Текст книги "Художник. История первая. Рубиновое сердце (СИ)"
Автор книги: Екатерина Бердичева
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Затем, обернувшись к Юдифи и, кое-что вспомнив, потянулся к ней и дотронулся до кончиков длинных волос:
– Ты, детка, всегда хотела от меня жесткого секса. Обзывала слабаком. Не помнишь? Белая кровать? Снег за окном, фонари...
Он говорил и поглаживал ее ссадины.
– Мы были еще молоды и влюблены. А ты смеялась, что я боюсь причинить тебе боль... Ну и как? Я стал старше. И уже не люблю тебя. А боль... – под его пальцами исчезали следы синяков и укусов. Кожа снова матово заблестела. – Это лишь фантом. Глупая причуда тела. Твое тайное желание. Помнишь, я гладил тебе спинку? Ты заснула. Проснулась оттого, что я слишком сильно навалился на тебя во сне. Встань, посмотри. На тебе – ни единой царапины.
Юдифь встала и прошла в ванную. Иржи быстро оделся и застыл у двери, прислонясь спиной к косяку. У него кружилась голова, и подгибались ноги, а осознание новых возможностей просто шокировало .
Она вышла из ванной, счастливо улыбаясь. Но, увидев художника, подпирающего дверь, бросилась ему на шею:
– Прости, Иржи, останься! Мне было хорошо! Не уходи!
Тот чувствовал, что еще немного, и он свалится к ее ногам без сознания. Трясущейся рукой он достал сигарету, поднес к ее кончику красный огонек зажигалки и с удовольствием затянулся. Чтобы не упасть, присел на ручку большого кресла.
– Прости за все, милая, и за любовь, в том числе, но встречаться мы больше не будем. – Сказал он Юдифи. – Мне надоело ждать, когда ты наиграешься с очередным папиком и обратишь на меня свое царственное внимание. Тебе не нравился нежный влюбленный юноша. Ты жаждала встреч с пиратами и бандитами. Но этого, мой цветок, я тогда тебе дать не мог. Прошло некоторое время, и тебе разонравились грубые и жестокие отношения. Ты опять просишь ласки. Прости, дорогая, но наши пристрастия давно разошлись во времени. Спасибо, Юдифь, за все. Прощай.
– Но я люблю тебя, Иржи! – она с мольбой посмотрела ему в глаза. – Ты действительно очень изменился. И, знаешь, вот сейчас я бы с тобой осталась!
Он докурил сигарету и сжал окурок в кулаке. Потом открыл руку. На ладони не было даже следов пепла.
– Здорово! – восхитилась Юдифь.
– Действительно, Саминьш. – Проговорил Иржи непонятную фразу и поднялся. – Ложись, спи. Утро вечера мудренее.
Покачнувшись, он подошел к двери и взялся за ручку.
– Ничего не было, Юдифь! Мы просто поговорили.
Девушка зевнула:
– Не было! – развернулась и упала на кровать. Через секунду она спала крепким сном.
– Вот и все. – Иржи закрыл за собой дверь и, будто старик, зашаркал по коридору к себе в номер.
А там, на удивление, было сумрачно и безлюдно. Иржи подошел к окну в гостиной и, не включая свет, раздвинул тяжелые шторы.
– Просто бесконечная ночь! – сказал он вслух луне, равнодушно висящей все на том же месте.
Он дошел до кресла и упал в него, расстегивая рубаху. На светлой коже резко белел круглый медальон. Иржи взял его двумя пальцами и посмотрел на переплетенные змеи? Ветви? А над ними, почти касаясь ушка с продернутой нитью, неярко сияла небольшая корона. Художнику, в свете обманчивого ночного светила, вдруг показалось, что на этой маленькой короне блестят символы, которых он не разглядел днем. Он снова встал и подошел к окну, подставляя загадочную вещь под лунный свет. Несомненно, по нижнему краю шли какие-то, похожие на арабскую вязь, письмена.
С отвращением сняв с себя в спальне торжественную одежду и бросив ее на стул, Иржи пошарил в своем саквояже. Там, в отдельном отсеке, лежало сильное увеличительное стекло для разглядывания камней, ювелирных украшений, а также установления подлинности некоторых картин. Поскольку его, как отличного специалиста, периодически приглашали для консультации при покупке шедевров знакомые состоятельные люди. Причем, не бесплатно, поскольку его заключения ценились наравне с музейными.
