Текст книги "Художник. История первая. Рубиновое сердце (СИ)"
Автор книги: Екатерина Бердичева
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
– Это не ко мне, а к Бернату. – Иржи потянулся за пачкой сигарет, но, вспомнив про мастера Иштвана, передумал. Прикрыв на секунду глаза, внутренним взором посмотрел на свой огонь. Тот, видимо после сытного обеда, несколько притих, свернувшись в уютный клубок в солнечном сплетении. Но из вен не ушел, только лишь несколько замедлил бег.
– Вот и славненько. Йожеф, а ведь мы с тобой этой ночью почти не спали. Может, пойдем, попробуем подремать?
Клюющий носом охранник поднялся, с трудом расклеивая слипающиеся веки.
– Отлично, господин Иржи. Пойдемте.
Поблагодарив через величественного метра поваров, они медленно пошли по коридорам отеля к лифту. После купания, тренировки и плотного обеда пешком идти совсем не хотелось.
Когда кабина открылась, Иржи увидел Эстер, стоящую у окна напротив их номера. Охранник хмыкнул:
– Вот тебе и поспали!
– Здравствуйте, несравненная песня моей души! – Очаровательно улыбаясь, Иржи подошел к ней и, взяв ее ручку, поцеловал пальчики. – Я в отчаянии, что Вам пришлось так долго рассматривать этот пейзаж. Прошу к нам в гости!
И он распахнул входную дверь.
Женщина обвела взглядом гостиную, виденную ею прошлой ночью. Вот на этом диване, пятками вверх, валялся почти обнаженный художник... Сейчас все было аккуратно прибрано. Ни чашек, ни сыра с булочками. Горничные здесь работают добросовестно. И безликость номера нарушают только этюды, расставленные там и сям для просушки, да большой мольберт с начатой картиной.
Эстер медленно подошла к ней.
– Это ведь прудик под ивами? Как искрится на солнце вода! Вы действительно талантливый художник, господин Измирский!
– Спасибо, госпожа Эстер. Хотите кофе? – он отошел к маленькому бару с кофеваркой.
– Нет, спасибо. И фруктов тоже не хочу. Могу я Вас ненадолго пригласить на прогулку без Вашего друга?
Иржи и Йожеф посмотрели друг на друга. Граф медленно опустил ресницы: "Не волнуйся!"
– Отдыхай, Йожеф, я скоро приду.
Тот кивнул головой. А Иржи, извинившись, вышел в гардеробную, надел куртку и вернулся, с улыбкой глядя на Эстер.
– Я готов Вас сопровождать! – Он предложил ей руку, и они вышли в коридор.
Охранник упал на диван, терзаемый муками совести и страхом потерять работу, поскольку обещал старшему Измирскому при его брате находиться неотлучно.
– И чего этим бабам надо? – задал он сам себе вопрос, над которым бьются все поколения мужчин, начиная с Адама.
Тем временем, мужчина и женщина вышли к тому самому пруду.
– Знаете, я часто здесь бываю в свободное время.
– Вот как?
– Да. Это место вдохновляет меня на написание новых баллад и песен. Только сегодня что-то ничего не получилось. – Словно извиняясь, улыбнулась она.
– Почему же?
– Нет настроения.
– Ну что Вы! Смотрите, какая теплая, почти летняя погода на дворе! Время зимних дождей осталось в прошлом, также как мокрые носы и зонты. Улыбнитесь! Все хорошее только начинается!
– Вы так считаете? – внезапно спросила она.
– Ну конечно! Давайте присядем на скамейку рядом с этим кустом. Посмотрите, какие милые розовые цветочки выпустил он из тоненьких веточек. Вроде уже не молод, а все равно хочет жить и получать свою порцию солнечных ласк. Разве можно его осуждать за это?
– А меня Вы станете осуждать?
– Помилуй Бог, за что? – Иржи взял ее руки в свои и поцеловал. – Вы скрашиваете своими песнями нашу серую и монотонную жизнь, и мы, очарованные слушатели, бесконечно Вам благодарны!
– А Вам, господин Измирский, мои песни нравятся?
– Несомненно. – Кивнул он головой.
– Тогда не сочтите за труд, выслушайте меня!
– Я весь внимание!
