Текст книги "Жестокий путь"
Автор книги: Екатерина Андреева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Чудо живой крови
Из недовольства рождались попытки сопротивления, непослушания и борьбы. В то время в Чехии положение народа было особенно бедственным. К концу XIV века все изнурительнее становилась работа крестьян на барщине, количество податей росло, войны не прекращались, и в течение нескольких лет Чехию опустошала чума. В разных местах народ начал восставать против церкви и феодалов, самыми крупными из которых были немцы, стремившиеся захватить всю страну. Здесь среди восставших крестьян и бедных ремесленников и появились первые проблески коммунистических стремлений.
Началось с того, что в это смутное для Чехии время появился в Праге новый проповедник, который призывал народ к восстанию против «неправедных властей» и начал борьбу за народное дело. Это был священник Ян Гус – профессор Пражского университета.
Родился он в местечке Гусинец, в южной Чехии, в семье дровосека. Отец его умер, когда Ян Гус был еще мальчиком. Мать была очень бедна, и Гус учился в приходской школе за счет принявшего в нем участие помещика из Гусинца.
По окончании школы Гус твердо решил идти в Прагу и поступить в университет. В Праге ему удалось устроиться в услужение к одному профессору, за что он получал необходимую одежду, питание и право пользоваться огромной профессорской библиотекой. С жадностью накинулся юный Гус на книги, особенно на те из них, которые имели какую-либо связь с церковной историей.
В первый же год жизни в Праге, когда Гусу еще не было 17 лет, ему пришлось быть свидетелем события, страшно его возмутившего. По назначению папы тогда праздновали «святой год», то есть все, кто в том году побывает на богомолье в Риме, получат отпущение грехов. А в Праге было объявлено, что желающие получить отпущение грехов должны только внести в Вышгородскую церковь деньги, которые они могли бы истратить на путешествие с семьей до Рима и обратно. Внесшие эти деньги в папскую казну получали отпущение грехов без поездки в Рим.
Гус, человек незлобивый и кроткий, не выносивший ни лжи, ни лицемерия, не способный ни на какие сделки с совестью, был крайне возмущен этим вымогательским постановлением церкви, но до поры до времени решил молчать.
Окончив университет двадцати пяти лет, он стал читать лекции на двух факультетах. К нему хорошо относился пражский архиепископ Сбинек, который ценил в юном преподавателе Строгую нравственность и стремление к общественному благу, но он не понимал Гуса. Однажды Сбинек дал предписание Гусу, уже принявшему сан священника, поехать в городок Вильснак, чтобы проверить случаи исцеления «живой кровью Христовой», о которых рассказывали разные чудеса странствующие монахи. Будто бы эта «живая» кровь излечивает язвы, увечья, раны и всевозможные болезни. Это всколыхнуло население, и в Вильснак направились паломничества, состоящие не только из простонародья, но и из дворян и придворных чинов, которые с благоговением путешествовали туда для излечения своих болезней.
В Вильснаке Гус окончательно разочаровался в католическом духовенстве. Этот незначительный городок с появлением в нем «чуда живой крови» превратился в большой и оживленный центр. На улицах, прилегающих к церкви, выросли целые ряды лавок и навесов, в которых продавались разные священные предметы: ладанки, свечи, иконки, крестики, четки… Монахи и разносчики бойко торговали и набивали себе карманы, расхваливая свой товар. Тут же стояли бараки акробатов, украшенные огромными вывесками с изображением кровавых битв и трапезы людоедов.
Богомольцы проходили толпами, распевая гимны. Многие несли перед собой распятие. В этой толпе Гус видел все унижения и страдания вечного раба, все его пороки и уродства, слезы раскаянья и страх, смертельную усталость, отчаянье и безумную надежду.
Громкие молитвы и гимны, завывание бесноватых, крики акробатов и клоунов, звон колоколов, звуки труб, мычанье коров и треск огня под котелками походных таверн… Кучи фруктов и овощей на земле и прилавках, горы сластей, домашней утвари, оружия, украшений. А между ними – пляски уличных танцовщиц, свалки дерущихся, бегство воров, преследуемых в толпе… И все это кипело и кишело вокруг божьего дома, вокруг храма – массивного серого здания с острой колокольней без всяких украшений.
