Текст книги "Книга желаний (СИ)"

Автор книги: Екатерина Лесина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)

– Я мог бы судить за совершенное преступление по вашим законам. Виновны все, ибо каждый из вас тем или иным способом причастен к свершившемуся кровопролитию. Однако я решил проявить милосердие. Я, Илым Тор, Видящий Первого Советника Пятого Улья, по делу племени Лунного коня принял следующее решение. Во-первых, все мужчины, достигшие возраста пятидесяти лет, подлежат уничтожению.

По толпе прокатился вздох ужаса, но Илым Тор продолжил:

– Во-вторых, все женщины, достигшие возраста тридцати пяти лет, подлежат уничтожению, как балластный материал популяции.

Второй вздох был гораздо громче первого.

– В-третьих, все, имеющию какие-либо пороки развития, как физического, так и психического плана, также признаются балластом и подлежат выбраковке.

Третьего вздоха не последовало, не было также слез и криков, люди будто бы заранее смирились с участью и теперь принимали ее с коровьей покорностью.

– Те, кого не коснутся перечисленные меры, будут переселены во внутренние земли Кандагара, под постоянный контроль Службы наблюдения. Подобное решение является окончательным и обжалованию не подлежит. – Илым Тор на минуту прервался, окинул толпу внимательным взглядом и продолжил. – Кроме вышеперечисленных мер надлежит казнить зачинщиков мятежа, приведшего к гибели пограничного отряда. Зачинщиками признаны…

Илым Тор спокойно перечислял имена, много имен, очень много имен, Фоме даже показалось, что этот список никогда не кончится.

– Итак. Те, кто подлежит выбраковке согласно стандартнам Кандагара, будут умерщвелны в специальном заведении на внутренней территории Кандагара. Подобная смерть – милосердна и является неотъемлимым правом любого гражданина. Зачинщики мятежа будут наказаны здесь и сейчас. Таково мое решение.

Фоме показалось, что Повелитель улыбается.

Нет, конечно же, показалось, разве можно радоваться грядущей казни?

Вальрик

День отрезвил и успокоил. Вокруг расстилалась бескрайняя желто-сизая и какая-то унылая степь, спину подпирали серые скалы, а над головой на бледно-голубом небе завис желтый шар солнца. Жизнь продолжалась. Морли, устроившись на дне канавы, деловито очищал куртку от грязи, казалось, полученная в бою рана беспокоила его куда меньше грязной одежды. Нарем тут же перелистывал библию, вяло шевеля губами. Сам Вальрик просто лежал, наслаждаясь солнечным теплом и покоем. Конечно же, он не собирался валяться без дела целый день, он лишь немного отдохнет и… и сделает что-нибудь такое, важное, что заглушит чувство вины перед теми, кто погиб.

Хотелось есть, пить и помыться. Треклятая грязь намертво въелась в кожу, вызывая жуткий зуд, заглушавший даже угрызения совести. Уже почти и не больно с того, что умерли… Анджей, Край, Масуд, болтливый Селим… Фома…

Почему не больно? Неужто привык?

Над головой крошечным драконом повисла стрекоза, Вальрику удалось рассмотреть и блестящее синее тело, и крылья, мелькающие в воздухе с сумасшедшей скоростью, и круглые в полголовы глаза. Потом стрекоза улетела, а Вальрик вспомнил старый пруд с заросшими высоким камышом берегами, зеленой, отдающей тиной водой и многочисленной мошкарой, на которую охотились вот такие же стрекозы.

Наверное, где-то поблизости есть вода… пить захотелось с новой силой, и Вальрик, преодолевая лень, поднялся.

– Куда? – Спросил Морли.

– Я скоро, – Вальрик проверил оружие, слегка отряхнул одежду и подумал, что неплохо было бы взять с собой Нарема, но потом решил, что и сам справится. Он же не воевать идет, в конце-то концов, а просто посмотрит, что к чему, и сразу же назад.

