Текст книги "Для тебя я восстану из пепла (СИ)"

Автор книги: Екатерина Дибривская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

3. Глеб

– Здравствуйте, это вы вызывали такси? – спрашивает у меня мужчина лет тридцати пяти. Лицо открытое, круглое, добродушное. Надеюсь, что память его не подводит.

– Да, я. Здравствуйте, – говорю, садясь на переднее сиденье.

– Куда едем? – спрашивает водитель.

Я открываю на экране телефона фото Лады, одно из самых последних, которые нашёл в её соцсетях, и спрашиваю:

– Скажите, пожалуйста, вы на неделе не подвозили случайно эту женщину?

Таксист бегло смотрит в мой телефон и вздыхает:

– Ясно… Значит, никуда не едем?

– Зависит от того, есть у вас интересная информация или нет. Но я заплачу как за поездку в любом случае, – прямо говорю ему.

– А чего случилось-то? – чешет голову водитель, размышляя, стоит мне что-то говорить или нет.

– Да жена, – доверительно протягиваю я, понизив голос, – боюсь, что с любовником где-то здесь развлекалась. Сказала, что в командировку улетает, а пока её не было, с работы позвонили… В вещах нашёл твою визитку, посмотрел в интернете номер и приехал потолковать с глазу на глаз.

– Понимаю, мужик, – сочувственно говорит он. – Но порадовать не смогу. Подвозил твою бабу с другим мужиком. Тут недалеко отель для зажиточных, вот там они и сели ко мне в машину. Ехали совсем малость, до подвесного моста через Катунь, на тропу направлялись. В машине ни о чём не разговаривали. Мужик – ну чисто сноб, всё нос воротил, а она тихой мышкой позади меня сидела.

Я задумчиво листаю её страничку, пока не нахожу фото почти семилетней давности – единственное фото с мужчиной на каком-то мероприятии, размещённое на чужой страничке. Аккаунт удалённый, но отметка осталась. Только одна – Лада Крылова. Характер мероприятия торжественный, скорее всего чья-то свадьба, поэтому я смело предполагаю, что рядом с Ладой её муж.

– Глянь, не этот товарищ, случайно? – снова спрашиваю у водителя. Он разглядывает фото и осекается:

– Начальник ейный?

– Ага, – не вдаваясь в подробности, киваю в ответ.

– Кажись, он. Сейчас чуть старше и выглядит немного по-другому… Но, вроде, он.

– Ясно, – вздыхаю я. – Больше ты их не видел?

– Нет, обратно со мной не возвращались. Я их больше не встречал, хотя часто стою на точке прямёхонько возле территории гостишки.

– Понятно. Ну давай ты меня отвезёшь сначала до той гостишки, а потом уже к мосту. Оплачу по двойному тарифу.

Он согласно кивает и трогает с места, а я глубоко задумываюсь.

Лада пошла на тропу с мужем. Что между ними произошло? Мог ли он столкнуть её вниз? А если не он, то кто? Мог ли кто-то на них напасть? Вдруг где-то поблизости к месту обнаружения Лады лежит ещё и труп её мужа? Столько вопросов, и пока нет ни одного ответа! Но я надеюсь, что мне удастся что-то разузнать в отеле.

– Это здесь, – показывает мне Саня.

– Спасибо! – говорю ему, протягивая пару купюр. – Дождись меня, пожалуйста, и я удвою сумму.

Быстрым шагом пересекаю ухоженную территорию и нахожу административный корпус. Зайдя внутрь светлого помещения, сразу направляюсь к стойке ресепшн.

– Здравствуйте, – говорю вежливо молодой симпатичной девушке. – Я бы хотел узнать, в каком домике остановились мои друзья. Мы договорились о встрече, я приехал издалека, а теперь не могу дозвониться до них…

Она смотрит на меня с вежливым выражением.

– Здравствуйте, давайте проверим, на какую фамилию они арендовали шале?

– Уверен, что на имя Лады Крыловой, – говорю ей.

Она проверяет по базе и выдаёт:

– К сожалению, гости съехали задолго до конца оплаченного периода проживания.

– Ого! – присвистываю я. – Как же так? Вот и друзья, называется!

