Текст книги "Чудовище для красавца (СИ)"
Автор книги: Елена Троицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Всё шло как нельзя лучше. Леонар казался послушным инструментом и мог в любой момент разрушить благополучие своей семьи. Осталось его лишь подтолкнуть в верном направлении и тайно обручить с Онёр. Фаилхаиты покрылись бы позором и лишились всех привилегий – это была бы достойная месть. Но планы рухнули, когда в поместье он привез графиню Сеа Хичтон.
До её приезда Онёр смеялась: он не отвертится, он любит лишь меня, он просто хочет попугать отца. Потом уже до крови кусала пальцы. Графиня оказалась догадливой и лезла не в свои дела. Теперь же она представляла реальную угрозу. И, тварь, тиха, как мышь. Смей она повод Леонару дать для сомнений, и пришлось бы их обоих убирать. Впрочем, так и выходит дело. Убрать обоих и завершить месть.
– Ты так и не узнала о деталях брачного договора, – укорил сестру Дафне.
– Не узнала, – с вызовом произнесла Пай, – документ охраняют куда сильнее, чем даже дела фабрики. А Леонар удержал язык за зубами, всё-таки отца он слушается и уважает. Спроси я кого другого – и навлекла бы на себя подозрение.
– Ты уже навлекла, – Чикут сплюнул на пол шелуху от семечек, – когда подбила Париса побегать с топором.
– Замолкни!
Дафне громко топнул:
– Все замолкните! Я думаю! – конюх пожевал травинку, посмотрел на братьев и сестру и произнес: – Тот план с обедом для волков тоже был неплох, но мы все провалились.
– И всё та птица! – вклинился Парис и получил затрещину.
– Нам нужен новый план, – продолжал Дафне. – Причём меня беспокоит любопытный старичок, который появился здесь недавно.
– С тросточкой? – уточнил Парис. – Да, он меня потом расспрашивал как я оказался с топором в покоях молодого лорда.
– Нас все расспрашивали, – отмахнулся конюх и нахмурился, – но только он задавал верные вопросы.
– Нам его убить? – спросила Чикут.
– Нет, – Онёр задумалась, – сиротку искать никто не будет, а вот его смерть может сыграть плохую службу. Придется продать мамину брошь, зато мы сможем нанять соглядатаев и банду наёмников.
– Но ты же так любила эту брошь! – возмутился Парис.
– Мать я любила больше, – парировала Онёр. – Она простит, когда мы отомстим гнилой семейке.
Венчание назначили на день второго бога – Гармонии. По стечению неведомых человечеству обстоятельств именно в этот день Великий взял выходной, ибо природа ни на йоту не могла похвастаться обещанной гармонией. Рассорилась с порядком и устроила шум и гам на все окрестные земли.
Ветер бил бичом по покатым крупам запряженных коней, и те пытались сорваться вскачь, путая удары ветра с ударами извозчика. Снег прицельно бил по окнам комьями с кулак, а мороз расщедрился и покрыл скользкой корочкой все главные дороги от поместья.
Всю неделю до назначенной даты Леонар и Химемия провели вдвоём, не отходя друг от друга дольше чем на несколько минут, и дальше чем на несколько метров. Чем больше времени они были вместе, тем больше узнавал лорд о будущей жене. О её внешности он всё ещё не имел истинного представления, но о нраве узнал в достатке. Графиня была добра, храбра, не лила слезу по пустякам и оказалась на диву сильной. В шутку предложив ей побороться на руках, лорд ещё долго потирал ладонь и проверял: не сломана ли. Удивляться способности в использовании стен как дорог, а окон как дверей перестал. Жаль, не мог узнать, откуда такая сила. И сказал спасибо, что его позора как мужчины никто не видел.
Леонар так старательно избегал семью, что приобрел привычку день проводить в документах на заводе. Его даже не стесняли клопы на постоялом дворе. Их он считал меньшей угрозой здоровью, чем толпа бегающей родни, всеми силами пытающейся помочь с предстоящем событием.
