Текст книги "Жестокий путь"
Автор книги: Екатерина Андреева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Оуэн. Неисправимый мечтатель
В то же время в Англии с планом организации трудовых коммун выступал фабрикант Роберт Оуэн (1771–1858). Он с юности мечтал об улучшении жизни рабочих, и когда стал владельцем крупной фабрики в Нью-Лэнарке, он прежде всего принялся подробно изучать, почему фабрика приносила такие ничтожно малые доходы.
Он быстро увидел, что рабочие воплощают в себе все пороки, не обладая ни одной добродетелью. Воровство и сбыт краденого были их промыслом. Лень и пьянство – их привычками, обман и мошенничество – их нравами, а ссоры и драки – их развлечением. Прежний хозяин старался искоренить эти пороки строгими выговорами и штрафами, но это только озлобляло рабочих. Роберт Оуэн повел дело по-другому.
Он считал, что рабочие ленивы и плохо работают, потому что работа по 16–17 часов в сутки их чрезмерно утомляла. Чтобы вовремя попасть на работу, они вставали в 4 часа утра. В 12 часов был перерыв на обед, который продолжался один час, за это время рабочий должен был попасть домой, где съедал вареный картофель и иногда кусочек мяса. Затем он снова работал на фабрике до 9—10 часов вечера. После такого дня беспрерывной работы в душных, пропитанных пылью цехах, среди оглушительного грохота машин рабочие спешили в свои сырые, грязные и неуютные жилища. Не помня себя от усталости, бросались на жалкие постели, чтобы на другой день с тупой болью в голове снова подняться в 4 часа и начать такой же тяжелый трудовой день. И так в течение всей жизни!
Рабочие ненавидели работу, потому что она отнимала у них все силы и жизнь, не оставляя ни одного свободного часа для семьи. Они ненавидели ее, потому что все доходы от их работы попадали в карман к фабрикантам, а им самим она давала только кусок хлеба и несколько картофелин на обед и на ужин.
Почему рабочие пьянствовали? Потому что их организм, ослабленный продолжительной работой, скудным питанием и спертым воздухом на фабрике, чувствовал потребность в каком-то возбуждающем средстве. Водка не только возбуждала, но и была источником веселья – ведь других развлечений у них не было. Кроме того, водка заглушала сознание горькой нужды, давала забвение тяжелой жизни и подавляла страх за завтрашний день, когда по капризу хозяина их могли выбросить на улицу.
Почему рабочие были озлоблены? Потому что они никогда не забывали, что их хозяин, ради прибыли которого они надрывались, наслаждался сытой и красивой жизнью в своем роскошном особняке. Потому что, наскоро проглатывая свой скудный обед, они знали, что в это же время в великолепных хоромах объедается тот, кто платит им гроши за их тяжелый труд. А ранним утром, когда еще на дворе совсем темно, поднимая от сна своих малолетних детей, чтобы погнать их на фабрику, они не забывали, что в это же самое время сладко спят дети того, кто ради своих выгод пользуется их бедственным положением.
Роберт Оуэн все это отлично понял и энергично приступил к изменению жизни рабочих. Прежде всего он отменил штрафы и вычеты и повысил заработную плату. Кроме того, он построил в Нью-Лэнарке большое здание с удобными светлыми квартирами для рабочих. Каждой квартире полагался небольшой участок земли с огородом для возделыванья овощей. Около здания были устроены площадки для детских игр. За эти квартиры была назначена самая дешевая плата, которая со временем должна была окупить расходы по постройке. Эта плата была меньше той, которую рабочие платили за свои жалкие лачуги.
Затем Оуэн постарался удешевить и улучшить питание рабочих. Обыкновенно они покупали продукты у лавочников, которые брали с них втридорога. Когда же у рабочих не было денег, они отпускали товары в долг, причем всегда их обмеривали и обсчитывали. Оуэн завел собственные склады и лавки, в которых продавал товары и продукты почти по себестоимости, и открыл рабочим широкий кредит.