– У него жена отравилась сильно, – неожиданно говорит девушка. – Так он сказал, когда пришёл ключи сдавать и о возврате спрашивать. Сказал, жене стало плохо, её отправили в больницу, и он спешно выезжает в город. Спросил, каким образом оформляется возврат. Я как раз работала в то утро, это было… Как раз три дня назад. Я ещё удивилась.

– Удивились? – переспрашиваю у неё.

– Я заступила на смену в восемь утра, а девочки из другой смены ничего не рассказали про ночной вызов скорой. Я потом ещё разгоняй им устроила, а они объяснили, что скорая не приезжала и скорее всего он жену на такси в город повёз, там её госпитализировали, а он за вещами вернулся.

– Нескладно получилось, – вздыхаю я. – Спасибо за помощь. Буду искать их дальше.

– Да не за что, – сочувственно улыбается она.

Я возвращаюсь в такси.

– До моста? – с готовностью спрашивает Санёк.

– До моста, – киваю я.

Сам не знаю, чего рассчитываю там найти, учитывая, что прошло несколько дождливых дней и всё ясно как божий день. Ладу столкнул с одной из площадок её муж, а потом спокойно провёл ночь в отеле и бросился заметать следы. И пока Лада пребывает в беспамятстве, она находится в потенциальной опасности. Я оказался прав, когда решил замолчать наше знакомство и её имя.

***

Попрощавшись с Саньком, я быстро прохожу по мосту и иду по маршруту Лады до места падения, внимательно осматриваясь по сторонам. Привыкший за годы работы в отряде ходить по горным тропам, я с лёгкостью преодолеваю это расстояние в предельно сжатые сроки. Не прогуливаюсь – ищу. И действительно нахожу.

Серый рюкзак лежит под обвалом, в груде всякого мусора среди камней. Швырнул, значит, куда подальше, умник? Презрительно хмыкнув, изучаю мостки, подхожу к пологому краю скалы, обрывающейся резким выступом. Смотрю сверху-вниз, туда, где обнаружил Ладу, и кровь закипает в жилах. Хочется достать этого мужа из-под земли и придушить голыми руками!

Интересно мне знать, как он планирует скрывать произошедшее с Ладой? У неё же есть друзья, родители, опять же… Ну не может быть, чтобы никого не было! Вот как он собирается выкручиваться?

Пока действия этого мужа выглядят откровенно бредово. Я не вижу в них логики, но логика там определённо должна быть. Не настолько же он тупой?..

Версия его тупости мне кажется удобоваримой, но я не исключаю варианта, в котором не могу понять логику убийцы, потому что сам не такой. Я – спасатель. Двадцать лет только и делаю, что спасаю людей. Сначала – противопожарная служба МЧС, потом – после происшествия – поисково-спасательный отряд МЧС. Для меня априори чудовищно всё плохое, что происходит с людьми. По воле стихии, по воле злого умысла, по воле стечения обстоятельств – не суть. Поэтому у меня в голове не укладывается, как он мог столкнуть Ладу, свою жену, с обрыва, а потом спокойно расхаживать по отелю, предпринимать какие-то жалкие попытки создать видимость того, что она жива. Зачем ему это? Что он планирует делать дальше?

Так и не сумев найти ответов на многочисленные вопросы, я нахожу наиболее безопасный спуск и добираюсь до рюкзака. А спустившись вниз, расстёгиваю отсыревшую молнию и изучаю содержимое.

Термос, немного запасов еды: какие-то снеки, орешки, пара яблок, фонарь, спички, тонкий плед, выключенный телефон практически на самом дне. Вряд ли наш муж подумал, что Лада взяла с собой телефон, иначе бы не оставил. Слишком опасно. Да и вообще, ведёт он себя глупо, как кретин. Но проблема не только в том, что я не понимаю логики преступника, но ещё и в том, что я слишком предвзято к нему отношусь.

