Текст книги "Сделка (СИ)"

Автор книги: Елена Безрукова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Глава 29

Спустя неделю.

Елене повезло, и её желудок не был отравлен настолько, чтобы его окончательно сгубил яд. Она вспомнила, что с ней произошло. Боли были и продолжались после каждого приёма пищи, но правильное питание и диета довольно быстро вернуло её лицу цвет. Через несколько дней девушка начала подниматься с постели, а спустя неделю ей подавали отдельные блюда уже в столовой.

Альберту стало легче, когда он узнал, что жизни невестки более ничего не угрожает. Старик не смог бы вынести её скорой и несправедливой смерти, зная, насколько она дорога Виктору. Отец понял, что сын в первый и последний раз полюбил так крепко, и страдал не меньше, чем молодой барон и княгиня Орлова.

К тому времени приехал и отец Елены, оставив дела, которыми в последнее время он занимался, чтобы поправить семейное положение. После проигрыша дома, Олег Иванович не приближался к картам. Он поддерживал свою жену и был рад узнать, что их дочь проснулась и идёт на поправку. После того, как княжне стало лучше, чета Орловых более не стала злоупотреблять гостеприимством Гинцбургов и отправилась в своё поместье, получив клятвенные обещания следить за здоровьем Елены. Впрочем, они оба продолжали приезжать почти каждый день, чтобы проведать свою красавицу.

***

Виктор сидел в кабинете, затягиваясь сигарой, пока Елена пошла на прогулку в цветущий сад вместе с отцом. Наступила, наконец, весна, и сад распустился зеленью. Жена мирно дышала воздухом в саду, а барон только что закрыл вопрос со Степанидой. И пусть Княжна просила без жестокости, но он хотел, чтобы эта дрянь страдала, как страдала супруга по её вине. Баронессе сказал, что продал её в Мурманск. На самом деле, её судьба решилась только сегодня.

Несколько часов назад.

Степанида.

Холодно. Темно. Жёстко.

Крысы бегали по моим ногам, заставляя вздрагивать всем телом от чувства омерзения и страха, и менять позу. Но в какой позе я бы не сидела или не лежала, они снова и снова пробегали по мне своими цапкими грязными лапами, протаскивая по коже за собой мерзкий на ощупь длинный хвост.

Ужасно боялась, что они укусят меня, но крысы будто насмехались надо мной и играли со своей жертвой.

По ощущениям, я здесь уже не менее семи дней. Понять время невозможно, всё одно. Еду приносили один раз в день, больше похожую на отходы. Спала на настеленной прямо на влажный и холодный каменный пол соломе.

Я знаю, что жить мне осталось мало. Знаю, что возмездия не избежать. Он накажет меня обязательно. Наверное, даже убьёт. Тот, кого я люблю больше жизни. Если уж умереть – то от его руки. Пусть убьёт меня сам.

Я всё понимала: что меня поймают, что я буду отвечать за свои поступки. Понимала, но делала.

В меня будто бес какой вселился. Была только одна мысль – убить

Её. Я не знаю, откуда эта мысль пришла ко мне. Никогда ещё не появлялась рядом женщина, которую он мог бы полюбить. А

Её полюбил. Меня рвала в куски злоба и ревность.

Не моё, я знаю. Не пара ему, не имею права любить. Но как это объяснить неуёмному сердцу?

Прикрыла глаза и перед ними тут же понеслась карусель образов.

Виктор Гинцбург – голубоглазый мальчик, который учил с ещё живой мамой буквы алфавита. Баронесса была добра и позволяла слушать и мне. Благодаря ей я знала буквы и могла прочесть несложные фразы, и даже научилась писать свою фамилию.

Женщина рано умерла, очень жаль. Маленький Витя долго переживал, и я вместе с ним. Уже тогда я не могла насмотреться в эти глубокие выразительные и очень печальные глаза. Он замкнулся в себе, стал необщительным. Меня сторонился, лишь изредка позволяя посидеть возле него, пока он играет с деревянными лошадками или учится читать уже с гувернанткой.

