Текст книги "В омуте страстей (СИ)"
Автор книги: Елена Бурунова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
– А где дежурные?
Помнится, сегодня должны были дежурить Анжелика Ларкина и Милана Осипова.
Ольшанский убирает в рюкзак телефон и спрыгивает со стола.
– Уже ушли, я сказал, что дождусь вас и сдам класс, – улыбается.
Ах, хитрый мальчишка! Значит, девочек отпустил, а сам меня решил дождаться.
– А вам, Алексей, не говорили, что на столе не прилично сидеть, – начала я с замечания, всё-таки учительница и это отвлекает от его играющих мышц под натянутой футболкой.
– Стулья все на партах стоят, Виктория Павловна, – он подходит ближе.
Я отступаю, как каракатица пячусь назад к дверям. О, только не подходи! Только не смотри на меня этими карими глазками!
Моя спина вжимается в закрытые двери. Я судорожно ищу рукою ручку, чтобы открыть дверь и убежать. Я могу поставить на место любого ученика. Не раз приходилось в старших классах корректно объяснять разницу между учительницей и учеником. Особенно, часто это было в первые два года.
И вот я стою вжатая в двери и ничего не могу найти в своей голове, чтобы остановить наступающего на меня рослого мальчишку. Ну, почему они такие большие вырастают? Маленькие, бегают по классу, дерутся между собой, разбивая носы, дергают девочек за косички. Уходят на каникулы в восьмом классе. В девятый приходят на голову выше тебя, а в десятом уже смотрят, глазами мужчин. Так быстро взрослеют. Но мои мальчики выросли на моих глазах незаметно, и я отношусь к ним, как моим детям. К Ольшанскому я почему-то так относиться не могу. Не получается.
– Вчера вы говорили мне «ты», – напоминает он, а ладонь тянется ко мне.
Я отвожу лицо в сторону, от его почти коснувшихся меня пальцев. Горячие. Они такие горячие, что их жар я ощущаю на расстоянии.
– Алесей, прекрати, – единственное, что смогла я выдавить из себя.
– А если я не хочу? – спрашивает он и наклоняется.
Его рука поворачивает мое лицо, а губы касаются моих. Такие нежные. Он даже ещё не бреется толком. Щетина, что пух не царапает мою кожу, а нежно щекочет. Я на мгновение забыла, кто я и кто он. Вот так забыла и всё. А когда мои губы сами открылись, впуская его язык внутрь, я ощутила лёгкое головокружение. Боже мой, такого со мной никогда не было. Те пять мужчин, до этого мальчика, не вызывали во мне столько эмоций. Я отдавалась семнадцатилетнему мальчику в классе. Его руки обняли меня и прижали к крепкому телу. Какое же у него тело. Я терялась в нём. Это не правильно! Господи, как это не правильно. Но я ничего не могу собой поделать. Я сама уже прильнула к Алёше, отвечая на поцелуй поцелуем. Его горячая ладонь, ползёт мне под кофточку. Я почти растворилась, во внезапно охватившем меня желании. Почти, но не совсем. То, что потом упёрлось мне в живот, привело в чувства. Я испугалась. Как же близко я была к падению. Ненавижу себя. Ненавижу и хочу. Хочу… очень хочу его. Хочу этого мальчика. И стыдно. До одурения стыдно за эти противоестественные желания. Он ещё мальчик. Господи! Какой мальчик?! У него в штанах точно не мальчик! И этот не мальчик уже знавал девочек. Но, я же не девочка! Я женщина. Взрослая женщина. Я его классный руководитель. Я не имею на это право. Эти желания уголовно наказуемы. Я не извращенка! Не педофилка! Мне не привлекают дети! И он на ребёнка не тянет. Молодой и горячий. Он совращает меня. Он сам! Сам всё это затеял. Это он! А я пошла на поводу его и своих страстей. Я не должна так поступать. Ладно, он. Алёша юная не вполне сформировавшаяся личность. Семнадцать лет! Ну, я – то куда кидаюсь! Я взрослая женщина. Мужика давно не было! На ребёнка покусилась! Дура!
