Текст книги "Злодейка чужого мира (СИ)"
Автор книги: Екатерина Белова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
Этого не может быть. Не должно быть. Такие, как она, не заключают договоров с голосами, не верят в другие миры и уж, конечно, не попадают в них. А если и попадают, то не в героинь и злодеек, а в персонажей третьего плана, которых не видно на галерке. Тихие, скромные и стеснительные, вечно погружённые в свои исследования и книги.
Но она сорвала джек-пот. Попала в местную злодейку. Настоящая мисс удача, взяла первый приз по невезучести.
– Ненавидят-то тебя за что? – хмуро спросила она.
Но голос, принадлежащий истинной Ясмин, не ответил. Он давно ушёл.
Глава 3
Оставшись в одиночестве, она несколько секунд горевала о своей судьбе, но потом бросила это занятие.
Дела сами себя не сделают. Первое, а также второе, третье и единственное, что ей нужно сделать в этом мире – это убраться из этого мира. Она не боец, не ангел и не юрист, у неё нет супер способностей. Ей просто не на кого рассчитывать.
Но если верить Ясмин, в этом мире ее держит договор. Что именно она попросила, если в обмен согласилась пойти в другой мир и рисковать своей жизнью? Чудо?
– Я пройду этот дурацкий квест, – сказала она зло. – И вернусь домой.
А после взяла в руки полевой журнал и открыла тяжелую резную обложку.
День первый.
Седьмой день от начала месяца Ив.
Примул говорил с мастером Белого Цветка наедине, а после говорил со всеми нами, что есть высшая честь для номера ниже Тройки.
Мне доверено вести дорожные записи в свободном формате, дабы мастер не марала нежные ручки и не напрягала ум.
Операция состоит в получении шести биологически активных образцов. С нашей стороны боец, биолог, ремесленник, врач и прислуга (то есть, я).
Войти в Чернотайю, изъять биологические образцы, колосящиеся на приволье, и активировать метку для возвращения в Варду. Правда, Примул забыл сказать, что образцы в зоне биовзрыва, не только колосятся, но и бегают, как кони. Слава соцветию, они тупые и хорошо реагируют на приманки.
Четыре образца мы изъяли уже к вечеру. Осталось меньше половины. Четвёртый образец бесновался и разбил одну из клеток, стабилизировав структуру тела в стальные шипы. Возможно, он был соединён с аллелем железной жабы, способной поднимать определенные химические соединения на поверхность тела, да будет проклят тотем Бересклета на веки вечные. Мы заперли его отдельно от остальных образцов.
Температура чуть выше первой трети.
Ветер со стороны Шелки.
Общий уровень дара – семьдесят.
Уровень опасности – два от десяти.
Климатическая обстановка приемлема
День Второй.
Первый образец (предположительно, дикая малина, мать которой впала в грех с агрессивной сороконожкой 4 класса) увял на глазах. Номер Шесть сказал, чтобы мы не слишком доверяли своим глазам, поскольку не знаем мотивов изменения поведения образца, так что клетку мы не открыли.
Четвёртый образец ко всеобщей радости бежал в неизвестном направлении, поэтому завтра мы снимаемся с места.
Температура выше первой трети.
Ветер со стороны Шелки.
Общий уровень дара – семьдесят.
Уровень опасности – четыре от десяти.
Климатически обстановка приемлема
День третий
Остаёмся на месте. Ясмин сказала, сначала выкопаем Целиатус Кварторум. Поскольку дар взаимодействия с землей достался Номер Семнадцать, то задание ей доверили полностью.
Постфактум. Важно.
Операция началась в двенадцать по часовому календарю Цветущей Астрели. Основной оператор – номер Семнадцать, страховой – Номер Два. Я, служащий седьмого отряда, прикреплённый на период операции к спайке мастера Белого цветка, подтверждаю правомерность составленной связки. В первую треть второго двоечасия дня номер Семнадцать подняла последний пласт, через семь минут четвёртый образец, не замеченный нами, проткнул стальным шипом ее грудь и перебил левое запястье.
