Текст книги "Повседневная жизнь европейских студентов от Средневековья до эпохи Просвещения"

Автор книги: Екатерина Глаголева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Финансы

Доходы преподавателей. – Налоги в пользу университетов. – Стипендии студентам. – Пожертвования

Одного сильного духа для независимости мало – нужна прочная материальная основа. Университеты, в отличие от монастырей, не обладали земельной собственностью, от которой могли бы получать доход; их финансы складывались из платы за обучение, которая шла «в общий котел», взносов за право сдать экзамен на ученую степень, штрафов и пожертвований благодетелей.

Впервые плату за обучение начал собирать со школяров Пьер Едок (1110–1179), или, на латыни, Петр Коместор (прозвище он получил за то, что был «пожирателем» книг, а прославился главным трудом своей жизни – «Церковной историей»). Около 1150 года он сам слушал лекции Петра Ломбардского в Соборной школе Парижа, потом, в 1158 году, стал профессором, а затем и канцлером университета. Папа Александр III разрешил ему взимать умеренную плату за лицензии на преподавание (напомним, что век спустя их стали выдавать бесплатно), а школяры платили за обучение по два су в неделю.

Штрафы взимались как с учителей (например, за невыполнение учебного плана), так и с учащихся (за пропуски занятий).

Преподавателям обычно платили «кто сколько может». 26 декабря 1240 года подеста (мэр) Сиены Ильдебрандино Каччаконти издал указ, облагающий особым налогом граждан, которые сдавали комнаты студентам местного университета; эти деньги шли магистрам.

В Испании, в городе Уэска, городские власти по королевскому приказу были обязаны взимать налог с каждого фунта мяса, покупаемого в главной мясной лавке; полученные суммы выплачивались в качестве жалованья докторам и бакалаврам. Понятно, что горожане массово устремились в другую мясную лавку, владелец которой, мавр, не мог поверить своему счастью. Но оно продлилось недолго – новый королевский указ обложил налогом и эту лавку.

Учителя из числа монахов нищенствующих орденов не брали со студентов платы и не делали перерывов в занятиях. Магистры из белого духовенства пожаловались папе на это явное нарушение корпоративной солидарности, однако тот их не поддержал. Тем не менее спор остался неурегулированным, и на протяжении всего XIII века вопрос, брать или не брать деньги со студентов, служил предметом дискуссий, поднимался даже на лекциях и в проповедях, не говоря уже о повседневных разговорах.

В XVI веке Королевская счетная палата Монпелье выплачивала университетским профессорам по 200 экю в год. Чтобы получить жалованье, профессор должен был явиться в палату в сопровождении нескольких студентов, в том числе одного из четырех членов университетского совета, дабы те подтвердили, что лекции читались в полном объеме и качественно.

В самом деле, профессора могли пренебрегать своими прямыми обязанностями, если им предоставлялась возможность получать доходы от частной практики (в случае врачей и юристов). А церковные бенефиции оказывались неплохим подспорьем для магистров-теологов.

Парижский университет выплачивал некоторую сумму магистрам за участие в богослужениях В один из самых напряженных моментов Столетней войны, в 1429 году, эти выплаты прекратились. Больше всех пострадала английская «нация», оказавшаяся на «вражеской» территории; ей даже пришлось занимать деньги у других «наций».

Вообще взаимопомощь играла большую роль в существовании университетов и помогала выжить. Другое дело, что учебные заведения сами едва сводили концы с концами, а потому не могли содержать «иждивенцев». Например, Замойская академия постоянно нуждалась в деньгах, так как 13 тысяч польских злотых, назначенных на ее содержание Яном Замойским, катастрофически не хватало для удовлетворения всех потребностей. По этой причине академия находилась в большой зависимости от Краковского университета, ссужавшего ее деньгами. В конце концов она захирела еще до того, как отметила свой столетний юбилей.