Резко отстранившись, я влепила Алексею пощечину.
– Ведёшь себя, как взрослый, вот и получай, как взрослый! – чуть не плача, прошептала я и выскочила за двери.
Он за мною.
– Виктория Павловна! Подождите! Виктория Павловна! – кричит он.
На повороте я чуть не сношу директрису, проверяющую свои владения. Быстро извиняюсь и, не поднимая глаз, убегаю дальше.
Ещё одна бессонная ночь. Быстрей бы линейка, чтобы этот желанный мальчик ушёл из моей жизни. И снова наступили мои скучные школьные будни.
На работе меня вызвала к себе в кабинет Зинаида Сергеевна.
– Виктория Павловна, ваше поведение меня настораживает, – начинает она отчитывать меня. – У нас элитная школа, а вы не вполне адекватно себя ведёте в последнее время. Особенно в отношении к новенькому Алексею Ольшанскому.
– Простите, – скукожилась я в кресле, нервно дергая ногою, – я не понимаю, о чём идёт речь? Какое не адекватное поведение?
Лучше всё отрицать. Свидетелей не было.
– А как же вчерашний случай? Вы чуть не снесли меня, убегая от своего ученика. А он бежал за вами. Это всё походило на ссору. Я даже не знаю, как правильно это всё назвать, – она вздохнула, поправляя очки. – Я давно за вами наблюдаю. И мне кажется, что вас с Ольшанским связывают интимные отношения.
Вот так в лоб. Не уже ли мои чувства так бросаются в глаза. Я снова краснею. Отвожу взгляд.
– Меня оскорбляют ваши гнусные подозрения, – лучшая защита – это нападение. – Я вчера убегала от Ольшанского, потому что он меня оскорбил, и я не сдержалась, ударила его.
Зинаида Сергеевна покачала головой, будто понимает.
– Да, дети сейчас не самые послушные, но это не повод распускать руки. А если сегодня придёт его отец с жалобой на вас, что тогда? Это скандал, Виктория Павловна. У нас самая лучшая школа и мы не можем рисковать её репутацией. Вы понимаете, меня.
Конечно, понимаю! А как не понимать. Если, что пиши заявление на увольнение. В эту школу очередь из учителей. Место пустовать не будет.
– Не придёт, Зинаида Сергеевна, – заверила я её.
– Хорошо, вы свободны, Виктория Павловна.
И я ушла. Весь день был испорчен. После ковра у директора, мне словно в душу нагадили. Как же здесь быстро до всего додумываются. Я ещё сама не разобралась в своих чувствах к Алёше, а директриса уже нас в койку запихнула. Мерзко. Очень мерзко. И Алёша этот тоже хорош. Весь классный час, раздевал глазами. Я даже несколько раз запнулась. Забыла всё. В голове всплывали картины нашего поцелуя в классе. А когда глаза мои невольно падали в сторону дверей, у меня и вовсе давление скакало. Уши заложило, и сердце, замирая, останавливалось. Двадцать семь лет и уже тахикардию заработала на любовно-нервной почве.
Сижу в лаборантской. Сопли на кулак наматываю. Жалею себя и ненавижу за слабость к своему ученику. В мой мир покаяния врывается Надя. Увидев меня в слезах, присвистнула.
– Эка тебя наша злыдня отчитала! – вынимая из кармана пиджака пачку сигарет, говорит она.
– Да не особо и отчитала, – вытираюсь я платочком, – просто мерзко слушать было.
– Ага, мерзко, когда в трахе с учеником подозревают! – открывает она форточку.
– Чего? Ты – то откуда знаешь? – слёзы высохли в раз от шокирующей новости.
– Как откуда? Вся учительская жужжит. Анна Тимофеевна сказала, – говорит Надя и закуривает сигарету, выдыхая в форточку.
Курить в школе нельзя, но все курят по лаборантским. Главное не попадаться на глаза администрации в лице директора и завуча.
