Текст книги "Танец марионетки (СИ)"

Автор книги: Елена Кравченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Вот! Вот оно что! Сломанная кукла. Кукла, которая надоела и её выбросили, как ненужную вещь.

Анжелика даже всхлипнула, от отвращения. Теперь она уже не презирала эту женщину. Ей стало её жалко.

– В этом все дело. Я увидела в Карменсите себя. Мы с ней обе марионетки. Только её уже сломали. А меня еще любят, одевают, выставляют на показ и заставляют танцевать. Значит я мстила за себя? Я унизила Жоффрея из-за себя?

Анжелика уже не ходила по аллее. Она металась по ней из конца в конец, как в лихорадке.

– Бедная Карменсита! Приехать из Парижа, чтобы быть отвергнутой мужчиной, которого люби….

Анжелика даже остановилась, оцепенела.

– Приехать из Парижа… – тихо произнесла она – Но она ведь сама уехала в Париж. Ей хотелось развлечений. Это значит, что она не была сломанной куклой.

– За что же я тогда мстила? За что унизила своего мужа? Я ему мстила за себя. За то, что меня насильно выдали замуж за хромого урода! За то что он… – Анжелика замолчала, не желая продолжать это новое обвинение. Оно почему-то было для неё неприятно. И неправильно.

«Твоя хромота, твои шрамы – что они стоят в глазах тех женщин, которых ты любил, по сравнению с тем счастьем, что ты им дарил. Ты дарил им блаженство.» – услышала она слова Карменситы.

За хромого урода? Но он… он красив, если бы не шрамы. Такие лики выковывают на медалях. Она вспомнила как стало биться её сердце, когда она увидела не изуродованную половину лица.

– Он никогда не простит мне этого унижения. – Анжелика развернулась и направилась к Отелю. Она как-то сразу успокоилась и поняла что она хочет сделать. Её, конечно, еще лихорадило от унижения, от того, что она оказалась такой недостойной его, но внешне этого не было видно. Рядом со входом она увидела Марго, которая металась из стороны в сторону.

– Госпожа графиня, где вы были! Вас ищут по всему дому! Граф всех свободных слуг послал на ваши поиски!

– Марго, вели приготовить портшез, я уезжаю в домик на Гаронне. – сказала Анжелика, не слушая восклицаний Марго.

– Но… но, мадам, вы не можете сейчас уехать. – растерялась Марго.

– И что мне помешает это сделать? – с интересом спросила Анжелика.

– Но в доме около ста гостей. Сегодня будет петь Золотой голос королевства. Специально для графини. Мессир велел найти вас.

– Среди такого количества гостей никто не заметит, что меня нет. Им всем достаточно общества друг друга. Я не хочу слушать Золотой голос. Моему мужу передай, что я уехала. Если ты сейчас не велишь заложить портшез, я уеду верхом.

Марго пошла выполнять её приказание, возмущенно что-то бормоча про себя. Анжелика надеялась, что Марго не пойдет сначала докладывать графу, где она находится. Она не была уверена, что сможет выдержать скандал и обвинения. Хотя понимала, что она это заслужила.

Наконец Марго привела с собой двух молодых служанок и эскорт, более многочисленный, чем обычно.

– Мессир приказал, – буркнул Марго, когда Анжелика сказала, что служанки ей не нужны и эскорт можно уменьшить.

– Значит она уже успела доложить. Ничего удивительного. Он здесь бог и король в одном лице. – с усмешкой подумала Анжелика. – Хорошо, что скандал отложен на потом. Сегодня я бы его не выдержала. Хотя, скандалов Жоффрей не устраивает. Он только холодно и презрительно говорит. Или он думает, что я сбегу в Монтелу или ещё куда, если эскорт будет меньше?

Жоффрей де Пейрак был в бешенстве, когда Анжелика уходила по галерее.

– Что себе позволяет эта… моя жена! Как она могла так унизить меня! Вломиться в комнату, где… – тут он вспомнил про Карменситу, которая с интересом наблюдала всю сцену и посмотрел на неё.