– Моя юность, господин Измирский, давно отцвела. Но я всю жизнь дышала полной грудью и наслаждалась бытием, придумывая свои песни. И вот здесь я встречаюсь с Вами. Раньше, слушая великосветские новости, или видя Вас по телевизору, я просто не представляла, насколько Вы обаятельны, умны... безупречны. Помолчите, пожалуйста! Встретив и узнав Вас ближе, моя душа раскрыла все свои лепестки нежности и запоздалого счастья. Мир заблистал для меня своей не будничной, а праздничной, карнавальной красотой. Хочется смеяться и плакать одновременно. Я... я хочу сказать, что ...люблю Вас. Простите и не насмехайтесь надо мной.
Она опустила голову, занавесивши глаза длинной челкой. А потом продолжила:
– Вероятно, многие говорили Вам эти слова. И я в-общем, от Вас ничего не хочу. Просто иногда быть рядом, касаться Вашей руки, гулять по парковым аллеям. Иногда. Я знаю, чувствую, что, скорее всего, Вы меня не любите. Может, я просто Вам нравлюсь? Но я хочу сказать, что бы ни случилось в Вашей жизни, у меня Вы всегда найдете тепло и понимание.
Она вздохнула.
– Спасибо за откровенность. – Иржи снова поцеловал ее пальчики. – Теперь настала моя очередь. Хотите послушать, что я думаю о любви вообще?
– Да, конечно! – она вытерла платочком уголки глаз.
– Вы правы. Я Вас не люблю. Вам покажется удивительным, но о любви до Вас мне говорил только один человек. Мой брат. Женщины... да, они добивались меня, как красивую модную и богатую игрушку. Состоявшегося в жизни человека. – Он посмотрел на нее, грустно усмехнувшись. – Не верьте досужим сплетникам из телевизора и газет. Мне не нравится, когда мной пытаются манипулировать. А искренняя и честная любовь... Никто в нашем мире не знает, что это такое, называя этим словом совершенно разные чувства. И, если как следует поразмыслить, то нам с Вами внезапно откроется, что истинной движущей силой этой эмоции является эгоизм, а ключевым словом, запускающим весь механизм, является "моё". Прошу Вас, не вскидывайте на меня разгневанный взор. Могу привести примеры. Вы обратили внимание на меня. Но совсем не заметили моего друга. Если я спрошу у Вас, как его зовут, Вы не ответите. Чем он хуже меня? Почему Вы решили, что я достоин Ваших чувств, а он, или кто-то другой – нет?
– Вы – необыкновенны! – с пылом произнесла женщина.
– Чем? Внешностью? А что Вы знаете о моем характере, вкусах, пристрастиях и привычках? Ничего. Переспав со мной пару раз, Вы пожмете плечами и, возможно, уйдете прочь.
– Вы – гениальный художник!
– Правильно, Вы опять обратили внимание на одно из моих качеств. Следовательно, из этого можно сделать вывод, что Вы без ума от красивых художников, мелькающих в светских сплетнях. То есть, Вам было бы приятно, что такой человек находится рядом с Вами, "принадлежит" Вам. Действительно, это подняло бы Ваш внутренний, да и внешний рейтинг на новый уровень. О Вас писали бы газеты, снимали ток-шоу. "Скажите, а каков господин Измирский в постели? Не правда ли, что он изменяет Вам с Анджелой Дробуш, с которой его видели на открытии выставки?" Вы, госпожа Эстер, этого хотите? А где же здесь я? Мои чувства, воля, эмоции? Вы учли их в своих фантазиях? Где же сам Иржи Измирский, выросший сиротой и воспитанный братом, отдавшим воспитанию юного дарования свою молодость. Это сейчас все, и он, в том числе, смотрят на меня, как на икону стиля и хорошего художественного вкуса. А тогда, в детстве, думаю, брат не раз хотел отвесить мне хорошего пинка за очередную шалость, не давшую ему встретиться с девчонкой. Но он чувствовал, что мне необходимы его поддержка, одобрение и забота. Со временем я постарался стать таким, каким он хотел меня видеть. Я сделал все, чтобы он мог мной гордиться . За весь свой труд и внимание, за то, что дал мне вырасти не знающим, что такое финансовые проблемы, он заслужил мои самые искренние к нему чувства.
– А Юдифь? О вас обоих много писали в светской прессе. Неужели Вы не были влюблены в эту красавицу?
