Текст книги "Глоток лета со вкусом смерти (СИ)"

Автор книги: Екатерина Анашкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Я, Виктория Алексеевна, просто счел своим долгом предупредить вас о том, что произошло.

Касаткин пристально взглянул ему в глаза:

– Сергей, а ты точно не хочешь ничего больше добавить? – медленно роняя слова, спросил он.

Шатров глубоко вздохнул, и на лбу его явно прорисовались три поперечные морщины:

– К нам в дом кто-то залез. Перевернул все вещи, а главное, с платья Алисы исчезла брошь. Точно такая же, как и эта, – хмуро проговорил Шатров. – Пока мне больше нечего сказать, но почему-то мне кажется, что…

– Что вам кажется?! – Вика гневно посмотрела на него. Ее глаза метали молнии.

Сергей решительно поднялся:

– Не обращайте внимания, Виктория Алексеевна! Не смею больше мешать, – Сергей протянул руку Касаткину.

– Спасибо, Сережа. Держи меня в курсе, – Касаткин пожал его ладонь.

– Конечно, Егор Николаевич, желаю вам приятно поболеть.

* * *

Нервы были на пределе. Застрявший в горле комок не давал дышать, а непроходящая тянущая боль под левой лопаткой провоцировала тошноту и головокружение.

Элла дрожащей рукой сунула под язык нитроглицерин, хотя знала наверняка – это поможет лишь ненадолго. Она, не раздеваясь, опустилась на кровать и закрыла глаза.

Предыдущую ночь она провела ужасно. Временами ей казалось, что она заснула, но, судя по часам, это забытье всякий раз длилось не больше трех-пяти минут.

Она видела сгорбленную спину Антона, который за все время даже ни разу не прилег, слышала его нервное дыхание. Он сидел на балконе, пил виски и курил, курил, курил… На ее вопросы он отвечать категорически отказался. Не помогли ни угрозы, ни даже просьбы, до которых она снизошла, наступив на свою гордость. Сказал лишь, что у него серьезные проблемы, хотя это она поняла и сама. Еще вчера утром, когда обнаружила конверт. Обычный листок бумаги с набранным на компьютере текстом. Элла запомнила его содержание наизусть:

«Будьте в „Сосновом“ в ближайшую пятницу. Меня не ищите, я сама вас найду. И будьте благоразумны. В ваших же интересах пойти на мои условия, иначе все документы будут переданы по известному вам адресу».

О каких документах идет речь? И что это за «известный адрес»? Почему и кого ее муж настолько испугался? Неужели причиной этого страха была та самая девица, которую она видела с ним вчера? Конечно, она не могла слышать всего, о чем они разговаривали, но меньше всего это напоминало любовное свидание. Сцена, которую она устроила Антону, была рассчитана лишь на то, что он, в конце концов, признается в том, что именно происходит. Но в тот раз Элла потерпела неудачу.

Под утро она все-таки забылась тяжелым вязким сном, а когда проснулась, Антона уже не было. Не было его и на завтраке, и на обеде. На вопрос, почему он не пришел, пришлось соврать про внезапно разыгравшуюся головную боль. Так куда же он делся?

Вещи остались нетронутыми, так что в Москву он сбежать не мог, да и на ресепшен ей сказали, что сегодня никто из «Соснового» не выезжал. Неужели она все-таки права, и у него появилась какая-то женщина?! От этой мысли ее вновь бросило в жар, а в висках застучали невидимые молоточки. Или все это связано со вчерашней встречей? Смутные предчувствия беды не покидали ни на секунду.

Не желая больше оставаться в доме одна, Элла нашарила под кроватью туфли, взяла сумочку и вышла на улицу.

Погода переменилась. Ветер порывами проносился по верхушкам деревьев и замирал где-то вдалеке. Элла подняла глаза. По небу с бешеной скоростью неслись растрепанные обрывки облаков, и хотя солнце еще не скрылось за ними, чувствовалось, что совсем скоро, все вокруг покроется мраком. Временами до нее доносились отдаленные глухие раскаты. Как всегда это случается перед надвигающимся ненастьем, птицы смолкли, и воцарилась тревожная, зыбкая тишина. На тропинке, ведущей от их коттеджа к пруду, она не встретила ни единой души.