Когда Гус вошел в широко открытую дверь церкви, она была переполнена. С кафедры выкрикивал напряженным голосом священник:
– Живая кровь Христа исцелит все ваши болезни! Надо крепко верить, и все вы будете здоровы! Не жалейте денег на пожертвования божьему храму! – Говоря это, он поднял над головой сделанную из серебра человеческую руку. – Смотрите все! У человека была парализована рука, и он пожертвовал церкви ее серебряное изображение! Теперь он здоров! Вот пример истинной веры!
И вдруг из толпы молящихся раздался гневный голос:
– Не ври, монах! Я послушал тебя, собрал все деньги, какие мог, и заказал серебряную руку!.. Ты обещал исцеление, а рука моя до сих пор не двигается!
– Молчи, проклятый! Ты признаешься в своем неверии?! Еретик!.. – с яростью закричал священник.
Толпа заволновалась, зашумела… но к кафедре продолжали пробираться и ползти разные калеки, шелудивые и слепые с воплями:
– Помоги! Исцели! Заступись перед богом!
Сотни рук с надеждой и мольбой протягивались к алтарю. Голубая волна ладана медленно разливалась в воздухе и временами скрывала монахов, которые за решеткой, закрывавшей доступ к главному алтарю, принимали дары: монеты и драгоценности. Они метались в разные стороны и протягивали свои толстые белые руки к толпе. Позади них служители церкви держали большие металлические подносы, на которые со звоном сыпались дары. Сбоку, у двери в ризницу, вокруг стола сидели священники. Они считали монеты, разглядывали драгоценности, а один из них записывал гусиным пером в толстой книге все приношения. Эти священники по очереди отрывались от работы и совершали богослужение, которое не прекращалось в церкви ни днем, ни ночью.
Толпа богомольцев все время обновлялась.
– Исцели! Заступись! Помоги!
И со звоном падали монеты на металлические подносы.
Гус понял, что «чудеса» исцеления «живой кровью Христовой» придуманы духовенством ради наживы. В гневе вышел он из церкви.
Толпа давила Гуса со всех сторон. Несчастные и отчаявшиеся люди искали помощи, сострадания, и Гус слился душой с этой массой народа, среди которого он жил, и понял как никогда всю эту необъятную людскую печаль и горе.
С трудом проталкивался Гус вперед, когда неожиданно встретил человека с парализованной рукой, которого видел в церкви.
– Идите за мной! – сказал Гус, расталкивая народ.
Они вышли в боковую улицу, где стало немного свободней, и тогда Гус попросил калеку подробней рассказать, что с ним произошло. И тот поведал об обмане, показывая свою парализованную, безжизненную руку.
– Я продал все, чтоб сделать серебряную руку… семья голодает, я без работы… Но не меня одного обманули монахи…
По просьбе Гуса калека повел его к нищему хромому мальчику. Он сидел на бревне и жевал корку хлеба. Поверив, что Гус желает ему добра, мальчик чистосердечно сознался в том, что его больная нога болит еще больше и он уже почти не может ходить.
– Но монахи запретили говорить правду! Они сказали, что сгноят меня в тюрьме, если я их выдам! А так они мне хоть хлеба дают… – И мальчик горько заплакал.
Еще несколько подобных фактов собрал Гус и затем вернулся в Прагу. С возмущением передал он архиепископу о недостойном обмане верующих и осудил наглое поведение духовных отцов. Архиепископ все выслушал, сказал, что примет меры, но на самом деле ничего не предпринял и к Гусу стал относиться с большим недоверием. Окончательный разрыв произошел между ними после того, как Гус на собрании членов университета и пражской епархии стал открыто отстаивать учение английского профессора и священника Уиклефа.
Констанцкие костры. Иероним Пражский
Уиклеф был известным богословом своего времени и одновременно здравым политиком. Он выступал в Англии за церковную реформу и не менял своих убеждений до самой смерти. Впервые он выступил во время народного восстания, вождем которого был рабочий Уот Тайлер.
В своих грамотах и песнях восставшие провозглашали:
– Мы не воры, не разбойники, мы только ищем правды и справедливости! Освободите нас и наши земли, чтобы никто не называл и не считал нас рабами!
В Англии этим рабочим движением был потрясен не только феодализм, но и церковь, так как оно слилось с национальным движением против папства.
Выразителем всеобщей ненависти к церковной иерархии был Уиклеф – шестидесятилетний профессор Оксфордского университета.
