Текст книги "Чудовище для красавца (СИ)"

Автор книги: Елена Троицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Ответ решил получить немедля и потянулся рукой к глазам. Руку сразу перехватили изящные девичьи пальцы. Он их не узнал. Тонкие, мягкие и гладкие, с острыми ноготками, они не могли принадлежать ни его матери, ни Онёр. Желая поскорее понять, кто перед ним, Леонар стал подбираться руками к лицу неизвестной девы, но дева не позволила коснуться себя. Она остановила мужскую руку и погладила её, желая успокоить.

Дёрнув свою руку, лорд освободился из жалеющих пальцев и ощупал плотные повязки на своих глазах. Хотел было подцепить и скинуть, но неизвестная девица не позволила. Руки отвела, уложила обратно на самодельную кровать и поднесла к его губам чашку с водой. Леонар с жадностью выпил её всю, осознав, как мучим жаждой.

– Что случилось? – не смотря на воду, мужской голос оставался сухим. Ответа сын виконта не дождался и сжал гладкую девичью кисть. – Где я?

И снова тишина. О нём заботилась очень немногословная леди. Немая? Неужели…? На руке не было ни одного из обещанных шрамов от огня. Однако только одной женщине могла принадлежать заботливая кисть.

– Химемия? – спросил Леонар с надеждой.

Услышав своё имя, юная графиня поднялась с колен, освобождая руку из мужских объятий. Походила возле больного взад-вперёд, будто принимала важное решение (он слышал её мягкие шаги), и вновь села на прежнее место. Взяла Леонара за руку, расправила его ладонь и написала на ней буквы пальцем.

– Да. Это я.

Задавать вопросы о лживых ожогах Леонар не стал. Его больше волновало иное.

– Я рад, что с вами всё в порядке. Но, ради всех богов, скажите: где мы?

– Мы в море. На разбитом корабле.

– А что со мной?

Ждать ответа пришлось несколько минут. Химемия боялась обнадежить быстрым выздоровлением или испугать возможностью пожизненного увечья.

– Вы ослепли. Но это временно.

Мужчина оторопел: стать ущербным в юные годы – о, Боги, за что вы наказали?!.

Воображение лихо расписало ужасы предстоящей жизни – обуза всем его друзьям и родителям. Неприкаянный и не способный о себе заботиться, кому он будет нужен?

Пришлось сжать зубы до скрежета, насильно заставить себя думать о другом:

– Мы выжили, леди. Вопреки всем злым планам, а это главное, – говорил он, больше убеждая сам себя. – Но как же мы оказались здесь, на корабле?

Химемия начала вырисовывать рассказ тонким пальчиком на вспотевшей мужской ладони. Не убрала свой страх и не упрощала весь ужас положения. Но заверяла, что боги милостиво помогли им в спасении. На корабле есть и еда, и вода, и когда он сможет крепко встать на ноги, они непременно найдут, как вернуться на берег.

Кадры памяти проносились перед внутренним взором Леонара. Его похитили, потом зачем-то схватили Химемию, их обоих везли в бочке, завели в подвал сарая и там та, кого он долгое время любил, обожгла ему глаза.

– А что Онёр?

Когда отвечала на вопрос Леонара об их положении, девушка сухо расписала, как бывшая служанка уплыла на бриге. Она не вдавалась в подробности её самочувствия и описания лица, полного торжества. Потому сейчас не знала, какой ответ дать на этот с надеждой заданный вопрос. Долго не решалась, затем начертала подрагивающим пальцем на его ладони вопрос:

– Вы всё ещё любите её?

Леонар задумался. Он смотрел внутрь себя и никак не мог решить, к какому из берегов ему следует плыть: любовь или ненависть. Заглянул гораздо глубже, в начало осенних дней, когда он наслаждался страстью и обещал Онёр взять фальшивую невесту. Вспоминал касание нежных губ и шёлк тела жаркими ночами. Воспоминания не остановили бег, и юный лорд припомнил, как всё начиналось.

Весенний сад омерзительно сильно благоухал, словно престарелая мадам, желающая скрыть тлен тела всеми духами единовременно. Виконтесса в тот год наняла нового садовника. Но оказалось, что он не знал меры и имел дурное чувство вкуса. Обоняния, вероятно, не имел вовсе.