По темной глади пробегала нервная рябь и, шурша, замирала в зарослях рогоза. Неровной походкой Элла зашла на деревянный мостик, села и скинула босоножки. Сильно пахло тиной и водорослями, но вода была прозрачной, теплой и приятно щекотала ноги. Теперь, выйдя на открытое пространство, она отчетливо видела темную, плотную тучу, неторопливо выкатывающуюся из-за макушек сосен на противоположном берегу. Элла достала из сумки серебряную фляжку и сделала большой глоток. Из глаз тут же брызнули слезы, а горло ободрало, словно наждаком. Не в силах больше сдерживаться, она заплакала. Почему-то именно сегодня она впервые после смерти отца почувствовала абсолютное, вселенское одиночество. Оно давило изнутри, заполняло ее всю без остатка.

Мать ее погибла, когда Элла была еще совсем маленькой девочкой. К чести отца надо сказать, что всю свою жизнь он посвятил своей горячо любимой дочери, и больше ни разу не женился, хотя всегда был весьма состоятельным, влиятельным, да и просто привлекательным мужчиной. К зятю Эдуард Филиппович Ремизов с самого начала относился осторожно и недоверчиво, но в помощи никогда не отказывал. Главное – счастье единственной дочери, а Элла, в свою очередь, не желая расстраивать отца, никогда не признавалась ему в том, что на самом деле творилось в ее семье.

Однако она всегда знала, что ее брак – это лишь временное явление. Как, почему так вышло, что несмотря ни на что, она все-таки полюбила этого человека?! Человека, который использовал ее, обманывал, изворачивался, изменял и предавал бесчисленное количество раз?! Она ненавидела его и в то же самое время готова была пойти на все, лишь бы он был рядом. Ее любовь была неистовой, исступленной и безумно-болезненной. Как самка охраняет своего единственного детеныша, так и она готова была вцепиться в глотку любому, кто посягнул бы на ее, пусть и никчемную, семью. Жить с Антоном было тяжело и мучительно, но мысль о том, что эта жизнь когда-нибудь закончится, просто сводила ее с ума. Оставалось только одно: самой выяснить все от начала и до конца. Она непременно докопается до истины, чего бы ей это не стоило. В любом случае, она должна узнать правду, какой бы горькой она ни оказалась. Рука машинально нашарила в сумке чистый блокнот и ручку. Это был испытанный способ. С самого детства она вела дневники. Это всегда помогало отвлечься, привести в порядок мысли и чувства.

Писать было трудно, пальцы не слушались и дрожали, но с каждым словом боль словно уходила в белую тонкую бумагу.

Наконец, подняв глаза, сквозь пелену слез, Элла увидела белую вспышку, резко и безжалостно разрезавшую лиловое брюхо тучи. Остервеневший ветер с силой гнул деревья к земле. Нужно было уходить. Она хотела встать, но правая нога за что-то зацепилась. Элла нагнулась и заглянула под мостик. Из воды на нее смотрели безжизненные, словно разбухшие, глаза ее мужа – Антона Владимировича Крутицкого.

Глава тринадцатая

В полутемном помещении бара чуть слышно жужжал кондиционер, было сухо и приятно пахло молотым кофе. Время на часах медленно подбиралось к десяти.

Опросить пока удалось только Эллу Эдуардовну. Тело ее мужа запуталось в тине пруда под деревянными мостками, где она его и обнаружила. По ее словам – совершенно случайно. А вот случайно ли? Это уже вопрос хороший. Проскурин невольно передернулся, вспоминая стеклянные глаза утопленника – зрелище не для слабонервных! Из шеи торчала рукоятка обыкновенного столового ножа. По словам работников «Соснового», именно такие приборы были предложены гостям на вчерашнем банкете. Значит, кто-то заранее спланировал убийство и прихватил один из ножей с собой. Кто же из них?