Невеста полностью его поддерживала в этом. Ей едва удавалось утром улизнуть от всевидящего ока женщин и приглашенных портных. Ибо времени мало, а платье невесты не готово.
Мадам Левизия в суматохе не принимала участия. Днями напролет жаловалась на здоровье и лежала в постели. Уверяла мужа, что немедленно излечится, если он изменит своё решение о скорой свадьбе. Виконт Манс на провокации не поддавался. Он легко вычислил, с чей руки пришлось пережить ночной приём тайной службы короля и уже провёл тщательную беседу с кузеном, который дал обещание быть осмотрительней в своей добродетельности.
Как бы хорошо Химемия не пряталась, а непосредственное участие в приготовлениях ей всё же пришлось принять. Амброзия Сеа Фаилхаит – молоденькая дурочка, она же двоюродная сестра Леонара подстерегла её за три дня до обряда и заставила и её и Леонара посетить портных.
Амброзия не знала умеренности в восхвалении себя и своих умений, при этом мало понимала в окружающем её мире. Из всех мужчин предпочитала одетых в мундиры солдат, а всё, о чём она могла говорить – это наряды. Не пришлось складывать известные числа, чтобы понять, почему Амброзия вызвалась помогать с приготовлениями. На фоне замотанной в бинты Химемии она чувствовала себя и выглядела едва ли не королевой, способной диктовать условия.
Того, кто попросил эту дурочку сопровождать венчающихся, молодые очень хотели придушить.
Портной вначале возмущался: как он, великий Ханс, может снимать мерки с одетой женщины. Затем утих, когда столь долго ожидаемые жертвы едва не покинули его каморку – пытались сбежать. Скрипя зубами снял мерки и начал труд.
Свадебные хлопоты едва ли тронули невесту. Её тревожила Онёр. Служанка присмирела, не попадалась на глаза Леонару и будто бы в поместье не жила. Не видно её было и за работой. Как оказалось, в наказание за самоуправство служанка занята чисткой погребка. И всё же эта тишина беспокоила графиню.
Гости и жильцы поместья всё чаще по ночам слышали мелодичные трели неизвестной птицы и иногда замечали тень. При свете дня птица не попадалась на глаза, и местные охотники лишь пожимали плечами: не видели, не знаем.
Один раз Леонару показалось, будто он заметил в окне чужую тень, но выглянув, увидел лишь, как по двору сновали людские фигуры. Он не знал, что те люди пытаются выследить и убить птицу, что в прошлый раз им помешала. Не подозревал, что эти люди пытаются извести его семью, и что в день свадьбы едва не достигнут своей цели.
Настал тот день, в который происходит перелом, и человек не обременённый становится обязанным жене. Особенно напрягали будущего мужа лживые слова любви, но он решил, что скажет их, не соврав про уважение, а дальше – будь что будет.
С Онёр Леонар смог свидеться лишь раз за это время, но она на него даже не взглянула. Это причинило боль, ведь он мечтал о ночи с ней, а остался с одними лишь воспоминаниями.
В одеждах тёмных из дорогостоящего сукна, с излишне вычерненным золотым теснением, жених был готов. На каждой пуговице – герб, и это было лишь верхнее пальто. Под ним белая рубашка с накрахмаленными манжетами и жабо. Штаны в тон костюму – тёмные, со стрелкой. Сапоги с острыми носами. Обычно художественно небрежную гриву прилизали, как коровьим языком. А выражение лица Леонара могло поспорить с людьми, не успевшими опохмелиться. Химемия бы посмеялась, будь её состояние получше. Но девушку трясло.
Женщины, которые помогали подбирать наряды, сетовали на невозможность нанести макияж и сделать достойную прическу. Смотря на их бледные лица, графиня испытывала радость. Ей бы не понравилось ходить со столь сложными узорами из кос и с таким количеством шпилек в волосах. А уж есть мел и пить уксус для бледности лица она однозначно была не готова.
Остин Хест упаковал её в белый наряд с обилием оборок и кружев, и всё просил остановиться. Он уже написал письмо домой и всё грозился пригласить опекуна. Графиня умоляла этого не делать.
