Текст книги "Для тебя я восстану из пепла (СИ)"
Автор книги: Екатерина Дибривская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
9. Лада
Из-за волнения всё валится из рук с самого утра. Из-за воспоминаний о прошедшей ночи и не менее восхитительном утре я чрезмерно рассеяна, а с губ не сходит улыбка. Наверняка со стороны я выгляжу окончательно спятившей идиоткой. Возможно, я такая и есть, но мне всё равно. От глупого, беспечного счастья хочется петь и танцевать. Что я и делаю возле плиты или у зоны выдачи.
Редкие посетители сначала поглядывают косо, но вскоре начинают сдержанно улыбаться, словно моё счастье заразно и передаётся по воздуху.
К обеду народ начинает стекаться пошустрее, и я с широкой улыбкой встречаю каждого нового посетителя, но среди них нет того единственного, которого я действительно хочу видеть. Однако вспыхнувшее было разочарование удаётся погасить, стоит мне заметить, что на обед не явились все спасатели из смены Глеба.
Постепенно я запоминаю лица и имена, привыкаю к этому месту и начинаю разбираться, как здесь устроена жизнь. Поэтому отсутствие всей смены вызывает тревогу. Ещё большую тревогу вызывает непрекращающийся снег. Я не представляю, насколько тяжело спасательному отряду выполнять свою работу в таких погодных условиях и насколько это небезопасно. Тревога за Глеба неосознанно крепнет, и я понимаю, что не успокоюсь, пока снова не увижу его. И всё моё чудесное настроение растворяется под действием новых эмоций.
К вечеру единственной новостью в посёлке гремит сообщение, что группа спасателей, отправившихся на поиски пропавших туристов, до сих пор не вернулись, более того, из-за непогоды возникли какие-то неполадки со связью. Я нервно выглядываю в зал на каждый скрип входной двери и лишь больше впадаю в панику, когда обнаруживаю, что очередной посетитель не Глеб.
Меняются люди, мелькают лица, кого-то я уже успела запомнить, в чьих-то пока именах путаюсь. Но всех их объединяет одно: эти люди, спасатели из отряда Глеба или редкие местные жители, охотно делятся со мной новостями. Точнее, их отсутствием.
Когда стрелки часов переваливают за девять, я больше не могу найти для себя занятий в столовой. Всё перемыто, и не один раз. Я медленно тащусь через весь поселок, неосознанно притормаживая возле штаба ПСО, впрочем, зайти не решаюсь.
Дома первым делом перетаскиваю обогреватель в маленькую комнату по соседству с кухней, единственную, окна которой выходят на дом Глеба. Включив его на полную мощь, я кое-как перетаскиваю из спальни кресло, кутаюсь в плед и сажусь перед окном. Боюсь моргнуть лишний раз, уснуть ненароком, хоть от усталости глаза и слипаются. Страшно пропустить возвращение мужчины. Страшно проснуться с утра в неведении. Страшно, что он может не вернуться ко мне.
В какой-то момент я всё же начинаю дремать, а когда открываю глаза в следующий раз, в доме напротив горит свет. Находу сунув ноги в сапоги и накинув на плечи куртку, я бросаюсь к дому Глеба и без стука врываюсь внутрь.
На меня удивлённо смотрит Марина. Она рыскает по кухне, но оборачивается на звук распахнувшейся двери.
– Влада? Что вы здесь делаете?
– А вы? – весьма невежливо отвечаю вопросом на вопрос.
Она морщится:
– Бимка… Глеб оставил его на меня, в штабе, он всегда так поступает, если нужно срочно выдвигаться на сложный вызов. Но сегодня всё идёт через одно место!.. Ребята не выходят на связь уже несколько часов, мне нужно быть на линии, а этот паршивец отказывается есть, лишь лежит и смотрит умирающим взглядом. Вот я и пришла, чтобы взять что-то из еды и специальных вкусняшек, которые Глеб постоянно скупает для него.
– Бедный малыш, он переживает за папочку, – вырывается у меня. – Вы оставили его одного в штабе?
– Нет, конечно. С ним и пришла. Глупый пёс забился под плед на кровати и не высовывается, а мне… Мне нужно возвращаться на смену… Парни в любой момент могут пытаться связаться…
– Я останусь с ним. – перебиваю её. – Ступайте в штаб, занимайтесь своими делами, я присмотрю за Бимо и накормлю его.