Капитан мрачным тяжелым взглядом обвел собравшихся. Все четырнадцать человек сидели молча, изредка переглядываясь друг с другом.

От Крутицкой было мало толку. Кроме того, до приезда полиции она уже успела изрядно накачаться спиртным – в сумочке Проскурин обнаружил пустую фляжку из-под коньяка. А после того, как капитан предъявил ей фотографию задушенной в лесу девушки, она вообще впала в жуткую истерику. Пришлось отпустить ее, отложив допрос на утро. Черт возьми! Если бы не Касаткин – олигарх, мать его так! – сидеть бы Элле Эдуардовне в обезьяннике. Но тут приходилось действовать осторожно. Не дай Бог разозлить сильных мира сего! А ведь вполне возможно, что это именно она зарезала своего муженька. Ладно, до утра подождем, а там посмотрим.

Подумать только, два убийства за сутки! И за что, спрашивается, ему это наказание?! Сначала – задушенная девчонка. Ну, тут еще можно было бы предположить, что к этой компании она не имеет никакого отношения, тем более, что и персонал отеля в один голос заявляет, что погибшая не проживала в «Сосновом».

Но вот второй труп – это уже не шуточки. А если к этому еще добавить ту информацию, которой с ним успела поделиться Мельникова – погром в коттедже и украденная золотая брошка – то вообще, туши свет. Хотя все, что она рассказала, еще надо проверить. Вполне возможно, она сама устроила все это представление, чтобы оправдать отсутствие значка. Хотя, зачем бы ей это? Чего проще – просто смолчать о том, что она его потеряла в лесу. И надо же было так облажаться! Не заметить такую улику! И при чем тут Крутицкий? Как он может быть связан с Мельниковой?

Господи, где ж он так нагрешил-то?!..

Капитан еще раз посмотрел в свои записи. Так, так. Убитый, Антон Владимирович Крутицкий. Глава благотворительной организации «Твори Добро».

Буквально недели три назад по телевизору шла передача, посвященная дню защиты детей. В ней лощеный красавчик, надо понимать тот самый Крутицкий, рассказывал о работе своего фонда. Жену Ленку тогда, помнится, даже слеза прошибла – во, как трогательно вещал! Кокнули, значит, красавчика. Хотя выуженное из тины разбухшее тяжелое тело меньше всего подходило под категорию «красавчик». Всадили, значит, столовый ножик в самое горло и в воду столкнули. Самое, что ни на есть, мокрое дело получается! Проскурин невесело улыбнулся своим мыслям. Здесь точно никаких отпечатков пальцев не найдется, мать твою налево!

Целый час пришлось под проливным дождем работать. Хлябь, грязь, мрак – и второй жмурик, да еще какой! Теперь-то майор точно из штанов выпрыгнет, если он ему в самое ближайшее время убийцу не предоставит. О-хо-хо…

– Для начала позвольте представиться, – хрипло откашлявшись, он продолжал: – Капитан Озерского отделения полиции, Проскурин Григорий Степанович. Итак, начнем, пожалуй. Все собрались?

– Все, кроме Эллы Эдуардовны, – сдавленным от волнения голосом произнесла Анна Витальевна Кравчук.

– У Эллы Эдуардовны пока своя программа.

– Она в порядке? – осведомился Шатров. – Может, ей нужна помощь? В такой ситуации человеку лучше не оставаться одному.

Послышался гул голосов.

– Успокойтесь. Элла Эдуардовна сейчас не нуждается в чьем-либо участии. Единственное, что ей необходимо – крепкий здоровый сон. Думаю, что та ударная доза алкоголя, которую она приняла, – Проскурин мрачно усмехнулся, – успокоит ее до самого утра. А мы пока кое-что обсудим. Повторю еще раз. Сегодня, около шести часов вечера, был обнаружен труп Антона Владимировича Крутицкого. Некто заколол его столовым ножом в шею и бросил тело в пруд…

– Господи помилуй, неужели вы и правда думаете, что кто-то из нас… – перебила его Кравчук и осеклась под неприязненным взглядом капитана.

