Текст книги "Для тебя я восстану из пепла (СИ)"
Автор книги: Екатерина Дибривская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
– И самое запоминающееся, – улыбается Глеб, ещё не догадываясь, как сильно он окажется прав.
А может, он заранее знал всё наперёд, когда задумал позвать меня на это свидание?
***
Мы выходим в тамбур, и Глеб подзывает меня к окну. Мимо проносятся леса, поля, редкие населённые пункты, небольшие речушки и водоёмы, но я смотрю лишь на отражение мужчины, чей взгляд точно так же изучает моё отражение.
– Граждане пассажиры, освобождаем проход! – отрывает нас от важного занятия проводница.
– Остановка? – спрашиваю я у неё.
– Канаш-1, время стоянки 15 минут, – объявляет женщина.
Глеб с интересом смотрит на меня.
– Хочешь размяться?
– А можно? – с сомнением спрашиваю я.
– Конечно, – пожимает он плечами. – Подожди минутку, ладно?
Я киваю, и мужчина торопливо уходит. Поезд замедляется, ещё некоторое время практически ползёт мимо промзоны на окраине города, мимо частного сектора. Глеб возвращается. Часто переглядываясь и улыбаясь друг другу, мы дожидаемся, пока поезд затормозит и проводница откроет дверь.
Следом за проводником на низкую платформу сходит Глеб. И протягивает мне руку. Я осторожно вкладываю пальцы в его ладонь и стускаюсь по ступенькам поезда.
На часах около половины шестого. На станции пустынно, если не считать нас, вышедших из вагонов проводников и редких пассажиров.
– Пирожки домашние, отварная картошечка, не желаете? – спрашивает, бросаясь в нашу сторону, старушка, одна из тех, кого я приняла за пассажирку.
– С чем пирожки? – вежливо интересуется Глеб.
– Картошка, капуста по пятьдесят, беляш с мясом за сто, с повидлом – сорок.
– Хочешь что-нибудь? – спрашивает мужчина у меня.
– Бери, дочка, свежий завтрак, только из печи, – уговаривает старушка.
Мне неудобно отказываться, и я киваю:
– Давайте. Два с капустой, – запинаюсь. Поразмыслив, исправляюсь: – Четыре с капустой, четыре с повидлом. Ой, только я деньги в вагоне оставила, сейчас…
– Я взял, Лада, – отмахивается Глеб. Он заказывает ещё пирожков, видимо, тоже с расчётом на соседа, инструктора Виктора. Расплатившись, спрашивает у бабушки: – А мороженое в это время можно где-то купить?
Она указывает через пути. У здания вокзала сидит ещё одна старушка, и Глеб, вручив мне пакеты с пирожками, бросается туда.
Я, немного взволнованно, наблюдаю за ним. Страшно, что поезд тронется, уедет без нас. Ещё страшнее, если Глеб останется здесь, а я уеду…
Но вот он бежит обратно, и я различаю в его руках мороженое и… букет пионов.
С довольной улыбкой мужчина подлетает ко мне как раз в тот момент, когда проводница зовёт всех вернуться в поезд.
– Это тебе, – говорит Глеб, протягивая мне букет.
Я смущена и удивлена. С осторожностью, с недоверием принимаю цветы и краснею.
– Зачем?.. – лепечу я, пока он втягивает меня в тамбур. – Не нужно было тратить деньги… Завянут же…
– Я же сказал, что у нас свидание! А какое свидание без цветов? – усмехается он.
Я опускаю лицо в роскошные шапки цветов, пряча между прохладными ароматными лепестками пылающие щёки и глупую счастливую улыбку во весь рот.
Больше двух суток в пути, долгая дорога на автобусе, длительный поход до первого кемпинга были бы изнуряющими, если бы не одно “но”. Я влюбилась.
Это произошло столь неожиданно, внезапно, что я даже сама не заметила, как это произошло. То ли в тот момент, когда стояла рядом с Глебом, вдыхая аромат цветов, то ли когда он позвал меня в своё купе и мы несколько часов разгадывали сканворды, то ли во время походов в вагон-ресторан, то ли когда мужчина с видом доброго волшебника доставал из-за спины небольшие подарки или угощения после каждой крупной остановки поезда, хотя вроде бы был всё время на виду… Я не знаю. Я просто поняла, что влюбилась. Осознала так же ясно, как знала своё имя, знала, как дышать.