Уиклеф писал в своих книгах, что хлеб, которым причащаются верующие, не может быть телом Христовым, а только является его символом. Он восставал против священства, против монашеских орденов, против авторитета папской власти, против церковных богатств и против вмешательства римского папы и церкви в дела светские. Он требовал, чтобы каждый мог свободно читать Библию и разбираться в ней. Для этого Уиклеф перевел ее на английский язык.
Папа отлучил Уиклефа от церкви, как еретика. В ответ на это Уиклеф потребовал от парламента уменьшения налогов для бедных, а от папы – отречения от светской власти. Умер Уиклеф раньше, чем церковь успела схватить его и осудить.
Нигде сочинения Уиклефа не встретили такой благодарной почвы, как в Чехии: они сделались основой всех лекций молодых профессоров в Праге, и под их влиянием начались проповеди не на латинском, а на чешском языке.
Гус увлекся учением Уиклефа. Он изучил Библию и объявил, что готов умереть за восстановление первоначальной чистоты христианства. Он стал распространять идеи Уиклефа на своих лекциях в университете и проповедовал их в Вифлеемской часовне, где был назначен официальным проповедником.
Студенты любили и восхищались своим скромным, но твердым в убеждениях профессором. Чешское дворянство надеялось с его помощью отнять земли у церкви и привилегии у немцев. Крестьяне признали его своим отцом и учителем, который добьется для них свободы и равенства. Король видел в нем опору своей политической независимости против притязаний Германии.
Правой рукой Гуса был его товарищ и сверстник, красноречивый, непреклонный и пылкий рыцарь Иероним Пражский. Он учился в Оксфорде и в Париже, побывал в Иерусалиме. Он готов был положить голову за своего друга и учителя Яна Гуса и распространял его учение даже в пределах Польши и северо-западной России. Так образовалась могучая партия патриотов, кличем которой служили слова Гуса: «Чехи должны быть первыми в Чехии, как французы во Франции к немцы в Германии!»
Борьба началась в Пражском университете, в котором студенты и профессора были различных национальностей. Патриотам удалось вырвать у немцев привилегии, которыми они пользовались, и сделать Гуса ректором университета. Это было в 1409 году, когда Гусу исполнилось 40 лет. Немецкие профессора и пять тысяч немецких студентов демонстративно покинули Прагу и затем основали свой университет в Лейпциге. Но враги Гуса не дремали. Папа велел сжечь 200 томов сочинений Уиклефа, книги Гуса и Иеронима Пражского, отлучил Гуса от церкви и наложил интердикт на Прагу. Папа римский запретил Гусу проповедовать, но Гус этому не подчинился, считая, что слово божье свободно.
Ряды сторонников Гуса быстро пополнялись горожанами и крестьянами. Это не очень беспокоило короля, пока в проповедях Гуса не появилась новая мысль, что не следует повиноваться неправедным властям, которая не на шутку напугала и короля и феодалов.
В 1412 году папе Иоанну XXIII понадобились деньги на войну с неаполитанским королем, и в Чехии, как и в других католических странах появились монахи-продавцы индульгенций. Они наводнили Прагу, где открыто и нагло стали рекламировать свой товар. Они выходили на улицы и площади города с барабанным боем, на видных местах ставили крепкие, окованные железом ящики для денег и громко расхваливали индульгенции.
Пражские священники покупали у папских посланников право продажи отпущения грехов, чтобы продавать от своего имени и в свою пользу. Гус бесстрашно выступил против этой возмутительной торговли, и римские легаты стали бояться за успех своего предприятия среди чехов.
Студенты во главе с Иеронимом Пражским обратились к народу с призывом организовать манифестацию протеста. В потешном шествии пошли студенты по улицам Праги в сопровождении толпы горожан. На площади сложили костер и всенародно сожгли папские грамоты и индульгенции, которыми тут же торговал заезжий монах. Народ ликовал. Раздавались песни с едкой сатирой, слышались выкрики против папы, население стало нападать и избивать священников; но продолжалось это недолго. Власти схватили трех ремесленников, выступавших в церквах против продажи индульгенций, приговорили их к смерти и казнили. Народ торжественно похоронил тела казненных в Вифлеемской часовне, и Гус в проповеди назвал их мучениками за правду.
