кивая в сторону ворот. – Не зря она первой увидела его настоящие крылья.