Текст книги "Книга желаний (СИ)"

Автор книги: Екатерина Лесина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)

– Ну? – Взгляд у Карла не злой, скорее равнодушный. И внимательный. Это только кажется, будто Карл полностью сосредоточил внимание на мне, на самом же деле он видит и контролирует все, происходящее вокруг.

А мне снова страшно, совсем как в Орлином гнезде. Огромный, пустой зал, в углах которого живут тени. Каждый звук либо тонет в полувздохах-полушорохах этих теней, либо громом разносится по каменным плитам. В зале нет окон, а сводчатый потолок похож на грудную клетку диковинного зверя, колонны-ребра врастают в пол, а плоские светильники-позвонки моргают, отчего свет кажется неровным, рваным, как моя рубашка.

Мне одиноко. Мне плохо. Я хочу есть, согреться и спрятаться от этого взгляда. И от этого голоса, который требует от меня невозможного – встать и поднять саблю. Или просто встать, когда сил совершенно не осталось. Или убить. Или еще что-нибудь столь же невыполнимое.

Готова поспорить, Карл прекрасно осведомлен о моих страхах, как и о том, что все происходящее в данный момент мне неприятно. Где-то на задворках сознания мелькнула еретическая мысль, что ему нравится причинять мне боль. Хотя, конечно, глупости, он ведь разделяет эту боль вместе со мной…

– Ближе, Коннован, ближе.

Он встал и теперь смотрел на меня сверху вниз, и я окончательно уверилась, что совершила нечто очень-очень плохое.

– Посмотри на меня.

Не хочу. Но подчиняюсь.

– Итак, Коннован, кажется, я предупреждал тебя, что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя инициировать тех, кто предназначался для Дат-Каор?

Говорил. Теперь я вспомнила, что говорил, но…

– Но ты посчитала себя достаточно взрослой, чтобы переступить через данное правило, так?

Молчу. Я виновата, и ссылаться на обстоятельства и незнание бесполезно.

– Надеюсь, ты достаточно взрослая и для того, чтобы в полной мере отвечать за последствия. А это просто, чтобы в следующий раз ты была немного более внимательной.

Удар был достаточно силен, чтобы я упала, но не настолько силен, как мог бы быть. Щека горит огнем, а рот моментально наполняется горькой, как полынная настойка, кровью.

– А теперь сделай так, чтобы я тебя не видел.

С превеликим удовольствием.

Обиднее всего, что он сделал это перед всеми… теоретически, меня не должно было волновать мнение людей, но практически… практически было больно и чертовски плохо.

Снова больно и снова плохо.

Когда же это закончится?

Я бы вообще ушла из лагеря, потому что смешанное с удивлением сочувствие, которое я читала в людях, ранило едва ли не больше, чем пощечина. Подумаешь, пощечина, ничего нового… царапины от когтей к утру заживут, а вот раненое самолюбие – вряд ли. Я села за краем светового пятна, образованного костром. Спустя минуту рядом присел Рубеус, которого в данный момент мне совершенно не хотелось видеть.

– Покажи. – Он отвел мою руку в сторону и аккуратно, стараясь не причинять боль, провел пальцами по царапинам.

– К утру заживет.

По-моему, подобный ответ не слишком его успокоил.

– Сейчас аптечку принесу.

– Не надо.

– Почему?

– Будет недоволен. – Уточнять, кто именно здесь будет недоволен, не понадобилось. Карл делал вид, что не замечает нас, но – сто против одного – прекрасно все видел и слышал. И я не поручусь, что этот разговор в дальнейшем не будет иметь для меня последствий. Но только как объяснить Рубеусу, что все произошедшее нормально и закономерно, а его вмешательство лишь усугубит ситуацию?

Я молчала. Он молчал. Его рука, сжимающая мои пальцы, была удивительно теплой, и это тепло растворяло обиду. Хотелось уткнуться носом в плечо и сидеть… долго, быть может, даже до рассвета.

Глупость, конечно, стоит сделать что-то подобное, и Рубеус уйдет, а мне не хочется, чтобы он уходил.

– И часто так?

– Бывает.

