Текст книги "Синдром колдуньи (СИ)"

Автор книги: Екатерина Крылатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Надо, Варвара Ромуальдовна, надо.

– Ну, берите, раз надо. Когда надумаете прекращать курс, воду кефиром разбавляйте, чтобы желудок не посадить, – посоветовала она.

Про «гадкий вкус» было сказано не в бровь, а в глаз. В первый раз Артемия чуть не стошнило от едкой горечи, потом он свыкся, выпивая отвар залпом на выдохе. Голова кружилась обычно по утрам, иногда мутило. Ерунда на постном масле: Воропаев знал, что риска для здоровья никакого. Не он первый, не он последний. До осени, только до осени подождать!..

– Гусь ты, Артемий Петрович, – шипел он, уничтожая следы своего пребывания. – Мерин сивый. Не расскажешь ведь, пока не припечет, трусливая ты скотина!

Но как рассказать ей? Как?! Просто взять и вывалить, как ушат помоев на голову? Оч-чень умно, а, главное, «бла-ародно»!

– С чего ты вообще взял, что там говорится о вас с Верой? – недоумевала Елена Михайловна.

– С того, что я не верю в совпадения.

– А что интуиция?

– Орет благим матом.

Петрова отложила в стопку очередной листок, испещренный таинственными письменами, и взяла следующий. Руны, пентаграммы, непонятные значки и закорючки быстро бежали вслед за стержнем карандаша, но ведьма осталась недовольна.

– Не складывается рисунок, – раздраженно фыркнула она. – В этих троих я уверена, насчет остальных могу только предполагать. Terra incognito, как сказали бы древние римляне.

– Земля неизвестная?

– «Там на неведомых дорожках следы невиданных зверей», – подтвердила Елена Михайловна цитатой из Пушкина. – Для того чтобы всё звери встали на свои дорожки, нужно быть воистину гениальным стратегом! Нужно вершить судьбы, в конце концов!

Артемий еще раз взглянул на латинские названия предполагаемых элементов. Семь. Какой же тогда восьмой? В умозаключениях Елены он не сомневался, такая цепочка была бы наиболее последовательной и логичной. Но что же тогда Ключ к Вратам?

– Я поищу в книгах, – обещала Петрова, – а ты подумай на досуге. Ответ всегда лежит на поверхности, нужно только его разглядеть.

Разглядел. Легче не стало. Ответ действительно лежал на поверхности: на мысль натолкнуло присутствие Пашки в зале суда. Навалилось тогда всё и сразу, вот и встал на «дорожку» недостающий «зверь». Таинственная подруга покойного Громова, сама того не ведая, дала бесценную подсказку. Любительница метафор, блин! Чтоб тебя!

– Интересное решение, – протянула биологичка, словно речь шла о необычной дизайнерской находке. – Возможно, вполне возможно. Ты должен рассказать…

– Я не могу.

– Прекрасно сможешь! Она взрослая женщина…

– Не могу, – упрямо повторил Воропаев. – Потом – возможно, но не сейчас.

– Женский организм коварен, – без иронии напомнила Елена Михайловна, – гораздо коварнее мужского. Решай сам, но не забудь: вареный корень полигимнии – лекарство, сушеный – смертельный яд.

Он вернулся в постель, к Вере. Та безмятежно спала, свернувшись калачиком, и чему-то улыбалась во сне. Требовать от нее полной откровенности, одновременно умалчивая о самом главном – на это способен только ты, Воропаев!

Быть может, я садистка, каких мало, и наглость – второе счастье, но не будете ли вы так любезны поменяться со мной ролями?

«Скажу, – поклялся он, – осенью, когда минует опасность, и мы вместе посмеемся над моей паранойей. Так будет лучше, родная, так будет лучше для всех. Я расскажу тебе всё без утайки, и ты сама для себя решишь: хочешь ли ты этого? Готова ли? А я приму любое твое решение»

***

Самая чудесная неделя моей жизни, как и всё хорошее, слишком быстро подошла к концу. Сегодня мы возвращаемся домой, чтобы нормально выспаться и к утру успеть на работу.

– Не хочу уезжать.

Плоский камень заскакал по морской глади, оставляя круги. За ним с небольшим опозданием прыгал второй, поменьше. Первый замер, дождался, пока с ним поравняется отстающий, и теперь они шлепали вместе.