– Я пока никаких выводов делать не могу. Но за последние сутки на территории «Соснового» было совершено два, я подчеркиваю – два! – убийства.

– Как – два?! – послышались недоуменные возгласы.

– А вот так, – злорадно припечатал капитан. – Сегодня в районе обеда в лесу был обнаружен труп неизвестной молодой девушки, задушенной шейным платком.

Раздались испуганные вскрики. Не обратив на них внимания, капитан продолжал:

– Некоторые из вас уже в курсе произошедшего, – он бросил многозначительный взгляд на Шатрова и Мельникову. – С остальными я еще не успел пообщаться. Но уверяю вас, что работа идет, и если никто из вас не будет препятствовать нашим действиям, – он подчеркнул последнюю фразу, – то уже очень скоро мы все выясним. А потому, прошу вас всех отвечать четко и по существу. Когда и кто из вас видел убитого в последний раз?

Все растерянно переглянулись и пожали плечами.

– Вчера на торжестве, посвященном юбилею нашей фирмы, Антон Владимирович точно был. И его видел не только я, но и все присутствующие, – сказал Егор Николаевич Касаткин. – Мы с ним разговаривали по поводу фонда. Уходил Антон Владимирович вместе с супругой одним из последних. Где-то около часа ночи.

Проскурин из-под бровей посмотрел на говорящего. Да, непростой дядька этот Касаткин. Ему, поди, лет пятьдесят уже, а держится бодрячком! Вон, даже волосы какие густые! Проскурин машинально пригладил жидкую одинокую прядь, лежащую поперек лысины.

– А какое, простите, отношение имеет «КЕН-Строй» к фонду «Твори Добро»?

– Самое непосредственное. Не так давно я начал спонсировать деятельность этого фонда. В этот раз мы должны были обсудить условия и суммы новых вложений.

– И как? Обсудили?

– Не совсем. Мы договорились встретиться на следующей неделе уже в московском офисе. Моя юридическая служба должна была подготовить необходимый пакет документов.

Капитан пристально наблюдал за говорившим. Тот, на удивление, был спокоен и уравновешен. И это после того, что случилось! Когда Проскурин впервые узнал, кто на самом деле устроился на отдых в «Сосновом», то чуть не лишился чувств. Ну, все, пиши пропало. Теперь точно понаедут столичные. Но Касаткин пока ни разу даже не заикнулся о своем желании подключить к расследованию Москву. Железный мужик. Может, пронесет?..

– Вам, случайно, не показалось, что Крутицкий нервничает или, может быть, боится чего-нибудь?

– Знаете, а, пожалуй, вы правы. Мне действительно показалось, что он излишне возбужден, – задумчиво произнес Касаткин. – Но вчера я списал это на изрядную порцию алкоголя.

– Он много выпил?

– Прилично, – сдержанно отозвался Егор Николаевич. – Вообще-то, у нас вчера был официальный повод – юбилей фирмы.

– Понятно, понятно. Кто-нибудь еще может что-нибудь добавить?

– Мы договорились с Антоном Владимировичем пойти сегодня в бильярд, – откашлявшись, хриплым голосом заговорил Эрнест Фридрихович.

Он весь вечер кутался в шерстяной кардиган и сморкался, за что каждый раз приносил извинения.

– Когда договорились? – оживился Проскурин.

– Вчера вечером на банкете мы разговорились и, оказалось, что он, как и я, любит погонять «американку». Но сегодня на обед он не пришел. Его жена сказала, что у мужа приключился приступ мигрени. Ну, я и подумал, что, скорее всего, Антону Владимировичу будет не до игры.

Он смешно сморщился и снова чихнул.

– Прошу прошения, господа.

– Точно, я это тоже помню, – пророкотала Добрынина. – Эрнест Фридрихович еще предлагал какие-то там супертаблетки, но Элла отказалась.