Сад благодаря ему приобрел диковатый вид лугового поля.

По краям бордюров пестрели пролески вперемешку с незабудочником, за ними рядами цвели ирисы, закрывающие собой кусты барвинков. Синие пролески выглядывали из-под дерна под яблонями. Вместе с ними желтели дикие одуванчики, толкаясь с проклюнувшимся желтым луком. Крокусы терялись на фоне медуниц у фонтана. У правого его борта клонили тяжелые белые головки белоцветники; у левого задиристо тянулись ввысь ветреницы. По краям сада цвела сирень, перебивая аромат остальных цветов. Знатная мешанина избыточного безвкусия.

С балкона смотреть на пестрое полотно двора – вызов чувству прекрасного. Вдыхать через нос – возможность задохнуться. И только виконтесса Левизия Фаилхаит могла выйти на балкон, изображая удовольствие, и показушно подышать перенасыщенным ароматами воздухом, не желая признавать ошибочного решения найма этого садовника.

В тот год виконт Манс был слишком занят делами фабрик и позволил жене повышать своё самомнение подобным образом. И именно в тот год Леонар обратил внимание на Онёр.

В белом переднике, едва ли его старше, новая служанка помогала у фонтана. Волосы цвета шоколада, глаза, в которых можно утонуть, блестящая в лучах весеннего солнца кожа, и тонкая без всяких корсетов талия. Она ходила в окружении цветов и иногда зевала в кулачок, как благородная девица.

«Красавица», – подумал сын виконта и этой мыслью сам себе подписал приговор.

Излишне молодой, ещё не созревший, он сделал шаг во взрослый мир: нырнул в страсть с головой. Его неловкие подарки, взгляды и учтивые поступки быстро нашли отклик у служанки. Онёр не пожелала вдаваться в разговоры, вести учтивые беседы, глубже изучить свою больную душу. Она просто позволила собою овладеть и подарила им обоим первый опыт. И дальше, каждый раз, переводила любые темы на постель. И всегда приходила с бутылкой вина.

Леонару почудилось: он вновь ощущает дурманящую смесь цветочных ароматов. А рядом с ним сидит его первая любовь, Онёр. Те чувства, как и та весна, были одинаково дурны. Пыльца эмоций, как сахар, скрипела на зубах, и порой, казалось, пыталась удушить сладостью послевкусия встреч.

Болезненные воспоминания опали засохшими лепестками грёз. Как и первые цветы, любовь увяла. На месте потерянного чувства образовалась завязь боли.

Наконец юный лорд сказал:

– Когда я впервые её увидел, я влюбился. Наверное, по глупости, как же ещё. Совсем зелёный, не имеющий знаний о женской подлости, я попался в сети, – Леонар поджал губы от обиды. – Она сыграла превосходно роль скромной девы в фартуке, которую соблазняет грозный лорд. Я сам был виноват, что так попался. Молодой и глупый, выпил свой первый кубок страсти и утонул в её порывах, которые не научился остужать в себе. Онёр была обворожительно прекрасна и, очарованный, я танцевал в ритме её желаний, о которых узнал недавно. Но это всё пустое, Химемия. Вы знаете, я понял, что не любил её как человека – я любил свои ощущения с ней, но всё же не могу возненавидеть. Моя семья стала причиной её горя, и если бы она могла простить меня за это, я бы простил ей всё. Да, мы больше не смогли бы оставаться вместе, но я хотя бы не ощущал тяжелый груз на плечах. Но – не судьба. Потому я отпускаю свои чувства и могу сказать одно: я не люблю её, – он долго молчал, ожидая ответа. Не дождался, спросил: – Я навсегда ослеп, графиня? Вы сказали «временно» мне в утешенье?

В этот раз ответ Химемия писала уверенной рукой:

– Не волнуйтесь, Леонар, вы идёте на поправку. Я позабочусь о вас.

Сеа Хичтон не лгала: она заботилась со всем пиететом будущей жены, но требовала непреклонного повиновения в вопросах передвижения. За время беспамятства лорда девушка успела сохранившийся камбуз превратить в жилую комнату, куда и отвела жениха. Она просила его не покидать стен комнаты без неё.