Время шло, и молодой барон стал подростком. Он начал замечать моё тело, становившееся всё более изящным и женственным. Иногда он говорил со мной, пока его отец не видел нас, и не начинал его ругать. Ему я – неровня, и дружить со мной невозможно. Я ловила любой момент, чтобы просто постоять рядом или услышать, что нового он узнал сегодня.

Мы взрослели. Наши тела взрослели. Хотелось касаний, начало появляться необъяснимое желание дотронуться рукой до красивого лица, прижаться к широким плечам.

Он рос, и для меня не было никого краше Виктора, который становился мужчиной. Голос его стал грубее, спина – шире, губы – жёстче, а взгляд иной раз заставлял меня невольно краснеть – он уже вовсе не тот голубоглазый ангел, которого я любила всей душой. В нём начали проявляться пороки.

Это жаркое лето я не забуду никогда. Стоял зной июля, и мне ужасно хотелось пить. А ещё я очень устала от стирки.

Мне пятнадцать. Я вышла в сад, чтобы немного подышать воздухом – в тени деревьев было как будто прохладнее. Увидела фонтанчик для питья, и жадно припала к воде.

Я не сразу заметила, как Виктор подошёл. Юноша тоже решил выпить воды, но он слишком нетерпелив, и не стал ждать, когда я утолю жажду – барин склонился над фонтанчиком, забирая воду. А потом вдруг прижался губами к мои губам, сквозь журчащую воду. Меня тут же забила мелкая дрожь, но я не в силах была прервать поцелуя, сказать, чтобы он так больше не делал – я хотела ещё. Я хотела большего.

Спустя неумолимо бегущие годы юноша превратился в красивого, сильного молодого мужчину. И только я знала, какой он на самом деле – ранимый, скрытный, не подпускающий близко никого из женщин. Он не желал привязываться к кому – либо. Он хорошо знал, что значит терять тех, кого любишь.

Я тоже выросла, и теперь моё тело требовало большего. Я боролась с желанием прикоснуться к нему. Хотела поцеловать его ставшие такими мужественными губы. Но я никогда бы не осмелилась сама.

Он замечал моё отношение к нему. Я видела, что он знает обо мне всё.

Молодой мужчина уехал учиться, потом проводил много времени при дворе. Разлука была для меня хуже смерти. В те редкие дни, когда он возвращался домой, я была безгранично счастлива – просто потому что вижу снова эти пронзительные умные глаза.

Старый барон не раз предлагал выдать меня замуж, чтобы моя красота не увядала в одиночестве, но я отказывалась – я бы не смогла подпустить к себе другого мужчину. Я была одержима только молодым барином.

Тамара всё поняла давно, и ругала меня много раз, называя дурой, говоря, что сгублю себя. Сама знала. Но ничего не могла поделать с собой. Наш единственный поцелуй у фонтана я хранила в памяти, перебирая в голове по ночам в кровати без сна мельчайшие детали его лица, запаха и тепла губ.

Когда заболел Альберт Илларионович, барин вернулся в дом после своих скитаний в поисках себя. Я жила малым: одного взгляда, ласкового слова мне было достаточно, чтобы порхать счастливой птичкой по дому. И я совсем не ожидала, что в один из вечеров молодой мужчина проявит ко мне интерес и сделает женщиной. Боль, что несло собой моё взросление, мне казалась сладкой.

Для него произошедшее было неважным, а я уже вовсе не могла ни о чём больше думать.

Это повторялось периодами, когда Виктору нужно было выпустить пар… И не хотелось ехать куда-то ещё. Я прощала. Я всё ему простила бы. Кроме одного – что он полюбил другую. ТАК полюбил. Я не вынесла. Просто сорвалась, забыв кто я, кто он,

Кто… она.