– Не думаю, что это будет удобно. Вряд ли Глебу понравится, что чужой человек будет в его доме…
– Бимо знает меня, как и его хозяин. Глеб Денисович очень поддерживал меня всё время, с тех самых пор, как спас, и я должна отплатить ему тем же.
Женщина мнётся, но выхода у неё нет. Ей не хочется возиться с глупым псом Глеба, да и нет у неё времени на этого паршивца.
– Ай, ладно! – цыкает она. – Сейчас нет времени спорить.
– Всё будет хорошо, – успокаиваю я её.
Но женщина перебивает:
– Потом разберёмся. – Она бросает взгляд в сторону большой комнаты, и мне чудится в этом какая-то тоска, безнадёжность. А потом она снова переводит взгляд на меня, и я читаю в её глазах всё невысказанное. – Мне не нравится это. Мы с Глебом… Мы…
– Вам пора вернуться к работе, – говорю ей чуть грубовато. Но мне всё равно. Не хочу думать о Глебе и этой женщине в одном предложении.
– Я хочу сказать, что у нас с Глебом есть все шансы найти поддержку и утешение друг в друге, скоротать вместе остаток дней. Мы подходим друг другу, Влада. И если вы оставите его в покое…
– Марина Сергеевна, вам пора! – перебиваю её. Голос дрожит, выдавая излишнюю эмоциональность. От жгучей ревности к горлу взмывает желчь. – Возможно, спасатели прямо сейчас пытаются связаться со штабом…
Она поджимает губы и, забыв попрощаться, покидает дом Глеба, оставив меня в полном смятении на душе. Я отыскиваю в кухонном шкафчике собачьи лакомства, загребаю полную ладошку и иду в спальню. Забираюсь под плед, ложусь рядом с Бимо, поглаживая его за ушком. Когда глаза привыкают к темноте, я различаю внимательный грустный взгляд Бимо.
– Он вернётся к нам, – шепчу пёсику. Он копошится, подползает ближе и кладёт мордашку на моё плечо, не сводя с меня умненьких бусинок глаз, полных тоски и печали. Тихо поскуливает, словно жалуется, и я обещаю:
– Не волнуйся, малыш, я буду с тобой. Я тебя не оставлю. Мы вместе дождёмся твоего папочку, всё будет хорошо, Бимо, но ты должен покушать, чтобы его не расстраивать… – Тихонько подсовываю ему под нос вкусняшку, и он, продолжая лежать на мне, медленно грызет лакомство. – Вот так, Бимо. Ты такой хороший мальчик, умница!
Скармливаю ему все вкусные кусочки, прихваченные с кухни. Когда он успокаивается и, кажется, так и засыпает, уткнувшись в меня влажным носом, я укладываюсь поудобнее, но сон не идёт. Запах Глеба, которым пропитан весь дом, а особенно – постель, окутывает меня, даря ощущение тепла и уюта, комфорта и безопасности. И он же вызывает глухую тоску на грани отчаянья.
“Пожалуйста, Глеб, вернись ко мне. – молю я мысленно. – Пусть с тобой всё будет в порядке!”
Утро встречает усилившейся метелью. Нервы звенят от напряжения, но я стараюсь сохранять спокойствие, чтобы не пугать Бимо. Собираю с собой еды для пса, с трудом нахожу комплект ключей и запираю дом Глеба. Переодевшись, беру Бимку на поводок, и мы идём через посёлок прямиком к штабу. Отбросив ненужное стеснение, я прохожу внутрь и пытаюсь найти хоть кого-то, пока не натыкаюсь на Марину.
Женщина закатывает глаза и невежливо интересуется:
– Чего притащилась?
– Есть новости? – в тон ей бросаю я.
– Нет никаких новостей. Да даже если бы были, то я ничего не обязана тебе говорить. Ты никем не приходишься ни одному из наших сотрудников.
– Я – соседка Глеба и забочусь о его собаке, – мило улыбаюсь ей. Вот же сука!..
– Можешь оставить пса здесь и считать миссию выполненной, – предлагает она. – И перестань таскаться за Давыдовым, даже для обеспамятевшей бедняжки слишком жалко напрашиваться на внимание мужика и врываться в его дом. Отстань от него!