Шел он, стараясь держаться в тени скал, маскировка, конечно, слабая, но какая уж есть. Как ни странно, источник обнаружился в сотне шагов от канавы. Прозрачный родничок не только пробил путь сквозь каменное тело гор, но и вылизал, вычистил, до блеска отшлифовал русло ручья. Вальрик напился, наполнил обе фляжки, и даже кое-как умыл лицо.

Ручей серебряной змейкой бежал между камней, и Вальрик, подумав, решил пройти вниз по течению. Шагов через двадцать ручей принял еще две тонкие ленточки воды и стал шире. А еще через двадцать шагов Вальрик едва не наткнулся на людей. Хорошо, голоса загодя услышал, успел отступить и даже найти некое подобие убежища. Впрочем, голоса не приближались, а значит, и их обладатели оставались на том же месте. Некоторое время Вальрик стоял, прислушиваясь, но несмотря на все усилия разобрать, о чем говорят, не удавалось. Пришлось подойти поближе. Один Господь знает, чего это стоило, каждый шаг, каждое движение, каждый удар сердца казались слишком громкими. А меж тем люди, спрятавшиеся между скал, ничего не услышали.

– Варвары, чего тут говорить, – этот голос был громким и сердитым. – Сразу надо было по пятому пункту, а то возились, эндемичная культура, возможное обновление генофонда… Тьфу. А вышло-то что? Что, я тебя спрашиваю, вышло? Два десятка наших положили, как с куста. И ведь додумались же ловушку устроить, и вертолеты посшибали, а это, я тебе скажу, только да-ори умеют… только чего да-ори в этой глуши делать? Нет, на выселение надо все эти племена да под контроль постоянный, что ни говори, а здесь повелители ошиблись.

– Повелители не ошибаются.

– Конечно, не ошибаются. Просто на деле пределы погрешности просчитываемых ими событий оказываются чуть больше предполагаемых.

Вальрик пока мало что понял из разговора, однако уловил, что первый человек к повелителям относится с насмешкой и даже снисхождением, а второй, наоборот, побаивается хозяев.

– Вот ты скажи, какой смысл держать сотню на этом перевале? Что мы сторожим? Проклятые земли? Да мятежники давным-давно в степь ушли, или к этим… христианам. Чего им в Проклятых землях делать-то?

– Не наше дело обсуждать приказы.

– Не наше… наше дело выполнять приказы и помирать, когда придет время. Ну не понимаю я, почему пятьдесят лет – верхний порог. Почему я должен умирать, когда смогу прожить еще десять, а то и двадцать годов?

– В твоих словах, камрад Сол, я слышу эгоизм. Излишнее стремление к удовлетворению индивидуальных потребностей отдельного члена общества нарушает равновесие в этом обществе.

Вальрик хотел подобраться еще ближе, но камни под ногой зашуршали. Черт, плохо, что непонятно говорят. Коннован бы сюда.

– Величайшая сила Империи в единстве. Каждый из нас – кирпичик в ее стенах, но кирпич не способен сам стать стеной, равно как и человек не может быть обществом. Камрад Сол, я вижу твое смятение и оно печалит меня. Ты думаешь о том, что мог бы жить до семидесяти или восьмидесяти лет, однако посмотри, твое существование, твои болезни, тяжким бременем лягут на плечи тех, кого ты любишь. Ты оттянешь на себя ресурсы, необходимые для роста и развития твоих же детей, внуков и правнуков. Научно доказано, что в так называемых "гуманистических" обществах предвоенной эпохи, доля балластного материала в популяции доходила до сорока процентов. Сорок процентов иждивенцев, которых необходимо содержать, кормить, одевать, лечить! Остальные шестьдесят процентов только этим и занимались, вследствие чего культура и экономика подобных структур быстро приходили в упадок. Законы Кандагара разумны – от балласта необходимо избавляться. Тебя пугает возрастной рубеж? Но ты, камрад Сол, имеешь возможность доказать свою необходимость, подай заявку в Популяционный контроль, представь свои работы, план развития… процедура хорошо отработанная…

– И тогда я проживу еще лет пять.