– К чему такие ограничения, леди?

– Вы не видите, насколько плох корабль. Боюсь, передвижение в одиночку может стоить вам жизни. Поскользнётесь, упадёте за борт. Но даже до борта ещё нужно дойти, а лестница едва держится…

– Я понял вас, Химемия. Но, может, мы пройдёмся с вами вдвоём по кораблю, и вы покажете мне всё… вернее, дадите ощупать поломанные вещи?

– Вы мне не верите?

– Отнюдь. Но я не вижу иных здесь развлечений, а, раз не вижу – так хотя бы ощутить руками.

Графиня провела лорда по всему кораблю, дала ощупать каждый борт и сломанную доску, обрушенную лестницу, обрывки парусов, доказывая, что они в море и корабль им не покинуть.

И пусть бы так, Леонар смирился с положением, но вскоре начал замечать, что Химемия подолгу где-то пропадала. Он полагал, что она на палубе ждёт встречных кораблей. Однако спустя долгие часы графиня вновь являлась и приносила с собою вещи, которых в море не могло быть: овощи и фрукты, одежду и посуду. Ставший каютой камбуз приобретал жилой вид.

Леонар хотел спросить и не раз открывал рот, но сдерживался, не желая слышать ложь. Он не догадывался о причинах, которые побудят девушку солгать, но был уверен: она солжет. Верил, что настанет время, и правда себя раскроет. И Химемия будет с ним честна. Тогда, лишь тогда между ними рухнет последняя стена.

Ну а пока он подождёт, и доверится её заботливым рукам без лишних на то вопросов.

Тень крыльев скользнула по холмам. Словно чудовищная пасть, её проглотила щель между скалами и выплюнула с правого края, где росла высокая сосна. Птица взмахнула раз, другой крылами и села на макушку высокого древа. Тёмные глаза всматривались в излучину реки, где на берегу рос позеленевший ото мха дом. Казалось, дом был нежилой, и лишь дым из крыши дробил иллюзию безлюдья. Но не сам дом привлек внимание птицы, а свёртки, висящие с окон, и плетёные корзины у крыльца, полные овощей.

Живущая в доме пожилая пара успела испугаться громких хлопков и выбежать во двор, но таинственного вора не застали.

– Вы сегодня долго, – услышал Леонар шаги. Ему передали моток шерстяного одеяла. – Так и не скажете, куда ходили? Неужели в море рыбачили крюком, или договаривались с богами ветра? Жгли древесину – давали сигнал проплывающим судам?

Когда Химемия провела его по останкам корабля, на котором они дрейфовали, он поверил, что находится с ней в море и корабль им не покинуть. Но тогда опять встаёт вопрос: откуда все принесённые ею вещи?..

– Химемия, я буду рад любым объяснениям, откуда одеяло. Довольно тайн.

Сеа Хичтон вздохнула и толкнула мужчину в грудь, прося его лечь на спину. Примочки на глаза окончательно разгладили шрамы, но ещё не вернули зрение.

– Как только вы прозреете – узнаете ответ, я обещаю, – написала она на его ладони. И Леонар принял её слова. Он боялся до дрожи узнать, что глаза не излечить, а им в итоге не спастись. Вера в правдивость обещания придавала сил.

Дни текли лениво в штиль, и до барабанной дроби сердца в шторм. Порой казалось, их убьёт ударом молнии, а иногда корабль так качался, будто порывался утонуть. Но, как и говорила Химемия, боги миловали их.

Они засыпали и просыпались под шум волн, скрип корабельного дерева и под тихий шёпот голоса, который будто чудился Леонару. Иногда громче, иногда тише. Постепенно ему начало казаться, что он угадывает в шёпоте слова. Что и говорить, больше развлечений не было.

– Хотите потанцевать? – написала девушка на его ладони в особо скучный день.

– Вы предлагаете сломать мне шею? – удивился лорд с усмешкой.

Взамен ответа Химемия помогла ему подняться и повела чуть в бок, затем назад, вперёд, по кругу. «Вальс в темноте», окрестил их танец Леонар и бессовестно воспользовался случаем: ощупал партнершу где только смог. За это, естественно, сразу получил по рукам, но он успел понять, что ожогов нет и на плечах невесты. А одежда её мягка и странна.