– А иначе что? – скептически спрашиваю у неё. Она молчит. Тогда я говорю: – Знаете, думаю, если бы у вас были доверительные и близкие отношения с Глебом, вы бы так не переживали из-за нашего общения. Я скажу вам прямо, Марина Сергеевна: я не отстану от Глеба, если он сам об этом не попросит. Я не стану прислушиваться к вашему мнению или мнению кого-либо другого. Двое людей вполне способны разобраться в отношениях без стороннего вмешательства.
Бимо упирается в мою ногу, словно хочет столкнуть с места, увести отсюда. И я разворачиваюсь на пятках, чтобы успеть унести ноги до того момента, как наговорю кучу лишнего.
Внутри клокочет ярость. Злость. Ревность. Но я не собираюсь делать поспешных выводов, пока не поговорю с Глебом. Больше нет.
***
Тогда
Наутро по палатке разнёсся аромат кофе и жареного на костре хлеба. С любопытством приоткрыв глаза, я увидела, как Глеб сооружает бутерброды с сыром, колбасой и помидорами. На небольшом ящике стояли две металлических кружки, от которых и исходил запах настоящего кофе.
Я приподнялась на локтях и нерешительно сказала:
– Доброе утро?.. Что это ты делаешь?
Глеб поднял взгляд и подмигнул с широкой улыбкой:
– Завтрак в постель для моей прекрасной гостьи!
Он приблизился ко мне, нежно поцеловал мои губы, невероятно смущая, но делая это утро прекраснее, чем было секунду назад. Осторожно потянул за руку, помогая подняться, и я села на своей лежанке. Глеб подал мне кружку кофе, бутерброд, и мы завтракали, часто и подолгу переглядываясь, отчего завтрак длился бесконечно долго, ведь жевать и улыбаться одновременно не так-то и просто.
Когда с едой было покончено, мужчина помог мне выбраться из палатки. На полянке уже собралась почти вся наша группа, и я, завидев настороженное лицо подруги, поспешила к Нике.
Мы отправились умываться. Выяснять отношения при других ребятах и, тем более, при Глебе мне не хотелось. Избежать вопросов Ники вряд ли бы удалось. Поэтому я поспешила утянуть её под благовидным предлогом.
Стоило нам только достигнуть умывальников, как подруга набросилась на меня с вопросами:
– Ты что, спала с красавчиком-спасателем? С ума сошла?
– Просто спала. – шикнула я. – Не кричи, Ник. Я просто спала в его палатке. Ничего не было. Он не такой. Он… не станет настаивать. Глеб совсем не похож на других парней.
– Ну ты и наивная! – Откуда не возьмись появилась Лена, подруга Ники. Она высунулась из-за ряда рукомойников с зубной щёткой в руках и окинула меня смеющимся взглядом. – Взрослый мужик, куда более опытный. Никакой он не другой, просто умело разводит тебя на секс, подруга. Сама не заметишь, как окажешься под ним без трусиков. А потом – брошенкой с разбитым сердцем. Скорее всего, он вообще женат, а ты уши развесила.
– Лен, скройся, а? – фыркнула Ника. Схватила меня за руку и потянула за собой, словно тряпичную куклу. – Не слушай её.
– Но ты считаешь, что она права? – тихо спросила я.
– Неважно, что считаю я. Важно, что чувствуешь ты.
– Я влюбилась, Ник, – призналась подруге. – Понимаю, как это глупо и неосмотрительно. Глупо влюбиться в первого встречного. Неосмотрительно влюбиться в такого взрослого и опытного мужчину. И мне действительно страшно, что всё это лишь игра, манипуляция мною с одной-единственной целью. Чтобы затащить меня в койку.
– Ну ты же не собираешься переспать с ним прямо сегодня? – спросила Ника, щёлкнув меня по носу. – И точно не в ближайшее время?
– Конечно, – удивилась я. – Тебе ли не знать.
– Вот и всё тогда. Если он особенный, то настаивать не станет, будет терпеливо ждать, пока ты сама не будешь готова. А если нет, то переключится на кого-то другого и ты всё поймёшь. Всё просто!
Но просто было только на словах. На деле же… я волновалась, впадала в панику от каждого прикосновения Глеба. Слова Лены не шли из моей головы, я постоянно искала во фразах и действиях мужчины двойное дно, фальшь, и это здорово нервировало меня.