Магическое вмешательство произведено номером Шесть в два дневных часа, левое легкое не подлежит восстановлению, в правом обнаружен легочный шунт. Номер Семнадцать переведена на искусственное дыхание, установлена лечебная повязка длительностью на семь солнц. Запястье восстановлено на пятьдесят пять процентов от исходных девяносто семи, восстановлено нейронное полотно на пятьдесят процентов, установлена лечебная повязка, длительностью…
Она закрыла уставшие глаза и отложила книгу.
Значит, был ещё номер Семнадцать, а если верить этому дневнику, то была. Но теперь ее нет. Под закрытыми веками возникло юное ясноглазое лицо, словно кто-то включил в голове диапроектор. Совсем девчонка с коротким хвостиком в походном платье строгой травянистой расцветки, слишком темной для ее весёлой юности.
Легкий ужас коснулся сердца. Здесь произошло что-то действительно плохое, и она, безымянная, маленькая она заперта в чужое тело и не способна к объективному восприятию ситуации.
Она взяла книгу вновь, используя скорочтение, пролистывая незначимые дни. Она должна найти информацию о метке, о своих спутниках. Она должна понимать, насколько опасно находится с ними рядом.
День Четвёртый
Наказан номер Два за провал операции. Магическая плеть, время наказания не зафиксировано. Мое присутствие согласно положению триста четырнадцать, пункту семь, подпункту два не обязательно. Номер Семнадцать получила выговор…
Выговор? Какая-то девочка, лишенная легкого, с кровяным шунтом в груди, умирающая в операционном блоке, получила выговор от своего лощеного мастера Белого цветка. А после та спустила с запястья магическую плеть, маслянисто блестящую семью синими языками и отходила прекрасный номер Два, пока тот не упал перед ней на колени, сдерживая рваные всхлипы. Воображение услужливо включило кадр бледного номер Два, с закушенной губой и синим холодом глаз.
Она засмеялась. К горлу подкатила желчь. Похоже, она – другая она – была душой компании, пока, наконец, не умерла. Она поднесла к лицу запястье, по которому змеился рунический узор, и каким-то незарегистрированных органом чувств поняла, что это та самая плеть.
Всегда с тобой, кисло подумала она.
Зато стало ясно, чего испугался номер Два, когда она лениво почесывала запястье. Боялся снова отхватить люлей от своего доброжелательного мастера.
Вновь пролистнула книгу.
День Седьмой
Темнотайя горит, мы движемся в четвёртый квадрат от востока Шелки, ветер со стороны Ямы. Номер Два беспокоят раны от магической плети. Номер Семнадцать по-прежнему в стазисе. Мастер в дурном расположении духа и торопит нас. Третий образец напал на четвёртый образец, но поранился о шипы. Мы снова разделили их по разным клеткам. Клеток всего шесть, и одна имеет слабый магический запор.
Общий уровень дара сорок девять.
День Десятый
Номер Семнадцать не получается вывести из стазиса. Номер Два беспокоят раны. Скорее всего, его дар вступил в противоречие с энергией мастера и официально в этом нет ни чьей вины. Это очень редкий случай. Дар номера Два не стабилен.
Номер Шесть держится хорошо, но уровень его дара даёт кривую падения. Он берет двойную нагрузку и больше не справляется.
День двенадцатый
Номер Семнадцать мертва. Ясмин сказала оставить ее здесь. Я сделал для неё ивовый кокон и опустил в торфяной грунт, уровень кислотности три с половиной. Вряд ли мы сумеем ее забрать.
Кажется, ее звали Лия. Или Льяна. Она говорила мне своё имя, но я забыл.
Есть ли на этой земле, кто-то бессердечнее нашего мастера?
День четырнадцатый
В копилке новый образец.
Люфтоцветы (пометка: предположительно, люфтоцветы), попавшиеся на свет фонаря, вели себя спокойно, а к ночи распались на микроорганизмы и расползлись по пещере, особенно облюбовав Ясмин. Наверное, потому что у неё глаза все время горят в неправедном негодовании.