Художник босиком прошлепал к окну в спальне, с силой отдернув мешавшую штору. Подставив медальон под холодный лунный свет, он приблизил лупу, выстраивая четкость изображения.
– Что за ерунда? – воскликнул он, обнаружив, что, надпись, похожая на арабскую вязь, наливается серебром и как бы движется, заходя за плоское изображение короны и выплывая обратно. – Не может быть!
И он стал старательно приглядываться к узору, пытаясь понять, кажется ему, или на самом деле буковки меняются местами.
И не сразу понял, вглядываясь в строку, что в его голове начинают складываться какие-то слова. Иржи, боясь потерять ускользающую суть, схватил лист бумаги, карандаш и стал быстро записывать. Наконец, отложив карандаш в сторону и выпустив медальон из пальцев, он смог прочитать: "Ушедшее время вернется, и сердце дракона проснется". Снова взяв лупу, художник внимательно пригляделся к переплетенным на рисунке веточкам. Теперь он ясно видел, как два дракона словно бы обнимают друг друга крыльями и лапами.
– Господи! – простонал он, встав перед окном в лунных серебристых лучах. – Я-то тут при чем?!
За окном, в ночной тишине, дружно заливались соловьи. А внизу, на праздничном приеме, гремела музыка.
У входной двери кто-то шуршал и толкался. Иржи сходил в спальню и надел халат. Потом подумал, взял кочергу от камина и встал напротив. Наконец, дверь распахнулась, и в гостиную спокойно вошел охранник Йожеф Фаркаш. Протянув руку, он включил свет. На него смотрел господин Измирский в халате с металлическим прутом в руке. У Фаркаша широко распахнулись глаза:
– Я же вас только что оставил в зале вместе с господином Бернатом Измирским! Как Вы успели попасть сюда вперед меня и уже даже раздеться?
Иржи усмехнулся и бросил в угол кочергу.
– Это все дом! Заходи, Йожеф, переодевайся. Спать еще не хочешь? Нет? Тогда давай смотреть телевизор!
На высокой правой башне стояли, глядя на луну, черноволосый молодой человек и худенькая девушка с серебристыми волосами. Они держались за руки.
– Милый, как ты думаешь, он не сбежит?
– Нет. Но сегодня в нем проснулась наследная магия. Он это понял и принял.
Удивительно, но ни в одном из наших потомков она так и не проявилась, кроме наших воплощений.
– Но мы так и не смогли ни разу использовать свой шанс, снова влюбляясь друг в друга и снова забывая о проклятии. Как ты думаешь, может, Боги смилостивились и решили через него нам помочь?
– Но он ничего не умеет и тратит слишком много сил на всякую ерунду!
– Придется провести обряд инициации. Я не думал, что спящее во многих поколениях наших потомков волшебство проснется в столь разбавленной крови. Но мне, по своей глупости застрявшему в этом затерянном мирке, его жизнь и сила просто необходима!
– А я, милый?
– Прости. – Он нежно поцеловал ее в подставленные губки. – Нам без него не освободиться. И он – последний. Наш последний шанс.
Молодой человек поднял голову и посмотрел в ночное небо.
– Там, между двух маленьких звездочек, спрятан наш светлый мир. Высокие крутые пики и зеленые, отлогие склоны. Фиолетовое небо и два солнца: голубое и оранжевое. Зеленые быстрые реки. Помнишь, как красиво цветут лилии на горных уступах? Когда мы с братьями были маленькими, то лазили за ними для мамы.
– Упасть не боялись? – улыбнулась девушка.
– Ну крылья -то у нас с рождения!
И он обнял призрачной рукой ее прозрачное плечо.
В гостиной, подсвеченной торшером, за столом друг напротив друга, сидели двое людей. На столе, в ведерке со льдом, стояла бутылка шампанского и разнообразные фрукты. И у мужчины, и у женщины в руках были бокалы с покалывающим нос напитком.
– Ваше здоровье, Эстер! – мужчина приподнял бокал, глядя женщине в глаза.
Она мягко усмехнулась:
– И ваше, Бернат!
Они отпили вино.
– Ваш брат не будет Вас искать?