– Я тоже не хочу, но есть такое замечательное слово «надо».

– А кому оно надо, «надо» это? – вздохнула я.

Камушек, потеряв связь со взглядом, прыгнул пару раз по инерции и пошел ко дну.

– Не хандри! – вместо восклицательного знака – поцелуй в макушку.

– Не хандрю.

– Хандришь. Обычный послеотпускной депресняк, это нормально. Пройдет.

Мы стояли у кромки воды и смотрели, как прячется за горизонт апельсиновое солнце, окрашивая небо и землю в теплые рыжеватые тона. Блики отражались в зеркальной поверхности моря, гладкой и безмятежной, лишь изредка шаловливый морской бриз пускал по воде рябь. Темные точки чаек прочерчивали вечернее небо, а наиболее ленивые расхаживали по берегу. Кругом ни души, только бескрайние морские просторы. Прекрасная и одновременно печальная картина. Я хандрю? Возможно. До отъезда меньше двух часов, как тут не грустить?

Из раздумий вытянул тихий голос Воропаева:

– Момент самый что ни на есть подходящий…

– Для чего?

– Для того, что я должен был сделать уже давно. На горе имени Гайдарева было бы гораздо торжественнее, но забраться туда мы не успеваем. Ладно, оно и к лучшему.

Интригующее начало. Артемий обнял меня за талию, наклонился и шепнул на ухо:

– Ты выйдешь за меня?

Ох! Мысли заметались, как вспугнутые птицы, сердце сладко екнуло. Выйду ли я за него? Конечно, конечно да! Разве тут могут быть альтернативные варианты?

– Да, – пролепетала я, по давней традиции краснея пятнами. Уши горели так, будто вот-вот займутся настоящим пламенем.

– Да?

– Да! – пламя переползло на шею.

– Вера Сергеевна, – его дыхание щекотало висок, поцелуй обжег чувствительную ямочку за ухом, – вы жутко неприличны.

– Почему это?! – мой голос сорвался на фальцет.

– Приличные девушки никогда не соглашаются сразу: они долго раздумывают, мучая себя и предлагающего, чтобы лет через тридцать одарить его своим царским «да». За время ожидания «предлагатель» успевает либо состариться, либо жениться, поэтому шибко приличных девушек обычно сразу по башке, в мешок и в багажник. Как тебе такая перспектива?

Торжественность момента канула в Лету. Впрочем, глупо ожидать «канонического» предложения: во фраке, на одном колене, с вялой розочкой в зубах и бриллиантовым кольцом в шампанском. Которым все постоянно давятся, ага.

– Увы и ах, твоя избранница ж-ж-жутко неприличная девушка.

– Неужели я мог польститься на другую? – Воропаев ловко поймал мою правую руку, коснулся губами тыльной стороны и надел на безымянный палец неизвестно откуда взявшееся кольцо. – Теперь не сбежишь.

Дважды ох! Кольцо сидело так, точно его изготавливали специально для меня. Узкий серебряный ободок – переплетение двух полос драгоценного металла, с тремя небольшими синими сапфирами, центральный камень значительно крупнее остальных. Какое красивое!

– Мамино, – внес ясность Артемий, – фамильная драгоценность, принадлежало еще моей прапрабабке, но как обручальное используется впервые.

– Значит, твоя мама знает… про нас с тобой?

– Знает и жаждет с тобой познакомиться.

– Но ведь она… – я запнулась, – уже знакома со мной.

– Не в качестве моей невесты.

Трижды ох! Марина Константиновна ждет кого угодно, но только не меня. Новость, что случайная спасительница домашнего любимца и практикантка терапевтического отделения претендует на место законного члена семьи, наверняка станет для нее шоком.

– Не станет. Ты ей нравишься.

Надеюсь, это «нравительство» сохранится и в дальнейшем. Я слышала, многие свекрови терпеть не могут своих невесток, особенно если предыдущий брак обожаемого чада сложился не совсем удачно…

– Вер, – он вздохнул мне в волосы, – я люблю тебя. Люблю, слышишь? Впервые в жизни, до поросячьего визга и стрельбы в коленках. И мысли вроде «понравлюсь ли я его маме» тут совершенно неуместны. Понравишься, обязательно понравишься. Если уж ты сумела умаслить Марго, то с матерью проблем вообще не возникнет. Вопрос в другом: понравлюсь ли я твоей маме? Мое положение даже более шаткое, чем твое, так что расслабься. Carpe diem (лови момент – лат., прим. автора) и дыши носом, пока воздух морской.