Уровень дара менее двадцати единиц. Номер Два насильно заблокирован за безобразный скандал и попытку отнять метку мастера силой. Номер Шесть в тихом бешенстве, но мастер не принимает его всерьёз…
День семнадцатый
Начало месяца Вод. Третьи сутки от начала сезона Дождей, обзор ограничен, передвижение невозможно. Уровень свободного дара даёт держать домовой кокон и держать клетки с образцами в магическом покое. Образец три ведёт себя агрессивно, образец один по-прежнему не функционирует. Оставленные тремя перевалами ранее люфтоцветы добрались до мастера и зацвели. Номер четыре, который удалось вернуть в очередной раз, впал в стазис.
Пришёл сезон Дождей.
День восемнадцатый
Все утро отсаживали люфтоцветы из спальни мастера.
Мастер поймала пятый образец (видовая бамбуковая особь не ниже второго класса, совмещённая с всеядной виверной – беспочвенно агрессивны, склонны к неверным выводам, нападают до начала диалога). Цапнула мастера за предплечье.
Можно ли засчитать это за попытку каннибализма?
Мы остаёмся в седьмом квадрате пустоты. Метка полностью разряжена. Сезон Дождей в разгаре.
День двадцать второй
Припасы закончились, бытовая коробка пуста, из лекарственных средств остались только противоядия и слабый антидот, антибиотики по распоряжению номера Шесть ушли на номер Семнадцать. Номер Шесть по возвращении будет передан комиссии для понижения статуса согласно приказу мастера.
Температура в районе пустоты.
Ветер со стороны Ямы.
Общий уровень дара – девятнадцать.
Уровень опасности – восемь от десяти.
Последняя запись свидетельствовала, что Ясмин перенесла три операции и провела в стазисе неделю. День, когда она пережила нападение, если это было нападение, в дорожном дневнике отсутствовал (первые сутки Золотарника от начала нового исчисления). Это было немного страшно и словно не по-настоящему. На теле не было и следа хирургического вмешательства, только легкая мышечная боль, затихающая, стоило на ней сосредоточиться. Уровень медицины этого мира был высок и не усваивался в голове.
Она закрыла глаза. Она не верила ни в бога, ни в божественное соцветие. Кто бы мог подумать, что однажды настанет день, когда ей захочется помолиться.
– Боже, – шепнула она. – Дай мне выбраться.
Всеобщая ненависть сделалась простой и ясной, как если бы лежала на ее ладони чёрной жемчужиной. Такую не расколоть. Смерть номер Семнадцать, наказание номера Два, истощение и угрозы номеру Шесть.
Сон лёг под веками густой беззвучной темнотой, в которой плавало насмешливое и притягательное лицо ее слуги, и номер Два, стоящий на коленях. Спина, делённая кнутом на кровавые сегменты, постепенно сливалась в пурпурную розу, волосы упали вперёд и закрыли лицо. Она боялась, что он плачет.
– Назовите причину, по который вы хотите жить, – потребовал слуга. Он опирался красивой белой рукой на плечо коленопреклоненного номера Два и мечтательно щурился поверх ее головы. – Хотя бы одну. У вас пять миллисекунд. Ну же!
Она проснулась от обиды. Отчаянно хотелось вернуться в сон, и высказать этому дураку слуге, что за пять миллисекунд она и рта открыть не успеет.
Потом остановилась.
Это просто смешно. Она злится на какого-то картонного слугу, который в свою очередь злится на своего картонного мастера, в теле которого она застряла.
Они все ненастоящие, мелькнула мысль, здесь все нереально. Это сон, фантом, порождение измученного ума, в котором она прячется от собственного горя, изобретая странный и красочный мир. А на деле ее держат в психушке на нейролептиках.
Мелькнула жалкая мысль рассказать все этому жуткому слуге – Слуге – без номера. Исходя из доступной информации, ему она пока ничем не досадила.
Она даже приподнялась в первом порыве. Встать, рвануться, выложить все без утайки. Это было бы таким облегчением.
После осела. Доступной информации было слишком мало для полноценных выводов. Та сладкая темнота из-под ресниц, его ласковая улыбка, от которой веяло сыростью будущего торфяника…
Единственное, на что она могла рассчитывать – это на метку. Неизвестную, не видимую глазу метку, которая сидела где-то в ее… в этом теле.