Складываю вещи назад, раздумывая, как поступить. По хорошему счёту я должен сдать находку в полицию и рассказать о знакомстве с Ладой. Но я не могу. Муж уже пытался её убить, а теперь она в беспамятстве. Прямых доказательств у меня нет, лишь собственное умозаключение. Свидетелей, кроме таксиста нет. Но муж легко может отбрехаться, что они передумали идти на тропу, или, например, поссорились и разошлись… Или ещё как. Вариантов много. Слова респектабельного москвича против слов алтайского бомбилы. Как пить дать, отбрешется!.. А потом попытается избавиться от Лады снова – раз в первый раз не получилось. Или – что ещё проще – оформит ей недееспособность и упечёт в клинику, где Лада проведёт остаток дней под действием сильных препаратов. И никогда не вспомнит ничего, включая меня.

Слишком сложный выбор, от которого зависят жизнь и здоровье молодой женщины. Которая мне небезразлична вот уже десять лет.

Немного поразмыслив, я закидываю рюкзак на плечо и возвращаюсь горными тропами домой, где первым делом прячу находку на чердаке, в грудах старого хлама. Знаю, что впоследствии пожалею, что сам создаю себе лишний геморрой, но не могу поступить иначе. Не с ней.

Следующую неделю я обрываю телефоны больниц, консультируясь с врачами по вопросам амнезии, мониторю объявления о пропавших без вести по региону и всей стране, ищу ориентировки на поиски Лады. Но тщетно. Пока в следующий понедельник не натыкаюсь на новость, что Лада… погибла в дтп, направляясь в свой подмосковный дом ночью в воскресенье.

Чёртов сукин сын! Вот что он задумал? Обставил всё так, словно они вместе вернулись в Москву и спустя неделю Лада погибла там, в совершенно другом месте? Решил, что, если его до сих пор никто не связал с обнаруженным в горах телом, он сможет спрятать концы в воду, обрубить все ниточки?

Отвратительная ситуация теперь не нравится мне ещё больше. В ближайшее время опознанный как Лада Крылова труп захоронят в Москве, пока сама Лада не может вспомнить даже своего имени, не говоря уже о причинах, по которым оказалась в больнице. У её мужа-негодяя развязаны руки: она погибла официально, и если объявится женщина без памяти, утверждающая, что она его жена… расклад тот же. Он запрячет её в психушку и будет пичкать пилюлями, пока не изведёт. Можно ли надеяться, что в её окружении есть адекватные люди, если за прошедшие две недели никто не начал её искать, вопрос хороший. И для себя я решаю, что надеяться на это не стоит.

Я знаю, как должен поступить, знаю. Это не моё дело – разбираться в преступлениях. Но в то же время, я чувствую, что должен позаботиться о Ладе, пока она всё не вспомнит, пока она не сможет заботиться о себе сама.

***

Подхватив на поводок Бимо, я иду по посёлку, раздумывая, как донести до начальства своё желание забрать чужую и незнакомую для меня женщину без документов и без памяти. Точнее… Желания, как такового, нет. Я прекрасно понимаю, чем чревато наше близкое соседство для меня, для нас. Но, даже несмотря на то, что всё давно изменилось и сам я давно изменился, я не могу бросить Ладу на произвол судьбы. Должен поступить по уму, но всё внутри отчаянно сопротивляется.

Я знаю, что пожалею, едва она поселится где-то поблизости. Я знаю, что буду страдать, что буду желать, что слишком тяжело будет устоять перед соблазном, когда всё, о чём я грезил долгие, бесконечные десять лет, будет так близко, совсем рядом, стоит лишь протянуть руку. И я прекрасно понимаю, какие невероятные усилия придётся приложить, чтобы удержаться, чтобы не воспользоваться случаем и её беспамятством!.. Но это не отменяет и другого знания – что я должен взять ответственность за судьбу Лады на ближайшее обозримое будущее, раз больше некому. Сколько бы я не убеждал себя в обратном, Лада была, есть и будет близким и небезразличным мне человеком.

Такая любовь, которую я испытываю к ней, – любовь, которую не выжечь обидой и ненавистью; любовь, нездоровая, подобно раковой опухоли, уничтожающая, разрушающая; любовь, которая причиняет одну лишь боль, но заставляет биться моё сердце, заставляет меня просыпаться по утрам, – такая любовь не может пройти бесследно. Она живёт во мне, и я не могу просто отмахнуться от девушки. Что бы нас ни связывало в прошлом, я не могу оставить её один на один с проблемами в абсолютно беспомощном и беззащитном положении.