Ника лишь загадочно улыбалась, глядя на меня. А сам виновник торжества улыбался вполне понятно – так же, как я.
Несмотря на огромную по моим меркам разницу в возрасте – почти одиннадцать лет! – Глеб не торопил события. Редкие робкие прикосновения происходили вынужденно – подать руку, приобнять в тесном проходе, невзначай подставить руку под голову, чтобы я не зашиблась; или и вовсе случайно – прикоснуться пальцами во время движения или за столом, столкнуться лбами, склонившись над журналом кроссвордов одновременно. Оттого близость мужчины мной воспринималась особо остро, а каждое прикосновение оставляло яркое пряное послевкусие. Мне хотелось большего. Моё тело жило своей жизнью, губы саднило и покалывало от жажды поцелуев. Но Глеб держался подчёркнуто вежливо, хотя его мужской интерес читался явно и однозначно. Рядом с ним я чувствовала себя особенной, рядом с ним я была особенной. И очень быстро это заметила вся наша небольшая туристическая группа.
Когда мы наконец прибываем на конечную точку нашего маршрута – на площадку для кемпинга на территории базы отдыха “Утёс над Катунью”, ребята под руководством Виктора и Глеба устанавливают палатки достаточно далеко от других групп, но в достаточной близи друг к другу. Мы с девочками изучаем территорию, находим туалеты и краны с питьевой водой у административного корпуса, ставим поздний ужин на костре.
Позже сидим с металлическими мисками вокруг костра. В тёмном небе столько звёзд, и кажется, словно до них можно дотянуться рукой!..
Мне на плечи мягко опускается тёплая куртка, и я удивлённо оборачиваюсь. Хотя чему удивляться, если Глеб быстро проглотил свою порцию и куда-то отлучился?
Мужчина несильно сжимает мои плечи и улыбается.
– Не мёрзни, Лада.
– Спасибо, – улыбаюсь я в ответ.
Глеб возвращается на своё место, а ко мне придвигается Ника.
– Ладка…
– Ладка-лошадка! – ржёт придурок из числа однокурсников подруги, тот самый, что подкатывал ко мне в начале поездки, Рома, кажется.
– Фу, как грубо, Ромашка! – цыкает на него Вероника. – Можно же что-то и помилее придумать, если голову включить!
– Например, что? – продолжает глумиться парень. – Автоваз? Лада Калина? Лада – весенняя прохлада? Ладон – ган…
– Мармеладка, – перебивает его Глеб. – А ты, по всей видимости, Ромашка – вредная букашка?
– Да он не просто букашка, – со смехом вклинивается в разговор Лена. – А самая настоящая какашка!
Все прыскают, и я в том числе. Когда разговор возвращается в привычное русло, Ника снова шепчет мне:
– Эй, Лад, слушай, я спать иду, башка разболелась. Ты со мной?
– Наверное, приду попозже, – отвечаю ей, стреляя взглядом в Глеба, тихо разговаривающего с Виктором.
– Понимаю, – вздыхает подруга. – Слушай, Глеб, конечно, жутко классный и все дела, но ты же не собираешься с ним переспать в ближайшее время?
– С ума сошла? – обиженно фыркаю я. – Мы же только познакомились!
– Я вижу, как между вами искрит, Лад, и опыта у меня побольше будет.
– На целый год? – прыскаю в ответ на её слова.
– На целых трёх парней, дурёха! – тычет она мне в ребро. – Я просто не хочу, чтобы твоё глупое сердечко впоследствии оказалось разбитым, Лада.
– Мы просто общаемся, – спешу заверить подругу. – Отдавать девственность первому встречному никогда не входило в мои планы, тебе ли не знать?
Ника звонко целует меня в щёку и шепчет: “Не заблудись!”. Она уходит, и я сразу начинаю корить себя, что не ушла вместе с ней. Но недолго. Место подруги занимает Глеб, и все тревоги отступают.
Виктор велит всем долго не засиживаться и уходит в свою палатку. Постепенно разбредаются парочки и девчонки, уходят несколько ребят. Один из парней начинает бренчать на гитаре, а я всё чаще зеваю.
– Лада, ты совсем устала, – замечает Глеб. – Давай я провожу тебя до палатки.
– Хочу ещё побыть с тобой, – тихо говорю ему.