Проступок определяет наказание. Наказание помогает закрепить урок и в дальнейшем не совершать ошибок. А пощечина – это даже не наказание, а скорее проявление недовольства.

– Больше не будет.

– Пожалуйста, не…

– Ш-ш-ш, Конни, – Рубеус приложил палец к губам. – Не надо нервничать раньше времени. Все будет хорошо.

А я поверила. Мне просто очень хотелось ему поверить.

– Ну, если все обо всем поговорили, – насмешливо произнес Карл, – то, может быть, соблаговолите прояснить несколько моментов? Например, мне очень интересно, как вам удалось выжить?

– Выжить? – Вальрик все-таки не удержался от вопросов. Выглядел он смущенным, хоть и пытался это скрывать.

– Выжить, мальчик, выжить, то есть по-прежнему пребывать в активном состоянии. Замок ведь захватили, правда?

– Правда. – Соглашается князь, проглатывая "мальчика".

– Конечно, правда, я был рядом, когда началась осада. Забавное зрелище. Сколько вам удалось продержаться? День? Три? Пять?

– Много.

– Не хочешь говорить? Это твое право, хотя запомни, что лишние эмоции в отношении событий, которые уже невозможно изменить, мешают адекватной оценке событий, которые еще пока поддаются изменениям. Понятно?

– Более чем, – Вальрик сердится, нервно постукивает пальцами по камню и в то же время старается демонстрировать спокойствие. Зря он так, Карла не проведешь.

– Итак, замок пал, но вы неким образом сумели вырваться из западни. Тайный ход?

– Да.

– Конечно, какой замок без тайного хода. Он ведь просто необходим для спокойствия правителя. Кстати, а что с князем случилось?

– Умер.

– Печальная новость, – Карл откровенно веселился и не давал себе труда скрывать это веселье, Хранителю Южных границ нет дела до человеческих переживаний и обид, он сам кого хочешь обидеть может. – В последнюю нашу встречу, он выглядел неплохо, даже весьма неплохо для человека, злоупотребляющего выпивкой. Я ему еще тогда сказал, чтобы бросал пить, а то подохнет от цирроза, а он, значит, не послушал совета. Или не в выпивке дело?

– Вы встречались с отцом? – К счастью, Вальрик остальную часть сказанного пропустил мимо ушей.

– Встречался, не буду врать. У нас с князем, как бы это объяснить, имелись общие дела…

– Какие? – Тут уже не выдержала я. Плевать на обиду и на то, что я не имею права задавать вопросы Хранителю, тем более сейчас, когда имела неосторожность вызвать его гнев. Но Карл, по-моему, уже не сердится. Паче того, жестом приглашает сесть поближе. Мне не хочется подниматься или пересаживаться, но отказ будет квалифицирован как проявление неуважения.

Карл терпеливо ждал, пока я усаживалась у костра, и только потом ответил.

– Общие, милая девочка, общие дела. Хотя, думаю, тебе можно рассказать. Видишь ли, милое наивное дитя, князь Володар, сам того не ведая, принимал участие в одном весьма важном эксперименте, суть которого заключалась в выявлении возможности создания общего государства… проект в крайней степени увлекательный. К его созданию нас подтолкнула не очень хорошая тенденция: количество да-ори с каждым годом уменьшалось, тогда как популяция Homo sapiens показывала приличные темпы роста. Если условно принять, что в данный момент времени соотношение наших двух видов составляет один к тысяче, то через несколько поколений, ваших поколений, конечно, это будет уже один к ста тысячам. Согласитесь, прогноз печальный. При вашей агрессивности и ксенофобии вы рано или поздно уничтожите всех, кто так или иначе отличается от вас. А численный перевес низводит наше превосходство в знаниях и вооружении до нуля. Понимаете, о чем я говорю?

– О том, что через сотню лет вы передохнете? – Выпалил Вальрик. Вот дурачок, ничему его жизнь не научила. Я тайком показала Вальрику кулак, но тот сделал вид, будто не заметил, зато заметил Карл и улыбнулся.