Она пришла и отняла его. Отвергала его любовь, унижала. Мне хотелось выдрать все волосы с её головы, как же я Её ненавидела! И сейчас тоже ненавижу.

Сначала я убила её лошадь. Я знаю, она очень страдала. Но я не испытала радости. Это событие лишь повязало Её с ним ещё крепче. И тогда я задумала убить. Пусть не я. Но и не Она.

Судорожно вздохнув, вынырнула из воспоминаний. Глаза вновь увидели лишь полумрак сырой темницы. Тяжесть понимания, почему я здесь, снова навалилась на мои плечи.

Принять смерть страшно, как ни готовься. Ожидание изматывает.

Но я не жалею. Ни о чём.

***

Виктор.

Лязгнул замок в темнице подвала моего дома. Я с подносом в руках вошёл в тёмное помещение, освещаемое огарком свечи. Степанида тут же подскочила с соломы на полу, что служила ей кроватью.

Даже в полутьме было видно, что девушка осунулась и похудела. Свет принесённого мной подсвечника только подчеркнул её ставшее треугольным лицо и безумный взгляд. Она вжалась в дальнюю стену и затравленно смотрела на меня. Стеша понимала, что я пришёл, чтобы наказать её. И на этот раз розгами она уже не отделается. Какое-то время я смотрел на неё тяжелым взглядом. Не женщина, а Сатана в юбке. Как я не замечал, что она – потенциальная убийца, да ещё и отравительница? Поставил поднос на пол рядом с её соломой.

– Зачем ты это сделала? – спросил её ледяным голосом.

Степанида молчала, нервно глотая ком в горле. Сейчас начнёт рыдать. Только слёзы ей не помогут. Жалости к ней я не испытывал. Сделал пару шагов, остановился на расстоянии вытянутой руки до неё.

– Отвечай, дрянь, – процедил сквозь зубы. – Или я начну тебя избивать.

Делать этого я не собирался. Так сказал, чтобы напугать. Хотя… как знать. Это женщин я не бью. Но Стеша – не женщина, а просто дрожащая тварь. И за мою Елену она ответит.

– Я. люблю вас, барин, – жалко проблеяла она.

Я поджал губы и нахмурился. И как теперь с ней быть? Специально, что ли, сказала именно это? Как можно казнить слабую и влюблённую в тебя девушку, пусть она и падаль редкостная? А чему я удивляюсь? Она давно на меня заглядывается. Разве я не понимал, что этим всё и закончится? Понимал. Только не думал, что, почуяв соперницу, она попытается её сжить со свету;

Правильно мне жена однажды сказала – не нужно думать, что я самый умный, и нельзя недооценивать других людей. Как же она права, моя мудрая девочка. А я – скотина, которая использовала бедную девку без воли и прав, чтобы удовлетворить свои низменные желание, прекрасно зная, что девушка неравнодушна. Я один виноват в случившемся. Но Степанида должна была понимать, что она творит. И ей придётся ответить за свои поступки.

– Ты – крепостная. Какое право ты имеешь меня любить и, тем более, говорить об этом?

Девушка ещё сильнее задрожала под моим прожигающим взглядом, впиваясь пальцами в холодные камни стены.

– А вот люблю и всё, – ей нечего терять больше. Она решила высказаться. – Мы тоже люди. У нас сердце есть, и глаза. Как вас полюбила в детстве – так и спать перестала. Только о вас и думала. Из любви я. Из ревности… Я…

– Молчи. Как ты смеешь? – оборвал я её. Слушать о её любви мне меньше всего хотелось. – Мне не нужна твоя любовь! Ты никогда бы не заняла место рядом со мной. Что ты о себе возомнила? Плохо тебе здесь было? Разве я не был к тебе достаточно добр?

Кроме этой истории со Стешей, стоит заметить – слуг я никогда не обижал несправедливо.

– Были. Вы. хороший хозяин, но моё сердце разрывалось от ревности. Я больше, не смогла молчать. – Путаясь в словах, лепетала девчонка.