– Это и есть твоя молодая жена? Красивая игрушка. Впрочем, ты себе других и не выбираешь. И смелая, несмотря на молодость. Ну ничего, ты споешь ей пару песен, пару раз украдкой поцелуешь плечико и она тебя простит. За поцелуй тебя невозможно не простить. – Карменсита подошла к Жоффрею и положила руки ему на плечи, потянувшись к губам.

– Уходи, Карменсита, ты уже сделала все возможное. – сказал Жоффрей, снимая её руки со своих плеч и отступая от неё назад.

– Так ты действительно её любишь? Эту маленькую дикарку? – с возмущением произнесла Карменсита.

– Это не твоё дело. Я тебе уже все сказал, что хотел, еще до того, как пришла моя жена. Сейчас я позову кого-нибудь, чтобы тебя проводили. – ответил де Пейрак, выходя в дверь.

– Не надо, я знаю дорогу, – с усмешкой проговорила Карменсита.

Граф все-таки спустился вниз, чтобы проводить Карменситу. Закрывая за ней двери, он увидел стоящего рядом с комнатой ожидания посыльного от архиепископа. Получив сообщение, уточнив некоторые моменты, граф поднялся в свою комнату. Проходя по лестнице, он увидел просыпающихся пажей, которых он разогнал, чтобы занялись наконец делом. До приема оставалось меньше часа.

– Значит, посыльный действительно был. – подумал он. И слуги, которые были заняты подготовкой к приему, действительно были заняты сном на лестнице. – Это несколько поубавило его раздражение.

– Ладно, с этим мы разберемся.

– Интересно, как? Устроишь ей скандал за то, что она тебя искала?

– Но она могла не стучаться и пройти мимо, сделав вид, что ничего и никого не видела.

– А что, ей было что видеть?

– Нет. Только Карменситу умоляющую о любви. Но как Анжелика на нее посмотрела! – усмехнулся Жоффрей.

– Тебе было бы легче, если бы она сделала вид, что не видела Карменситу?

– Не знаю. Но ведь её приход унизил и Карменситу.

– Ты действительно видел униженную Карменситу? Кажется, её очень развлекла эта сцена. И даже обнадежила. Как она к тебе прильнула… Ты думаешь было правильней притворяться? Пройти мимо, а потом смотреть на тебя с презрением?

– Но ведь ничего не было!

– Вот именно, не было. Почему ты тогда злишься? И с презрением на тебя она не смотрела, это ты смотрел.

– Я злюсь потому, что ни одна дама не поставила бы своего мужа в такое положение! – скрипнул зубами де Пейрак.

– Но она твоя жена, а не одна из дам.

– Вот именно! Тем более она не должна меня унижать.

– А ты уверен, что она хотела тебя унизить?

– Не знаю! Я вообще ни в чем не уверен, когда общаюсь со своей женой! – чуть ли не кричал сам себе Жоффрей.

– Так может ты поэтому и злишься?

– Может быть. Оставь меня в покое, Сейчас начнется прием.

Граф был еще раздражен, когда начали съезжаться гости, но постарался успокоиться и вести себя непринужденно. И только через час заметил, что он так и не видел еще Анжелики. Он обошел всю залу, затем прилегающую галерею. Но её нигде не было. Уже не на шутку забеспокоившись, он поднялся в комнату жены. Но её не было и там. Марго сказала, что госпожа графиня приходила переодеваться. Она была очень бледна и неспокойна. Но объяснила, что у неё просто разболелась голова и ей надо немного отдохнуть. Больше она госпожи графини не видела, думала, что она с гостями. Де Пейрак приказал Марго собрать всех свободных слуг и отправить их на поиски Анжелики, только так, чтобы не беспокоить гостей. Через полчаса Марго ему доложила, тихо отозвав в сторону, что его жена пришла из сада и велела приготовить портшез.

– Она все это время была в саду, ходила по аллеям. Но ведь уже почти ночь. – с ужасом подумал Жоффрей. – С тех пор как она ушла от меня прошло почти два часа. А я злился, обдавал её презрением и старался унизить. Бедное моё дитя. Она тоже страдала от моей грубости. Почему я это себе позволил? Я никогда не бываю груб даже с ненавистными мне людьми. Граф де Пейрак велел Марго удвоить эскорт для Анжелики и послать с ней двух служанок. Темное время не совсем безопасно для загородных прогулок.