– Может, тогда мне стоит составить тебе компанию? – с усмешкой спрашивает он.
Во рту пересыхает. Он предложил… что?!
Видимо, испуг явно читается на моём лице. Глеб поспешно добавляет:
– Я предлагаю только полежать с тобой. В отдельных спальных мешках. Безо всяких подтекстов, Лада. Если этого хочешь ты.
– Хорошо, – облизывая губы, киваю ему. – Я хочу.
Глеб помогает мне перетащить некоторые вещи из нашей с Никой палатки до своей. Провожает по всей территории базы отдыха и терпеливо ждёт, пока я схожу в туалет и почищу зубы. Сам справляется с этим гораздо быстрее, но ни слова мне не говорит. Хотя, я думаю, с лёгкостью понимает, что я попросту тяну время.
И вот, наконец, мы оказываемся в палатке. Она достаточно просторная для нас двоих, но всё же более тесная, чем любое место, где мы прежде оказывались наедине.
Глеб дожидается, пока я не улягусь, накрывает меня дополнительным одеялом и ложится рядом. Гасит фонарь.
Моё сердце бьётся так оглушающе громко, что он наверняка отчётливо слышит каждый его стук.
Глеб ворочается, ложится набок, разворачиваясь лицом ко мне.
– Удобно устроилась? Тепло тебе, Лада?
– Да, всё супер, – отзываюсь я.
– Хорошо, – улыбается он. – Если проснёшься ночью – неважно зачем, обязательно разбуди меня, одна не ходи.
– Ладно, – соглашаюсь и тихо вздыхаю. – Обычно я сплю крепко и спокойно до самого утра.
– Со мной ты в безопасности, Лада, – серьёзно говорит мне мужчина. – Я никогда не причиню тебе зла.
Вместо ответа я зеваю и шепчу:
– Спокойной ночи, Глеб!
Устало прикрываю глаза, но сон не наступает мгновенно. Некоторое время я наблюдаю за мужчиной сквозь полуопущенные ресницы, но ничего не происходит. Он просто смотрит на меня. Точнее, не “просто” смотрит. Скорее, любуется.
– Спокойной ночи, Лада, – шепчет одними губами.
А потом он тянется вперёд и невесомо целует мой лоб.
Меня затапливает лавиной нежности. Повинуясь внезапному порыву, я высовываю из-под одеяла руку и делаю то, о чём столько мечтала: провожу пальцами по слегка шершавой и колючей от щетины щеке. Мужчина льнёт лицом к моей ладони, бегло целуя самый её центр, касаясь губами кончиков каждого пальца. Я замираю, испытывая трепет, волнение, невесомость, полёт бабочек.
Широкая и грубая ладонь оглаживает контур моего лица. Большой палец очерчивает губы и резко исчезает.
Глеб смотрит пытливо, словно решает в голове сложную задачку, и тогда я сама тянусь к его губам.
Наш первый поцелуй прекрасен. Нежный, мягкий, неторопливый, настолько правильный, что я испытываю облегчение. Глеб обнимает меня ручищами, притягивая к себе, и целует-целует-целует, словно нет в целом мире занятия важнее.
Но постепенно поцелуй сходит на нет. Глеб целует уголок моих губ, щёку, скулу, висок, медленно опускаясь на подушку.
– Я знал, что твои поцелуи будут слаще, чем мёд, – улыбается он. – Спи, моя Мармеладка… Доброй ночи!..
Я утыкаюсь в него, пряча смущённое, пылающее лицо. Сердце поёт, танцует, ликует. И сердце мужчины стучит с ним в унисон.
Сейчас
Глеб тянется вперёд и нежно целует мой лоб.
Слёзы всё явственнее подступают к глазам, но я пока могу сдерживаться.
Быстро достаю руку из-под одеяла и делаю то, о чём мечтала невероятно долго: касаюсь кончиками пальцев густой, ухоженной бороды, ныряю в неё, добираюсь до кожи…
Глеб льнёт к моей ладони, целует самый её центр. Касается губами кончиков каждого из пальцев. Его руки обхватывают мою голову, пальцы путаются в волосах, и я тянусь к его губам.
Он не мешкает. Ни секунды на сомнения; он встречает мои губы на полпути. Нежность, страсть, облегчение прошибают словно током. Ненасытный поцелуй пьянит, сводит с ума, ранит и воскрешает. Это самое правильное, самое прекрасное, самое невероятное, что только могло случиться.