Пёс тянет меня в сторону столовой, и я, глубоко погруженный в свои мысли, уступаю. Повариха Марья Андреевна смотрит с недовольством, но не перечит: все привыкли, что я ношусь с Бимкой, как с дитём малым. Или как с лучшим другом, членом семьи.

Бимо уверенно чешет через всю столовку до зоны выдачи, плюхается на зад и начинает гипнотизировать повара.

– Тёть Маш, ну дайте уже стралальцу котлетку посочнее! – усмехаюсь я.

– Глаза бы мои этого страдальца не видели! – смеётся она. – Ты, Глебушка, взрослый мальчик, а всё таскаешь собаку сюда! А здесь, между прочим, люди кушают.

– Бимка тоже почти человек, – не соглашаюсь я. – Воспитанный вон какой, никому ведь не мешает.

Повариха вздыхает, качая головой:

– Смотри, Глеб, придёт новый повар и запретит тебе употреблять пищу в компании пса!

– Хорошо, что это случится ещё ой, как нескоро! – парирую в ответ, и Марья Андреевна осекается:

– Да вообще-то, Глеб, я до конца недели дорабатываю, к дочке уезжаю. Всё, хватит, наработалась.

– На кого же вы нас бросаете? – спрашиваю я. Бимо недовольно тявкает, и повариха резво подхватывает салфеткой котлету и устраивает перед ним. Бимка принюхивается и начинает надкусывать лакомство, и женщина говорит мне:

– Ну вот, Глеб, найдут рано или поздно нового повара. А новая метла, сам знаешь…

– Да, – протягиваю я. – Дела…

Беру поднос и занимаю отдельный стол. Поднимаю Бимо вместе с его котлетой на стул и смотрю по сторонам, пока не натыкаюсь взглядом на Марину, оператора и радиста нашего отряда.

Заметив меня, женщина примерно моих лет подхватывается и занимает место напротив, рядом с Бимо.

– Привет, Глеб! Ну как ты?

– Здравствуй, Марин. Да потихоньку, – пожимаю плечами. – Ну, а ты как?

– Как-как? Работа, дом, работа. – вздыхает она. – У нас иначе не бывает.

– Это точно, – вежливо поддакиваю ей.

Игнорирую откровенно просящий взгляд голодной до мужского внимания бабы. Здесь я ей точно не помощник, хотя сводничеством занимается весь отряд. Как у них всё просто: она вдова, я вдовец, работаем в одной смене. Можно было бы и перестать выёживаться, съехаться с одинокой женщиной, и она ведь совсем не против. Да только никак им в толк не взять, что мне этого всего не нужно. Нельзя жить с нелюбимыми. Это не заканчивается ничем хорошим.

– Слышал уже, что Минский затеял ремонт клуба? Хочет к новому году успеть, дискотека будет, представляешь?

– Да, хорошая новость. Хоть какой-то досуг появится в посёлке, – усмехаюсь я.

– Так может, сходим вместе посмотреть? – цепляется она за возможность, и я торопливо пресекаю:

– Марин, я не любитель всяких мероприятий, извини, компанию не составлю.

Некоторое время мы едим без лишних разговоров. Бимо спрыгивает со стула и бродит между столами в надежде, что добрые люди его угостят чем-то вкусненьким. Я усерднее работаю ложкой, пока тётя Маша не осерчала окончательно. Уже собираюсь распрощаться с Мариной, как она говорит:

– Глеб, слышал? Птичку твою никто так и не ищет! Представляешь? Вот так жил человек в окружении людей, а в беду попала, так даже и помочь некому! И куда она теперь подастся? Небось в социальный приют заберут…

– Так поговори с Аркашей, – удерживая маску равнодушия, предлагаю ей. Знаю, что Марина добрая, сердобольная женщина, самая отверженная альтруистка. Не упустит возможности помочь человеку, особенно, имея на то все рычаги. – Марья Андреевна наша увольняется, кто работать будет? Можно пристроить пока эту птичку, а там, глядишь, или сама вспомнит, кто она, или родственники объявятся.