– Во времена юношеского становления и поисков себя – был. Но что такое влюбленность? Детский эгоизм, жажда обладания красивой женщиной. Но, при всей нашей тяге друг к другу, мы – очень независимые люди, и всегда шли разными путями, которые иногда пересекались. Тогда мы были юными и с удовольствием играли в игры, навязанные нам судьбой.
– А сейчас разве вы не встречаетесь?
– Если только на общих мероприятиях. – немного слукавил Иржи. – Мы расстались, так и не объединившись. Единственный человек, которого я ценю и уважаю, повторюсь – это Бернат. Добрый, внимательный, тонко чувствующий... Вы не представляете, как ему досталось от жизни: восемнадцатилетний студент остался сиротой с младенцем на руках, да и еще с родительской фирмой в нагрузку. Причем добрые дяди пытались ее отсудить, а добрые тети – поместить меня в интернат. Так что ему пришлось срочно учиться быть боссом, юристом, экономистом и мамой одновременно. Как-то так.
– Мне очень жаль. Теперь я понимаю, господин Измирский, что у нас с Вами вряд ли что получилось. Я думала, Вы, подобно мне, увлекающаяся, горячая, импульсивная натура, а на самом деле...
– Скучный философ? Да, мой ночной цветок, я – весьма прагматичная личность, все рассчитывающая и просчитывающая наперед. Сожалею, что не оправдал надежд.
Иржи встал и протянул ей руку.
– Но тогда, в ресторане, мне показалось...
– Я был пьян, извините. Просто захотелось красивую женщину.
– Мне очень жаль, что тогда я Вас оттолкнула. Может, все сложилось бы по-другому?
– Не думаю. Утренний мужчина забывает ночных возлюбленных. Пойдемте, я хотел немного поработать.
– Знаете, – Эстер встала напротив него, – и все-таки я все равно Вас люблю! Пусть Вы и не верите в существование этого чувства. – Она горько рассмеялась. – Ко всем прочим достоинствам, сегодня я оценила Ваш ум!
– Польщен. – Он огляделся по сторонам. – Идемте, идемте! Смотрите, вон та пожилая пара вокруг нас нарезает уже четвертый круг. Ручаюсь, в вечерних или утренних новостях о Вас расскажут в разделе светской хроники, как об очередном моем увлечении.
Эстер повеселела, и они отправились в отель.
Обходя здание кругом и любуясь распустившими за два последних дня все свои соцветья кустарниками и деревьями, господин Измирский и госпожа Эстер неспешно подошли к центральному входу. На дороге перед подъездом стояли пара грузовиков и три минивэна.
– Интересно, кто-то продал свой трехэтажный коттедж, чтобы взять здесь номер? – Спросила женщина, а потом воскликнула: – Смотрите, госпожа Эва Балог, а с ней репортеры с видеокамерами!
– Так пойдемте же быстрей туда! Если, конечно, Вы не передумали попасть в вечерние новости!
Эстер засмеялась:
– И все-таки, Вы еще такой мальчишка!
Нагнувшись, он поцеловал ей пальцы:
– Спасибо, что не девчонка. Не хотелось бы заморачиваться еще одной пикантной сплетней в столь зрелом возрасте!
– Вы -чудо!
– Чудо, думаю, нам скоро предстоит увидеть на выставке древних украшений. Эва Балог – искусствовед, производитель модных аксессуаров и, по совместительству, куратор выставки.
– Здорово! Вероятно, эта женщина готовит сенсацию.
– Что ж, пойдемте и немного примажемся к чужой славе.
Они подошли к подъезду как раз тогда, когда Эва давала очередное интервью очередному телеканалу. Хорошенькая ведущая, как истая журналистка, краем глаза уловив нечто знакомое в подходящей паре, сразу развернулась и устремилась к ней, одновременно извиняясь перед Эвой и подманивая оператора.
– Господин Измирский! Как приятно снова видеть Вас! Скажите, что Вы здесь делаете, и кем является Ваша очаровательная спутница. – Выпалила девушка на одном дыхании, пожирая глазами лицо знаменитости.
– Здравствуйте, госпожа ...?
– Кадо. Кристина Кадо. Канал "Новости искусства".
– Уважаемая госпожа Кадо из канала "Новости искусства". Прежде всего, я удовлетворю Ваше несомненное любопытство ответом на вопрос "что я здесь делаю".