Ясно. Анна Гавриловна лучшая подруга Зинаиды Сергеевны. Они бухают вместе, обсерая мужиков. Причины у них на это есть. Завуч – разведёнка с двумя детьми от разных мужей. Директор – старая дева, с десятком не удачных романов в юности. Короче, жизнь у них не сложилась, а виноваты всё они – мужчины. Козлы, одним словом. Вчера побухали и посплетничали. И вот результат. Я теперь и в глазах школьной общественности аморальная извращенка педофилка. Глаз теперь с пола не подымешь, все заклюют.
Я ещё больше зарыдала.
– Да, ладно тебе, не реви! – успокаивала меня Надя.
– Как не реветь, – давилась я соплями, – я не сплю с Ольшанским. Это не правда!
– А я грешным делом подумала, что есть между вами огонёк, – затягиваясь, сказала Надя. – Он же у тебя был вечером.
– Дура! Тебе же ясно сказали, занимались историей! – врала я.
Даже подруге было стыдно рассказать о своих чувствах.
– Да хоть и трахались, и что?! Он парнишка ничего такой, – чуть не облизываясь, сказала учительница биологии. – И там, уже в четырнадцать всё работает о-го-го как! А ему не четырнадцать. Семнадцать, твою мать стукнуло. Эх, сама бы с молоденьким закрутила. Надоели эти мужики за тридцать. Пока не приласкаешь, ничего не встанет. А хочется горячего! Ух, как хочется! Чтоб он тебя, а не ты его, – закатила глазки, полувозбуждённая Надька.
Я даже заекала от такого откровения.
– Ты, что такое говоришь? Это не правильно, – платок мокрый, утираюсь, по – детски рукавом.
– Правильно – не правильно. Да ну эти границы! Секса хочу. Давно не было, – она выбрасывает окурок в форточку и подсаживается ко мне на соседний стул. – Слышишь, а давай сегодня в ночной клуб сгоняем. Мужиков снимем. Оторвёмся, как в универе, помнишь? Что разве старые? Всего – то двадцать семь!
Мы с Надей учились на разных курсах, но дружились ещё на вступительных экзаменах.
– А если там наши ученики будут? – почти соглашаюсь я.
Чем чёрт не шутит! Может и кого встречу. И может и не на одну ночь. Надоело одиночество.
– А мы туда пойдём, где малолеток точно не пускают, – улыбается она.
– Где ты такие клубы видела? Сейчас пятнадцатилетняя девочка, такими формами обладает, что тебя с твоей двоечкой за пояс заткнёт.
Мы засмеялись. Легче стало. Всё-таки подруги это всё для нас.
– Вика, я вот, что тебя хотела сказать, – она взяла мою руку. – Мне тут по секрету Раиса Игнатьевна сказала. Племянница нашей директрисы универ в этом году заканчивает. И тоже по специальности история. Так Зинаида Сергеевна на тебя зубы точит. Хочет место освободить для родственницы, а тебя уволить не за что было. И тут такая новость. Ты и Ольшанский. Она за это дело всеми конечностями ухватилась. Выживет тебя из школы.
С этой правдой мне стало понятно, почему в последний год так много придирок по работе от директрисы в мой адрес прилетало. Место для племяшки готовит.
– Теперь точно выгонит! – я погрустнела.
– Ты об интиме с Алёшенькой? – подмигнула Надя. – Это не доказуемо. Но нервишки тебе попортят.
– Нет выгонит. Сплетни на престиже школы могут сказаться.
– Да какой престиж школы? Я тут с некоторыми учителями долгожилами общалась. Тут престижем и не пахнет. Та ещё школка. Тайн, как блох на бродячей собаке.
– Ты о чём? – впервые слышала подобные речи.
Я не особо общительная, в отличие от подруги.
– Помнишь физика Леонида Инокентича?
Я кивнула головой. Кто его не помнит. Когда мы пришли работать, он на пенсию среди учебного года ушёл. Милый такой старикашечка был.