– Думаешь? – с сомнением спрашивает она.

– Конечно, – отмахиваюсь я. – Убьём одним выстрелом двух зайцев. Уж не совсем она, наверное, безрукая, а здесь не мишленовский ресторан.

– И то верно, – вздыхает женщина. – Поговорю с Аркадием сегодня же.

Я пожимаю плечами, словно мне всё равно, но гора спадает с плеч. Хотя бы тут не придётся врать и изворачиваться, не нужно искать причину, почему Ладу нужно забрать в посёлок. Сама того не ведая, Марина оказывает мне огромную услугу.

***

Через пару дней я словно невзначай захожу в диспетчерскую. Марина разговаривает по телефону, и, чтобы себя занять, я просматриваю открытые заявки.

Закончив разговор, Марина отъезжает на стуле от компьютера и оказывается возле стола, ближе ко мне.

– Привет, Глеб! Не ожидала, что ты заглянешь…

– Да какая-то тишина несколько дней, вот и решил проверить, не прячете ли вы от меня работёнку! – отшучиваюсь я.

– Сезон дождей, – глубокомысленно изрекает Марина. – Хоть немного передохнуть можно, пока снег не ляжет.

– Ну да, – киваю я. – Хотя с нашей работой никогда не знаешь, когда ждать беды. Иногда она возникает на пустом месте, когда совсем того не ждёшь.

– Тьфу-тьфу-тьфу, Глеб! – перекрестившись, произносит она. – Сплюнь. Кто же перед обходом такие вещи говорит? Нет происшествий, и слава богу! Считай, после птички твоей ничего и не случалось пока.

– Родные не объявились? – спрашиваю у неё, хотя прекрасно знаю, что нет. Отслеживаю ситуацию по всем возможным каналам связи, регулярно звоню в больницу…

– Нет, никто не ищет, – вздыхает женщина. – Это же просто немыслимо!..

Да, согласен. Просто немыслимо, что с ней сделал муж. У меня в голове не укладывается, что он просто похоронил Ладу, даже не убедившись, что она действительно погибла. Как он обставил аварию, кто был в машине на самом деле, на данном этапе меня заботит мало.

Понимание, что лишь чудо – из разряда тех, в которые я теперь не верю, – спасло девушку, только усугубляет. Если бы она разбилась насмерть, придурку бы просто всё сошло с рук. А так есть мизерный шанс, что удастся его засадить. Если Лада всё вспомнит, если даст показания, ему уже не будет просто отвертеться от содеянного. Но до тех пор у него имеется веский повод стереть жену с лица земли. А мысль, что Лада не существует со мной в одной реальности, что её нет ни в одной точке планеты, вызывает невыносимую боль и глухую безнадёжную тоску.

Я не питаю иллюзий, давно уже. Слишком много времени ушло безвозвратно. Слишком много событий – счастливых и трагических – произошло в моей жизни, в жизни Лады. Невозможно запросто отмахнуться от десятка лет и пуститься во все тяжкие, особенно, памятуя, чем окончилась прошлая попытка. Но и существовать в мире, где нет Лады, где мне больше некого любить, я не смогу. Слишком больно. Лишь столкнувшись с настоящей бедой, я ясно осознал это. Все эти годы я злился, тосковал, желал; думал, что прошло, что переболел, но потом снова и снова вспоминал, любил, сожалел; сравнивал – и сравнение никогда не было в пользу жены; ненавидел себя, ненавидел Ладу; пытался забыть, нуждался в этом, но помнил досконально, до каждого вздоха, до биения сердца под рукой… Так и не смог забыть. Так и не смог отсечь как нечто ненужное, неважное, незначительное. Страдал, заставлял страдать других. Получил такой урок, который уж точно должен был поставить мозги на место!.. Проклинал Ладу, так ненавидел первое время, что казалось, любовь умерла в том пожаре, вместе с моей семьёй. Был один, был пустой. Помнил всё, но чувства притупились. Думал, всё. Перегорело. Наконец я свободен и получил то, чего когда-то желал. Но то была лишь защитная реакция на боль потери, на неугасающее чувство вины, на бесконечные сожаления о том, что я не смог стать в достаточной мере хорошим мужем из-за нездоровой, отчасти мазохистской любви к другой женщине. Теперь я ясно понимаю: люблю. Ничего не изменилось. Как и тот факт, что Лада никогда не испытывала того же.

