Текст книги "Мы (ЛП)"

Автор книги: Эль Кеннеди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Бэби? – зову его я, как всегда, когда прихожу.

Тишина. Но потом я слышу, как в глубине квартиры застегивается молния.

Я бросаю куртку на вешалку (которую купил Джейми, когда ему надоело находить ее на диване). Несколько быстрых шагов приводят меня в нашу спальню.

Джейми стоит, склонившись над большой сумкой. Своей сумкой. Он засовывает в боковой карман бритвенный набор.

– Бэби? – повторяю я.

Он вздрагивает и сразу же выпрямляется. Виновато.

– Привет. – В его голосе хрипотца. – Не услышал, как ты зашел.

Заметно. Но я не говорю этого вслух. Я слишком занят, складывая воедино детали. На кровати лежит распечатка. Посадочный талон – написано там. И название авиакомпании. Air Canada. Его ноутбук уже убран в чехол. Рядом с ним лежат телефон и зарядка.

– Куда ты? – оторопело говорю я.

– Домой, – отвечает он и быстро прибавляет: – Повидаться с семьей. Помнишь, я говорил, что мне не помешало бы побыть в Калифорнии. На работу мне пока что нельзя. Вот и подумал, почему бы не съездить.

– А… – Здесь что-то не так. Я вижу, как его лицо заливается краской. – А меня ты собирался предупредить? Ты хотя бы планировал попрощаться? – В моем голосе страх. Но мне действительно страшно.

– Да, – говорит он. – Конечно. Я знал, что к этому времени ты вернешься домой.

В голове воет сирена тревоги. Джейми стоит в паре шагов – поза неловкая, руки в карманах. До него у меня не было отношений. Но я знаю, что так быть не должно.

– Мы что, расстаемся? – вырывается у меня.

На его лице мелькает испуг, словно он не ожидал, что я произнесу это вслух.

– Нет, – произносит он после крошечной, но все-таки паузы. – Нет. Это обычный отпуск. Мне… – Он откашливается. – Мне просто нужно повидаться с семьей.

Но я слышу другое. Мне нужно уехать отсюда и от тебя.

Мое сердце грохочет в ушах. Что мне делать? Наорать на него? Я не знаю, что ему нужно. Если б знал, то сделал бы все. Громкая и напористая демонстрация моей любви к нему может быть вариантом.

Но вдруг ему и правда необходима эта поездка? Вдруг солнечный свет излечит его? Неуверенность держит меня приклеенным к полу, в горле внезапно становится больно и горячо. Я беру с тумбочки чашку с водой и выпиваю ее, гадая, что же сказать.

На кровати звонит его телефон. Он подбирает его и отвечает.

– Спасибо, – произносит через минуту. И все.

– Кто это был? – квакаю я.

– Служба такси. Через десять минут приедет машина.

Я подавляю дрожь.

– Если тебя нужно отвезти в аэропорт, почему ты не попросил меня? – Какого дьявола тут происходит?

Выражение его лица снова становится виноватым.

– Не знаю, – говорит он, рассматривая свои ботинки. – Просто подумал, что так будет проще.

Он прав. Потому что я наверняка закатил бы в аэропорту сцену. Я близок к этому прямо сейчас.

– Каннинг, я не хочу, чтобы ты уезжал.

Джейми съеживается.

– Мне надо… – он давится словом, – надо просто попробовать кое-что, хорошо? – Когда он поднимает глаза, в них стоят слезы.

Моя паника разрастается в полную силу. На ватных ногах я подхожу к нему. Обнимаю. Он тоже обнимает меня, и стенки моего горла смыкаются окончательно. Нет, нет, нет, нет – повторяю я про себя. Я бы заорал, если б знал, что это поможет. Но как я могу отказать ему в поездке к семье? Завтра мне уезжать в Миннесоту. Уговорить Джейми остаться, а потом запрыгнуть в самолет и на пять дней улететь – разве не бред?

Блядь.

Поэтому я беру себя в руки и делаю то, что должен.

– Береги себя, – шепчу я ему. – Ты для меня дико важен.

Обняв меня еще чуточку крепче, он делает судорожный вдох.

– Ты тоже себя береги.

Окей. Я смогу это сделать.

– Я люблю тебя, – говорю я и отступаю на полшага назад.

– Я тебя тоже, – бормочет он.

Но в глаза мне не смотрит.

Блядь.