Она будто на исповеди. На исповеди перед закланием.

– А теперь замолчишь. Навсегда. Ешь, – пнул ботинком ей поднос под ноги.

Стеша опустила глаза на еду, которая казалась самой обычной, но заподозрив неладное, снова подняла испуганный взгляд светлых глаз на меня.

– Что? – поднял я брови. – Ты же отравительница у нас. Любишь кататься – люби и саночки возить. Там яд, который ты дала моей жене. Садись и ешь.

Девушка не двинулась с места. Пришлось силой схватить её за локоть и бросить на пол возле подноса.

– Я сказал – ешь! – прорычал я. словно безумный медведь, склонившись над ней. – Если не начнёшь сама – я затолкаю тебе эту еду в глотку. Открывай рот

– Пожалуйста, не надо, – умоляла меня плачущая бывшая служанка. – Христа ради прошу, это же безбожно… Пощадите!

– О Боге вспомнила? А когда княжну травила, ты о Боге помнила? Открывай рот, сказал!

Я схватил её за волосы у самого основания, не позволяя ей двинуться в сторону. Второй рукой зачерпнул в ложку еды из тарелки и поднёс к губам Стеши. Она зарыдала ещё сильнее, когда я насильно смог запихать ей ложку в рот.

– Ещё давай. Ешь. – запихивал я ей одну за другой ложку, пока девушку сотрясала самая настоящая истерика. – Ещё!

Посчитав, что ей и того хватит, бросил её на каменный пол. отряхивая руки, будто от мерзости какой. Она рыдала на полу. Я взирал на неё с отвращением сверху.

– Через несколько минут ты умрёшь. Скажи, тебе страшно?

– Да! – выла она. – Ненавижу вас всех! Будьте вы прокляты…

– Ей тоже было страшно. А ещё очень больно. Но у тебя ничего не вышло. Елена жива и скоро поправится.

– Очень жаль, – сквозь истерику, кинула девушка мне в лицо.

Я покачал головой:

– Ты просто законченная гадина. Как только я не понимал раньше? Прощай. Степанида.

Я развернулся и пошёл к выходу. У двери обернулся на её вой:

– Да собери свои сопли! Не было отравы в еде. Я же – не ты. Это мой тебе урок на будущее. Но сегодня ты уедешь. Я продал тебя в Мурманск, в публичный дом в порту. Будешь там свои таланты показывать, морякам.

Ушёл, не оглянувшись. Эта история для нас окончена. Продал её я не публичный дом, а просто для чёрной работы. Как уж там с ней будут обращаться – это мне неведомо, но поступить так плохо с той, что подарила мне своё тело, и была с детства на виду, я не смог бы. Наутро девушку увезёт карета и мы больше никогда её не увидим.

Но на этом горести вовсе не закончились. Мне предстояло выполнить свою клятву перед небесами. Елена выжила. Они отдали её нам обратно. И теперь я должен нести ответ за свои слова. Я должен дать ей возможность уйти…

Глава 30

Виктор.

Елена уже успела оправиться, и в силах принять решение. Настало время поговорить с ней. Я знаю, что она не слышала моё обещание дать ей свободу, но зато слышали наверху, и я намерен сдержать своё слово. Если жена сама не захочет остаться.

Сомневаюсь, что есть призрачный шанс на то, что она не станет покидать меня. Последние дни Елена вновь замкнулась в себе и со мной держится холодно. Скорее всего, девушка оставит меня, когда я дам ей выбор. От мысли о том, что она уйдёт, душу начинали рвать когти неведомого мне зверя. Голос внутри кричал, что я должен оставить баронессу здесь, мне слишком сильно она необходима. Но я дал клятву, которую не нарушу даже под страхом смерти.

После ужина я решился позвать жену для беседы. Она молча прошла за мной следом в кабинет и села на софу. Я на месте усидеть не мог и расхаживал ко кабинету, пытаясь успокоить нервы. Кое – как заставил себя сесть рядом и взглянуть в её глаза. Нужно всё же сказать то, что я решил.