В этом самом носу и внезапно пересохшем горле предательски защекотало. Жених и невеста – непривычно и дико. И хотя раньше наш статус был менее определенным (ладно, совсем не определенным), принять его было почему-то проще. Мы словно поднялись на новую ступень; страшно и в то же время отрадно. Хорошо так, что пробирает до костей

– Я тебя люблю, – прошептала я сухими губами. Набрала в грудь побольше воздуха и крикнула: – Люблю! ЛЮБЛЮ!!!

«Люблю… люблю…люблю…» – дразнился далекий отзвук. Переполошившиеся чайки с руганью взмыли в небо.

– Ну чего ты орешь?!

Меня резко потянули вниз. Не удержав равновесия, грохнулась прямо на Воропаева. Ах так! Возмутиться (впрочем, как и попытаться взять реванш) мне не позволили, заткнув рот поцелуем. Убойный аргумент ближнего действия, и неважно, что в общественных местах «приличные девушки» себя так не ведут. Мы как-то сошлись во мнениях насчет моей принадлежности к данному подвиду.

– Камни холодные.

– Ну и пусть.

– Не «пусть». Простынешь.

– Я не простужаюсь, помнишь?

– Да?

– Да.

– Вылетело из головы.

– Бывает…

– Давай останемся? Хотя бы до завтра.

– Нельзя, ты же знаешь. Завтра уже четверг, Сологуб ждет и надеется.

– Знаю, но надо было попытаться…

– Не хандри.

– Не хандрю!

– Ну-ну. Вставай.

– Зачем?

– Неужели сложно просто встать, а?

Нет, просто встать мне не сложно. Ох уж этот дух противоречий: сам уложил, а теперь «вставай». Но на душе было так легко и радостно, что вопрос «зачем?» я задала скорее автоматически, нежели из желания получить ответ. Отряхнула светлые летние брюки от налипших песчинок, оправила блузку.

– Закрой глаза.

Послушно зажмурилась и почувствовала, как меня развернули лицом к морю.

– Хорошо. Теперь чуть приподними волосы.

Я поежилась: на шею легло что-то прохладное. Цепочка? Хотела потрогать, но получила невесомый шлепок по руке.

– Трогать не надо. Глаза не открывай.

За спиной скрипнула галька – Артемий отступил на пару шагов назад, затем еще шага на три. Не зная, чего ожидать, я переминалась с ноги на ногу.

– Можно открыть?

– Нет-нет, пока нет. Contra spem spero, de jure in perpetuum!

Эту формулу – магия состояний, – я знала, только не до конца разобралась, в каких именно целях она применяется. Цепочка на шее вдруг потяжелела.

– Судя по экстерьеру, получилось. Чувствуешь что-нибудь?

Жуткий зуд между лопатками и желание почесаться.

– На спину не давит? Голова не кружится?

– Нет. А должна?

– Нет. Потерпи, сейчас будет немного больно.

Я закусила губу, но всё равно айкнула. Ощущение сродни тому, когда накручиваешь на палец прядь волос и от души дергаешь.

– Прости, – он по-прежнему оставался на расстоянии, – иначе никак. Зато теперь ты их чувствуешь.

Кого это «их»? Не удержавшись, открыла глаза и обернулась. Шок похлеще, чем у Марины Константиновны после теоретической встречи с «невесткой». Крылья! Огромные, широко распахнутые белоснежные крылья за моей спиной! От неожиданности подкосились ноги, и я рухнула на колени, уподобляясь падшим ангелам, как их обычно изображают на картинках. За спиной – крылья, в голове – винегрет. Романтика-а!

– Вер? – Воропаев опустился рядом со мной, держа в руке средних размеров белое перо. – Ты как? Сильно испугал, да? Хорошо, что мы на гору не полезли…

Расхохоталась. «А, знаете, я работаю на заводе по производству клея. Мне тут нравится: у нас шоколадные стены, гномики помогают нам расфасовывать товар, на досуге можно кататься на радуге и вообще я – одуванчик…»

– Ok, I am fine. Call nine-one-one, ple-e-ease! – жалобно протянула я, борясь со смехом.