Бернат проницательно посмотрел на женщину и ответил, наблюдая за ее реакцией:
– Нет, думаю, он обрадовался, что мы ушли вместе, и сразу побежал к своей долголетней страсти.
Эстер вопросительно приподняла бровь. Мужчина прикрыл глаза, растягивая паузу и смакуя напиток.
– Великолепное шампанское! – наконец, изрек он. – Приятный, терпкий аромат. А Вам песни кто-то пишет?
– Хотите предложить свои услуги в роли сочинителя баллад? – усмехнулась женщина. – Я пишу их сама. Так, как нравится мне. Иногда заказываю тексты у одного столичного стихотворца.
– И кому же были посвящены две последние песни?
– Как? Вы разве не догадались? – Эстер тоже умела держать паузы и не отвечать на каверзные вопросы.
Бернат покряхтел, догадавшись, что его обыграли.
– Вероятно, дочери нашего уважаемого мэра?
– Именно.
– Но тогда почему "ты нужен мне" и "вернись, любовь"? Согласитесь, странное обращение женщины к женщине.
– Есть такой художественный прием, как обращение от чужого имени.
– И от чьего имени Вы обращались?
Женщина поморщилась:
– Вы как-то чересчур дотошно выспрашиваете, словно в моих словах услышали личную заинтересованность.
– У Вас было такое лицо, словно Вы потеряли близкого друга.
– Это всего лишь театр, игра. Если я буду петь без вдохновения, меня не станут слушать. А у Линды наверняка был роман, и не один. Поэтому песни о разбитом сердце – беспроигрышный вариант.
– А может, ей неведомо безнадежное чувство потери? – Спросил Бернат, знавший мэрскую семью весьма хорошо.
И они постепенно перемыли косточки многим знакомым, не касаясь лишь единственного человека, об отношении к которому противоположной стороны хотелось знать им обоим.
Когда глаза начали слипаться, а госпожа Эстер пожаловалась на усталость, Бернат поднялся и, извинившись за позднее вторжение, поцеловал женщине кончики пальцев:
– Спасибо за приятный вечер. Пойду-ка я, поищу младшего. Что-то сердце не на месте.
– А что с ним могло случиться? – тут же встрепенулась еще недавно засыпавшая на глазах женщина. – Он плохо себя чувствует?
– Боюсь, что слишком хорошо.
– Тогда чего Вы боитесь?
– Есть кое-что... Но это – дела семейные. Ложитесь спать, милая госпожа Эстер. Спокойной ночи!
Женщина решительно набросила на плечи шаль.
– Пойдемте! Мне не нравятся Ваши интонации. И чтобы не вертеться в постели, представляя себе всякие ужасы, я пойду с Вами. Хочу убедиться, что с вами обоими полный порядок, и Вы тоже спокойно ляжете отдыхать!
Она решительно открыла дверь, выпуская его из комнаты. И также решительно взяла под руку, пока они шли коридором.
"Интересно, за кого она переживает, за Иржика или за меня?" – подумал Бернат. Потом представил образ брата рядом с собой. "За него, паршивца!"
– Куда мы идем? – спросила Эстер.
– На четвертый этаж. Хочу посмотреть сначала его номер.
Поднявшись на лифте и пройдя немного вперед по мягкой ковровой дорожке, они остановились перед дверью.
– Стучите! – Кивнула Эстер, кутаясь в шаль.
Бернат постучал. Дверь открыл охранник с голым торсом, босиком, но в пижамных штанах.
– Ой! – Сказал он и, протянув куда-то руку, вытащил халат, тут же накинув его сверху.
– Где Иржи? – сдвинув брови, грозно спросил Бернат.
– На диване... – пролепетал Йожеф. – Смотрит телевизор.
Бернат отодвинул охранника и зашел в гостиную.
На полу, перед диваном, стоял низкий стол, на котором лежали сыр, хлеб, нож. Дымились две чашки. Громко работал телевизор, показывая развлекательную программу. Иржи, тоже в одних пижамных штанах, лежал на животе и, поедая сыр, громко смеялся над глупыми шутками. Обернувшись на шум, он увидел брата и Эстер. Сзади стоял разводящий руками охранник.
– А вы чего не в постели? – удивленно спросил он, закладывая остаток сыра за щеку.