Первое время рабочие держались настороже, не доверяя хозяину и ожидая от него всякого подвоха, – они были уверены, что в конце концов Оуэн набавит цены и на квартиры и на продукты и будет на них наживаться еще больше лавочников. Но проходили недели и месяцы, а цены не поднимались. К удивлению рабочих, у них на руках даже стала оставаться часть заработка. Тогда рабочие поверили, что Оуэн это делал не ради собственной выгоды, а для того чтобы жизнь обходилась рабочим дешевле и чтобы у них был уютный и чистый собственный угол.
Оуэн на этом не остановился. Постепенно он сократил рабочий день с 17 часов до 10, и у рабочих появился досуг. Чтобы его заполнить, Оуэн завел читальню, библиотеку и вечерние школы для взрослых. Для холостых рабочих он открыл общую столовую. Сытый и довольный рабочий перестал пить водку, и пьянство прекратилось настолько, что кабатчики закрыли свои кабаки и покинули Нью-Лэнарк, проклиная Оуэна. Вместе с пьянством прекратились драки, буйство и воровство. Здоровая пища и хорошее помещенье благотворно отразились на здоровье рабочих. Они полюбили свой труд, от которого теперь видели выгоду не только для хозяина, но и для себя.
С самого начала главным врагом всех начинаний Оуэна был местный пастор. Как везде и всегда, духовенство старалось вредить любому хорошему делу. Почтенному пастору деятельность нового хозяина фабрики пришлась не по вкусу. Еще бы! Ведь Оуэн не расписывал блаженства загробной жизни и не проповедовал терпения и смирения на земле. Напротив, он старался в настоящей жизни дать рабочим часть благ, которыми пользуются богатые. Пьяным, грубым людям он стремился придать «образ и подобие бо-жие», заводя школы, просвещая их темный, невежественный ум. Пастор зорко следил за каждым шагом Оуэна и особенно негодовал на него и считал вероотступником за его широкую веротерпимость.
Рабочие Нью-Лэнарка принадлежали к различным вероисповеданиям. Здесь были католики и протестанты, приверженцы англиканской церкви, евреи и даже магометане. Они строго исполняли обряды своей веры, и каждый был убежден, что только его вера приведет к спасению на том свете, что она самая правильная, а все остальные веры никуда не годятся. Поэтому приверженцы одной веры презирали и ненавидели товарищей, которые придерживались других вероисповеданий, и в Нью-Лэнарке постоянно происходили из-за разности религий ссоры, неприятности, вражда.
Сам Оуэн был совершенно равнодушен к религиозным вопросам. Он еще в юности считал, что религия не может быть благом для людей, а в зрелом возрасте говорил, что религия есть зло, потому что поселяет между людьми не взаимную любовь, а ненависть. Своим рабочим Оуэн объявил, что каждый из них может молиться и верить согласно своему убеждению, что для него, Роберта Оуэна, все религии хороши, если они учат людей любви друг к другу, а не мертвой обрядности. Поэтому «закон божий» совсем не преподавался детям в школах Нью-Лэнарка.
Такое отношение к религии возмущало служителя церкви, и он всячески восстанавливал рабочих против хозяина. В первое время его слова имели успех. Но лишь только рабочие убедились в искренности намерений Оуэна, они перестали слушать своего «духовного отца». Они поняли, что в сердце их хозяина гораздо больше любви к людям, чем под шелковой сутаной служителя церкви.
Когда новая жизнь и работа наладились в Ныо-Лэнар-ке, Роберту Оуэну оставалось только воплотить в жизнь свою мечту, чтобы его фабрика послужила примером для других. И вот горячие слова вырываются из-под его пера. Он пишет газетные статьи, пишет в журналах, обращается ко всем людям! Он пишет письма всем сильным мира сего, выступает на собраниях:
– Не жалейте затрат на улучшение быта трудящихся классов, эти затраты создадут всеобщее благополучие, благоденствие страны, счастье всего мира!
Пылкое воображение мечтателя рисовало ему картины всеобщего счастья, которое воцарится на земле, лишь только все богатые люди проникнутся его взглядами.