– Срок устанавливает Служба Популяционного контроля. Но ты можешь и не дожить до пятидесяти. К примеру, ты не думал, камрад Сол, что существует определенная вероятность смерти на войне? Согласно статистике в областях повышенного социального напряжения резко возрастает кривая насильственной смерти. Пусть эти варвары не имеют понятия о настоящем оружии, но они неплохо воюют и тем, которое имеется у них в распоряжении.

– Ага, именно поэтому нашу сотню поставили сторожить горы, чтобы варвары не протащили случайно свое секретное варварское оружие. – В голосе камрада Сола звучала такая злость, что Вальрик отступил на шаг назад. Варвары… Это еще разобраться надо, кто тут варвары. Перестрелять бы этих говорунов, да кто знает, вдруг их тут много? Вон "Камрад Сол" – идиотское имя – говорит про сотню, хотя, возможно, и врет. Второй человек, тот, который долго рассказывал про популяции, общества и структуры, снова возразил.

– Приказы Повелителей мудры. Если Повелители говорят, что искомая группа с вероятностью девяносто пять процентов пройдет по данному перевалу, то так оно и есть. А нам остается лишь ждать и выполнить приказ.

– Искомая группа объявилась у кочевников, переполошила стойбище, подняла мятеж и укрылась в степи.

– Это неподтвержденные слухи. До окончания официального расследования любые выводы неправомочны и нелогичны.

– Камрад Эллу, я тебе говорил, что с подобным мышлением у тебя неплохие шансы поднять ранг?

– Спасибо, камрад Сол. Я уверен, что, приложив минимум усилий, и ты займешь достойное место в структуре нашего общества. У тебя высокий потенциал развития, однако, излишняя горячность и некотороя поспешность выводов не способствует его реализации.

Дальше Вальрик слушать не стал. Назад он шел медленно, настороженно вслушиваясь в каждый звук, и думал о том, сумеет ли Коннован снова вызвать того демона, который нынешней ночью перенес их через половину степи.

А если и сумеет, то захочет ли?

И удастся ли пройти к реке без помощи демона?

Глава 15

Фома

Не удасться. Никогда в жизни ему не удасться отделаться от этих воспоминаний. Господь милосердный, если ты есть, если ты и вправду всемогущ и добр, как сказано в Библии, тогда почему допускаешь подобное? Быть может, те люди и провинились в чем-то, быть может, они язычники, нечестивцы, не ведающие имени Твоего, но они же люди, все равно люди, вне зависимости от того, в каких богов верят. И разве за детскую свою веру в Лунного Коня, обитающего посреди Великой Степи, заслуживают они наказания столь ужасного?

Больше всего на свете Фома боялся заснуть, ведь во сне он снова увидит это…

Утоптанная земля, куцая желто-зеленая травка, железные клетки и люди, которые смотрят на других людей, запертых в этих клетках. А третьи люди говорят первым и вторым о смерти. Потом эти третьи приносят оружие, извергающее огонь, и начинают жечь тех, кто заперт.

Фома все успел рассмотреть, до мельчайших деталей, и теперь эти детали упорно лезли из памяти. Огонь был странного белого цвета, а кожа, прежде чем почернеть, покрывалась крупными, водянистыми волдырями, которые затем лопались. Будто сало на сковородке жарить…

Тошнота снова подкатила к горлу. Вроде бы уже и нечем, в желудке пусто, но все равно, приступ за приступом.

Врач сказал, будто у Фомы чрезмерно впечатлительный и легко возбудимый склад личности. Значение этих слов осталось где-то по-за сознанием, а сами они глубоко врезались в память, наравне с воплями тех, кто умирал в железных клетках.

Когда крики стихали, то люди в зеркальных шлемах с нескрываемой брезгливостью вытряхивали останки на землю, и в клетку попадал очередной приговоренный.

Целый день, целый проклятый день Фома стоял на той площади и смотрел, как одни люди убивали других. Убивали не в порыве ярости, не в бою, когда пролитие кровие себе подобного оправдано необходимостью выжить, а в назидание другим.