– Почему ты опять стала словно чужая? – задал я вопрос, что душил меня все последние дни.

– Стеша мне рассказала, как ты с ней…забавлялся, – глядя мне в глаза с вызовом своих прекрасных чёрных глаз, ответила она, не собираясь ходить вокруг да около. – И до венчания, и после.

Вот в чём дело. Я нахмурился. Степанида не упустила возможность ей всё рассказать. Думал об этом, но надеялся, что всё же причина в чём – то другом. Теперь княжна не простит меня и точно не останется рядом.

– Я понимаю, что в твоих глазах меня ничто не оправдает, но…ты должна знать. После того, как у нас с тобой случилась первая ночь, я больше не прикасался к ней. Ни к кому не прикасался. Теперь я хочу только тебя. Мои сны полны тобой. В моём сердце одна ты. Я

тебя люблю.

Она отвела взгляд. Немного помолчала, смутившись моих очередных откровений:

– Ты прав. Это не оправдывает тебя.

Моё признание в любви жена в очередной раз оставила без ответа. Чёрт, как же это больно!

– Ты не сможешь простить? – я смотрел куда – то в стену, а перед глазами словно пелена стояла.

– Я не знаю, – ответила она, прокручивая на пальце обручальное кольцо. Будто бы снять и выкинуть хотела. – Разве у меня есть выбор? Ты заставишь меня принять тебя любого. Мужчины могут всё. А женщины – ничего. Вы – короли жизни, а мы лишь ваши рабыни. Захотел – взял, заставил, принудил.

Если бы Елена только знала, как заблуждается. Уже давно всё иначе, это я – её раб. Она держит меня в невидимых кандалах слепой любви, или даже некой мании.

– Теперь у тебя есть выбор, – я твёрдо взглянул ей в глаза, вызывая недоумение на красивом лице своими словами. – Я больше никогда и ничего тебя не буду заставлять делать.

– Что это означает? – с непониманием уточнила жена.

– Я отпускаю тебя, моя княжна.

В комнате повисла тишина. Елена напряженно смотрела на меня, даже не догадываясь, как трудно мне дались эти слова. Да мне даже вдыхать тяжело было, чёрт возьми!

– О… отпускаешь? – в изумлении переспросила она.

– Да, – каждое слово будто царапало горло. – Когда ты… была без сознания, я молился. И просил оставить тебя жить. Пообещал, что, если ты вернёшься – больше не буду тебя удерживать. Если ты хочешь уйти – я не стану препятствовать. И имей ввиду – назад я не приму тебя. Но если нужна будет помощь – ты всегда можешь обратиться ко мне.

– Почему ты дал такую клятву?

– Неважно. Но я намерен её выполнить.

– А как же… брак?

– Я узнаю, как его расторгнуть. Обеспечу тебя и твою семью. Вы не будете ни в чём нуждаться. Я не позволю тебе влачить печальную жизнь, – с большим трудом снова повернулся к ней и взглянул в лицо самой любимой мной из ныне живущих на земле женщин. Не выдержал, взял её голову в свои руки. – Пусть недолго, но я был счастлив с тобой – когда ты была моей, когда я чувствовал вкус твоих губ. Я бы многое отдал, чтобы ты осталась. Полюбила меня. Дала поцеловать тебя и ответила на ласку. Но ты словно ледяная статуя. Я так тоже больше не могу. Любовь к тебе опустошила меня, твой холод меня заморозил совсем. Я устал. Не любишь – тогда я освобождаю тебя от своей любви, которая тебе вовсе не нужна. Делай свой выбор.

В горле запершило. Мы оба снова замолчали. Елена нервно кусала губы, принимая решение. Она всё же колеблется. Может быть, жена откажется уходить? В моей душе загорелась надежда, когда я увидел метания в её глазах. Это решение даётся ей не легко. Значит, я не так уж и безразличен княжне. Я опустил руки, отпустил её и ждал.