– Пожалуй, я последую совету Карменситы. – немного повеселев, подумал граф. – Спою своей маленькой неразумной и своевольной колдунье пару песен, поцелую в плечико… Если она мне позволит. – уже с грустью подумал Жоффрей. – Может, она простит мне мою грубость.

–

Примечание автора

Мне всегда казалось некоторое несоответствие между характером Анжелики, когда она была девочкой, в монастыре Пуату, после казни и тем, какой она представлялась в тулузский период. Жоффрей, будучи Рескатором, говорил, что она была в период их супружества бледной тенью, не слишком проявляющей характерных черт её сущности. И это так и есть. Но он не знал Анжелики в детстве и девичестве. А черты характера Анжелики уже после его казни вполне соответствуют тому, какой она была маленькой маркизой ангелов: отчаянная, дерзкая, по временам безрассудная, любознательная и желающая во всем разобраться. Из всего этого набора в Тулузе голон представила только любознательность и желание вникнуть в суть. Куда же делась её дерзость, отчаянность, безрассудство в Тулузе? Конечно монастырь её немного «причесал», придал необходимые для знатной дамы черты, но я сомневаюсь, что они смогли так кардинально исправить её характер. Так что Анжелика в моем исполнении вполне соответствует канону, если выбросить её тулузский период. Так мне кажется.

* Фабрицио Контарини – возможно это вымышленный персонаж, а возможно он был представителем знатного венецианского патрицианского рода Контарини. В сносках тома его нет.

Семья Контарини была одной из двенадцати благороднейших семей Венеции, среди её представителей значится восемь дожей Венецианской республики, четыре патриарха Венеции, 44 прокуратора Сан-Марко, а также другие известные личности.

** Рене Декарт (1596–1650 гг.) – французский математик, физик, философ, создатель аналитической геометрии и современной алгебраической символики, автор метода радикального сомнения в философии.

Глава 6

Ссора добропорядочных любовников

Анжелика долго сидела на балконе и смотрела на звездное небо. Она отпустила свой эскорт, отправила служанок спать. Ей хотелось побыть одной.

Она все еще переживала из-за происшествия с Карменситой. Ей казалось, что она не во всем разобралась. Почему она так поступила? Да, ей было неприятно видеть, как та, мокрая, находится у ног её мужа. Неприятно было слышать её умоляющий о любви голос. Может в этом все дело?

«Он очаровывает их своим голосом». И она убедилась, что это действительно так. Анжелика помнила, как завороженно стояла, наслаждаясь тембром, и ей хотелось слушать этот голос еще и еще. Этот голос, который она ощущала каждой клеточкой, заставил сердце биться, как колокол в груди.

– Он хочет, чтобы я тоже, как и эта женщина, умоляла его о любви! Но я не хочу этого! Не хочу! Он мне отвратителен.

Вдруг она вспомнила, как после ухода профессора совершенно свободно разговаривала с ним и смотрела ему в лицо. И его вид не возмущал её.

– И сегодня, когда я постучалась, я тоже спокойно смотрела на него. Я была возмущена, раздражена. Но не его видом, а той сценой, свидетелем которой я стала.

«О, я уверена, она будет великолепной ученицей! Как и меня, ты сумеешь убедить её, что она единственная из женщин…» – услышала она голос Карменситы.

– Пусть попробует меня убедить! Не думает же он, что я брошусь ему на шею!

Еще какое-то время Анжелика сидела, ни о чем уже не думая. Ей стало жаль, что она пропустила сегодняшний прием из-за своего же неблагоразумия и что она не услышит Золотой голос королевства.

И вдруг под окнами послышались звуки гитары. Она выглянула в сад, но в темноте тенистых рощ не смогла никого разглядеть.