– Ну что ты, девочка, я не такой зверь, чтобы наказывать несмышленого детеныша за дерзость. Итак, конфликт налицо, а вот относительно путей выхода из него возникают вопросы. Первый: резко сократить численность людей. Это опасно, поскольку рисковать собственным благополучием в случае внезапной гибели всей популяции мы не можем. Второй – увеличить численность да-ори. Это было бы неплохо, но теперь ты сама понимаешь, насколько сложен процесс… воспроизводства. Людям в этом плане гораздо легче. Скажу больше: для многих да-ори процесс инициации не только болезнен, но и смертельно опасен. Имелись прецеденты, когда в случае смерти реципиента, погибал и донор, вероятнее всего это происходило в результате слишком сильной связи между двумя разумами, но вряд ли тебе это интересно… а третий выход, – примирить людей и нас. На первый взгляд – невозможно.

– На второй тоже.

– Не дерзи, мальчик, это невежливо.

Вальрик покраснел, и я вместе с ним, царапины заныли с новой силой и, спасаясь от боли, я попыталась отодвинуться от костра.

– Сиди. – Неожиданно строго велел Карл. – Тебе полезно послушать, а то… взяла волю… ничего, дома вернемся к вопросу твоего воспитания. Сложность задачи с лихвой искупалась грядущей выгодой, обоюдной, прошу заметить, выгодой. Люди получали наши знания, а мы – нужный ресурс. На подготовительном этапе провели сравнительный анализ двух цивилизаций и с удивлением обнаружили, что противоречия не так уж велики, вы многое позволяете правящему классу: право первой брачной ночи… смешно, что этот атавизм прижился… право судить, право казнить, право делать все, что захочет правитель. Причем, учтите, ваши правители не отличаются ни разумностью, ни долголетием. Они постоянно ввязываются в глупые свары друг с другом, развязывают войны, в которых сотнями и тысячами гибнут простые люди. Прибавьте сюда болезни, детскую смертность, гибель от голода в неурожайные годы, разномастных монстров, с которыми ваши правители не желают связываться и многое, многое другое. Не спорю, встречаются среди вас и талантливые вожаки, но увы, век их короток, а после смерти начинается грызня за трон, поскольку наследник в большинстве случаев оказывается слабым, избалованным или еще хуже – психически неполноценным.

– Мрачная картина. – Рубеус решился подать голос, к счастью, Карл не обратил на это внимания, иначе живо растолковал бы, что разговаривать в присутствии Хранителя можно лишь с разрешения Хранителя.

– Мрачная. А теперь представьте, что на место мелких князей, баронов, графов, наместников, воевод и прочих властьдержащих становится да-ори. Его люди – его ресурс, от которого зависит его благополучие, да-ори не ввязываются в свары друг с другом, все спорные вопросы решает либо Хранитель Границы, либо Совет Хранителей. Да-ори не станут бросать людей на штурм соседнего замка из-за клочка земли. Мы вообще не любим конфликтов.

– Да ну? – Не поверил Вальрик.

– Да, мальчик, а ты разве не заметил, что сие чудное создание ввязывается в драку лишь по необходимости? Нам нет нужды доказывать свою силу, ибо любой да-ори изначально сильнее человека, или выяснять отношения между собой. Есть Совет, есть Ата-Кару для тех, кто желает помериться силой, есть Правила. Наше социальное развитие ушло далеко вперед, созданная цивилизация стабильна и если бы не существующие на биологическом уровне связи, мы бы уничтожили ваш вид.

– Это невозможно.

– Возможно, мальчик, возможно. Теперь сложнее, чем тысячу лет назад, но все еще возможно… Не надо так смотреть, это всего лишь голая теория. Итак, что мы имеем? С одной стороны стабильную цивилизацию с жесткими рамками и огромным потенциалом дальнейшего развития. С другой стороны – мощь и количество, удивительные способности к воспроизводству и неискоренимый стадный инстинкт. То бишь в наличии компоненты, смешав которые мы получим идеальное государство, с разумными правителями во главе и сильным, здоровым народом. Мы оберегаем вас от болезней, помогаем отстраивать города, учим и развиваем, а взамен вы поставляете нам необходимый ресурс. Кстати, речь не идет о выборе: каждый десятый или сотый, нет, статистические выкладки показывают, что количества особей с откровенно выраженным девиантным поведением вполне хватит для удовлетворения наших потребностей. Вы все равно приговариваете преступников к смерти, так есть ли разница, каким образом их казнить? Любое социальное явление можно повернуть на пользу обществу, главное – отыскать правильное место в структуре.