Блядь.

Блядь.

Он собирает с кровати последние вещи и рассовывает их по свободным местам. Ему приходит смс от таксиста – машина уже внизу.

Замечательно…

Я провожаю его до двери. Целую в щеку и еще раз обнимаю.

А потом отпускаю его в коридор. Одного. Если я побегу за ним вниз, то лишь выставлю себя дураком.

И тогда я прижимаюсь лбом к холодной стали двери и слушаю звук его удаляющихся шагов.

Я заново проговариваю все у себя в голове. Он захотел повидаться с родителями. Мы не расстались. Он сказал, это отпуск.

Но почему я чувствую себя так, словно позволил сердцу выпрыгнуть у меня из груди и уехать в аэропорт?

Глава 25

Вес

После победы над «Миннесотой» я тяжело опускаюсь на первый ряд сидений автобуса. Мне бы радоваться, как парни вокруг, но я уже второй день морально убит. Сегодня это было заметно даже на льду. Я не забил ни одного гола. Не сделал ни одной передачи. Я отдал матчу все силы, но призвать магию так и не смог.

Всю магию увез с собой Джейми.

Он не бросил тебя. Он в отпуске.

Чушь. Он ушел от меня.

В автобус поднимается Лемминг и случайно сталкивается со мной взглядом. Случайно – потому что он сразу же отворачивается и проходит мимо свободного места рядом со мной.

Да, не все мои одноклубники в экстазе от идеи сесть с геем. Как оказалось, то, что мы с Леммингом оба из Бостона, значит не так уж и много.

Через десять минут автобус останавливается около пятизвездочного отеля в центре Сент-Пола, и я вместе со всеми выгружаюсь на улицу и в мрачном настроении ухожу к себе в номер. Там снимаю костюм и надеваю худи и треники, но пустота люкса сводит с ума, и потому я решаю спуститься в бар. Эриксон и кто-то еще планировали пойти в стриптиз-клуб. Они звали с собой и меня, но не особенно удивились, когда я отказался. Видимо, начали привыкать к моей антисоциальной сварливости.

Я спускаюсь на лифте в лобби. Мне плевать, что я выгляжу, как неряха. Да, в поездках и на послематчевых пресс-конференциях нам полагается быть в костюмах, но сейчас камеры на меня не нацелены, и если мне хочется выпить в чертовых трениках, то, черт побери, я это сделаю.

Сев за длинной, сияющей стойкой, я заказываю виски, и бармен молниеносно доставляет его. Видимо, рассмотрел в моем взгляде отчаяние. К счастью, он не пытается подбодрить меня или завести разговор по душам.

Сделав глоток, я достаю телефон и проверяю, нет ли сообщений от Джейми. Их нет. Разочарование обжигает сильнее, чем алкоголь. Он позвонил всего один раз, когда прилетел в Сан-Франциско, после чего я получил от него только пару «У меня все нормально, у родителей тоже» и все.

Кто знает, может, сейчас он репетирует прощальную речь для разрыва со мной.

Мое сердце раскалывается напополам. Я опрокидываю в себя все, что осталось в бокале, и заказываю еще. Бармен с сочувствием на лице приносит мне новую порцию виски.

Просидев минут пять в мучительной тишине, я снова беру телефон и дрожащими пальцами нахожу номер Синди. В Сент-Поле почти полночь, но на Западном побережье еще десять часов.

Мама Джейми сразу же отвечает.

– Здравствуй, милый! Ты почему не в постели? Наверняка устал после такой напряженной игры!

Несмотря на массивный ком в горле, я улыбаюсь. Синди Каннинг – мама, которой у меня никогда не было. Так унизительно, что именно ей, а не моим настоящим родным, небезразлично, высыпаюсь я или нет.

– Я не устал, – говорю. – А… вы что, смотрели игру?

– Конечно, смотрели. Джейми чуть не разбил телевизор, когда во втором периоде тот нахал опрокинул тебя.

Мое сердце делает радостный кувырок. Джейми смотрел нашу игру. А когда меня опрокинули, разозлился. Это должно что-то значить, ведь так? Например, что он все-таки не собирается бросить меня?

Мое молчание, очевидно, включает уникальные телепатические способности Синди, поскольку она говорит:

– Он сегодня очень гордился тобой.

Мое горло сжимается. Наглухо.

– Но… я даже ничего не забил.

Она мягко смеется.