А один из приговоренных, совсем еще молодой парень, перерезал себе горло, думал обмануть этих… тварей. Повелитель же приказал сжечь его жену. Боже, как она кричала… но никто из толпы не решился заплакать, потому что слезы могли посчитать признаком неповиновения.

А ведь все из-за них, из-за Вальрика, из-за Морли, из-за Селима и самого Фомы. Если бы они не появились в стойбище, если бы не просили о помощи, то ничего бы не было, ни вертолетов, ни расстрела, ни этой жуткой казни.

Им с Селимом отвели отдельную палатку, точно такую, какую они забрали в разграбленном лагере пастухов. Смешно, тогда, помнится, Фома жутко переживал из-за того, что люди убивают людей, и сочувствовал кандагарцам. Теперь вот можно считать, что справедливость восстановлена, кандагарцы с лихвой расплатились.

– Не молчи, – попросил Селим. – Скажи что-нибудь.

Что сказать? Что ему жаль, что так получилось? Что Фома не хотел ничьей смерти? Он всего-то и мечтал, что увидеть живого вампира и написать труд об этих существах, а если повезет, то прикоснуться к утраченным людьми знаниям. Увидел. Прикоснулся. Вон эти знания, железными кольцами сжимают запястья Селима.

– Фома, ты это… в порядке?

Про какой порядок он говорит, когда вокруг все так… страшно? Когда больше всего на свете хочется вернуться в родную библиотеку и спрятаться где-нибудь между полок…

– Фома, посмотри на меня. – Селим не отставал, его назойливое внимание раздражало, Фома хотел было сказать, чтобы Селим отстал, но для этого нужно было открыть рот, а не получалось. Челюсти свело, и вообще он лица не чувствовал.

Пощечину, правда, почувствовал, крепкую и отнюдь не дружескую.

– Ты, как нас сюда привели, сидишь, в одну точку уставившись, и улыбаешься. Я уже и испугался, что все, свихнулся. – Селим не смеялся, он был серьезен, как никогда.

– У нас в деревне был один охотник, так на его глазах медведь товарища егоного задрал, на самом-то ни царапинки, а все одно до конца жизни дурачком стал. Сволочи они. Скоты. Твари ублюдочные…

Запас ругательств бывшего браконьера был неисчерпаем, Фома слушал молча, чувствуя, как потихоньку, с каждым бранным словом, душу отпускает. Оттого, должно быть, и не заметил, как в палатке появился еще один слушатель.

– Законы Кандагара разумны, – спокойно произнес Повелитель, но при этом так глянул на Селима, что тот сразу заткнулся.

– Тем, кто долгие годы жил, не имея представления о законности, тяжело смириться с необходимостью следовать определенным правилам, однако со временем даже упрямые варвары поймут, что именно наши законы позволили Кандагару восстановить былое могущество. Следовательно, наш путь – единственно правильный и возможный, но вы, находясь в шоковом состоянии, не способны к адекватной оценке произошедшего. Поэтому, человек, я прощаю тебе твои слова, однако надеюсь, что тебе хватит разумности не повторять их в другом месте. Вам оказана величайшая честь, люди. Сама Великая Мать Аанья изъявила желание видеть вас.

– И чем вызвана такая честь?

Повелитель в вопросе Селима то ли не услышал вызова, то ли предпочел его не заметить.

– Великая Мать Аанья желает выслушать тех, кому удалось пройти сквозь время. Наверное, вам будет интересно услышать, что южный форпост княжества Русского, известный так же, как крепость Вашингтон, был уничтожен во время первой волны расселения около ста сорока лет тому назад.

После этих слов Фома окончательно уверился, что сошел с ума.

С близкого расстояния железная машина выглядела внушительно, правда кое-где слой черной краски пошел крошечными трещинами, местами облупился, и серебряные озерца металла выглядели этакими проплешинами на темной шкуре монстра. Еще у монстра имелись маленькие крылья и длинные плоские лопасти, прикрученные к рыбообразной голове.