– Этот старичок девочек любил за коленки лапать. Кто давал полапать, тому оценки хорошие. Кто не давал, того на пересдачу оставлял. Дети жаловались. Мимо ушей пропускали. Это престижная шкала! Такого здесь быть не может. Наша директриса покрывала его. Он же приносил школе каждый год грамоты по призовым местам в олимпиадах. И несколько раз был учителем года. И так бы ещё долго длилось, если бы не пришла одна мамаша с жалобой на физика-педофила и с угрозой в милицию с заявление пойти. Долго тянулись переговоры с разгневанной мамашкой. Физика на пенсию, пострадавшей бесплатно по всем предметам репетиторство. И это не все тайны. Здесь и учителя алкоголики, и наркоманы были. И ученицы от учителей беременели. Только такие тайны на публику не выносят. По-тихому решают или пока всех всё устраивает, предпочитают не замечать.
Я ужасалась. Пять лет работаю, и ничего не знала. Наверное, Надя права, пока всех всё устраивает – в глаза не бросается. Это мои метания бросились в глаза потому, что место понадобилось. Гадко стало. Я сижу себя корю за слабость, проявленную в классе с учеником. И я не сама к нему полезла! А тут такие дела творились. Жесть!
– Ладно! Пойдём в клуб, – согласилась я.
Надоело всё. Развлечься захотелось и напиться, если честно.
Не успели мы с Надюшкой за барную стойку сесть и наклюкаться для начала, как к нам подсели два видных мужчины. Слово за слово и мы уже за их столиком сидим. Продолжаем пить, смеяться. Потом вроде танцевать? А утром я просыпаюсь в своей постели, с головной болью, без одежды и без памяти. Рядом в постели никого нет. Вроде была не одна. Кто-то домой привёз. Ничего не помню.
В последний раз я так пила, когда жениха на чистую воду вывела. Отменила свадьбу и напилась до потери пульса с Надькой. Мы ещё тогда на лимузине, арендованном на свадьбу, ездили по городу. Надя шофёра совратила и напоила. Как тогда нас гайцы не остановили. Не знаю. Во общем весело было. А вчера как было? Не помню.
Лежу и прихожу в себя. На кухне кто-то есть. Гремит кастрюлями. Мама. Больше не кому. Будет читать нотации, как всегда.
– Мамуль! – зову я. – Мамуличка! Принеси своей непутёвой доченьке водички!
Сушняк.
Дверь открывается и в комнату входит «мамулечка» в лице Алёши Ольшанского. Я чуть сознание не потеряла. Как?! Я с ним! Как? Неужели я переспала по пьяни с ребёнком. Я дрянь! Натягиваю одеяло до подбородка. Дыхание сбивается, а сердечко, ой, сейчас остановится. И самое поскудное, я ничего не помню.
Он подаёт мне стакан с бурлящей жидкостью. Трясущимися руками беру. Немного расплескала на постель. Стараюсь пить годками, а самой хочется, как лошадь, вёдрами. Пока я пью, мой ученик усаживается на кровать и, прищурив глазки, довольно улыбается. Молчит. Господи, лучше бы говорил. Легче было бы. Вот, что ему говорить? Что спрашивать?
Я ставлю пустой бокал на прикроватную тумбочку. Бегая глазами по чертовки соблазнительному мальчику, напрягаю память. Как это было? Голова начинает ещё больше раскалываться, и я падаю на подушки со стоном.
– Ты пьяная такая прикольная, – наконец-то слышу я.
– Не «ты», а «вы», – вот дура после вчерашнего, это звучало неуместно.
– Ты вчера мне сама предложила перейти на «ты», – его рука ползёт под одеяло.
Я медленно подтягиваю ногу к себе.
– Мы вчера… Э … между нами…. – я пытаюсь подобрать слова, – ты и я …
– Ничего не было.
Я выдохнула. И тут же смотрю на него, недоумевая.
– А почему я голая?
– Я раздел тебя. Тебе плохо было. Таксист, останавливался каждую минуту, пока довёз нас, – он загадочно улыбнулся.
– Я приставала к тебе? – прячу лицо в одеяло.
– Да. Чуть устоял. Ты, Вика, такое вытворяла, пока я раздевал тебя, – его рука продвинулась дальше и всё-таки добралась до моей лодыжки.
