Текст книги "Чудовище для красавца (СИ)"
Автор книги: Елена Троицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Когда виконт с сыном покинули поместье, виконтесса Левизия настойчиво искала будущую невестку. Затем ей начали помогать слуги и Химемия провернула ключ, отрезая возможность встречи с материнской любовью госпожи Левизии.
Глава 4
Из дневника графа Коллума Хичтон.
«Меня дивит её беспечность. Жизнерадостная легкость поражает, и я готов укорить её в накипи безумия, что может подхватить моряк в пенах волн. И обвиняю – а она смеётся.
Почему смеётся?
В кораблекрушении она потеряла любимые просторы – небеса, но не отчаялась, утешилась, и перекинула любовь на мой корабль. И пусть название его «Яркая звезда», и плаваем мы тоже в голубых просторах, и нас кидает на волнах в короткие полеты – к реальной вышине мы отношенья не имеем. Но у неё другое мнение.
О, как я был этим недоволен!
Всегда себе на уме – эта женщина творит, что хочет. Сегодня она порвала паруса. А завтра перережет мне горло? Нет! Надо высадить её поближе к скалам, и пускай живет как хочет! Парусину завтра привезут, и мы сумеем выбраться из порта. А там всего двадцать миль, и мы с нею простимся…
… Ночь вышла штормовая. Три корабля пошли ко дну. Мне престало принести много извинений этой ведьме. Кто знает, может, она чувствует беду?..»
Неожиданный обитатель шкафа сильно разозлил Леонара. Лорд не сразу оправился от шока. Он провёл несколько часов в попытках выкурить из мебели испоганившую ему жизнь графиню. Он кричал, бил по дверце, пытался вскрыть замок ножом для фруктов, но так и не заставил девушку выйти. Вконец изведя себя, лорд сел, облокотившись на шкаф, и взмолился:
– Миледи, я умоляю вас. Отмените ваши притязания, а я заберу обещание. Прошу, возвращайтесь домой. Будем жить дальше, будто мы и не встречались. Госпожа Химемия, я не могу стать вашим мужем, я никогда не буду вам верен и не смогу относиться к вам с уважением. Прошу, пока не поздно, и мы не начали ненавидеть друг друга – разойдемся. Вы слушаете меня, миледи?
Тень свечи плясала на стене бросая отблески огня, будто щеголяя перед каминными углями красотой горячих юбок. Одобрительный треск разломившегося уголька прозвучал громом аплодисментов – единственным звуком за последнюю минуту. Из шкафа не донеслось ни скрежета, ни стука. Зато во входной двери повернулся ключ. Так войти в покои лорда могла только одна женщина, он сам отдал ей ключ от сердца и от двери. Словно тень, в полумрак опочивальни скользнула Онёр.
– Мой дорогой, почему ты на полу? Неужели события последних дней так обессилили тебя?
– О, Онёр. Мои силы вернулись вместе с твоим прекрасным ликом, – лорд бросился в объятия любимой женщины. – Да, последние события для нас обоих – удар. Но мы переживем, мы справимся.
– Я тоже в это верю, – они долго сидели на полу обнявшись. – Ты завтра занят?
– Ради тебя – освобожусь.
– Тогда, возможно, милорд соблаговолит украсть свою даму к реке?
– Какое соблазнительное предложение, никак от него не отказаться, – Леонар уже было вкусил страсть алых губ любимой, но вспомнил о незваном госте так тихо изображавшем платяную моль. – Не здесь. Сегодня удивительная ночь. Пойдем же, насладимся осенней тишиной.
Мужчина потянул Онёр к двери, и та игриво шлепнула его по кисти.
– Возьми одеяло, глупый. А я погрею нам вина.
Химемия наблюдала за сборами с благодарностью. Провести ещё одну ночь под звуки страсти ей вовсе не хотелось. Вот лорд ушёл с пушистым пледом, а вот служанка греет бутыль в чугунке. На лице ни тени былого наслаждения: складка меж бровями напряжения, да равнодушное стремление скорее закончить начатое дело.