В другой раз Фома непременно написал бы про то, какова дьявольская машина снаружи и изнутри, и про цвет, и про запах, и про то, что лететь ему выпало вместе с Повелителем, и быть может, даже сказал бы что-нибудь этакое, поучительное. В другой раз.

Сто сорок лет. Крепость Вашингтон пала сто сорок лет назад, а это невозможно, и значит Фома тоже жил сто сорок лет назад. Но он ведь сейчас живет, и про крепость все хорошо помнит, и про то, какие у нее стены, сколько комнат, и как угодливо кланялся старый кастелян, встречавший гостей. И князя Володара помнит с его всклоченной бородой и зычным голосом, и осаду помнит. А теперь получается, что все это происходило сто сорок лет назад?

Селим, правда, сказал, что Повелитель наврал про годы, сказал и успокоился. А Фома успокоиться не мог, потому что знал: Илым Тору незачем врать.

Внутри машины было тесно, еле-еле хватило места для Фомы, Селима и пятерых конвоиров. Повелитель занял узкую скамеечку, выроставшую прямо из железного борта, Фома с Селимом устроились на полу.

– Сейчас взлетим. Вам ведь раньше не приходилось подниматься в воздух?

– Нет, – ответил Фома, он хорошо помнил боль и то, что Повелитель не любил и не умел ждать ответов на заданные вопросы.

– Надо говорить "Нет, Повелитель Илым".

– Нет, Повелитель Илым, – послушно повторил Фома, Селим, сидящий рядом, только скривился. Ему-то хорошо, Селим воин, значит, умеет терпеть боль, а Фома – обыкновенный послушник, который попал туда, куда совершенно не хотел попадать. Фоме было страшно и противно от собственного страха, а еще не отпускала мысль про то, что возможно произошла ошибка, и сто сорок лет назад кандагарцы захватили какую-то другую крепость.

Машина загудела, засвистела. Гул нарастал и в какой-то момент железный монстр, вздрогнув всем телом, оторвался от земли.

– Бояться не нужно, машины Кандагара надежны, как и все, что делает Империя. – Илым говорил громко, но гул все равно заглушал некоторые слова, и Фоме приходилось догадываться, что Повелитель имеет в виду.

– Конечно, от варваров трудно ожидать, что они с ходу оценят великолепие и могущество Империи, но я, как гражданин, обязан сделать все, чтобы вы поняли правильность избранного нами пути.

Фома кивнул, прижимаясь к холодной стене. Стена дрожала, пол тоже дрожал, будто вот-вот рассыплется, и в унисон со стеной и полом дрожали колени Фомы. Зато гул стал чуть потише, и Фома получил возможность слышать все, о чем говорил Повелитель Илым.

– Вы – наглядная демонстрация необходимости проведения более детальных исследований территории Юго-Западной Аномалии. Бытует мнение, что земли эти не пригодны для заселения, однако отсутствие достоверной информации не позволяет в полной мере оценить правдивость данного утверждения. Равно как и гипотезы Блан-Макко, согласно которой Пятна представляют собой единую систему субпространства с иными физическими законами. Ваше появление спустя сто сорок лет говорит в пользу данной гипотезы, что влечет за собой проблемы чисто прикладного характера. Измененное пространство с его обитателями может представлять угрозу существованию Империи, посему я буду голосовать за принятие мер по изоляции Пятен. Впрочем, вряд ли вы что-либо поняли… варвары. Должен заметить, что мне повезло наткнуться на экземпляры столь любопытные. Фактор удачи является более стабильной величиной, чем это принято считать… сто сорок лет за один месяц… и при этом никаких видимых отклонений в индивидуальном развитии.

Фома уже понял, что Повелитель Илым в собеседниках не нуждается. Вот отец Евстафий, который периодически заглядывал в библиотеку, тот тоже частенько вслух беседовал, бывало поймает кого из послушников помоложе, посадит перед собой и давай излагать мысли относительно того или иного пункта Священного Писания. К спорам научным ему так легче готовиться было. Видать, Повелитель Илым из той же породы.