Добывать средства к существованию можно было не только своим ремеслом. Иногда профессорам давалось право беспошлинного импорта чужеземных напитков или разрешение на безакцизную продажу вина от Пасхи до Троицы, охоту, устроение и сдачу в аренду аптек, винных погребов и пивных.

В начале XVII столетия среднестатистическое жалованье профессора голландского университета составляло тысячу гульденов (флоринов) в год – сумма не очень большая (для сравнения: булочник получал 600 гульденов), тем более что за 100 лет эта денежная единица обесценилась наполовину, а цены выросли в пять раз. Впрочем, филологу Исааку Фоссу предложили в 1644 году в Амстердаме две с половиной тысячи гульденов и дом за 900 гульденов в год. Хороших преподавателей старались переманить к себе, завлекая повышенным жалованьем и различными льготами.

Николай Бидлоо, приглашенный в Россию в качестве придворного врача Петра I, 16 марта 1702 года подписал контракт с русским послом Матвеевым. Ему определили жалованье в 2500 гульденов в год – это было гораздо больше, чем получали в то время профессора медицины. Контракт предусматривал, что в случае его смерти его жена и дети получат половину годового жалованья.

В России конца XVII века школы, открывавшиеся, как правило, при архиерейских домах, финансировались Церковью. Славяно-греко-латинская академия существовала на средства Патриаршего казенного приказа, который финансировал также Типографскую школу (среднее учебное заведение). В дальнейшем учителя получали государственное жалованье, студенты не платили за образование, а сами находились на казенном обеспечении (прослойка своекоштных студентов возникла позже). С момента основания училища Лихудов (будущей академии), 1 июля 1685 года, их ученики получали кормовые десять рублей в год. Когда в 1736 году часть наиболее успешных школяров перевели из Москвы в Петербург, в академический университет, Сенат выделил на их содержание 300 рублей, причем на питание каждого студента отводилось пять рублей в месяц, а часть денег была потрачена на покупку для них белья и мебели – по столу на каждого.

Впрочем, в Западной Европе студенты тоже могли получать стипендии от государей, которые хотели иметь образованных подданных. Например, Лодовико Гонзага из Мантуи предоставлял субсидии студентам из этого города, учившимся в Болонье, поддерживал отношения с их профессорами и, используя свой авторитет, помогал землякам сдавать экзамены.

Папа Урбан V (1362–1370) содержал на свои средства 1400 стипендиатов. Тем, кто удивлялся такой неслыханной щедрости, папа неизменно отвечал, что пусть большинство его протеже и не станут священниками, они будут добрыми отцами семейств и тружениками, и даже если они сделаются пахарями, учеба всё равно пойдет им на пользу.

В среднем по Европе стипендии получала четверть студентов. Но были и другие способы материально поддержать неимущих школяров. Папа Григорий IX предоставлял сорокадневную индульгенцию благодетелям, оплачивавшим расходы бедных студентов на проживание и лечение. В Тулузе, воззвав к сознательности горожан, собрали для студентов 56 деревянных кроватей, 52 соломенных матраса и 49 пуховых перин. Папа Иннокентий IV в 1245 году повелел епископу Тулузы предоставить жилье для бедных школяров и проследить за тем, чтобы их привечали бесплатно в домах, расположенных «в удалении от общественных мест», для большего спокойствия.

В нормандском Кане в XVI веке стипендия начислялась по следующему принципу: сумма ежедневных расходов студента, заявленная им самим, умножалась на четыре, а из нее вычитали расходы на жилье.

Епископ Камбрейский предоставил стипендию Эразму Роттердамскому по «обычным расценкам». Но Эразму тогда было уже 30 лет, он привык к хорошему обхождению и обильному столу в домах прежних покровителей; стипендия показалась ему чересчур скудной, и он назвал своего благодетеля «антимеценатом».