Оооо! Всё сейчас взорвусь. И не знаю от чего. От стыда или желания. Его пальцы такие нежные.
Вместо желания поближе придвинуть к нему ножку, я отпихнула его руку.
– Вчера не захотел, сегодня чего лезешь! – буркнула я.
– Хотел, но ты вчера такая пьяная была. А я хочу с тобой трезвой.
Вот это признание. Десять мальчику! Упустил ты, мальчик, свой джек-пот в постели секси-учительницы. Домой собирайся! Я отрезвела.
На всю комнату раздаётся песня Любе «комбат-батяна». Я закрываю голову подушкой. Такой рёв музыки, разрывает мозги.
– Да, пап! – слышу сквозь подушку. – Нет, я дома не ночевал. У девушки. Да, ладно, бать! – смеётся. – Мы внуков тебя ещё не делали! Ну, пока не выгонит. Хорошо. Потом познакомлю. Пока.
Он отключает телефон. Я офигеваю. Ничего себе отношения у папы с сыном. Такие доверительно-дружественные. Сын дома не ночевал, а папа только посмеялся и подколол на счёт внуков. Мне двадцать семь, а моя мама до сих пор мне мозги полощет.
– Какая старомодная песенка, – мычу я под подушкой.
– Зато подходящая, – говорит Алёша, и стаскивает с меня подушку.
Его тело нависает надо мною. О, нет! Только не смей. Не смей. Ускользая, ужиком, в сторону, пытаюсь избежать так желанных мне поцелуев. Он тянет уже одеяло, и глаза мутнеют от состояния – стояния у него, а я отчаянно сопротивляюсь.
– Нет! – шепчу я, прикрывая уголком одеяла грудь. – Мне надо в ванную, а тебе домой.
– Никуда я не пойду, – заявляет твёрдо Лёша, – ты мне должна день за спасение.
– Чего? – насупила я брови.
Какое спасение? И тут память кувалдой бьёт по голове. Ай! Я вчера стала причиной драки. Один из мужчин, с которыми мы проводили весело вечер, полез ко мне под платье. Я была против, а он грубо настаивал. Алёша вырубил злого дядю. Благо силы у мальчика много. Началась потасовка, и мы убежали. Потом такси. Потом моя квартира. Потом… боже я говорила ему это. Мой милый мальчик. Я тебя хочу! Иди ко мне! Ну, что скромничаем! Лучше бы не вспоминала. Покраснев, как помидор, я закрыла глаза руками.
– Вспомнила? – целует он мою, открывшуюся грудь. – Назови меня ещё, милым мальчиком.
Издевается. Только не целуй меня там! Его губы ползут вниз. Я подскакиваю, отстраняя Ольшанского.
– Не надо! Прости меня, пожалуйста. Мне так стыдно, Алёша. Тебе ещё нет восемнадцать, я так не могу, – тяжело дыша, я выставила руку, упираясь ему в грудь.
Сквозь футболку, ощущаю, как бешено колотится его сердце. Моё не менее бешеней бьётся.
Он опускает голову.
– Только семнадцать причина?
– Да.
– Но, ты должна мне день, – поднимает карие глазки на меня, мой мальчик, – Собирайся.
– Куда? – укутываясь в одеяло, спрашиваю я.
– Увидишь.
Блин, ещё мальчишка, а ведёт себя, как мужчина. Как настоящий мужчина. Меньше слов, больше дела. Жаль, что нас разделяют целых десять лет. Будь он старше, я сама оседлала его, не спрашивая. Да и так не жеманничала.
– Выйди, – прошу я.
– Да, что я там не видел, – хитро ухмыляется, мой мальчик, но всё же выходит.