В то время в Англии всех занимали успехи промышленности и все интересовались фабричным делом. Не удивительно, что публичные выступления, статьи и очерки Оуэна, хорошо известного богатого фабриканта, имели большой успех не только в Англии, но и в других государствах Европы. Всем хотелось посмотреть на эту необыкновенную фабрику, о которой писал сам хозяин и где, по его словам, благоденствовали и рабочие, и фабрикант. Сотни и тысячи любопытных устремились в Нью-Лэнарк. Бывали дни, когда для осмотра фабрики, ее школ, столовых, библиотек и других учреждений собиралось до 70 человек. Кого тут только не было! И фабриканты, и крупные землевладельцы, и члены парламента, и ученые, и духовенство, и политические деятели Англии, и множество иностранцев из Европы и Америки, посланники, принцы, князья и разные туристы. Русский великий князь Николай Павлович (будущий царь Николай I), в бытность свою в Англии, в продолжение двух дней подробно осматривал фабрику и все учреждения в Нью-Лэнарке. И Роберт Оуэн, одержимый своей идеей, даже обратился к этому будущему царю-жандарму со своими проектами устроить в России фабрики наподобие нью-лэнаркской.
Все посетители с нескрываемым изумлением смотрели на хозяина фабрики, который откровенно рассказывал о своих мечтах и первых неудачах, восторженно показывал конторские книги и хвастался все возрастающими доходами. Люди, которые знали лишь корыстные расчеты, считали его изумительно ловким человеком, умеющим прекрасно устраивать свои дела. Некоторые принимали его за неисправимого и наивного добряка, который не может переносить чужих страданий. Но что бы ни думали посетители фабрики, все они одинаково удивлялись ее устройству, благосостоянию, довольству и образованности ее рабочих.
Слава Оуэна гремела во всем свете. На фабрику сыпались многочисленные заказы. Все считали за честь иметь дело с фабрикантом, у которого бывали принцы и князья, политики и министры, ученые и члены парламента и которому король Саксонский прислал золотую медаль. Доходы фабрики росли, но Оуэн добивался не этого. Как наивный мечтатель, он думал, что стоит только увидеть благоденствие рабочих на его фабрике, как все остальные фабриканты последуют его примеру. Но проходили года, а положение рабочих нигде не менялось и фабриканты по-прежнему выжимали из них все соки, нисколько не думая об улучшении их положения.
Между тем наступил 1816 год, особенно тяжелый для рабочего населения Англии. В этот год окончилась война, которую Англия в течение нескольких лет вела против наполеоновской Франции. Война всегда была и есть народное бедствие. Расходы государства во время войны непомерно растут, делаются займы, повышаются налоги и вводятся пошлины на предметы первой необходимости. Все это прежде всего падало своей тяжестью на бедное рабочее население. В то же время в Англии сильно поднялись цены на хлеб и на пшеницу, а заработная плата быстро понижалась. Казалось бы, войну вели только армии и полководцы, однако средства для войны черпались из труда полуголодного рабочего, и тысячи семей бедствовали из-за того, что должны были дать средства государству для ведения войны.
Внезапное прекращение войны еще больше усилило бедственное положение рабочих, потому что повело к крушению многих фирм, вырабатывавших товары для военных нужд. Таким образом, громадное число рабочих, занятых в этих фирмах, было выброшено на улицу. К ним присоединились матросы и солдаты, распущенные после заключения мира и теперь слонявшиеся без дела. Вся эта армия безработных, голодная и озлобленная, требовала к себе внимания, даже угрожала и была страшна правительству. Рабочие с яростью разрушали и портили машины, считая их виновницами безработицы; поджоги фабрик стали повсеместным явлением. Вооруженная сила, которую по требованиям фабрикантов посылало на фабрики правительство, встречалась с упорным сопротивлением голодной, возбужденной и озлобленной толпы.
Что было делать? Что предпринять? Как умиротворить эту армию безработных? Почему бедность все возрастает? Какие выработать меры для борьбы с нею?.