Деньги требовались университету не только на оплату учителей и служителей. В 1431 году папа Евгений IV ввел в Риме новый налог на вино, чтобы построить дворец, получивший впоследствии название Сапьенца и ставший новым помещением университета. Прежде, когда у университетов не было собственных аудиторий, приходилось платить за наем, позже – тратиться на ремонт. Разнообразные церемонии, богослужения и покупка для них всего необходимого подразумевали довольно значительные траты. Они покрывались из взносов, уплачиваемых кандидатами за право сдавать экзамены на ученую степень.

Выражения «богатый университет», «роскошные университетские здания» или что-либо в этом роде не упоминаются в мемуарах, относящихся к интересующей нас эпохе. Всё, что в университетах было замечательного: библиотеки, кабинеты редкостей, обсерватории, анатомические театры, – как правило, было построено и приобретено на пожертвования или по завещанию благодетелей. Так, Робер де Сорбон в 1270 году завещал основанной им Сорбонне всё свое немалое имущество. Многие профессора или бывшие студенты, посвятившие жизнь науке, впоследствии передавали или завещали альма-матер свои коллекции или денежные средства. Практика показывает, что такой способ финансирования оказывался более продуктивным, чем содержание из казны, ведь где казенные деньги – там воровство и злоупотребления. Например, в сентябре 1757 года, когда не прошло и трех лет после открытия Московского университета, его казна полностью опустела из-за задержки годовых выплат Московской статс-конторой и раздачи университетских денег в долг частным лицам под проценты. «Профессоры и учители, не получая жалованья, принуждены общую со всеми претерпевать нужду», – говорилось в донесении императрице Елизавете Петровне. Недостаток финансирования существенно замедлил развитие первого русского университета на заре его существования.

Политика

Учеба во время войны. – Верность королю и забота об интересах университета. – Внешние признаки лояльности

При всей декларированной автономии и порой республиканских способах управления университеты были зависимы от властей предержащих, выступавших гарантами их привилегий. Во время войн и прочих конфликтов они не могли находиться «над схваткой» и сохранять нейтралитет: волей-неволей приходилось делать выбор. Это подразумевало участие в политической деятельности, ведь университеты оказывали большое влияние на «общественное мнение», особенно в Средние века, поскольку их профессора были еще и проповедниками.

Одним из самых сложных периодов в истории Франции стала Столетняя война, в которой борьба с иноземными захватчиками (англичанами) усугубилась гражданской войной между арманьяками и бургиньонами и Великим расколом Церкви.

В начале XV века Парижский университет рекрутировал в основном школяров из Франции, причем 80 процентов из них приезжали из местностей, лежащих к северу от Луары. Но на дорогах их подстерегали засады из вооруженных людей, которые, на словах отстаивая интересы какой-либо из противоборствующих группировок, на деле занимались банальным грабежом. Не желая подвергать себя опасности, многие школяры передумали ехать в столицу, да и профессора стали перебираться в более надежные места. А ведь чем меньше учащихся, тем меньше доходы…

Когда выяснилось, что король Карл VI безумен и неспособен управлять государством (1392), принцы крови начали борьбу за власть. Сложились две враждующие группировки: бургундская во главе с герцогом Иоанном Бесстрашным, защищавшим интересы своего домена, и партия Людовика Орлеанского, брата несчастного короля. В 1407 году Людовик был убит в Париже вместе со значительной частью своих приближенных, и во главе партии встал его старший сын, зять графа Бернара д’Арманьяка.

По сути, это было противостояние двух экономических и политических систем: французской, основанной на феодальном укладе, с развитым земледелием и большой ролью Церкви, и английской, в которой гораздо большую роль играли города и промыслы. Арманьяки отстаивали французскую модель: сильное государство, основанное на преданности вассалов, регулируемые финансы, независимые институты власти. Бургиньоны же тяготели к английской системе (тем более что Фландрия, производившая сукна из английской шерсти, входила в состав герцогства Бургундского): вольности для городов, отмена налогов. Парижский университет принял сторону бургиньонов. Этот выбор был продиктован не только идейными соображениями: чтобы привлечь университетскую публику на свою сторону, герцог Бургундский раздавал самым влиятельным лицам бурдюки с вином.

