Текст книги "ДНИ ПОРАЖЕНИЙ И ПОБЕД"

Автор книги: Егор Гайдар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Очередное предложение о расширении административного управления ценами поступило ко мне из Комитета в конце ноября 1992 года, и я обычным образом завернул его, снова дав рекомендации, в каком направлении следует работать. Не исключаю, что именно это самое предложение и легло на стол новому премьеру. Насколько мне стало известно, это произошло в канун нового, 1993 года. Документ ему отрекомендовали как завещание Гайдара – якобы давно он к этому шел, да вот только времени не хватило. В.Черномырдин быстро и решительно поставил подпись. Новогодний подарок россиянам!

Сочетание кредитной накачки экономики, роста инфляционных ожиданий, связанных с переменами в правительстве, и попыток приморозить цены принесло результаты немедленно. Российские потребители, на чисто бытовом уровне уже понявшие, к чему все это может привести, бросились раскупать товары, пока они еще имелись в магазинах. Поднялась волна ажиотажного спроса. При высоких недельных темпах инфляции индекс насыщенности потребительского рынка пошел вниз. Вот почему А.Чубайс и разыскал меня, попросив энергичной помощи в отмене этой губительной меры.

Уходя в отставку, я зарекся вмешиваться в текущее управление экономикой. Но это было уже слишком. Допустить, чтобы достигнутое тяжким трудом разом пошло насмарку, чтобы в страну вновь вернулись очереди, а людей посадили на талоны, – это уже было чересчур.

Сразу попытался связаться с Черномырдиным, не получилось. Тогда позвонил президенту, сказал, что крайне обеспокоен, прошу прочитать записку, которую срочно ему направляю, и отменить решение о ценах. Да и вообще – умерить инфляционные аппетиты нового правительства. Через несколько дней узнал, что злополучное постановление отменено.

Проявившиеся с самого начала колебания и двойственность в проводимом правительством курсе были в первой половине 1993 года характерной чертой экономической жизни России. Показательным в этом смысле стал дальневосточный эпизод. Не имея столь уж серьезного экономического значения, он, тем не менее, ярко высветил тогдашний стиль работы правительства, в котором начала заметно проглядывать наша давняя государственная традиция – сделать народ ну хоть чуточку счастливее путем опубликования очередного высокого указания.

В январе правительство утвердило новые правила эксплуатации автомобилей. Наряду с прочими техническими статьями, разумными и полезными, в них содержалось запрещение использовать в России автомашины с правосторонним расположением руля. Вроде бы логично: безопасность на дорогах повысится. И никто не взял на себя труд сообразить, что резко возросший импорт из Японии на Дальний Восток сделал машины с правосторонним управлением очень распространенным здесь транспортным средством. Буквально весь огромный регион поднялся в борьбе за свои права. Правительству пришлось отменить принятое решение.

По противоречивым шагам было заметно, что правительству очень хочется, чтобы и волки были сыты, и овцы целы, оказать финансовую поддержку промышленности, сельскому хозяйству и, вместе с тем, – не сломать еще хрупкие, но начавшие работать рыночные регуляторы. Эта двойственность сфокусировалась и в персоналиях: первый заместитель председателя правительства и министр экономики Олег Лобов был решительным сторонником активного государственного регулирования, а министр финансов Борис Федоров – не менее твердым либералом-антиинфляционистом. А в результате правительственная политика получала воплощение в двух разных, зачастую противоположных курсах.

Под давлением сторонников "поддержки производства", "реформ без обнищания" принимаются решения о новых дотациях: на хлеб, на производство минеральных удобрений, на комбикорма и т.д. Правительство еженедельно рассматривает и одобряет новые федеральные программы, требующие обильных бюджетных ассигнований на увеличение централизованных капиталовложений, на поддержку различных регионов. Общий уровень бюджетных обязательств непрерывно возрастает.

Если бы все принятые правительством в первой половине 1993 года решения в полной мере финансировались, крах денежной системы, гиперинфляция стали бы неизбежными. Но Министерство финансов ничего подобного делать не спешило. Вне зависимости от правительственных обещаний и обязательств оно удерживало финансирование федерального бюджета на уровне, близком к 20 процентам ВНП, покрывая эти расходы налоговыми поступлениями, кредитами Центрального банка, начинающимся заимствованием как на внутреннем рынке, так и у международных финансовых институтов.