Эти вопросы беспокоили правительство, и для их разрешения оно создало особую комиссию. В нее вошли известные люди Англии, политические деятели, ученые и многие практические дельцы. Был приглашен и Роберт Оуэн. Это приглашение в комиссию не застало его врасплох. На первом же заседании он представил на рассмотрение свой удивительный план. Он предложил все суммы, собранные в церковных приходах в виде налога в помощь бедным, не тратить на организацию рабочих домов и приютов, а употребить на покупку пустующих земельных участков; на этих участках приходы должны организовать для своих бедных общины, или колонии, рассчитанные каждая на 1200–1500 человек.
Оуэн представил членам комиссии чертеж с планом построек колоний. Здесь был большой жилой дом, общественная кухня и столовая, детские сады, школы, библиотека и зал для чтения, – одним словом, все, что было и на его фабрике в Нью-Лэнарке. Деньги понадобятся приходу только на покупку земли, на первое обзаведение, а затем уже доходы ферм и мастерских колонии окупят остальные расходы. Эти фермы и мастерские дадут также средства для членов колонии к безбедному существованию. «Хозяина в этой общине, или колонии, не будет! – говорил Оуэн. – Все члены колонии сообща будут владеть и фермами и мастерскими. Не будет в общине ни наемных рабочих, ни наемного труда, ибо на фермах и в мастерских изготовлять продукты будут все члены общины и затем распределять их между собой. С работой будет связано их собственное благополучие: чем усерднее члены общины будут работать, тем обильнее будет их стол, тем лучше одежда, тем богаче библиотека… В общине не будет ни господ, ни слуг, ни хозяев, ни рабочих, ни богатых, ни бедных… Здесь будут только равноправные работники, трудящиеся не ради барышей какого-нибудь отдельного лица, а ради выгод, в которых они, как участники, сами заинтересованы!»
Так говорил Роберт Оуэн, а члены комиссии, слушая его восторженную речь, с тревогой думали: «Уж не хочет ли Оуэн перевернуть весь мир?» И ими начинали овладевать смутные опасения.
Они с удивлением глядели на этого странного человека, который был крупным собственником, владел одной из богатейших фабрик Англии и в то же время говорил о каких-то общинах без хозяина и без наемных рабочих. Членам комиссии казалось, что эти новые, неслыханные речи угрожали их собственному существованию, их спокойной и сытой жизни. Им чудилось, что здесь дело уже идет о переустройстве всего государственного строя, к которому они привыкли и который давал им столько выгод… И действительно, дальнейшая деятельность Роберта Оуэна показала, что они не ошиблись.
Оуэн не переставая стал горячо рекламировать пользу организации промышленно-земледельческих колоний, писал статьи, составлял проекты, разъезжал по всем городам Англии и выступал на митингах, чтобы распространять свои взгляды. Потом ему стало мало одной Англии, и он предпринял путешествие по Европе, посетил выдающихся людей Франции, Германии, Швейцарии, заводил знакомства с учеными, педагогами, писателями… И всех горячо призывал бороться с бедностью при помощи промышленно-земледельческих колоний. Он убеждал, что введение машин, увеличившее в 12 раз промышленную производительность Англии, настолько обесценило труд, что скоро рабочее население лишится и самого жалкого заработка, и ему предстоит голодная смерть.
Если нельзя рассчитывать на то, что фабриканты добровольно введут на своих фабриках улучшения, подобные тем, какие имеются в Нью-Лэнарке, если нет надежды, что парламент путем фабричного законодательства облегчит участь рабочих, – то пусть исчезнут эти громадные фабрики с их жестокой эксплуатацией, тяжелым подневольным трудом, пусть их заменят промышленно-земледельческие колонии, в которых не будет наемного труда, не будет утопающих в роскоши хозяев и умирающих с голоду рабочих, а все будут равноправными работниками, трудящимися для процветания своей общины! Он, как наивный мечтатель, надеялся, что монархи и правительства, к которым он обращался, помогут ему нанести удар тому промышленному строю, от которого они получали столько выгод… Но все фабриканты, землевладельцы, духовенство, все богатые и влиятельные люди с нескрываемым страхом стали внимать, речам Роберта Оуэна. Если все устремятся в колонии, то и собственникам, которые привыкли жить чужим трудом, ничего больше не останется, как тоже идти в колонии и работать наравне с бедняками. Но богатые люди решительно не хотели работать, им было выгоднее оставаться при старых порядках, и все они дружно восстали против взглядов Оуэна. Особенно ополчилось против него духовенство, которое не могло простить, что Оуэн проповедовал полную религиозную независимость и все религии и поповские бредни открыто называл источником самого глубокого и ребяческого невежества. Кроме того, Оуэн обличал служителей церкви и «святых отцов» в том, что они всегда прислуживали сильным мира и, проповедуя христианскую любовь, ничего не делали, чтобы освободить массы трудящихся из-под гнета их притеснителей.