Она снова закрыла глаза.
– Я не трус, – сказала она в темноту.
Глава 4
Утро было недобрым и темным. Солнце, превозмогая туман, обронило в прорезь окна несколько слабых лучей. После застучал дождь.
Она провела рукой по окну, словно в безмолвной просьбе закрыться, и то послушно сомкнуло прутья. По ногам пробежал холод. Видимо, в дни дождя вентиляция шла понизу.
Ясмин – она решила, что это имя не хуже других – прошла левее и коснулась плетёной стены с такой же немой просьбой открыться. Стена послушно дала просвет размером в четверть метра. Несколько минут Ясмин баловалась, прикасаясь к различным выступам и выемкам плетёного тела дома-кокона.
Нашла ларь с питьевой водой. Узкий длинный короб, в котором хранились шелковые листы ткани всей палитры от палевого до ярко-красного. Запрятанный в самый угол квадрат малахитовой травы, похожей скорее на водоросли, чем на траву, которая, стоило к ней прикоснуться, оборачивалась вокруг тела.
Ясмин из любопытства сунула туда руку, и одна водоросль тут же обвилась вокруг ладони, как плоская змейка. С ладони исчезло пятнышко грязи. Ясмин с удивлением уставилась на чистую руку.
– Хорошая трава, – похвалила она водоросли. – Лежать.
Она дала себе слово прийти к этой травке вечером. Каким бы странным ни был этот мир, он определённо был удобным.
После прошлась вдоль внешней стены и попросила дверь, и едва успела отскочить. Огромный плетёный кокон висел на высоте нескольких десятков метров, вниз катились струи дождя, сливаясь в мутную серую пустоту. Сжала рукой горло, успокаивая сердцебиение. Кокон-дом глухо качнулся, как неповоротливая личинка, закреплённая на стебле собственной паутиной.
С другой стороны, бесшумно разошёлся гигантской шов, в который заглянул ее опасный служка.
– Прекрати, – тихим и страшным голосом сказал он. – Я не бог. Если ты упадёшь, то с тобой в могилу лягут ещё три человека.
У Ясмин сердце заколотилось, как у землеройки. Потом, правда, она вспомнила, что землеройки живут от силы полтора года, и настроение у неё испортилось окончательно.
Таким темпом ее и душить не придётся. Она умрет от тахикардии.
– Стучись, – сказала Ясмин.
Слуга тут же постучал костяшкам пальцев по плетёной стенке.
Лицо – замкнутое и холодное. Глаза, как ночь. Слишком надменный для просто слуги.
Ясмин изучающе взглянула на него. Если она хочет выбраться из этого мира, то должна точно знать, насколько плохи отношения внутри ее группы. Чтобы пройти те испытания, о которых говорила владелица тела, до них надо хотя бы дожить. А это значит, что со сов ми попутчиками придётся договариваться и рисковать.
И она рискнула.
– Мне скучно, – сказала она.
И словно блокируя темную злость, прошедшую густой дрожью по красивому телу напротив, неловко пожала плечами.
– Ты должна составить маршрут, это не скучно, – напомнил Слуга. К удивлению, Ясмин, он прекрасно контролировал раздражение. – Зарядить метку можно только солнцем, а здесь треть суток ливень.
– Мне нужно ещё немного времени, – как можно мягче сказала Ясмин и снова поймала недоуменный взгляд.
Наверное, нужно разговаривать иначе, жёстче. Как это делала настоящая Ясмин. Но она очень быстро снова забудется и станет терпеливой мамочкой. Проще быть собой с самого начала, а если поймают, валить все на кому.
– Я работала над маршрутом весь вчерашний день, – ложь. Во благо. – Чтобы ум работал эффективно его нужно перезагружать, давать послабление. – объяснила она.
– И как ты собираешься это сделать? – недоумение мешалось в Слуге с настороженностью.
– Мы могли бы просто поговорить. О чем угодно.
– Пусть с тобой поговорит номер Два, – сложное выражение лица Слуги сложилось в некоторое подобие усмешки. – Он ранен и не может сопротивляться.
Ясмин нахмурилась.
