Текст книги "Семь секунд до конца света"

Автор книги: Елена Логунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Елена Логунова
Семь секунд до конца света

Улетающий в черное, потрескавшееся небо бог ответа не давал, а сам Николка еще не знал, что все, что ни происходит, всегда так, как нужно, и только к лучшему.

М. Булгаков, «Белая гвардия»

1.
Земля

На сей раз никто не спрашивал его согласия.

Глухой ночной порой два дубовых сундука в камуфляже без всяких объяснений выдернули его из теплой постели, уперли в напрягшийся живот лазерный разрядник и бесцеремонно затолкали в могучую армейскую вертушку.

Все двадцать минут, пока они по абсолютно пустому – невиданное дело! – воздушному коридору летели к центру мегаполиса, Пит с опасливым интересом гадал: за что его взяли? Что такого он сделал, что вояки среди ночи присылают за ним скоростняк и даже очищают воздух над городом?!

В частной жизни Пит уже лет десять не знал за собой более серьезных проступков, чем покупка из-под полы самопальной питьевой воды или сброс – правда, в неположенном месте – непереработанного бытового мусора. Так, может быть, это связано с работой?

Пит терялся в догадках. Работа? В последний раз он возил «Джоконду». Что и говорить, груз представлял огромную ценность, но у Пита и Джонни была превосходная, совершенно безупречная репутация, в соответствующих кругах их знали и ценили очень высоко. Не зря: в их послужном списке не было ни одного прокола! Вот и с «Джокондой» тоже обошлось благополучно, хотя какой-то психованный варвар и намеревался их прикончить, всех троих – Пита, Джонни и «Джоконду». Огнемет припас, скотина! Но они справились: Джонни что-то почувствовал и вовремя предупредил хозяина, Пит без канители рухнул лицом в грязь, а потом хорошо сработала охрана, и психа скрутили.

Нет, «Джоконда» тут ни при чем. Плевать воякам и на «Джоконду», и на все культурные ценности человечества оптом! Тут явно что-то другое… Да уж не политика ли?

Додумать перспективную мысль он не успел.

Пита выбросили из вертушки едва ли не раньше, чем она села. Он слегка приложился лбом о землю и даже успел удивиться: боже, настоящая трава!

Насладиться редким ощущением не удалось, потому что его тут же подхватили и опять погнали вперед.

Жмурясь в ослепительном свете мощных прожекторов, наполовину оглохший от дикого рева вертушки за спиной, Пит, подчиняясь резкой команде, без разговоров открыл Джонни и сбросил ему небольшую серебристую коробочку.

Едва он закрыл кейс, его снова поволокли в вертушку. Она тут же вновь поднялась в воздух и куда-то понеслась с деловитым и грозным гудением. Пит еще успел бросить сожалеющий взгляд в закрывающийся люк – и понял, что он только что стоял на зеленой лужайке перед Белым домом!

– Ну и ну! – пробормотал он.

Значит, его не арестовали. Это просто срочный вызов. Но что, черт возьми, уж такое важное они везут?!

Маленькая серебристая коробочка. Огромная ценность? Или огромная опасность?!

О-ох, в бога, в душу вашу армейскую маму!

Пита прошиб холодный пот. Не иначе, какой-то упертый террорист опять подбросил президенту бомбочку! Атомную. Такой ма-аленький сувенирчик – в симпатичной блестящей коробочке…

Пит прислушался: Джонни нервничал. Что-то чувствует или просто отражает панику самого Пита?

Пит заставил себя успокоиться. Как учила в далеком детстве любящая мама, посчитал до десяти, сбился и послушал снова: Джонни определенно беспокоился!

Опасность. Опасность! Опасность!!

Дьявольщина, что же это может быть?!

Пит снова разволновался.

Ох, точно это бомба! Судя по общей суматохе – вполне взрывоопасная. И кто ее знает, в какой момент она сработает – может быть, именно тогда, когда я буду ее доставать?! Так, Джонни? Я правильно понял?

Нет, что-то еще. Что же? Что?!