– Наверное, Энрико пришел ко мне. Как мил этот юноша. Он решил меня развлечь…

Но вот невидимый музыкант начал петь. Его сильный низкий голос не был голосом пажа. Этот певец был непревзойденным мастером. Его голос обладал исключительной мощью. Анжелика не понимала всех слов, но одно слово звучало вновь и вновь: «Amore! Amore!»

Любовь!

Постепенно она поняла: «Это он, последний из трубадуров, Золотой голос королевства!» Никогда раньше она не слышала такого необыкновенного голоса. Порой ей говорили: «Ах! Если бы вы слышали Золотой голос королевства! Но он больше не поет. Когда же он снова будет петь?» А затем на нее бросали насмешливый взгляд, жалея, что она не слышала главную знаменитость их провинции.

– Это он! Это он! – твердила Анжелика. – Но почему он здесь? Неужели ради меня?

Она открыла дверь и, прижав руки к груди, чтобы сдержать биение сердца, выскользнула из зала, спустилась по белой мраморной лестнице и вышла в сад. Жизнь! Неужели она наконец начнется и для Анжелики де Сансе де Монтелу, графини де Пейрак? Потому что любовь это и есть жизнь!

Мужчина был в бархатной маске. Черный атласный платок на итальянский манер, завязанный на затылке, скрывал волосы. Привыкнув к темноте беседки, она увидела, что его слегка потрепанный костюм был любопытной смесью одежды слуги и комедианта.

– Вы чудесно поете, – произнесла Анжелика, видя, что трубадур не двигается. – Но я хотела бы знать, кто вас послал.

Мужчина говорил медленно, тихим голосом, словно опасался быть узнанным.

– Никто, мадам. Я прибыл в Тулузу сегодня вечером и сразу отправился в отель Веселой Науки, где собралось веселое и многочисленное общество. И где я намеревался петь свои песни. Но, узнав что вас там нет, я тотчас помчался вслед за вами. Ибо в Лангедоке слава о красоте графини де Пейрак столь велика, что я уже давно мечтаю увидеть вас.

– Ваша слава не менее велика. Вы ведь тот, кого называют Золотой голос королевства?

– Да, это я, мадам. Ваш покорный слуга.

Анжелика села на мраморную скамью, которая опоясывала беседку. Аромат вьющейся жимолости опьянял.

– Спойте еще, – попросила она.

Страстный голос зазвучал снова, но чуть мягче и глуше, чем раньше. Эта песня была уже не призывом, а скорее жарким чувственным откровением:

Я пью твои губы,

Хмелея от счастья,

Пьянея от их тепла.

Я чувствую бархат,

Их нежность,

Причастность

К всем тайнам

И власть греха;

Анжелика закрыла глаза. Его голос сильнее, чем пылкие слова, завораживал ее, погружал в неведомое доселе наслаждение.

Их сладость и терпкость,

Их ласку и силу,

Их страстность,

Призыв в крови…

Я пью твои губы

Хмелея от счастья

И тая от их любви.

Голос смолк. Незнакомец скользнул на скамью. Он крепко обнял ее одной рукой, с нежной настойчивостью другая приподняла ее подбородок. Анжелика инстинктивно поняла, что мужчина знает толк в любви и одержал немало нежных побед. Эта мысль на мгновение расстроило женщину, как будто у неё были особые права на трубадура. Но едва губы певца прикоснулись к ее губам, у Анжелики закружилась голова.

– Я не должна так поступать… Это грех! Что, если Жоффрей застанет нас…

Ей казалось, что сейчас она лишится чувств или заплачет. И это мгновение ей что-то напоминало… Свежесть лепестков фиалки и их сладостную нежность… когда Жоффрей целовал в свадебную ночь… Она также чувствовала на своих губах запах фиалок, лишалась чувств, и ей хотелось плакать, когда он от нее отстранялся. И он так же приподнимал её подбородок, чтобы поцеловать в первый раз. И таким же властным жестом он привлекал к себе в галерее, где она благодарила его за подарок. Заметив, что пальцы трубадура ласкают ее обнаженную грудь, которую тот незаметно высвободил из корсажа во время поцелуя, она с трудом немного отодвинулась и… заметила, как сверкнул камень на кольце… На кольце её мужа!