Прошлая владелица этого – ее – тела была влюблена в этого волшебно притягательного юношу? Со дна мускульной памяти поднялась жаркая истома, словно откликаясь на эту мысль. Страшный и сладкий сон, в котором ид побеждает эго.
Желание подразнить Слугу ещё немного сразу же отступило.
– Просто немного скрасить ожидание, – отказалась она от пикировки, которая могла принести ей новые данные. Но могла и разбудить память тела. Она же рассчитывала на большее. – Ведь если нет солнца…
Если нет солнца – метка не работает. И все, что они могут – просто ждать. Слуга не мог этого не понимать, но, похоже, не желал ее контакта с остальной группой. Но ей необходимо выйти из этой комнаты-тюрьмы! Она больше не могла отсиживаться здесь, где каждый час отдаляет ее от возвращения домой.
– Ну же, – сказала она, тщательно контролируя голос.
Ни просьба, ни приказ, просто слова, в которых нельзя положить двойной смысл.
Судя по взгляду, Слуга всеми силами нарывался на плеть, которую сам же упоминал в дорожном дневнике. Но осторожность победила. Или победил ее, существенно подмоченный, но юридический непоколебимый авторитет.
– Пойдём, – сказал Слуга.
Пропустил ее вперёд, отыгрывая роль джентльмена. Она поймала виском его дыхание, когда протиснулась в распоротый шов прохода.
Мягкая дрожь обняла ее, как тёплая шаль, брошенная на плечи. Он заметил, но не усмехнулся. Посмотрел, как на насекомое.
Ясмин это не тронуло.
Там – в жизни до – она прожила все стадии отвержения и знала наизусть механизм и мотивацию этого явления.
Они молча прошли в помещение, которое вчера ей показалось больше. Тесно, темно.
– Я модифицирую пространство, когда придут остальные, – правильно истолковал ее недовольство Слуга.
На несколько мгновений Ясмин ощутила детское желание поторопить ситуацию. Разбуди! Сделай это немедленно! Нетерпение было ее одним из немногочисленных недостатков, но она умела блокировать негативные стороны своего «я».
Слуга сел напротив и без всякого стеснения принялся истязать ее взглядом. Особое мужское умение вести взглядом сверху вниз, особо отмечая прорехи в броне самообладания жертвы. Девочки обычно ломаются спустя двадцать секунд от начала понимания происходящего. Мальчики, впрочем, тоже. Себя же Ясмин в глубине души причисляла к котикам, и спустя двадцать лет от рождения стыд покинул ее голову. Ее анатомия ничем не отличается от анатомии любой другой женщины. Ее лицо стандартно. В глазах не отражается душа.
Это поэтический самообман про умение читать в душах по глазам. Она лично пережила треть научного симпозиума по сходной тематике. Кажется, они сошлись на том, что эту байку придумали офтальмологи, и ржали, как первокурсники.
– И, о чем бы ты хотела поговорить? – спросил он.
Без иронии. Руки скрещены, ноги тоже, глаза – стекло, за которым только чёрная глухая ночь.
Плохой знак. Возможно, даже опасный.
Ясмин с трудом уговорила себя не менять открытую позу, подавляя желание копирования. Слуга ждёт от неё подвоха, она ждёт от него информации. Замкнутый круг.
– Скажи мне три фразы о себе, и одна из них должна быть правдой. Хочу угадать.
К ее собственному удивлению, ей потребовалось усилие уговорить руки лежать расслабленно, с разомкнутыми ладонями.
В глазах Слуги мелькнуло непонимание. Должно быть, его отношения с настоящей Ясмин включали в себя разговоры другого рода.
– Это просто игра, – тут же пояснила Ясмин. – Способ скоротать время.
Врала, конечно.
Набирала базу знаний.
Слуга взглянул на неё со все той же улыбкой – медленной и жуткой. Но на этот раз в его глазах было любопытство.
– Я твой слуга, я добрый и хороший человек, я – биосочетание человека с аллелем янтарной змеи.
Ясмин вздохнула. Она и не думала, что будет просто.