Девушка даже запрыгала:
– Да!
– Итак. Я приехал на открытие эксклюзивной выставки старинных ювелирных украшений, любезно предоставленной для показа в нашей стране господином Тамашем, коллекционером и меценатом. Куратором которой является отличный специалист своего дела – госпожа Балог. По существу, думаю, она расскажет лучше меня.
– Представьте, пожалуйста, Вашу спутницу! – отчаянно заигрывая и кокетничая, журналистка улыбалась Иржи.
Тот через ее плечо посмотрел на Эву. В ее синих глазах красными отсветами пылала ярость. И тогда Иржи послал ей воздушный поцелуй, вложив в него немного своего огня. Она дернулась, словно ее ударили. Красные огоньки медленно затухали, меняясь на темную озабоченность. Она еще немного постояла и ушла к грузовикам, из которых рабочие выносили тяжелые сейфы.
– Что Вы сказали? – Вернулся к интервью Иржи.
– Как зовут Вашу спутницу? Кто она для Вас?
– Зовут ее госпожа Эстер. Она – певица. Такой профессиональный канал должен знать ее в лицо! – Мягко укорил Иржи и добавил: – Кто она для меня? Близкий человек. Невеста моего брата Берната Измирского.
– Да Вы что? – голубые глаза девушки вспыхнули восторгом от этой сенсации.
– Только – тс-с! – Иржи приложил к губам палец. – Пока об этом никто не знает!
– Конечно! – девица запрыгала так радостно, что стало ясно, первое место в рейтинге вечерних новостей каналу обеспечено.
– Извините, нам пора.
Иржи потянул Эстер в холл отеля.
– Зачем Вы так сказали? – недовольно произнесла Эстер.
– Ну Вы же получили, чего хотели? Я рядом с Вами, Вы – в центре внимания и все такое...
– Но зачем Вы приплели сюда, как Вы сказали, любимого, брата? Он, узнав об этом, обязательно расстроится!
– Милая Эстер! Конечно, расстроится! Не он же первый узнал о весьма значительном событии в своей жизни. А потом, Вы только что говорили мне, что готовы на все, лишь бы встречаться со мной. А регулярно я вижусь только с ним. Увы. Но утештесь: у вас обоих так много общего!
– Что именно, господин Измирский?
– Я, конечно!
Он довел ее до номера и поцеловал пальчики.
– Надеюсь, мы еще увидимся? – Нежно улыбнулся замороченной женщине этот непостижимый человек.
Сраженная до глубины души его ласковым взглядом, женщина пролепетала:
– Я постараюсь!
Зайдя в свой номер, Иржи бросил свою куртку на спящего Фаркаша.
– Солдат спит, служба идет? – поинтересовался он у хлопающей спросонья глазами головы, восставшей с подушки.
– Ну, вы, господин, и погуляли! А сказали, что на минутку! – обиженно пробубнил Йожеф.
– Ну разве на прогулке с дамой на часы смотришь?
– Чего она хотела?
– Спрашивала про графа Измирского старшего.
– У Вас? – Фаркаш свесил ноги с дивана, но натянул на плечи плед. – Да в Вашем обществе дамочки только млеют и вздыхают, не в силах выдавить ни слова.
– Значит, она – другая. Единственная, кто устоял перед моим неподражаемым обаянием.
– А я думал...
– Думать – это правильно. Но сейчас нам надо действовать!
– Что, даже кофе не попьем?
– Позже, Фаркаш, позже. Вставай!
Через полчаса, аккуратно одетые и причесанные молодые люди спускались в лифте на первый этаж. Войдя в большой выставочный зал, где до сегодняшнего дня стояли рыцарские доспехи и обнаженные беломраморные дивы эпохи псевдоренессанса, они внимательно огляделись. Везде сновали рабочие, собирая стеллажи и витрины. Бригада слаботочников ругалась с охраной отеля, требуя снять с потолка осветительные приборы, поскольку именно на этих местах должны висеть видеокамеры и лазерная установка. Несколько человек в хороших дорогих костюмах стояли около сейфов, общаясь с куратором.
– Не вынесут! Нет, ничего не случится. Сегодня же установят сигнализацию и видеонаблюдение. Да, круглосуточный мониторинг. – Устало вещала Эва.