– Вы созданы для любви, – шептал ей трубадур. – Стоило мне коснуться вашей кожи, я понял это.

– Простите меня, – пробормотала она в смятении. – Но я не знала… я не знала…

Анжелика не понимала, что происходит. Это не Золотой голос, а Жоффрей! К чему эта комедия! А если бы она не узнала его? Ей так хотелось немного любви… А это был её муж. Самообладание покинуло её в ту ночь, и она уже почти готова была потерять голову и сейчас. Если бы это произошло, он бы обвинил в неверности? Или зло посмеялся над порывистостью? Она чувствовала, как её охватывает гнев. Да он завладел тогда телом против ее воли (ну, или почти против воли). Она сама не знает как, не помнит, все это было как в тумане. А теперь он пытается забрать душу. Он её околдовал! Как сегодня у закрытой двери.

– Чего вы не знали, сердце моё?

Так как она не ответила, он прошептал:

– Вы не знали, что поцелуй может быть таким сладким?

Анжелика чувствовала, что теряет голову. В этот раз от возмущения и гнева, настолько отвратительным ей показалось то, что муж её соблазнял. Она, дрожа каждой клеточкой тела, с нарочитым послушанием, как не раз делала это в монастыре после своих проделок, позабыв о том, что сама себе обещала быть благоразумной только несколько часов назад, тихо произнесла:

– О да, Жоффрей, я этого не знала. – И подняв голову, с абсолютно спокойным лицом, но с бушующим в её глазах и во всем её существе гневом, посмотрела на графа. То, что она увидела, ей очень понравилось и даже смягчило: де Пейрак был ошеломлен.

Удивительно было и то, что в этот момент она его не боялась. Или из-за поступка графа, во время которого она тоже вела себя небезупречно, или потому, что на нем была маска, скрывающая шрамы. Впрочем, она не боялась его уже вчера, вспомнила она. Конечно, его шрамы ужасали. Но она уже не чувствовала отвращения к его лицу, вспомнив, как он с интересом рассматривал её во время разговора. И тогда ей нравился его заинтересованный взгляд.

– Вы не объясните мне, мессир, зачем вам понадобилось играть эту комедию, выдавая себя за Золотой голос королевства?

– Но я и в самом деле Золотой голос королевства. – приходя в себя, сказал Жоффрей де Пейрак.

Теперь уже смущена была Анжелика:

– Но… почему я этого не знала?

– Я просил, чтобы вам об этом не говорили. Но, возможно, вы сами не так уж стремились обнаружить мои таланты? – язвительно произнес граф, уже полностью пришедший в себя.

– А вам не приходило в голову показать мне эти таланты в Отеле? – снова закипая, забыв о благоразумии и двусмысленности всего происходящего, уязвленная его тоном, почти выкрикнула Анжелика. – Но вы запираетесь в лаборатории или мчитесь во дворцы тулузских жеманниц, чтобы наставлять их в поэтических рифмах.

– Вам не хватает меня, мадам? – тихо, с завораживающим обольщением в голосе произнес Жоффрей.

Эта интонация сразу привела в себя Анжелику, ей показалось, что опять хотят похитить её душу. Но возмущение от происходящего не дало ей полностью взять себя в руки, и она ответила с сарказмом:

– Мне не хватает развлечений, а вы воплощенное Развлечение и Разнообразие.

Она больше не могла с ним разговаривать. То, как они ссорились, ей показалось… неправильным… Графиня де Пейрак не должна была разговаривать в таком тоне. Это могло оскорбить его. Опять оскорбить! Да что же она делает. За один день она уже второй раз возмутительно ведет себя со своим мужем. Это… это не благородно с её стороны. Сколько раз её наказывали за подобный тон и резкие замечания во время обучения в монастыре! Но она, как никогда, чувствовала себя марионеткой, куклой, которой забавляются и смотрят, что она может показать.

– Я вам никогда не прощу этой гнусной комедии, – проговорила она, поджав губы с достоинством, на которое только была способна.

– Я обожаю разыгрывать комедии. Видите ли, моя дорогая, судьба не всегда была ко мне благосклонной, надо мной часто насмехались, и вот теперь я, в свою очередь, испытываю бесконечное удовольствие, насмехаясь над другими.