– Итак, седьмого июля тысяче семьсот десятого года от создания Империи, варвары уничтожают один из приграничных дозоров Кандагара, при этом трое пограничников убиты на месте, а Властитель, прибывший с инспекцией, захвачен в плен. По неподтвержденным данным он умер после долгих пыток. Империя Кандагара обратилась с нотой протеста и требованием наказать убийц, однако получила отказ. Еще через два дня войска Кандагара пересекли реку Чарушу и высадились на территории Старой Европы. Форпост варваров Вашингтон держался примерно полмесяца месяца, после чего был уничтожен князем, который предпочел убить всех подвластных ему людей, но не отвечать за содеянное. Поскольку захваченная крепость являлась превосходным плацтдармом для дальнейшего продвижения вглубь земель, принадлежащих варварским племенам, Верховной Матерью было принято решение включить данные территории в состав Империи. В то же время поступила информация о том, что в крепости находился да-ори. Данный вид считался вымершим, следовательно, для внесения поправок в план развития Империи необходим был непосредственный контакт с да-ори. По косвенным данным удалось выяснить, что особь вместе с группой людей совершила прорыв за кольцо оцепления. Экспертам удалось установить примерный состав отряда и путь отхода, который, к вящему удивлению, проходил через территорию Аномалии. Было решено заблокировать вероятные выходы из Пятна, подобная выжидательная стратегия позволяла избежать ненужных потерь и сэкономить человеческие и финансовые ресурсы. Отряд не появился ни на одной из существующих точек выхода и после двухлетнего ожидания был официально признан уничтоженным, тем паче, что контакт с да-ори удалось установить другим способом…

– А кого вы сейчас ждали? – Спросил Селим, которому явно надоело слушать Повелителя Илыма, или, может, Селима раздражал тот факт, что история, рассказанная Повелителем, имела серьезные расхождения с реальностью.

Нота протеста… Интересно, можно ли считать войско, подошедшее к стенам Вашингтона, нотой протеста? Наверное, можно. А ультиматум, выдвинутый князю, это должно быть "политически выгодное предложение". В одной из старинных книг, чудом попавших в библиотеку Ватикана, Фома прочел размышления давно умершего философа. Тот философ говорил, будто историю пишут победители, и, похоже, был прав.

– Человек не должен обращаться к тому, кто выше его рангом, без специального на то позволения, – заметил Повелитель Илым. – Но ты, варвар, не знаком с правилами, поэтому на первый раз я лишь укажу на допущенное нарушение. Если же оно повториться, то я вынужден буду сделать вывод, что ты специально не желаешь придерживаться принятых в обществе Кандагара установлений, что в свою очередь будет свидетельствовать о врожденном упрямстве или иных негативных качествах твоей личности. На вопрос я отвечу, данная информация не принадлежит к секретной. Мы никого не ждем. Мы охраняем границы Империи, которые в данный период времени проходят по берегу реки Лана. Однако имеются сведения, что в Каменных холмах укрылся отряд мятежников, виновных во многих преступлениях, вследствие чего мною были предприняты дополнительные меры, чтобы предотвратить побег вышеуказанных мятежников с территории Кандагара. Справделиво будет позволить задать вопрос и твоему спутнику. Итак, я слушаю.

Взгляд у Повелителя холодный, просто таки ледяной, пробирал до самых косточек, и Фома не находил в себе сил сопротивляться ему. Да и вопрос-то был, важный вопрос, который Фома просто не имеел права не задать.

– Что стало с Ватиканом?

– Ватикан – в настоящее время официальная столица автономного варварского объединения федеративного типа, условно нейтрального к Кандагару. По неподтвержденным данным Ватикан обладает высокой степенью агрессии и готовится развязать войну, в то же время он активно сотрудничает с Диктатурой да-ори. Аналитики прогнозируют слияние двух данных структур в одну. Подобная трансформация представляет опасность для Империи, поэтому усиление границ с Ватиканом – жизненная необходимость. Еще один интересный факт, на который следует обратить внимание. В данное время Ватиканом правит Святой князь Олаф, который является прямым потомком князя Сержа, бывшего в свою очередь сыном князя Володара, властителя крепости Вашингтон.