У меня ещё не было таких насыщенных выходных. Я отрывалась, как девочка, забыв, что мне двадцать семь лет. Никогда не играла в пейнтбол. Оказывается, Алёша, профессиональный игрок в мини – стрельбища. Увлекся ещё в седьмом кассе. Ездил с отцом, потом один. По мягкому месту я прилично шариками отхватила. Больно бьются заразы. Синяки выступили сразу, что сесть на попу было больно. А мой мальчик, смеялся, видя, как я усаживаюсь на скамейку в кафе в этом же загородном комплексе активного отдыха. Домой я вернулась уставшая. Возле дверей всё же позволила Ольшанскому поцеловать меня. Нас застукала соседка. Злая тётка. Поцокала языком, сказав: «распустились совсем, и вы туда же, а ещё учительница». Пофиг! Мне было пофиг. А что учительница, не человек? Простые женские радости ей не подвластны? Ольшанский рвался в мой будуар, но я отказала.
– Будет восемнадцать, жду! – пошутила я, закрывая перед ним двери.
Впервые за три месяца я спала, как убитая, и проснулась счастливая как – никогда. Жаль, что мой так хорошо начавшийся день испортили в школе.
Не успела я войти в учительскую, как от меня отвернули носы. Полный игнор весь день.
Потом Анжелика Ларкина подошла и всунула мне ключи.
– Отдайте, Алёшке! – сказала она, злобно сверля глазами.
– Анжелика, а вы, что отдать не можете? – держа в ладони когда-то потерявшееся ключи, спросила я.
– Вы теперь с ним, вот и отдавайте, – грубила мне ученица.
Мне стало не по себе. Я совсем забыла, что Алёша и Анжелика спят вместе. Ну, или спали. Двоякие чувства поселились во мне. И ревность и жалость. Видно, девочка влюблена, а я влезла. Старая дева, разбила пару больше подходящую друг другу.
– Анжелика, я не знаю, о чём вы? – я попыталась с ней объясниться.
Но вместо, внимания, услышала:
– Я вас ненавижу, Виктория Павловна! – и она убежала.
Потом меня вызвала директриса. В кабинете сидел военный. Я так поняла отец Алёши. Я села на кресло рядом с ним. Боже, что я надела? Какой скандал!
Его отец пристально рассматривал меня, а я дрожала всем телом. Вот от кого у Алёши такие пронизывающие глаза. Сын очень похож на отца. Его копия в юности.
– Я вызвала вас, Максим Валерьевич, чтобы разрешить сложную и интимную проблему в нашей школе, – начала Зинаида Сергеевна. – Я понимаю, вы имеете право негодовать и злиться, но мы обещаем вам уладить все вопросы.
– Я пока ничего не понимаю, Зинаида Сергеевна, – чётко по – военному говорил отец моего мальчика. – Мой сын, не успевает в школе?
Он ничего не знает. Значит, это директриса вызвала его, а не он пришёл с жалобой на растление несовершеннолетнего сына классным руководителем. Я выдохнула.
– Нет, ваш сын прекрасно учится. Это другая проблема. У него интимные отношения с нашим педагогом, – рубила с плеча директриса.
– С каким педагогом? – нервно воскликнул Максим Валерьевич.
– С Викторией Павловной, – сдала гадина.
Отец Алёши облегчённо выдохнул и посмотрел на меня. В глазах не было гнева.
– Фу, я подумал, что мой сын из этих! Не пугайте, меня больше так, Зинаида Сергеевна, – улыбаясь, он рассматривал меня уже с ног до головы.
Оценивал. И, похоже, я пришлась ему по вкусу. Наша директриса не знала, что у отца и сына не вполне родительские отношения. Отец не запрещает сыну ничего. Он доверяет ему и в личную жизнь давно не лезет.
– Вы не поняли, наверное? Вот смотрите! – она включила планшет и подала родителю.
Я краем глаза видела, свои художества в ночном клубе. Танцы и пляски. Потом драку. Кто же такой сам себе режиссер. Кто так постарался.
Максим Валерьевич посмотрел. Выключил и отдал обратно директрисе.
– Я вас совсем не понимаю, Зинаида Сергеевна. Что вы мне пытаетесь, показать этим видео? Мой сын заступился за честь дамы в клубе. Я рад, что всё-таки недаром прошло моё воспитание, и я вырастил настоящего мужчину.