Онёр достала из кармана в четверо сложенный листок. Внутри конвертика крупинки, красные, словно кровь. Цвет страсти растворился с тихим шипением заморского вина на дне бутылки и обратил хмельной напиток в одуряющее зелье.
Графиня уже всё знала, но, получив доказательства глазами, не удержала разочарованного всхлипа.
Главная служанка удивленно повернулась на странный звук, прислушалась, но посчитала игрой воображения. Возможно, уголёк распил воды из чугунка, заскрипел и раскололся, а может в комнате по соседству ушлый дворовой уединился с пышногрудой поварихой, а может, ленивый кот догнал мышь и придушил. В опочивальне лорда никого быть не могло, и никто не видел её преступления – так думала служанка. А Химемия грустила о чужой судьбе, как прежде, прячась в недрах шкафа. За себя графиня переживать и не думала.
На утро следующего дня служанки громко разнесли, как будто видели графиню с топором. Она всю комнату свою на щепки разнесла.
Химемия на это лишь покачала головой. Все вещи она хранила под бдительным оком лекаря и в чей-то каверзе пострадало имущество поместья, не её. Потому подобное вначале совсем не огорчило.
– Ах, она ещё и буйная! – плаксиво обратилась мадам Левизия к мужу за завтраком. – Вся гостевая в клочья. Даже занавески на клочки. Наш семейный лекарь подтвердит, графиня выжила из ума, нельзя ей замуж за нашего сына.
Сама графиня, услышав обвинения, лишь голову повернула. Под маской нельзя было сказать расстроена она, насмехается или удивлена вопиющей несправедливостью. Леонар слушал новость с интересом. Не он придумал выставить невесту выжившей из ума, но он не мог сказать, будто подобный расклад ему не нравился. Впрочем, вопреки соблазну, в его планах не стаяло раскрыть убежище графини, так как это бы повлекло за собой вопросы и насмешки. Но, самое главное, о ночевке невесты в его покоях узнала бы Онёр!
– Полно вам, – ничуть не удивился обвинениям виконт Манс Фаилхаит, – если из-за такой глупости отменять бракосочетание, то вас, моя дорогая Левизия, я бы в жены не взял.
Виконтесса поджала губки и углубилась в изучение недр тарелки. За ней водились по молодости шумные скандалы с вазами об стенки. А во время беременности она то плакала, то смеялась, напоминая душевнобольную. Всё это, и даже больше, её муж пережил с философским спокойствием. Разгромом одной комнаты его не испугать. Но то было лишь началом.
Очень скоро стремление извести невесту Химемия оценила и спряталась в комнате лекаря.
Пай поместья вдруг растеряли страх и с завидным упорством начали ронять посуду, стараясь чем-нибудь облить графиню; спотыкаться, желая толкнуть неугодную гостью дома; наступать на подол бурнуса, пытаясь снять накидку. Последней каплей стала ваза, «случайно» вылетевшая из окна во двор, где пыталась уединиться Химемия.
– Я предупреждал, – покачал головой Остин Хест, меняя намоченные бинты и помогая смыть простоквашу – прощальный подарок вазы. – Вас будут пытаться выжить из поместья, и это лишь начало. Вернёмся домой?.. Ох, и почему вы так уперлись?
Графиня неопределенно махнула рукой, вгрызаясь в яблоко. Она питалась украдкой в темноте шкафа и здесь, под защитой друга. В дверь чердака постучались. Графиня сразу же схватила маску, затянула потуже узел, а руки спрятала в рукавах платья.
– Войдите, – позволил Остин.
В чердачную обитель несмело вошел Леонар. Он осматривался по сторонам, будто ожидал увидеть не чистое помещение, полное ароматов трав и снадобий, а ведьмову пещеру с пучками крыс, висящих над котлами. Заметил невесту и стушевался на мгновенье.
– Прошу меня простить, вас просит наш семейный лекарь.
– А, господин Харис? Подойду через мгновение.