– А наверху будешь ты? – Вопрос задал не Морли, не Вальрик, а Рубеус, и тон его выражал… черт побери, ну почему он настолько упрям?

– Я. Члены Совета. Те, кто способен править разумно. Тебя это смущает?

– Да.

– Может быть, ты хочешь озвучить свои возражения вслух?

– Я хочу тебя убить.

Это было произнесено настолько спокойным тоном, что до меня не сразу дошел смысл сказанного. А вот Карл среагировал быстрее.

– То есть, ты бросаешь мне вызов?

– Да. – Подтвердил Рубеус. – Я бросаю тебе вызов.

Он идиот. Он полный идиот.

Он мертвый идиот.

Карл

Это было даже забавно. Вчерашний человек, до конца не расставшийся со своей человеческой сущностью, отягощенный эмоциями и предубеждениями, бросает вызов Хранителю границ. Смешно. Сколько времени прошло с последнего вызова? Лет семьсот? Больше, гораздо больше. Почти тысяча, но тогда вызов бросил собственный валири Карла, умный был мальчик, и боец отменный… а теперь что? Конечно, физические данные у будущего противника неплохие, сразу видно, что монах больше времени уделял тренировкам, нежели молитвам, и не позабыл все, чему когда-то учился в Орлином гнезде, но этого мало, очень мало.

Коннован посерела, она-то хорошо знает, что такое бой с Хранителем, ей пары хороших спаррингов хватило, чтобы убедится в собственной никчемности.

– Значит, ты бросаешь мне вызов?

– Да.

Упрямый взгляд, на лице никаких эмоций, зато аура прямо-таки сияет. Вряд ли Коннован успела объяснить, что да-ори смотрят не на лицо, а на ауру.

– И позволено будет узнать причину?

– Зачем?

– Любопытно, – совершенно искренне ответил Карл. – Вряд ли ты желаешь занять пост Хранителя, или просто победой надо мной повысить собственную самооценку. Для первого варианта ты очень мало знаешь о структуре нашего общества, для второго – слишком умен. Остается третий, предположу, – личная неприязнь.

– Да.

Односложные ответы начали утомлять.

– Итак, я слушаю? Дат-Каор? Кстати, Коннован, вот тебе наглядное подтверждение разумности существующего запрета.

Коннован опускает взгляд, ей не то стыдно, не то страшно… все так же эмоциональна. А ее валири упорно хранит молчание.

– Ну, я жду. Дат-Каор или что-то иное?

– Деревня Аквинтон, уничтоженная тобой около двадцати лет назад. Помнишь?

Аквитон. Ну да, конечно, следовало подумать. Случай рядовой и неприятный. Бродячий торговец – не известно, каким образом ему удалось забраться так высоко – чума, свадьба, невеста, на оголенных плечах которой Карл заметил характерные язвочки, чрезмерно нервный жених… Деревню пришлось уничтожить, и это нанесло существенный ущерб благосостоянию Орлиного гнезда. При строительстве следующей Карл позаботился о дополнительной изоляции.

Противник слушал историю довольно-таки спокойно, даже внимательно, но отменять брошенный вызов не спешил. Впрочем, Карл и не предоставил бы ему подобной возможности. Подобных упрямцев с самого начала следовало учить и учить крепко.

– Значит, чума? – Переспросил этот… Рубеус, точно, его зовут Рубеус, не самое подходящее имя для вампира, но какое уж есть.

– Чума.

– И они были больны?

– Да. Кстати, можешь мне поверить, если бы от этой болезни имелось средство, я бы помог твоим… бывшим родичам. Смерть такого количества людей невыгодна мне как правителю, надеюсь, ты помнишь, о чем мы не так давно говорили. И опять же надеюсь, что сказанное никоим образом не изменит твоих намерений относительно поединка. Нас ведь интересует результат моего поступка, а не причины, не так ли?

– Так.

– Вот и замечательно. Идем дальше. Значит ты, Рубеус, вызываешь меня, Карла Диттера, Хранителя Южных границ, дат-квара Орлиного гнезда, на поединок. Так?