Король приказал Гусу покинуть Прагу, папа римский предал его анафеме и велел по праздничным дням во всех церквах, при погашенных свечах и при торжественном трезвоне колоколов, произносить ему проклятие. Гус официально был назван ересиархом – главой ереси. Это значило, что где бы он ни явился, никто под страхом отлучения от церкви не должен был давать ему ни пищи, ни питья, ни крова. На все время пребыванья Гуса и на три дня после его отбытия тяготело проклятье и запрещение совершать церковные службы в местах, оскверненных присутствием еретика.
Одновременно с Гусом появились и более мелкие проповедники, непосредственно выражавшие народные требования о конфискации церковных земель и раздачи их бедноте. Народ волновался. Вызванное Гусом движение внушало тревогу не только духовенству и феодалам Чехии, но и в других европейских странах. «Отцы церкви», как и феодалы, боялись, что удар, нанесенный в Чехии, потрясет основы церкви и авторитет светской власти и в их странах.
В 1414 году был созван собор в городе Констанце для прекращения позорного церковного раскола, когда одновременно царствовало трое римских пап – наместников божьих. На этот собор был вызван и Гус. Съехалось на собор 2300 человек духовенства, 150 герцогов и графов, 2000 рыцарей и дворян и 80 тысяч простых мирян. Приехал и папа Иоанн XXIII, который добился подкупом кардинальской шапки и, отравив своего предшественника папу Александра V, занял папский престол. Этот негодяй, известный всем как отъявленный безбожник, развратник, взяточник и убийца, явился на собор, чтобы быть судьей Гуса. Во главе торжественной процессии вступил папа Иоанн XXIII в Констанц. Старшие сановники вели его лошадь под уздцы, над ним развевался золотой балдахин, перед ним в парадных ризах священники несли «святые дары», а за ним шествовали кардиналы в пурпурных мантиях и шапках, усыпанных драгоценностями. Все пражское духовенство вышло навстречу, неся «мощи святых», и так, при большом стечении народа, папа въехал во двор епископа.
Но папе Иоанну XXIII не удалось быть судьей Гуса. Угроза лишения папского престола и личной свободы, высказанная ему на соборе, заставила его позорно бежать из Констанца. Тайком, переодетый конюхом, выехал он верхом за ворота города, где к нему присоединились итальянские кардиналы.
После этого собор занялся делом Гуса. Ему были предъявлены обвинения в ереси. Немцы бурно выступали против Гуса, как еретика, французы высказывали отвращение к нему, как к врагу всякой власти, англичане кричали, что он позорит Оксфордский университет, превознося Уиклефа, чехи раздували вести о разгоревшемся волнении в стране, а пражские враги распускали слух, что Гус хочет бежать.
Гуса предательски схватили и бросили в тюрьму, где продержали в цепях больше полугода до конца процесса. Та же участь постигла и Иеронима Пражского, который добровольно прискакал в Констанц защищать своего друга.
В защитнике Гусу отказали, и процесс велся Яри закрытых дверях. Врагам Гуса хотелось достигнуть своей цели и приговорить Гуса к смертной казни, «потому что дрова для костра были уже приготовлены и облиты смолой», как писал один современник.
На все обвинения Гус отвечал, что готов отречься от своих взглядов, если ему докажут, что он неправ. Его запугивали, угрожали, поднимали крик и шум, когда он начинал говорить, чтобы только заглушить его опасное для врагов красноречие. В последний день процесса, после первых же слов Гуса, в соборе поднялся такой крик, на него посыпалось столько проклятий, что Гус принужден был замолчать, и тогда раздались настойчивые требования о голосовании за смертную казнь еретика.
Голосовать имели право 88 человек. После подсчета голосов оказалось, что за смерть Гуса было 45 человек. Император Сигизмунд знал, что от него зависела свобода и жизнь Гуса. Но, несмотря на это, он сказал:
– Будучи верным своей королевской присяге, я не могу освободить его от наказания! – Затем встал и хотел уйти. Но тогда Гус со своего места мужественно спросил Сигизмунда:
– Ваше величество, неужели вы можете так поступить и этим унизить свою корону и свою честь? Здесь идет речь не о моей жизни, а о вашем честном имени. Неужели вы сами уничтожаете свою охранную грамоту, которую выдали мне для приезда в Констанц, и берете на свою голову преступление и вероломство?