– Райан, тебе необязательно забивать, чтобы он гордился тобой. Ему достаточно видеть тебя на экране, знать, что ты играешь в профессиональный хоккей. – Она делает паузу. – Может, просто спросишь меня о том, ради чего позвонил?

Телепатка, черт побери.

– Как он? В порядке? – выпаливаю я.

– Пока не совсем. Но обязательно будет. – Мама Джейми на мгновение замолкает. – Признаю́, он еще не похож на себя, но мне кажется, это может быть как-то связано с медикаментами, которые он принимал.

Я хмурю брови.

– С болеутоляющими?

– Я грешу на стероиды. Я, конечно, не врач, но не представляю, чтобы у всех этих лекарств не было побочных эффектов. Он грустит, немного замкнут в себе, но что, если это отчасти из-за отмены лекарств?

Меня снова пронзает тревога. Господи, как же невыносимо думать о том, что мой смеющийся, беззаботный Джейми стал грустным и замкнутым.

– Но свежий воздух пошел ему на пользу. – В голосе Синди появляется бодрость. – Сейчас он на прогулке с отцом. А вчерашний день он провел с близнецами, помогал Скотти выбирать новую доску для серфинга. Иногда лучшее лекарство – это здоровая доза семьи.

У меня в глазах закипают горячие слезы. Я думал, что моей семьей был Джейми. Что его семья была нашей семьей. Но меня одного оказалось для него недостаточно, ведь после того, как я столько недель предлагал ему любую поддержку, он уехал за утешением к Каннингам. Эта мысль убивает.

– Я рад, что ему лучше, – сдавленно говорю. – Просто… продолжайте заботиться о нем, хорошо? И не говорите, что я звонил. Он… – Я закусываю губу. – Он не любит, когда я беспокоюсь. Это бесит его.

– Милый мой, это не правда. Я знаю, он ценит твою заботу. Она показывает, как сильно ты любишь его.

Она успокаивает меня еще пару минут, но, когда мы наконец-то прощаемся, я остаюсь в прежнем раздрае. Я так скучаю по Джейми. Невыносимо быть вдали от него, что, если задуматься, глупо. Ну что изменилось бы, если бы он не уехал? Где бы он ни был сейчас, в Калифорнии или в Торонто, мы все равно были бы далеко друг о друга. Я все равно был бы в Сент-Поле на выездной игре.

Скорей бы закончился этот сезон.

– Угостить тебя?

Я вздрагиваю. Хватаюсь за стойку, чтобы не упасть с табурета, и, оглянувшись, вижу, что рядом сидит какой-то блондин. Он показывает на мой пустой бокал. Я не помню, когда успел выпить вторую порцию виски, но третья точно не вариант. Фрэнк двинется, если кто-то расскажет, что видел, как я напиваюсь в гостиничном баре.

– Нет, спасибо, – рассеянно отвечаю.

Блондин продолжает смотреть. Ему немного за тридцать, он привлекателен и даже не пытается скрыть, что разглядывает меня. Причем не в духе «Ты хоккеист Райан Весли??», а с чисто сексуальным подтекстом.

– Хочешь, поговорим? – протяжно интересуется он.

Я стискиваю зубы.

– О чем?

– О том, из-за чего у тебя настолько опустошенный взгляд. – Положив мускулистую руку на стойку, он поворачивается ко мне лицом. На нем рубашка и строгие брюки. Видимо, бизнесмен. – Что случилось? Неприятный разрыв?

Мои зубы практически стираются в пыль – так сильно я ими скриплю.

Пока я продолжаю молчать, он хмыкает и наклоняется ближе.

– Извини. Я знаю, что подкатываю слишком открыто. Но… – Он пожимает плечом. – Ты Райан Весли, да? Твое лицо сейчас буквально повсюду, так что я в курсе твоей ситуации и знаю, что у тебя есть бойфренд. – В его тоне появляется легкая робость. – Но твой взгляд сообщает мне… что, возможно, бойфренда у тебя уже нет…?

Я не отвечаю. Надо отдать ему должное – яйца у него есть. Подкатывать, зная, что я в отношениях… Смелый маневр. К сожалению для него, смелость такого рода я не люблю.

Проявляя еще бóльшую смелость, он кладет пальцы мне на запястье и поглаживает его.

– И в таком случае я был бы счастлив…

– Исчезни, – рявкает резкий голос. – Он занят.