В 1411 году члены университета активно занимались шельмованием арманьяков. Те же поклялись выгнать университет из Парижа и заменить его другим, лояльным. Этот пункт был включен в тайный договор, с которым ректора Сорбонны, Якоба из Харлема, ознакомили на Королевском совете 6 апреля 1412 года.

С 1412 по 1419 год, то есть с момента высадки англичан на французский берег Ла-Манша до захвата ими Руана, университет следил за продвижением вражеских войск и умолял принцев оказать помощь осажденным нормандским городам. Выходцы из Нормандии составляли 36 процентов населения университетской республики (850 из 2351 человека), а треть нормандских студентов (310 человек) была из Руана; учителя же из Нормандии составляли 33 процента преподавательского состава. В 1418 году, когда положение осажденного Руана было из рук вон плохо, университет добровольно согласился обложить налогом своих членов в нарушение их привилегий ради финансирования армии, которая освободила бы этот город, – это единственный пример подобной самоотверженности. Однако Руан всё равно капитулировал.

В это время в самом Париже с благословения докторов университета сложилась пробургиньонская фракция из представителей разных ремесленных цехов. Она, не останавливаясь перед насилием и убийством, захватила власть и вернула Парижу его привилегии. Началась «охота на ведьм»: достаточно было указать на богатого буржуа и крикнуть: «Арманьяк!» – как на него тут же набрасывались мясники, избивали и обирали до нитки. В конце концов тирания черни надоела буржуазии, и в 1414 году она открыла ворота арманьякам.

И вскоре пожалела: Париж не только вновь утратил свои вольности и богатства, но и вообще рисковал перестать быть столицей, лишившись парламента и университета. Парижский прево Таннеги Дюшатель разоружил население, замуровал ворота, запретил собрания и казнил всех, кто пытался сопротивляться.

Арманьяки серьезно урезали автономию университета: вмешивались в ход общих собраний или запрещали их вообще, заставляли присягать режиму, назначали членов представительных органов и чиновников, навязывали линию поведения и вынуждали изгонять диссидентов, поощряя при этом верных себе людей. Корпоративный дух ослаб, солидарность была поколеблена.

«Чистка» Сорбонны затронула в основном факультет канонического права и пикардийскую «нацию». Больше 120 членов университета были изгнаны из Парижа в течение одного только 1416 года. Но даже в самые тяжелые времена его деятельность продолжалась, пусть и с нарушениями процедуры: лекции читали не в отведенные часы, а когда придется; к экзаменам допускали даже при наличии многочисленных пропусков занятий и несоблюдении других условий (что поделаешь – война!); общие собрания университета созывали крайне редко и протоколов их не вели.

После пяти лет страданий и репрессий сын одного квартального надзирателя украл у отца ключи от ворот Бюси и впустил в город бургиньонов. Обрадованные парижане подняли восстание; сторонников орлеанской партии убивали или бросали в тюрьмы – потом всех узников перерезали. Как минимум восемь магистров университета были убиты. Те же, кто не сочувствовал бургиньонам, в том числе и канцлер Жан Жерсон, отправились в изгнание. Их судьба напугала остальных: в августе 1418 года университет отправил покаянное письмо Иоанну Бесстрашному в котором напирал на угрозу расправы со стороны арманьяков.

Двадцать второго октября декан медицинского факультета объявил о прекращении лекций и диспутов на всех факультетах и во всех «нациях» из-за войны. Многие преподаватели не решались вернуться в Париж. Две трети студентов из англо-германской «нации» покидали университет после первой ступени образования – получив степень магистра вольных искусств.

С 1416 по 1421 год количество докторов канонического права сократилось на треть, а преподавательский состав богословского и медицинского факультетов – наполовину. Бакалавров стало меньше на 80 процентов, лиценциатов – на треть.