Секретарша доложила, что Ольшанский младший ожидает в приёмной.
Заходит Алёша, директриса на него:
– Алексей, какие у вас отношения с Викторией Павловной?
Он пожимает плечами и честно говорит:
– Дружеские.
Она уже брызжет слюной от злости.
– Говори правду! Ты спишь с ней?
– Это моё личное дело, Зинаида Сергеевна.
Тут не выдерживает отец. Он встаёт с места. Окидывает директрису недобрым взглядом.
– Не смейте кричать на моего сына, – громким командным голосом, говорит Максим Валерьевич. – Он уже не мальчик и сам решает с кем ему спать или не спать. Если вы вызвали меня по этому поводу, то напрасно. Отчитывать сына за любовь к женщине я не собираюсь, – он посмотрел на меня. – Я и сам за ней приударил бы, но конкуренцию сыну составлять не буду, – улыбнулся он.
Такой комплемент. Мне нравится этот мужчина. Сын весь в него.
Подходя к Алёше, похлопал его по плечу.
– Одобряю твой выбор, хороша! – и, повернувшись к пышущей злобой директрисе, сказал, – если вопрос решён, то мне здесь делать нечего. Увидимся на выпускном.
И ушёл. Но, я точно до выпускного здесь не дотяну. Зинаида Сергеевна выгнала нас с кабинета, крикнув вдогонку о внеплановом педсовете в 16.00.
В коридоре Алёша идёт со мной рядом и его пальцы то и дело пытаются коснуться моих. Мы так близко. И мне невыносимо от этой близости. Как-то отлегло от души, услышав слова одобрения из уст отца моего мальчика. Советь перестаёт мучить.
– У тебя проблемы из-за меня? – спрашивает Алёша.
– Нет. Ты здесь не причём, – говорю я, старясь не смотреть по сторонам. – Эти проблемы начались за долго до тебя.
Отовсюду на нас летят осуждающие взгляды. Хочется спрятаться от них. Ну, что я сделала? Что? Я не сплю с ним! Держу себя в рамках приличия всегда, а тут, раз дала слабину и всё. Репутация погублена. Я иду по коридору и слышу смешки учеников, злорадство учителей. Я чувствую себя прокаженной, от меня шарахаются. Не здороваются. Нет больше того уважения, что я заслужила работая на износ в этой школе. Я больше не Виктория Павловна, а Вика-секси. Омерзительно.
– Я подожду тебя, – опять говорит Алёша и пытается войти за мною в лаборантскую.
– Нет, не стоит. Педсовет это долго, – вру я, выталкивая его за двери.
– Встретимся потом? – с надеждой спрашивает он.
– Да, – бегло отвечаю и закрываю двери.
Я хотела расплакаться от унижения в кабинете директрисы, но сдержалась. Сама хороша. Дала повод так думать. А с другой стороны, какой повод? Выбежала из класса. Влепила пощечину. Повеселилась в ночном клубе. Это поводы? Это ничто перед лапаньем коленок у девочек после уроков, или приделывания детей старшеклассницам.
Сижу и гоняю мысли в лаборантской, входит Надя.
– Ну, ты даёшь! Видео с твоими танцами по всем планшетам и телефоном гуляет в школе! – громко заявляет она. – Главное вместе в клубе пили и танцевали, а снимала эта маленькая дрянь только тебя.
– Кто снимал? – выпадая из своих мыслей, спрашиваю я.
– Кто? Ларкина твоя, кто же ещё. Она там не в лучшем виде была. Сама пьяная, на стойку барную лезла танцевать. Её Ольшанский снимал, а потом тебя увидал. Как Вадик пристаёт, и всё на тебя переключился, – полезла за сигаретами опять Надя. – Вот стерва ревнивая. Стоять не могла, а видео сняла! – возмущалась подруга, закуривая.
Я открыла форточку.
– Надоели все, Надя! Ох, как надоели, – беря у неё из рук сигарету, я затянулась.
– Ты же кинула! – удивилась подруга.
– Кинула, а сегодня хочу покурить.