Адмирала Крочека она без меры любила как отца, но знала, какой шум он может поднять, и плевать, что благородные, и на чужой позор плевать тоже – лишь бы она, Химемия, была жива и здорова. И потому она просила лекаря не поступать так. И он послушал.
В белой маске, в белом платье, в укрытой кружевным платком поверх бинтов, девица внушала ужас. Даже Леонар дрогнул при её виде, когда она в сопровождении женской части семьи прошла к карете.
– Какой кошмар, – не скрывал он отношения к наряду и усмехнулся, говоря: – Да, знаю, я выгляжу не лучше.
Карет стояло строем больше десяти. Отдельно – для господ, и две поплоше – для челяди. И одна, богато украшенная резьбой, запряженная парой белых коней – для будущих супругов. Помимо клейма на задней части, над ней развевался двусторонний флаг. С одной стороны – герб семьи Фаилхаит, почтовый голубок. С другой – герб Хичтон, пёрышко. На случай, если в обратный путь предстояло ехать в темноте, у козел висели заправленные до краев масляные лампы. Колёса кареты жениха и невесты тоже выделялись: они выглядели тоньше, и ясень на них пришёлся светлее.
Не смотря на то, что бракосочетание проводилось без требуемого шика и конного сопровождения с играющими на трубах музыкантами, об удобстве гостей позаботились надлежащим образом. Их кареты выглядели дорого и внутри имели весьма удобные сидения, которые по желанию откидывались назад.
По совету Уртика наняли нескольких людей из сыскного отделения. Большая часть из них удачно села на козлы взамен кучеров, другая – на горки14 в сопровождении.
– Вы нервничаете? – спросил Леонар невесту. Та сжала юбку в кулаки и кротко опустила голову. – Не стоит. Уверен, мы сможем проявлять друг к другу уважение.
Ах, если бы только это волновало графиню. Её беспокойные мысли метались в ожидании страшной беды. До храма ехать было далеко, почти четыре часа. За это время могло произойти всё, что угодно.
За час пути дурное предчувствие чуть с ума не свело графиню. Химемия ждала беды отовсюду. Даже Леонар, в начале просто нервничающий из-за предстоящего обряда, перенял её настрой и начал выглядывать в окно, незнамо что ища глазами. Он первым заметил тревожный знак:
– Леди, как вы думаете, кто они?
С виду – обычные селяне, шли мимо. Одна крытая повозка со стариком, остальные люди – пешие. Все в бобровых шубах и с мешками. Они обходили кареты по обочинам дороги. Шли не спеша, о чём-то говорили, пока крытая повозка не поравнялась с каретой будущих супругов.
Графиня пискнула от испуга и потянула Леонара на себя. Он не удержался на сиденье и упал на пол кареты, где уже лежала Химемия. И очень вовремя.
Сквозь щели повозки заблестели огни выстрелов оружия, полетели блестящие головки-шарики снарядов. Засвистело. Везде слышался звон стекла. С виду крепкая древесина легко поддалась напору разрывных снарядов. Дыхнуло холодом.
Сидели бы лорд и графиня на своих местах – уже отходили бы в мир иной, а так лишь испугались. Леонар вскочил и посмотрел в разбитое окошко на пустующие козлы. Кучер лежал в крови, под копытами беспокойно переступающих коней. Химемия одним взглядом не ограничилась и протиснулась в брешь, схватила кнут и стегнула им изо всех сил.
Вокруг шёл бой. Вооруженные кто чем, слуги не могли сопротивляться разбойникам, но сыскари удивили наличием метательных орудий и арбалетов. Тренькали струны тетивы, кричали люди, ржали раненые кони.
К карете молодых не могли подойти ни родственники, ни сыскари, ни разбойники. Под градом стрел с обоих сторон карета быстро теряла остатки былой красоты. Никто не знал, живы ли молодые, или уже нет. А тут ещё кони понесли.
