Текст книги "Повседневная жизнь королевских мушкетеров"
Автор книги: Екатерина Глаголева
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
Но в августе 1684 года в Регенсбурге было заключено перемирие, по которому соседи Короля-Солнце признали за ним права на все территории, аннексированные с 1678 года. Тотчас имущество консисторий было передано странноприимным домам и больницам, содержащимся католическими монашескими орденами, и протестанты лишились возможности помогать своим страждущим. В декабре отправление культа по протестантскому обряду было запрещено в тех населенных пунктах, где проживало менее десяти протестантских семей, а с мая 1685 года беглым гугенотам в случае ареста грозили галеры.
В июле 1685 года королевскому интенданту в По Никола Жозефу Фуко разрешили использовать солдат, уже не нужных для войны, для обращения протестантов. Он усовершенствовал методы Марильяка. Уже при одном известии о прибытии драгун обращались целые городки. Фуко возвестил о тысячах ненасильственных обращений и перешел в Пуату, где предоставил драгунам лютовать без всякого удержу.
Воодушевленный успехом, Лувуа направил драгун «в помощь» интендантам и других провинций: в Беарн (на родину множества мушкетеров), а оттуда на восток – в Лангедок, в долину Роны и в Дофине, и на север, в Сентонж Они внушали такой ужас, что три четверти протестантов из Монпелье и Нима, а также из Севенн отреклись от своей веры, не дожидаясь прибытия «миссионеров в сапогах».
Нантский эдикт превратился в чисто символический документ, и король отменил его 18 октября 1685 года, подписав – вместе с канцлером Мишелем Летелье – эдикт Фонтенбло, ставивший протестантство под запрет на всей территории Франции. Парижский парламент утвердил его 22 октября.
Драгонады продолжались в Провансе, в Нормандии, в Шампани. В Руане протестанты отреклись после четырех дней бесчинств, устроенных двенадцатью ротами кирасир. Мучили детей, насиловали женщин. Многих женщин, отказавшихся перейти в другую веру, отправили на Гваделупу и Мартинику. За несчастных вступилась госпожа де Ментенон, которая ранее настаивала на отмене Нантского эдикта. Гавр капитулировал еще до прихода драгун. Нормандия обезлюдела: протестанты бежали на острова, принадлежащие Англии, или в Голландию. Последним городом Франции, пострадавшим от драгонад, стал Мец в Лотарингии: жители этого города получили отсрочку в десять месяцев после эдикта Фонтенбло, чтобы принять католичество. Драгун туда прислали в августе 1686 года, и в три дня все было кончено. Самых строптивых выслали из страны в 1687 году
В дальнейшем эмиграция гугенотов продолжалась, ослабляя экономику страны: около трехсот тысяч протестантов бежали от преследований в Англию и ее американские колонии – Виргинию и Южную Каролину, в Германию, Швейцарию, Голландию и ее колонии – Капстад и Новый Амстердам (современные Кейптаун и Нью-Йорк). В 1702 году самые стойкие подняли в Севеннах восстание камизаров, которое армии с большим трудом удалось подавить через два года.
Отмена Нантского эдикта была вызвана и внешнеполитическими причинами: Франция блистала своим отсутствием во время битвы при Вене 11 и 12 сентября 1683 года, когда польско-австрийско-германские войска под командованием короля Польши Яна III Собеского (бывшего королевского мушкетера) разбили армию Османской империи, возглавляемую великим визирем Кара-Мустафой. С этого поражения начались упадок Османской империи и возвеличивание Габсбургов. Людовик XIV использовал австро-турецкую войну, чтобы уладить свои дела во Фландрии и Брабанте, и не участвовал в обороне католических земель от неверных; теперь же он смог подтвердить свою верность католической религии. С другой стороны, у французского короля возник конфликт с папой Иннокентием XI.