Движение в никуда немного испугало, но графиня вела умело и не позволила партнёру наделать синяков. Она удивляла всё сильней, и её загадка никак не желала раскрываться.

Иногда графиня играла для него на серафимах. Стаканчики для этого она раскладывала на деревянный стол, и её игру лорд не мог не похвалить. Звуки и касания надолго стали для него единственными доступным развлечением, а немая невеста – единственным собеседником. Он с удовольствием рассказывал ей различные истории из жизни и порою слышал звонкий смех. Слишком звонкий для немой.

Помимо серафимов, потусторонних шепотков и смеха, к которым Леонар привык, иногда он слышал звук, который заставлял его растерянно озираться. Он слышал его довольно часто из шкафа, в котором спала графиня, и слышал его вновь в каюте. Как будто ткань о ткань тёрлась. Но после долгой слепоты, лорд начал различать и замечать множество деталей, которым раньше не придавал значения. Шуршащий, многогранный, тот звук никак не мог быть звуком тканей. Что издавало его, понять Леонар пока не мог. Хотел нащупать, но получил по рукам от графини, которая даже без маски скрывала лицо. Всё хранила тайну, считая лорда пока не готовым её принять.

Время не останавливало свой бег и приближало момент раскрытия секретов.

Глаза медленно возвращали способность видеть. Сначала юный лорд смог наблюдать размытый белый свет и тени, потом начали примешиваться краски и, наконец, у таинственных пятен появились контуры вещей. Когда графиня была с ним вместе в комнате, он мог видеть её неясный силуэт. И заметил, что у силуэта нет маски и бинтов, а за спиной опять какой-то плащ. Не белый – тёмно-серый, и объёмный. Леонару казалось – накидка с капюшоном, ибо видел он серое пятно и на голове. Присмотревшись, понял – то волосы. Его невеста не носила больше ни маски, ни бинтов, и не покрывала головы. Молчаливой тенью была рядом, и её лечение давало результат, возвращая зрение.

Леонар возбуждённо ждал момента, когда сможет разглядеть Химемию. Его верного друга, будущую жену. Он полностью решил вопрос с венчанием, определился со спутницей по жизни. А как иначе? Разве он мог отпустить её после всего произошедшего? Разве мог разорвать сплетённые вместе пути, которые могли обратиться в одну широкую дорогу их личного счастья?

Леонар понял: уважение к человеку начало превращаться во влюбленность. Но, даже признав такое, юный лорд не поднимал этой темы, страшась ответа. Ведь он втравил невесту в опасную семейную драму, и за это она могла его возненавидеть.

Но держать в себе переживания Леонар долго не смог и однажды спросил её:

– Могу ли я сделать вам новое предложение?

– Какое? – написала на его руке вопрос Химемия.

– Руки и сердца, – чуть смутился юный лорд. – Прошлое предложенье нельзя назвать приятным. Я желаю исправить картину в вашей голове, Химемия. Полагаю, она далека от идеала.

– Зачем вам это?

– Потому что я… – Леонар запнулся. Он столько раз твердил Онёр о чувстве, жгущем его изнутри, и как оказалось сложно сказать нечто похожее графине. – Вы удивительная девушка. Я видел вашу смелость, силу, и ощущаю вашу доброту. Но я… – он запнулся, – если зрение не удастся вернуть, я приму ваш отказ. Даже у доброты должен быть предел. А становиться вам обузой мне будет больно.

В ожидании ответа мужчина пытался нащупать руку графини, но пока девушка не хотела, он не мог её найти.

– Я приму ваше предложение, когда вы сможете меня увидеть, – написала она.

– Не надейтесь напугать меня шрамами, леди. Они не портят ваш характер.

Наконец, воды начали теплеть. Весна набирала силу и отняла власть у холодных дней. И однажды в привычные звуки примешались новые, чужие. Не голоса людей, нет, а свист и рокот, хлопки крыльев и устрашающее цоканье когтей по дереву. Сын виконта думал выйти, но его быстро вернули обратно в каюту и написали на руке просьбу оставаться в четырех стенах.