Химемию откинуло назад, порезало о битое стекло, и уронило в объятия мужчины. Она пискнула, сильнее прижавшись к мужскому боку. Леонар удерживал девушку от нового падения. Карету безжалостно трясло: кони сошли с накатанной дороги и едва не тонули в вязком снегу, который коварно прятался под замороженной корочкой. Коней подстегивал свист болтов. Не выдержав, лорд привстал и посмотрел в заднее, на зло судьбе уцелевшее, окно.
– Нас преследуют, – коротко сказал он и начал вынимать чемодан из-под сиденья: – Спасибо предусмотрительности отца.
В чемодане лежал малый арбалет и семь болтов. Зарядить такой даже на спине лошади просто, а уж в карете – совсем легко. Графиня разбила уцелевшее окно и Леонар разрядил орудие: как если бы то был простой олень или глухарь, всадник мёртвым телом пал под ноги скакуна. Но времени свой поступок осмыслить не нашлось, и второй болт покинул карету: не попал. Третий тоже мимо. Четвертый сбил второго преследователя наземь, но не убил. Вдогонку за экипажем понеслись слова проклятий.
Карету затрясло особо сильно. Одно колесо сорвалось с оси и экипаж накренился. Лошади захрипели, заржали от натуги и всё перевернулось. Как пуговицы в банке, пассажиров затрясло и опрокинуло. Карета медленно остановилась.
Сначала было тихо. Затем единственная оставшаяся дверь откинулась, и из неё, как из люка, боязливо вылезли пассажиры. Никто их больше не преследовал.
Глава 9
Из дневника графа Коллума Хичтон.
«…Мой разум весь в дыму, а тело пожирает пламя. Иногда я прихожу в себя и продолжаю писать в этой потрепанной тетради...
Тот день всё ещё царит перед глазами, и мне не отмахнуться от него. Огонь! Взрывы! Треск мачты! Крики! И два пылающих тела. Виновники заплатили сполна. Но это не вернуло потерянного счастья.
Я покалечен, а моя жена мертва. Дочь выжила, но её будущее туманно…
Я ухожу с тяжёлым сердцем. Но я надеюсь, что в будущем найдётся тот, кто убережёт Химемию от пламени, от слёз и горя. Кто будет рядом во время шторма и в тихих водах. Нет, я не надеюсь, я молю!»
Это последняя запись Коллума Хичтона.
Зимний лес в преддверии вечера представлял жуткое зрелище для двух потерявшихся в нем людей. Казалось, сама природа против чужаков и шепчет заклинание изгнания.
Пушистые ели отважно скрипели в ответ на повелительные удары переменчивого ветра. Голые дубы скрежетали сухими ветками, словно мясники ножами. Им аккомпанировал дробный стук древесного барабанщика – дятла. Мелкие корольки мелодично свистели меж собой, как сельские ребятишки, за монету готовые показать, где можно покушать и заночевать. За ту же монету они могли помочь и обратной стороне, волкам: указать, где можно поживиться.
Стоило Леонару подумать сие, как какой-то зверь сломал настил сугроба, хрустнув тонкими ветвями бузины, и птицы смолкли. То был не волк, а обычный рыжий лис: он высунул любопытную морду из норы и с интересом наблюдал за невольными гостями леса. Прядал ушами, как любопытная дворняга, но на близкое знакомство не претендовал, продолжая прятаться у входа в норку.
Графиня не смотрела на испугавшегося леса лорда. Её заняло страшное зрелище звериной боли. Лошади, запряжённые в экипаж, лежали без возможности подняться. Они запутались в упряжи и поломанных оглоблях: одна со сломанной ногой, вторая хрипела, захлебываясь пеной. Химемия подошла почти вплотную. Протянула руки и медленно сделала последний шаг. Её рука коснулась тяжело вздымавшегося бока и враз намокла в пене и крови. Всё тщетно, несчастным не помочь. Погладила, прося её простить, и повернулась к Леонару, который тоже увидал, во что превратились свадебные скакуны. Сеа Хичтон с решимостью в глазах протянула руку требуя арбалет.
Леонар уже терял коней. Один раз по-глупому сгубил прыжком через овраг. Тогда его рука не поднялась, и несчастную скотину заживо съели волки. Второй раз не заметил слетевшей подковы, и конь повредил колено. Недавно Райд сгинул на охоте. Теперь вот – свадебная пара.
