Текст книги "Моя вечная жизнь"

Автор книги: Елена Логунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Елена Логунова
Моя вечная жизнь

Ствол и ветви старого грушевого дерева были похожи на черный бархат, словно их выкроили из того же материала, что и мой вечерний пиджак. Вот и все, что показалось мне хоть сколько-нибудь знакомым. Эту невероятной красоты цветущую грушу я никогда раньше не видела.

Небо, куполом нависающее над деревом, как само оно – надо мной, было ярко-голубым.

Цветы, облепившие ветки, напоминали шелковые лоскутки.

Пчелы, беспрерывно снующие над ними, растянулись частой золотой сеткой, и не было еще в моей жизни зрелища прекраснее!

Так я думала до того момента, пока надо мной не склонилось знакомое лицо. Глаза на нем были ярче, чем небо, а голос, назвавший меня по имени, показался нежнее бархата.

И то, что имя это вовсе не «Анна», не имело никакого значения.

Пальцы мои заплутали в густой шерсти некошеной травы. Выпутывая их, чтобы обнять любимого, я потеряла пару тяжелых колец, и это тоже ничего не значило. Все, ради чего стоит жить, было со мной и во мне.

Я блаженно зажмурилась, но тут же услышала повелительное:

– Смотри мне в глаза! – и послушно разлепила ресницы.

Чистейшей, небесной, ангельской голубизны глаза с неодолимой силой затягивали в себя мой взгляд, мою любовь и мою жизнь. Лицо надо мной менялось, переставая быть знакомым и делаясь незабываемым.

– Даниэль! – хрипло выдохнула я и умерла счастливой.

1

Запущенной и неухоженной эта могила не была, на том же кладбище я видела совершенно заброшенные захоронения. У полуразвалившейся часовни вообще лежала груда древних костей, непочтительно и небрежно прикрытая черным полиэтиленом. Кладбищу было лет сто, как минимум, и вновь прибывшие на вечное поселение активно теснили старожилов.

Могила имела очень скромный вид: небольшой прямоугольник дерна с мраморным кубиком посередине. На камне – только дата смерти. Но зеленая лужайка была ровной, как танцплощадка лесных фей, без сорняков, и аккуратно – щетинка к щетинке – подстрижена, а камень сиял белизной, точно его недавно почистили с моющим средством. Поэтому выглядело все вполне пристойно, но как-то формально. Сразу чувствовалось: здесь никто никогда не плакал. Во всяком случае, до моего появления.

Да и я не рыдала, не буду врать. Прослезилась – это правда, но и только. Не было у меня ощущения, что Даниэль навеки остался здесь, в этой желтовато-серой сухой земле, на старом кладбище, выползающем из глубокой лощины высоко на склон холма, где от буйного субтропического леса осталась одна узкая полоса деревьев вдоль гребня. С него склон, утыканный мясистыми колючими кактусами, круто падал на скоростное шоссе в берегах из кубических цементных глыб – слегка приглушенный шум автострады слышался и на погосте. Доверительно поговорить с усопшим, возникни у меня такое желание, вряд ли получилось бы.

Чувствуя себя несколько глупо, я открыла сумку и глубоко погрузила руку внутрь.

Пятьдесят самых лучших красных роз – крупных, на длинных стеблях, – я купила поутру на знаменитом цветочном рынке Ниццы на бульваре Кур Салейя. Благоуханные лепестки еще пару часов назад были скручены в тугие бутоны и еще не утратили свежести. Они были прохладными и шелковистыми. Я зачерпнула их полной горстью и выплеснула алую массу к основанию могильного камня, а потом рассеяла остальные над зеленым прямоугольником.

– О!

Громкий возглас, исполненный неподдельного изумления, заставил меня обернуться.

У поворота тропинки застыла молодая, на вид – не старше меня, особа в наряде, который даже отдаленно не мог сойти за чинный полутраур. Девица была в мешковатых джинсовых штанах со множеством карманов, толстовке с аппликацией и пухлых кедах. В руках у нее был модный журнал.

– О, пардон, мадам!