Лорд еще раз окинул взглядом сгорбившийся холмик под наскоро накинутой накидкой и вышел.
– Миледи, вам нужно спрятаться, коли хотите продолжать. А мне позвольте исполнить лекарский долг. Есть болезни, с которыми помочь сам себе даже великий лекарь не в состоянии.
Кровожадное лицо Остина позабавило графиню, и она позволила себе очень тихо посмеяться.
– Миледи, вашей просьбе я внял. Приходите вечером. А сейчас, давайте перевяжем вас бинтами.
Дни Химемия проводила в неизвестных слугам закоулках дома. Её не слышали и не видели до обязательных встреч семьи по утрам, пропускать которые считалось неприлично, и ужинам, пропуск которых могли расценить как неуважение. Обедали домочадцы дома редко. Манс Фаилхаит мог засиживаться и даже ночевать на работе, его сын перенял отцовскую привычку. Потому в обед графиня не появлялась. Но неизменно возникала по вечерам в шкафу.
Хозяин шкафа будто смирился с незапланированным заселением мебели: вещи бросал на стулья или складывал в соседний, для тонкой одежды. В начале Леонар тешил себя надеждой запереть девушку внутри, но узнал, что ключей от шкафа два и второй у графини. Сломать замок он не решился. И, вот кошмар, невеста приходила аки призрак, даже при закрытой двери в комнате.
Слуги не спрашивали, хотя и шептались, что лорду нужен второй платяной шкаф для верхней одежды, а тот, что есть, переполнен.
– Молью, – добавлял лорд с рычанием. – Эй, моль, достопочтимые родители желают видеть нас.
Больше всего Леонар злился на себя за выбор непокорной девки, а лишь затем на графиню, за обман ожиданий.
Она вышла с гордо поднятой головой, будто вовсе не из темных недр шкафа, а из родного дома, где она полноправная хозяйка. В глазах немой вопрос: зачем мне идти, я же ничего не ем на людях, не хочу своим уродством их пугать; да и привилегии вы ещё не получили, что бы их терять.
К черту привилегии!
Подавшись порыву, Леонар дернулся вперед, вытянул руку и схватил пустоту. Химемия с проворством лани увернулась от его руки, как от стрелы, и уже стояла у двери. В глазах искры смеха: подловить хотели, лорд, в коридоре вам это не удастся – люди смотрят.
Люди действительно смотрели. Особенно выразительно выглядела мать, пожелавшая видеть сына до завтрака, не желая после отвлекать его от дел и документов. А тут из комнаты единственного сына скорым шагом вышел ужас, не достойный даже стоять с ним рядом. Какие отвратительные ожоги, должно быть, прячет графиня в благородной упаковке! Насмешливый – так она решила – поклон в ответ на гнев, и вот, невеста уже покинула ее взор.
– Зачем она заходила, сын? – чуть истерично спросила виконтесса Левизия.
– Умела б говорить – сказала, – отмахнулся Леонар, не пожелавший развивать тему, боясь опозориться ещё сильнее. – Чем я обязан вам, мама?
– Сын мой, хочу узнать, ты же не желаешь на самом деле обвенчаться с графиней?
– Отца решение я не намерен обсуждать, но ты права. Я желал его лишь попугать своим стремленьем. За это поплатился.
– Наказание его излишне сурово! – виконтесса прижала руки к груди. – Мы не должны позволить вхождению в семью подобного позора.
Леонар чуть вздернул бровь. По мнению матери связь с Пай была грехом не меньшим.
– Вы правы, мама. К тому же, у меня уже есть любимая, и я хотел бы обвенчаться с ней.
– Ах, – мадам Левизия не нашла что сказать в защиту или оправдание. – Полно, сын, пора спускаться вниз, – подобрала юбки и вышла.
Юный лорд с трудом высидел за столом положенный час. Притворялся, что не видит нарочито небрежных действий слуг по отношению к Химемии: салфетку подмочат, на рукав капнут, суп неосторожно поставят, вино на подол нальют. И вроде следовало бы ему, как и матери улыбаться, да неприятно стало, как и отцу, который это безобразие остановил. Одного Пай уволил без рекомендаций, остальные сами вразумились.