– Я имела в виду неочевидные утверждения, – бесстрастно заметила она. – Это должно быть что-то, чего я не знаю. Про слугу я знаю, поэтому правда делается автоматически известной.
Слуга посмотрел на неё без всякого выражения.
– Я не хочу говорить тебе правду.
– Мы просто болтаем, – напомнила Ясмин. – Не нужно говорить очень-очень правду. Что-то несерьезное. Мелочь, вроде любви к конфетам.
– Я люблю конфеты, – с охотой отреагировал Слуга. – Я не люблю конфеты, я равнодушен к конфетам.
Лицо у него по-прежнему пустое. Она бы не стала играть с ним в покер. Будь у неё выбор, она бы на одной улице с ним стоять не стала.
Но выбора-то не было. Что поделать…
– Ты не любишь конфеты, – предположила Ясмин.
Слуга промолчал. После, заметив ее вопросительный взгляд, сказал с усмешкой:
– Ты должна угадать правду, но я не обязан говорить, угадала ли ты.
Это было очень близко к тонкой издевке.
«Какой восхитительный мерзавец, – ахнуло ее профессиональное альтер эго, – давненько о нас такие не ломались».
– Хорошо, – покладисто согласилась Ясмин, хотя принять, что он не желает идти ей навстречу было нелегко. – Тогда ты можешь дать три утверждения о чем-либо, и я попробую угадать. Но ты должен сказать, угадала ли я – у загадки должна быть разгадка. Понимаешь?
Ответить Слуга не успел.
– Давай я дам три утверждения, – ядовито заметил номер Два.
Он стоял, прислонившись к древесному выступу, который вытекал из-под его тени чёрной вязаной рябью.
Она не успела заметить, когда он пришёл. И согласиться тоже не успела.
Номер Два шагнул вперёд и наклонился, упершись руками в столешницу. Глаза в глаза, агрессивная поза, волосы кольцами падают на плечо.
– Ты всех достала, ты продолжила операцию, имея на руках раненого члена группы и наполовину пустой резерв, ты – дура.
Краем глаза Ясмин отметила тень, легшую позади и чуть правее от неё. Номер Шесть. Мышцы у неё напряглись от ужаса. Она была в ловушке собственного сочинения. Ее в самом прямом смысле окружили.
Слуга смотрел ей прямо в лицо, считывая язык жестов. Запертым на дне души, даже не профессиональным, а чисто женским чутьем, она вдруг поняла, что миг слабости будет стоить ей жизни.
Ясмин принудила себя успокоиться.
– Последнее утверждение очень общее, перефразируй, – холодно сказала она.
Глаза у номера Два светились в полутемном коконе, как у кошки. На лице отразилось легкое замешательство, словно она обманула его ожидания или отреагировала иначе, чем он привык.
Его взгляд против воли метнулся к ее запястью.
– Ты не имеешь права занимать это место, – без особой уверенности закончил он.
Она кивнула, оставаясь в статичной позе. Напряжение гудело в каждой вене, текло, как электричество по проводам. Вот тот узел на тонкой нити ее пути, слепленный из претензий, ненависти и бессмыслен хождением по Чернотайе.
Три взгляда вонзились в неё, как охотничьи стрелы. Одно неправильное движение, и один из них тренированным псом схватит ее за горло. Ясмин не знала, какое движение будет верным, поэтому не сделала ни одного.
– Какой ты видишь феста группы?
– Каким, – с ненавистью пояснил номер Два. – Это с самого начала должен был быть мужчина.
Слуга сидел так же неподвижно, а номер Шесть застыл за спиной, словно страхуя подельников.
– То есть, я тебе не нравлюсь, потому что я женщина? – уточнила Ясмин.
– Если бы ты была мужчиной, ты бы мне тоже не нравилась. Фест просчитывает риски, фест заботится о группе, фест знает, куда идёт.
– Что происходит с фестом, который не просчитывает риски, не заботится о группе и не знает куда идет?
Боковым зрением она зацепила тень Слуги, который вдруг резко придвинулся и наклонился вперёд, словно она сказала что-то очень его заинтересовавшее. Ясмин чувствовала его взгляд, как маленький ожог на щеке.
Она не может развязать этот узел. Она разрубит его.