– Так.

– В таком случае ты должен трижды повторить вызов, подтверждая тем самым серьезность намерений. Дальше, поединок идет до победы. Под победой подразумевается либо отказ одного из поединщиков продолжать бой, либо смерть. Первое совсем не исключает второго, более того, очень часто дуэль по личным мотивам заканчивается смертью. Это основные правила. Теперь об оружии. К сожалению дуэльной пары, то есть такой, в которой клинки равны по форме, размеру, весу, плотности, способу заточки и прочим параметрам, мы не имеем, посему обойдемся тем, что есть.

Рубеус кивнул. Он уже проиграл, хотя пока не догадывался об этом. Поединок начинается задолго до того, как дуэлянты выходят на круг. Все, что происходит с момента вызова, является частью поединка, и тот, кто беспрекословно соглашается с каждым словом соперника, проигрывает по определению.

– Далее секунданты должны ознакомиться с оружием противников, чтобы убедится в отстутствии повреждений, или прочих нечестных… моментов. Полагаю, твоим секундантом будет Коннован, это ее обязанность, как вали. Впрочем, ее обязанностью было предостеречь тебя от подобной глупости, но, увы, то ли не успела, то ли ты не послушал. Я же, если позволишь, попрошу в роли секунданта выступить князя Вальрика.

Рубеус снова кивнул. Вообще-то секундант не так и нужен, равно как вся прочая мишура, но пусть уж будет по правилам.

Ровная, гладкая степь была не самым худшим местом для поединка. Здесь у самого подножья скал трава была не настолько высока, чтобы мешать движениям, а плотный дерн приятно пружинил под ногами. Карл с удовольствием вдохнул свежий воздух, провел пальцем по лезвию и постарался выкинуть из головы все, что не касается поединка.

Ата-кару… бой с равным. Бой ради того, чтобы доказать право на власть. Бой ради боя.

Сверчки стрекочут. Камни, расставаясь с накопленным за день теплом, еле слышно потрескивают. Трава, касаясь сапог, шуршит. Звуки и запахи обостряются… Его противник не спешит. Это хорошо. Ата-кару не терпит спешки.

Свист воздуха, рассекаемого палашом, и обиженный звон стали, наткнувшейся на сталь. Удар силен, но Карл с легкостью отбивает его и сам атакует.

Ата-кару – движение. Ата-кару – жизнь. Ата-кару – столкновение. Выпад, выпад, еще выпад. В какой-то момент сабля Карла касается шеи соперника, и кожа вспухает свежей царапиной. И снова танец, снова тишина, разбавленная чьим-то судорожным дыханием. Его противник отступает и зарабатывает еще одну рану.

Потом еще одну. Карл способен убить его, но он не хочет убивать.

Не сейчас.

У него появилась совершенно замечательная идея.

Глава 16

Коннован

Мне было больно наблюдать за поединком. Каждая новая царапина, не опасная для жизни, но вместе с тем раздражающе-болезненная, вызывала желание вмешаться в бой.

Нельзя. Ата-кару – дуэль, Поединок с большой буквы, буквально переводится как "встреча двоих", то есть третьему в круге не место. Впрочем, здесь не было круга, выложенного плиткой или вычерченного на камне, не было балкончиков с идеальным полем обзора, не было дуэльных мечей, коротких, легких и вместе с тем смертельно опасных. Степь, трава, холодный ветер, круглая луна да мы с Вальриком. Князь взбудражен, для него быть секундантом в подобном поединке – честь, он даже не задумывается о том, что погибнет в случае проигрыша Карла. Ата-кару суров. Победитель имеет право требовать не только жизнь побежденного, но и жизнь его секунданта.

Впрочем, Карл не проиграет, а значит, умереть придется мне.

Сколько длится поединок? Не знаю. Чувствую, Рубеус устал, значит, развязка близка.

Палаш Рубеуса взлетает, чуть касается щеки Карла, падает вниз и… конец. Вывернутое запястье и острие у левого глаза. Одно неловкое движение и… смерть.

Карл победил. Карл не спешит принимать решение, позволяя зрителям оценить красивое завершение дуэли.