Не смотря на нежелание графини есть за общим столом, ей подавали те же блюда что и остальным членам семьи. Затем уносили как были полные тарелки. А она сидела бледной тенью, не отвечала на вопросы, не могла задать своих и смотрела на сына виконта, сидящего напротив. И от такого соседства у юного лорда портился аппетит.
Подали десерт, и Леонар смог покинуть дом.
Онёр ждала его в беседке у розового куста, которому осенняя непогода нравилась больше летнего зноя. Куст цвёл и пах одуряюще прекрасно, собой он дополнял облик скромной служанки и напоминал её прелестные алые губы. Влюбленные обнялись.
– У меня не более двух часов, любимый, – проворковала Онёр. – Давай уйдем, где нас никто не будет видеть.
Они направились к реке, где сладкое журчание успокаивало волнение дней. Немного пахло тиной, сонно квакали лягушки и стрекотали пьяные стрекозы. Они, как и бабочки, в преддверии зимы старались жить последним днём и успеть налетаться перед неминуемой смертью, лишь изредка садясь на сухие травинки осоки и вновь взмывая ввысь.
Укромный уголок склона с одной стороны возвышался песочной насыпью, изъеденный норами ласточек, он больше напоминал обронённый великаном кусок сыра. С двух других сторон любовное гнездышко защищала от ветра и взгляда густая заросль разнотравья по грудь. А впереди открывался вид на заросший берег, облюбованный бойкими мальчишками, любившими поутру удить в кустах рыбу. Благо, сегодня никого не было, и никто не должен был помешать.
Любовники расстелили одеяло, кокетливо подначивая друг друга выровнять края. В корзине служанка принесла вино и фрукты, собираясь по традиции в начале пригубить напиток. Но не успели.
Только Леонар открыл бутылку, как Онёр охнула, а некто позади мужчины вырвал бутылку и закинул далеко в воду. Когда и как успела подойти графиня Химемия Сеа Хичтон, ни один не видел, и не слышал её шагов. Будто ветер принёс, или мракобесы подсобили.
– Да как ты смеешь! – мгновенно напустился на неё лорд, но излить гнев ни словом, ни делом не успел.
Графиня в тот же миг отшатнулась и зайцем с огорода бросилась бежать. Лорд – следом, словно охотничий пес, преследующий добычу. Вот только где гончая не пройдет, прыткий ушастый проскачет. Леонар с оторопью остановился у колючих кустов и нагнулся, с интересом всматриваясь в проделанную брешь. Сумасшедшая уродина проделала в них дырку, часть примяв ковром. Такого поведения, пожалуй, он не ожидал.
– Ты это видела?
Огорошенный Леонар вернулся к любимой женщине, которая показалась неожиданно бледной. Онёр быстро взяла себя в руки и сказала:
– Ой, брось. Она же твоя будущая жена. Ревнует, – а сама подумала: «Знает!»
– Да какая мне она жена! – едва не сплюнул лорд, словно полевой селянин. Помнишь же, почему выбрал именно её.
– Но что же делать, вас с ней поженят.
– Я буду продолжать пытаться отговорить отца. Но, даже если и придется вступить с графиней в брак, Онёр, верь, для меня есть только ты. А к этой, – Леонар брезгливо поморщился, – мне даже прикасаться охоты нет. Возможно, под бинтами струпья, а может гной, и он заразен.
– А, может, извести её?
– Гляжу, ты начала. Твоя работа? Я о слугах.
Главная служанка заерзала и потупилась, признаваясь:
– Думала отпугнуть. Показать, как ей не рады.
– Не из пугливых она, – сын виконта за неимением вина взялся за яблоко.
– А если припугнуть сильнее?
– Как это?
– Ну, – Онёр сжала на своем горле тонкие пальцы.
Леонар аж подавился фруктом:
– Ты о таком даже не думай! Всем всё сразу станет ясно! Не дайте Боги она помрёт, позор на голову семьи Фаилхаит. Заподозрят тебя, и наградой будет плаха.