Я разворачиваюсь. Над нами возвышается Блейк. Его зеленые глаза опасно сверкают, и взгляд, которым он окидывает моего ухажера, приносит желаемый результат. Мистер Смельчак соскакивает с табурета и небрежно пожимает плечом.

– Что ж, попробовать стоило, – говорит он, а потом отчаливает в сторону выхода.

Блейк, узурпировав его табурет, перенаправляет разгневанный взгляд на меня.

– Мужик, какого хера ты делаешь? Наставляешь Джей-бомбу рога? Ты чего?

Я закатываю глаза.

– Ничего я не делаю. Когда ты подошел, я как раз собирался попросить его отвалить.

Мощные плечи моего одноклубника расслабляются.

– О. Окей. Хорошо.

– Я думал, ты уехал с Эриксоном в стрип-клуб.

Он кивает.

– Уехал. Но как только увидел их вывеску, сразу залез обратно в такси.

У меня против воли вылетает смешок.

– Почему?

– Чувак, знаешь, как называлось то место? – Он делает театральную паузу. – Черная овца!

Мой смешок превращается в полноценный смех. Я впервые по-настоящему развеселился после того, как Джейми улетел в Калифорнию, и нисколько не удивлен, что такого ответа добился от меня именно Блейк. Каким-то образом за то короткое время, что я его знаю, он стал моим лучшим другом. Я рад, что он вернулся на лед. Блейк, в отличие от нескольких моих одноклубников, искренне не испытывает ни малейших проблем с тем, чтобы сесть со мной рядом в треклятом автобусе.

– Если это был не предупреждающий знак от вселенной, то тогда что? – Он в ужасе трясет головой. – Весли, богом клянусь, овцы – исчадия ада.

– Знаю, – говорю я понимающе, потрепав его по руке.

Блейк заглядывает за стойку.

– Бармен! Пиво, por favor!

Подходит бармен и перечисляет доступные сорта пива. Блейк бесконечно долго решает, что будет пить – этот процесс включает в себя две шутки об эле, один каламбур и подробный отчет о том, как он впервые попробовал «Хайнекен». К моменту, когда он останавливается на местном крафтовом пиве, бармен выглядит слегка офигевшим.

Все это время я стараюсь не лопнуть от смеха.

– Что? – Блейк сужает глаза. – Чего ухмыляешься?

– Просто… – Я пожимаю плечами. – Просто соскучился по тебе, вот и все.

– Бро, я по тебе тоже, – весь просияв, говорит он. – Значит ли это, что ты готов закончить хандрить?

Мое хорошее настроение вмиг пропадает. На секунду я и правда забыл, что мой бойфренд бросил меня, и напоминание об отсутствии Джейми вскрывает меня, словно лезвие конька – открытое горло.

Блейк вздыхает.

– Видимо, нет. – Он подносит бутылку к губам и задумчиво отпивает. – Ты с ним говорил?

– Немного. По смс.

– Он сказал, когда вернется домой?

Меня прошивает боль.

– Он и так дома, – бормочу я.

– Херня. – Его пальцы барабанят по стойке, а другая рука отрывает с бутылки наклейку. Он ходячая иллюстрация к статье о СДВГ. – Его дом – в Торонто. Где мы.

– Мы?

– Ага. Ты и Джей-бомб – мои лучшие друганы. Мы трое амигос. – Он бледнеет. – Джей-бомб ведь знает об этом? Или он думает, будто я дружу с ним только из-за тебя? Потому что это не так.

– Знаю. – Но знает ли Джейми? Он был так несчастен в Торонто. Когда я уходил, он оставался один. А выбирался куда-то с коллегами по работе, кажется, всего один раз, когда мы наткнулись друг на друга в том баре. И во всем этом виноват только я. Он оказался в изоляции из-за меня, из-за моей потребности скрывать наши отношения, из-за моей карьеры.

Но Джейми совсем не такой. Сколько я его знаю, его всегда окружали семья и друзья. Он был популярным, его все обожали. Да и как его можно не обожать? Он самый славный, самый дружелюбный, самый располагающий к себе человек, которого я встречал.

Неудивительно, что он ушел. Ведь я обрек его на жизнь в изоляции.

– Жалко, что мы играем в Калифорнии только в апреле, – размышляет Блейк. – Можно было бы устроить ему сюрприз.