Думай, Пит, думай скорее, пока вертушка несется в темноту, прочь из города – ну, это как раз понятно: такие сюрпризы, как наша серебристая коробочка, лучше доставать где-нибудь в пустыне Невада. Уж если рванет…

А она рванет, это ясно: если бы вояки могли ее как-то остановить, не было бы этой дикой гонки.

Пит, спокойно!

Он мысленно надавал себе оплеух – как это порой делал в далеком детстве строгий папочка – и сосредоточился, согнал в кучу разбегающиеся мысли.

Предположим, адская машинка уже шла в разнос, когда мы ее подхватили. С этого момента мы в относительной безопасности, Джонни бомбу придержит, об этом можно не беспокоиться. Значит, самый главный вопрос: сколько ей оставалось до взрыва?

Мне нужно всего семь секунд, подумал Пит, непроизвольным движением складывая руки, как для молитвы. Одна секунда – чтобы открыть Джонни. (Ты ведь не будешь капризничать, мальчик? Ты никогда не капризничал, тем более не нужно начинать сегодня. Именно сегодня – не нужно!) Еще две секунды – чтобы достать эту дрянь и выбросить ее за борт. Да, именно так: на лету, не останавливаясь, сбросить ее вниз и тут же со всей возможной прытью уносить ноги. На таком скоростном винтокрыле, как этот военный вертолет, четырех секунд вполне хватит, чтобы убраться из эпицентра. А может быть, им повезет и у них будет даже больше, чем четыре секунды.

Крайне важно, чтобы этот сопляк в погонах сообразил заранее открыть люк!

Пит встретил тяжелый взгляд молодого майора – про себя он называл его исключительно сопляком, как будто это было военное звание. В вертушке их теперь было только двое – не считая, конечно, пилота, которого Пит не видел.

Напряженно глядя в светлые и мутные, как молочный кисель, глаза военного сопляка, Пит мотнул головой в сторону люка и показал, как разжимает кулак и размашисто бросает что-то за борт. Майор, похоже, был сопляком, но не дебилом, потому как пантомиму понял. Он кивнул Питу, демонстративно постучал ногтем по циферблату наручных часов и показал на пальцах: четыре.

Четыре минуты лета до места, понял Пит. Значит, через четыре минуты с копейками вояка откроет люк, и Питер, опустошив Джонни, быстренько передаст далекой земле пламенный привет от какого-то чокнутого террориста.

Джонни, ты как? Готов?

Ох, Джонни по-прежнему беспокоится… Пит закрыл глаза, вник и постарался понять.

Он тревожится за меня. Почему? Что еще мне угрожает?

Пит осмотрелся, снова напоролся на холодный настороженный взгляд сопляка-майора. Та-ак! Все ясно!

Пит тихо усмехнулся. Он не был дураком, хотя порой – особенно с женщинами, особенно с красивыми – вел себя как сущий идиот. Сейчас никаких прекрасных дам поблизости не было, и Пит точно угадал расклад. Понятненько: сопляк даст ему открыть Джонни, потому что это не сможет сделать никто другой, а открыть надо, иначе получится, что они сами подарили Питу ядерный заряд, который он может преспокойно привезти в любую точку обитаемой вселенной и расконсервировать уже там. Да, вояка подождет, пока Пит достанет чертову бомбу, но он может не ждать, пока Пит ее сбросит! Замешкайся Пит хоть на секунду – и этот бравый сопливый майор ловко вытолкнет в люк его самого, вместе с бомбой, разумеется. Кстати говоря, парня вполне можно понять: он ведь знать не знает, какова реакция у штатского тупицы, а жить ему хочется…

Но нет, дружок, так мы играть не будем, подумал Пит, незаметно опуская руку в боковой карман куртки, где лежали кольца. Вот уж не думал, что они пригодятся!