Вопрос прозвучал двусмысленно. Эстер покраснела, не отводя жаркого взгляда от прекрасного лица и тела Иржи.
– Вы несколько припозднились. – Все также не вставая, нахально продолжил тот. – Время визитов давно закончено. Или ты, Бернат, считаешь, что я должен быть под твоим неусыпным надзором круглые сутки? А зачем ты привел госпожу Эстер? Или тебе кажется, что я лишен нежной женской ласки? Не переживай! У меня есть чудесный друг!
Лицо певицы вспыхнуло от этих грубых намеков. Ей хотелось убежать за дверь и расплакаться одновременно. И еще высказать художнику то, что сладким, но, увы, бесполезным грузом лежало на ее сердце.
– Идемте, госпожа Эстер! Я просто очень устал и паникую по каждому поводу! – Потер лицо Бернат, выпроваживая упирающуюся женщину из номера. Из-за неплотно закрытой двери раздался дружный смех.
– Мы переживаем, а он веселится! – Горько сказал старший брат.
– Не надо ругать его за это. Мы ведь не можем даже представить, что за следующим поворотом готовит для нас судьба. Спокойной ночи!
Она развернулась и ушла в глубину коридора. А Бернат стоял и растерянно смотрел ей вслед.
Завтрак для постояльцев начался, как всегда, в восемь часов утра. Невыспавшийся Бернат с трудом прятал досаду от неудавшегося вечера. И брат чудил больше, чем обычно, и понравившаяся женщина не пыталась затащить его в постель с первого дня знакомства, как делали другие, едва узнав в нем богатого и известного человека. Он привык отказывать, а не просить. Но эта женщина, может быть, своей непохожестью на других, без блеска алчности в глубоких темных глазах, почему-то прочно обосновалась в глубине его одинокого сердца. Младший, как всегда, оказался прав. Вот интересно, откуда он, такой безответственный и безалаберный человек, так тонко чувствует людскую натуру?
Ожидая плова, Бернат глядел на часы, комкая пальцами салфетку. Черный кофе неприятной горечью оседал на языке. Сегодня должны подъехать представители одной восточной фирмы-поставщика. С их азиатским размахом и склонностью к жульничеству ухо надо всегда держать востро, но мысли, ворочающиеся в голове слишком вяло и медлительно, все норовили уползти в сторону понравившейся ему женщины и там остаться.
А Иржик? Его маленький неугомонный братец оказался потомком древнего рода герцогов Саминьшей! Может, его действительно надо женить? Тридцать три года – возраст уже не юный. А женится на хорошей девушке – дурить перестанет и займется вместе с братом бизнесом. Хотя картины тоже приносят неплохой доход, но он не идет ни в какое сравнение со строительством и продажами.
Над задумавшейся головой Берната кто-то негромко кашлянул. Мужчина недовольно вскинул глаза.
– Доброе утро, братик! – Просиял ласковой улыбкой Иржи. – Как спалось в объятиях Морфея? Или Мор-феи?
– Не было никакой феи. Садись!
За спиной младшего тенью маячил Фаркаш.
– Этого зачем сюда притащил?
– Репутация, знаешь ли, вещь хрупкая. Поддерживать приходится постоянно... – Томно улыбнувшись Йожефу, сказал Иржи.
Охранник нахально сел рядом с художником.
– Охраняю вверенный мне объект двадцать четыре часа в сутки. – С отсутствующим взглядом прокомментировал секьюрити.
– Даже в спальне?
Посмотрев друг на друга, молодые люди рассмеялись и дружно сказали:
– Да!
Поскольку ночной просмотр телепередач под коньячок затянулся на неопределенное время, проснулись они утром на одном диване и под одним покрывалом. Причем Иржи поинтересовался, какого лешего охранник делает в его кровати, а тот сам послал хозяина по этой же дороге, сообщив, что именно господин граф узурпировал его диван. Тем не менее, собрались они одинаково быстро, поскольку Иржи хотел проводить брата.
– Когда собираешься домой?
– Через пару дней. Хочу написать еще несколько этюдов. Я ведь тебе говорил.
Официант принес заказанные блюда и, расставив их на столе, бесшумно ушел, пожелав господам приятного аппетита.
И они начали молча кушать, продумывая дневные планы.