Теперь я сбегала в нашу с Никой палатку в числе первых, боясь находиться рядом с Глебом, избегая любой ситуации, когда мы могли бы остаться наедине.
Глеб внимательно приглядывался, но ко мне с расспросами не лез. И это расстраивало ещё больше. Словно такое поведение в достаточной мере доказывало, что я интересовала его только во вполне понятном смысле.
Однако через три дня, когда мы отправились в пеший поход на утес, возвышающийся над Катунью в нескольких километрах от кемпинга, мужчина дождался момента, когда я останусь одна, и спросил прямо:
– Я сделал что-то не так, Лада? Поторопился, испугал тебя? Тебе не понравилось со мной целоваться?
Я недоверчиво хохотнула:
– Шутишь? Всё было очень хорошо: и поцелуй, и завтрак… И ты очень стараешься, даже слишком…
– Но?..
– Я ничего не знаю о тебе. Кроме того, что ты старше, опытней, и всё такое.
– Для этого люди и общаются, – мягко заметил он. – Чтобы узнать друг друга, познакомиться поближе. Это куда важнее поцелуев и всего прочего, физического. Нам некуда торопиться, Лада. Мы никуда не спешим, у нас много времени, чтобы узнать друг друга и постепенно пойти дальше.
– Разве тебя не смущает необходимость ждать?
– А почему она должна меня смущать? – удивлённо вскинув брови, спросил он. – Откуда у тебя такие мысли? Разве я давал тебе повод думать, что мне требуется от тебя физическая близость так скоро? Наоборот, я всячески старался дать понять, с каким трепетом отношусь к тебе…
– Точно, так и есть, – вздохнула я. – Девчонки болтают всякое, вот я и накрутила себя. Даже чувствуя, что ты другой, всё равно накрутила. Я такая глупая!..
– Нет, Лада, ты вовсе не глупая. – возразил Глеб. – Ты правильно опасаешься. Доверять первому встречному крайне неосмотрительно. Бросаться в омут с головой – тоже. Поэтому я хочу, чтобы ты дала мне шанс и мы познакомились поближе, а уже потом ты принимала бы какие-либо решения. Я буду ждать столько, сколько времени тебе потребуется, не стану настаивать на чём-либо, обещаю. Но, пожалуйста, не бойся говорить мне прямо, что тебя беспокоит, и не слушай никого. Двое людей вполне способны разобраться в отношениях без стороннего вмешательства.
Настроение сразу поднялось от его слов. Это же Глеб! Мой Глеб! Удивительный, необыкновенный, тонко чувствующий все мои страхи и сомнения Глеб! Ему важны мои мысли и чувства. И я знала, что могу ему доверять.
Он протянул мне руку, и я без сомнения взялась за неё. Неважно, что думают другие, неважно, что они говорят. Я хотела верить Глебу. И я верила, что он меня не обманывает. Несмотря на колкие взгляды других девчонок, несмотря на обидные шепотки за спиной, которым я не позволяла отравить нечто прекрасное и нежное. Свою первую любовь.
***
Сейчас
Кажется, мир застывает в ожидании вестей. Я прячу Бимо в раздевалке, приношу две тарелки: для воды и еды, обустраиваю грустному пёсику лежанку. Посетителей мало, поэтому мне даже толком не у кого выспросить про пропавших спасателей.
К обеду Бимка начинает скулить за закрытой дверью, вызывая у меня панику. А в следующее мгновение я испытываю облегчение: дверь столовой распахивается и внутрь вваливается человек десять, включая группу пропавших спасателей и самого Глеба.
Я не знаю, куда себя деть, испытывая одновременно и смущение, и радость, и полное, абсолютное непонимание того, как должна себя вести рядом с ним на людях. Хочется броситься к нему на шею и никогда не отпускать, но я сдержанно стою на выдаче, наполняя тарелку за тарелкой и прислушиваясь к разговорам.
Когда передо мной возникает Глеб, губы сами по себе расплываются в улыбке. Мужчина улыбается в ответ:
– Здравствуйте, Влада, – говорит он мне. – Спасибо, что позаботились о моём псе.