– Здравствуйте, господа и дама! – Подошел к задумавшейся группе Измирский. – Как дела?
Люди дружно обернулись.
– Привет, Иржи! – протянул один из них руку. Другие ограничились словами приветствия. Эва недовольно зыркнула темно-синим глазом, выглянувшим из-под длинных прядей волос.
– Что делим?
– Слишком рано привезли экспонаты. Видишь, еще ничего не готово!
– Так наймите людей в ночную смену. К утру как раз закончат. И сейфы тоже все время будут на глазах. Охрану поставьте, в конце концов!
– Ну да, ну да. – Уныло сказал один из мужчин. – Все как-то несобранно, неорганизованно. Вот что значит переложить организацию на женские плечи!
– Да кто ж Вам мешал заняться этим самому? Кстати, я зашел узнать, проживающим в отеле будет предоставлена возможность отдельного просмотра?
– В двенадцать дня завтра организована презентация. Вход только по приглашениям и журналистским пропускам.
– И где эти приглашения?
– Если их напечатали, то в вашем номере, полагаю.
– Спасибо! – Иржи снова улыбнулся, взял охранника под руку и повел к выходу.
– Нам что-нибудь приносили?
– Нет.
– Придем в номер, позвони на ресепшн, узнай.
– Хорошо.
Они снова направились к лифту.
– А кофе? – вспомнил охранник.
Поздним вечером, когда телевизор уже надоел, а читать не хотелось ни Йожефу, ни Иржи, который решил сегодня все-таки выспаться, у Измирского – младшего зазвонил коммуникатор.
– Здравствуй брат! Давно не виделись. Да. Нет! Да что ты говоришь? Сама звонила? Уже поздравили в фирме? Ну и скорость! – Иржи беззвучно рассмеялся, откидываясь на диванные подушки и хватая телепульт. – Сейчас включу!
Он нажал кнопочку и выставил новостной канал. Ведущие журналисты, мужчина и женщина, обмениваясь понимающими улыбочками, рассказывали о том, как было потрясено все высшее общество, узнав о существовании у графа Измирского-старшего невесты.
Иржи внимательно прослушал новость и сказал:
– И чего ты так напугался? Поговорят и забудут. Расслабься. Что? И что сказала? Что это чья-то глупая шутка? Не-ет, братец. Не надо с женщиной ночью, да еще в ее номере, пить шампанское. Обязывает. Ты бы приехал, да извинился перед дамой хоть букетом цветов. Пострадает ведь ее репутация. Как это когда? Когда не женишься. Завтра презентация выставки, и ты как раз сможешь увидеться и расставить... Да. Тебе прислали приглашение? А мне до сих пор нет. Ах, у тебя! И кого ты назначил моей спутницей? Под патронажем нашего мэра? Спасибо тебе, мой добрый братик. Я, значит, распинаюсь перед его невестой, рассказывая, какой он миляга и душка. А ты в это время... Мне свинью подкладываешь? Ну не свинью, конечно, но и далеко не молочного поросенка. А за свои километры мог бы рассчитаться и без моего участия! До завтра!
То, что начиналось, с его точки зрения, как забавная шутка, могущая впоследствии принести плоды, теперь грозила обрушиться на его голову восьмидесятикиллограмовым переспевшим урожаем. Настроение, бывшее вполне умиротворенным, стало безрадостным и раздражительным. Как Бернат мог подсунуть ему на целый день эту невыносимую толстуху, увешанную с ног до головы драгоценностями и щедро облитую духами, от которых в помещении слезятся глаза? Которая, как клещ, вцепится в локоть и будет закатывать маленькие глазки при каждом сказанном им слове. Бизнес – это бизнес, но он-то тут причем? У него свой бизнес. Или все же это большая месть за маленькую шутку?
Убрав в карман коммуникатор, Иржи встал с дивана и, молча, прошел в свою комнату. Охранник только сочувственно покачал головой.
Не включая света, художник убрал с окна шторы, раскрыл рамы и выглянул на улицу. Полная луна равнодушно посмотрела ему в лицо. Он зарылся пальцами в длинные волнистые волосы и показал луне язык. Потом обернулся, и его взгляд упал на мольберт с недописанной картиной. Лунный луч задумчиво перетек за его плечо и тоже посмотрел на картину с ивами и прудом. И вдруг Иржи замер. В мерцающем холодном свете ему вдруг показалось, что из пруда на него глядит большой черный глаз с ресничками. Причем смотрит, этак, с ехидством и сомнением. А потом – совершенно нахально подмигивает художнику.