– Что ты решила? – собрав волю в кулак, спросил я, прерывая затянувшееся молчание и пытаясь предугадать ответ. – Ты уйдешь или останешься?

Текли минуты ожидания. Девушка теребила кружева на платье, не решаясь дать ответ. Она боялась моей реакции. Еще немного – я не выдержу, и поверну назад…

– Уйду, – ответила она и робко посмотрела на меня. Видимо, боялась, что я передумаю. Или не поверила в то, что я действительно готов на это пойти.

А я сидел, словно умер. Елена меня застрелила всего, одним словом. Из меня будто резко вся жизнь вытекла. Осталась только пожирающая боль изнутри и досада, вцепившаяся в самое сердце зубами до крови. На миг прикрыл глаза, пытаясь унять эту слишком острую боль. Даже если бы она меня ударила, или плюнула мне в лицо – не причинила бы столько страданий, как тем, что решила меня покинуть.

Что ж, я предоставил Елене выбор, и она его сделала. Доигрался с ней, дурак. Одинокий, влюблённый в свою жертву дурак. Так мне и надо…

– Собирайся. Завтра карета отвезёт тебя к родителям, – сохраняя внешнее спокойствие и твёрдость голоса произнёс я через время.

Глотая комок в горле, который всё никак не хотел уходить, даже наоборот будто рос в размерах, и казалось, сейчас разорвёт мою глотку вовсе, встал и на ватных ногах направился к выходу. Не могу её больше видеть.

Она сама вдруг схватила меня за ладонь. Кожу будто пронзило иглами от прикосновения её прохладных тонких пальцев. Я остановился, будто в стену врезался, и не оборачиваясь, замер на месте. Нет сил смотреть на неё опять. Я просто не могу. Я не уйду и не отпущу, если снова увижу бесконечность её черных глаз. Княжна положила ладонь на мою щетину и заставила повернуться к ней лицом и взглянуть на неё. Она приблизилась и подарила мне поцелуй, который поначалу замедлил мой пульс, а потом запустил его с огромной скоростью. Я наслаждался её лаской, баронесса так редко мне её дарила. Я боялся, что сейчас этот миг кончится, Елена уйдёт, заберёт тепло губ, и я замёрзну в своё персональном аду без неё. Я прижимал её к себе, позабыв обо всём на свете, будто она моя, будто у нас есть будущее. Я вдруг забылся, что она решила уйти, что она меня не любит. Просто целовал и целовал свою любимую женщину, пока она позволяла мне.

Но неизбежно это мгновение закончилось. Моя пока ещё баронесса отстранилась, мягко опустила мои руки, убрав со своего тела, и прошептала:

– Спасибо. Я не стану держать на тебя зла. Будь счастлив. Витя.

И ушла. Просто ушла.

Она сказала всё, что хотела, и попрощалась со мной сейчас. Орлова понимает, что я не найду в себе силы воли выйти и проводить её завтра утром. Я не буду на это смотреть. Пусть уезжает и всё, чтобы я не видел… Чтобы поганые чувства сожаления, и что я совершаю огромную ошибку, не раздирали кожу груди еще сильнее, не ломали рёбра и не вынимали моего сердца, которое она неизбежно увезёт с собой.

Надежда вспыхнула и сгорела внутри меня, оставив чадящее пепелище. В моём мозгу еще долго билось это слово – «Уйду», пока я, опустив голову, пытался собрать себя из осколков наново.

Провёл рукой по волосам, которые так нравились женщинам. Совсем уже и не верится, что не так давно я купался в этом восхищении дам моей прической, да и не только ей.

Сейчас мне вовсе не нужны эти признания в любви, эта страсть в глазах. Я будто бы другой человек теперь. Словно целую жизнь прожил с княжной, а не какие-то несколько месяцев. Я хотел бы, чтобы с любовью на меня смотрела только она, но это невозможно. Я сам отпустил её. Сам. А она согласилась уйти.