– Лада… Ладушка… Мармеладка моя… – бессвязно шепчет он в те наносекунды, когда мы прерываемся, чтобы делать крошечные вдохи. – Мармеладная моя девочка…
Не ведая, что творю, начинаю тянуть с Глеба кофту, но неожиданно встречаю сопротивление. Мужчина обхватывает мои руки, отрывается от моих губ. Дышит тяжело, словно раненное животное.
Смотрит прямо мне в глаза, делая частые, глубокие вдохи и протяжно выдыхая.
А потом резко поднимается и, не говоря ни слова, убирается… Подальше от меня.
Тщательно сдерживаемую весь день плотину слёз прорывает, и я с тихим скулежом начинаю рыдать, рассыпаясь от боли на осколки, на частицы, на молекулы.
7. Глеб
Вырвавшись на холодный воздух, сжимаю лицо рукой. Запах и вкус Лады заполнили все рецепторы, играют фантастическими нотками послевкусия поцелуя на языке. Вызывают тахикардию и каменный стояк.
Мне нельзя её касаться, нельзя целовать. Мне нельзя находиться настолько близко, чтобы снова был возможен срыв. Срыв моей решительности и взрыв гормонального фона.
Нервы на пределе. Хочется расколотить что-то. Хочется вернуться, до одури, лишая воли, разума, рассудка. Войти в дом. Войти в вожделенное тело. Неважно как, в каких позах, как долго это будет продолжаться. Чертовски привлекателен любой вариант, включающий меня и её.
Но вместо этого я торопливо убираюсь домой.
Заслышав, что я вернулся, Бимо семенит за мной на кухню. Я вываливаю в его миску корм, достаю из загашника бутылку, за неимением в доме рюмок выставляю на стол граненый стакан.
Наливаю водки примерно на треть. Хлебаю жадно, словно огненная вода может помочь справиться с проблемами. Но мне прекрасно известно, что она не поможет.
С досадой поморщившись, убираю бутылку куда подальше и сам убираюсь, подальше от искушения напиться и забыться, хотя бы на один вечер. Падаю в кресло в зале. Бимка садится передо мной и смотрит понимающе.
– Не знаю я, ясно? – со злостью говорю ему. – Не знаю я, как решить этот вопрос!
Отвожу взгляд, лишь бы не видеть чересчур внимательных пуговок глаз. Докатился, твою мать!.. Глаза натыкаются на сервант, откуда с немым укором взирает с траурного снимка Аня.
Чёрт возьми! Ну почему всё обязательно должно быть так сложно? Мне невыносимо смотреть в глаза жены, пусть даже они теперь всего лишь отпечатаны на фотографии.
Резко поднявшись, сдвигаю стекло в сторону и достаю рамку. Открываю первый попавшийся ящик и запихиваю фото туда, подальше с глаз. И почти не испытываю угрызений совести по этому поводу. Их вполне хватает по всем остальным.
Например, полная, абсолютная невозможность устоять перед Ладой. Если бы сегодняшняя ситуация повторилась сотню или даже тысячу раз, я бы не смог сдержаться каждый из них. Невзирая на собственные убеждения и данное самому себе слово, что я не заслуживаю ни намёка на счастье и личную жизнь.
Пять лет назад я был раздавлен, разбит, ненавидел Ладу. Тогда я и представить не мог, что когда-либо снова встречу её. А уж ситуация, как это произошло, и вовсе не пришла бы в голову ни одному здравомыслящему человеку.
Тогда, зная, что никогда не встречу Ладу, что у меня никогда не появится искушения её целовать, желать большего, что у меня никогда не будет возможности реализовать это желание, конечно, я с лёгкостью мог пообещать себе больше никогда не заводить каких-либо отношений с противоположным полом. Как бы я не ненавидел свою любовь к этой девушке, так же я знал: любовь никуда не денется. Ни случайный секс, ни алкоголь, ни поспешная женитьба, ни рождение детей, ни ответственность за семью со всеми вытекающими последствиями не смогли вытравить из памяти хрупкий образ моего единственного счастья, моей единственной любви.