Сообразив, что она мне, должно быть, помешала, барышня круто развернулась и затопала прочь. Я деловито вытряхнула из сумки на могилу остатки розовых лепестков, пробормотала, сама себя смущаясь:

– В общем, покойся тут с миром! – и последовала за девицей.

Та ни разу не оглянулась, поэтому ни о чем не подозревала и даже не подумала убавить громкость, взволнованно загомонив:

– Дед, ты слышишь, дед? Там, на могиле Любострастного Старца, така-ая дамочка – просто шик!

Я с интересом прислушалась.

– Дед, у нее шоколадное шелковое платье по фигуре, с вырезом лодочкой и рукавом три четверти, бусы из хрусталя, лакированные розовые балетки и коричневая сумка «Луи Вьюттон» с тиснением монограммой и розовыми ручками! А в сумке за триста евро, дед, ты не поверишь, целая куча розовых лепестков, и она прямо сейчас заваливает ими ту самую могилу!

– Софи…

Пожилой мужчина в потрепанном джинсовом комбинезоне садовника растерянно смотрел на меня поверх плеча возбужденно подпрыгивающей девицы.

– Прошу прощения, – пробормотала я, поправив на плече пресловутую сумку. – Я там уже закончила.

Болтушка Софи подпрыгнула и развернулась в воздухе. Глаза у нее сделались круглые, как вишни, а щеки такие же красные.

– И это не хрусталь, а розовый оникс, – объяснила я про свои бусы, чтобы хоть что-то сказать.

– О, пардон…

– Пардон, мадам!

– Не стоит извинений, – я улыбнулась и приблизилась к собеседникам. – Мсье, я полагаю, вы смотритель этого кладбища?

– Дедушку зовут Пьер, а я Софи! – ответила бойкая внучка.

– Очень приятно, – я расстегнула вторую сумочку.

Она была маленькой и потому востроглазая Софи ее не заметила.

– Мсье Пьер, могу я попросить вас продолжать ухаживать за той могилой и иногда приносить на нее цветы?

– Конечно, я и так это делаю! – старик попытался отвести мою руку с денежной купюрой.

– Так мне будет спокойнее, – я с настойчивостью вложила бумажку ему в кулак. – Большое спасибо. Всего вам доброго.

– Постойте, мадам! – девчонка побежала за мной. – Скажите, а вы ему кто? Любострастному Старцу? Родственница, знакомая или просто так? Как его звали, где он жил, и кто тот парень, с которым…

– Как много вопросов, Софи! – я неохотно остановилась и снова полезла в маленькую сумочку. – И на них у меня для вас есть только один ответ. Вот.

Я протянула ей двадцатку.

– Такой ответ вас устроит?

– Мне не нужны деньги! – девчонка возмутилась и с усилием отвела взгляд от купюры.

– А мне не нужны проблемы, – сказала я и сняла с шеи бусы. – Возьмите, это вам. Просто как сувенир, они недорогие.

Это была неправда, но мне не было жаль безделушки. Подумаешь, оникс! Благодаря Даниэлю в моем распоряжении оказались драгоценности княжеского рода Радзивиллов.

– О, спасибо…

Софи застыла, как вкопанная, восторженно и недоверчиво созерцая гирлянду из полупрозрачных бледно-розовых шариков. Через пару минут, уже с расстояния в полсотни метров, я оглянулась и увидела барышню все в той же позе.

Не знаю, какой бес меня толкнул: неожидано для себя самой я громко позвала:

– Софи!

– Да, мадам?

Девчонка вздрогнула, и на лице ее отразилось разочарование: наверное, глупышка решила, что я передумала ее одаривать.

– Пожалуйста, не называйте его больше Любострастным Старцем, Софи! Его звали Даниэль!

– Даниэль, – как зачарованная, повторила она.

– Даниэль.

Что-то ласково коснулась моей щеки. Я подняла руку и поймала, как бабочку, нежный розовый лепесток.

Водителя такси, которое ожидало меня в тени магнолии на подъезде к кладбищу, моя солнечная улыбка заметно удивила, но от вопросов он удержался и только всю дорогу до Жуан-ле-Пена заинтересованно посматривал на меня в зеркальце заднего вида.