Новая гармония
Ни у кого не встречая сочувствия, Оуэн все же решил организовать колонию, все члены которой будут равноправными работниками, будут сообща владеть землей и машинами. В 1824 году он совершенно неожиданно получил деловое письмо из Америки, где его имя было хорошо известно. Ему предлагали купить земли, принадлежащие сектантам, захотевшим переселиться в другое место.
Оуэн тотчас же отправился в Америку и купил у сектантов десять тысяч десятин земли, чрезвычайно плодородной и находящейся на берегу судоходной реки в штате Индиана. Здесь были обжитые дома со всеми удобствами, распаханные и засеянные поля, прекрасные фруктовые сады и виноградники. На призыв Оуэна откликнулись тысяча человек, желавших стать членами новой колонии. Это были люди самых разнообразных взглядов, вкусов, привычек, стремлений. Были тут и выдающиеся ученые, и педагоги, и богатые филантропы, проникнувшиеся искренней любовью к страдающему человечеству. Пришли сюда и любопытные, которых прельщала новизна дела; приплелись бедняки, не знавшие, куда преклонить голову; явились и лентяи, хотевшие прожить счастливо без труда; и пройдохи, которые рассчитывали извлечь для себя выгоды из этой новой и необычной затеи.
Свою колонию Оуэн назвал «Новая Гармония». Все члены этой общины имели право на одинаковую пищу, одежду, на одинаковое жилище и воспитание детей и все получали право на одни и те же выгоды. Но дружелюбных отношений между членами общины не образовалось. Было много обид, жалоб и ссор. Члены колонии разбились на отдельные кружки. Более воспитанные и утонченные держались в стороне, не желая сближаться с более грубыми людьми. К труду многие относились с явным презрением, работая как бы поневоле. Добровольный труд не казался для всех членов общины привлекательным.
Оуэн говорил, что нужно с крайней терпимостью относиться к людям, одержимым болезненной ленью, что те, кто уклоняются от труда, заслуживают сожаления. Однако людей, страдающих болезненной ленью, в общине было очень много. Недаром же многие шли в колонию только затем, чтобы пожить сытой, довольной жизнью без труда и без забот. Люди, искренне проникнутые взглядами Оуэна, работали, но их стал тяготить труд: не затем они шли сюда, чтобы работать на бездельников. В этой общине «совершенного равенства» жизнь ничем не отличалась от жизни окружающего их мира; здесь, как и там, были люди трудолюбивые и лентяи, и одни работали на других. Здесь царили те же недружелюбие, вражда и зависть, как в окружающем мире. Настоящего равенства не было, и, видимо, все члены колонии тяготились этой жизнью, основанной, казалось бы, на новых, разумных началах.
Наконец несогласия и ссоры между членами колонии привели к тому, что она окончательно распалась. «Новая Гармония» погибла. И погибла потому, что для жизни, основанной на новых началах, нужны и новые люди, не зараженные привычками и предрассудками старого мира, буржуазного общества. Таких людей неоткуда было взять. Колония погибла, потому что ее члены принесли с собой из окружающего мира все дурные наклонности, соперничество и дух вражды, нетерпимость и любовь к праздности.
Привычки и характеры людей создаются годами. Их нельзя, подобно старому изношенному платью, сбросить у преддверия новой жизни, как предполагал Роберт Оуэн. И он наконец должен был признать, что опыт ему не удался.