– А если заказать… Знаешь, тем, кому святого в жизни нет? – Онёр не отпускала идею избавиться раз и навсегда от конкурентки. – Её и лекаря в лесу прикопают, сожгут карету, сгубят лошадей. Никто не сможет доказать, указать на душегуба.
– Онёр, душа моя, ты меня пугаешь. Как можно так спокойно говорить о чей-то смерти? Тем более её накликать!
– Прости, – вновь потупилась Онёр и вздохнула, – я просто сильно тебя люблю. И думаю, ты достоин большего, чем эта калека.
– Мы достойны, – сжал её руки в своих мужчина.
Онёр польщённо улыбнулась и спросила:
– А не расскажешь мне, что в брачном договоре?
– Зачем тебе? Обычный договор.
– Ну, интересно. Иногда бывают очень странные условия.
Леонар колебался мгновение, другое и неохотно ответил:
– Прости, но я права не имею открывать его детали. Даже той, кого так люблю.
Служанка помрачнела, скрывать досаду она умела.
Сухая колючая трава безжалостно хлестала ноги. Даже чулки не защищали от ранящих ударов. Но Химемия не сбавляла темп, с разбега ухнула в заросли борщевика, хорошо уже сушеного. Его сменил жуть какой колючий репейник. К витой изгороди выбралась кикимора обыкновенная, старательно претворяющаяся мумией: вся в репейных головках на сбившихся бинтах, одежда в дырках, в глазах огоньки азарта.
Она проползла под витой изгородью, оставила ей на память кусок платья, зато успела затаиться и разминуться с виконтессой. Графиня знала: столкновение со старшей женщиной поместья ничем хорошим для неё не кончится. Застучали подкованные сапожки, захрустели мелкие камушки на дорожке, и мадам Левизия прошла в сторону фонтана.
Улучив момент, Химемия пересекла дорожку и оказалась в соседних зарослях усыхающих цветов, печально свесивших лысые головки. Пролезла под кусты. Едва не заскулила – шипы розы ножами впились в кожу. Рванувшись раз, рванувшись два, на третий Химемия Сеа Хичтон выбралась и достигла стены.
Прислушалась, кто-то спешил к кустам.
Садовник проскакал вдоль сада и громко забранился на мальчишек, которые розы обломали. Пошел за садовыми ножницами. Химемия выдохнула, поправила маску и сбившиеся бинты, и так ловко и быстро забралась по лазе к чердачному окну, будто не графиня, а домушница.
– Химемия, что за вид? – только и воскликнул Остин.
Ответом ему послужил горестный девичий вздох провинившегося ребенка. Точно такой же, как, когда девочка явилась домой мокрая, в диковинных сережках из ряски и с лягушкой в руках. К печали Остина в этот раз госпожа не за лягушкой вела охоту.
Свежие бинты окрасились в красный и пришлось их бинтовать куда туже обычного. Даже маску, и ту по краям забинтовали. А на голове едва шов не пришлось делать, так неудачно пропорола кожу.
– По что такие жертвы, дитя моё?
В ответ лишь новый вздох. Как объяснить, девушка не знала. Увидела прекрасного юношу и пожелала новой встречи. Она всё поняла, когда почуяла аромат дурного снадобья от гостя «Ласточкиного гнезда». И возжелала быть рядом с человеком, от которого юное сердечко вдруг забилось чаще. Спасти.
– Но он вас не слышит, Химемия. Может, отступитесь? ... Как знаете.
Надев на тело накрахмаленную сорочку, Химемия повозилась и достала платье с меховым воротником – подарок заграничных гостей из мест, где царствует зима больше половины года. К нему не полагались пояса, и оно стекало в пол, скрывая округлости фигуры. А рукава, неприлично длинные и широкие, как у монашеской рясы, могли служить тайником для вора. Расшитые жемчугом подол и центр внешность платья не улучшали. Может, наряд знатные дамы и считали ужасным, зато в спине не жал, а для графини это было главным.