Бернат допил остывший кофе, отодвинул стул и встал из-за стола.
– Я поехал. Не выключай коммуникатор. Буду в перерывах тебе звонить.
– А госпоже Эстер? – показал зубы Иржи.
– А вот это уже не твоя забота! – нахмурил брови старший брат.
– И слава Богу! Удачи, Бернат!
В парке вокруг отеля весело щебетали птахи, приветствуя ясное солнечное утро без кошмаров и привидений. За одну теплую ночь расцвела сирень, наполняя сладким ароматом свежий и пока не жаркий воздух. В траве копошились скворцы, целой стаей собирая жучков и мошек. А где-то там, за озерами, допевал ночную песню соловей. Видимо, подруга была настолько хороша, что он даже утром продолжал воспевать ее бесподобный облик. Старые ивы привычно шуршали резными вытянутыми листиками, с которых иногда срывались крупные капли, падая на гладь пруда. И тогда по его зеркальной поверхности расходились широкие круги.
Иржи привычно установил этюдник. Пожалуй, кроме воды, отражающей небеса и камыши, он напишет перспективу с распустившимися цветами и высоким пеньком, выглядывающим из оплетающих его розовых побегов.
Набросав на палитру краски и смешав их в нужных сочетаниях, он легко выписывал блики и полутона, солнечных зайчиков, пробравшихся на траву сквозь густые ивовые ветви, и свернувшийся лодочкой лист, одиноко плывущий по синей водной глади. И картина оживала на глазах, напитываясь светом и легким ветерком, гуляющим по траве, капельками росы, блестевшими в бархатистых чашечках соцветий, и строгой чернотой стволов старых ив, являющих миру свое древнее равнодушие.
– Господин Иржи! – тихо подошел сзади охранник. – Да Вы – настоящий волшебник!
Художник нахмурился, сразу вспомнив безумную ночь и исчезающие под его пальцами ссадины на гладкой атласной коже. Но потом улыбнулся:
– Я уже закончил. Ты еще не устал разглядывать небо?
– Нет, я привычный! – В ответ ясно взглянул на него Йожеф. – Мы иногда часами стоим. Работа такая.
– Знаешь, работник, – задумчиво ответил Иржи, вытирая запачканные пальцы, – у меня есть одна мысль. И я хочу ее сделать реальностью.
Он аккуратно собрал свои краски, кисти и положил на пенек рядом с прудом.
– Пойдем! – позвал он охранника.
И они вдвоем подошли к тому месту, где Иржи видел источник радужных струй.
– Я сейчас разденусь и залезу в воду. Мне кажется, что здесь скрыто нечто интересное!
– Да Вы что, господин Иржи? Вода холодная!
– Не холоднее льда. Я быстро.
Художник стащил с себя свитер, рубашку, штаны и носки. Потом оглянулся по сторонам и стянул все остальное. Затем, поеживаясь на весеннем прохладном ветру, он наступил босой ногой в воду.
– Яй! – отдернул обратно. – Холодная!
– Хватит! – Фаркаш схватил его за руку. – Не сходите с ума, господин!
– Сейчас! – Иржи вдруг замер, сосредоточиваясь на чем-то внутри себя. Потом распрямил плечи и спокойно вошел в тихую воду пруда. Глубина, бывшая вначале по колено, постепенно увеличивалась, становясь по пояс. Но Иржи все также сосредоточенно шел вперед. И вдруг остановился, повертев головой. А потом резко наклонился, уйдя под воду целиком. Лишь кончики черных волос плавали по поверхности. Охранник заметался по берегу, сминая руками одежду художника. Но вот поверхность водоема снова забурлила, и живой, смеющийся и мокрый Иржи поднял вверх руки.
– Нашел! – в его правой руке была зажата какая-то черная коробочка.
Он легко выбрался на берег, взял свою рубашку из рук охранника и вытер ей голову. Она сразу промокла. Фаркаш, не раздумывая, стащил с себя куртку и накрыл спину господина. А потом содрал с себя пуловер и начал им вытирать грудь и голову Иржи.
– Представляешь, если кто-нибудь нас с тобой увидит?
– Ерунда, – отмахнулся тот. – Главное – не заболеть! А зачем Вы ныряли?