Проскурин перевел на нее взгляд. Высокая дородная тетка в широком льняном сарафане, по мнению Проскурина, совершенно не вписывалась в эту компанию. У нее были какие-то гротескные черты лица – широкий, слегка крючковатый нос, массивный подбородок и круглые глаза придавали ей сходство с совой, а голос был низким и громким, напоминающим лай большой породистой собаки. Однако он уже знал, что в «КЕН-Строе» Марина Вячеславовна занимает второе место после самого Касаткина.

– Я правильно понимаю, что сегодня Крутицкого никто из вас не видел? И что, никто не удивился?

Все переглянулись.

– Если честно, то нет. Понимаете, у нас не было четкой программы на эти несколько дней, за исключением вчерашнего вечера. Каждый мог выбирать развлечения себе по вкусу, – снова ответил за всех Касаткин. – Например, на завтраке мы с женой виделись только с Мариной Вячеславовной и Эрнестом Фридриховичем. Все остальные либо уже поели, либо еще не вставали.

– Ясно, так и запишем. А какие отношения были у погибшего с женой? Может быть, у них были конфликты?

Проскурин почувствовал некое смятение, разом охватившее всех присутствующих, словно вопрос, который он только что задал, был, по меньшей мере, неприличным. Молчание затянулось.

– Так что же?

– Видите ли, дело в том, что мы все не слишком хорошо знали эту пару, – неохотно начала Виктория Алексеевна Касаткина. – Егор уже говорил о том, что Крутицкие – так сказать, приглашенные со стороны гости. Мы, конечно, уже не раз встречались на протокольных мероприятиях, но никто из присутствующих никогда с ними тесно не общался. И вообще, совать нос в чужую личную жизнь – это признак очень дурного тона, – добавила она недовольно.

– Согласен, – усмехнулся Проскурин, – Но, смею вам напомнить, что здесь речь идет не о праздном интересе или желании посплетничать, а о поиске убийцы.

Виктория Алексеевна презрительно поджала губы и демонстративно отвернулась. Все остальные тоже не спешили комментировать сложившуюся ситуацию. Что ж, пожалуй, сегодня ничего не получится. Надо разговаривать с каждым по отдельности, иначе толку не будет – корпоративная этика, мать ее так!

– Сделаем так. Завтра я хотел бы снова пообщаться со всеми вами. Прошу вас никуда не уезжать.

– Как так? – воскликнула молчавшая до этого момента Кристина. – Что значит – не уезжать?!

– А почему вы так расстроились? – удивился Проскурин. – Насколько мне известно, вы так и так собирались здесь оставаться до среды.

– Но… – начала Кристина.

– Успокойся, прошу тебя, – перебил ее муж, как показалось капитану, не без раздражения. – Так надо.

Капитан заметил насмешливый взгляд Ренаты Скворцовой. Вот кто не мог не вызвать восхищения! Стильная, спокойная и держится с достоинством. Ей удивительно шел легкий шелковый костюм – широкие брюки и какая-то немыслимая жилетка, открывающая стройные сильные руки, унизанные браслетами. За все время она не произнесла ни слова. Ее лицо выражало скуку и безразличие, она лишь слегка покачивала ножкой, обутой в высокие босоножки на плоской подошве и иногда похлопывала по руке своего бойфренда. Впрочем, довольно равнодушно, как показалось Проскурину.

– Спокойной ночи, господа. Я очень рассчитываю, что за эту ночь ничего экстраординарного не произойдет, – веско произнес Проскурин, поднялся и вышел.

Некоторое время царила полная тишина. Собравшиеся украдкой бросали друг на друга взгляды, полные невысказанных вопросов.

– Господи, что же это творится-то! – нарушил молчание Юрий Георгиевич Кравчук. – Кому это понадобилось убивать Антона Владимировича, да еще таким зверским способом! Подумать только – всадить нож в самое горло! Да еще какая-то неизвестная девица. Это вообще какой-то бред. Кто-нибудь в курсе, что происходит?

– Я в курсе, – спокойно отозвался Шатров. – Все, о чем сказал капитан – правда. Сегодня в лесу действительно был найдено тело некой девушки.

– И кто же она, Сергей Евгеньевич?