И тут дверь чердака хлопнула, да с такою силой, что на хрупкую женщину подумать сложно. Левизия сама не ожидала подобного громкого вхождения, думала, дверь закрыта, и ударила по ней со всей немалой силой своего негодования.
– Прошу простить, – холодно произнесла она и нашла, кого искала.
Обмотанная голова со следами крови на бинтах чуть наклонилась в поклоне, ни единого клочка изуродованной кожи нельзя было увидеть, но виконтесса могла представить, и от воображаемой картины женщину едва не начало тошнить. Левизия с трудом натянула улыбку:
– Я хотела бы попросить у вас немного сонного настоя, – обратилась виконтесса к лекарю, затем к графине: – А вас уделить мне время. Сейчас. Хочу обсудить с вами семейные дела.
Химемия бросила полный надежды взгляд на лекаря, на окно, снова на лекаря (тот отрицательно мотнул головой) и поклонилась, уходя за виконтессой, которая с брезгливым видом прятала в кармане стеклянный пузырёк – залог крепкого сна.
Едва переступив порог, на тонком запястье сомкнулась покрытая морщинами рука. Девушка не издала ни звука, и позволила себя вести по лестнице, затем по коридору. К печали графини, на пути не встретилось ни одного слуги. Ей даже почудилось, будто мадам ведет её в погреб, где и придушит, закатав безвольное тело в бочонок для солений. Но Левизия завела невестку в отведенную гостье комнату. После инсценированного буйства в ней царил бардак, убраться слуги и не подумали. А давать им такой приказ никто не стал.
Свисали рваной паутиной шторы, под ногами мешались обломки стульев, у шкафа печально повисли дверки, а по количеству осколков на полу можно было бы предположить, что находишься в гончарной мастерской, у которой очень криволапый хозяин.
– Теперь слушай меня! – злая мадам развернула к себе невестку. Графиня встала прямо, ничем не показывая страх или неуверенность. Если только всмотреться в глаза, можно заметить тень беспокойства. Но, что виконтессе до чужих глаз, когда в глаза родному сыну не взглянуть. Сдалась ей его любовница. Погуляли бы пару лет и бросил бы он её. Но брак – это навсегда. – Ты не выйдешь замуж за моего сына!
Графиня наклонила в бок голову. А Левизия продолжила лютовать:
– Я знаю, что тебе нужно! Извести моего мальчика! Подставить его! Я видела ваш брачный договор! Так вот, ничего у тебя не выйдет! Я не позволю! Слышишь?! Ты слышишь меня?!
Химемия кивнула, и этот кивок расценили ответом на вопрос не о слухе, а о причине свадьбы.
– Ах ты ведьма! – Левизия ударила ладонью наотмашь и по маске пошла тонкая трещина, но и виконтесса поплатилась отбитой рукой.
Подумала мгновение и попыталась схватить маску и стянуть её. Пусть падет бесчестие на их семью. Пусть ползёт слух о доме Фаилхаит, как о семье, запятнанной позором, пусть канцелярия снимет часть привилегий, но её мальчик не пожертвует своим счастьем, не женится на калеке.
Графиня отшатнулась, наступила на подол платья, споткнулась о сломанную ножку стула и взмахнула рукой. Виконтесса охнула, удар пришелся по ладони.
– Да как ты смеешь!
Женская драка не длилась долго, из кармана выпал пузырек настоя и разбился об пол. Густой дым изгнал Левизию из комнаты и заставил прикрыть нос. Душащий мятный запах, казалось, попадал в нос даже через кожу. Она хлопнула дверью и со злорадством слушала, как с другой стороны в неё скребутся, кашляют. Постояла, подержала, и с чувством выполненного долга ушла в свои покои. Возможно, вскоре она узнает о глупой смерти безумной графини. Ах, не могла уснуть – и по глупости разбила пузырек настоя.