Однажды мама сказала: “Когда ты встретишь женщину, с которой захочешь провести всю свою жизнь, ты сразу это поймёшь.”. Она оказалась права. Несмотря на здоровый скептицизм, какой только бывает у молодого мужчины на пороге тридцатилетия, я сразу понял, что встретил её. Стоило мне бросить один-единственный взгляд на Ладу, как земля ушла из-под ног, из груди словно выкачали весь воздух, из моей вселенной пропали все остальные женщины, потому что всей моей вселенной стала она одна.
Я никогда не любил прежде, даже не влюблялся. Испытывал симпатию, какие-то личные предпочтения, но никогда не испытывал такого. Никогда даже не думал, что так бывает. Никогда не верил в любовь с первого взгляда, считая это не иначе, чем романтическими бреднями. Но это произошло со мной в самом неожиданном месте, где я и оказался лишь по случайности, в последний момент подменив коллегу, так не вовремя сломавшего руку. Поездка испортила мне планы на отпуск, но подарила мне счастье, любовь, новый смысл жизни. Возможно, такое случается с одним на миллион или даже на миллиард, возможно, так не бывает вовсе. Но я встретил Ладу и сразу почувствовал: это она. Та, с кем я проведу всю свою жизнь. Та, о которой говорила мне мать.
Слишком молодая, совсем девчонка; с которой я не знал, что делать, слишком боялся спугнуть, заговорить боялся, но знал, что однажды она станет моей женой, иначе жизнь пройдёт впустую.
***
Выныриваю из прошлого, когда Бимо утыкается головой в мою ногу. Он жалобно скулит, не понимая моего подавленного состояния. Я опускаюсь на колени, обнимаю пса и долго перебираю пальцами шерсть.
– Ну что ты, малыш? Испугался? – спрашиваю у него. – Прости меня, дружок, ладно? Придумаем что-нибудь. Найдём правильное решение.
Но ни на следующий день, ни даже к концу недели я не могу нащупать верных ответов на многочисленные вопросы, главным из которых остаётся всего один: что мне делать с Ладой, которая перекочевала из нескончаемого потока мыслей прямиком в домик напротив.
Я знаю, как правильно. Нужно рассказать ей всю правду о нашем знакомстве, о её браке, который окончился у подножья скалы. Однажды она уже выбрала не меня, один случайный поцелуй не даёт мне права лишать её выбора и возможности принять собственное решение. Но страх – реальный, осязаемый страх, что этот выбор может привести к настоящей беде, – заставляет меня держать все признания глубоко внутри.
Я знаю, что лишь с натяжкой можно считать, что это – единственная причина для моего молчания. Мне эгоистично хочется видеть её здесь, рядом, так близко. Хочется, чтобы это время длилось вечно. И страх – реальный, осязаемый страх, что она узнает правду и снова исчезнет из моей жизни, – заставляет меня молчать.
Я знаю, что оставаться наедине с ней опасно, поэтому избегаю встреч. Успокаиваю себя тем, что ребята из отряда не бросят её, помогут. Но сам не решаюсь. Лада делает меня слабым. Я сорвусь, непременно сорвусь. А потом буду винить себя, что воспользовался её состоянием в своих эгоистичных целях. А потом, когда Лада узнает правду, то возненавидит меня за эту слабость, не простит того, что я, зная правду, скрывал её и таким образом манипулировал девушкой.
Все эти дни я малодушно скрываюсь, прячусь, не хожу в столовую. Новости узнаю у Марины или Кольки – они в достаточной мере словоохотливы и не задаются вопросами относительно моего интереса. И, что немаловажно, им не интересно, почему у меня вообще имеется интерес и почему я не узнаю всё у самой новенькой.
Я знаю, что Лада вышла на работу. Готовит завтраки, обеды и ужины. И у неё, если верить Кольке, неплохо это получается. Марина же, как женщина, подмечает детали иначе. Она говорит о затухающим с каждым приёмом пищи взгляде новенькой, правда списывает это не на моё отсутствие, а на хандру или хворь. Но именно мысль, связывающая ухудшающееся состояние Лады с тем, что я её избегаю, первой приходит на ум.
Нужно что-то делать, как-то объяснить и поцелуй, и свой побег, но я не могу найти в себе сил на этот разговор. Что я должен ей сказать? Что поцелуй был ошибкой? Соврать, что я жалею о нём, словно это не самое лучшее, что случалось со мной за последние если не десять, то пять лет точно? Убедить, что мы не можем быть вместе, что я в этом не нуждаюсь, когда она необходима мне как воздух? А если не врать?.. Тогда мне придётся вывалить на неё всё и будь что будет?..