Со времен Прагматической санкции 1438 года, подписанной Карлом VII, власть папы римского во Франции была сильно ограничена. Папские буллы и бреве часто противоречили законам государства и потребностям страны, а потому государи не раз воспрещали их обнародование. Юристы считали незаконными все духовные акты, не одобренные королями и парламентами. С XVI века церковные суды стремились подчинить их в апелляционном порядке суду светскому; парламенты воспрещали продажу индульгенций и юбилейных отпущений грехов, разрешаемую папами. Во Франции считалось правилом, что французский король не может быть отлучен от церкви. Король же должен был решать, справедливо ли наложено отлучение на любого из его подданных. На Генеральных штатах 1614 года среднее сословие предложило принять закон о том, «что нет на земле власти, духовной или светской, которая бы имела какое бы то ни было право над королевскою властью, которая бы могла лишить прав священной личности наших государей или освободить их подданных от обязанности верно повиноваться, по какой бы то ни было причине и под каким-либо предлогом».
В 1662 году в Риме произошел примечательный инцидент. Посол Франции Шарль де Креки возмущал римлян своим высокомерием, а его слуги вели себя как парижская «золотая молодежь», почитая своим долгом дебоширить по ночам и задирать ночные патрули. Несколько лакеев герцога со шпагами в руках напали на отряд корсиканских гвардейцев, в обязанности которых входило следить за исполнением решений суда. Весь корсиканский корпус встал на защиту земляков и, подстрекаемый братом папы Александра VII Марио Киджи, ненавидевшим де Креки, осадил его дом и обстрелял посольскую карету. Один паж был убит, несколько слуг ранены. Герцог покинул Рим, обвинив самого папу в пособничестве в убийстве. Александр VII не спешил оправдываться, полагаясь на легкомысленность французов – мол, со временем все забудется. Для приличия он повесил одного корсиканца и изгнал из Рима губернатора, допустившего убийство. Но Людовик XIV шутить не любил: он отправил в Италию войска под командованием маршала дю Плесси-Пралена и грозил осадой Рима. Французский король, расценивший инцидент со своим послом как оскорбление, нанесенное всей французской нации, потребовал, чтобы племянник папы лично принес ему извинения и чтобы в Вечном городе был воздвигнут обелиск с надписью о том, что корсиканцы неспособны служить Святому престолу. Папа обратился ко всем католическим монархам с просьбой заступиться за него, но император Священной Римской империи отражал атаки турок, а Испания вела тяжелую войну с Португалией. Тем временем парламент Прованса конфисковал графство Венессен, принадлежавшее папам с 1274 года. В любое другое время последовало бы отлучение от церкви, но тут, под угрозой оружия, Александр VII предпочел уступить: он изгнал из Рима собственного брата, отправил к Людовику с извинениями своего племянника кардинала Киджи, распустил корсиканскую гвардию и воздвиг обелиск с описанием случившегося. Кардинал Киджи стал первым папским легатом в истории, миссия которого заключалась в принесении извинений: прежде легаты лишь оповещали о папских распоряжениях и устанавливали налоги. Но Людовик не ограничился временными мерами (через несколько лет он дал разрешение на то, чтобы снести обелиск): он вырвал у папы обещание вернуть Кастро и Рончильоне герцогу Пармскому и компенсировать герцогу Модены права на город Комаккио, став, таким образом, покровителем итальянских князей.
Кроме того, с 1516 года французский король являлся собственником светского имущества епархий, однако это положение не распространялось на епархии, аннексированные в последующие годы. В 1673 году Людовик XIV исправил положение с согласия высшего французского духовенства, а в 1682 году ассамблея французских епископов приняла декларацию галликанской церкви: она провозглашала независимость короля от папы, главенство собора и обязанность для его святейшества соблюдать обычаи и законы французской церкви. Папой тогда был уже Иннокентий XI; он реагировал незамедлительно, отказавшись возводить в сан епископов назначенцев короля. Отмена Нантского эдикта должна была послужить сближению с папой.