В 1419 году арманьяки организовали убийство Иоанна Бесстрашного, после чего взаимная вражда достигла крайнего ожесточения. Бургиньоны спровоцировали вторжение англичан и едва не покончили с французской государственностью: 21 мая 1420 года был подписан договор в Труа, по которому преемником Карла VI назначался английский король Генрих V. Новый герцог Бургундии Филипп Добрый, представлявший партию бургиньонов, заключил с ним союз против дофина Карла – будущего короля Карла VII.

Профессора Сорбонны принимали деятельное участие в переговорах, предшествовавших заключению этого договора. Его семнадцатый пункт гарантировал права собственности, прерогативы, свободы и вольности университетов и коллегий, находящихся во всех частях страны под английским господством. Чтобы сохранить свои привилегии, члены университета дважды поклялись в верности английскому монарху. Париж на 16 лет оказался в руках англичан.

Стоило установиться затишью (1421–1428), как количество преподавателей на богословском факультете и факультете вольных искусств удвоилось. Но в 1429 году отток студентов из Сорбонны возобновился – и не только потому, что в разоренном Париже было нечего есть, а жителей выкашивала оспа; часть студентов и преподавателей, не желая мириться с иноземным засильем, перебралась из Парижа в Пуатье. В скором времени к прославленным столичным теологам обратились за консультацией: одна странная девушка по имени Жанна уверяла, что «слышит голоса святых», которые пророчат четыре события: освобождение Орлеана, коронование дофина в Реймсе, избавление от англичан Парижа и освобождение герцога Орлеанского. Получив положительное заключение богословов, Карл согласился отправить Жанну д’Арк в осажденный англичанами Орлеан…

Став королем, он выступил покровителем наук, основав в Пуату университет в знак благодарности за преданность ему в тяжелую годину. Папа Евгений IV издал соответствующую буллу в 1431 году.

Практически одновременно английский король Генрих VI основал «английский» университет в нормандском Кане для подготовки руководящих кадров: на Сорбонну надежда была плохая, уж слишком часто она переходила с одной стороны на другую.

В 1437 году Париж снова стал французским. Восстановление власти христианнейшего короля заставило покинуть столицу шотландцев из англо-германской «нации» и профессоров-англичан. И всё же университет называл Карла VII «отцом» и всячески выражал ему свою поддержку, устраивая многочисленные процессии и молебны. Целью всего этого было добиться подтверждения университетских привилегий, что и было сделано дважды.

Торжественное открытие Канского университета состоялось в 1439 году, а десять лет спустя Карл VII вернул город под власть французской короны. Впрочем, университет он уничтожать не стал, отменил лишь факультет гражданского права, которого не было в Сорбонне, да и тот через два года восстановил. Университет был ему за это настолько признателен, что даже вызвался сжечь устав, дарованный ему Генрихом VI. Правда, новый французский король Людовик XI этого не допустил и даже велел университету отпраздновать восстановление Генриха VI на английском престоле 30 октября 1470 года.

Самый старый университет Нидерландов возник при не менее драматических обстоятельствах – во время борьбы Семи провинций за независимость от Испании. В 1575 году Вильгельм Оранский (1533–1584) решил поощрить жителей Лейдена, выдержавших перед этим годичную осаду города испанцами и муки голода, и основал Лейденский университет, который получил название Praesidium Libertatis (Оплот свободы).

Короли были высочайшими покровителями университетов, и учебные корпорации всячески выражали свои верноподданнические чувства. Например, 18 октября 1560 года французский король Франциск II и его мать Екатерина Медичи совершали торжественный въезд в Орлеан. По этому случаю была устроена помпезная процессия. Впереди августейшей пары, среди законников и членов ремесленных цехов, шествовали представители университета во главе с ректором и восемью регентами в алых мантиях. Студенты германской «нации», выступавшие под знаменем с двуглавым орлом, особо отличились пышностью нарядов.