Метался по кабинету в поисках успокоения, но всё напрасно. Не мог даже места найти, где мне было бы удобно сидеть. Плеснул себе в бокал бренди и отпил. Тут же сморщился и выплюнул назад содержимое. Противно. Я не могу пить. Мне слишком плохо.

Может быть, сигара приглушит душевные муки? Подкурил и затянулся. Закашлялся – гадость какая. Что со мной? Ничего не могу – ни есть, ни пить, ни даже выкурить сигару. Затушил её, с нажимом разломав на куски в пепельнице. Посмотрел на эту квашню, оставшуюся от сигары. Некрасиво, даже отвратительно. Она раздавлена, изуродована, надорвана так, что табак во все стороны. Да и я и сам словно эта сигара.

Сел в кресло у камина, собрав руки в замок, и задумчиво смотрел на огонь. Глаза мои будто бы наблюдали за игрой пламени, но мысли были вовсе не со мной.

Ничто не могло меня сейчас отвлечь, я снова и снова истязал себя мыслями о черноокой красавице, что была лишь миражом. Может, она просто примерещилась мне? Прекрасный морок. Манящий и соблазнительный фантом.

Когда-то я читал о Суккубах. Эти демоны приходят к мужчинам в обличии невыносимо красивых женщин, чтобы забрать их жизнь и душу себе. Может. Елена и есть тот самый Суккуб? Физически жизнь оставила мне, а вот моё ментальное тело она отняла. Физическая оболочка живёт без неё дальше по инерции, а душа свернулась котёнком и дрожит от боли и холода на ледяной стуже января. Если же Елена и обычная земная женщина, наверняка люди говорили именно о таких, как она, рисуя портрет Суккуба. Невозможно её забыть. Смыть с сердца, вытравить образ ничем не получится, даже слезами ангелов.

Она никогда меня не любила. Никогда.

До боли сжал кулаки.

Она лишь подчинялась, потому что я её заставлял. Какими убогими мне сейчас кажутся эти попытки принуждения. Насильно мил не будешь – верно ведь говорят.

Порой мне казалось, что Елена отвечает мне. Я чувствовал, что я ей небезразличен. Я эгоистично насыщался её таким пьянящим меня телом, этими нежными, никем не тронутыми до меня губами. Я был первым во всём, она была моей. Только моей. Даже сейчас эти мысли распаляют меня, заставляя тело реагировать. Снова посетило звериное желание догнать, запереть, взять снова и заставлять её подчиняться вновь. Заставить её ласкать меня, как единожды жена это делала в тот вечер с кинжалом. Больше я не смог уговорить её это сделать. Ласки, полученные всего один раз, довели меня до исступления, до опустошения. Я не могу забыть их. Неумелые движения губ и языка по моему телу выбивали глухие стоны из груди от одних только воспоминаний.

Но, видимо, я всё же ошибся. Как только я предоставил Елене выбор, она сделала его вовсе не в мою пользу. Вдруг накатила слепая ярость. Я верну её! Укажу её место. Прикажу остаться.

Я уже встал, и как в тумане выскочил в коридор, с горячим желанием вернуть её, и сказать, что я передумал. Она никуда не поедет и прямо сейчас сделает то, что я хочу снова. Потом опять и опять.

Рука уже легла на ручку двери её спальни, как вдруг распахнулось от ветра окно в коридоре. Я вздрогнул, рука моя слетела с ручки, и пришёл миг отрезвления.

Что я делаю? Я дал слово, я не должен её удерживать!

Понуро вернулся обратно в кабинет и закрыл дверь изнутри на ключ Так надёжнее. Кажется, я окончательно сошёл с ума. Она свела меня с ума, сделала безумцем.

Что ты сотворила со мной, Елена? Я тебя отпустил. А ты меня не отпустишь никогда.