– Не знаю, Йожеф. Придем в номер, посмотрим.
Они в четыре руки быстро надели на влажное тело свитер, трусы, брюки и носки. Ботинки, усмиряя рвение Фаркаша, художник завязал самостоятельно. Потом дружно, подхватив этюдник и мокрые вещи, двинулись в отель, где их с изумлением проводили глазами чинные и чистые проживающие, а также охранник у двери и дежурная администраторша, выскочившая из-за стойки. Преданно заглядывая художнику в глаза, она искренне предложила всю возможную помощь.
– Ничего не надо, спасибо! – Хлопнув длинными мокрыми ресницами и хлюпнув носом, с улыбкой отказался Иржи. Разочарованная девушка, провожая глазами красивого мокрого мужчину, с досадой вздохнула.
Помывшись, переодевшись и сдав грязную одежду горничной, молодые люди уселись пить горячий чай с принесенными из ресторана мягкими булочками.
– Вы помните, что у нас сегодня тренировка? – спросил Фаркаш.
– Помню. И нам осталось около часа времени, чтобы привести все в порядок и немного разогреться.
– А когда рассмотрим то, что Вы нашли?
– Вечером, мой нетерпеливый друг, вечером! И еще, – Иржи внимательно посмотрел на уминающего булочку охранника, – я бы попросил тебя на время пребывания в отеле называть меня по имени, поскольку ни один хозяин не сидит со своим подчиненным за одним столом и не спит в одном номере. Не будем портить репутацию красивой сплетне о моей ориентации.
Фаркаш покраснел и закашлялся.
– Прежде чем говорить такие серьезные вещи, человеку надо дать дожевать! – проворчал охранник.
– Тебе все это, – Иржи махнул рукой из стороны в сторону, – кажется серьезным? Очнись, детка! Ты уже дорос до того, чтобы знать, что наш мир – просто игра. Мы – фишки. И разыгрывают нас не по нашим правилам. Смотри.
Иржи поднял ладонь пальцами вверх и легонечко подул на кончики. На указательном, среднем и безымянном пальцах загорелись прозрачно – рыжие огонечки. Потом художник медленно раскрыл руку ладонью вверх. Огонечки, спустившись по пальцам, соединились в язычок пламени в центре руки. А потом сжал кулак. Пламя исчезло. А Иржи взял этой рукой следующую булочку и намазал ее маслом.
– Как Вы это сделали? – Восхитился Йожеф.
– Не имею представления. Захотелось – сделал. Раньше не умел. – Пожал плечами художник.
– Так это взаправду?
– Вот про это я и говорю.
– И как же теперь жить дальше? – расстроился Фаркаш. – Мы с моей женой хотим ребенка...
– А ты знаешь, друг Йожеф, с какой он родится судьбой? Какую роль ему назначили свыше?
– Мы его воспитаем достойным человеком!
– Как не люби и не воспитывай, ты только привьешь человеку определенные манеры, оплатишь какое-нибудь образование, чтобы было чем зарабатывать в будущем, да покажешь, что можно или нельзя делать в определенной человеческой среде. А суть, скажем, багаж или базовые игровые настройки, он уже имеет с рождения. Вот ты не задумывался, почему в одной социальной прослойке, у одних родителей, могут вырасти совершенно разные дети? А они воспитывались одинаково. Но один стал, как ты, военным, охранником... У тебя есть брат?
– Да, есть. Спился. – Ответил сразу севшим голосом Фаркаш.
– А другой... понятно.
– Но его, как младшего, много баловали!
– Есть балованные дети, к примеру, дочка нашего мэра, на чьем дне рождения мы вчера гуляли, которые не только не опустились на шею родственникам, но наоборот, вполне успешно ведут собственный бизнес.
– И чем она занимается?
– Сеть оптовых магазинов по всей стране "Звездочка" – продукты и товары первой необходимости.
– Да-а? Это она сама?
– Ну, началось, думаю, с денег, взятых у отца. Но недаром она закончила в свое время Академию Управления и Бизнеса с отличием. И хоть помешана на мне еще с юности, надо отдать ей должное: делец она превосходный! А мир, он может быть таким, как сейчас: солнечным, радостным. А по ночам – вечное полнолуние. Привидения иногда облекаются в плоть, а старые замковые стены, днем оштукатуренные и заклеенные обоями, в густых сумерках оказываются по самую крышу заляпанными кровью.