Я угрюмо киваю. Угу. Завтра мы летим в Даллас. Не в Анахайм. А после Далласа вернемся в Торонто, и на сей раз именно я буду сидеть в нашей квартире один. Без Джейми, который сейчас купается в любви и поддержке семьи.

Всем телом дрожа, я соскальзываю с табурета. Бросаю:

– Я спать.

И не давая Блейку остановить себя, ухожу к лифту с облаком боли, висящим над головой.

Глава 26

Вес

Разрешив Фрэнку и Дэннису уговорить себя на интервью перед камерой, я знал, это будет весьма унизительно. Но я не подписывался на мейкап.

Пока я сижу, стиснув зубы, типчик по имени Трип что-то наносит на мои скулы с помощью губки, между делом напевая себе под нос.

Видел бы меня сейчас папа... Его хватил бы удар. Эта мысль почему-то приободряет меня.

Когда Трип отходит назад, чтобы полюбоваться своей работой сквозь хипстерские очочки в черной оправе, я спрашиваю:

– Вы же всех этим мажете, да?

Он хмыкает.

– Да, лапа. Это не потому, что ты гей.

Вон из моей головы. Ненавижу, когда люди вот так считывают меня. А дальше будет лишь хуже, ведь мне предстоит интимный разговор с миллионами телезрителей. Пристрелите меня.

– Ну тогда ладно, – бубню я.

В гримерной появляется Фрэнк. Он в приподнятом настроении. Ну, хоть кого-то радует эта фигня.

– Готов? – спрашивает он.

– Конечно. – Как будто у меня имеется выбор. Я пообещал Дэннису интервью. Оно нужно и клубу. И как бонус, я утру нос отцу. Лучше разделаться с ним, да и все. – Мы закончили, да? – спрашиваю я Трипа.

– Секундочку… – Он наклоняется, держа огромную кисть, и я успеваю зажмуриться ровно в момент, когда меня тщательно осыпают какой-то гадостной пудрой.

– Мерзость, – кашляю я, когда атака заканчивается.

– О-о, большой крутой хоккеист не может вынести чуточку пудры? – хихикает он. – Мы же не хотим, чтобы твоя кожа блестела.

– Что-то ты чересчур веселишься, – ворчу я.

– Твоя правда! Но в мое кресло нечасто попадают такие красавцы, как ты. – Он сдергивает с меня черную нейлоновую накидку. – Готово. Порви их, Райан Весли.

– Спасибо. – Но я не намерен кого-либо рвать. Я просто хочу поскорее покончить с часовым сканированием своей души и вернуться в нормальную жизнь.

Фрэнк уводит меня на съемочную площадку, где создана псевдоинтимная обстановка. Я вижу два кожаных мачо-кресла, повернутых так, чтобы люди не смотрели друг другу прямо в лицо, но и не пялились в восемьдесят семь направленных на них камер. Рядом с этой ненастоящей комнатой установлена вещательная аппаратура стоимостью в сто тысяч долларов.

Прелестно.

Меня нарядили в пиджак, синие потертые джинсы и дорогую рубашку скучного белого цвета с расстегнутым воротничком. Готов поспорить, пиарщики потратили немало часов, придумывая, как одеть меня так, чтобы я выглядел одновременно и мужественным, и стильным, и небрежным, и интересным, однако простым. Наверное, даже создали компьютерную модель.

Ладно, плевать. Галстук не душит, и то хорошо.

– Вот твое место. – Фрэнк показывает на левое кресло.

Почему они выбрали именно его, я тоже не спрашиваю. И просто сажусь.

– Теперь запоминай, – говорит Фрэнк, потирая ладони. – Смотри или на Дэнниса, или в камеру. Вон она. – Он показывает на камеру, установленную всего на несколько градусов правее места, где будет сидеть мой интервьюер. – Не бегай взглядом по сторонам, иначе будет казаться, что ты хитришь. Следи за своей интонацией. И не повышай в конце предложения голос.

– Что, будет слишком по-гейски? – прорывается мой природный цинизм.

Он закатывает глаза.

– Нет. Слишком неуверенно. Ты же уверен в себе? Вот и веди себя так.

– Хорошо.

Сидеть перед камерой странно. Я никогда не просил, чтобы меня сделали всемирным представителем геев. Да и не гожусь я для этой задачи. Давайте посмотрим правде в глаза – я веду достаточно эгоцентричное существование и преследую ровно две цели: забивать голы и проводить как можно времени с Джейми Каннингом.