Я чувствовала тихую радость и удивительное благостное умиротворение, которые, впрочем, не удержали меня от падения в бездну порока. На ночь глядя я завалилась в самый дорогой ночной клуб Ниццы с твердым намерением подарить себе забвение хотя бы до утра.

Твердостью и величием мои намерения бывают сопоставимы с тем айсбергом, который потопил «Титаник». И в данном случае тоже не обошлось без жертв.

2

Тео сказал, что девчонка придет именно в этот день, потому что она заранее предупредила дирекцию банка о своем визите.

– Деловая! – с усмешкой сказал Тео.

– А я люблю деловых!

Макс ухмыльнулся и посигналил бармену, требуя повторить заказ.

Тео заслужил добрую выпивку, и Макс приготовился оставить в баре немалую сумму. Экономить на стадии подготовки нового проекта, как он это про себя называл, было бы глупо и неразумно. Как игрок Макс хорошо знал, что только крупная ставка может принести фантастический куш. Максу уже надоело размениваться по мелочам! Он чувствовал, что зря тратит время и силы. Пора порвать с бурным прошлым и обеспечить себе спокойное будущее! Тридцать пять лет – хороший возраст, чтобы остепениться.

Тридцать четыре года тоже подходили, но тогда Максимилиана подвела Аделаида. Угораздило же старую дуру разбиться за месяц до свадьбы!

Вспоминая то утро, когда ему сообщили о том, что серебристый «Бентли» его невесты сорвался в пропасть с горного серпантина под Ниццей, Макс до сих пор скрипел зубами от ярости: не будь Аделаида такой идиоткой, сейчас он был бы уже богатым мужем! А может быть, даже вдовцом. Не могла подождать с уходом на тот свет всего пару месяцев, дура старая…

– А чем… п-по-твоему… хороши деловы-йе? – икнув, поинтересовался Тео.

Язык у него уже заплетался, ноги тоже. Белый воротничок, что с него взять!

Переглянувшись с барменом, Макс жестом отказался от новой порции водки и приобнял захмелевшего приятеля, заботливо удерживая его от падения с высокого табурета. Утро завтрашнего дня Тео должен был встретить в полной кондиции и с неповрежденным лицом. С расквашенной физиономией ему не позволят остаться в операционном зале, отпугивая клиентов!

– Ну, так чем же? – пьяный Тео жаждал откровений.

Максимилиан снова ухмыльнулся. В его персональной классификации доступных дамочек «деловые» занимали вторую позицию после восторженных старых дев, чьи оледеневшие, как свежезамороженная клубника, сердечки таяли и истекали сладким соком от одного жаркого признания. Деловые, по опыту Макса, немногим сложнее в обработке. Внутренне измученные неестественным для женщины сухим, неэмоциональным и жестким стилем общения, характерным для бизнеса, такие дамочки поначалу бывали колючими и твердыми, но первая же пробоина в их доспехах позволяла нащупать внутри существо мягкое, нежное и беззащитное, как моллюск. А Максимилиан очень любил моллюсков. Они такие вкусные!

– Л-лично мне деловые не нравятся! – капризно промолчал Тео, скривив лицо, как ребенок при виде нелюбимой еды.

– Да и ты им не очень-то симпатичен, так? – Макс сочувственно похлопал приятеля по плечу, осторожно ссаживая его с табурета. – Пойдем, дружище, тебе пора в кроватку!

– Опя-ать одному! – расхныкался Тео.

Бизнес-вумен его не то чтобы не любили – просто не замечали. На уходящей в головокружительную высоту карьерной лестнице финансиста Тео давно и надолго приклеился к малопрестижной ступеньке в середине первого лестничного марша, а за пределами банка он и вовсе становился незаметным, как человек-невидимка. У Тео была приятная, но абсолютно незапоминающаяся внешность: он стал бы идеальным манекеном в витрине магазина одежды для офиса.

Совсем другое дело – роскошный Макс, Максимилиан Торн с первого взгляда производил неизгладимое впечатление как на женщин, так и на мужчин. Причем дамы замирали от восторга, а джентльмены застывали в боевой стойке: эффектное сочетание мужественной красоты, дерзкого взгляда, хищной улыбки и звериной грации, отличающее Макса, выдавали в нем опаснейшего соперника.