Номер Два явно растерялся. Она почти физически чувствовала его недоумение.
– Примул забирает его полномочия, метку и возможность занимать сходную позицию в военно-исследовательском ведомстве и смежных областях на три года.
Номер Два явно цитировал устав, подсказала ей мимолетная вспышка памяти.
– Ты считаешь это наказание достаточным? – уточнила Ясмин.
Номер Два, разом обмякнув, сел рядом. Больше он не смотрел на неё, смотрел сквозь. Дело не в ней. Она понимает.
Пусть теперь это понимает и он.
– Можно подумать, тебя действительно выставят из ведомства, – с добродушной усмешкой сказал номер Шесть.
Она встал так близко, что его дыхание шевельнуло волосы на затылке. Вот это ей уже действительно не понравилось.
Этот медведь нарушил ее чёртову зону комфорта, и Ясмин очень захотела ему об этом сказать. Но осторожность была превыше комфорта.
– В ведомстве закроют глаза на мой просчёт? – спросила она.
– В ведовстве поощряют выгоду.
Это была странная информация. Насколько она помнила из разговора с Ясмин, та относилась к павшему Тотему, ей не прощались ошибки.
Ясмин подождала, но продолжения не последовало.
– Ты должен дать три утверждения, – тихо напомнила она, – Ты дал только одно.
Номер Шесть засмеялся. Смех у него оказался опасным и мягким, как подушка, которую кладут на лицо жертве, чтобы заглушить крики о помощи.
Стул вырос на ее глазах. Тонкий росток пробился из пола, вытянулся и окреп, и свился невообразимой плавной змеей, пока не стал похож на плетёную ракушку. Номер Шесть уселся и долго правил стул под себя, неспешно переваливаясь с бока на бок.
– Дак плевало, родненькая, ведомство наше на жизнь рядового актанта. Главное, чтоб операция была успешная.
На этот раз Ясмин не успела остановить собственное тело, которое развернулось к собеседнику с веселым недоумением.
– Ты добровольно пошёл работать в это ведомство?
Слава соцветию, язык она ещё контролировала, и несколько мгновений переживала острую радость, что изо рта не вырвалось «почему бы тебе не принять постриг, святоша!»
Ее много в чём упрекали. В некрасивости, в прямоте, в молчании, в резкости, в неподчинении. Но ее еще никогда не упрекали в том, что она работает в организации, которая ведёт свои дела недостаточно праведно. С таким же успехом от неё можно требовать хорошей погоды.
Апагогия, ad absurdum!
– Но мы все ещё здесь, – медведь, этот увалень под номером шесть, сверлил ее тяжелым взглядом.
Она почти чувствовала, как поворачивается воображаемое им ребристое жало, пробивая дыру в ее голове.
Но он был прав. При всей своей беспомощности она все ещё фест, который ведёт свою группу в глушь Чернотайи в сезон дождей, с почти истраченным даром, без лечебного ларца, на остатках питательных капсул. Они идут в никуда, тащатся по неизвестной гиперболе в отрицательной части оси координат. Ясмин просто знала это, словно владелица тела передала ей по наследству этот ужасающий багаж знаний.
Почему Ясмин не вернулась? Метка даёт фесту право на единичный возврат. Это знание было доступно ей той частью сути, в которой укореняются самые базовые вещи, вроде умения есть вилкой или заплетать волосы в косу.
Но Чернотайя оставалась для неё темным пятном. Просто место, в котором живет каждый, не вошедший в ранговую систему. Или выбракованный ею. Она воспринимала его, как тёмные воды, в которых ей должно выловить опытный образец.
– Куда мы идём? – с напором спросил номер Шесть. – В сезон дождей невозможно взять образец. Слабые прячутся, сильные получают преимущество.
Ясмин промолчала. Ее целью было погасить конфликт и дожить до завтра. Для начала. Но ответа на этот вопрос у неё не было, а память была тёмной и пустой, как экран выключенного ноутбука.
Номер Два встал, разминаясь, как большой кот, плавно и едва заметно глазу потягивая затёкшие мышцы. Повернулся к Слуге.