Сейчас я лажаю по обоим фронтам. Так что интервью подоспело в момент, когда мне практически нечего никому предложить.

Мое самобичевание прерывается появлением Дэнниса, который одет как мой брат-близнец, только более самоуверенный и с более блестящими волосами.

– Райан! Рад тебя видеть. – Он пожимает мне руку, после чего садится. – Как себя чувствуешь? Готов ответить на пару вопросов?

– Конечно, – лгу я. – Я пробежался по вашему списку.

– Что-нибудь вычеркнуть? – спрашивает он, разглаживая лацканы пиджака.

– Нет. – Фрэнк уже предупредил меня, что Дэннис не обязательно будет придерживаться своего списка вопросов. Но поскольку интервью будет показано в записи, я всегда могу ответить: «Отличная попытка, козел», и потом это вырежут. В контракте, который я подписал, оговорено, что любую тему вне списка я могу пропустить.

– Отлично, – с энтузиазмом говорит Дэннис. – Тогда начинаем.

Вперед выходит режиссер, чтобы поговорить с нами о тайминге и направлениях камеры. Я стараюсь слушать его, но сбиваюсь на мысли о Джейми. Чем он занят сейчас? Будет ли смотреть вечером интервью? Раньше, когда я испытывал стресс, мысли о Джейми, его улыбке всегда успокаивали меня…

Как и сейчас, напоминаю себе. Я лишь надеюсь, что он улыбается, где бы он ни был.

Включают софиты, и Трип прибегает, чтобы еще раз промокнуть наши лица бумажной салфеткой. Уходя, он успевает коротко сжать мне плечо.

Затем режиссер произносит:

– Снимаем.

И Дэннис Хэймейкер поворачивается к камере.

– Сегодня у нас в гостях Райан Весли, новый нападающий команды «Торонто»…

Пока он меня представляет, мое лицо от стеснения превращается в застывшую маску. Нет, ну что за тупая затея…

Но начинает он, впрочем, с безобидных вопросов.

– Сколько ты играешь в хоккей?

– Всю жизнь, – легко отвечаю я. – Когда мне было пять лет, моей матери пришлось перекрасить мою спальню в цвета «Брюинс», потому что я оклеил все стены их снимками с игр, и она устала с этим бороться.

Он расспрашивает меня о ранних годах, когда я играл в школьных лигах. Я сто лет не вспоминал о тех временах и рассказываю историю о том, как закончил финал одного турнира с переломом руки – все-таки это мое интервью, и если мне хочется выставить себя крутым пацаном, то я это сделаю. Тем более, что я и был крутым пацаном.

– Я так взбесился из-за того, что пропустил церемонию награждения. После всего хотелось подержать в руках кубок, а не ехать в больницу.

Дэннис смеется.

– Да уж. Скажи, как твои родители относятся к твоей одержимости этим спортом и к его травматичности? Кто-нибудь из них играет в хоккей?

Теперь я тоже смеюсь. Чтобы отец потел над чем-либо, кроме финансовых операций… Даже представить нелепо.

– Нет, сэр. Не играют.

– Они, наверное, твои самые большие фанаты.

Похоже, скоро начнется.

– Я бы так не сказал. Мы не близки.

– Почему?

Ага, началось. Я издаю нервный смешок.

– Говоря откровенно, мы никогда не были особо близки. Например, когда я сломал руку, в больницу меня отвезли не они.

Дэннис выглядит искренне удивленным таким поворотом сюжета.

– А кто?

– Реджи. Водитель отца. Понимаете, отцу нравилось смотреть, как я побеждаю, только в том случае, если мои игры не пересекались с его плотным графиком. На выезды со мной отправляли одного из шоферов. Реджи нравился мне больше всех. Обычно, когда мы забивали, я смотрел на трибуны и видел, как он стоит там в своем синем форменном пиджаке и радуется за нас. Я всегда думал, что он просто любил хоккей, но теперь… Я не знаю, может, отец каждый раз давал ему по двадцатке, чтобы он поболел за меня. Правда, я тогда понятия не имел, что расти так достаточно странно. Мне было десять. Для меня это было в порядке вещей.

– Значит… – Дэннис тратит пару секунд на то, чтобы сформулировать следующий вопрос. – Твой отец был слишком занят для того, чтобы отвезти тебя с переломом в больницу?