– Здравствуйте, Глеб Денисович, – церемонно отвечаю ему, окидывая взглядом сидящих за столом посетителей. Глеб в очереди последний, и я открываю проход в зону кухни и говорю: – Не за что. Бимо просто чудесный, и он действительно очень расстроился. Вам стоит скорее показаться ему.
Глеб усмехается:
– Тогда ведите!
Он проходит мимо, скрываясь за выступом стены, отрезающим зону выдачи от кухни. Я возвращаю на место ограничитель, окидываю взглядом людей и вижу Марину. Она, нахмурившись и поджав губы, недовольно смотрит на меня. Я торопливо шмыгаю за выступ, скрываясь от её взгляда. И тут же врезаюсь в тело Глеба.
Мужчина сгребает меня в объятия. Я оказываюсь прижатой к стене, пока наглые горячие губы зацеловывают моё лицо, а наглые грубоватые ладони бесцеремонно ощупывают моё тело.
– Я боялась за тебя, Глеб, – шепчу ему. Звучит так, словно говорю обиженно, но больше – со страхом. И мужчина понимает всё правильно:
– Пришлось рыскать по ущелью, а там связи нет совсем. Чтобы не терять времени зря, решили заночевать там же, в палатке. С рассветом продолжили поиски, и всё обошлось. Нашли ребят относительно целыми, у одного перелом ступни, перемёрзли, испугались, но теперь с ними точно всё будет в порядке.
– А ты? – дрожит мой голос. – Ты в порядке? Мне было страшно, что ты не вернёшься…
– Со мной всё хорошо, Лада. – торопливо заверяет он, скрепляя слова пламенным поцелуем. – А теперь всё ещё лучше. И будет ещё лучше, если ты согласишься прийти после работы ко мне.
Я внимательно всматриваюсь в его глаза и спрашиваю:
– А как к этому отнесётся Марина Сергеевна?
Брови Глеба удивлённо взлетают вверх, складываясь в аккуратные треугольнички. Он чуть заметно хмурится и спрашивает:
– А нам есть дело до мнения посторонних людей? Не вполне понимаю, почему меня должно заботить чьё-то отношение к моим отношениям. Мужчина я холостой, обещаний никому не давал…
– Я приду. – торопливо перебиваю его.
– Хорошо, – кивает он. – Натоплю баню и приготовлю ужин к твоему приходу. – Он упирается лбом в мой лоб. – Не задерживайся, ладно? Не хочу ещё больше оттягивать то, что планировал делать с тобой ещё прошлой ночью.
Глеб с усмешкой отталкивается от стены, отходит от меня. К щекам приливает жар от его невысказанного обещания. Сердце в груди колотится так, словно выскочит прямо сейчас. Я делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться, и наблюдаю за радостью встречи Бимо с хозяином, с его человеком. Хочется так же, как и пёс, высунуть язык и повиливать задом от счастья, как бы жалко это не выглядело со стороны.
Я неуклюже опускаюсь на колени рядом с Глебом, тискающим довольного питомца, и мужчина одной рукой обнимает меня, а Бимо тычется носом в мою ладонь.
– Вся семья в сборе, – шепчет Глеб, прижимаясь щекой к моей макушке. – Как же хорошо!
В глазах дрожат слёзы, но я изо всех сил стараюсь их не пролить. Лишь сильнее льну к крепкому мужскому телу, кутаясь в его жар и наполняясь счастьем этого неповторимого момента.
10. Глеб
Едва стрелки часов переваливают за семь вечера, меня начинает потряхивать от нетерпения. Закончив строчить отчёты о проведении поисковых работ, я вернулся домой и не знал, чем себя занять. От нечего делать я впервые за долгое время провёл тщательную уборку во всех комнатах, скрутил, чтобы позже хорошенько выбить на снегу, ковры, поснимал на стирку посеревшие от времени тюли, даже вычистил печь.
Минуты тянулись бесконечно. Я приготовил ужин, включил какой-то дурацкий фильм, надеясь скрасить остаток времени до прихода Лады, но не мог усидеть на месте. Отправился навести порядок в бане, перемыл все полки, полы и стены, натаскал воды побольше, подготовил свежие полотенца и простыни.