– Вы это о чем, хозяин?
– Мы договорились? Иржи. Так сейчас меня зовут.
– А когда по-другому?
– Когда господином Измирским, Йожеф. Вставай, хватит лопать. Нам пора на разминку.
– А с ребенком-то что делать? – растерянно вспомнил начало беседы Фаркаш.
– Воспитывать и любить, мой друг, а остальное – не в твоих силах.
Положив в сумки комплекты спортивной одежды и полотенца, граф и его охранник отправились в спортивный зал, на ходу улыбаясь всем встреченным барышням.
Глава десятая. Шутка, грозящая затянуться.
Проделав все необходимые дыхательные и согревающие мышцы упражнения, Иржи в ожидании мастера сел на выстилающий угол зала мат, а Йожеф неспешной трусцой, под счет вдохов и выдохов, обегал периметр.
Считая, также как и охранник, вдохи и выдохи, художник сосредоточился на том, что, как ему показалось, поселилось у него в районе солнечного сплетения с тех пор, как он окунул руку в радужные струи. Прикрыв ресницы, он всматривался, пытаясь увидеть цвет и суть этого явления. И вот, наконец, он увидел... свет. Яркий оранжевый цвет, сияющий в середине груди чуть ниже сердца. И этот свет крутился, как спиральная галактика, разбрызгивая в стороны оранжевые искры. Полюбовавшись на радующее сердце зрелище, он опустил внутренний взор ниже пупка, поскольку ему казалось, что желание, смешанное с яростью, поднимается именно оттуда. Вглядевшись, он заметил черную, с дрожащими красными всполохами, воронку. Видимо, как раз из-за этой, непонятно как внедрившейся в него штуковины, разум отключался, а тело выходило из-под контроля, упиваясь несвойственными ему эмоциями и желаниями.
И тогда он представил, как оранжевый огонь растекается по всем его жилам. Спускаясь все ниже, доходит до кончиков пальцев ног и поднимается обратно, заканчивая цикл. Черное образование дрогнуло и сжалось, но легко отдавать захваченную территорию оно явно не собиралось. Наоборот, чернота запульсировала, пытаясь вобрать в себя яркий огонь. Но тот напирал, разрушая и разжижая ее края. Иржи схватился за живот, так как тело пронзила резкая и острая боль. Но он старался не мешать своему огню, а наоборот, подпитывать ровным медитативным дыханием. Периодически смахивая выступившие на глазах слезы, он изо всех сил удерживал в себе противоборствующее силы, рвущиеся на свободный простор. Но вот черная призрачная субстанция начала истончаться и выгорать. И скоро ясное пламя уже спокойно двигалось внутри чистого тела. Иржи, не переставая правильно дышать, медленно выходил из глубокой медитации. Глаза, постепенно возвращались в реальность, фокусируясь на стоящих напротив него мастере Иштване и Фаркаше.
– Здравствуйте мастер! – улыбнулся он.
– Ты быстро учишься, ученик. Не думал, что тебе, видящему только эту реальность, будет под силу принять непонятное.
– Я просто пока не знаю, зачем мне оно нужно и что с этим делать.
– Все приходит со временем. Медитируй, подмечай, всматривайся. Тайны открываются ищущим. А теперь – к бою! Йожеф, защищайся. Иржи – смотри.
Мастер, не спеша, чтобы ученикам было видно и понятно, провел серию атакующих приемов, одновременно указывая обоим, где Фаркаш действовал неверно, и подсказывая, как правильно упреждать и блокировать удар.
– Вы должны смотреть не на нож. Вы должны видеть глаза. Главное в любом бою – поймать мысль противника и упредить ее. Он разворачивается для удара, а вы уже поставили там блок. Но в любом случае – никогда не сбивайте дыхание и не давайте азарту взять над собой верх. Любой бой сродни математической задаче. Но только от ее решения зависит ваша жизнь. Фаркаш – смотри. Иржи – нападай.
И снова медленно, с разбором и правильной постановкой удара, мастер объяснял и показывал каждый выпад.
– А теперь перейдем к главному. Иржи. Стой и смотри мне в глаза. Пытайся понять, куда я ударю. На руки – не смотреть!