С ума сойти, я смогу летать! На пробу взмахнула правым крылом. Совсем чуть-чуть взмахнула, однако Артемия отшвырнуло потоком воздуха, за малым в море не нырнул.

– Ой, прости-прости-прости!

– Ничего, – Воропаев высушил подмокшую одежду и залечил царапину. – Здесь, конечно, требуется практика. Долгая практика.

– Спасибо! – мне захотелось обнять его, но крылья не позволяли сдвинуться с места. Каждая попытка подняться оборачивалась отбитыми коленями и мощными воздушными потоками.

– Будь добра, сожми в кулаке птичку.

Новая подвеска в мою коллекцию была серебряной чайкой. Стоило сжать птичку, как крылья исчезли с негромким хлопком. Спина перестала зудеть. Артемий успел вылечить мои пострадавшие колени.

– Ты подарил мне крылья, – всё равно что луну с неба. Так не бывает.

– У меня они есть, у тебя их нет – такой расклад нельзя назвать честным. На идею о магии состояний уже давно навела Елена, остальное – дело техники. Взгляни-ка повнимательнее.

Солнце практически село, пришлось сотворить «светляк» на скорую руку. Я повертела в пальцах чайку, стараясь случайно ее не сжать. На первый взгляд, обычное серебро, но если приглядеться, заметны темноватые вкрапления. Примеси?

– Сплав серебра и лунной крошки. Весь запас извел, пока не подобрал температуру.

– А из чего глаз? – аспидно-черная точка с крохотным бликом.

– Ограненный лунный камень. Увы, от полетов недельки две-три лучше воздержаться: крылья должны привыкнуть, хотя формально они уже часть тебя, не отымешь.

– Совсем-совсем?

– Пока ты веришь в меня, любишь и не теряешь надежды. Магия состояний с потолка не берется, – смущенно пробормотал Воропаев. – Я перестраховался.

Неизвестно еще, кто тут перестраховался. Всю гамму моих чувств не описать словами. Подарки не просто дорогие – бесценные, но я буду любить и без них. Не сильнее – сильнее просто невозможно, – но всегда. Навсегда.

– Это твое, – он протянул мне перышко, – нельзя выбрасывать. Маховое перо. Видишь, наружное опахало узкое, а внутренне – широкое? При подъеме крыла во время полета воздух проходит легче. Перья слегка поворачиваются, образуя щели, и создают летательную поверхность. Правда, магическая аэродинамика существенно отличается от птичьей: хвоста-то у нас нет, следовательно, рулевых перьев тоже. Размах крыльев соотносится с размерами тела.

– А какая я птица? Чайка?

– Лебедь. Просто выплавить нормального лебедя куда сложнее, чем чайку.

– А ты?

– Беркут. Ну, орел.

Ясно, «птыца хыщная», парит высоко и клюет метко, питается мелкой живностью.

Его крылья материализовались без кулона или заклинания, одной силой мысли. Размах значительно превышает мой. Темно-коричневые перья переходят в шоколадные, по краям – с золотистым отливом и практически черные у основания крыльев. Красивая птица беркут.

Оказывается, крылом, если знаешь, как им пользоваться, можно обнимать или накрыться от непогоды. Можно складывать, чтобы не мешались и не представляли опасности для окружающих. Но для того чтобы воспарить в небо необходимо долго тренироваться. Нужно уметь, как правильно взлетать, как приземляться, какой брать разбег, как поворачивать и менять высоту. Пилотаж – вообще целая наука, верхней планки нет. Обязательная дисциплина в Академиях: способности Светлого мага с неокрепшими или недоразвитыми крыльями рано или поздно угасают.

– Так что будем летать, – подытожил Артемий, разрешая мне потрогать крыло, – в свободное от работы время… Эй-эй-эй, только не за основание!

– Прости.

– Однажды чуть не остался бескрылым. Щит-то у меня имелся, но крыло сломал. Кости там тонкие, думал, не срастется, однако обошлось.

Я собиралась попросить взлететь, но осеклась: темно, да и пора нам. Завтра рано вставать, а еще доехать нужно. Воропаев вернул свой обычный облик, я подхватила пляжную сумку. Море шумело, прощаясь до новой встречи.

– Готова?