В полной задумчивости я подхожу к окну и изучаю её дом, погруженный в темноту. Где Лада? Работа должна была кончиться ещё час назад… Задержалась где-то? Не будь кретином, где здесь можно задержаться? В пробке? В очереди в супермаркете? Заехать в бассейн? Посетить фитнес?
Я усмехаюсь, как последний придурок. Если Лада и задержалась, то вовсе не “где”, а “с кем”!
– Бимка! – зову я пса. Слышу цокот коротеньких лап по линолеуму и говорю: – Пойдём-ка прогуляемся, дружок!
Он радостно растягивает пасть в подобие улыбки и вертит задом: такое приключение ему вполне по душе.
Но в тот момент, когда я, обувшись, торопливо накидываю куртку, раздаётся тихий и робкий стук в дверь.
– Глеб, – доносится до меня голос, от которого мгновенно закипает моя кровь. – Это я, Влада. Я вижу, что вы дома. Пожалуйста, Глеб… Я просто хочу извиниться…
Я распахиваю дверь.
В тусклом свете, льющемся из коридора, стоит Лада. Она смущённо – так потрясающе! – улыбается, и этот вид завораживает, приковывает всё моё внимание. Я не сразу понимаю, что она говорит.
– Мне очень стыдно перед вами, Глеб. То, как я поступила, было некрасиво, даже подло. – тараторит она. – Вы были так добры ко мне, а теперь – избегаете, испытываете отвращение за мою несдержанность… Сама не знаю, что на меня нашло. Это было так… низко! Словно я какая-то распутница… Я места себе не находила, понимая, что вы теперь не желаете меня видеть. Меня мучили угрызения совести, и я больше не могла их терпеть. Поэтому решила испечь вам мясной пирог и извиниться, что… – Она забавно округляет глаза и добавляет шёпотом, словно кто-то может услышать и осудить её: – Повела себя, как похотливая самка, и вешалась на вас.
– Решила, что я тебя избегаю из-за отвращения? – присвистываю я. Выхожу за порог, быстро смотрю в сторону дороги и втягиваю девушку в свой дом. – А если совсем наоборот? – Заглядываю в её глаза, чуть склоняя голову ниже. – Если я, напротив, счёл, что повёл себя несдержанно и некрасиво по отношению к тебе, и избегал встреч только по этой причине?
– Не понимаю, – тихо вздыхает Лада, хмуря бровки. Терзает зубами нижнюю губу. – Я вас поцеловала…
– Технически это я тебя поцеловал. Потому что хочу тебя целовать.
– Не понимаю, – снова вздыхает Лада. Пуще прежнего кусает губу, вызывая у меня улыбку.
Краем уха слышу удаляющийся осуждающий топот лап Бимо, который словно отбивает: ну и гад ты, хозяин, позвал гулять, а сам стоишь тут с незваной гостьей!..
– Да чего же тут непонятного? – спрашиваю, едва сдерживая усмешку. Стремительно сокращаю расстояние между нами и шепчу ей в самые губы: – Хочу тебя целовать.
Глаза Лады расширяются, с губ слетает взволнованный вздох, и мне нестерпимо хочется её поцеловать. Но я лишь перехватываю блюдо с пирогом и мягко тяну из её рук, медленно отстраняясь.
– Но не думаю, что имею на это право, – говорю ей.
– Я не буду против, – торопливо бросает мне девушка.
– Ты успела поужинать в столовой?
– Что? – хмурится она.
– Ты уже ужинала? Составишь мне компанию? – терпеливо поясняю. – Если поела, могу предложить чай. У меня вроде есть какие-то конфеты. Пройдёшь или так и будешь стоять на пороге?
– Хорошо, я пройду, – кивает она, немного обиженно поджимая губы.
– Мы вернёмся к разговору о поцелуях, – обещаю ей. – Чуть позже.
Девушка смотрит непонимающе, но больше я ничего не добавляю. Не знаю, как подступиться к разговору о прошлом, как обезличенно рассказать ей о нас, о её замужестве, обо всём. И главное, как поведать о своих подозрениях, как безэмоционально сказать, что тот, кого она выбрала вместо меня, просто избавился от неё. И сделает всё, чтобы правда никогда не всплыла, в этом я уверен.