Я пожимаю плечом, потому что мы отклонились от темы.

– Не знаю. Может, Реджи исходил всего лишь из здравого смысла. Сына босса не привозят домой со сломанной костью, ведь так? За это легко могут уволить. Но мне было все равно, кто отвез меня. Я уже в десять знал, что должен вести себя как мужчина и не плакать перед рентгеновским аппаратом. Не имело значения, кто ждал меня за дверьми.

Дэннис откашливается.

– В чем еще от тебя ждали мужского поведения, Райан?

Этого вопроса в списке, естественно, не было. Но я не останавливаю интервью.

– Ну, мне точно не полагалось влюбляться в друга из хоккейного лагеря. В семействе Весли это было очередным строгим табу. Но я никогда не умел следовать правилам.

Его лицо становится драматичным. Словно мы обсуждаем ситуацию на Ближнем Востоке.

– Когда ты сказал родителям о том, что ты гей?

Черт, почему здесь так жарко? Из-за софитов? Я еле сдерживаюсь, чтобы не вытереть лоб.

– В девятнадцать. Я ждал, что на меня наорут или типа того. Но они просто предпочли меня не услышать.

– Что именно сказал твой отец?

– Ну… – Я откашливаюсь. – Кажется, он сказал: «У тебя галстук завязан неровно». А когда прошлым летом я сказал ему, что живу со своим бойфрендом, он ответил: «У меня видеоконференция. Мне пора». Он просто отказывается слышать то, что его не устраивает.

– И что ты почувствовал?

Я чуть не закатываю глаза.

– Какого ответа вы от меня ждете? Да, их реакция была неидеальной. Но некоторых ребят вышвыривают за это на улицу или бьют. Поэтому жаловаться я не стану.

– Когда родители в последний раз звонили тебе?

– Ну… – Я сдаюсь и тру шею. Личные вопросы нервируют, но я сам на них подписался. – По-моему, в феврале. Отец хотел договориться об ужине на неделе, когда моя команда прилетит играть в Бостон. Но после того, как мой бойфренд заболел, и мое лицо разлетелось по всему интернету, он отозвал свое приглашение.

– Ясно. – Дэннис поворачивает скорбное лицо к камере номер два.

Придушите меня…

– Расскажи о своем бойфренде. Должно быть, он очень особенный человек. Ты принимаешь большое количество критики за отношения с ним.

Я улыбаюсь, потому что мне нравится думать о Джейми. Но отвечать на эти вопросы будет труднее всего, потому что я хочу уважать его право на частную жизнь.

– Мы подружились в тринадцать, когда стали приезжать в один и тот же лагерь на лето. Он замечательный человек и отличный тренер защиты. И терпит мои недостатки. Чаще всего.

– Но вы не всегда были парой, да?

Я мотаю головой.

– Чтобы признаться ему в своих чувствах, мне потребовалось аж девять лет. Но ожидание того стоило. Понимаете… – Пока я пытаюсь облечь мысли в слова, мой взгляд уплывает в темноту студии. Заметив это, я, как примерный интервьюируемый, смотрю Дэннису прямо в глаза. – С Джейми я могу быть собой. Он знает меня со времен, когда я был прыщавым подростком, и мы спорили о видеоиграх. Он не смотрит на меня как на нападающего «Торонто». Ему плевать на мою статистику забитых голов. Я не пытаюсь его впечатлить. – Разве что своим умением делать глубокий минет. Но мы не будем говорить об этом в прайм-тайм.

– Он твоя семья, – резюмирует Дэннис. – В большей степени, чем настоящая.

– Именно так, – соглашаюсь я.

– Как думаешь, вы поженитесь? – спрашивает Дэннис с улыбкой. – Или постой… я забегаю сильно вперед?

Вот ублюдок. Бьет по больному – и все ради высокого рейтинга. Но мне удается остаться спокойным.

– О, не в моем случае. Я готов жениться на Джейми в любую секунду, и он, я уверен, знает об этом.

– Ты делал ему предложение?

Дэннис испытывает удачу и отлично знает об этом. Чтобы сохранить лицо перед Джейми, мне стоило бы прервать этот допрос. Уходят секунды. Я думаю.

Ладно. Была не была.