Оуэн вернулся в Англию. Здесь его ждал холодный прием со стороны крупных фабрикантов, лордов и других богатых и влиятельных людей. Они стали бояться этого неисправимого мечтателя, который истратил почти все состояние на свои безумные затеи. Но рабочие, получившие, наконец, в Англии право объединяться в союзы, встретили его с восторгом. Они могли теперь заявлять о своих требованиях, но еще смутно понимали, в чем должны заключаться эти требования. Забитые и голодные рабочие еще не знали, каким путем идти, чтобы добиться улучшения своей тяжелой жизни. Кто мог научить их? Кто, как не Роберт Оуэн, близко знакомый с положением трудящихся, мог. указать им выход из нищеты и горя? И везде, на всех митингах и собраниях, рабочие со страстной надеждой ждали его появления и жадно ловили каждое его слово.
Оуэн выступал с большим воодушевлением перед этой тысячной толпой трудящегося народа. Он горячо и страстно убеждал воздерживаться от каких бы то ни было насилий. Он говорил, что рай на земле наступит скорее, если все рабочие направят силы на организацию колоний на началах всеобщего равенства. Главной задачей было уничтожение частной собственности. Оуэн верил, что это время скоро наступит, что будет, наконец, понято преимущество системы с общественной собственностью, которая уничтожит все несправедливости в мире. Так проповедовал Оуэн идеи социализма, не зная настоящего пути к коренному преобразованию старого мира и отвергая всякую борьбу и насилие в надежде на мирные реформы. Он не понимал значения классовой борьбы и был далек от понимания роли политической борьбы пролетариата и организации рабочего класса.
Оуэн внушал рабочим, что они не хотят никому зла и не должны насильно отнимать что-либо у богатых, потому что богатые добровольно и с радостью сами придут к ним на помощь. Так мирно, без борьбы совершится великий переворот, замена старого мира новым и прекрасным. Так незаметно наступит царство социализма, где все будут счастливы.
Но царство социализма не наступало. Наоборот, положение рабочих становилось все тяжелее, и постепенно между Оуэном и его слушателями стала расти невидимая преграда, которую воздвигала сама жизнь, учившая совсем другому, толкая трудящихся на путь борьбы.
Как же относилась католическая церковь к идеям и планам социалистов-утопистов?
Всеми силами стремились церковники ослабить влияние утопистов на умы людей. Они не просто отвергали все планы о лучшем устройстве жизни людей и благополучии человеческого общества, а пытались совместить их с религиозным учением. С этой целью церковь прибегала к хитрым уловкам. Например, в 1886 году, более чем через 400 лет после казни Томаса Мора, этого мыслителя и автора «Утопии» Ватикан причислил к лику святых католической церкви, на том основании, что он был против реформации церкви в Англии, предложенной королем Генрихом VIII. Точно так же Роберта Оуэна, который был убежденным атеистом и мечтал об обществе, свободном от всякой религии, церковники изображали верующим человеком. Он будто бы заботился о людях и боролся с человеческими пороками, опираясь на религиозное учение.
В то же время церковники пытались ослабить значение идей утопического социализма. Они лицемерно утверждали, что во взглядах утопистов нет ничего нового по сравнению с Евангелием и книгами так называемых отцов церкви, которые будто бы также призывали и к общности имущества и к осуждению богатства, заботились о бедняках и трудящихся людях.
Для борьбы с идеями утопического (да и не только утопического) социализма церковники специально подбирали доводы, с помощью которых объявляли невозможным осуществление коммунизма и социализма на земле.
Так, например, ссылаясь на Аристотеля – великого греческого мыслителя, учение которого церковники искажали и приспособляли к своим целям, – служители церкви утверждали, что если не будет частной собственности и все будут равны, то никто не станет работать и все захотят жить за чужой счет.
Опираясь на учение «святого» Августина Блаженного, церковь выдвигала и другой довод против равенства людей: в обществе, в котором все будут равны, где все блага будут доступны каждому человеку, невозможна будет дружба между людьми и никто не будет оказывать помощи другому. Церковники считали, что дружба между людьми построена только на какой-то заинтересованности, на выгоде, и других отношений, например бескорыстной дружбы, они себе не представляли.
Ни перед чем не останавливались «отцы церкви» в своей вражде к великой мечте человечества. Но эта мечта, несмотря ни на что, упорно продолжала жить в сердцах людей.