Машину ощутимо тряхнуло, но Фома больше не боялся, он думал о том, как огорчится Вальрик, которому не удасться стать князем.

Коннован

Повторная разведка принесла неутешительные результаты. Мы и в самом деле находились у подножия Каменных Холмов, при этом вожделенная Лана была буквально в нескольких днях хорошего марша.

Лана была за Перекрестком.

Перекресток – самый необычный из всех существующих перевалов. Перекресток состоит из двух абсолютно прямых троп, пересекающихся под прямым углом. При этом Черная тропа ведет в Проклятые земли и формально считается заброшенной, а Белая тропа является известным караванным путем. Вот только сейчас в самом центре Перекрестка, блокируя все четыре направления, стоял лагерь кандагарцев. И судя по некоторой обустроенности, стоял довольно давно.

Я насчитала больше сотни человек, плюс оружие, плюс выгодная позиция… да здесь армию остановить можно, не говоря уже о горстке беглецов. В нашу канаву я возвратилась в подавленном настроении, которое моментально передалось людям.

– Не пройдем, – как-то совсем уж обреченно произнес Морли. – Точно не пройдем.

– Сколько их там?

– Сотня, а то и полторы. Нам хватит.

Все молчали, потому что говорить было не о чем. Поворачивать назад? Глупо. Там то же самое, если не хуже, здесь хотя бы некоторое время можно скрываться среди скал, хотя и это не выход. Идти вперед? Тем более глупо.

– А может, как вчера? – Тихо спросил Вальрик.

– Не получится. Во всяком случае, напрямую через перевал. В обход… возможно, у меня не хватит сил, чтобы контролировать Ветер так долго.

В любом другом месте Ветер играя перенес бы нас над перевалом. В любом другом месте… Черная тропа Перекрестка, являвшаяся продолжением Пятна, была существенным препятствием для ветра. К моим объяснениям люди отнеслись довольно-таки равнодушно, только Морли мрачно спросил, какие еще будут предложения. Судя по молчанию, предложений больше не было.

Сидеть в канаве было холодно, но безопасно. Относительно безопасно: день-два и наше убежище обнаружат, следовательно, за эти гипотетические имеющиеся в нашем распоряжении день-два нужно придумать что-то такое, что позволит нам пройти сквозь заслон противника с минимальными потерями.

Костер, разложенный Наремом на дне канавы, почти не давал ни огня, ни дыма, зато жар от него шел такой, что даже я согрелась.

– Придется все-таки в обход. – Пробормотал Вальрик. – Ну потеряем пару дней, зато потом, на реке, наверстаем. А если около скал идти, в степь не высовываясь, то и заметить нас будет сложно.

– Неплохая идея, более того – единственно правильное в вашей ситуации решение, – раздался знакомый голос. – Добрый вечер.

– Добрый. – Совсем не по-доброму отозвался Морли.

– Здравствуй, Коннован, неужели ты не рада меня видеть? Сиди, сиди, вижу, ты устала… хотя могла бы и поздороваться.

Незваный гость улыбался, а я не находила в себе сил ответить, словом ли, жестом, той же улыбкой, только растерянное сердце ухнуло куда-то в пятки. Наконец, уняв дрожь, я ответила.

– Здравствуй, Карл.

Меньше всего я ожидала увидеть здесь его. Меньше всего я хотела его видеть. Странно… откуда взялась эта неприязнь? Я ведь любила его… ну или не совсем, чтобы любила, это чувство скорее сродни уважению… почитанию… страху. Я боялась? Да, я боялась. Смертельно боялась вызвать его недовольство, неодобрительный взгляд, колючую улыбку или ехидное замечание.

– Позволите присесть? – Он, как всегда, безукоризненно вежлив. Вальрик кивает в ответ и даже подвигается, освобождая место у костра.

– Мило тут у вас, – Карл протянул руки к огню. – Девочка моя, что же ты молчишь? Все-таки не рада? Или сказать нечего?