Впрочем, лютый тигр умел при необходимости прикинуться ласковым котиком.

– Ну почему? – тоскливо вопрошал пьяный Тео, пока Макс на широких плечах волок его по пустынному ночному городу в пансион. – Почему тебя все они любят, а меня – нет? Чем я хуже?

– Ничем, – сквозь зубы выдавил из себя Макс.

Ему уже надоела роль грузчика. Он, пожалуй, оставил бы пьяного дружка ночевать в одной из пышных клумб городского сада, но Тео еще должен был завтра отработать свою сегодняшнюю выпивку, а для этого необходимо довести его до кроватки. И еще завести будильник на семь утра, чтобы этот олух вовремя проснулся и успел привести себя в порядок к началу рабочего дня. Максимилиан знал, что в Банке Лугано очень строгая кадровая политика. Явись Тео на службу небритым или в несвежем костюме – уволят в два счета!

– Только не завтра! – пробормотал Макс и поудобнее подхватил оседающее тело Тео.

Завтрашний день в персональном календаре Максимилиана Торна был отмечен красным цветом, и Макс не мог допустить, чтобы кто-то или что-то испортило ему торжество.

3

Итак, я опять разбила кому-то сердце!

Впрочем, поутру, когда это выяснилось, меня заботило совсем другое. Я здорово проспала, и это могло серьезно нарушить мои дальнейшие планы.

– Ты что, в самом деле ничего не помнишь? Совсем ничего?!

Судя по тону, мужчина был оскорблен в лучших чувствах. Я иронично покосилась на него и молча пожала плечами. Шпилька, которую я держала во рту, позволяла мне дипломатично отмолчаться.

– Это была такая ночь… Т-такая! – он был так раздосадован и сердит, что пропускал слова и заикался. – Ведь я же… А ты!

Я ловко вонзила шпильку в узел волос на затылке, улыбнулась и подтвердила:

– А я ничего не помню! Извини. Не надо было мешать абсент с шампанским.

Мой бархатный пижак лежал на полу, как свернувшаяся клубком черная кошка. Я наклонилась, подняла его, встряхнула и решила не надевать. День предстоял жаркий: солнце уже лупило в иллюминатор, превращая его в прожектор.

Я забросила на плечо сумку, пристроила на нее свернутый пиджак, чтобы оставались свободными руки, и небрежно обняла мужчину за плечи. Они вздрагивали – бедняга кипел от возмущения.

– Всего тебе хорошего, счастливо оставаться, пока! – я чмокнула его в щеку и заторопилась.

– И ты уходишь вот так? – он пошел за мной. – После всего, что между нами было?!

– Послушай, дорогой!

Я остановилась и обернулась так резко, что шпилька из моей прически вылетела стрелой и волосы рассыпались по плечам:

– Я не помню подробностей того, что было между нами этой ночью, и именно это позволяет мне думать, что ничего особенного не было! Уж извини, но я ухожу, мне пора.

– И… – он надул губы, как обиженный ребенок.

– И если среди того, о чем я забыла, не было обряда бракосочетания, то ты не вправе меня задерживать! – чуть мягче закончила я и еще раз поцеловала его – в другую щеку. – Пока!

На палубе свежо и солнечно. Я пожалела, что не взяла черные очки – вчера вечером, собираясь в ночной клуб, не подумала, что понадобятся.

– Доброе утро, мадам! – дополнительно ослепив меня улыбкой, прокричал общительный малый с соседней яхты.

Я его толком не рассмотрела.

– Бон жур!

Мучительно щурясь, я приветливо помахала ручкой, кое-как сориентировалась и зашагала к пирсу.

Высоченные каблуки вечерних босоножек страшно грохотали по палубе, сопровождая каждый шаг барабаным боем. Я обрадовалась, когда добралась до причала: по бетону каблуки не гремели, и в мире стало заметно тише. Я даже расслышала молящий голос за спиной:

– Оставь хотя бы свой телефон! Пожалуйста, Анна!

– Вспомнить бы, как тебя зовут-то, – досадливо прошептала я себе под нос и обернулась с сияющей улыбкой. – Не волнуйся, у меня есть твоя карточка, я позвоню!