Мы шагнули сквозь пространство во двор «усадьбы». Зажглись питерские фонари, освещая готовый к выезду «Ниссан». Вещи собраны и упакованы, осталось забрать из дома спящего Арчи, и можно отправляться в путь.

«Спящий Арчи» – два ласкающих душу слова. И не просто спящий, а убаюканный лично мною. Обещание Артемий сдержал: научил усыплять щенка с помощью колыбельных и помог исправить музыкальный слух. В последней части он обошелся практически без магии, одной силой убеждения и собственным примером. Большинство волшебников воспринимают звуки и музыку как должное, легко обучаются игре на музыкальных инструментах и неплохо поют от природы. Своеобразный бонус, наравне с цепкой памятью.

Для начала мы просто пели. Всё подряд, от «Ягоды-малины» до «Лесного оленя». Методом проб и ошибок выяснили, что со мной не всё потеряно, и плавно перешли на колыбельные, со словами и без слов. Ну а вложить Силу в музыкальный мотив – дело техники.

– Кофе будешь?

– Не откажусь.

Пока Воропаев пил кофе, я еще раз проверила, всё ли перекрыто и выключено, не забыли ли мы какие-нибудь вещи. Убрав после себя посуду, мы отнесли в машину Арчибальда, заперли двери и обновили охранное заклинание. Оно работало исправно, поэтому лишь подлатали внешний контур. Завтра сюда возвращается Маргарита и ее штат прислуги.

Я бросила прощальный взгляд на дом, на времянку. Сауна с бассейном – непередаваемо, хочется остаться там навсегда! Не зря я лебедь, водоплавающая птица. Век бы из воды не вылезала! Лучшая неделя в моей жизни, ожившая сказка. Надеюсь, мы сюда еще вернемся.

Позвонившая вчера Марго заговорческим шепотом разрешила приезжать в любое время и «вытягивать на природу этого обалдуя», ибо работа в лес не убежит, а от терапии до дурдома один шаг. Я не стала ничего обещать (неудобно ведь), но решила иметь в виду. На всякий случай.

Присели на дорожку, в плетеные кресла на веранде. Время приближалось к девяти, стрекот сверчков и комариный писк прорезали вечернюю тишину. Умопомрачительно пахли цветущие деревья. Май, май! Меньше чем через две недели наступит лето.

– Ты не передумала?

– Насчет твоего предложения или переезда?

На руку приземлился комар. Прошелся по коже, позудел и улетел с недовольным писком.

– И того, и другого.

Неужели сомневается?

– Нет, не передумала. Я ведь ж-ж-жутко неприличная девушка!

Глава шестнадцатая

Обрученные

Вот мы с тобой

обречены -

трава, что ждет удара косой.

Вот мы с тобой

обручены

кольцом разлук и бед полосой.

И. Богушевская

– Дети мои, я собрал вас здесь, чтобы огласить свою последнюю волю, ибо чувствую неизбежное приближение…

– Печорин, хорош нудить! Прощались уже.

Вампир перестал выть и коротко хмыкнул, сунув большие пальцы в карманы линялых джинсов. За его плечами болтался неизменный рюкзачок, остальной багаж давно погружен во чрево поезда «Киров-Москва». Алёна Рейган отчалила неделю назад, и вот теперь пришла очередь Бенедиктовича.

– Обобщая всю эту галиматью, хочу сказать: я не прощаюсь, и вообще, слово «прощай» какое-то тухлое. До свидания, короче. Приезжайте в гости, мы с Рейчел будем рады. С детьми познакомлю.

– И ты заглядывай, наглая морда. Не пропадай, – Воропаев пожал ему руку. – Эх, и кого мне теперь из попоек вытаскивать? Жизнь – боль…

– Фигня вопрос, найдешь кого-нибудь. На худой конец, жену свою споишь, – легкомысленно отозвался стоматолог. – А вот где искать того, кто согласится вытаскивать меня…

Они обнялись, но целоваться не стали. Нано-технологичный, ближе к среднему росту Печорин и высокий, под два метра Воропаев забавно смотрелись рядом. Контрастно, можно сказать. Случайно притянувшиеся противоположности, которые будут сильно скучать друг без друга.