И вот, уже не зная куда себя деть, я застываю у калитки, выжидательно глядя в сторону дороги. Бимка носится вокруг, очумевший от кучи интересных дел, которые я собирался переделать уже давно, да всё откладывал. Меня мало заботит эстетическая сторона вопроса, но для Лады мне хочется создать некое подобие уюта вокруг. Как минимум навести порядок и чистоту.
Опираясь руками на шаткую калитку, я размышляю, в частности, о том, как долго мыльный пузырь моего внезапного счастья получится беречь от проколов и как отреагирует Лада, когда узнает правду. Решит ли она, что я воспользовался её беспомощностью, соблазнил, заведомо зная, как действовать?.. Подумает ли, что я решил отомстить за наше прошлое – то прошлое, в котором я хотел бросить весь мир к её ногам, как мог, как умел, но она, как оказалось, не нуждалась в этом. То, что я принимал за чистую монету, было жалкой подачкой, девичьим любопытством, последним курортным романом перед вступлением во взрослую жизнь с замужеством на правильном, в отличие от меня, парне, рождении законных наследников – голубых кровей, не иначе; с огромным состоянием, дорогостоящей недвижимостью, приносящими стабильный доход фирмами, дорогущими ресторанами, тряпками из бутиков. Моя сказочная девочка-мечта предпочла привычный мир раю в шалаше, который предлагал я, ничего удивительного, если хорошенько пораскинуть мозгами.
Оттого происходящее здесь и сейчас вызывает отторжение, недоверие, потерю чувства реальности. Словно долбанный сюр, в котором Лада, как богиня с небес, снизошла в мир простых смертных и не морщит нос при виде деревенского клозета. Насколько я идиот, если рассчитываю, что так будет всегда? Что она когда-либо осознанно выберет меня, что снова не сбежит в свою прекрасную жизнь, лишенную забот и хлопот?
Чувствуя, как горечь оседает внутри тяжким послевкусием умозаключений, я отталкиваюсь от забора и зову Бимку в дом. Но не успеваем мы даже дойти до крыльца, как из-за спины меня окликает радостный и довольный голос Лады:
– Глеб! Бимо! Я вернулась с работы!
Пёс срывается с места, убегая встречать свою… подругу, и я оборачиваюсь. Я должен ей сказать. Всё, как есть. Выложить как на духу. Но в памяти звучат, словно намертво оттеснены на закорках мозга, её слова: “Сейчас я словно нахожусь на своём месте. Я просто знаю, что это правильно. Словно я очень давно искала это место и наконец нашла. Словно после долгих лет отсутствия я наконец вернулась домой. Я чувствую лёгкость, чувствую счастье. Возможно, это впервые происходит со мной. Может, я прожила жизнь как узница, вынужденно заточенная в каких-то условиях, которые не приносили мне ни счастья, ни удовольствия? Ты можешь гарантировать, что там, в своей жизни, я была счастлива?”
Нет. Я не могу гарантировать этого. Я ни черта не знал о её жизни до того самого момента, пока не обнаружил её у подножия скал, куда её отправил тот, кто должен был заботиться, любить и исполнять её мечты вместо меня. И даже если мне придётся пожалеть о своём решении – а я точно знаю, что придётся, – я засовываю все тяжёлые мысли и сомнения в глубины своего сознания.
Я буду молчать. Если повезёт – всю нашу жизнь. Не из эгоизма, хоть мне и хочется удержать её рядом, ведь я так долго этого желал. Я сделаю это из любви к ней: чтобы она была счастлива, покуда это возможно, чтобы улыбалась именно так, как сейчас.
Я смогу с этим жить, зная, что она счастлива сейчас, здесь, со мной. А со всем прочим будем разбираться по мере поступления проблем.
Я наблюдаю, как Лада и увивающийся за ней Бимо медленно подходят ко мне, и улыбаюсь, распахивая объятия.
– С возвращением домой! – говорю с удивлением, с особым трепетом, больше не испытывая сомнений. Я просто чувствую, как правильно происходящее. И довольная улыбка торопливо прильнувшей ко мне Лады – лучшее тому подтверждение.
Пока Бимка крутится вокруг наших ног, я помогаю Ладе снять куртку. Девушка потирает озябшие руки, едва скрывая любопытство, оглядывается по сторонам. Она не решается задавать вопросов, поэтому я говорю ей сам:
– Затеял генеральную уборку. Подумал, что принимать в сложившемся за долгие годы бардаке такую важную и очаровательную гостью слишком некрасиво.