– Я…

– Как всегда, мычишь, когда же ты научишься разговаривать нормально? Беда с этими женщинами, вечно то из них слова не вытянешь, то наоборот, заткнуть невозможно.

– А вы, собственно говоря, кто? – Морли демонстративно потянулся за ружьем.

– Я? – Карл улыбнулся, раньше эта его улыбка приводила меня в состояние, близкое к обмороку. – Девочка моя, окажи любезность, представь меня своим… товарищам.

Мне моментально стало стыдно: перед людьми за то, что Карл снисходительно называет меня девочкой, перед Карлом, за то, что я на равных общаюсь с людьми, которые для любого иного да-ори являются лишь ценным пищевым ресурсом.

– Итак?

– Карл Эван Тагой Диттер, Хранитель Южных границ, дат-квар Орлиного гнезда.

– Умница, можешь ведь, когда захочешь.

– Вальрик – князь Южного княжества, Морли – святой брат-инквизитор, Нарем – воин из отряда князя.

– Все?

Черт побери, он знает, он точно знает, о чем спрашивает, и спрашивает лишь потому, что мое смущение доставляет ему удовольствие.

– Рубеус. Да-ори Рубеус, мой валири.

– Надо же, – Карл поцокал языком, выражая то ли восхищение, то ли удивление подобным поворотом событий. – Сумела. В полевых условиях, не имея ни малейшего понятия о сути процесса, без тренировок и подготовки… Впрочем, я всегда утверждал, что ты – особенная, а Марек не верил. И что, получилось? Хотя зачем вопросы, сам вижу, что получилось. Что ж, поздравляю, ты стала совсем взрослой. Ты… как там тебя, подойди ближе.

Рубеус не шелохнулся, ну да, он упрям и к тому же привык приказывать, но не подчиняться. Надо было объяснить, что Хранителям границ не перечат – опасно для жизни. Хранители – они сильные, сильнее любого из нас – и умные, иначе не выжили бы. А еще очень болезненно относятся к любому проявлению самостоятельности. Первое, что мне пришлось усвоить в Орлином Гнезде – абсолютная покорность. Любой приказ, любое слово Хранителя – есть закон.

Для меня, но не для Рубеуса.

– Сюда. Подойди, – когда Карл говорит так, лучше не спорить, а еще лучше спрятаться и переждать бурю. Я так и делала, но… но сейчас дело не во мне, на меня Карлу наплевать, его интересует Рубеус, и страшно подумать о том, что произойдет, если Рубеус и дальше станет упорствовать. Но то ли он почувствовал опасность, то ли откликнулся на мой умоляющий взгляд, то ли Господь по-прежнему хранил своего слугу, но Рубеус послушно подошел к Карлу.

Люди не вмешивались, только бы у князя хватило благоразумия… и терпения. Карл уйдет… очень надеюсь, что уйдет, а я останусь и все объясню. Лишь бы только без жертв обошлось, в противном случае моих объяснений никто и слушать не станет.

Впервые мне стало по-настоящему страшно, не за себя – Карл не убивает своих, а я ко всему продолжаю оставаться его валири – но за людей. За медведя-Морли, за хмурого Нарема и особенно за Вальрика, у которого благородства чуток больше, чем мозгов.

– Неплохой экземпляр, – Хранитель границ рассматривал Рубеуса с откровенным любопытством, – монах бывший… у тебя извращенное чувство юмора. На будущее – с этими фанатиками не стоит связываться, некоторые, вместо благодарности, убивают своих вали, но у тебя, как вижу, обошлось. Кстати, я, кажется, тебя знаю… определенно знаю… Ладно. Свободен.

Рубеус снова послушно выполнил приказ, он определенно что-то задумал, в противном случае, откуда такая нарочитая покорность? А Карл переключил внимание на меня.

– Коннован подойди, пожалуйста.

Ну вот, началось. Я с тоской думала о том, что сейчас произойдет. Когда Карл в одном предложении сочетал "Коннован" и "пожалуйста", это означало одно – я снова сделала что-то не так. А за ошибки надо платить.