По платформе сновали люди с сумками, рюкзаками и чемоданами, то и дело входя в вагоны и выходя из них. Заплакал ребенок, девочка лет четырех: она боялась огромного пыхтящего поезда. Молодая мамаша, надушенная и химически завитая, пыталась урезонить дочь. Долго и по видимости тщетно, но тут куривший неподалеку тучный мужчина в панамке выругался столь оригинально, что детский плач сменился удивлением. Малышка явно хотела запомнить незнакомое слово, чтобы при случае блеснуть познаниями в песочнице. Завитая мамаша зарделась и утянула ребенка в вагон.

– Заметки для диссертации? – лукаво спросил вампир, обращаясь ко мне. – «Социум как он есть, и с чем есть его». Неплохое название для моей новой книги.

– Вы написали книгу?!

– Планирую написать. Секрет успеха прост – подай приевшиеся мысли под грамотным майонезом, и толпа фанатов верняк порвет тебя на ленточки и сувениры.

Артемий из поля зрения исчез. Растерянно оглянулась, ища его в толпе.

– Отбой, миссис Марпл, на стоянке он. Пакет в машине забыли.

– Ага, – согласилась я, украдкой взглянув на Печорина.

Уезжает. Через десять минут. Насовсем. Как мы без него? Больница осиротеет. Не станет шумных посиделок по выходным, к которым я успела привыкнуть; не к кому заглянуть на обед, когда Воропаев занят или в отъезде. Будет не хватать его шуточек и неиссякаемого оптимизма…

– Не раскисай, – Бенедиктович стиснул меня в объятиях, ободряюще похлопал по плечу. – Думаешь, мне легко вас, непутевых, оставлять? Зато есть стимул приехать в гости, тетку свою московскую навестишь… Ну не реви ты! – пробурчал он с грубоватой заботой. – Не реви, кому говорят! Реветь, друг мой Вера, можно в трех случаях: на свадьбе, после родов и на похоронах. Через первое ты уже прошла, а второе и третье, надеюсь, еще не скоро.

– П-простите, – я шмыгнула носом.

– На твоем месте я бы проверился, – серьезно шепнул он, – слезы без повода наводят на определенные мысли.

– Да проверялась я, проверялась, – с губ сорвался тяжкий вздох, – глухо, как в танке.

– Раз глухо, значит, рано пока. Будет, всё будет, не переживай. Выше нос! – он щелкнул меня по носу. – Вы сначала квартирный вопрос решите, остальное успеется…

– Так, что я пропустил? – из толпы ловко вынырнул Артемий. – Забирай свой пакет. Повезло, что вспомнили. Лучше б ты коньяк забыл!

– Коньяк, Тёмыч, не забывается, как родная мама и весенний призыв. Забирай свою Кончиту Аргуэльо, всю рубашку вон мне обревела.

– Вера?..

– Я в порядке, в порядке, честно. Просто не люблю прощаться…

– И что мне с тобой делать, а? – он привлек меня к себе, игнорируя ехидную вампирскую ухмылку. – Нам ведь еще Марго провожать. Чувствую, там слезы будут обоюдными.

– Блин, братва, хватит канючить! – вмешался стоматолог. – Айда мыслить позитивно и думать о приятном. Тем более, когда есть о чем. Жизнь-то налаживается!

От избытка чувств он обнял нас обоих и зарыдал, весьма натурально. На нашу троицу вся платформа таращилась. Быть может, некоторые даже умилялись – не знаю. Но оставшиеся минуты непозволительно быстро кончились.

Вампир вскочил в вагон в последний миг, не взглянув на прощание, не махнув из окна набиравшего ход поезда. Мы проводили его со спокойной душой, не подозревая, что расстаемся не на месяц и не на год, и что встреча состоится при обстоятельствах отнюдь не дружеских…

– Вот увидишь, через неделю он прискачет обратно. Три маленьких гиперактивных вампирчика с милым характером папеньки и буйным темпераментом маменьки – это тебе не хухры-мухры, – сказал Воропаев, когда мы выбрались на стоянку. – При первой же возможности смоется в гости, и соскучиться не успеем.