– Итак, Рубеус, думаю наш с тобо спор можно считать законченным?

Меченый молчит.

– Я победил, и ты это понимаешь. Но согласно правилам Ата-кару, ты должен вслух и при свидетелях признать себя побежденным. Ну? Я жду.

Рубеус молчит. Карл улыбается, и чуть проводит клинком по верхнему веку… намек более чем понятен.

– Я жду.

– Я… признаю… твою… победу.

– Разумное решение. У секундантов возражений нет?

– Нет. – Я отвечаю и за себя, и за Вальрика.

– Идем дальше. Я имею право убить тебя. Я имею право отпустить тебя, но тогда за жизнь придется заплатить. Я решил принять плату. – Карл отступает, позволяя Рубеусу придти в себя.

Впрочем, Рубеус ему и не нужен.

– А ты, Коннован, не желаешь воспользоваться правом секунданта и вызвать меня?

Карл улыбается, он заранее знает ответ, а я не в состоянии отвести взгляда от сабли в его руке. Красивый клинок, в Орлином гнезде много прекрасных клинков… где-то там и мой шамшир.

– Итак? – Карл откровенно насмехается, и чем дольше я буду молчать, тем больнее будут уколы.

– Нет.

– Значит, номинально схватку можно считать законченной, с чем вас и поздравляю. – Карл вскидывает руки вверх, жест миролюбивый… если не знать Карла. – Осталось обсудить одну мелочь. Коннован Эрли Мария, согласна ли ты во исполнение обязательств старшего в паре, взять на себя чужой долг?

– Да.

– Ты хорошо подумала? Обратного пути не будет, а чужие долги куда серьезнее собственных.

– Я согласна.

– Что ж, в таком случае пойдем. Долг жизни – дело тонкое…

Карл был вежлив и деловит, он четко сказал, чего желает, и я согласилась. Жалеть о чем-то поздно, отказываться тоже… черт, ну и влипла же я! Карл удалился, я же только теперь начала понимать, на что подписалась. Догнать? Отказаться? Но я дала слово… и если бы не дала, отказываться – значит подписать приговор Рубеусу.

Идиот, куда он полез!

Зато проблема с транспортировкой к Лане разрешилась, хоть что-то хорошее… нужно думать о хорошем, а не…

– О чем ты думаешь? – спрашивает Рубеус. Говорить ему не хочется, он зол, раздражен, близок к отчаянию и при этом всем пытается показать, что с ним все в порядке. Еще один упрямец. Но вопрос, даже заданный просто так, требует ответа.

– Ни о чем.

– Так не бывает.

– Возможно.

– Я проиграл, – не извинение, не возмущение – голая констатация факта.

– Против Хранителя у тебя не было шансов.

– Почему?

– Карл… он один из первых, понимаешь? Он помнит мир таким, каким тот был до Катастрофы. Он помнит войны, которые шли тогда. Он участвовал в этих войнах, он много раз дрался с теми, кто равен или превосходит его по силе. А потом дрался, чтобы уцелеть, построить замок, стать Хранителем, оставаться Хранителем… У Карла более двух тысяч лет опыта, а у тебя что? Сколько тебе было?

– Тридцать три.

– Тридцать три. А мне казалось, ты старше.

Холодно. А от Рубеуса тянет теплом, живым и спокойным, рядом с ним вообще спокойно. Напоследок Карл посоветовал быть осторожнее, и предупреждение касалось отнюдь не моего задания. Как он сказал? Ах, да "любовь – самая опасная из придуманных людьми игрушек".

– А ты моложе.

– В смысле? – Кажется, я упустила нить беседы.

– Не знаю, у меня просто сложилось такое впечатление. Ты и Вальрик, на самом деле вы очень похожи, хотя глупо сравнивать человека и вампира. Вы оба пытаетесь казаться другими, сильнее, лучше, умнее, хотя при всем этом… – Рубеус замолкает. Некоторое время сидим молча, прислушиваясь к тишине. Люди любезно держаться в стороне, у костра, не мешая разговору. Или просто не желают больше ничего общего со мной.

– Скажи, а ты помнишь прошлую жизнь? Ну, до того, как стала вампиром?