Мужчина протёр глаза, сидя на ворохе цветастых тряпок, и протёр глаза ещё раз. Он испугался: мир давно не был для него так чёток и ярок. Зрение вернулось. Затем вновь поплыло и вновь очертило грани. Леонар зажмурился, отсчитал про себя до десяти и разомкнул веки в ужасе, что вот сейчас он очнётся ото сна во тьме.

Он видел! Вот его постель, вернее, гора одеял. Вот стол, вернее, доски с ножками. Вот пища: рыба, фрукты и вода. Вот посуда, гребень, одеяние.

Не веря в собственное счастье, встал и, вопреки просьбе невесты не выходить, вышел за дверь. Прошёл по коридору до лестницы, поднялся, переступил свалившуюся с петель доску и воззрился исцелёнными лазуритами на небо. Аромат моря, и без того острый, обжёг свежим порывом воздуха! Свет заставил глаза заслезиться. Ветер сдул капли из глаз в далекий путь к морским просторам.

О, как оно прекрасно, море! Как ярок день, как восхитителен солнца свет, и как чудесен этот мир!

Он опустил глаза и замер.

Корабль едва не кренился в бок от количества гостей. И эти гости людьми не являлись.

Глава 12

Из дневника графини Химемии Сеа Хичтон.

«У всех есть сокровенные секреты. Их хранят для особых людей и случаев, или забивают в деревянный ящик и хоронят.

Я бы хотела похоронить свой, но он всегда со мной. Мне не сбежать от раскрытия этой тайны, не спрятаться и не притвориться, что её нет. Потому я могу лишь подготовить любимого человека и попросить меня принять такой, какая я есть».

Моряки баяли о тех, с кем их сталкивало море. Любимым персонажем корабельных сказок были хвостатые русалки – жители глубин, и дети неба – гарпии.

Так повелось. Корабль в море – жди посла из глубины, а подошёл к утёсам, посмотри на небо: к тебе спускается человек-птица. Иногда встречи выходили неприятными: случалось, русалки топили корабли, а гарпии нападали на команду. Но в большинстве своём моряки охотно торговали с полулюдом. Кто ещё продаст жемчуга на вес? А кто наловит крабов в обмен на парочку крюков, как не русалки?

С гарпиями дела моряки тоже имели, но боязливо. Однако кто ещё спустится в расщелины за драгоценными камнями, или насобирает лекарственных цветов с отвесных скал? Человек утонет-разобьётся, а им пару раз крылом взмахнуть. Но, главное, они были патрулями моря, за что им низкий поклон.

Король поддерживал такие связи.

А почему бы нет? Территории с полулюдом не делили, войн не вели, соседствовали тихонько и без громких склок. Потому истории о них до Леонара доходили в большинстве своём с положительным зачином. И в нём не развилась антипатия к тем, кто отличался.

Но вживую никого из подобных полулюдей Леонар не видел. Он даже не интересовался ими. Порой встречал в книжках и на гравюрах. Но на те изображения – гротескные и кривые – смотреть мог лишь бесстрашный. Вживую же дети неба неприглядными не выглядели. Скорее, их вид запоминался чужою красотой. Изящные, длинноногие, с большими чёрными глазами, закутанные в плащи фигуры.

Так вот, юный лорд увидел женщин и мужчин, детей небес. Рождённых ветром гарпий, живущих на скалистых утёсах, на них часто грешат, будто это они навлекают шторма и уносят в небеса людей. Говорят, они молчаливы и нелюдимы, а если берутся с людьми работать, то всегда требуют необычную оплату. И ещё, Леонар не знал ни одной истории, когда они покидали территории скал и морей и жили среди людей.

Тонкие и невысокие гарпии сидели и стояли, впиваясь когтями в деревянную плоть корабля. Закутанные в гладкие плащи из перьев, они вели бессловесный диалог с девушкой, немного от них отличающейся. Она была тоньше и ниже, и жестикулировала руками.