Я опустила стекло машины и улыбнулась мужу. Хотелось бы верить…

Три недели ранее

– Мама, папа, познакомьтесь, это Артемий, мой будущий муж. С Ань… Аней они уже знакомы, так что… – я замялась, мечтая поскорей отсюда исчезнуть. – Как-то так…

Тишина в гостиной повисла такая, что впору включать киношную запись сверчков – она звучала бы невероятно уместно. Вытянувшееся лицо мамы не шло ни в какое сравнение с упавшей челюстью Анютки. С языка сестрицы так и рвался пресловутый «писец» в своей исконно-русской форме. Один папа не потерял благодушного настроя и искренне недоумевал, с чего это все вдруг разом замолчали.

– Приятно познакомиться, – Воропаев, что не потерял своего фирменного хладнокровия.

– Взаимно, – отец, что смутно подозревает подвох. Не зря жена молчит, ох не зря.

– Я-а-а… очень приятно! Так вот оно что, – мама. В растерянности, но улыбается вполне естественно. Понимание проступает медленно, идет состыковка разрозненных фактов.

– Писец! То есть, здрасьте, Артемий Петрович! – сестренка в своем репертуаре, но на лицо явный культурный шок. Вот тебе и «молдаванская княжна»!

Я в панике теребила презентованный букет бледно-розовых роз. Мысли в голове прыгали, руки тряслись, а ноги грозили вот-вот подкоситься. В своем репертуаре, да-да.

«Сделай глубокий вдох. Сейчас они отойдут от шока, Светлана Борисовна просветит Сергея Александровича, Анна Сергеевна поднимет с пола челюсть, и всё будет нормально. Не мучай цветы».

– У меня же там котлеты! – мама проворно улизнула на кухню, осмысливать.

Я пристроилась на краешке дивана, Воропаев – рядом со мной. Папа и Анютка остались на своих местах. Сестра поймала мой затравленный взгляд, округлила глаза и одними губами шепнула: «Охренеть!». На большее ее не хватило.

Должна сказать, «маленький семейный ужин» прошел неплохо. Сестрица помалкивала, ковырялась в тарелке, лишь изредка стреляя глазами в нашу сторону. Папа и мама атаковали поочередно, словно играли в пинг-понг. Отец интересовался мягко и ненавязчиво, вопросы задавал из разряда классических. Мать же напирала, как танк Т-34, желая знать абсолютно всё: от первой встречи до планов на ближайшее будущее. Драматическое знакомство в больнице оставило неизгладимый след, о чем она также не преминула вспомнить.

– …Именно тогда я поняла, насколько вы добрый и порядочный человек! – вещала матушка, подкладывая нам всевозможные салаты, два вида курицы, котлеты, рыбу и много-много чего еще. Битком набитый холодильник Риты на этом фоне как-то терялся.

Артемий, слегка ошалевший от такого количества еды, выдал нечто среднее между «гм» и «угу».

Монолог матери плавно перетек к перечислению моих достоинств. Захотелось спрятаться под стол или упасть лицом в салат, дабы скрыть пунцовую физиономию. Анька оживилась и метко пнула меня под столом, папа отдавал должное кулинарным изыскам, а Воропаев внимательно слушал. Слишком внимательно. И, разумеется, не подколоть меня он не мог.

– Сергей Александрович, Светлана Борисовна, я восхищаюсь вами. Воспитать такую замечательную, целеустремленную дочь – это талант.

– Ну что вы, дорогой мой, – приятно смутилась мама, – нашей заслуги в этом практически нет: Верочка сама ищет свою дорогу в жизни, как и любая другая девушка, методом проб и ошибок.

От высокопарных выражений сводило зубы. Мама и Воропаев мило улыбались друг другу, как две сытые гиены. Анька прыснула в стакан с компотом, извинилась и выскочила из-за стола. Прислушавшись, уловила хихиканье в ванной. Смешно ей, видите ли! Зато теперь я могла пинаться, не боясь ненароком задеть сестрицыну ногу.

«Перестань выделываться, а?»

«Извини, не сдержался. Больше не буду»

Как же, не будет он! Вздохнув, я отодвинула в сторону нетронутую тарелку: каждый новый кусок застревал в горле. А завтра… О завтрашнем дне лучше вообще не думать! Боюсь, нам предстоит то же самое, только в роли подопытного кролика придется выступать уже мне.

«Не волнуйся, – он незаметно пожал мою ледяную ладонь, – всё будет хорошо. Разве встреча с моей мамой для тебя страшнее вампиров?»