– Понятия не имею, – пожал плечами тот. – Думаю, что завтра вам всем будет предъявлена ее фотография. Не могу понять, почему это не было сделано сегодня, но полиции виднее.

– Кошмар какой-то! – воскликнул Пахомов. – Не было печали!

– Господа, мне кажется, что все это какое-то нелепое совпадение, – произнесла Вика. – Любому здравомыслящему человеку понятно, что никто из нас не может иметь к убийствам никакого отношения!

Несмотря на искусно наложенный макияж и со вкусом подобранную одежду, сегодня вечером на ее лице явно отражались все ее сорок с лишним лет.

– Я хочу уехать! Немедленно! – истерически взвизгнула Кристина. – И зачем ты только притащил меня сюда?

Костров решительно встал и потянул ее за собой.

– Все, хватит. Простите, мы пойдем домой.

Провожаемые разноречивыми взглядами, они удалились.

– Бедная девочка, – сокрушенно покачала головой Добрынина. – Боюсь, что у нее до предела расшатаны нервы. Я бы могла посоветовать ей хорошего психотерапевта…

– Брось, Марина, – перебила ее Вика, не скрывая презрения, – Проблема не в расшатанных нервах, а в воспитании. В любых обстоятельствах надо уметь себя контролировать. Все мы здесь испытали шок, но, тем не менее, никто не бьется в истерике.

– Ладно, я думаю всем нам необходимо хорошенько отдохнуть, – сказал Касаткин. – Завтра, судя по всему, предстоит нелегкий день. Желаю всем спокойной ночи. Вика, ты идешь?

Народ начал потихоньку расходиться.

* * *

Уже подойдя к воротам, где он оставил свои «Жигули», Проскурин услышал знакомый голос:

– Простите, Григорий Семенович, если не ошибаюсь?

Он обернулся и увидел быстро идущего в его сторону Касаткина, одетого в дорогую бежевую штормовку и высокие ботинки. «Вот и началось» – уныло подумал про себя капитан.

– Григорий Степанович, – нехотя поправил он.

– Простите, Григорий Степанович.

– Я вас слушаю, господин Касаткин. Вы что-то хотите мне сообщить?

– Скорее спросить. Может, присядем к вам в машину? Очень уже сыро.

Проскурин саркастически усмехнулся:

– Боюсь, что мой транспорт не тянет на лимузин. Вы, наверное, небольшой поклонник отечественного автопрома? Или я ошибаюсь?

– Зря вы так, капитан. Если вы считаете, что я родился с серебряной ложечкой во рту, то сильно заблуждаетесь. Во мне нет снобизма, и я уважаю любой труд. Так что, присядем, или будем мокнуть вместе?

– Ну, если так, то пожалуйста, – Проскурин распахнул пассажирскую дверь и жестом пригласил Касаткина садиться.

– Так о чем пойдет разговор? – спросил он, неловко перекинув портфель на заднее сидение.

– Понимаете, я попал в достаточно щекотливое положение. Ведь именно с моей подачи все эти люди собрались в этом месте в это время. И тут – такое! Я чувствую ответственность за все, что произошло.

– Понимаю, – с тоской протянул Проскурин, чувствуя, куда клонит Касаткин. – И что вы мне предлагаете?

– Помощь. Любую, какая только потребуется.

– Вы имеете в виду – подключить к расследованию Москву? – на всякий случай уточнил он.

– И это тоже, но только в том случае, если вы сами не справитесь.

Повисла минутная пауза.

– Я правильно понимаю, что вы пока не собираетесь сообщать наверх? – Проскурин многозначительно поднял глаза.

Касаткин кивнул.

Проскурин недоверчиво покосился на него, пытаясь уловить подвох. Но лицо его собеседника было серьезным, а взгляд прямым. Странно, чем дольше он общался с этим человеком, тем большую симпатию чувствовал к нему. И все же он постоянно ощущал некий дискомфорт от того, что в его сознании рушился устоявшийся за долгую жизнь стереотип. Все москвичи – зажравшиеся сволочи, а богатые москвичи – в квадрате. Так неужели он ошибался?