Преемники Короля-Солнце не так ревностно боролись с протестантами, благодаря чему множеству общин удалось сохраниться. Век просветителей отличался не только вольнодумством и непочтительностью к религии, но и религиозной терпимостью в нашем понимании этого слова. Когда около 1750 года в Лангедоке возобновились гонения на протестантов, общественность была возмущена. К 1770 году последние протестанты, брошенные в тюрьму за свои религиозные убеждения, были освобождены; протестантским священникам разрешили проповедовать в сельской местности, а в 1776 году уроженец Женевы протестант Неккер фактически (но не официально) стал министром финансов Людовика XVI. В 1787 году этот король издал эдикт о терпимости: государственные должности оставались под запретом для протестантов, они не могли открыто совершать свои богослужения, однако получили право на гражданскую регистрацию браков, рождений и смертей (до сих пор эти события регистрировали приходские кюре). Но к тому времени протестанты, составлявшие пятую часть населения в 1600 году и больше десятой части в 1685-м, представляли уже едва ли пятидесятую его часть.
Многие королевские мушкетеры были родом из мест, пострадавших от драгонад, но вряд ли они пытались возражать против подобных мер по утверждению единой религии, хотя протестантизм был религией их отцов. Скорее всего, веря в непогрешимость своего короля, они предпочли покориться его воле. Вот лишь один пример: пехотный капитан Жан де Кабирон происходил из протестантской семьи, жившей в Лангедоке. После отмены Нантского эдикта он обратился в католичество и, когда жители Севенн от отчаяния взялись за оружие, стал одним из самых яростных их преследователей. Его старший сын Жан (родился в 1672 году) до 1699 года служил в королевских мушкетерах.
Отмена Нантского эдикта, узаконившая гонения на протестантов, стала и началом гонений на евреев. Ранее Людовик XIV относился к иудеям довольно благосклонно: после присоединения к Франции Трех Епископств и Эльзаса жившие там евреи не были изгнаны из королевства, хотя соответствующий эдикт от 1394 года теоретически был еще в силе. Более того, в 1657 году Людовику и его брату Филиппу устроили торжественный прием в синагоге города Мец в Лотарингии. Кольбер видел в евреях движущую силу экономики, и за время царствования Короля-Солнце еврейская община Лотарингии существенно разрослась. Португальских евреев, называемых «новыми христианами», которые жили в Бордо и в окрестностях Байонны, тоже не трогали. Однако 1685 год стал черным годом для евреев: восьмерых сожгли живьем в Тулузе, а первая статья «Черного кодекса», посвященного рабам, предписывала изгнать евреев с Антильских островов.
Но вернемся к армии и католикам.
В XVII веке Церковь играла весьма значительную роль в жизни как гражданского, так и военного общества, а церковные иерархи были наделены довольно большой властью. Житель города Вик-ан-Бигорр Арно де Требон, отец королевского мушкетера Лорана де Требона, был осужден за убийство некоего Жака Юга: он напал на свою жертву на улице, нанес ему несколько ударов шпагой и, ворвавшись в дом, где Юг пытался укрыться, добил его, не позволив даже извлечь шпагу из ножен. Бросив тело мертвого врага, Требон унес с собой его шпагу, что для гасконцев было злейшим преступлением. Требона приговорили к публичному покаянию, повешению и конфискации имущества. Пока он находился в бегах, казнь совершили над его изображением. Преступника поймали в Орлеане и заключили в городскую тюрьму. На его счастье, в это время в Орлеан прибыл новый епископ, который обладал привилегией миловать узников в день своего вступления в город и в должность. Епископ Альфонс д'Альберик простил Требону его вину, и тот отделался лишь уплатой двухсот пятидесяти ливров на судебные издержки.
При каждой мушкетерской роте имелся свой капеллан, которого король не обходил своими щедротами при раздаче бенефициев; так, аббат Улье, капеллан первой мушкетерской роты, получил пенсию в пятьсот ливров. (Постоянные военные капелланы находились при армии с конца XVI века.) Поскольку в дворянских семьях, как правило, старший сын становился военным, а один из младших – священником, иногда капелланы состояли в родстве с офицерами: например, в конце XVII века старшим капелланом мушкетеров был Жан Пьер де Лаборден, брат «серого мушкетера» Гильома де Лабордена. В каждой крепости или казарме, построенной Вобаном, имелась часовня; при Доме инвалидов, выстроенном в Париже, был заложен собор.