Со вздохом он оттеснил невесту, прицелился, и первая коняга перестала сучить ногами. Перезарядил. Вторая отошла за первой в лучший мир. С этого арбалета убили человека и двух лошадей, а в голове всего лишь мелькнула мысль: осталось два болта.
– Проклятье, – выплюнул юный лорд и отвернулся. – Ещё месяц назад я считал брак худшим, что могло со мной произойти. Как я ошибался!
Графиня разделяла его печаль. Было слышно, как она хлюпнула носом и отвернулась. Ушла за лежащую на боку карету, где несколько минут предавалась печали. Затем закуталась в шторку из салона кареты и забралась на экипаж сверху, высматривая помощь и врагов.
– Никто за нами не идёт, – Леонар не выпускал из рук арбалета, ожидая погони, пока это дело не стало безнадёжным. – Как думаете, миледи, нам стоит продолжить ждать или пойти навстречу?
В ответ Химемия зажгла две масляные лампы, указывая на колею от колес кареты.
– А вы уверены, что нас будут ждать с распростертыми объятьями? Что, если в этой битве победу одержала другая сторона?
Сказав это, юный лорд поджал губы, старательно отгоняя от себя картину смерти его родителей и прочих родственников, но она настойчиво являлась перед ним, как неизбежный рок. Бандиты приходили не воровать, это ясно. Всё, что произошло – заранее спланированная засада с единственной целью: убийство. Иначе почему тот залп дробью был сделан в карету жениха с невестой, а не в сопровождение, которое могло быть вооружено?
Мужчина невольно себя ощупал: он вышел из передряги без травм. И всё благодаря Химемии. Не заставь она его упасть, не подстегни коня – хоронили бы в закрытом ящике. Чуть ранее он видел кровь на её одежде, на боку. Невеста помощь не приняла, отмахнулась: ерунда. Для подтверждения наклонилась вправо-влево.
Холод кусал не хуже волков, чьи завывания слышались в отдалении. Наряды для свадебного обряда предназначались для услады глаз и не давали благостного тепла. Лорд признал суждения леди верными. Ждать более не имело смысла. Они могли замерзнуть или дождаться вовсе не спасителей. Поэтому медленно пошли по пропаханной каретой колее. Графиня, как представитель слабого пола – чуть позади, юный лорд – впереди.
Была идея свернуть правее и идти параллельно проделанному каретой пути, но сын виконта опасался потеряться. Снег едва припорошил колеи, однако уже в ста метрах впереди ничего не давал рассмотреть. А природа часто играла и водила путников кругами, и те умирали от холода и голода, находясь в километре от спасения.
– Вы же и по деревьям, уверен, лазаете не хуже, чем по стенам? – спросил Леонар, не столько ожидая узнать ответ, сколько желая разбить тишину и не задумываться о предстоящей встрече. – Тогда вы сможете бежать, если нас будут ждать бандиты.
В ответ – мотанье головой. С такой идеей Химемия не могла согласиться. Она приблизилась и крепко ухватилась за мужской рукав. В глазах её блестела надежда и вера в лучшее.
По веткам заскользила пара зябликов. Забилась в покинутое беличье гнездо и уже оттуда громко просвистела, объявляя о спускающейся на лес ночи. Темнело быстро, но блеск снега от пятачка луны и две чадящие лампы давали достаточно света для пути. Вновь где-то недалеко завыли волки. Они не подходили к идущим путникам, но будто ждали впереди. Чем дальше шли, тем ближе становилась волчья песня. Тот нападавший, кого просто ранило болтом Леонара, на пути так и не встретился. Убежал он, или звери оттащили, несостоявшиеся новобрачные так и не узнали.
А убитого обгладывали волки: с приближением людей ощерились и бросили добычу, облизывая сытые морды шершавыми языками. Сын виконта загородил страшную картину состоявшегося пира от графини, удерживая её слева и обходя останки справа. Янтарные глаза ещё долго провожали удаляющиеся спины, но ни один зверь следом не пошёл.