– Нет, Анна, постой! – палуба снова загремела африканским тамтамом. – Неужели мы так и расстанемся? И это после всего, что между нами было?!

– О Боже! Опять! – выдохнула я и максимально ускорила шаг. – Такси! Такси, такси!

Никакое это не такси, просто машина, очевидно, ночевавшая на многорядной парковке Вобана – самого большого на Лазурном Берегу порта приписки лучших в мире яхт. Большие и маленькие, они тесными рядами стояли в гавани, и с некоторых из них уже выглянули на шум яхтсмены и яхтсвумены. Я почувствовала себя клоунессой – такая Коломбина в броском не по времени наряде. Или, точнее, Мальвина, убегающая от Карабаса!

На мое счастье, водитель авто оказался галантным господином, всегда готовым помочь девушке, оказавшейся в трудной жизненной ситуации. Машина, вильнув, остановилась рядом со мной, передняя дверца справа гостеприимно открылась, донесся веселый смех и голос рыцаря:

– Садитесь, мадам, я умчу вас от этого варвара!

– Гран мерси!

Я поспешно шлепнулась на сиденье, втянула ноги в салон и захлопнула дверцу. Машина рванула с места, как на гонках. Мой безымянный ночной приятель, едва успевший дотянуться до капота, чуть не упал.

– Надеюсь, он вам не муж? – поглядев в зеркало заднего вида, дрожащим от смеха голосом спросил мой спаситель.

– Надеюсь, что нет, – пробормотала я.

– Вы говорите об этом без уверенности, – насмешливо покосился на меня водитель.

– Вы когда-нибудь пили коктейль из абсента с шампанским? – спросила я вместо ответа.

– О! – он весело рассмеялся. – Отважная девушка!

Я пожала плечами и обернулась. Карабас, от которого я так эффектно сбежала, понуро сидел на причальной банке, бессильно свесив руки между колен. Многорядный частокол мачт, блистающая морская гладь и внушительного вида старинный замок с мощными серо-желтыми бастионами, вырастающими из коричневой скалы, образовали эффектный фон для его трагической фигуры. Мой безымянный ночной друг походил на пирата, потерпевшего сокрушительную неудачу при попытке штурма неприступной крепости.

– Отважная и бессовестная, – прошептала я со вздохом.

Того парня, кто бы он ни был, стало жалко. Кажется, с вечера я не предупредила его, что поутру растаю, как белый парус в морской дали. Я еще раз вздохнула и полезла в свою сумочку, чтобы найти в ней визитку, которую он дал мне в ночном клубе. Может, настолько расчувствуюсь, что и в самом деле ему позвоню!

– Куда вас отвезти, мадам?

Я захлопнула сумочку и посмотрела на дорогу. Машина ехала так быстро, что до развилки осталось всего метров двести. Если мой спаситель держит путь в Жуан-ле-Пен, Канны или дальше – в Марсель, то нам с ним не по пути.

– Мне нужно направо, в Ниццу, – объявила я.

– Значит, мы попутчики, – как мне показалось, с удовольствием, констатировал водитель. – Тогда давайте знакомиться! Я Рэй.

– Анна, – кивнула я, хотя вовсе не считала, что нам обязательно нужно познакомиться.

– Вы не француженка, – догадался он.

– Нет, я иностранка, – я повернула голову и посмотрела любопытному в глаза. – И в Ницце мне нужно в аэропорт. Сегодня я улетаю.

– Как жаль! – это прозвучало вполне искренне и положило конец назревающему перспективному знакомству.

Через двадцать минут Рэй высадил меня у здания аэровокзала. Поблагодарив доброго человека – от денег он отказался, – я пожелала ему счастливого пути, куда бы он ни вел, и шагнула с июньского солнцепека в приятную прохладу кондиционированного зала.

По твердому покрытию пола злополучные каблуки гремели со звоном, словно я топала в сапогах со шпорами! На меня оглядывались и даже засматривались. Представление продолжалось.

– Выброшу при первой возможности! – сердитым шепотом пообещала я проклятой обувке и ускорила шаг.