– Ой, да не стоило, Глеб! – смущается Лада. – У тебя и так довольно уютно, мило, по-домашнему… В том доме, где я живу, совсем не так! Там чувствуется, что это не мой дом, а здесь… Словом, совсем не так.
– Может, это потому, что тебе больше нравится проводить время со мной, чем в одиночестве? – усмехаюсь я. Она краснеет, стремительно отводит взгляд. – А, понял! Всё дело в Бимо! Это в него невозможно не влюбиться, а я так… огромное приложение к питомцу!
Девушка тихо прыскает, и я не могу сдержать смех. Утягиваю её за руку на кухню, усаживаю на уголок.
– Сейчас я тебя накормлю, а потом искупаю, – говорю, многообещающе поигрывая бровями. – А потом мы займёмся любовью.
– Таков твой план? – улыбается Лада. – Всё ради того, чтобы затащить меня в постель?
– Вспоминая вчерашнее утро, – протягиваю я. Делаю эффектную паузу, выставляя на стол тарелки и блюдо с картошкой и мясом из печи. – Это не обязательно должна быть именно постель. Но обязательно – ты.
Лада закусывает губу. Боже, как мне хочется её поцеловать! Прямо сейчас, невыносимо. И я наклоняюсь к её лицу, даже не пытаясь бороться с этим искушением.
Лада обхватывает ладонями моё лицо, полностью отдаваясь на волю моих губ, моего жадного рта, который не может насытиться приторно-сладким, самым восхитительным вкусом её поцелуев. Слаще мёда. Словно насыщает невиданным дивным нектаром, и все невзгоды жизни отступают, освобождая место чему-то прекрасному, невесомому, лёгкому.
Бимо запрыгивает на уголок и бесцеремонно втискивается на колени Лады, поближе к её тарелке. Вздыхая, я отрываюсь от девушки, выкладываю в собачью миску консервы и ставлю прямо на уголок.
– Давай, дружок, ты будешь ужинать с нами, но своей полезной едой, ладно?
Бимка смотрит в ответ опечаленным взглядом, но садится рядом с нашей гостьей и приступает к еде.
Пока наша еда не остыла, выкладываю по тарелкам и достаю из холодильника банку маринованных огурцов. Уже и не вспомню, кто угостил, но сейчас они кстати: хочется хоть как-то разнообразить её рацион. Свежих овощей и фруктов здесь особо не сыскать в это время года, пусть будет хоть так.
Мы едим молча. При виде её, с удовольствием хрустящей огурчиками и с аппетитом уплетающей мою стряпню, небольшое волнение сходит на нет. Невольно ожидаю того момента, когда она скривит лицо, осознав, как сильно эта жизнь – моя жизнь – отличается от мира, в котором она привыкла жить, как многого она лишилась из-за моего молчания. И тут же одёргиваю себя: если я прав, Лада вполне реально могла оказаться в психушке или вообще в могиле. Её безопасность и жизнь куда важнее моих раненых чувств, когда всё закончится – логически верно, но так чертовски неправильно по-человечески.
Видимо, что-то такое отражается на моём лице, поскольку Лада откладывает в сторону вилку.
– Что-то не так?
– Всё в порядке, – отмахиваюсь я.
– Я же вижу, что это не так. – Лада быстро протягивает руку и сжимает ею мою. – Думаешь о последней рабочей миссии? Наверное, нелегко такое переживать раз за разом?
Работа – это меньшее, что меня заботит. Но тема кажется мне максимально безопасной, поэтому я отвечаю:
– Я, так или иначе, работаю спасателем уже двадцать лет. Не могу сказать, что со временем привыкаешь к чужим бедам. Невозможно к такому привыкнуть. Это тяжёлая работа, но и иначе уже невозможно.
– Ты делаешь мир лучше, – тихо говорит Лада. – Благодаря тебе люди, столкнувшиеся с бедой, возвращаются к любимым, продолжают жить, любить…
– Ты преувеличиваешь, но спасибо. – вежливо улыбаюсь ей.
– Ты преуменьшаешь, а я говорю правду, ведь я и есть один из спасённых тобой людей.