В начале за дверью гостевой сохранялась тишина. Затем, с едва слышным скрипом, она открылась и выпустила покачивающуюся фигурку. Химемия еле переставляла ноги, в полусне добралась до покоев лорда, забралась в шкаф и закрыла глаза.
Сонное зелье дóлжно было употреблять по капельке на стакан воды.
Весь день Леонар провел в делах. А единственный перерыв испоганила невеста! Эта вредная девка знала о его любви к другой, знала, почему он не желал настоящей свадьбы и будто изводила его.
– Ничего, даже если женюсь, я сумею доказать: у калеки не все дома! По кустам лазает, бутылки в реку кидает, в шкафу спит. Вот запрут её, где надо. Да даже если сослать по причине здоровья в северную резиденцию до конца дней – уже свобода.
Перед дверью ворчать лорд перестал. Даже устыдился недостойного будущего виконта поведения. Вернее, если свадьбе быть, то графа. Одной из привилегий семьи Хичтон был переходящий мужу графский титул.
Вошёл к себе. В начале Леонару показалось будто всё как обычно, пока взгляд не упал на тяжелую дубовую дверь шкафа. Химемия всегда запирала его и когда уходила, и когда была внутри, странно было видеть шкаф на распашку.
Юноша воровато оглянулся и думал запереть и шкаф, и комнату, отрезая невесте и впредь пользоваться этой мебелью взамен кровати, но, оказалось, Химемия уже внутри. С досады поморщившись, Леонар было закрыл шкаф, но заподозрил неладное. Нагнулся, придвинул свечку и побледнел.
Бинты в крови, на маске трещина, голова висит как у дохлого куренка, и поза, будто девушка упала, а не приняла её сама. Сын виконта тронул забинтованную голову основой канделябра и похолодел – та безвольно покачнулась.
Что, если его Онёр посмела-таки, и придушила конкурентку?!
Подавив брезгливость, потряс за плечи. Забыв об отвращении выволок из шкафа и припал ухом к груди. Сердце билось. Но сколько он не звал, не тряс, графиня не просыпалась. Бинты чуть сбились и на руке открыли вид на жуткую царапину.
Если его Онёр виновна, её ж казнят!
Думая об этом, мужчина подхватил неугодную невесту и понес к лекарю. В начале побежал налево и только после поворота вспомнил, что у графини лекарь свой. Повернул обратно и к лестнице бегом.
Вбежал наверх. К чердачной двери. Закрыта. Не размениваясь на слова, со всей силой ударил ногой и ту выбило вовнутрь.
Остин даже удивиться не успел, увидел, ради кого весь шум, и о возмущении забыл. Бросил настолько ядовитый взгляд, что, будь лорд суеверным, сложил бы знак защиты.
– Что произошло?
– Когда я пришел, она уже была такой. Мне вам помочь?
– Да, уйдите с глаз долой! И посторожите у дверей! Или забыли об условиях договора? Никто не имеет права видеть графиню Химемию Сеа Хичтон без маски!
На скорую руку укрывшись ширмой, Остин чуть наклонился и вдохнув оставшийся на одежде аромат все понял. И кто виновник, и как лечить.
– Вы можете идти, – сказал он лорду.
– Я останусь, – продолжил стоять у дверей Леонар. – Хочу узнать, что произошло.
Лекарь печально произнес:
– Если бы только вы хотели узнать это для обличения виновных, а не с просьбой промолчать.
– С чего вы взяли? – сын виконта прикрыл глаза, именно так недостойно он и хотел поступить. Защитить любимую Онёр, ценой чести.
Ответа лорд не дождался. Лекарь закончил с воспитанницей и приладил обратно дверь.
– Идите, господин. И благодарю вас за своевременную заботу о Химемии. – неожиданно добрым тоном поблагодарил Остин Хест и сказал на последок: – Она ещё совсем юна, и иногда совершает необдуманные глупые поступки. Вы просто знайте, она это не со зла, и очень часто во чьё-то благо. И если вдруг возжелала быть подле вас, то ищите в этом смысл. Я не буду ничего вам говорить. Но ошибается наша девочка не часто.