В попытках рассмотреть картину ближе, Леонар шагнул вперед. Тут скрипнула доска-предательница, и на мужчину по-птичьи резко повернули головы все гости корабля. Плащи расправились крыльями и сделали один лишь взмах. Поднялся ветер, он сбил мужчину с ног, а десятки гарпий поднялись в вышину и закружили над судном в небе, как предвестники холодной зимы. Большинство отправилось восвояси, только трое продолжили свое кружение над кораблем.

На палубе сталась одна крылатая – та самая, которая немного отличалась от улетевших с корабля. Изящная тонкая фигурка, невысокая обладательница серых крапчатых крыльев стояла на носу, взглядом провожала гарпий. Девушка кукольной красоты. Она смотрела с грустью в вышину, но не решалась в неё уйти. Ветер звал, трепал ей платье и прическу, но она отпустила его вздохом. Повернулась и взглянула знакомыми глазами цвета черных жемчужин в его лазурные.

Леонар ахнул. Такого исхода тайны он не ожидал.

Услышав резкий «ах!», девушка вздрогнула. Вся напружилась в ожидании горьких слов.

Желая рассмотреть, не доверяя вернувшемуся зрению, Леонар начал приближаться. С каждым шагом он видел всё больше и верил увиденному всё меньше. Прекрасное платье оказалось перьями. Сделав ещё пару шагов, лорд смог это понять. Перья росли от линии лифа, прикрывая бугорки грудей, они опускались юбкой до колен, порождая иллюзию обворожительного наряда благородной смелой девушки, пожелавшей оголить перед женихом колени. Сзади «юбка» опускалась в пол, чем создавала серый фон, позволяя насладиться белизной стройных ног.

Ещё шагнув, Леонар смог в деталях рассмотреть лицо. Но две тонкие ручки с аккуратными длинными пальчиками прикрыли всю красоту. Графиня Сеа Хичтон, а это была именно она, стыдливо покраснела.

– Прошу, не прячься больше, Химемия.

Графиня едва заметно дрогнула и опустила руки, выпрямила спину. Она несмело смотрела на Леонара, боялась увидеть в его взгляде отвращение. Но тот был слишком увлечён любованием, его поразила красота, что пряталась за маской и бинтами.

Удивительные тёмные глаза обрамляли густые длинные ресницы цвета самой ночи. Тонкая изящная линия носа, как обтесанная волнами скала. Чувственные губы – розовые лепестки – рисованы кистью божества, так они были хороши. А шею и плечи будто лепили из мрамора лучшие скульпторы поднебесной. Тело ткали посланники ветра. А руки и ноги не иначе как подарила богиня красоты.

И ни одного ожога.

– Лгунья, – ласково прошептал юный лорд.

В негодовании Химемия расправила крылья, до этого претворяющиеся шлейфом платья. «Вот тот звук!» – осознал Леонар. Он слышал его из шкафа и в комнате: звук расправляемых крыльев.

Девушка чуть повернулась в бок и подставила крылья солнцу. Склонила голову, словно вопрошая: а они красивые?

Чуть ниже лопаток из спины росли два больших крыла, серых в белую крапинку. Блики света играли с пятнышками перьев, и когда юная гарпия опустила свои крылья, показалось, что свет полетел с них брызгами лучей.

– Красота…

Леонар встал как вкопанный, не ведая, как выразить ему своего восхищения, которое топило под собой ворох вопросов. Хотелось задать их все и разом.

– Скажи, о голосе ты тоже соврала, Химемия?

Графиня глубоко вздохнула и неловко улыбнулась, чуть наморщив лоб.

«Я не лгала вам, я не умею говорить по-человечески», – услышал юный лорд голос в голове. Тот самый, что порою чудился ему как эхо.

Нет, слухи, конечно, ходили. Моряки, бывало, говорили о способности полулюда объясняться без слов. Но почему тогда...

– … я раньше вас не слышал?

Химемия виновато опустила глазки.

«Я кричала вам неоднократно, милорд, но вы оставались глухи. Такое бывает, если человека одолевают сомненья, и он не желает слышать. Вы услышали меня уже на этом корабле. Когда у вас был бред».

– Но почему вы со мной не поговорили после?

«Я не хотела заранее знать, как вы относитесь к подобным мне.»

– К гарпиям? Вы же из их числа?