Регистрация на рейс «Ал-Италия» Ницца – Милан уже началась. Я не обманывала того парня с яхты, когда сказала, что очень спешу.

Я соврала ему, когда сказала, что ничего не помню.

Я прекрасно помнила свой сон.

Синий день, цветущая груша, мягкое ложе в травяных зарослях, тяжесть мужского тела и повелительный шепот – это все было не мое, не из моей жизни! И лица Даниэля таким – лучезарным, торжествующим, убийственно прекрасным – я никогда не видела. В моей истории все было наоборот: сияющий лазурный взгляд погас, гладкое юное лицо сморщилось и застыло жуткой маской, сочный голос высох и выдохся хрипом.

В моей истории Даниэль умер, а я забрала себе его жизнь и стала на двадцать пять лет моложе [Подробнее читайте об этом в романе Е. Логуновой «Вкус заката».]. Примерно на двадцать пять – о полной точности с этой метафизикой говорить не приходится.

Мой друг Даниэль был сексуальным вампиром – так я для простоты и понятности называю про себя таких, как мы. Вампы. Вслух, а также для красоты и романтичности, говорю о нас «Алые Ангелы». Именно «о нас», а не «о себе», потому что факты, обнаруженные мои другом Павлом (не вампиром и отнюдь не ангелом, с какой стороны ни посмотреть), уверенно свидетельствуют: в мире есть еще, как минимум, несколько человек, способных убивать любовью.

Я не знаю, как долго это продолжается и как давно началось. Это может сказать лишь тот, чей жизненный путь жутким образом напоминает спортивную эстафету: каждый новый этап начинается с передачи факела, но вместо символического огня он забирает себе чью-то молодую жизнь – и это может продолжаться вечно… Если только предел череде смертей, отмечающих Его бесконечный путь, не положит другой Алый Ангел.

Наверняка можно сказать, что это может быть только женщина. Женщина-вамп не в переносном смысле, а в буквальном. Особенная женщина, отмеченная той же самой печатью – не скажу «дьявольской», потому что не думаю, что древняя могучая сила, изначально присутствующая в каждом из нас, является чистым злом. Она не проклятие и не благословение – просто великая природная мощь, которая, как магия, творит и добро, и зло. Результат применения – в большой степени вопрос личного выбора.

К сожалению, у жертвы никакого выбора нет. С того момента, когда она вовлечена в магический периметр постели, ее судьба решена. Алый Ангел убьет ее, иначе быть не может. Это, конечно, ужасно… Но и прекрасно!

Я могу привести несколько аргументов в защиту Алого Ангела (по понятным причинам, я заинтересована в оправдании). Во-первых, жертва всегда вступает в контакт добровольно, охотно и радостно, следуя собственному желанию и обоюдной симпатии, а то и любви. Конечно, она не знает, что ее ждет. А если б знала? Может, все равно решила бы, что сказочная ночь с Алым Ангелом стоит дороже, чем долгая серая жизнь?

Я задумалась и не обратила внимания на обращенные ко мне слова. Служащий вынужден был повторить:

– Мадам, простите, но вам придется снять обувь!

Виновато улыбаясь, сотрудник службы безопасности указывал на мои вечерние босоножки.

Я с трудом сдержала стон. О чем я думала, покупая эту обувь?!

– Да уж, конечно, не о том, каково в них будет бежать от мужчин! – ехидно ответил мой внутренний голос. – Скорее, наоборот!

Это было справедливое замечание, и оно меня разозлило. Впрочем, злость – это как раз обычная человеческая реакция на справедливые упреки.

– Конечно, это ведь очень опасная обувь! В таких каблуках запросто можно спрятать пару стилетов! – радостно хмыкнул мужчина, стоящий в очереди за мной.

Я покосилась на него – уже в тихом бешенстве – ах, вам хочется зрелища? Прекрасно, вы его получите.

Я молча разулась, с грохотом бухнула босоножки в пластиковый контейнер, где уже лежала моя сумка, и величественно сбросила с плеч прямо на ленту транспортера бархатный пиджак. Под трикотажным платьем, которое было на мне, спрятать хоть что-либо не представлялось возможным, к тому же я даже белья не надела, только чулки. Наглец в очереди за мной одобрительно присвистнул, сотрудник службы безопасности стыдливо спрятал глаза, а гестаповского вида дама в форме охраны и белых перчатках даже не потянулась меня ощупать. В самом деле, зачем?