– Нет. Пока что не делал. На случай, если вы не заметили, у нас выдался весьма трудный год. Это прозвучало бы в стиле: «Слушай, бэби, я знаю, что после больницы ты не можешь и шагу ступить, чтобы на тебя не направили камеру, а весь мир внезапно загорелся желанием препарировать нашу интимную жизнь. Так, может, обменяемся кольцами?»

Мой интервьюер хмыкает.

– То есть, правильный момент еще не настал?

– Определенно нет.

Далее Дэннис возвращается к теме хоккея. И поскольку говорить о хоккее для меня проще всего, я наконец-таки расслабляюсь.

Глава 27

Джейми

Когда я приезжал в Калифорнию в прошлый раз, мама не мешала мне киснуть. Теперь же она не дает мне покоя.

Вчера я три часа помогал ей разбирать пожертвованные церкви продукты. Потом мы весь день их развозили. Сегодня я подстриг гигантский газон нашего пожилого соседа и подравнял мамины розовые кусты.

От перенапряжения я чуть не выкашлял себе легкие, но мама только хлопнула меня по спине и сказала, чтобы я продолжал.

Да еще братья и сестры все время стараются меня чем-то занять.

Что самое странное, это работает. Я по-прежнему не в себе, и ни одна из моих проблем по-прежнему не решена, но физическая нагрузка здорово помогает. Чем больше я работаю, тем меньше переживаю. И ко мне вернулся былой аппетит. Всего час назад мы поужинали, но мне уже хочется что-нибудь перехватить.

– Вчера звонил Райан.

Моя рука замирает над банкой с печеньем. Мама сидит за столом и, потягивая чай, наблюдает за мной. Интересно, что она видит у меня на лице? Радость? Страх? Сожаление? Отчаяние? Я чувствую все вышеперечисленные эмоции, но какая-то должна быть заметнее остальных.

Наверное, сожаление. Потому что, господи, до чего же я сожалею о том, как обставил свой отъезд из Торонто. После катастрофы на катке я просто не мог оставаться в нашей квартире. Приехав домой, я снова открыл поиск авиабилетов. Увидел горящее предложение до Сан-Франциско и, не раздумывая, купил. И оно стоило гораздо меньше того путешествия, которое хотел распланировать Вес. Безработные не могут позволить себе отдых на пляжном курорте.

Вес был не виноват в том, что мне срочно понадобилось уехать, но выражение его лица преследует меня до сих пор.

Я беру мамино печенье из семи злаков с изюмом. Печенью необязательно быть настолько полезным, но со своим уставом в чужой монастырь…

– Что он сказал? – спрашиваю я наконец и надкусываю печенье.

Мама вздыхает.

– Хотел узнать, как у тебя дела. Ты, похоже, почти не пишешь ему.

Да. Из-за чувства вины я перестал ему отвечать. И теперь мне становится еще хуже.

– Не пишу, – признаю я.

– И почему?

– Ну… – Взяв салфетку, я сажусь к ней за стол. – Я не знаю, как объяснить, что не так. Мне было по-настоящему плохо, но я не хочу, чтобы он винил в этом себя.

Моя мама задумчиво крутит кружку в руках.

– Но, если ты не скажешь ему, он сделает вывод, что виноват именно он.

У меня смыкается горло, но я не уверен, что в этом виновато только сухое печенье.

– То есть, ты говоришь, что я засранец?

Она смеется.

– Нет, и не произноси это слово у меня за столом.

– Извини, – говорю я с полным ртом. Поднимаюсь и, пока печенье меня не прикончило, иду к холодильнику за молоком. Мне пока нельзя умирать. Сначала надо понять, как помириться с Весом. Я вытряхиваю все оставшееся молоко из пакета в стакан и выпиваю его.

Когда я снова сажусь, мама внимательно оглядывает меня.

– Так что ты собираешься делать?

– Поговорить с ним?

– Помимо этого. Если тебе плохо, тому должна быть причина.

Или десяток причин. Моя жизнь в Торонто – запутанный узел, который я не в состоянии развязать. Я ни одной живой душе не рассказывал о письмах от Билла Брэддока. Худшее пришло еще до того, как шасси моего самолете оторвались от асфальта Торонто.

Дорогой тренер Каннинг!

С сожалением сообщаю, что Дэнтон подал на тебя жалобу из-за сегодняшнего инцидента после игры. В аттаче ее подписанная копия. У тебя есть две недели на то, чтобы отреагировать на нее, после чего дисциплинарный комитет примет окончательное решение.