Раздались шаги впереди, голоса. Кто-то выкрикивал их имена. Прошли ещё немного, и им навстречу вышел человек из королевской армии. Убрал оружие и поблагодарил богов, что нашлись, повёл их к месту нападения. Карет прибавилось: то были королевские служивые – лекари и стража. Один сыскарь кому-то был родней из высших армейских чинов, и попросил о патрулировании дороги в этот зимний день. Благодаря ему погибли лишь слуги и два сыскаря, да пострадали экипажи. Из знатных господ много раненых, но ни одного убитого.
– Леонар! – Левизия бросилась к сыну. Даже Манс не сдержал чувств и торопился следом, желая убедиться, что из лесу вышел его единственный наследник, а не призрак.
– Я цел, – устало выдавил сын, ощущая ужас от вида смерти.
У кромки леса уложены штабелями десяток бандитов. У некоторых не хватало головы – состоялась казнь. Троих связанных уводили люди из службы короля. А рядом с Леонаром низкая тоненькая фигурка в белом платье, которая дрожит и льнёт к его теплому боку:
– Мы целы, – добавил он.
Химемия продолжала крепко держаться за Леонара и смотрела вокруг с немым вопросом «за что вас хотят убить, милорд; и, главное, кому вы так насолили, что вражда приняла подобный оборот?». Таким вопросом лорд мучился и сам.
Молодых проводили в уцелевшую карету и, снарядив вооруженным сопровождением, отправили в поместье. О свадьбе в день крови15 не могло быть и речи.
Родители ехали отдельно, во второй карете. Их тоже сопровождали стражи порядка.
– Даже Бог против этого брака! – нашла новую опору в увещеваниях Левизия, чтобы беспокоить мужа желанием отменить венчание.
– Не Бог, а кто-то, к нему отношения не имеющий, Левизия, – виконт устало откинулся на спинку сидения в карете. – Прошу, давайте оставим тему. Боюсь, нам теперь не до свадьбы.
Произошедшее говорило о невозможности и дальше утаивать семейную проблему, и очень скоро дело должно стать официальным.
– Мне очень жаль, – склонил голову Уртик. Он ехал вместе с виконтом и виконтессой. Покушение на их карету сыскари отбили без потерь. – Ошибочно было полагать, что поспешность приведёт к разгадке тайны. До этого момента мне казалось, мы имеем дело с осторожным злоумышленником. Теперь же, боюсь, выводы таковы: на вас открыли охоту влиятельные люди. У прочих не хватило бы средств нанять подобных специалистов для убиения. И они более не намерены скрывать свои намеренья.
– Себя вам не в чем упрекнуть, – лорд Манс поморщился, – мне стоило давно обратиться в королевскую канцелярию. Признаю: я зря считал повод недостойным и опасался позора. Теперь же придется отдаться на милость сыскному отделению и согласиться на полное расследование.
– Позволите сказать? – Уртик наморщил лоб.
– Говорите.
– Мне кажется, что все происходящее – месть. Уж слишком рьяно убить пытаются вашего сына. Вы уверены, что вам не в чем себя винить? – спросил отставной сыскарь. – Возможно, вы были виновником смерти чьего-то наследника?
– Нет. За мною есть грехи, но ни одного убийства, – заверил Виконт.
Следующие три дня напоминали ад, которым так любили пугать прихожан святых домов. Конечно, без огня и котлов, но общая атмосфера вряд ли могла уступить описанному в святом писании. Схоронившие ближних, слуги не сдерживали слёз и обвиняли друг друга в произошедшем. А прибывшие с официальной депешей сыскари день изо дня теребили эти раны. Они опрашивали всех, так как допрошенные разбойники не знали, кто их нанял. Пойманные душегубцы лишь говорили, что во тьме и под капюшоном не видели лица, а голос был мужской. А единственный, кто мог бы его узнать, сгинул в волчьей пасти.
Леонар, как и его отец, не смог вспомнить, кому он причинил зло, достойное смертельной кары. Он был откровенен и вспомнил все грешки, на которые сыскари лишь покачали головой: не стоило разлитое пиво и уведённый из-под носа мелкий контракт разыгравшихся страстей.