С высоко поднятой головой я прошла кордон и, оказавшись в зоне дьюти фри, первым делом купила в единственном имеющемся магазине одежды огорчительно дорогие джинсы и футболку. Бархатный пиджак прекрасно подходил и к ним, а от провокационных босоножек мне избавиться, увы, не удалось: магазина обуви в зоне беспошлинной торговли аэропорта Ниццы не имелось.

Мой чемодан остался в отеле, куда я уже не успевала вернуться после затянувшейся ночевки на яхте в Вобане. Меня это не слишком беспокоило: вещи, которые я оставила в номере, и счет, который еще не оплатила, пришлют, куда попрошу. Наоборот, я даже порадовалась: сам собой возник прекрасный повод обновить гардероб! И как удачно, что я лечу именно в столицу моды – Милан!

– Ты не летишь в Милан, ты прилетаешь в миланский аэропорт, а это большая разница! – напомнил внутренний голос.

Это было еще одно справедливое замечание.

Мальпенса, крупнейший международный аэропорт Северной Италии, связанный регулярными рейсами с большинством стран мира, находится в получасе езды от Милана – это если на север. А если на юг, как это и собиралась сделать я, то через полчаса окажешься в Лугано – маленьком космополитичном городке, который является центром самого южного швейцарского кантона Тичино.

Это настоящий город-сад, который называют и «солнечной прихожей Швейцарии», и «европейским Рио-де-Жанейро», и даже «бриллиантом итальянской Швейцарии».

В IX веке Лугано был бойким торговым городком, в эпоху Средневековья стал одним из центров борьбы гвельфов и гибеллинов, в 1434 году перешел к Миланскому герцогству, в 1512 году в ходе Итальянских войн был отдан Швейцарскому союзу, но по духу остался итальянским навсегда.

Общая история и территориальная близость к Италии отчетливо проявились в архитектуре, быте и языке Лугано. Характер города и окрестностей чисто итальянский – именно этим я объясняю выбор Даниэля, который долго-долго (дольше, чем можно себе представить) был клиентом Банка Лугано. Хотя я до сих пор не знаю – и уже, наверное, никогда не узнаю – из какого места и времени был родом Даниэль. Его незабываемые рассказы позволяют мне думать, что мой дорогой друг отнюдь не случайно особенно хорошо знал и любил историю средневековых государств Средиземноморья.

Лугано расположен между двумя горами, их скалы спускаются прямо к озерной глади. Черезио – одно из самых чарующих озер альпийской панорамы. Я слышала, что в августе вода здесь прогревается до двадцати четырех градусов тепла! Правда, случая проверить у меня еще не было: в прошлом году я приезжала в Лугано в апреле, в этом – еще раньше, во второй половине марта.

– И вновь в одиночестве! – с легкой горечью заметил мой внутренний голос.

Я только вздохнула. Все говорило за то, что одиночество мне предстоит бескрайнее, как море, и я только-только пустилась в нескончаемое плавание. Сравнение с белым парусом, исчезающим за горизонтом, родилось неслучайно.

Однако в самолете я была отнюдь не одна – мне напомнил об этом смущенный голос справа:

– Вы не боитесь летать?

Мужчина в соседнем кресле смотрел на меня тревожно, как потерявшийся ребенок, во избежание громогласного рева остро нуждающийся в немедленном утешении.

– Я – нет, – я подарила ему светлую улыбку доброй мамочки. – И вам не советую.

– Да, да, я знаю статистику, согласно которой катастрофой заканчивается только один рейс из миллиона, но это не успокаивает, – возбужденно проговорил паникер. – Вдруг этим злосчастным миллионным рейсом будет именно наш?!

– Друг мой, вы разве не знаете, что дурные мысли притягивают неприятности? – моя улыбка превратилась в усмешку. – Оставьте подсчет ваших шансов для лотереи!

– А вы отважная девушка! – восхитился сосед.

– Вы не первый, от кого я это слышу.