Так в классическом детективе работает схема двух следователей. Один добрый, все понимает, стремится всем помочь. Это – премьер В.Черномырдин. Правда, у него беда – никак он не может справиться со злым министром финансов Б.Федоровым.

Горе такой тактики, как и всякого лукавства в экономической, да и в любой другой политике, в том, что, позволяя на время сбить остроту конфликтов, она имеет неприятные последствия. Обязательства государства – это ведь не болтовня досужего обывателя, они сразу включаются в производственную программу предприятий, в их финансовые планы, материализуются заказами на комплектующие материалы. И когда вдруг выясняется, что все это блеф, платить никто не будет, тогда уже само правительство становится источником усугубления платежного кризиса. Больше того, подавая пример необязательности, оно дает индульгенцию предприятиям: если государство не платит, с какой стати они должны платить? Трудно придумать тактику, которая бы эффективнее работала в пользу экстремистов, радикальной оппозиции.

Как бы то ни было, но в первом полугодии удается поддерживать темпы роста денежной массы на уровне, близком к 20 процентам. С марта по июнь на том же уровне колеблются и месячные темпы роста потребительских цен. Но все это – на бюджетной бомбе замедленного действия. Откладывать выбор курса, вести игру в двух следователей нельзя до бесконечности. Все равно придется что-то решать.

Еще одно ключевое направление экономической политики, вокруг которого разворачивается борьба, – приватизация. Здесь наше стратегическое преимущество – уже начавшийся процесс, выдача россиянам 148 миллионов ваучеров. Остановить или повернуть все это вспять теперь очень рискованно, а скорее всего – невозможно. Парламентское большинство колеблется между страстным желанием запретить и страхом перед политическими последствиями такого шага. Его тактика – задушить приватизацию чужими руками. Конкретно – руками областных Советов. Коммунистический Челябинский областной Совет по явной указке из Москвы принимает решение о приостановке приватизации на территории области. Его примеру следуют в ряде других областей.

А.Чубайс понимает, что, если это не пресечь в зародыше, сражение проиграно. Бросает все дела, летит в Челябинск, выступает перед гражданами по областному телевидению, рассказывает, кто и как хочет отнять у них права на собственность, объясняет, убеждает. Бывший первый секретарь областного комитета КПСС, а теперь председатель Челябинского областного Совета П.Сумин, которому через несколько дней баллотироваться на пост главы областной администрации, капитулирует, собирает облсовет, проводит решение об отмене постановления.

Приватизация в области продолжается, а за Челябинском отступают и другие.

Разъяренные провалом этой кампании, лидеры парламентского большинства включаются в дело сами. Формально не останавливая приватизацию, они предлагают внести в действующее регулирование ряд поправок, позволяющих полностью парализовать работу. А.Чубайс идет на обострение, играет как бы в поддавки, готовит распоряжение о полном прекращении всех начатых приватизационных процедур, объясняя при этом последствия принятия такого решения. То, что было задумано Верховным Советом как тихое, позиционное удушение, неожиданно перерастает в генеральную баталию прямо накануне референдума о доверии. В последний момент, испугавшись последствий, оппозиция отступает. С трудом отбиваясь от нападений со всех сторон, в том числе и со стороны почувствовавших ослабление позиций Госкомимущества отраслевых министерств, приватизацию все же удается двигать вперед, и это, пожалуй, самое главное из того позитивного, что происходит в российской экономике в 1993 году.

Зато в сфере аграрной реформы – полное поражение. Слабые, неустойчивые ростки 1992 года смены правительства не пережили. Достигшее к декабрю 1992 года 180 тысяч число крестьянских хозяйств в начале 1993 года еще по инерции увеличивается, но к концу весны этот рост останавливается. Местные органы власти возвращают большую часть земель федерального фонда перераспределения реорганизованным колхозам и совхозам. Возможности выйти из колхозов с землей ограничиваются местной администрацией в подавляющем большинстве регионов.

Без какой-либо необходимости сохранены обязательные задания по объемам поставок в госресурсы. Прекрасная возможность для аграрного лобби затормозить развитие рынка сельхозпродукции, взвалить на государство финансирование их заготовок и, взяв за горло правительство, выбить цены, намного превышающие уровень биржевых. Взятые дрогнувшим правительством на себя финансовые обязательства явно невыполнимы, далеко превосходят то, что было намечено на эти цели в бюджете. Никаким урезанием социальных расходов эту брешь не закроешь. Непростая финансовая ситуация становится и вовсе трудноуправляемой. К бюджетной бомбе приставили зажженный фитиль.