Военные имели право основать часовню. Например, Жан де Пюжо, происходивший из семьи профессиональных военных, среди которых были и французские гвардейцы (уроженец деревушки Пюжо Борден по соседству с Артаньяном), завещал триста ливров на строительство и украшение часовни Святого Духа, основанной в 1611 году при францисканском монастыре в городке Вик-ан-Бигорр.
Впрочем, военные редко отличались богобоязненностью. В конце Тридцатилетней войны англичане и французы подошли с двух сторон к бельгийскому городу Тильмон, в котором находились большие запасы продовольствия. Герцог де Шатильон предпринял все от него зависящее, чтобы предотвратить штурм города, однако, пока он ругался с англичанами, французы ворвались туда сами, круша все на своем пути, и разграбили даже церкви. Жертвой их неистовства стали и монахини местного монастыря. На увещевания настоятельницы, что они невесты Христовы, французский солдат ответил с циничным смехом: «Ну так мы наставим Богу рога».
Людовик XIV подавал пример совершенно иного рода. После взятия Намюра в 1692 году (эта нидерландская крепость впервые переходила в чужие руки) король пытался утешить отшельников из соседнего монастыря, лишившихся к тому же всех своих запасов хлеба, перевезенных в Намюр: монахи получили в два раза больше хлеба и сверх того крупные пожертвования; в монастыре разместили на постой только кардинала де Бульона, графа де Грамона и отца Лашеза, королевского духовника; король разрешил провезти пушку через монастырский сад только в случае крайней необходимости. Несмотря на такое отношение, монахи французов на дух не переносили, и один из них даже отказал королевскому дворецкому в бутылке пива, не согласившись обменять ее и на бутылку шампанского. Тогда же, во время тщательного обследования городских укреплений перед вступлением в город короля, французы обнаружили в обители иезуитов погреба, набитые порохом, существование которых святые отцы скрывали. Порох изъяли, но самих иезуитов не тронули.
Несмотря на благочестие, выказываемое королем (в особенности после его женитьбы на набожной госпоже де Ментенон), его гвардейцы относились к религии довольно пренебрежительно, особенно к ее обрядовой стороне. Капитан-лейтенант д'Артаньян крестил детей многих своих подчиненных, однако два его собственных сына, родившиеся в 1660 и 1661 годах, оба по имени Луи, при рождении получили только малое крещение (этот обряд могла совершить и повитуха). Крещены они были только в 1674 году, уже после смерти отца, когда им исполнилось соответственно тринадцть и четырнадцать лет. По просьбе короля, обряд совершил Боссюэ, епископ Мо, автор Декларации галликанской церкви. Крестными старшего были король и королева, младшего – дофин и мадемуазель де Монпансье.
Между тем в обществе были распространены самые разные суеверия. Сам кардинал Ришелье, который по своему положению был обязан с ними бороться, увешивал себя различными амулетами, ладанками и оберегами; короли обращались к астрологам за гороскопами. В 1580-1630 годах во всей Европе и, в частности, во Франции с новой силой разыгралась охота на ведьм; судебные преследования за колдовство прекратились только после 1680 года. Парижский парламент в этом плане проявлял гораздо меньше фанатизма, чем провинциальное правосудие, и в конечном счете постановил считать договоры с дьяволом и наведение порчи делом совершенно нереальным, а потому не подлежащим рассмотрению в суде. Приговоры выносили только по делам об отравлении и преступлениях на сексуальной почве, совершаемых людьми, которых мы сегодня назвали бы сатанистами. Тем не менее вплоть до XIX века каждый ребенок в Гаскони знал, как уберечься от ведьмы: если она протянула руку, чтобы наслать на тебя заклятие, надо быстро произнести про себя: «Пусть тебе дьявол дунет в зад», и тогда злые чары обратятся против нее самой. Завидев ведьму издали, надо сказать про себя: «Я тебя вижу, я тебя знаю, вылети в трубу». Внезапную болезнь и смерть «от сухоты» приписывали зависти недругов, заказавших преступному священнику «обедню святого Секария», которую нужно было служить глухой ночью с соблюдением множества сатанинских обрядов.