– Я действительно обещал тебе, еретик, безопасный проезд… но только сюда. Обратного пути я не обещал. Твое требование неосновательно. Ты осужден большинством голосов! – ответил император.
Когда же был громко прочтен приговор о том, что Гус осужден принять смерть на костре, в соборе поднялся страшный крик: одни кричали, что это насилие и убийство, другие – что еретик достоин смерти. Раздавались голоса и против папистов, и против проклятых феодалов. Все были так разгорячены и возбуждены, что бросались на своих противников, стучали по столам кулаками, ломали скамьи и кидали обломки в своих врагов. Во время этого шума и беспорядка император удалился. Незаметно мог уйти и Гус, если бы захотел, потому что стража о нем забыла, увлеченная спором и наведением порядка.
Однако Гус вернулся в тюрьму. Когда его хватились, противники Гуса распорядились ударить в набат и сторожить городские ворота, чтобы он не мог бежать из города. Но Гус был в своей тюремной камере, и когда к нему вошли, он стоял на коленях и усердно молился перед распятием. Уходя, стражники перекрестились и даже не заперли за собой дверь, – они считали пленника настоящим святым. В тот же день на костре, после сожжения всех книг Гуса, он сам мужественно принял мучительную смерть (1415 г.). А некоторое время спустя был сожжен и Иероним Пражский.
С тех пор ежегодно 6 июля зажигаются костры во всех городах и деревнях страны в память мученической смерти народного вождя Яна Гуса, в память Констанцских костров.
Первые проблески коммунизма
Но, вопреки ожиданиям членов собора, национальное и политическое движение стало сильнее религиозного: народ хотел положить конец тирании и хотел избавиться от немцев. Император Сигизмунд и папа Мартин V требовали от «еретиков и мятежников» безусловного подчинения. Спешно укрепляли феодалы свои замки, терли порох, тесали каменные ядра, стягивали к себе рыцарей и кнехтов. Но в полях, дремучих лесах и деревнях уже раздавались боевые кличи, и по вечерам над темной стеной лесов полыхали зарева пожаров.
Чехи поднялись, как один человек. Даже многие чешские феодалы отделились от немцев, так им ненавистны были чужеземцы.
Отлучения от церкви чехи не боялись, они собирались для молитв в открытом поле и признавали священниками только чехов по национальности. Одним из излюбленных мест народных собраний была гора Табор в Южной Чехии. Это же название получил и лагерь, а затем и город, основанный восставшим народом. И все участники крестьянско-плебейского восстания стали называться таборитами. Однако у восставших гуситов были разные интересы. Острые противоречия существовали у таборитов с рыцарско-бюргерскими гуситами (дворянами, купцами, мелкими горожанами), так называемыми чашниками, которые стремились воспользоваться земельной собственностью церкви. Чашники не хотели перемен в феодальном строе, им надо было только расширить светское землевладение за счет церковного, добиться свободы проповедей в духе Гуса и ликвидировать привилегии католического духовенства. Они были против немецкого засилья и против католической церкви.
Табориты же мечтали о мировом перевороте, который должен закончиться победой добрых людей над злыми. Переворот они представляли себе как насильственное устранение феодалов, высшего духовенства и чиновников феодального государства. В своих планах новой церкви табориты считали, что Евангелие не нужно, упразднялось почитание икон, мощей и «святых», а также все предписания «святых отцов». В своем лагере табориты ввели строгий порядок и дисциплину. У них было общее пользование всеми запасами продовольствия и другими предметами потребления.
Часть таборитов выражала надежды городской и сельской бедноты. Они отрицали частную собственность, стремились к общности имущества, уверяли, что не существует ни бога, ни черта в том виде, как учит церковь, но что первый из них живет в сердцах добрых людей, а второй – в сердцах злых. Христос был для них простым человеком, они были совершенно уверены в победе справедливости на земле. Называли их «пикартами». Но среди таборитов их было меньшинство, и их изгнали из Табора. Тогда они укрепились в другом месте, но созданное ими укрепление было осаждено и взято приступом. Большинство из них погибло в бою с рыцарским войском, а пленные отвергли предложение «раскаяться» и бесстрашно взошли на костер на глазах у всех жителей Табора (1421 г.).