После отставки я отклонял предложения вступить в какую-либо политическую организацию, был уверен – целиком и полностью возвращаюсь в науку. Вынужденное вмешательство в дела правительства в январе 1993 года по поводу отмены решения о замораживании цен и излишней щедрости финансовой политики считал случайным эпизодом, связанным с незавершенностью передачи дел. Но постепенно понял, что отстраниться от политики невозможно. Это мы начали масштабные и тяжелые реформы, которые круто изменили жизнь страны, позволили решить часть старых проблем, но одновременно породили новые. Тем самым на нас и лично на меня легла моральная ответственность за все их последствия. И, как бы ни развивались события, никакая отставка от этой ответственности освободить не может. Ведь вот уже давно в кресле премьера иной человек, а часть людей по-прежнему яростно клеймит "антинародный гайдаровский курс", другие его защищают. И от этого не убежишь, не спрячешься. Да и сам я может, даже сильнее, чем когда был у руля, чувствую боль за все просчеты, ошибки.

Замкнуться дома за письменным столом, уйти с головой в институтские дела, заявить, что меня не поняли, не оценили, а потому я умываю руки, считаю непорядочным. Тем более, что политическая ситуация осложняется, рождая сознание нарастающей опасности, предчувствие грядущей схватки, исход которой может стать судьбоносным для России.

Важнейший внутренний источник политической нестабильности 1992-1993 годов – Конституция РСФСР в составе СССР, т.е. конституция государства, не обладавшего реальной самостоятельностью. Она была декоративным фасадом, призванным прикрыть и приукрасить тот простой факт, что никаких реальных законов в России нет, а есть всесилие политбюро ЦК КПСС. Теперь, когда этот стержень -положение о руководящей и направляющей роли партии – из нее удален, все в этом декларативном тексте стало шатким, неопределенным, двусмысленным. Сколько теперь ни вчитывайся в этот торопливо латаный-перелатаный текст, не найдешь четких, однозначных ответов: как разграничены прерогативы президента, правительства, Съезда, Верховного Совета; что могут и чего не могут делать власти регионов, городов; как поступить, если они принимают противоречивые решения… Отсюда – постоянные конфликты, правовой хаос.

К примеру, Р.Хасбулатов, всего лишь первый заместитель председателя Верховного Совета, подписывает решение о независимости крупнейшего российского предприятия – концерна "Российский никель". Ну хорошо, я поддерживаю независимость этого расположенного на Крайнем Севере уникального гиганта, больше того, стараюсь всемерно этому делу помочь. Но вообще, вот такая бумажка за подписью Хасбулатова кого-нибудь к чему-либо обязывает? Нет ответа… |

Или вот еще. По итогам конкурса на разработку участка сахалинского шельфа ("Сахалин-2") компетентная правительственная комиссия принимает решение о выдаче прав на выработку технико-экономического обоснования американо-японскому консорциуму. И еще до того, как закончена, буквально сразу, недовольные конкуренты пробивают в Верховном Совете решение об отмене результатов тендера. И такое – повсюду.

Характерный пример анархии, порождаемой двоевластием, – ситуация, сложившаяся к началу осени 1993 года в Челябинской области. Там по решению областного Совета были назначены выборы главы администрации. Суд эти выборы, назначенные с процедурными нарушениями, отменил. Тем не менее они были проведены. Верховный Совет признал победившего на них Петра Сумина главой администрации Челябинской области. Правительство и президент продолжали признавать действующего главу администрации, Вадима Соловьева. Часть глав администраций районов и городов перешли на сторону Сумина, часть остались лояльными Соловьеву.

Дальше больше. Центральный банк и его Челябинское отделение признали власть П.Сумина. Министерство финансов продолжало считать главой администрации В.Соловьева. Начальник областной милиции переметнулся на сторону Сумина, начальник городской – остался верен Соловьеву. Поток противоречивых указаний, полный хаос в финансировании, бесконтрольность. Виктор Черномырдин требует от Геращенко подтвердить полномочия В.Соловьева, Руслан Хасбулатов звонит ему с требованиями поддержки Сумина.

Очевидно: в таком состоянии государственная машина просто не может работать, складывается обстановка безвластия, анархии. Сама слабость государства в решении важнейших задач: обеспечении законности, правопорядка – катализатор роста преступности.