Девушка повела плечами, признаваясь:

«Моя мать была одной из них. Я – лишь наполовину».

Услышав это, Леонар понял, что отличало Химемию от остальных людей-птиц. У неё были и руки и крылья за спиной, а у гарпий крылья росли вместо рук. И тут же Леонар осознал причины спрятанного облика.

К полулюду относились с напряжением, и в общество благородных им вход закрыт. Но с этим ничего не сделать даже в среде простого люда. Однако, где те нелюди? На островах, скалах и в морях. Кто в лесах, кто в горах.

В отличие от полукровок. Им не писали законов, и им нет нужды придерживаться границ. Вольные выбирать, они легко ходили рядом, и порой человек не ведал, с кем ведёт беседу. Их опасались, их боялись, им не доверяли. Например, тот ушастый человек, что нашёл следы приворота, похоже, был наёмником, но не служил никому по клятве. Лишь за деньги. Среди благородных ни одного нечеловека Леонар не знал...

Ах, нет, теперь был в курсе. Прошлая графиня, жена графа Коллума Хичтона была гарпией. Стало понятно, отчего он прятал мать и дитя. Но выходило, в верхах всё знали. И разрешили. Стало быть, ему запрещать подобную связь не станут. Да и если бы желание было, то давно его семью оповестили бы о королевском запрете на брак.

– Теперь я понимаю, – Леонар вздохнул и продолжил, несколько смущенный: – И признаю: боялись вы не зря. Узнай я сразу о вашем происхождении, страх перевесил бы. Хотя не факт, что опасенья продлились бы долго. Уж слишком вы добры.

«А если бы не прятала лицо?» – заинтересовалась крылатая дева.

– Вы меня смутили, – сын виконта чуть покраснел. – На красоту я падок, признаю. А вы красивы. И потому, согласен, вы правильно прятали прелестное лицо. Иначе я не успел бы понять, какой вы достойный человек, и сложил бы неверную картину.

Графиня вновь залилась краской и осмелилась шагнуть навстречу.

«Мне остается вам поверить».

Они стояли друг напротив друга, и не спешили окончательно сблизиться. Привыкали заново друг к другу, чуть боязливо улыбались от смелых и прямых вопросов.

– А люди в вашем графстве, они знали, кто вы?

«Естественно, не все. Но я не часто пыталась скрыть крылья за нарядом. И все же, я ночная птица, и потому летала по ночам».

– Охотились?

Картина промелькнула хищная: кровь на снегу и мертвый зверь в агонии. Леонар аж вздрогнул. Но сразу же услышал опровержение глупому вопросу:

«Что вы! Я не ем мяса, разве вы не замечали?»

Леонар пристыжено опустил глаза: не замечал. Да и как: пищу принимала юная графиня в поместье в основном тайком. Леонар припоминал, что ела крылатая дева на корабле, и ему носила конфеты, рыбу, фрукты и орехи. Мяса животных она не приносила.

Многое встало на места. И многое предстояло ещё спросить.

– Так значит, это вы летали над поместьем?

«Да. В начале – для удовольствия. А потом пыталась вам помочь».

Вспомнилось, как птичий крик едва не побил посуду в доме. И случай, когда явление птицы отвлекло Онёр, опаивающую его приворотом. Графиня выкинула в реку бутыль вина. Выходило, графиня знала правду с самого начала.

– Так значит, вы всё знали? Почему вы не рассказали об этом?

Химемия потупилась. Она искривила губы и свела брови в попытках подобрать слова.

«Возможно, я поступала глупо. Попробуйте понять. Я не могла разбить вам сердце», – девушка отвела печальный взгляд. – «Вы искренне любили фальшивый образ и не приняли бы из моих уст правды. А если бы я пошла к вашему отцу, то ваша ненависть ко мне сожгла бы слабую надежду быть вместе. Ведь, не смотря на то, что я искренне желаю вам быть счастливым, я тоже женщина, и хочу быть любимой», – смущенно призналась она. – «А позже, если бы я рассказала, Онёр и её братья убили бы вас. Ах, боюсь, в своём стремленьи не ранить, я натворила дел. Возможно, я не достойна быть рядом с вами после столь опрометчивых ошибок…»

Леонар оторопел. Сразу вспомнил охоту и печальный её итог. Вспомнил серые фигуры, кружащие у его распластанного тела, и страх приближающейся смерти.