Наручники Пит таскал в кармане для проформы. Просто знал, что идиоты-заказчики иногда требуют от курьера, чтобы он приковывал кейс с ценным грузом к своей руке: так им кажется надежнее. Чушь, конечно! Не говоря уж о том, что такое украшение привлекает ненужное внимание, так еще и смысла в нем нет никакого. В случае, если кто-то (опять-таки – только идиот!) действительно вздумает дико дергать кейс из держащей его руки, то связка разорвется в самом слабом звене – лучезапястном суставе курьера. После чего тот загнется от шока, напоследок шарахнув по кейсу таким зарядом боли и ужаса, что тот либо намертво замкнется, либо вообще лопнет. Для клиента разницы никакой: в любом случае содержимого кейса не увидит уже никто и никогда…

Но сегодня наручники были весьма кстати. Ехидно ухмыльнувшись в лицо суровому спутнику, Пит быстрым ловким движением пристегнул свою левую щиколотку к какому-то вполне подходящему стальному кольцу в полу.

Вояка изменился в лице и выразительно шевельнул губами: выругался, понял Пит. Он ободряюще улыбнулся майору – теперь они играют честно. Майор посмотрел на часы.

– На старт, внимание… – пробормотал Пит.

Одна! – показал на пальцах хмурый майор и потянулся к люку.

Пит положил руку на Джонни и приготовился.

Ну, малыш, теперь не подведи! Будь другом, подай мне эту дрянь прямо в ладонь, и я вышвырну ее к чертовой матери, на головы ящерицам и скорпионам, или кто там сейчас доживает под нами свои последние секунды…

Марш!

2.
Элизиум (Мерлин)

– Продолжай свой рассказ, отрок! – повелительно сказал Светлейший, после чего утомленно прикрыл глаза и надолго замер – прямой и неподвижный, как дерево.

Рури исподлобья метнул на него быстрый взгляд и снова потупился: Светлейший вовсе не умер и даже не уснул, хотя Рури казалось невозможным, что такой старый человек может жить.

Несомненно, Светлейший был самым древним стариком в Городе, однако он был здоровее и крепче самого Рури. Мальчик ежился от холода и с трудом сдерживал мучительный кашель, а Светлейшему нипочем ни сквозняк, продувающий покои, несмотря на тщательно забитый в щели между бревнами густой фиолетовый мох, ни едкий дым от чадящего в очаге пламени!

– Но я больше ничего не знаю, мой повелитель! – виновато сказал Рури.

– Тогда повтори то, что ты сказал о непонятном предмете, виденном тобой у лесных людей, – велел Светлейший.

Он протянул коричневую, сухую, как птичья лапка, руку к маленькой нише в стене комнаты, достал странной формы яркий сосуд, отвинтил крышку в форме маленькой чаши и налил в нее немного коричневой жидкости из сосуда.

Рури изумленно вытаращил глаза, забыв все, что собирался сказать: жидкость курилась паром, как будто ее только что сняли с огня, хотя дивный сосуд стоял в холодной каменной нише никак не меньше часа – именно столько длился разговор Рури со Светлейшим. Разговор, больше похожий на допрос.

– Я жду! – чуть раздраженно напомнил старик.

Рури очнулся.

– Эта… вещь, она была очень странная! Необычная! Сверху коричневая и на ощупь похожая на хорошо выделанную кожу безволосого зверя, а внутри белая, как снег, и не одним куском, а состоящая из множества тесно сложенных тонких кожиц, сухих и хрупких. Эти тонкие белые шкурки были все одинаковые, очень ровные, и на них были черные крапинки. Много крапинок, расположенных поперек, прямыми рядами. Как будто следы маленьких лапок. А на некоторых шкурках были красивые узоры из прямых и волнистых линий, вроде тех, которые в сильный мороз появляются на прозрачных досках, закрывающих окна замка.

Светлейший открыл глаза, поднял брови и внимательно посмотрел на Рури. Мальчик, несомненно, умен, подумал он. И наблюдателен, и наделен фантазией. Конечно, он еще очень мал, но может стать опасен, когда подрастет.

– Кто твои родители, отрок? – отрывисто спросил он.

– Кто мои родители? – Рури запнулся. Вопрос оказался неожиданным. – Моя мать, о Светлейший, – Тэти, Главная над ткачихами, а моего отца звали Вув, но я его не помню, он погиб на охоте, когда я еще не умел помнить.

Вув-Задира, вспомнил Светлейший, вопреки возрасту, не страдавший склерозом. Кажется, он приходился мне внуком или внучатым племянником? Вув-Задира, горластый парень, своенравный и непочтительный. Или просто дурак? Наверное, дурак! В пьяной компании распустил язык и принялся болтать, будто все старики в Городе, кроме Светлейшего, умерли в одночасье вовсе не случайно. Вовсе не по воле богов, пожелавших разом избавить избранный ими народ от ненужного и опасного груза лишних знаний, как гласила официальная версия трагических событий. Да, ума у парня было не густо, иначе он мог бы сообразить, что человек, способный в одну ночь избавиться от всех, кто не был моложе и невежественнее его самого, найдет способ убрать и неудобного болтуна.

– Вув, – повторил Светлейший вслух, вновь испытующе взглянув на мальчика. – Значит, ты чистой крови?

Парнишка гордо вытянулся.

Тем хуже, хмуро подумал Светлейший.

Он окинул быстрым взглядом хрупкую угловатую фигурку ребенка и отвернулся.

Если тебе повезет, безразлично подумал он, ты умрешь сам – от снежной лихорадки или от синей сыпи. Иначе мне придется снова пустить в ход порошок.

Тут он тихо и злорадно ухмыльнулся: надо же, порошок придумали для того, чтобы чистить керамику и пластик, снимать грязь с эмали кухонных плит и до блеска отмывать оконные стекла! Правда, порошок хорошо делал все это, но он также совсем неплохо отправлял к праотцам тех, кто был неугоден ему, Светлейшему. Впрочем, тогда он еще не был Светлейшим…

Рури поймал зловещий взгляд старика и вздрогнул всем телом. Интересно, а правду ли говорят, будто Светлейший живет так долго потому, что к нему переходит остаток жизни каждого, кто умер слишком рано? Если так, то старик бессмертен! Во время одной только последней вспышки снежной лихорадки в Городе умерли семнадцать человек, и среди них были очень молодые люди, даже совсем дети.

Рури снова поежился: его младший брат Тэт тоже умер, и Рури даже не видел, как это произошло, потому что мать при первых явных признаках болезни отвела Тэта в Последний Дом, и там его заперли вместе с другими обреченными. Тэт плакал, так плакал, он не хотел идти в Последний Дом, не хотел умирать, но мать не сжалилась и убежала, не оглянувшись. Она любила Тэта, но боялась заболеть. Все в Городе до ужаса боялись вдруг увидеть на своем теле серебристые пятна начинающейся лихорадки, один только Светлейший не боялся, и когда все дрожали от страха и молились, запершись в своих хижинах, он спокойно расхаживал по опустевшему внутреннему двору, иногда останавливаясь, чтобы проглотить маленькое белое зерно. Никто не знал, что это за зерна и где они растут: такие были только у Светлейшего, а он ничего об этом не говорил. А того человека, который осмелился Светлейшего расспрашивать, неожиданно убил гром. И странный то был гром: без молнии, вообще без грозы, в солнечный безоблачный день!

– Посмотри сюда, – сказал старик. – Скажи, та вещь, которую ты видел, была похожа на эту?

Рури очнулся от печальных и тревожных дум, послушно посмотрел и энергично закивал:

– Точно такая же!

Светлейший небрежно отбросил книгу в сторону.

– О мой повелитель! Можно я посмотрю поближе? – Мальчик умоляюще сложил руки.

– Нет, – сухо сказал старик. Сказал, как отрезал. – Это очень плохая вещь. От нее можно заразиться.

– Заразиться?

– Опасно заболеть.

– Но вы…

– Я могу к ней прикасаться, ибо я Светлейший! – Вынужденный давать объяснения, старик рассердился. – Боги хранят меня! Но ты – другое дело, ты – не я! Если ты прикоснешься к этой вещи, то обязательно заболеешь и, может быть, даже умрешь.

Ты непременно умрешь, добавил он про себя.