Я пожала плечами и отвернулась к окошку, давая понять, что считаю разговор оконченным.

– Ох, придется напиться! – сокрушенно пробормотал мой сосед и затих.

«Боинг» начал разбег по взлетной полосе. Я положила руки на подлокотники и закрыла глаза.

Взлет – это мое любимое! Когда самолет отрывается от земли и набирает высоту, я физически ощущаю это движение, меня отчетливо тянет вверх, и темнота под закрытыми веками из чернильной становится фиолетой, лиловой, красной – и, наконец, розово-золотой, цвета рассвета. Тогда я открываю глаза, чтобы увидеть небо, одно только бескрайнее небо, чистое, как бумага, которой еще не коснулось перо.

Это небо позволяет почувствовать и поверить, что все, что случилось до сих пор, было правильно, раз оно ничуть не испортило настоящий момент.

Мое сердце спокойно, моя совесть чиста, и в самолете я засыпаю крепко, как ребенок.

Вот только сны мне в последнее время частенько снятся чужие.

Спала я недолго и проснулась внезапно, как будто вынырнула из воды. Вода мне и снилась – темная, густая, как нефть. Она медленно, но неотступно прибывала, сантиметр за сантиметром поглощая крепостную стену из белого, как мел, тесаного камня. В тусклом свете бледного северного солнца, спеленутого серыми облаками, каменная кладка напоминала старое серебро с чернением на месте чеканно четких швов и стыков.

Чужой голос озвучил в моей голове не мои стихи:

 
Те, кто против, для нас не важны.
А те, кто важны, не против.
Каждый день мы на гребне стены,
Мы эту стену строим.
 
 
Мы отсекаем от жизни смерть,
И те, кто не с нами, трупы.
Верить не главное, главное – сметь,
Именно это трудно.
 
 
Входят без пропуска в наши сны
Те, кто был с нами прежде…
Но утром мы снова на гребне стены.
Все, кто живой, на гребне!
 

Стена упорно росла вверх, и прибывающая вода никак не могла приблизиться к ее зубчатому краю. Там, безостановочно удлиняя белоснежные клыки выступов, работали бородатые каменщики в одеждах из сурового полотна и дубленой кожи, сновали, поднося рабочим кирпичи, простоволосые женщины и дети, стучали и звякали инструменты. А снизу, маслянисто блестя, подступало черное безмолвие, и тонущее в нем отражение бледного солнца пугало обещанием пусть не скорого, но неизбежного конца…

Я распахнула глаза и испытала чувство огромного облегчения, осознав, что нахожусь в другом мире.

Чужие сны бывают удивительно яркими и реальными. Может быть, это не совсем сны? Может, кусочки настоящей жизни – из моего будущего или из чужого прошлого? Я предполагаю, что видения могли перейти ко мне от Даниэля, а ему самому они достались от его собственных жертв. Такой удивительный побочный эффект, возникающий при жадном поглощении чужой жизни.

– Не хотите ли глоток вина? – удивительно в тему спросил меня назойливый сосед.

Я повернула голову и оценила обстановку.

Пока я спала, соседушка разжился бутылкой красного и даже успел ее ополовинить. Это не сделало мужчину менее разговорчивым, но нервозные интонации в голосе пропали. Теперь он был бодр, весел и смело протягивал мне прозрачный стаканчик.

– Вижу, вы заранее запаслись чистой посудой в расчете на то, что я составлю вам компанию, – отметила я.

– Да, – он не стал запираться. – Знаете, есть вещи, которые просто противно делать в одиночестве!

– Очень хорошо знаю, – я тоже не стала запираться.

– Например, пить вино, – закончил он и наклонил бутылку, чтобы наполнить мой стакан. – За приятный полет и мягкую посадку!

Мы сдвинули безголосые пластиковые стаканчики и выпили. Вино оказалось весьма посредственным, но я удержалась от критического замечания. Все равно ведь выбора не было: ближайший бар находился от нас в десяти километрах вниз по прямой.

– Вы летите в Милан? – сосед жаждал общения.

– А вы разве не туда же? Может, сойдете раньше? – я иронично прищурилась.

– Наоборот, продолжу путь. У меня дела в Швейцарии. По банковской части!