Невесте уделили особое внимание. Хотели снять маску, но получили на руки копию брачного договора и опустили руки. Что, в общем, никак бы не помогло делу, по их мнению. К тому же, для сыскарей допрос благородных всегда становился головной болью, ибо знатный человек имел право и не отвечать на них. Графиня и не могла ответить. Зато виконтесса под давлением мужа рассказала много фактов о слугах поместья.
Семь лет назад она наняла двенадцать человек к уже имеющимся восьми. Так получилось, что, отслужив своё, пожилые слуги и их дети решили покинуть старые посты. Узнав об этом, к поместью сразу же пришли несколько девушек, юношей и детей. В основном, все бедняки и сироты. Не смотря на вздорный нрав, Левизия хорошо относилась к детям и наняла трех служанок (одной из которых была Онёр), конюха, поварят, коридорных и дворовых. У многих не было никаких бумаг и первое трудовое письмо составлялось именно Левизией, но лишь со слов людей. Тогда она пожалела бедную Онёр, которой было всего лишь двенадцать лет. По её словам, она потеряла в пожаре всю родню и была полна печали. В работе была исполнительна, умна, потому дослужилась до старшей служанки. Момент, когда между ней и Леонаром закрутился роман, виконтесса упустила.
Онёр всегда держалась особняком, при этом казалась доброй со всеми. Родственников во время пути к храму она не теряла, но делала скорбный вид и при надобности утешала лишившихся любовников служанок. Её, как и всех, подвергли допросу, но не нашли, за что зацепиться. Разве что история с топором и дворовым могла напрячь, но приведённые в оправдание доводы в свете случившегося покушения на охоте оправдали Онёр.
Главная служанка понимала, что дальше вести игру деликатно уже не в силах и принялась готовить сокрушительный удар по семье Фаилхаит. Её братья, о родстве с которыми никто не знал, уже всё подготовили. Осталось подождать, когда сыскари опустят руки и позволят исполнить задуманное.
За пару дней сыскари опросили родню и отпустили всех по домам. Кузены, братья и сёстры не благодарили, уезжали молча. Вина за пережитый ими ужас полностью легла на виконта Манса, и тот покорно её принял, как и разрыв связей с некоторыми из родственников. Одна тётушка Эльнара голосила, в подробностях разнося вести о несостоятельности дома Фаилхаит. К сожалению, от возможности приехать к родственникам и поголосить повторно она не отказалась.
Очень скоро королевские сыскари отвернулись от теории личной обиды на виконта или его сына и перенесли своё внимание на перетряхивание деловых контрактов мебельной фабрики. Один Уртик держался за ниточку, ведущую от памятной охоты. В отличие от официальных сыскарей, которые уже сбросили крючки с главной служанки и конюха, он продолжал их подозревать, следить за ними, за что и поплатился. Но в начале его пропажи не хватились, то случилось позже.
Когда допрашивали Леонара, он не смог со спокойным сердцем сказать, что убил человека. Химемия в тот момент будто ощутила всё его смятение и боль, и обняла. Он сидел, она стояла, так что вышло, что её подбородок лёг на его голову, а руки обвили шею. В нос юноши ударил запах соли и моря – неизменные спутники Химемии.
Графиня не могла обличить виновных. В начале она жалела обманутое мужское сердце, сейчас же застывала в страхе. Она боялась, что, укажи она на Онёр, и тугой клубок чужой интриги задушит её в переплетении нитей. Как если бы противником была гидра. Ты рубишь голову – а на её месте вырастают две. Единственное, что возможно сделать для победы – срубить одновременно все. Или можно прятаться. Её мать в прошлом выбрала долгою игру ухода от посторонних глаз. Из-за того не осталось ни одного портрета с запечатлённым ликом. И муж, вместо того, чтобы вывести её в люди, ей потакал.
Химемия машинально потеребила завязку на маске. Думала: а сможет ли она поступить иначе? Примет ли семья Фаилхаит её настоящую, или в ужасе отвергнет? Готов ли Леонар увидеть правду, не испугавшись? Она чувствовала растущую симпатию лорда к себе, но не ощущала желаемой любви.