У входа беспокойно шевельнулась темная тень: Пап-Беспалый, Главный над стражами, бесшумно переступил с ноги на ногу, напоминая о себе. Старик слегка повернул голову.

– Клянусь, это умники! – сказал Пап, поймав вопросительный взгляд Светлейшего.

Любопытный мальчик насторожил ушки. Заметив это, старик жестом велел ему выйти вон. Ребенок послушался, но, едва выйдя из покоев, приник глазом к дырочке в полотнище, закрывающем дверной проем. В глазок мало что было видно – в основном квадратную спину Главного над стражами. Пап шевельнул лопатками. Поняв, что здоровяк Беспалый побаивается Светлейшего, Рури злорадно усмехнулся: не он один боится древнего старца!

– Ты клянешься? – Голос старика был опасно спокоен. – А не ты ли уже клялся мне, что с умниками покончено и последний книжник испустил дух в ременной петле на суку ледяной сосны?

Пап беспокойно зашевелился.

– Мой повелитель! – В голосе Главного над стражами звучало желание оправдаться. – Должно быть, это самая последняя маленькая колония, о существовании которой мы не подозревали. Она находится так далеко от Города, что мы узнали о ней только случайно. Мальчик сказал ведь, он заблудился в Светлом лесу, а кто-то из них наткнулся на него и привел в свое логово – конечно, только для того, чтобы втянуть ребенка в преступную шайку…

– Его звали Миим, – забыв, что его отослали прочь, вмешался Рури. Шагнув в покои, он зачастил: – Миим, мальчик, он был только на полголовы выше меня, но умел замечательно метать камни, так далеко и метко, как не умеет даже сам Зизу, Главный над охотниками!

– Вот как? – произнес Светлейший, широко открывая глаза. – Об этом ты мне ничего не говорил!

Плохо дело, с досадой подумал он. Значит, они умеют замечательно метать камни. Что там у них, интересно, – усовершенствованная праща, какой-нибудь прототип катапульты? Плохо, очень плохо! Ребенок сказал, что у них есть книга или даже книги, ладно, если это сборник старинной земной поэзии, а если какой-нибудь технический справочник? Да нет, справочник – это тоже не страшно, успокоил он себя. Справочник слишком сложен для них, даже если кто-то там еще помнит новосолярный, но вот если это обыкновенный детский учебник… Да, учебник – это хуже всего, а ведь именно простейшие школьные учебники были буквально в каждой семье, даже если это была семья рыбака или охотника, живущего вдали от Города.

Эх, не всех он тогда убрал! В Городе организовать массовое убийство было просто, потому что жертвы были на виду, но эти одиночки, забившиеся в леса, годами не давали о себе знать, и кто-то, конечно, уцелел.

– Гругля мне, быстро, – повелел старик, неожиданно легко поднимаясь с покрытой меховыми шкурами скамьи. – Отряд не поднимать, со мной поедете только вы двое.

Пап молча кивнул и вышел, торопясь исполнить распоряжение повелителя. В открывшуюся на мгновение дверь потянуло холодом. Рури зябко закутался в свою потертую меховую накидку. Дракон, из шкуры которого мать скроила ему плащ, очевидно, умер от старости и перед смертью долго болел. Шкура была лысой, как колено.

– Ты покажешь нам дорогу, – сказал Светлейший.

Мальчик молча кивнул, стуча зубами.

– Мерзнешь?

Светлейший сдернул с лавки покрывающую ее меховую шкуру и бросил Рури. Тот с благодарностью принял мягкое ворсистое полотнище и плотно завернулся в него.

Нет, все врут, будто Светлейший жестокий старик и вообще не человек. Какая теплая шуба!

– Располагайте мною, мой повелитель! – расправив остренькие плечи, пылко воскликнул Рури.

– Непременно, – холодно, одними губами улыбнулся старик.

Ладно, подумал он про себя. Кажется, мальчишку можно приручить – до поры до времени, конечно, пока из волчонка не вырастет волк. Впрочем, можно не спешить: если ребенок окажется так же предан, как смышлен, он будет даже полезен. Кто знает, может быть, я даже сделаю его своим наследником!