Я скурила всю сигарету. Пробило четыре вечера, и мы с Надей пошли на педсовет.
В актовом зале собрался весь коллектив. Повестка дня «аморальное и неподобающее поведение педагога Виктории Павловны Паволонской». Директор распиналась как – могла, рассказывая и демонстрируя мой субботний отрыв. По залу прокатилась волна недовольства.
– Милочка, мы такого от вас не ожидали!
– Я была лучшего о вас мнения.
– Вы опозорили нашу школу.
– Не дай бог, родители узнают о такой работнице, это же скандал.
– Нас ждёт проверка!
– Да из-за вас нам всем достанется.
– Из столицы приедут проверять!
И всё в таком духе. Пока они меня судили, изображая искреннее удивление от увиденного. Я спокойно писала заявление. Работать мне здесь не дадут, да и я не хочу больше.
– А ещё Виктория Павловна спит с Алёшей Ольшанским, – изюминку Зинаида Сергеевна оставила на десерт.
Похвально.
Все заохали и заахали, будто впервые слышат эти сплетни.
– Это возмутительно! – выкрикнула, вскочив Надя. – Это ещё доказать нужно! Сплетни! Гнусные сплетни!
Все накинулись теперь и на мою защитницу. Надя не оробела и ещё больше отбрехивалась. Успевая дать отпор словесно каждому.
– Сядь ты, – потянула я её за рукав. – Тебе ещё с ними работать.
– А тебе, что нет? – не унималась разгорячённая ругнёй подруга.
– Они задолго до педсовета решили. Нет смысла оправдываться и, если честно, не хочу.
Надя села.
Я дописывала заявление.
«Прошу уволить меня по собственному желанию, в связи с моей личной неприязнью к коллективу школы №н. Не хочу работать в этом гадюшнике. Число и подпись».
О! Вот он финал педсовета!
– И так, коллеги, ваши предложения. Что будем делать с Викторией Павловной? – чуть ли не потирая руки, торжествовала директриса.
Я не удостоила их такой возможности, как решать мою судьбу. Судьи должны быть чисты и не предвзяты. А судя потому, что я слышала, у самих рыльце в пушку. Даже не в пушку, а в щетине.
Я встала и подошла к столу в центре зала. Положила листок и развернулась, чтобы уйти.
– Это что? – останавливает меня голос Зинаиды Сергеевны.
– Заявление о моём увольнении, – спокойно говорю я.
Она пробежала глазами и возмущённо сказала:
– Перепишите!
– Довольствуйтесь этим! Прощайте, коллеги по грешкам! – сказав это, мне стало легко на душе.
Давно надо было уйти из этой школы. Меня проводили гробовым молчанием. А что они могли сказать? Ничего. Я оказалась не забитой овечкой. Всех собак на меня спустить не удалось. Я не опустилась до слёз и покаяний, вымаливая у них оставить за мною место историка. Я не оправдывалась, стоя с поникшей головой в центре актового зала. Я гордо ушла. И не жалею. Потом и Надька ушла следом за мною. И тоже не жалеет. Пусть и работает в школе по – проще, но там хоть коллектив – душа. Все друг за дружку горой.
Чем закончилась наша с Алёшей история любви? А вы как думаете? Да!
В день моего увольнения, он пришёл с цветами и с паспортом, где указывалось, что сегодня ему восемнадцать лет. Сама же сказала, что приходи, когда совершеннолетний будешь. Вот он и пришёл. Уже не отвертелась. Такого секса у меня ещё ни с кем не было!
Мой мальчик, сейчас учится на третьем курсе академии МВД, а я в декрете. Моя новая фамилия мне больше нравится. Виктория Павловна Ольшанская. И нам плевать, что между нами разница в десять лет. Главное, мы счастливы. И свёкор у меня самый лучший. Я благодарна ему, что вырастил из сына настоящего мужчину. Мужчину, на которого, не смотря на юный возраст, можно всегда положиться. Я по-настоящему замужем! В полном смысле этого слова. Я за спиною у своего мужа. За спиною своего кареглазенького мальчика.