Художник, сжимая в руке острый клинок, равномерно дышал и пытался прочитать во взгляде мастера хоть что-нибудь. Тот сделал выпад. Иржи прозевал.
– Хорошо. Еще раз.
И снова зрительный контакт. Иржи слегка коснулся своего внутреннего огня. Тот весело распрямился, наполняя собой сосуды и капилляры. И когда он дошел до глаз, художник неожиданно увидел мастера совсем другим: вся его фигура словно была окутана призрачным синим пламенем. Словно в замедленной съемке, мастер посмотрел Иржи в глаза, а потом – на правый бок. Измирский поднял свое лезвие. Сталь чиркнула по стали, вызвав искры. И снова мастер смотрит на Иржи, а потом на шею и живот. Художник понимает, что Иштван сначала хотел ударить верхом, но передумал и сейчас опустит руку вниз. И снова два ножа со звоном скрестились и разошлись.
– Ты теперь понял меня? – произнес мастер.
– Да, – ответил Иржи. Но как же ему сейчас хотелось разузнать про синее пламя!
– Бой! – улыбнулся тот.
А вот теперь клинок Иштвана замелькал, как непрерывно бьющие с небес молнии во время грозы. Пламя над его головой выросло в два раза, подавляя своей мощью. Иржи старался не то что нападать, а хотя бы блокировать этот стальной вихрь. Но даже с этой его новой способностью тело стало уставать. Мастер внезапно остановился и отсалютовал клинком.
– Неплохо для начала! Отдыхай. Фаркаш – к бою.
Иржи, накинув на мокрую спину большое полотенце, разминал руки и внимательно следил за тренировкой охранника. И так как оранжевое пламя все еще бегало по венам, он наблюдал за ними еще и с этого ракурса. Мастер почти притушил свое сияние, а Йожеф... он не светился вообще. И лишь крошечная искорка блестела в том месте, где билось сердце его защитника.
"Вот она какая, оказывается, искра Божья, душа человеческая!" – подумалось неожиданно художнику. – "Кто же тогда я? И мастер Иштван? Может, мы – не люди, а какая-то другая сущность, созданная Господом? Только дано ей в разы больше. Но тогда почему мы здесь? Опять одни вопросы..."
Иржи грустно вздохнул. Мастер, не выходя из боя, остро глянул на затухающий огонь Иржи.
– Достаточно. – Он остановил бой. – Йожеф, в отличие от тебя, Иржи, сосредоточен не на дивном художественном полотне, а на тактике боя. Молодец. Отдыхай. Теперь с тобой, художник. То, что у тебя есть, гаснуть не должно никогда. Это первое. Тебе надо медитативно учиться управлять его увеличением или уменьшением. Тренируйся. Это твое задание на дом. И вам обоим – дыхательная гимнастика. Кстати. – Иштван сурово посмотрел на Иржи. – Бросай курить. Тому, у кого силен внутренний огонь, внешний совершенно не нужен.
– Хорошо мастер.
– Спасибо, увидимся завтра.
– Я принесу деньги!
Фаркаш пошел в душ, а Иржи принес флорины.
– Скажите, мастер, что означает огонь?
– Медитируй. Познавай. Спрашивай свою суть. Верь себе. Думаю, ты все скоро узнаешь.
– До свидания, мастер.
Иржи развернулся ко входу в раздевалку, а потом резко повернулся обратно. Иштвана в зале уже не было.
– Пи..ец! – Емко выразил свое отношение к происходящему граф Измирский.
А затем, немного притушив растекшееся по телу пламя, посмотрел на свою ладонь. Веселый оранжевый язычок тут же выбился наружу.
– Не балуйся! – строго сказал Иржи и пошел в душ.
Обед, как всегда, радовал отменным вкусом и изысканностью. Суп из свежих овощей с маленькими мясными ежиками и парой воздушных булочек голодным организмом потребился просто на ура. Телячье рагу в грибном соусе с рассыпчатой вареной картошкой жевалось уже медленней, продлевая удовольствие от самого процесса. А красное сладковатое вино прошлогоднего урожая было просто восхитительным.
– Никогда еще так вкусно не ел! – Мечтательно щуря слипающиеся очи, поведал охранник. – Спасибо, вам, Иржи!