Мужчина смотрел на действия графини, с надеждой ждал, но желаемого снятия маски не дождался. Он видел смятение девушки, но не решался торопить. Его грела сладкая надежда о лживых ожогах и пугала возможность их реальности. Впрочем, эти страхи уже начинали блекнуть. Со вздохом он спросил:
– Нам не стоит выходить из поместья, чем же заняться?
Только услышав бесцветный голос Леонара, больше подходящий начавшему чахнуть в клетке зверьку, графиня поставила своей целью взбодрить мужчину.
Начали с игры в шахматы: графиня – шесть побед, лорд – три. Затем он проиграл ей в прятки. Причём в пределах одной комнаты. Когда юноша поднял руки вверх, девушка спрыгнула откуда-то с потолка – напугала до полусмерти. Но самым занимательным и недостойным занятием дня стала для них добыча пищи.
Дело в том, что из-за всего случившегося большая часть жителей и гостей предпочитали обедать и ужинать в своих покоях. Но приказать принести поднос с яствами молодым показалось неинтересным, и они решили на спор утащить с кухни снедь.
Леонар просто не мог ей проиграть. Он же вырос в поместье и в детстве легко утягивал сладости до обеда, однако, и тут он проиграл. Химемия – виртуозная воришка: прокралась к полкам и утянула кувшин с молоком. Обмоталась вся колбасой и, миновав стряпуху под столом, поживилась сухофруктами. Вот с такой добычей она предстала перед женихом. Тот подивился проворству и прокрался следующим, попался сразу.
– Ох, лорд, вы с повелением? – спросила его стряпуха.
– Нет, – покраснел сын виконта, – я хотел у вас попросить немного рыбы. Если есть.
– Прошу вас.
Юный лорд взял поднос с недавно запечённым осетром. Поднёс его невесте как покаяние.
– Вор из меня никудышный, – с улыбкой ответил он на насмешливый взгляд графини.
Это недостойное взрослого мужчины поведение веселило. Несмотря на недавно пережитый ужас, общение с бодрой и оптимистичной девушкой дарило лёгкость, заставляло забыть на некоторое время о таинственных людях, желающих его смерти.
Он даже забыл о женщине, с которой был близок и мог невзначай столкнуться. Химемия не давала скучать и лишний раз вспоминать о былой страсти. За короткий отрезок времени графиня стала другом. Но, к её печали, о ней лорд не думал, как о женщине. Впрочем, печалиться Сеа Хичтон не собиралась. Её настолько волновала будущая реакция Леонара на правду о её теле, что она и думать не могла о романтической стороне супружеской жизни. Потом графиня немного сожалела, что не пошла на решительный шаг и не открылась.
Онёр и её братья всё подготовили для решающего шага.
Сыскари отбыли из поместья, облазив его вдоль и поперёк. Семью нанялись охранять десяток хорошо вооруженных воинов, стороживших у поместья, а не внутри. Телохранитель для сына виконта и его будущей жены ожидался в ближайшие сутки. Он не успел. А десяток сторожей оказался недостаточным для охраны большой территории, которую злоумышленники знали, как свои пять пальцев.
Новое покушение произошло в короткий промежуток времени, когда сын виконта был один и ждал графиню у двери чердака. За окном стемнело, и пора было ложиться спать, потому лорд зевал в ожидании, когда ежедневная процедура Химемии закончится.
Никто не видел единственного лучника с единственной стрелой, нацеленной на чердачное окно. Никто не знал, откуда тот стрелял. Лучник даже не особо целился, нужно было просто попасть в окно.
Что было первое: звон стекла или девичий крик – Леонар не разбирался, он дёрнул дверь и ужаснулся. Всё помещение чердака лизали языки огня. Они неистово, ненатурально быстро переползали с мебели на шторы, с тканей на потолок, трещали деревом без искр. Казалось, перед лордом живое всепожирающее существо, которое уже тянуло лапы к двум людям, прижатым к стене.