– Как это, недостойны?! – воскликнул он. – Это вы спасли меня от тех волк…убийц?

«Да, но...»

По пути на свадьбу именно эта дева поняла, какая им уготована судьба и утянула на пол кареты.

– В экипаже, если бы не вы, нас изрешетили бы, разве не так?

«Так, но…»

Он её прогнал после того пожара, ради её же блага отказался от свадьбы, а она вернулась и разделила с ним невзгоды плена.

– Это вы не бросили меня на произвол судьбы с преступниками?

«Да, но...»

А когда его ослепили и оставили умирать, именно она была с ним и вернула его глазам возможность видеть.

– Это вы ухаживали за мной, когда я ослеп?

«Да...»

– И после этого вы говорите, что недостойны моих к вам чувств? Что вы отказываетесь от притязаний на нашу общую судьбу из-за ошибок прошлого?

Химемия краснела, словно рак, которого в кипяток окунули. Кивнула больше для видимости, чем реально веря в свой ответ. И удивлённо вскинула голову, услышав, как начал ругать себя юный лорд:

– Это не вы недостойны быть со мной, это я вас недостоин.

Услышать такие речи графиня никак не ожидала. Встрепенулась и начала убеждать в обратном:

«Как вы можете так думать?» – воскликнула она. – «Вы хороший человек!»

– И вы сможете мне это доказать? – с грустью и надеждой спросил Леонар. Сам себе он доказать подобное не мог.

«Вы очень смелый», – заверила крылатая дева.

– Где и когда я смог вас в этом убедить?

«Вы демонстрировали мне это неоднократно».

Сын виконта покачал лохматой головой. Его прическа как никогда напомнила гриву льва – такие же спутанные притягательные космы, отросшие за время морского плена.

– Я демонстрировал вам безрассудство, а не смелость. И из-за него все наши беды, вы понимаете? На охоте из-за него я попал в ловушку, и вам – вот кто смел – пришлось меня спасать. Я навлек на вас беду и один из преступников едва не сжёг нас.

«Но вы спасли меня на том пожаре? Разве на то не нужна смелость? А после вы нашли в себе силы и признали, что не в состоянии защитить меня, потому отослали. Вы решили принять огонь на себя, не пожелали лишних жертв. Это было смело».

– Разве смело было тащить вас в свое поместье, втягивать во всё это из-за того, что не придумал иного плана быть с любимой женщиной?

Химемия снисходительно улыбнулась:

«Но вы были честны со мной. Не утаили искренних стремлений, и я их приняла. За это тоже вам не следует корить себя. По правде, в день нашей первой встречи вы были тем, кто покорил моё сердце. Вы были так красивы, честны, учтивы».

– И вы клюнули на моё лицо? – не сильно удивился юный лорд, но поморщился. Все женщины смотрели вначале на его красивый лик, затем на знатность. За ширмой этих двух величин самого Леонара просто не замечали.

Графиня успокоила его:

«Нет. Ваша красота не была причиной моего желания ехать в дом вашего отца. Я почуяла от вас аромат зелья приворота. На самом деле я думала: вы желаете одурманить меня», – гарпия призналась в подозрениях. Она повернулась к морю, продолжая свой рассказ: – «Ко мне приезжало множество лжецов – охотников за привилегиями. Я видела их всех насквозь и испытывала отвращенье. Думала, вы один из них. Вскоре я поняла ошибку, Леонар. Вы были со мной честны. Вас не интересовали привилегии, и вы просили помощи. Потому я пожелала узнать: кто применил на вас то зелье. И отправилась в ваш дом».

– Вот видите, вы действовали из благородных побуждений, а я был полон лживых чувств.

«Вы лгали лишь себе», – Химемия вновь повернулась к мужчине, грустно улыбнулась: – «А я лгала вам всем. Скрывала свое происхожденье».

– Мы оба хороши.

Смущенные лорд и леди потупились. Они нашли в себе изрядно недостатков и загнали разговор в тупик сомнений. Вдруг Леонар подвел итог: