Текст книги "Повседневная жизнь европейских студентов от Средневековья до эпохи Просвещения"
Автор книги: Екатерина Глаголева
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГОСУДАРСТВО В ГОСУДАРСТВЕ
Альма-матер
Студенческие дома. – Сорбонна. – Коллегия Монтегю. – Здания университета
Итак, наш странник у цели: перед ним – университетский город с множеством церквей, харчевен, постоялых дворов, меняльных контор и самых разных лавок, где можно купить всё необходимое, были бы деньги. Главное – не затеряться в толчее, найти себе пристанище и, не тратя времени даром, приступить к учебе. Где же тут университет?
В Париже в XII веке школяру нужно было идти прямиком на остров Сите, где помещались соборная школа и различные коллегии, основанные монастырями, частными лицами и королями. Они носили имена своих создателей (например, Наваррский коллеж, основанный Жанной Наваррской) или страны, выходцев из которой в них принимали (коллегия шотландцев, ломбардцев и т. д.). Правда, самого слова «коллегия» тогда еще не существовало; студенческие общежития называли домами, отелями или хостелами, а в Англии – холлами.
Студенты получали там кров даром или за умеренную плату. Эти дома были небольшими. Например, одна из самых древних коллегий, основанная в Анже в 1116 году, была рассчитана на прием тринадцати школяров. А в Париже самый старый студенческий дом назывался Коллегия восемнадцати. Основал его в 1180 году лондонский купец Джосс, который, вернувшись из Иерусалима, купил дом рядом с соборной школой, где могли разместиться 18 постояльцев. Архидьякон из Руана Робер д’Аркур открыл в 1280 году коллегию для двадцати четырех нормандских студентов, а кардинал Шоле – дом для бурсаков из пикардийских городов Амьена и Рубе.
С середины XIII века коллегии стали предоставлять не только крышу над головой, но и услуги репетиторов, помогавших закрепить знания, полученные на лекциях в университете. Монастырские школы на левом берегу Сены, в аббатстве Святой Женевьевы и при доминиканском монастыре на улице Сен-Жак привлекали к себе студентов, сделав обучение публичным. Их примеру последовали все другие монашеские ордена – францисканцы, кармелиты, августинцы. Опираясь на поддержку пап, они противопоставили себя светскому университету. Студенты теперь оседали в Латинском квартале, не перебираясь через реку на остров Сите.
Факультет искусств находился в квартале Гарланд, на одноименной улице. Ее латинизированное название – Гарландия – впоследствии стало чем-то вроде пароля: чтобы узнать друг друга, бывшие студенты разных стран говорили: «Noi fuimus in Garlandia!» («Мы были в Гарландии!»)
Коллегия, основанная каноником из Камбре Робером де Сорбоном (1201–1274) между 1253 и 1257 годами, была предназначена для двух десятков студентов-богословов, не являвшихся монахами, но подчинявшихся строгой дисциплине: например, трапезы были общими, ежедневно полагалось присутствовать на богослужениях, не допускались никакие излишества и буйные развлечения. Зато были созданы все условия для учебы, в том числе предоставлялась возможность пользоваться библиотекой, одной из самых крупных в Париже.
Робер де Сорбон в 1250 году получил от королевы Бланки Кастильской, вдовы Людовика VIII, дом, принадлежавший некоему Жану из Орлеана, и прилегавшие к нему конюшни погонщика ослов Пьера на улице Куп-Гёль напротив дворца Терм. Пять лет спустя скончался Робер из Дуэ, врач королевы Маргариты Прованской, супруги Людовика IX Святого; он завещал полторы тысячи парижских ливров на основание дома для бедных студентов и сделал душеприказчиком своего друга Робера де Сорбона. Первыми обитателями Сорбонны стали 16 человек, среди которых были бедные студенты, бакалавры и даже доктора богословия. Впоследствии их число возросло до ста; король пожаловал им стипендию, размер которой варьировался от 18 денье до двух су в неделю. Кроме того, доходы от сдачи внаем двух подаренных им Сорбону домов на двух разных улицах шли на содержание школяров. Шестеро друзей Сорбона, ученые монахи, преподавали в коллегии бесплатно.
В Сорбонне было 36 квартир; жившие там доктора и бакалавры могли приглашать к себе бедных студентов. Никаких ограничений по национальному или социальному признаку не существовало.
Поначалу туда принимали только богословов, но в 1271 году Сорбон приобрел у Гильома из Камбре участок земли между Сорбонной и улицей Пуаре и построил там Коллегию Кальви, или Малую Сорбонну, для студентов-гуманитариев и философов (это здание просуществовало до 1635 года, когда кардинал де Ришелье велел его снести и построить на этом месте церковь – она стоит до сих пор). Кстати, сам главный министр Людовика XIII тоже когда-то учился в Сорбонне, потом стал ее социетарием, затем провизором. Именно под его чутким руководством здание Сорбонны было полностью перестроено в 1629–1642 годах и приняло современный вид. В 1648 году Сорбонна поглотила Коллегию Плесси и Коллегию восемнадцати.
В Оксфорде дома для студентов тоже содержали монахи – доминиканцы, францисканцы, кармелиты, августинцы, но были и частные заведения. Уолтер де Мертон, канцлер Англии, впоследствии епископ Рочестерский, в 1264 году основал колледж своего имени, снабдив его строгим уставом, который послужил образцом для подобных заведений в Оксфорде и Кембридже. Первая коллегия в Кембридже, Питерхаус, была основана епископом Гуго де Белшемом в 1284 году. Впрочем, в Кембридже превалировали светские коллегии, пользовавшиеся автономией и управляемые бурсаками. Постепенно коллегии поглотили холлы, то есть обычные общежития.
У иностранных студентов в Париже были собственные коллегии; например, датчане и шведы обзавелись ими уже в XIII веке. Аналогичным образом иностранцы устраивались и в других университетских городах, в частности в Тулузе. В Болонье была Испанская коллегия, основанная испанским кардиналом. В Монпелье существовала отдельная коллегия для студентов-медиков; в Падуе некий мещанин основал коллегию для студентов-правоведов; в Саламанке в конце XIV века тамошний епископ открыл коллегию для школяров, изучавших каноническое право, – их было всего шестеро. Зато архиепископ Севильи не поскупился: основанная им Большая коллегия для канонистов и теологов приняла первых обитателей в 1417 году. Папа Урбан VI открыл в 1369 году в Монпелье Коллегию двенадцати врачей для дюжины бедных студентов.
Один из профессоров Сорбонны, фламандец Иоганн Стандонк (1453–1504), основал знаменитую Коллегию Монтегю для студентов-теологов с суровым монашеским уставом, телесными наказаниями и трудовыми повинностями. В 1500 году в ней проживало более сотни бедных студентов. Эразм Роттердамский, проведший в ней несколько лет, называет ее «domus pauperum» – «дом нищеты». «Расположенная в Латинском квартале, на холме Сен-Мишель, эта тюрьма ревниво и напрочь изолирует молодого, жадного до жизни студента от деятельных мирских собратьев; как о наказании говорит он о „теологическом заточении“, в котором провел свои лучшие молодые годы. Обладавший на редкость современными гигиеническими представлениями, Эразм в своих письмах без конца сетует: помещения спален вредны для здоровья, стены ледяные, покрыты одной штукатуркой, тут же рядом отхожее место, от которого несет вонью; кто станет долго жить в этой „уксусной коллегии“, тот непременно заболеет и умрет. Не радует его и еда: яйца и мясо тухлые, вино кислое, и ночи напролет проходят в бесславной борьбе с насекомыми. „Ты из Монтегю? – шутит он позднее в своих „Разговорах“. – Должно быть, голова твоя в лаврах? – Нет, в блохах“. Тогдашнее монастырское воспитание не чуралось и телесных наказаний, но палки и розги, всё, что сознательно, ради воспитания воли готов был двадцать лет выносить такой фанатик, как Лойола, претило нервной и независимой натуре Эразма», – пишет Цвейг.
Второе такое же заведение Стандонк открыл в своем родном городе Малине, третье – в Валансьене, четвертое – в Лувене, при местном университете. Несколько выходцев из Монтегю впоследствии примкнули к Игнатию Лойоле и основали вместе с ним орден иезуитов.
Но коллегии – это всё-таки еще не сам университет.
Изначально университеты не имели собственных учебных корпусов. Занятия проводились либо в помещениях монастырей, либо в частных домах, снимаемых с этой целью цехом профессоров (за счет студентов), либо в коллегиях. Только с конца XIV века университеты начали занимать особые здания – бывшие часовни, монастырские подворья или даже дворцы, пожертвованные высокими покровителями; позже их стали строить специально. Например, в Риме в XV столетии подле церкви Святого Евстафия был выстроен дворец, который впоследствии получил название Сапьенца (Знание, Мудрость). Примерно в то же время вырос Дом мудрости в Сиене – проект епископа Мормиле, задуманный в 1392 году и осуществленный 20 лет спустя. В здании были и учебные аудитории, и дортуары. Первые обитатели поселились там в 1416 году, плата за проживание и обучение составляла 50 золотых флоринов за семестр.
Личный врач французского короля Людовика XI Жак Котье настоял на строительстве в Париже особого здания для медицинского факультета на улице Бюшри, между улицами Ра и Фуар; оно частично сохранилось до сих пор. В Коимбре, в Португалии, университет в 1537 году разместился в резиденции городского правления. Университет Кана в Нормандии первоначально занимал помещения галантерейных лавок в бывшем торговом ряду, на улице Корделье; в 1476 году Мария Киевская, дочь герцога Бургундского Иоанна Бесстрашного, завещала ему участок за церковью Спасителя, на котором архитектор Бродон в 1694–1704 годах выстроил Дворец факультетов. Общие собрания университета проходили в монастыре кордельеров по соседству.
Главное внимание тогда уделяли не форме, а содержанию. Университетские здания редко являлись шедеврами архитектуры. Томас Платтер, направлявшийся в 1595 году на учебу в Монпелье, успел по дороге посетить университет Валанса, все факультеты которого выпускали многочисленных докторов. «Это ужасно уродливое здание с единственной аудиторией у площади Святого Аполлинария, – сообщает он. – Студентов там мало». Кстати, и здание медицинского факультета в Монпелье не радовало глаз; там были всего одна аудитория и актовый зал. На факультете права эти два помещения находились в разных местах. Зато при университете были три коллегии – папская, основанная Урбаном V, королевская, созданная Генрихом II, и Коллегия Вержье, которая снабжала молодых способных учеников всем необходимым для учебы и проживания в течение десяти лет.
Совершенно иное впечатление производил Оксфорд, центр которого украшали готические здания коллегий: Крайст Чёрч, Мертон-колледж, Магдален-колледж, Юниверсити-колледж, Нью-колледж. Благодаря этим стройным, устремленным ввысь острым шпилям Оксфорд получил прозвище «город задумчивых колоколен». Правда, собор Крайст Чёрч, строившийся в XII–XV веках, и церковь Святого Петра (XII век) выбивались из общего стиля: они в большей степени относились к привнесенной из Нормандии романской архитектурной традиции, а фасад Квинс-колледжа выдержан в стиле классицизма.
В Кембридже здания коллегий, подобно храмам, были украшены статуями и колоннами; библиотеку при Тринити-колледже возвел прославленный архитектор Кристофер Рен (1632–1723), восстанавливавший Лондон после пожара 1666 года и построивший знаменитый собор Святого Павла. (Рен изучал математику в Оксфорде в 1649–1653 годах, а с 1661 года преподавал там же астрономию, но как архитектор оставил о себе память не в альма-матер, а в Кембридже.)
В России 8 августа 1754 года императрица Елизавета Петровна подписала указ о передаче учреждаемому в Москве университету «Аптекарского дома» у Воскресенских ворот на Красной площади (ныне на этом месте стоит Исторический музей). Московская сенатская контора поручила архитектору Д. В. Ухтомскому привести это здание в порядок и отпустила на ремонт тысячу рублей. Но работы в срок завершить не удалось, поэтому указ об открытии университета был официально утвержден лишь в следующем году.
Поступление
Запись в университет: собеседование, выбор наставника, оплата. – Необходимые документы. – Профессора в погоне за слушателями
Проходной балл, списки, вывешиваемые у входа, толпа родственников, ожидающих оценок, – школярам былых времен такое не могло присниться даже в кошмаре. На заре высшего образования форменных вступительных экзаменов не было, разве что обычное собеседование. Средневековый студент, решивший поступить в университет, должен был выбрать себе наставника, который будет следить за его успехами на всём протяжении обучения, поклясться соблюдать устав университета и уплатить вступительный взнос.
«4 ноября доктор Оноре Кастеллан устроил мне экзамен, после которого я был зачислен, согласно письменному извещению, которое я получил от доктора Гишара. Впоследствии, когда я стал бакалавром, меня известили в отпечатанном листке: „Феликс Платтер был вписан нами собственноручно в книгу студентов медицины 1552 года 4 ноября. Его наставник – доктор Сапорта, декан нашей Академии, уплативший пошлину. Выдано в Монпелье. Доктор Гишар“. Я в самом деле выбрал в наставники доктора [Антуана] Сапорту, как водится у здешних студентов, чтобы обращаться к нему лично за разъяснениями. К доктору Сапорте меня направил Каталан, и я был еще ему рекомендован другими», – вспоминал уже хорошо знакомый нам швейцарский студент.
Впрочем, это еще не всё. Во Франции для зачисления в университет надо было предъявить свидетельство о крещении. Согласно уставу университета Монпелье 1315 года, подтвержденному в 1534-м, отлученный от Церкви мог претендовать на поступление только после полного отпущения грехов.
Зато, например, от студентов Лейденского университета не требовали присягать «истинной», то есть протестантской, религии.
Запись в университет производилась у «педеля», который исполнял функции секретаря, привратника, сторожа и распорядителя церемоний. В английских университетах в XVII веке абитуриент должен был предъявить паспорт, аттестат, подписанный директором начальной школы, и внести деньги. Казеннокоштные студенты сдавали вступительный экзамен – впрочем, совершенно формальный: от них требовалось продемонстрировать знание на школьном уровне латыни и греческого, и любой мало-мальски способный ученик с легкостью ответил бы на вопросы комиссии. Богатым родителям достаточно было заплатить за своих отпрысков повышенный вступительный взнос, чтобы избавить их от этой «неприятности».
Теоретически обучение в университете было доступно для всех, однако на деле поступление, как и сейчас, было обусловлено несколькими обстоятельствами, в первую очередь материального порядка. Если у бедняка не имелось богатого покровителя или источника хоть каких-нибудь доходов (например, церковного бенефиция), о высшем образовании он мог забыть. В академических реестрах Лейденского университета есть записи о лишении права поступления «по причине бедности» и о вмешательствах сената в случае неплатежеспособности студентов. Бывало, что уже принятые студенты уезжали, недоучившись, поскольку не могли внести некоторые суммы, взимаемые университетом.
Напомним, что в Средние века большинство студентов были выходцы из среднего класса – сыновья зажиточных крестьян, купцов, офицеров, мелкопоместных дворян. Вопреки расхожему мнению, аристократия не посылала своих отпрысков в университеты; эта тенденция изменилась только в XVI–XVII веках. Некоторые великовозрастные школяры уже не могли рассчитывать на помощь родителей и должны были сами как-то изворачиваться, чтобы оплачивать учебу.
Но допустим, что деньги найдены. Теперь предстояло решить важнейший вопрос – выбрать наставника.
Согласно уставу университета Ареццо, основанного в 1215 году студентами из Болоньи, тот, кто неделю слушал лекции какого-либо профессора, уже считался его учеником. А если профессор больше четырех раз пускал к себе на занятия чужого ученика, то должен был заплатить штраф и возместить ущерб коллеге. По сути, в средневековом университете царили феодальные отношения и студенты становились «крепостными» своего магистра. В 1279 году один профессор из Болоньи, вынужденный прервать на время чтение лекций, отдал одному из собратьев внаймы своих слушателей вместе со школьным помещением.
В интересах учителя было набрать побольше учеников: даже после того как города или князья стали назначать профессорам жалованье деньгами или церковными бенефициями, масса преподавателей читала лекции в университетах без всякого жалованья и, следовательно, должна была существовать исключительно на гонорар, получаемый от слушателей, который назывался «корм» («pastus»).
Профессор юриспруденции Болонского университета Одофред (?—1265) ругал коллег за то, что те в поисках «корма» ходили по квартирам, зазывая школяров на свои лекции, и вербовали слушателей через лавочников, кабатчиков и даже проституток. Профессора опускались до раздачи подарков или ссужали студентам деньги под проценты, чтобы таким образом привязать их к себе.
Жилищный вопрос
Проживание на съемной квартире. – В тесноте, да не в обиде. – Студенческие обмены. – Коллегии и общежития
У студента, прибывшего в университетский город, был выбор: поселиться в коллегии, на съемной квартире – одному или с товарищами, чтобы платить в складчину, – либо снимать угол у университетского преподавателя или обладателя ученой степени. У последнего варианта было то преимущество, что домовладелец мог при случае и помочь в занятиях, и оказать протекцию.
Вот один пример: в XIV веке Джованни Паолини, сын чиновника из Мантуи, начал студенческую карьеру в Болонье не самым лучшим образом, но вовремя спохватился и взялся за ум. Однако к тому времени у него кончились деньги. Чтобы как-то помочь делу, он испросил место каноника в Мантуе. Эта просьба была поддержана профессорами университета и протоиереем Болоньи. Один из учителей был особенно заинтересован в продолжении учебы Паолини, который не только посещал его лекции, но и жил в его доме.
Эдмонд Рич из Абингдона (1170–1240), одним из первых получивший степень магистра искусств в Оксфордском университете и впоследствии канонизированный под именем святого Эдмонда, бежал из Англии во Францию, не поладив с королем Генрихом III. В Париже он поселился в Латинском квартале. Как сообщает Винсент из Бове (1190–1264), магистр выхаживал одного из своих заболевших учеников, с которым делил кров, а потом водил его с собой на улицу Фуар, где читал лекции.
В Кембридже во второй половине XVII века студент, проживающий в доме своего наставника, платил ему пять фунтов в год.
Конечно, если позволяют средства, лучше быть самому себе хозяином. Но это вариант лишь для немногих избранных. Например, побочный сын герцога Мантуанского, Саграмозо, отправился в 1384 году в Болонский университет изучать каноническое право. Родственники снабдили его целой свитой. К нему был приставлен каноник, чтобы следить за его учением и поведением, а также вести хозяйство. Он водил Саграмозо к прославленному профессору, чтобы тот руководил его занятиями и оценивал его успехи; заставлял делать уроки, обихаживал, нанимал слуг (четырех, в том числе повара) и арендовал жилье. Высокородный дядя Саграмозо, Лодовико Гонзага, снял для племянника отдельный дом, в котором новоиспеченный студент и его окружение провели целый год. Однако дом находился далеко от здания факультета, и нужно было подыскать что-нибудь поближе. Озаботиться этим следовало заранее: в июле все подходящие квартиры расхватывали, и тогда пришлось бы либо опять жить на задворках, либо выкладывать за жилье безумные деньги. По окончании учебного года студент собирался вернуться на каникулы в Мантую, но как бросить дом? Книги и другие ценные вещи можно было отдать на хранение друзьям, а охранять сам дом решили оставить повара. Но у того были другие планы: он собирался в паломничество по святым местам. С большим трудом его отговорили от этой богоугодной затеи.
В университетских городах в связи с наплывом студентов очень быстро наступил жилищный кризис. Если в 1155 году в Болонье еще можно было найти себе жилье в центре города, то в 1189-м простым смертным это было не по средствам. Папа Климент III попросил местного епископа вмешаться и остановить сумасшедший рост цен, положив за правило: если комнату хоть раз сдали студенту, впоследствии она должна постоянно использоваться по тому же назначению.
Аналогичные проблемы примерно в то же время возникли в Париже. Тамошним студентам не приходилось мечтать не то что об отдельной комнате, но даже об отдельной кровати: зачастую ее приходилось делить с товарищем.
В Кане (Нормандия) в XVI веке студенты сосредоточивались в университетских кварталах Сен-Совер (Спасителя) и Фруад-рю. За надлежащим использованием жилплощади, сдаваемой внаем студентам, следила особая комиссия, состоявшая из представителей университета и городской администрации.
Жить на съемной квартире не всегда было безопасно. Известный французский поэт XVII века Тристан Лермит учился в Амстердаме. Однажды, напившись пьян, он был ограблен собственной квартирной хозяйкой, сдававшей ему чердак.
В начале XV столетия своекоштный студент тратил в среднем 20–27 флоринов в год, причем половина этой суммы уходила на стол и квартиру. В это же время годовой заработок немецкого горнорабочего составлял 24 флорина.
Петр I, отправляя дворянских недорослей учиться за границу, с 1 января 1717 года определил, по свидетельству встретившегося с царем в Амстердаме Ивана Неплюева, «на каждого человека кормовых денег по червонному на неделю, которых денег нам на пищу и довольно было, а за квартиру платили мы каждый на неделю по 20 алтын».
Сократить расходы на проживание и на хозяйство можно было, подыскав себе компаньона для съема квартиры. Зачастую этим занимались родители студента, который был еще слишком юн и не знал жизни. Они проявляли бдительность, отдавая предпочтение человеку, уже отучившемуся несколько лет в университете и имевшему незапятнанную репутацию. Иногда «сожители» капризничали, если им называли слишком большую, на их взгляд, сумму. Один венецианский студент, согласившийся было жить вместе с товарищем, вдруг передумал, хотя за него уже внесли его долю в 18 дукатов, и поселился у одного доктора университета за 12 дукатов. Другие заявляли, что смогут за меньшие деньги объединиться с большим количеством однокашников и жить, не стесняя себя связью с конкретным человеком. Совместное проживание имело и другие плюсы: складывалось сообщество людей со схожими интересами, которые к тому же могли помочь в занятиях, если один из студентов пропускал лекции. Как правило, школяры, проживающие вместе, принадлежали к одному землячеству, а значит, говорили на одном языке и разделяли «общие ценности».
У студента мог быть слуга, который проживал в одном доме с хозяином. Если квартиру делили несколько студентов, там было несколько слуг. Женская прислуга не всегда соглашалась связываться с мужской «коммуной».
Студенческие миграции, весьма оживленные в XVI веке, сделали возможной сложную систему обменов, благодаря которой юные студенты, имевшие родителей-домовладельцев, могли вообще не платить за жилье. Например, пятнадцатилетний Феликс Платтер, направляясь в Монпелье, точно знал, где он будет жить: он собирался заменить собой Рихнера, учившегося в этом городе уже три года. Рихнер же квартировал у аптекаря Лорана Каталана, чей сын Жан Каталан проживал в Базеле у отца Рихнера, городского пристава. Теперь Рихнер уезжал в Париж, его место занял Яков Мейер из Страсбурга, и Жан Каталан уехал из Базеля в Страсбург к отцу Мейера. Там уже находился его брат Жильбер, живший в доме отца Иоганна Одрацгейма, который в это время был на постое у Лорана Каталана в Монпелье. Но Одрацгейм уже заканчивал учение, и его место у аптекаря должен был занять Платтер. Эти планы чуть было не нарушила смерть Якова Мейера от лихорадки. Каталан-отец переживал, что теперь к его сыну Жану, обретавшемуся в Страсбурге у Мейера-отца, будут хуже относиться и заставят платить за проживание. Тогда Феликс Платтер предложил отправить Жана Каталана в Базель, к его отцу; таким образом удастся пристроить обоих сыновей Каталана, а Феликс останется в Монпелье, тем более что Одрацгейм скоро вернется в Страсбург. Потом Каталан узнал, что в Базеле чума, и передумал посылать туда сына. Феликс расстроился: где взять деньги? Но Каталан успел полюбить его и пообещал, что если один из его сыновей вернется домой, Феликс будет при нем наставником, отрабатывая тем самым проживание. Впрочем, всё обошлось.
Через пару лет Феликс зажил настоящим барином:
«Хозяин перенес свою аптеку с угла площади, где она находилась, на противоположный угол, в узкий домик, и поселился там сам. Мне же пришлось проживать в другом его доме, настоящем дворце, который он получил в наследство от врача Фалькона, испанца и тоже марана[20]20
Мараны – в средневековых Испании и Португалии евреи, официально принявшие христианство.
[Закрыть]. Сначала я занимал там просторную комнату, а потом устроил себе рабочий кабинет из досок, в апартаментах верхнего этажа. Я украсил его картинами, а хозяин поставил там позолоченное кресло… Наверху дома находилась красивая терраса, куда поднимались по винтовой лестнице. Оттуда открывался вид на весь город до самого моря, шум которого долетал до меня, если ветер дул с той стороны. Я любил там заниматься. Я выращивал там в горшке индийское фиговое дерево (хозяин получил саженец из Испании). В доме я жил один, и обедать ходил в аптеку, которая была совсем рядом. По вечерам Гуммель (земляк Феликса, студент, подрабатывавший в аптеке у Каталана. – Е. Г.) возвращался со мной, потому что спал со мной в одной кровати, чтобы не оставлять меня ночью одного. Ему нравились звуки лютни, и я садился на окно и играл; люди из дома напротив выходили меня послушать, особенно сестра хозяина… Рядом с моим домом жил доктор права; его жена и кузина часто садились на крыше с шитьем, чтобы послушать, как я играю».
Бедный студент, воспользовавшийся гостеприимством знакомого, должен был подчиняться правилам, установленным в его доме, в частности, обедать и ужинать в определенное время, за общим столом. На ночь ворота запирали, и если постоялец не возвращался вовремя домой, ему приходилось бродить по улицам до самого утра, а это было опасно.
Совсем уж безденежные селились в коллегиях, которые предоставляли им стол и кров. Согласно уставу Парижского университета 1215 и 1231 годов, плата за проживание в коллегиях устанавливалась университетом с согласия городских властей. Студенты избирали главу коллегии из своей среды или из числа учителей.
К концу XV века в коллегиях жило около 15 процентов студентов в Париже и Тулузе и 10 процентов в Оксфорде. Соотечественники или родственники основателя коллегии могли проживать там даром; прочие студенты получали на это право, если были способны платить за уроки.
В знаменитой Сорбонне жили гости и социетарии (члены Общества). Гостем мог стать бакалавр богословия, защитивший диссертацию «Робертина» (от имени основателя коллегии Робера де Сорбона) и при этом набравший наибольшее количество голосов в результате трех голосований действительных членов. Гости получали стол и кров, могли заниматься в библиотеке, но ключ от нее им не выдавали. Они не имели права голоса на собраниях социетариев, а получив степень доктора богословия, должны были покинуть коллегию.
Чтобы стать социетарием, тоже требовалось с блеском защитить «Робертину», но при этом еще и бесплатно вести курс философии. В Общество принимали после двух голосований. Бедные социетарии получали стипендию в течение десяти лет.
Делами коллегии социетарии заправляли сообща, на равных, без какого-либо начальника. Монахов в Обществе не было; если социетарий вступал в какой-либо монашеский орден, где был единственный настоятель, его автоматически исключали из Общества Сорбонны.
Робер де Сорбон не закрывал двери своей коллегии перед богатыми. Социетарии, не получавшие стипендию, должны были выдержать те же испытания, что и прочие, но платили за проживание пять с половиной парижских су в неделю – такую же сумму получали стипендиаты.
В XVIII веке бакалавры, стремящиеся стать лиценциатами на богословском факультете Сорбонны, делились на ubiquistes (вездесущих), живших в семинариях, приходах, коллегиях, пансионах и не принадлежавших ни к какому особенному обществу; сорбонистов (гостей и социетариев); наварристов (живших в Наваррском коллеже) и монахов (доминиканцев, кордельеров).
В Кембридже в XVII столетии студенты Тринити-колледжа обитали в общежитии по двое в комнате. Три десятка жилых комнат помещались под самой крышей; в каждой, довольно просторной, было две кровати в альковах и две конторки у окна. Как правило, один из обитателей был богатым пансионером, а другой, из бедной семьи, должен был исполнять обязанности его слуги: снимать с него сапоги, заправлять постель, выносить ночной горшок. В «студенческом городке» имелись также многочисленные лавчонки, торговавшие всем необходимым; там можно было купить и провизию, и чернила, перья и тетради. На стипендию – десять фунтов в год – можно было прожить, если ограничивать себя во всём.
Курсанты военных училищ проживали не в казармах, а на съемных квартирах. «Квартиры ни гардемаринам, ни офицерам в Гишпании не дается, и нанимают за свои деньги из жалованья; а некоторым гардемаринам даны квартиры королевские в кастеле (замке. – Е. Г.); а мы нанимали из жалованья, – сообщает Иван Неплюев. – По ордеру королевскому должен всякий гардемарин во втором часу ночи быть на квартире и никуды ночью с квартиры не сходить, чего, ходя по вечерам, осматривают бригадиры, а ежели который гардемарин явится в какой вине, то поручик и прочие офицеры штрафуют; первый штраф: скажут арест, чтобы никуда с квартиры не сходил; 2-ой: сажают в камору и замыкают; 3-ий: по великой вине сажают в тюрьму и есть, кроме хлеба и воды, не дают».