Политический выбор часто определялся религиозными воззрениями. Так, во Франции во время «войны трех Генрихов» (протестанта Генриха Наваррского, короля Генриха III и главы католической Лиги Генриха де Гиза) теологический факультет Парижского университета принял сторону Лиги. В 1589 году он торжественно объявил, что народ вправе подняться против своего короля, «продавшегося» протестантам, с оружием в руках, а в 1590-м – что Генрих Наваррский, к тому времени уже провозгласивший себя Генрихом IV, не имеет никаких прав на французский престол. Главными проповедниками Лиги были доктора Сорбонны, в том числе знаменитый Жан Буше, который после вступления Генриха IV в Париж в 1594 году бежал в Испанские Нидерланды и умер в 95 лет, будучи каноником Турне, но при этом сохранив свой титул «доктора и декана священного факультета богословия Парижского университета и старейшины Сорбонны».

Как мы уже могли убедиться на примере событий Столетней войны, университет выбирал линию поведения, руководствуясь прежде всего корпоративными интересами. Когда католическая Лига потерпела поражение, Сорбонна ухватилась за возможность расправиться со своими давними соперниками – иезуитами, отбивавшими у нее клиентуру. Адвокат Антуан Арно, член парламента и государственный советник, выступивший на стороне университета, назвал иезуитов главными зачинщиками Лиги, а их Клермонский коллеж – «гнездом Сатаны, где замышлялись все убийства, совершённые или не удавшиеся в Европе за последние сорок лет». Когда Генрих IV в 1603 году призвал иезуитов обратно, поручив контроль над их учебными заведениями парижскому парламенту, его председатель Ахилл де Арлэ упрекнул короля в нерадении об университете: «Он непременно погибнет, если позволить Обществу [иезуитов] умножать свои коллегии, поскольку родители предпочтут ближайший рынок знаменитейшей ярмарке во всей Европе и, дабы дети были у них на глазах, лишат их более благотворного образования».

Это противостояние продолжалось довольно долго. Воспитанники университета и иезуитов достигали «степеней известных» и покровительствовали бывшим наставникам, которые порой «забывались». Например, доктор богословия и синдик Парижского университета Эдмон Рише (1560–1631) заявил в одной из своих работ, что у недостойных государей власть можно отнять. В 1611 году он опубликовал сочинение «О власти церковной и политической», в котором говорилось о вольностях галликанской церкви. За это он подвергся преследованиям и даже был похищен по приказу герцога д’Эпернона, сторонника иезуитов, и заключен в тюрьму Сен-Виктор, откуда его вызволил парижский парламент.

Во время гражданской войны в Англии (1642–1649) Оксфордский университет стал ядром роялистской партии, в то время как город симпатизировал парламенту, противопоставившему себя королю. Дальнейшее развитие событий (восстановление на троне Стюартов после кровавой диктатуры Оливера Кромвеля) как будто подтвердило, что позиция университета была единственно верной. В 1662 году в Кембридже несколько часов шел диспут о… форме шапок, которые носили студенты. Ранее шапки были круглыми, но архиепископ, в чьем ведении находился университет, объявил, что это головной убор пуритан. В ознаменование возвращения университета в лоно англиканской церкви и монархии студенты отныне были обязаны носить квадратные колпаки. Если бедному студенту не удавалось наскрести денег на обновление гардероба, в нем могли заподозрить приспешника Кромвеля и исключить из Кембриджа.

Со временем страсти улеглись, и начиная с середины XVIII века английские университеты уже практически не участвовали в политических конфликтах, сосредоточившись на образовательной и научной деятельности. А для некоторых учебных заведений политические потрясения в их стране окончились роковым исходом. Например, после первого раздела Польши (1772) город Замостье перешел к Австрии, и новые господа закрыли Замойскую академию, из стен которой вышли многие выдающиеся государственные деятели и просветители Польши и Украины, а также академическую типографию, в которой печаталось более двух третей всех книг, издававшихся в то время в Речи Посполитой. После завоевания Замостья войсками Великого герцогства Варшавского (основано в 1807 году из польских территорий, отвоеванных Наполеоном у Австрии и Пруссии) в здании бывшей академии были устроены казармы.