– Ты необъективна, – с усмешкой говорю ей. – Во-первых, ты не помнишь, как жила раньше. Возможно, пребывание здесь это никакое не спасение, Лада? Во-вторых, ты испытываешь ко мне симпатию, поэтому тебе кажется, что я чуточку лучше, чем есть на самом деле. Я вовсе не делаю ничего особенного, просто выполняю свою работу. Стараюсь делать это хорошо, чаще получается. Но не идеализируй меня, ладно? Я совершаю ошибки, порой, непростительные ошибки, как и любой другой человек.
– В работе? – спрашивает она. – Хочешь сказать, что из-за твоих неверных решений или действий гибли люди, которых ты должен был спасти?
– Нет. – мрачнею я. – В жизни.
– И много ты совершил такого, о чём приходится жалеть?
– Дай-ка подумать, – протягиваю медленно, борясь с удушливым чувством вины за всё разом. Меня угнетает этот разговор, но в то же время я испытываю облегчение от возможности выговориться. Или хотя бы приблизиться к этому моменту. Не то, что бы её не было раньше, скорее, большее значение имеет именно человек напротив. – Три вещи, пожалуй.
– Хочешь поделиться? – проникновенно шелестит Лада. – Вовсе не обязательно сейчас, если ты не готов. Просто знай, что я всегда смогу тебя выслушать и никогда не стану осуждать.
– В другой раз, – хватаюсь я за эту соломинку. Не представляю, как можно рассказать ей о прошлом, не упоминая о нас. – А сейчас нам лучше ускориться с ужином, если мы не хотим, чтобы баня совсем остыла.
Лада сдержанно кивает, возвращаясь к еде. Тень набегает на её лицо, но девушка ничего не говорит. Я досадствую. Почему любой разговор с ней напоминает хождение по минному полю? Чувствует ли Лада, что я что-то скрываю, недоговариваю? Принимает ли это на свой счёт? Какие мысли по этому поводу у неё возникают?
Я не знаю. Но знаю, что девушка захлопывается, как музыкальная шкатулка, и всё её чудесное настроение куда-то исчезает. Это расстраивает меня.
Я быстро убираю со стола и перемываю посуду. Лада поглаживает Бимо, устроившись прямо на полу. Закончив с делами, я сажусь рядом с ней, за её спиной. Обхватив женское тело руками, прижимаю к себе и целую основание шеи.
– Ну что не так? – спрашиваю прямо. – Я чем-то тебя задел, обидел?
– Да нет, – отмахивается она. – Всё в порядке. Просто я решила, что между нами что-то большее, чем секс… Что проскочившая между нами искра значит куда больше, чем просто страсть. Но, наверное, я слишком тороплю события или просто-непросто ошибаюсь… Прости…
– Мы слишком торопимся, да. – осторожно соглашаюсь я. Внутри всё сжимается, когда я понимаю, как всё это выглядит для Лады.
Для неё я – незнакомец, по сути. Пусть она и чувствует притяжение, которое не может себе объяснить. В её версии вселенной мы знакомы от силы неделю. Чуть больше месяца, если учесть время с момента её обнаружения мной. Это для меня она пусть и чужая, пусть и давно, а может, и всегда незнакомая, но горячо любимая мной Лада. Моя сладкая Мармеладка. А для неё я – просто случайный мужик, который нашёл её на грани жизни и смерти и спас. Для неё я никто, тогда как для меня она всё.
– Мы слишком торопимся, – повторяю глухо. – Думаю, что понимаю твои чувства. Тебе будет комфортнее, если мы сбавим обороты и притормозим, узнаем друг друга получше, прежде чем решить, двигаемся мы дальше или..?
– Нет! – торопливо перебивает Лада. Взгляд перепуганного оленёнка – до того жалостливый, что хочется спрятать, прикрыть собой, никогда не отпускать, всегда держать на виду, оберегать, – устремляется в мои глаза, словно отыскивая там что-то. – Нет, Глеб. Я не хочу тормозить. Я едва не погибла и меньше всего на свете я хочу терять время на притормаживание. Думаю, мне просто хотелось понять, испытываешь ли ты то же, что и я, что для тебя это нечто большее, чем только секс.
– Не сомневайся, – хмурюсь я. – Это куда больше, чем обычный секс. Мне жаль, что для тебя это выглядело иначе. У меня слишком давно не было отношений, я уже забыл, что и как в них нужно делать.