В этой ситуации стабильная хозяйственная деятельность, долгосрочные контракты, крупные инвестиционные проекты вовсе невозможны. Больше того, постоянно расшатывается, не может стабилизироваться вся структура российской государственной власти.

Давным-давно, еще на I Съезде народных депутатов России, было решено разработать новую Конституцию, вынести ее на референдум. Но руководством Верховного Совета дело сознательно затягивается, ведь оно, это руководство, имеет возможность сколько угодно по своему вкусу переигрывать старую Конституцию: переделывать, обстругивать, украшать шипами, набалдашниками, чтобы использовать как дубинку в политической борьбе.

Весь этот период в России действует, пожалуй, один из самых безответственных парламентов в истории демократии. Принятое Верховным Советом решение о приватизации депутатами их служебных московских квартир показывает, что мораль как сдерживающий фактор отключена и большинство депутатов готово приступить к приватизации страны для себя и своих родственников. Проект "Закона о наследственном депутатстве", распространенный в Верховном Совете одним из немногих демократических депутатов как пародия на текущее законотворчество, вдруг перестает звучать шуткой.

Положение президента сложное. Он, всенародно избранное высшее административное лицо государства, гарант его безопасности, видит, что серьезной угрозой России становится неограниченное всевластие безответственного Съезда. И вместе с тем, у президента нет зафиксированных Конституцией прав, позволяющих защитить граждан от этой угрозы. Он не только не может назначить новые выборы, но даже не имеет права сам объявить по этому вопросу референдум, чтобы опереться на прямое волеизъявление граждан страны.

В этих условиях Борис Ельцин идет на широкий компромисс, делает уступки. Большинство в Верховном Совете расценивает это как признак слабости и только ждет сигнала, чтобы наброситься на ослабевшую жертву.

Замена премьера воспринята оппозицией как поражение президента. Руслан Хасбулатов снова в седле, декабрьское соглашение ему прощено, а точнее, отнесено на счет его политической прозорливости: просто мудрый вожак вывел оппозицию к желанной цели обходной, безопасной тропой. Зачем же теперь, после победы, выполнять достигнутое на VII Съезде соглашение? Оно и аннулируется, никакого референдума не будет. Когда же об этом спрашивают мнение председателя Конституционного суда Валерия Зорькина, главного инициатора соглашения, его гаранта, тот отвечает, что так для России будет лучше.

И все же лидеры оппозиции снова совершают серьезный просчет, переоценивая свой успех, а главное, опять проявляют непростительное пренебрежение к мнению народа. Уже ближайшее время показывает, что весь ход VIII Съезда, демонстративная, неприкрытая наглость депутатского большинства, легко отказывающегося от принародно взятых обязательств, открытое нежелание прислушиваться к голосу народа, спросить его мнение – все это вызывает в России широкую волну протеста.

Когда президент через голову Верховного Совета напрямую обращается к народу с призывом провести референдум, ситуация отличается от декабрьской уже радикально. Обществу стал понятен смысл происходящего. Теперь призыв президента встречает широкий отклик.

Правда, перемену в общественном настроении людей поняли далеко не все и не сразу. Вице-президент Руцкой, в очередной раз неверно оценив обстановку, успевает снова переметнуться на сторону Верховного Совета. Р.Хасбулатов, открывая его экстренную сессию, явно доволен, почти не скрывает торжества. Он тоже уверен: президент сделал роковой, ведущий к неминуемому проигрышу шаг. Конституционный суд наскоро принимает решение о неконституционности действий президента, его председатель, миротворец В.Зорькин, роняет пару крокодиловых слез: "Мне жаль вас, Борис Николаевич".

Теперь, считает оппозиция, все! Сейчас дрогнет Черномырдин, которому так дружно аплодировали на Съезде и с которым так обходителен и ласков Хасбулатов, дистанцируются от Ельцина министры обороны и внутренних дел и – импичмент гарантирован.|

Но время идет. В.Черномырдин отмежевываться от президента не спешит. Настроение у Р.Хасбулатова портится. Он уже не может скрыть досаду, публично обменивается колкостями с министром обороны.

В день, когда срочно созванный Хасбулатовым Съезд должен проводить голосование по вопросу отстранения президента от власти, демократы проводят митинг у Спасской башни Кремля, на Васильевском спуске.