Иржи протер глаза и подошел к картине вплотную. Да, нет! Это просто игра света! А ресницами были камыши. Художник походил взад-вперед. Спать совершенно не хотелось. Что же сегодня он забыл сделать? Точно!
Он открыл ящик стола, доставая коробочку, выловленную в пруду, и включил свет. Черный матовый корпус с небольшой щелью сбоку. Ни надписей, ни рисунков. Из чего она сделана, тоже определить не удалось. Он бросил ее на тумбу около кровати, разделся и щелкнул выключателем. Потом сел на ковер, скрестив ноги, выпрямился и замер, регулируя частоту дыхания. Легонько коснулся своего пламени. Оно отозвалось небольшими искорками, слетевшими с кончиков пальцев. Что там говорил тренер? Ищите и обрящете? Спрашивай, тебе ответят?
"Кто я?" – спросил Иржи пламя.
"Кровь от крови" – пришло к нему понимание.
"Чьей крови?"
"Тех, кого рядом нет"
"Где они?"
"Далеко"
"Я их увижу?"
....
"Что мне делать?"
"Учиться"
Иржи вздохнул и вынырнул из транса, глядя на проявленный мир сквозь собственный огонь. Комната, в которой он сейчас находился, выглядела так, словно одно изображение наложили на другое. Первое было вполне обычным и стандартным гостиничным номером с кроватью, тумбами и ковром. На втором, более тусклом, просматривалась древняя кладка. Цепляясь за неровности и трещины, по ней полз побег какого-то диковинного растения. Его кончик, с присоской на конце, раскачивался, словно искал, к чему ...присосаться? Художника передернуло. В молочном свете луны то и дело появлялись и исчезали какие-то тени. Иногда, задерживаясь, они оборачивались и, глядя на него, качали головой. Иржи спокойно встал, не теряя сосредоточенности, достал из ножен клинок и провел над ним пылающей рукой. Лезвие, прошедшее огонь, засияло ярко-серебристым светом. Художник, медленно ступая по неизвестности, поскольку ни пола, ни ковра на нем он не видел, подошел к побегу. И, плавно замахнувшись, подсек его как можно ниже. Тот скорчился и на глазах начал разлагаться, источая невыносимую вонь тухлого мяса. А в том месте, где он его порезал, вытекло несколько капель крови. Иржи посмотрел на нож. Тот, скрывая сияние, покрылся бурыми пятнами. Художник снова провел над ним ладонью. А потом случайно зацепился взглядом за тумбу и коробку. Он чуть было не вскрикнул: коробка ровно и мощно светилась призрачно-фиолетовой аурой.
В его руке сияние словно увеличилось в разы, окутывая не только его самого, но и большую часть комнаты. Под этим ровным и сильным светом вся грязь и запахи исчезли, словно их никогда не бывало. И на душе художника стало хорошо и спокойно, будто не мучили его совсем недавно странные вопросы и волнения.
Его собственное пламя тоже постепенно угомонилось, а глаза стали слипаться. Пол и ковер оказались на месте. Подушка с кроватью – тоже. Он аккуратно положил коробочку в ящик тумбы и растянулся на постели. Белая луна молчаливо глядела с высоты, уже не пугая его своими призраками.
– Спокойной ночи! – сказал, улыбнувшись ей, Иржи.
Утро следующего дня для господина Измирского-младшего началось с хриплого голоса Берната, объявившего во всю мощь легких, что птички уже проснулись, нормальные люди – тоже, а нерадивые художники, вместо того, чтобы наслаждаться прозрачным воздухом и изумительными видами, дрыхнут, словно отработали ночную смену.
– Ты мне весь вечер испортил. И я, как тонко чувствующая натура, страдал всю ночь. – Не открывая глаз, ответил Иржи.
И помолчав, добавил:
– Тебе хорошо, прискакал на крыльях любви! А меня не любит никто. Поэтому вдохновение кончилось, и началась депрессия, переходящая в соматическое расстройство.
– Что-то ты много, братец, болтаешь. Вставай! Все равно спать не дам!