– Все готово, мой повелитель, – сказал Пап-Беспалый, бесшумно возникая на пороге.

Светлейший вышел во двор, Рури быстро семенил сзади, но, увидев оседланного верхового гругля, не сдержался и вприпрыжку выбежал вперед.

– Ух ты! – звонко воскликнул он, не скрывая своего восторга.

– Чей это гругль? – отрывисто бросил старик, придирчиво оглядывая невзрачное на вид животное.

– Мой собственный, повелитель, – сказал Пап. – Его зовут Багрец. Это хороший гругль. Он, конечно, не красавец, но быстр и вынослив. Я подумал, что вы не захотите взять Колокольчика.

– На этот раз ты правильно подумал, – коротко заметил Светлейший.

И, не удержавшись, съязвил:

– Это редкость!

– Вы не хотите взять Колокольчика, мой повелитель? – удивился мальчик.

Хмурый Пап тут же отвесил ему звонкую затрещину, наказывая за вольность.

– Колокольчик слишком бросается в глаза, – машинально ответил Светлейший.

Он подошел к могучему животному и подергал пристяжные ремни на правом боку.

– Упряжь вполне надежная, не сомневайтесь, мой повелитель, – заверил его Пап.

Ага, не сомневайтесь, внутренне усмехнулся Светлейший с превеликой язвительностью. Как же! Ищи дурака! Нет, мой дорогой, это мы уже проходили: наш собственный любимый старший брат, Его Высочество наследный принц Момо Веселый, сломал себе шею, свалившись с верхового гругля! К счастью, бедняга совсем не мучался, ибо упал точнехонько темечком вниз.

Это же нужно было еще так точно рассчитать, с гордостью подумал Светлейший, чтобы петля подножки лопнула не сразу, а лишь тогда, когда гругль принца набрал полную скорость! Он вспомнил, как виртуозно подклеивал глубоко надрезанный ремень составом для заращивания резины, и снова, хотя прошло столько лет, почувствовал удовольствие от хорошо выполненной работы.

– Я сам. – Светлейший отмахнулся от Папа и легко вскочил на подножку справа: он предпочел быть только пассажиром, не собираясь управлять незнакомым животным.

Подождав, пока повелитель надежно пристегнется, Пап забрался в левое гнездо, прихватив с собой Рури. Мальчик задохнулся от восторга и гордости: он – в гнезде водителя! На настоящем боевом гругле Главного над стражами!

– Быстрее! – крикнул невидимый Светлейший.

– Пошел! – взревел Пап в левое – не глухое – ухо гругля.

Животное прыгнуло вперед и, набирая скорость, промчалось через внутренний двор к Воротам и дальше – за Городское Кольцо, к Светлому лесу.

Светлейший покачивался в ременном гнезде. Гругль действительно был резвый, сильный и малотряский, он бежал ровно, не замедлив хода даже в лесу, где приходилось двигаться волнообразно, огибая древесные стволы. Движение не прекращалось ни на секунду: очевидно, мальчик хорошо запомнил дорогу.

– Мой повелитель! – донесся до старика голос Папа. – Ребенок говорит, что мы уже рядом!

– Не останавливаться! – прокричал в ответ Светлейший.

Интересно, сколько их там, подумал он. Вряд ли многим больше дюжины, такую большую колонию давно бы обнаружили.

– Надеюсь, что так! – кивнул он сам себе, опуская свободную от петли правую руку в потайной карман.

Артритные пальцы плотно обхватили тяжелую рифленую рукоять. Она холодила руку, но это ощущение вовсе не казалось Светлейшему неприятным.

– Я не могу потратить на них больше дюжины выстрелов, – с сожалением сказал себе Светлейший. – Это моя последняя обойма, и другую взять негде!

Проклятая принцесса, с неожиданной злобой подумал он. Что он будет делать, если через год-другой в диких лесах неожиданно объявятся еще умники, и будет их больше, чем драгоценных последних патронов? Пошлет против них идиотов Папа с ножами и рогатинами? Или откажется от Элизиума?

Проклятая принцесса!