Сен-Симон рассказывает о своем друге-мушкетере графе де Коткане, умном, любезном и богатом юноше. Одна гадалка по имени дю Першуар, тайно занимавшаяся своим ремеслом в Париже, предсказала ему, что он утонет. Сен-Симон пожурил друга за «опасное любопытство» и решил, что гадалка руководствовалась в своих прогнозах печальной физиономией и невыгодной внешностью своего клиента. Однако другой предсказатель, уже в Амьене, предрек молодому графу ту же участь. Выступив в поход со своим полком (граф уже перешел из мушкетеров в королевский кавалерийский полк), де Коткан как-то захотел напоить своего коня в Шельде и утонул на глазах у своих товарищей.
Что уж говорить о простых людях, лишенных щита скептицизма, дарованного образованием. По рассказам того же Сен-Симона, во время осады Намюра сухая и солнечная погода неожиданно сменилась проливным дождем. Это произошло в день святого Медарда, покровителя крестьян (8 июня). По приметам, погода, выпавшая на этот день, сохраняется в течение еще сорока дней. Дождь в самом деле зарядил надолго. Солдаты от отчаяния бранили святого и выискивали его изображения, чтобы порвать и сжечь.
Возможно, что жизнь воина, полная роковых случайностей, невероятных совпадений и необъяснимых происшествий, оказывала влияние на психику и порой производила переворот в сознании. Нередки случаи, когда бывшие военные становились священниками. Но королевские мушкетеры оставались солдатами даже тогда, когда избирали себе духовную карьеру и делали своим оружием слово Божие.
Мы уже писали о мушкетере, который стал монахом, чтобы облегчать страдания раненых, а затем сошел с ума. Вот еще один пример хоть и менее трагичной, но столь же бурной и скоротечной жизни.
Жан Бодуэн (1662-1698) родился в Нанте, учился в коллеже, затем поступил в королевские мушкетеры, но вскоре отказался от военной карьеры, начал изучать богословие и в двадцать три года стал священником. Он готовил себя к миссионерской деятельности и собирался ехать в Китай, однако монсеньор де Лаваль, епископ Квебека, уговорил его поехать в Акадию. Молодой священник отправился в Порт-Рояль и рьяно взялся за дело по всему побережью залива Фанди, при случае участвуя в вылазках индейцев против англичан в Новой Англии. Увлекшись, он в некоторых своих решениях вышел за рамки духовной сферы, покусившись на прерогативы губернатора; его вызвали для объяснений в Версаль. Но весной 1696 года он вернулся в Акадию вместе с новым губернатором, который должен был устроить военный поход против англичан. Аббат Бодуэн сопровождал его в качестве военного капеллана и эксперта по стране. Он участвовал в завоевании Ньюфаундленда и других земель и на протяжении всего похода вел подробный дневник. Испытания войны серьезно подорвали его здоровье; он вернулся в свою миссию в заливе Фанди совершенно обессилевшим и умер в неполных тридцать шесть лет.
Старший сын де Тревиля рано постригся в монахи и стал аббатом аббатства Монтьеранде. Зато жизнь Жермена Франсуа Пуллена де Сен-Фуа являет собой прямо противоположный пример: он поступил в мушкетеры прямо по выходе из иезуитской семинарии в Ренне, «стремясь увенчать себя двойными лаврами – Аполлона и Марса». Сен-Фуа прослужил в мушкетерах до тридцати шести лет и отличился во время войны за Польское наследство, в сражении при Гасталла в 1734 году.
В конце жизни многие титулованные военачальники и придворные, сделавшие головокружительную карьеру, обретшие славу и богатство, задумывались о спасении своей души и оканчивали дни в молитвах, жертвуя церквям и монастырям. Среди бывших королевских мушкетеров такие примеры крайне редки, возможно, они считали себя чистыми перед Богом, поскольку верно служили своему королю. Рассказывают, что маршал де Грамон, находясь на смертном одре, отказывался собороваться. Врач стал его убеждать, что болезнь в самом деле серьезная, он перед нею бессилен, и напомнил, что во время прошлой болезни, гораздо менее опасной, герцог причастился Святых Даров. «Вы же сами говорите, что жить мне осталось немного, – возразил на это Грамон. – Зачем же притворяться?»