– Ты – черствый и эгоистичный слоняра, пытающийся растоптать в моей истерзанной и ранимой душе единственное и незамутненное чувство, поддерживающее бренное тело в этом закабаленном условностями мире.
– Ты вообще о чем, мелкий? – Бернат плюхнулся с размаху на край постели и, протянув руку, потрепал черную шевелюру брата.
– О свободе, противный!
– И чем же я тебе так стал не мил? Что за упаднические настроения с самого утра?
Иржи, наконец, раскрыл глаза. И первое, что он увидел на окне своей комнаты, это шикарный букет темно-бордовых роз. Глаза раскрылись сильнее, а голова покинула подушку.
– Братец, ты, часом, не ошибся спальней?
– Рассказывай! – Бернат сиял улыбкой, а глаза искрились.
– О чем тебе рассказать?
– О ней! Фаркаш меня проинформировал, что ты разговаривал с ней.
– С кем?
– Да с госпожой Эстер!
– Да. Госпожа Эстер. – Иржи потер жаждущие снова закрыться глаза. – Говорили о тебе. Только объясни мне, зачем ты вписал в мой пригласительный билет дочку мэра?
– Потерпишь. Тем более, об этом просил сам мэр.
– Иди ты... к своей Эстер. А мне дай поспать!
Бернат встал, открыл дверь спальни и крикнул:
– Фаркаш! Сделай кофе! И позвони на кухню, пусть пришлют булочек! И себе с Ковачем закажите завтрак.
Через десять минут Иржи проснулся от одуряющего запаха горячего кофе со сливками и корицей. А еще умопомрачительно пахло горячей сдобой.
Нехотя оторвав тяжелую голову от подушки, художник сел в постели и поставил ноги на коврик.
– Проснулся? Умница! – Бернат отошел от своего букета и снова сел рядом с братом. – Возьми чашечку в руку, вот так... отпей глоточек... а теперь – булочка! Ням!
Иржи рассмеялся.
– Влюбленному вампиру – доброе утро! И чего примчался в такую рань? – Иржи отпил горячий напиток. – Девушка встает поздно, будить ее, думаю, не стоит. Разозлится. Так чего ты хотел?
– Поговорить о ней! Скажи, Иржик, она действительно спрашивала обо мне?
– О, да! Пришлось рассказать всю подноготную. – Младший доел булочку, примериваясь к следующей.
Но ее в волнении из-под пальцев вытянул старший брат. Покрутил, понюхал и откусил сразу полбулки. Услышав эти слова, он чуть не подавился.
– И что же ты ей рассказал?
– Как ты менял мне подгузники, отказываясь от свиданий, как тяжело и много работал, чтобы купить мне кисти и краски...
– А она?
– Пускала слезу. Барышни, знаешь ли, существа сентиментальные...
– А откуда пошел слух о том, что она моя невеста?
– Ты уже раздумал на ней жениться? Зачем тогда поил шампанским? Давал надежды... – Иржи нахмурил брови: – Иди извиняйся!
Брат посмотрел куда-то за окно:
– Но я как бы не против...
Измирский-младший проснулся окончательно.
– Серьезно?
– Иржик, мне уже пятьдесят один год. Кроме тебя у меня никогда никого не было. А она красива, самостоятельна, талантлива и умна. И если я ей нравлюсь, то почему бы нам не быть вместе?
– Ну да, ну да... Ты только сразу-то все не вываливай! Ты вписал ее в пригласительный?
– Конечно!
– Тогда пойдем позавтракаем, за это время она как раз и встанет. Сходишь, цветочки подаришь, пригласишь на выставку... Ну а там...
Бернат встал, оправил дорогой костюм, зашел в гардеробную и посмотрелся в зеркало. Оттуда на него печально глядел высокий и худощавый субъект с морщинами у глаз и рта. Волосы на голове отсутствовали.
– Вот скажи мне, Иржик, почему тебе одному досталась такая внешность, а мне не перепало ни граммульки?
– Зато тебе перепало мозгов. Был бы ты посмазливее и поглупее, разве стал бы так бороться за фирму? Да и смог бы? И сейчас сидели бы мы с тобой красавчиками под каким-нибудь мостом у костерка, доедая колбасные обрезки...
Бернат вздохнул свободней, а Иржи, наконец, оделся. И они вдвоем отправились завтракать.
За завтраком старший извертелся, поглядывая на часы.