Ставлю чайник, ставлю на печь пирог и говорю Ладе:
– Располагайся, я выйду буквально на пять минут с Бимо.
Девушка кивает, проходя в кухню. Я кличу пса, распахиваю для него дверь и выхожу следом.
На улице темно, свежо и безлюдно. Здесь, на краю посёлка, кажется, словно в целом мире не осталось больше никого. Только я, Бимо, а теперь ещё и Лада. Идеальная картинка из прошлого, таким когда-то виделось будущее. Но до безусловного спокойствия и безмятежного счастья ещё слишком далеко. Да и будет ли оно, счастье, или Лада промелькнёт ослепляющей вспышкой над горизонтом моей жизни, чтобы снова раствориться во времени и пространстве?
Бимка семенит до калитки, и я говорю:
– Бимо, может, не сегодня? У тебя в гостях такая очаровательная девушка, которая готова тебя тискать и целовать, а ты уходить от неё собрался?
Пёс смотрит с любопытством, но не торопится ко мне.
– А знаешь, что Лада нам принесла? – продолжаю словно между прочим. – Мясной пирог! Настоящая вкусняшка, которую тебе нельзя, но Лада об этом не знает. Уверен, она даст тебе попробовать кусочек!
Бимо навостряет уши, медленно подкрадывается ко мне, внимательно приглядываясь, словно решает, можно доверять моим словам или нет.
И тогда я добиваю его ещё одним заманчивым обещанием:
– А я, так и быть, сделаю вид, что не замечаю, как Лада тебя подкармливает, и не стану говорить, что тебе такое есть нельзя. Хочешь?
Бимка припускает к двери, и я, довольно усмехаясь, тороплюсь вернуться в дом.
Едва войдя внутрь, я пытаюсь ухватить пса за ошейник, чтобы вымыть лапы, но отвлекаюсь на свист кипящего чайника. Чертыхнувшись себе под нос, выпускаю сопротивляющегося Бимку, и он улепётывает подальше от меня. Наверняка, решил, что это забавная игра, и сейчас уже топчется по кровати!..
Скинув ботинки, выключаю чайник и отправляюсь на поиски Лады. Грешным делом мне в голову даже закрадывается мысль, не привиделась ли она мне, существует ли на самом деле. И я выдыхаю с облегчением, когда обнаруживаю её в зале. Но облегчение длится недолго, ровно до того момента, как до меня не доходит, что Лада сосредоточенно разглядывает за стеклом в стареньком серванте.
Вздыхая, я подхожу к ней и тихо говорю:
– Чайник закипел.
Лада вздрагивает. Резко оборачивается.
На её лице читается ужас.
– Вы женаты? – спрашивает она. – А это – ваши дети?!
Перевожу взгляд на фото, испытывая щемящее чувство в груди. Два белокурых ангела в пышных платьицах на моих руках. В этот день им исполнилось четыре. Хохотушка Яна и царевна-несмеяна Аля. Такие разные, такие непохожие, как и их родители, я и Аня.
– Я был женат, – говорю Ладе. – Сейчас нет. Это мои дочери.
– Очаровательные малышки, – отзывается она. Бегло осматривает комнату и хмурится. – Они здесь не бывают? Вы с ними не общаетесь?
С трудом проглатываю вязкий ком сожалений и боли – моих вечных спутников на протяжении пяти с лишним лет, и отвечаю:
– Они с матерью. Слишком далеко… – На миг прикрываю глаза, останавливая подкатывающие слёзы. – Навещаю, конечно, когда бываю в тех краях.
– Как их зовут? – спрашивает Лада. – Сколько у них разница в возрасте?
– Разница у них всего в несколько минут. Янина и Алевтина – двойняшки. Яна больше похожа на маму, а Алька – на меня.
Лада поворачивается ко мне. На её лице явно читается печаль, и на миг мне кажется, что она знает. Хотя откуда? Даже если бы она помнила меня, сомневаюсь, что её когда-либо интересовала моя судьба. Из нас двоих только я цеплялся за счастливые воспоминания, которые лишь разрушали мою жизнь, пока не уничтожили всё и всех.
– Вы скучаете по ним, – тихо говорит Лада. – Я слышу, с какой тоской вы о них говорите, и в моём сердце разливается такая же печаль. Словно мне знакомо это чувство тоски по своему ребёнку.