«По крайней мере, мне не требовалось их одобрение»

«Думай о приятном: после ужина мы едем домой, а завтра суббота»

Как он может быть таким спокойным?! Приятные мысли сделали свое дело: я расслабилась и отпила компота. Чего бояться, неизвестности? Допустим, но встреча всё равно состоится, и в глубине души я даже рада, что она предстоит.

Когда восторги родительницы капельку поугасли, бразды правления принял папа. Ему, как и маме, был интересен гость, и отец будто бы невзначай затрагивал одну тему за другой. Искал, на какую откликнется мой жених. А Воропаев откликался на любую. Начали, как принято, с политики, повышения цен и экономических катаклизмов, затем перешли на медицину, ее состояние и перспективы. Сделали крюк в сторону рыбалки и вернулись к медицине. Я больше слушала, лишь иногда вставляя слово; мама и вернувшая Анютка спали сидя. Зато папа был приятно удивлен и в конце довольно-таки жаркого спора пожал Воропаеву руку.

В который раз подивилась способности Артемия повернуть разговор так, чтобы, говоря о себе, не соврать ни разу и при этом ничего не сказать толком. Признался, что был женат, но развелся. Что сын есть. В конце он официально попросил моей руки, хотя ровно через неделю мы идем в загс. Без церемонии, белого платья и толпы гостей – просто распишемся.

– А где же вы будете жить? – задал ожидаемый вопрос отец. Мама согласно кивнула. Наше упорное желание отказаться от общепринятой свадьбы стало для обоих неприятной неожиданностью.

– Вопрос с жильем практически решен, – Воропаев обаятельно улыбнулся, – на улице не останемся.

– Это не ответ, – настаивала мама, – нам нужно знать точно…

«…Раз уж вы, неизвестно по какой причине, не хотите нормальную свадьбу» – поймала я обрывок мысли.

– Светлана Борисовна, в ближайшее время у нас будет собственное жилье. Квартира уже приобретена, осталось уладить небольшие формальности.

Чистая правда. С недавних пор нам принадлежит крохотная квартирка в Центре, почему-то сразу запавшая мне в душу. Хозяин стремился продать поскорее и потребовал, по сравнению с остальными вариантами, сущие гроши.

– Ну что ж, не в девятнадцатом веке живем, – вздохнула мама, – и наше с тобой одобрение, Сережа, особой роли не играет.

– По-моему, они вполне взрослые люди, Света, – добродушно усмехнулся отец. – Скажи спасибо, что отметились до свадьбы, могли ведь и не сказать.

Мамуля поджала губы. Было видно, что будущий зять ей понравился, одобряет, но подлянки с нашей стороны не ожидалось. Этакая ложка дегтя в бочке меда. Сашка-то обо всех грядущих планах за полгода сообщал – привыкли, разнежились. Добро пожаловать в мой мир!

Остаток вечера вышел несколько скомканным. К счастью, обошлось без демонстрации детских фотографий, караоке и прочих сомнительных удовольствий. Миссия выполнена, приличия соблюдены – пора и честь знать. Родители провожали с непритворным сожалением, приглашали в гости, когда выдастся свободный вечер. После загса, само собой, посидим в «узком семейном кругу». Анька украдкой показала язык. Держу пари, мои старшесестринские акции резко взмыли ввысь: такого финта она не ожидала. Если не зауважала, то во внимание приняла.

– Фууух! – напряжение отпустило как-то разом, по телу растеклась приятная слабость. – Не верится, что мы это сделали!

– Камень с души, верно?

– Не то слово… – я оступилась и за малым не полетела с лестницы. Лифт не работал, поэтому спускались на своих двоих. Или правильнее было бы сказать «четверых»?

– Осторожнее. Давай понесу.

– На руках?

– Могу на шее, хочешь? Или на плечо закинуть.

– Не-не-не, – включила я заднюю передачу, – лучше пешком, а то люди не поймут.

– Какие люди?! Двенадцатый час.

В результате недолгих разборок до машины я «доехала» на закорках. «Усталые, но счастливые, возвращались они домой». До квартиры меня донесли в том же положении, опустив лишь перед порогом. Чинно вошли, разулись, и началось… Не сразу: голодный Арчи требовал внимания. Он, в отличие от некоторых, по званым ужинам не расхаживал. На покрывале в качестве «компенсации» красовались мой растерзанный кроссовок и подсохшая лужица. Добро пожаловать домой, милые хозяева!