– Ты мне пригласительный отдай! – попросил Иржи. – А то сейчас увидишь предмет своих грез, не только про меня, про Линду забудешь!
– Забудешь про нее, как же! Вчера в офис сама приехала, да еще папочку подтянула, на случай, если я буду сопротивляться.
– Вот! – Философски заметил Иржи. – А ты: красота... Кому она нужна, если на шею такие дамы вешаются! Так ведь и сломаться недолго!
– Так за столько лет не сломался?
– Зато пришлось научиться быстро бегать!
Бернат допил чай и снова посмотрел на часы.
– Иди-иди! Удачи!
И уже тому в спину:
– Ты колечки-то присмотрел?
Бернат молча похлопал по карману.
– Вот это оперативность! – рассмеялся младший. А потом озвучил мучившее его сомнение:
– Она его хоть выслушает?
Глава одиннадцатая. Выставка.
Первый день выставки открывался помпезно. На белых лимузинах подъехали министр культуры и искусства страны, мэр столицы вместе с несравненной дочерью Линдой, а также известный телеведущий и шоумен Анджей Малховский. К парадному подъезду отеля проложили красную дорожку, на которую вслед за официозом стали стекаться знаменитости с женами, любовницами, детьми и терьерами. За тоненькой бечевочкой, натянутой рослыми гвардейцами, бесновались репортеры и простой люд, сбежавшийся поглазеть на кумиров и, заодно, если удастся, взять автограф.
На пороге зала гостей встречала куратор выставки Эва Балог, ошеломляя всех своей красотой и лучезарной улыбкой. Малховский щелкнул пальцами, и рядом с ним тут же нарисовались двое высоких, накачанных мужиков с видеокамерами.
Все, словно по линеечке, выстроились перед входом в зал и обнажили в улыбках идеально ровные белые зубы.
– Дорогие телезрители! – начал Анджей и поправил очки. – Сегодня мы собрались в отеле "Хрустальная звезда" по весьма замечательному поводу.
Малховский тряхнул черной сосулистой гривой, и перхоть с тихим шуршанием опустилась на полосатый пиджак и мелким новогодним снежком присыпала пол у его ног.
– Прямо здесь, сейчас, в выставочном зале этого модного отеля, открывается эксклюзивная выставка древнейших ювелирных украшений, которую мы все, люди, чувствующие гармонию и изящество, с таким нетерпением ждали. Это, поистине великое событие масштаба всей страны, проходит под патронажем Министерства Культуры и столичной мэрии.
Камеры на секунду переметнулись с крупного плана Малховского на оскалившиеся лица Министра и мэра. Анджей продолжил:
– Куратором данного мероприятия является искусствовед музеев Шомон, Амбуаз, Брезе и других, не менее известных нам всем достопримечательностей, а также производитель и знаток ювелирных украшений – несравненная Эва Балог!
Малховский протянул Эве руку, подтягивая ее к себе.
– Госпожа Эва! Говорят, честь находки большинства старинных золотых и серебряных изделий принадлежит нашему соотечественнику, археологу Даниэлю Саминьшу. Как же так случилось, что достояние наших предков оказалось в иностранных коллекциях?
Эва, чувственно улыбнувшись Анджею пухлыми красными губами, перевела взгляд на камеры. Оба оператора, оперативно застегнув нижние пуговицы пиджаков и подтерев скопившуюся слюну, дружно установили ее лицо крупным планом.
– О, это была очень таинственная история! И мне бы не хотелось отнимать время у почтеннейшей публики подобными рассказами...
Анджей, чувствительно наступив на ногу ближайшему оператору, перевел камеру на себя.
– Ничего, к новостному эфиру мы все смонтируем. Давайте, расскажите, Эвушка, хоть в двух словах.
– Ну если только в двух... Давно, лет тридцать пять назад, в наше министерство культуры пришло письмо от одного пастуха, гонявшего овец и коз по отрогам предгорий Бакоши. Однажды, после обильных дождей, на склоне холма произошел селевой оползень. Среди потоков грязи, через которые пришлось перебираться бедолаге, он нашел золотые браслеты с камнями. Часть он продал, а частью решил порадовать любимую страну. Министерство снарядило экспедицию во главе с ведущим археологом Даниэлем Саминьшем и отправило ее искать ценности, которые этот же человек датировал концом темных веков и началом средних.