– Помню. – Я не стала уточнять, что эти воспоминания не относятся к категории приятных. Да и смутные они… чуму помню, страх помню, боль помню, а вот лицо матери – нет. Кажется, у нее были каштановые волосы и зеленые глаза… Или голубые?

– А Хранители все такие?

– Какие?

– Жестокие.

– Карл – не жестокий. Он просто… думает иначе. Не о том, как будет лучше для меня, тебя или кого-либо другого, его решения идут на пользу всему народу да-ори, а если получается, что при этом кто-то один страдает, это ведь небольшая плата?

Рубеус не ответил, а я вдруг поняла, что не верю. Вот просто-напросто не верю ни одному своему слову. Точнее, разумом понимаю, что Карл имел полное право использовать меня, Рубеуса, да кого угодно из подчиненных ему сотен, но на душе муторно. Дело не в праве, дело в доверии. Я доверяла Карлу, а он…

А ему глубоко наплевать и на мое доверие, и на мои обиды, и на мое существование в целом. Впрочем, насчет существования я погорячилась, за мной долг.

У Карла тонкое чувство юмора: отправить меня туда, откуда я только-только вернулась.

Странный разговор продолжался. Пожалуй, мне он был нужнее, чем Рубеусу, несмотря на некоторые неудобные вопросы. А может именно благодаря этим самым неудобным вопросам.

– Выходит, я должен тебе жизнь?

– Наверное.

Он кивнул и, достав из кармана что-то, протянул мне.

– Держи.

На ладони лежал круглый медальон на тонкой цепочке. Серебро? Более чем странный подарок для да-ори.

– Жжется, – я слегка преувеличила, жжения не было, так, легкое покалывание, но я не рассталась бы с подарком, даже если бы металл причинял настояющую боль. Медальон старый, возможно даже старше меня, поскольку украшавший его рисунок почти стерся. Мне с трудом удается рассмотреть странное создание – и не зверя, и не птицу, птичьи крылья, львиные лапы и распахнутая в немом рыке клювастая пасть.

– Это грифон, – объясняет Рубеус. – Они когда-то жили в горах, а потом вымерли. Это было давно, еще до Катастрофы. Отец говорил, что когда-то мы умели разговаривать с грифонами, и этот медальон – память о том времени.

Скорее это была память Рубеуса об отце, а значит, я не имею права забирать медальон себе. Чересчур дорогой подарок получается. Но Меченый забрать медальон не согласился.

– Оставь себе.

От его взгляда я теряюсь.

– Отдарить нечем.

Это чистая правда, у меня ничего не сохранилось от той, прошлой жизни. Карл считал, что воспоминания тяготят и мешают обучению, а потому позаботился о том, чтобы у меня не осталось вещей, способных вызвать те самые, тяготящие и мешающие воспоминания.

Медальон лежит на ладони, наверное, надо сказать что-нибудь, но я понятия не имею, что принято говорить в подобных случаях. И совершенно не представляю, что делать с подарком.

– Если в карман положить, тогда жечься не будет. – Подсказывает Меченый. – А в Ватикане все равно заберут, лучше пусть у тебя… ты с нами не пойдешь.

Это не вопрос, это… приказ? Пока я удивляюсь, Рубеус поспешно, точно испугавшись возможных возражений, объясняет.

– Я все равно проиграл. Туда, с тобой мне дороги нет да и не хочу я жить рядом с такими, как этот… А тут война скоро, я же привык воевать.

– А я?

– Возвращайся домой.

Снова долгий внимательный взгляд, на этот раз мне удается выдержать его и даже улыбнуться в ответ, хотя ничего смешного в беседе не было. Мы не так давно говорили на эту тему, вернее, говорила я, а он слушал, только вот не услышал.

– Ты ведь вернешься домой? – Спрашивает Рубеус. – Обещаешь?

При всем желании пообещать не могу. Во-первых, дома у меня больше нет. Орлиное гнездо принадлежит Хранителю, и отказавшись от защиты Карла, я тем самым отказалась и от дома. Вернее я-то ни от чего не отказывалась, но вали отвечает за действия своего валири, а Рубеус бросил Карлу вызов. А во-вторых, есть еще долг и клятва, которую невозможно обойти. Рубеус правильно понимает мое молчание.