– Сколько ещё ты сможешь держать? – в его голосе послышалась застарелая неприязнь, словно фокус его нелюбви сместился с Ясмин на Слугу.
Тот философски дернул белой красивой рукой, словно обозначая незнание пределов собственного дара.
– Ах, мы такие талантливые, – с дурной усмешкой перевел для себя номер Два. – Надрываемся на любимой службе.
Номер Шесть молчал со все той же недоброй улыбкой.
Слуга отвернулся от обоих, словно выключив их, как фоновый шум, и спросил:
– Мастер желает выйти?
Увы. Мастер должна выйти. Она должна увидеть этот страшный и непостижимый мир своими глазами.
Но ей было страшно. Она закрыла глаза и под закрытыми веками лег каменистый холм, по которому весело кудрявились зелёные длинные побеги, ворочая голубыми рупорами цветков, в глубине которых тлел иллюзорный огонь. Обнимали мягкой зелёной плотью встречные камни и вдруг с разбегу ныряли в землю, как в озерную воду. Километровые зелёные червяки с тонким вертлявым тельцем, чьи цветы весьма полезны для поддержания приятной молодости тела. Если она завершит операцию их поимкой, ей простятся незначительные помарки.
Ясмин, словно раздвоившись, одной половиной осознания стояла среди кудрявых цветочных червяков и с ее правой руки тёк синий холодный свет, резавший землю, как меч джедая. Послушный и легкий, повинующийся малейшему движению кисти руки. Она перевернула запястье и поднесла его к глазам, и свет потек в землю, как вода из пробитого кувшина, потому что мысль ее была инертна и нецеленаправленна.
«Нет, – вдруг шепнуло в ее голове. – Нет!»
Ясмин открыла глаза и медленно встала. Это была иллюзия? Предвидение? Память тела? Что значило это «нет»?
Но времени думать не было.
– Мастер желает выйти, – царственно обронила она и подала Слуге руку.
Она решила.
Она станет чертовой Ясмин, пройдёт испытания и вернётся домой.
Глава 5
Перед ней простиралась Чернотайя. Огромная, пугающая и нежная, как едва распустившийся темный цветок, способный увять от слишком настойчивого взгляда.
Дождь стих, пробилось свежее утреннее солнце, от хмурой и мутной зарницы не осталось и следа. Земля исходила мягким паром, отогревая озябшее тело, зияя нагой темнотой, светлая зелень, бегущая из-под ног, чадила мягким светом, многократно отражаясь в бесконечных зеркальцах росы.
Растения, которым Ясмин не знала названия вставали, перед ней причудливыми чудовищами из старых сказок
– Чаровница, – сказала она.
Слово выпрыгнуло из памяти прямо на язык. Нежное полупрозрачное растение в семь метров высотой, любезно изогнутое, словно желающее, чтобы его восхищенно погладили по длинному телу. Растение, посверкивающее алым огнём в неуловимой глубине, похожее на сталлактит, растущий в любой позе и на любой поверхности, только мягкий и приятный на ощупь.
Из недостатков – зверский аппетит. Чаровница сжирала собственных фанатов за считанные секунды, выкачивая лимфу, кровь и тканевую жидкость.
К счастью, при свете дня она была беспомощна и медлительна, как старуха, больная подагрой. Бедная, еле скрючивалась, в попытке поймать добычу, и после отваливалась, не в силах долго хранить форму. Среди Чаровниц было хорошо вить походные гнезда. Будучи едва ли не всеядными, те отпугивали любую агрессивную флору в пределах своего ареала.
Их гнездо, свитое Слугой, покоилось на недосягаемой высоте в расселине горы, имеющей слабый голубоватый отблеск.
«Руда», – отстранённо подумала Ясмин.
Немыслимый объём ресурсов, освоить которые невозможно. Можно лишь крадучись входить в этой мир, отрезанный от цивилизации законом биологического превосходства.
– Хорошо бы споймать один из образцов, пока солнце-то играет, – сказал номер Шесть.
– Смиллы часто прячутся от дневного света в корнях вигийского дуба, – согласился Слуга. – Но смиллы нам не нужны. Лаборатория и сама культивирует их третий год.