Эти слова снова вывели её из себя. Она была от всего происходящего уже в таком состоянии, что пропустила первую часть его речи, и услышала только о его желании насмехаться над другими. Анжелика развернулась и пошла прочь.

– Анжелика! Анжелика! – тихо позвал Жоффрей.

Она обернулась. Граф был уже без маски.

– А вы не боялись, мессир, что могли меня скомпрометировать? – с такой же язвительностью, какая слышалась раннее в голосе графа, произнесла Анжелика. – Ведь кто-нибудь мог увидеть, как какой-то трубадур в маске соблазняет графиню де Пейрак. А меня даже некому было бы защитить, вызвав обольстителя на дуэль.

И она пошла к дому с вызывающе гордой осанкой. Уже поднимаясь по ступенькам, она слышала громкий веселый смех графа. А шагая по лестнице, Анжелика поняла, что тоже смеется.

Она раздевалась, нервно срывая застежки и раня пальцы булавками.

– И все-таки… Ситуация была… комичной: муж, украдкой соблазняющий собственную жену. И я в его глазах должна выглядеть легкомысленной кокеткой. Потому что отвечала на его поцелуй еще до разоблачения! Удивительно, что смогла от него отстраниться. В прошлый раз я чуть не потеряла сознание, а уж голову потеряла определенно.

– И что он теперь думает обо мне? Что я собиралась ему изменить? А впрочем – это не моё дело. Пусть думает, что хочет.

Уже лежа в постели, Анжелика ворочалась с боку на бок, не в силах уснуть. Малейшее прикосновение простыней обжигало и без того пылающее тело. Лицо в маске, израненное лицо, безупречный профиль мелькали и кружились перед нею. Какую тайну скрывает этот мистификатор? Ее охватывало негодование, но ему на смену тут же приходило воспоминание о наслаждении, испытанном в его объятиях, и наполняло Анжелику сладостной истомой.

«Вы созданы для любви, мадам…»

Постепенно Анжелика уснула. Ей снились глаза графа де Пейрака, горящие огнем страсти, и она видела, как в них танцуют языки пламени.

В это же время Жоффрей де Пейрак возвращался в Тулузу. Он ехал не спеша. Ему не хотелось торопиться. Его конь двигался медленным шагом и он не подгонял его.

– Моя маленькая обольстительная жена полна сюрпризов, – улыбаясь, думал он. – Каждый день я нахожу в ней новые черты, которые все больше покоряют меня. Она смела и дерзка. А как она пленительно приоткрыла свои сладкие губки для поцелуя! И как красивы её крепкие маленькие грудки, которые так волнительно трепетали под моими пальцами. Я не помню, чтобы я это заметил в ту первую ночь.

– Ты вообще плохо помнишь ту ночь. – со злостью подумал граф. – Ты был слишком занят получением наслаждения. Тебя пленила красота её тела и ты хотел им обладать по праву хозяина. Больше ты ничего не замечал, даже её саму.

– Но… – Жоффрей резко остановил коня, прервавшись на мысли. – Но для кого она приоткрывала свои губы? В тот момент она не подозревала обмана. Значит, – Жоффрей почувствовал, как его охватывает ревность, – значит она так же будет приоткрывать свои сладкие губки для … другого?

Он закрыл глаза и попытался успокоиться, что, на удивление, давалось ему с трудом.

– Никому и никогда не удавалось так выводить меня из себя, как этой колдунье из Пуату. Маленькая ведьмочка опоила меня любовным зельем, и я теряю разум в её присутствии. Она играет со мной, как с куклой, дергая за веревочки. Только сегодня она устроила мне скандал с Карменситой и спокойно уехала. А я, как привязанный, бросив гостей, помчался вымаливать у нее прощение, хотя ни в чем не был виноват. Нечего было подслушивать под дверями. – сквозь зубы проговорил граф.

Де Пейрак постепенно успокоился, тронул коня и поехал дальше.

– Я один раз уже совершил ошибку, самую непростительную, неправильно поняв её. – спустя какое-то время подумал он. – Надо все хорошо обдумать и не делать поспешных выводов.