– Это связано с поединком и долгом?

– Да. Я должна найти одну вещь.

– Полигон? Или сразу Молот Тора?

– Полигон. – Я не спрашиваю, как он догадался, Меченый умен, а сопоставить факты вроде рассказа Великого Уа, Запретного ветра и Хранителя, совершенно случайно оказавшегося рядом с нашей стоянкой, сумеет и ребенок. Не знаю, зачем Карлу Молот Тора, он не снизошел до объяснений, зато дал четкие инструкции и два месяца времени. Если не успею – мои проблемы.

– Что будет, если ты откажешься выполнять условия сделки?

– Смерть.

– Моя?

– Наша. Ты проиграл в Ата-кару, а я принесла клятву и не сдержала. У нас строгие законы.

Рубеус молчит, мне очень не нравится это молчание и выражение его лица, поэтому поспешно добавляю.

– Я должна идти одна, таково условие.

За все надо платить, девочка моя, в том числе и за самостоятельность, – Карл был предельно серьезн, и от этой его серьезности становилось не по себе.

– На самом деле Пятно не такое и большое, тем более, что если от гор отталкиваться и постепенно расширять радиус поиска… а Полигон – целый комплекс всяческих сооружений… я справлюсь. Да и не так там страшно, как говорят, мы ведь пересекли Проклятые земли. А одна я буду двигаться быстрее, и вообще одной легче о себе заботиться, мне и еды почти не надо, и без воды… Да по сравнению с тем, что было пройтись по незаселенным землям – ерунда. Два дня работы, а потом я вас догоню. Или домой отправлюсь, как ты хотел.

– Врешь. – Ответил он, и я замолчала. А что сказать, когда все и без того понятно? Полигон, может и не иголка, ну так и Пятно побольше обычного стога будет.

– Зато Карл дал кое-что… и теперь я смогу вызвать ветер достаточной силы, чтобы доставить нас… вас к Лане.

Рубеус поднялся. Рубеус ушел. Он о чем-то разговаривал с Вальриком, при желании я смогла бы подслушать разговор, но… но я сидела. Ждала чего-то. Тяжело. Душно. Холодно. А костер совсем близко, огонь как символ не-одиночества. Я больше не хочу быть одинокой и, поднявшись, я подошла к людям. В кармане робкой надеждой на что-то, имени чему еще не было, лежал подарок. Первый подарок за пятьсот лет.

Вальрик

Долг жизни – дело тонкое. Почему-то именно эти слова застряли в голове Вальрика и теперь крутились, точно беличье колесо. Долг – дело тонкое… Долг – дело. Дело – долг. У него тоже есть долг и обязательства, он обещал выжить и сообщить в Ватикан о нападении, и еще отомстить за тех, кто умер.

А вместо этого он согласился быть секундантом на дуэли двух вампиров. Сама схватка оставила у Вальрика острое чувство зависти, помноженное на осознание собственной неполноценности. Теперь он понял, отчего Коннован считала людей медлительными: ни один воин, ни один герой, сколь бы знаменит он ни был, не способен двигаться с такой скоростью.

А потом Рубеус проиграл, и Вальрик окончательно растерялся. Это было неправильно. Это было просто невозможно, поскольку тот, кто сражается за правое дело, обязан победить, ведь сам Господь на его стороне. На деле же оказалось, что Господу нет дела до спора двух вампиров, и значит… значит тот, второй, назвавшийся Карлом, сильнее. И быстрее, и опытнее, и справедливость здесь совершенно не при чем. У да-ори все, как у людей: кто сильнее, тот и правит.

Разочарование было таким острым, что Вальрик отвернулся. Он не хотел становиться свидетелем чужого унижения. То, что происходило дальше, запечталелось в памяти чередой разноцветных горьковатых на вкус картинок, приправленных словами.

Долг жизни – дело тонкое…

Тот, другой, который вышел победителем, увел Коннован. И Вальрик не осмелился пойти следом, потому что тот, другой, умел убивать, а еще от него пахло зеленым камнем, которым гладят, полируют металл, и еще немного дымом и кровью, старой-старой, смешанной с землей, полуразложившейся кровью.