Пока я убеждаю себя, что смогу просто присматривать, не сближаясь снова с Ладой, Марина спохватывается и наливает чай, продолжая вещать:

– Аркадий Степанович, конечно, возбухал для видимости. Как, говорит, я должен оформить на работу женщину без документов! Я покумекала, предложила ему, пока меня и Люду оформить на полставки в столовую. По документам будем числиться мы, а работать и зарплату получать твоя птичка.

– Согласился? – уточняю я.

– А куда ж он денется, этот Минский? Я ему сразу сказала: в эту дыру желающих ехать особо нет, а мы с Людкой ещё и кухню тянуть не станем. Мужиков кормить надо? Надо. Перспектива готовить самому ему, видимо, тоже не понравилась, вот и скрипя зубами согласился взять пока эту женщину.

– Ясно. – протягиваю, испытывая радость предвкушения. Ох, не к добру это, чую! Резко поднимаюсь, остро нуждаясь заняться чем-то, лишь бы поскорее выбросить из головы дурь, которая появляется там вне зависимости от моего решения держаться в стороне. – Ладно, пойду на обход.

– Глеб, а как же чай? – немного обиженно спрашивает Марина.

– В другой раз, Мариш, – вздыхаю я. – Хочу успеть до дождя.

– Ну… тогда до свидания?

– Пока, Марин, – киваю ей и тороплюсь домой, чтобы взять Бимку.

Следующие дни проходят в ожидании встречи. Не должен об этом думать, не должен думать о ней, но ничего не могу с собой поделать. Мысли сами лезут в голову, прошлое перемешивается с настоящим, и я больше не понимаю, чего хочу на самом деле.

Начало следующей недели знаменуется тем, что меня вызывает к себе Минский, руководитель нашего отряда. Косяков за мной не числится, по крайней мере, тех, о которых ему было бы известно, поэтому я не знаю, чего ожидать.

– Давыдов! – кивает мне Аркадий, едва я заглядываю в его кабинет. – Проходи, садись, потолковать нужно.

– Случилось чего, Аркадий Степанович? – осторожно спрашиваю.

– Случилось, – кивает он. – Не знаю, в курсе ты или нет, но Марина Сергеевна выступила с инициативой, чтобы мы, значит, взяли под опеку обнаруженную тобой девицу. Её никто не ищет, среди пропавших без вести никого подходящего нет, по базам разыскиваемых преступников пробили – тоже нет… – Крепкий мужчина хмурится чуть заметно. – Словно не существовала до этого, не нравится мне это. Помяни моё слово, не оберёмся проблем мы с ней… Но пока решение такое: девушку мы забираем под свою ответственность, будет работать в отряде, помогать по мере сил, проходить реабилитацию, а там будет видно, может, и найдётся чья-то пропажа.

Это вряд ли, но я благоразумно помалкиваю.

– Понял, – киваю коротко.

– Ты вот что, Давыдов, – продолжает начальник. – Бери мою машину и поезжай в больницу, забери её.

– Почему я? – с ноткой возмущения спрашиваю у Минского.

– Ну, Глеб Денисович, что же, я должен прописные истины глаголить? – вздыхает он. – Она только тебя помнит. Кроме врачей и медсестёр, никого в целом мире не знает, лишь тебя, своего спасителя. Думаю, во избежание недоразумений тебе лучше самому забрать её из больницы. Сегодня выписать готовы, но у неё нет абсолютно никаких вещей, всё порезали в скорой. – Он поднимается, достаёт из платяного шкафа пакет и добавляет: – Бабы вон повыбирали кой-чего, свези, чтобы хоть было в чём идти. Пока так, а там, может, скинемся отрядом на какой-никакой запас одежды для Птички.

Я потираю лицо ладонью. Что ж, встреча с Ладой неминуема и состоится уже сегодня. Только бы не сорваться…