– Благодарю за доверие, – медленно произнес он. – Не думал, что в вашем лице найду соратника.

– Почему бы и нет? У меня нет причин не доверять вам. По крайней мере, пока, – добавил он.

– И сколько времени у меня есть?

– Давайте так. У вас три дня, а потом посмотрим.

– Богато! – усмехнулся Проскурин. – Ну, и на этом спасибо. И, раз уж мы с вами оказались здесь наедине, то не согласитесь ли вы, Егор Николаевич, ответить мне на пару вопросов?

– Конечно, я готов.

– Итак. Скажите мне откровенно, что за отношения связывали вас и Крутицкого?

– На этот вопрос, капитан, я уже ответил. Добавить мне нечего. Моя фирма должна была выступить спонсором. Но процесс несколько затормозился из-за юридических формальностей. Если вас интересуют подробности, то вам лучше поговорить с Шатровым. Это он занимался делами фонда. Уверен, что Сергей вам обрисует ситуацию более детально.

– Поговорим, обязательно поговорим, Егор Николаевич. А как человек, что он из себя представлял?

Касаткин пожал плечами.

– Понятия не имею. Меня этот вопрос не особенно волнует.

– А с женой у него были конфликты?

– Думаю, что в семье без этого вообще невозможно. Но о каких-то конкретных ссорах или размолвках я не знаю. Я – деловой человек, и прежде всего меня интересуют профессиональные качества людей, с которыми я сталкиваюсь по работе. А что творится в их личной жизни, меня не касается.

– Хорошо. Я правильно понимаю, что для вас не было сюрпризом сообщение о первом убийстве?

– Правильно, капитан, – вздохнул Касаткин, – Шатров сообщил мне о случившемся.

– Ну, я так и думал. Взгляните, может, вам знакома эта девушка?

Он перегнулся через спинку и выудил из портфеля фотографию. Некоторое время Касаткин всматривался в снимок. Проскурин исподволь наблюдал за его реакцией.

– Нет, я ее вижу первый раз в жизни. Надо же, совсем еще ребенок! Сергей сказал, ее задушили?

– Именно. Причем все это произошло между десятью и одиннадцатью часами вечера. То есть в то время, пока ваша компания веселилась и радовалась жизни.

– Страшно. А еще страшнее то, что кто-то из моих людей, – последние слова Касаткин подчеркнул особо, – причастен к этому.

– С чего вы взяли? – с наигранной наивностью проговорил Проскурин.

– Капитан! Я же вам уже говорил, что общался с Шатровым. Неужели вы считаете, что он мог умолчать о том, что он нашел на месте преступления? Я сам лично заказывал эти значки к юбилею «КЕН-Строя».

– Значит, вы и об этом уже тоже знаете, – констатировал Проскурин. – Ну, что ж, так даже лучше. Тогда давайте договоримся – завтра утром я приеду и начну работу.

– А почему вы не захотели поговорить сегодня?

– По ряду причин. Во-первых, мне хотелось бы выслушать заключение эксперта, чтобы разговор был более предметным.

– Ну, а во-вторых?..

– А во-вторых, Егор Николаевич, мне важно выслушать каждого в отдельности, а не толпу людей, которые постоянно косятся друг на друга и боятся ляпнуть лишнее. Извините за прямоту.

– Ясно, капитан. Единственная просьба – держите меня в курсе.

– Непременно, Егор Николаевич. Зайду к вам ближе к вечеру. Всего доброго.

Проскурин молча смотрел вслед удаляющейся фигуре. Странно все это. Зачем он приходил? Действительно, так сильно беспокоится? Или пытался прощупать почву? А вдруг это он по какой-то причине совершил все эти убийства? Но если это так, то пиши пропало!.. О-хо-хо, грехи наши тяжкие! Проскурин ткнул кнопку на панели и старый приемник захрипел голосом Никольского:

 
…Пустые споры, слов туман,
Дворцы и норы, свет и тьма,
И утешенье лишь в одном
Стоять до смерти на своем…
 

Мотор пару раз надрывно чихнул и автомобиль тронулся.