Граф постарался воспроизвести всю сцену в уме: Анжелика подошла к нему, услышав, как он поет; песня её взволновала. Это было видно. Она была так обольстительна – с большими глазами, в которых плескались волны зарождающейся бури. И прижимала руки к груди, которая взволновано вздымалась.

– Какая же у неё чуткая душа, – с нежностью подумал Жоффрей де Пейрак. – Что было дальше? Она подошла, присела на скамью, спросила кто меня прислал и попросила спеть еще. Пока я пел, её глаза покрывались туманом. И она была готова к поцелую. Глупец! Ты не мог выбрать другую песню! Мало ли женщин ты соблазнил подобным образом, а она даже не женщина! Ну, я бы сказал, что чуть-чуть женщина, – поправил он себя, – я разбудил её тело, но не душу и сердце. И какое мне дело до других, они сами были готовы к тому, чтобы их соблазнили. Так что же было дальше? Я пил её губы, сгорая от страсти, хмелея от их тепла, – отрешенно проговорил Жоффрей де Пейрак вслух. – И это было не в песне, это было на самом деле. И она готова была сгореть вместе со мной! Я это чувствовал. Ей хотелось, чтобы я её целовал. А я ласкал пальцами её маленькую пленительную грудь, которая отвечала дрожью на каждое прикосновение к ней.

Граф замолчал, переживая этот момент заново.

– Это было восхитительно… Она была восхитительно чувственна. И мне это доставляло наслаждение. Я мог бы так просидеть с ней всю ночь: просто лаская её и целуя. И чувствуя её тело у своей груди. Не требуя ничего большего. Почему мне не пришло это в голову в первую ночь! Да потому что я её ещё не знал. И она бы не позволила. Да, она бы не позволила, потому что до смерти меня боялась.

Жоффрей скрипнул зубами. Хотел послать коня рысью или даже галопом, но вовремя сдержался. Ему ещё надо было додумать, доразгадывать для себя ситуацию.

– Итак. На чём я остановился? Я был готов просидеть с ней всю ночь, обнимая и целуя. Но почему-то вдруг она испугалась и отодвинулась. И мне даже стало больно от этого. Мне показалось, что меня лишили чего-то такого, что я больше никогда и нигде не смогу найти. Нет, это не было неприязнью, которую она ко мне обычно испытывает. Она с трудом отстранилась от меня, словно не желая этого делать, и все же сделала. А потом… потом посмотрела на мои руки и… – Де Пейрак тоже посмотрел на свои руки, где искрилось кольцо. – Вот тогда она и поняла, кто я.

– Она не изменяла мне, – с облегчением и непоследовательно подумал Жоффрей. – Её тело хотело ласки и любви, и в этом виноват я сам. Но она смогла заставить его замолчать, чтобы не быть соблазненной и не предать своего мужа. – Он весело рассмеялся, поняв комизм ситуации. Анжелика поняла это раньше его. В чем с сарказмом и обвинила: кому бы он стал предъявлять претензии, если бы ему удалось соблазнить свою собственную жену. Даже ей он не смог бы предъявить ничего, потому что измены как таковой не было бы. Внезапно он подумал, что они ссорились и обменивались обвинениями, как обманутые друг другом любовники или… добропорядочные супруги, прожившие в браке много лет, разлученные и встретившиеся после долгого расставания.

– Ай да маленький озорной зеленоглазый эльф, ты опять обвел меня вокруг своего тоненького пальчика, заставив ревновать жену к самому себе. И это не я, а вы, моя маленькая обольстительница, моя обворожительная жена – воплощенное Развлечение и Разнообразие. Я никогда так не смеялся и не веселился, как вместе с вами. И не страдал… И никогда так часто не приходил в ярость и не терял самообладания. Ну что же, моя восхитительная госпожа, моя очаровательная фея. Раз трубадур не смог вас соблазнить, я сам это сделаю с большим удовольствием. Уж на это я имею полное право.

И де Пейрак стал подгонять коня, чтобы быстрее добраться до Тулузы.