– Думаешь, у тебя остался ребёнок? – хватаюсь за возможность перевести тему. – И ты теперь скучаешь по нему?
– Нет, немного другое чувство… Скорее, словно его больше нет, – шепчет Лада, глядя прямо мне в глаза.
Словно под дых ударяет. Из груди разом пропадает весь воздух. Кое-как я беру себя в руки и предлагаю:
– Пойдём пить чай. Я обещал Бимо, что ты угостишь его кусочком пирога, и боюсь, если не сделать этого в ближайшее время, он расстроится!
Лада кивает. Я действительно рад возможности закрыть сложную тему, отложить хотя бы ненадолго. Я никогда и никому не рассказывал о своих мыслях и чувствах после случившегося. И никогда бы не подумал, что обнажать душу придётся перед Ладой, хотя она единственная, перед кем я могу и готов рассказывать обо всём. Но для того, чтобы она поняла меня правильно, мне придётся сначала рассказать ей всю правду о нас. А к этому я абсолютно не готов, но как-то начинать надо. Без прошлого нет будущего, как себя не убеждай.
– Какие чувства из прошлого ещё приходят к тебе? – спрашиваю между прочим, наливая чай.
– Не знаю, – закусывая губу, говорит Лада. – Вроде ничего особенного. Сейчас вот о детях разговаривали, стало тоскливо. Печёнку готовила и поняла, что терпеть её не могу. А во время нашего поцелуя…
Она резко замолкает и стремительно краснеет, вызывая у меня любопытство такой силы, что удержаться невозможно.
– Что ты почувствовала?
– Притяжение, желание… – Она нервно передёргивает плечами. – Думаю, это нормально, если говорить о мужчине и женщине в целом. Но навряд ли это можно назвать нормальным, говоря о мужчине и женщине в первый день знакомства.
– Бывает в жизни и такое, что любовь случается с первого взгляда, – замечаю я. Искренне, правдиво. – Может, и с нами произошло нечто такое?
– Ваша теория нравится мне гораздо больше моей! – смеётся девушка.
– И что же это за теория? – с усмешкой спрашиваю у неё.
– Ну мало ли! Может, я была девушкой гулящей и мне всё равно с кем?
Я начинаю смеяться, и Бимка прибегает на этот звук. Смотрит озадаченно, шокировано даже. Нечасто ему приходилось слышать мой смех!..
Лада отвлекается на пса. Утягивает со стола кусок пирога и опускает руку вниз. С совершенно счастливейшим выражением на наглой морде Бимо дефилирует к ней и сметает всё за три секунды. А я, как и обещал, закрываю глаза на эту маленькую шалость.
Позже, убрав всё со стола и припрятав остатки пирога в холодильник, подальше от бездонного желудка Бимки, я жестом приглашаю Ладу последовать за мной в зал.
Я сажусь на диван, предоставляя ей право выбора: устроиться рядом или в кресле напротив. Девушка немного смущённо садится рядом, в считанных сантиметрах от меня. Неестественно прямая, напряжённая, она теребит пальцами край толстовки, не решаясь заговорить. Я же, напротив, расслабляюсь. Откидываюсь на спинку дивана. Беру Ладу за руку и притягиваю к себе.
Лада осторожно устраивает голову на моём плече. Переплетая наши пальцы, я целую её макушку. Сидеть вот так рядом с ней мне уютно, тепло разливается внутри.
– Ты спросил, что я почувствовала… – тихо говорит Лада, резко переходя на “ты”. – Ну… во время нашего поцелуя. Было ещё кое-что, помимо притяжения и желания.
– Что именно? – спрашиваю у неё, понимая, что мы приближаемся к важному разговору. И оказываюсь прав.
– Облегчение, знаешь?.. – Лада поворачивает лицо ко мне. – Словно так невыносимо долго этого ждала. Словно это самое правильное, что случалось в моей жизни. Твои руки, твои прикосновения, твой запах, твоё тепло, твои поцелуи… Всё было таким знакомым, таким родным. Я просто знала, что могу доверять тебе… Это сложно объяснить на словах. Я даже в своей голове не знаю, как это можно объяснить. Но рядом с тобой я… словно на своём месте. Видимо, теперь ты точно сочтёшь меня сумасшедшей!