Император Сигизмунд объявил крестовый поход против восставших гуситов. В его армию стекались сотни тысяч всякого рыцарского сброда, приезжали рыцари даже из Англии и из Ливонии. Их целью была только добыча, им было все равно, за что и с кем драться. У гуситов же было ополчение, воодушевленное идеей борьбы за лучшую жизнь. Они были вооружены дубинками, цепами в железной оправе, копьями и специальными крючьями, которыми ловко стаскивали с коней закованных в броню рыцарей. Вождем гуситов был бедный рыцарь Ян Жижка. Коренастый, плечистый, одноглазый, мрачный и фанатичный, строгий к себе и к своим, жестокий с врагами. Он прославился как блестящий полководец. Из толпы босых крестьян Жижка создал первую в мире армию по дисциплине, быстроте и находчивости. Организовал пехоту и ввел легкие пушки. И пехота и артиллерия стали передвигаться на повозках. Обоз он превратил в подвижную крепость и настоящую западню для врага: телеги связывались цепями, покрывались досками и располагались лабиринтом по буквам алфавита или геометрическим фигурам. Это несложное сооружение гуситы устраивали быстро и в любом месте.
Гуситы блестяще выдержали пять крестовых походов, направленных против них, не говоря уже о множестве мелких нападений. Сначала рыцари дрались упорно, но когда Жижка нанес им несколько жестоких поражений, их армии и даже 150-тысячное войско пяти курфюрстов стали разбегаться при одном виде гуситов. Жители даже крепких городов, заслышав стук гуситских повозок, уходили в леса.
Во время осады одного замка Жижка был ранен, потерял второй глаз и ослеп окончательно, но все же продолжал руководить восстанием. Умер он в 1424 году. Преемником его стал Прокоп Большой, который повел чехов в наступление. Гуситское ополчение разлилось огненным потоком по Венгрии, Австрии, Саксонии, Бранденбургу, и их отряды доходили до Данцига и Баварии.
Затем они возвращались, обремененные добычей, в свой главный лагерь Табор. Их успехи были самой внушительной победой над старым духом средневековья, над феодализмом. Это была новая форма борьбы народа за свои права, и здесь впервые появились, хотя и примитивные, но смелые коммунистические требования.
По мере успехов таборитов все больше разгоралась вражда между ними и чашниками. Религиозный вопрос постепенно стушевался, и обе группы представляли собой две партии: феодалов и демократов, охранителей старого порядка и революционеров.
В 1431 году открылся Базельский собор, на котором католическое духовенство с ужасом говорило об успехах гуситов и о том, что массовые восстания начались в Германии и возможны во Франции и Италии.
Тогда-то и был организован пятый крестовый поход против гуситов. Проповедником пятого похода был папский легат – кардинал Чезарини. Он требовал, чтобы крестоносцы опустошили всю Чехию, предали ее грабежам и пожарам. Те из рыцарей, которые уже сражались с гуситами, знали, как необуздан этот народ в своем гневе.
И все же они жестоко ошиблись в своих ожиданиях – победили опять гуситы. После битвы началась резня и преследование побежденных. Кто не хотел сдаваться – погибал. Представители многих народов принимали участие в этой ожесточенной битве феодалов и церкви против восставших чехов, но одержать верх не могли. Тогда главари европейских стран, убедившись в несокрушимости восставшего народа, решили добиться раскола гуситов посредством уступок чашникам в религиозных вопросах.
На Базельском соборе в 1433 году было выработано соглашение с чашниками. Оно вводило причастие хлебом и вином для всех мирян, устанавливало проповедь на национальном языке и закрепляло церковные земли за тем, кто за это время успел ими овладеть. После этого гуситы окончательно раскололись на два лагеря, между которыми началась война. Табориты, боровшиеся за свободу, равенство и за общность имущества, были окончательно разбиты в битве при Липанах в 1434 году. Так была сломлена мощь народного демократического движения. С чашниками император Сигизмунд пришел к соглашению. В условиях XV века трудящиеся не могли добиться свержения феодального строя, отмены податей, отмены господства князей и уничтожения частной собственности, хотя табориты и пытались организовать общество на основе равенства и справедливости.
Но все, что было революционного в гуситских войнах, продолжало жить и развиваться среди европейских народов, вызывая крестьянские войны и восстания ремесленников. Движение гуситов оказало сильное влияние и на Великую крестьянскую войну в Германии.