Утро солнечно, ветрено и прохладно. Колонны собираются на Тверской, чтобы, спустившись вниз к Манежной, пройти через Лубянку, а затем по набережной – к Красной площади, к собору Василия Блаженного.Первый раз после отставки появляюсь на людях.

Идем с отцом в одной шеренге. С радостью вижу и своих соратников, и тех демократических лидеров, с которыми ссорились и спорили в минувший год, и тех сторонников президента, которые после декабрьских изменений в составе правительства отошли было от него, но сегодня и они в общих рядах.

На Манежной площади, оглянувшись, вижу, что вся уходящая вверх Тверская насколько хватает глаз запружена народом, людское море залило центр города. Выходим к набережной – новые колонны спешат по мосту из Замоскворечья… В колоннах весело. Может, у кого-то и кроется в душе тревога, но сейчас она незаметна. Песни, смех,шутки, подчеркнутая доброжелательность: "Пропустите ветерана!", "Осторожно, здесь выбоина!", "Друзья, спокойнее!" Даже лозунги и плакаты веселы, остроумны, жаль, что не запомнил…

Митинг под стенами храма Василия Блаженного. Иногда оратора, который говорит правильные и нужные вещи и которого слушали с вниманием, вдруг прерывает недовольный гул, он оглядывается в растерянности и, поняв в чем дело, улыбается и продолжает речь. Это за его спиной на цоколе храма возник, наблюдает за митингом кто-то из депутатов.

Вот и моя очередь выступить. Но едва успеваю произнести первые слова, как ощущаю, что внимание огромной аудитории переключилось на когото другого. Из Спасских ворот выходит президент, поднимается на трибуну. Рядом с ним хмурый, озабоченный Черномырдин. Президент сообщает митингу, что начат подсчет голосов, но каков бы ни был результат, он не признает решений Съезда, лишающих его власти, пока народ не выскажется на референдуме по этому вопросу. Овация. Да, видимо, другого выхода нет. Но я мысленно проигрываю худший сценарий возможного развития событий: Съезд голосует за импичмент. Руцкой принимает присягу. В стране два президента, возможно, два премьер-министра и наверняка по паре министров обороны, внутренних дел. Кто может сказать, как поведут себя силовые министры, не обернется ли все это боями в Москве?

Ельцин и сопровождающие его люди возвращаются в Кремль. Нужно продолжить свою речь. И я говорю то, что думаю. Как бы ни было опасно, как бы ни было трудно, вот так просто, из-за прихоти потерявших связь с народом депутатов, Россия свою свободу, свои надежды не отдаст.

Ораторы, ораторы, ораторы… Стемнело. Не расходится митинг. Лучи прожекторов скользят по головам. Поздним вечером на трибуне вновь появляется президент, теперь уже со свитой, многочисленной и веселой. Голосов для импичмента не хватило. Съезд, почувствовав, что зашел слишком далеко и настроение общества не в его пользу, дает согласие на референдум. Теперь надежда Хасбулатова основывается на том, чтобы похитрее сформулировать вопросы, на которые россиян попросят дать ответ. Первый вопрос – доверие к президенту. Вторым по логике должен быть – доверие к Съезду, но вместо него ставится вопрос о поддержке курса экономической политики, начатой 2 января 1992 года.

Ход сильный. Даже мне на такой вопрос честно поставить в бюллетене коротенькое однозначное "да" непросто. Ведь не было единого курса экономической политики в этот период. Была борьба, удачи, отступления… Вот и сейчас отнюдь не все, что делает правительство В.Черномырдина, меня устраивает. Что же тогда говорить о других. Ведь как ни напоминай человеку о прошлых очередях, о всеобщем дефиците, для него важны не печальные воспоминания, а насущный день. А день этот пока вовсе не легок. Резко возросшие цены, пропавшие сбережения… И человек не обязан учитывать в своем ответе, что мы расплачиваемся за семьдесят лет тупикового пути, да еще и за пять лет колебаний горбачевской перестройки.

Таким образом, если даже президент одержит победу, получив личное доверие, она будет обесценена поражением по вопросу второму. Президента-то, может, и поддерживают, а вот политику его народ не признает. За несколько дней до референдума оппозиция выбрасывает еще одну козырную карту. Вице-президент А.Руцкой привозит в Верховный Совет свои знаменитые "одиннадцать чемоданов" компромата и требует срочного выступления с прямой обязательной трансляцией по радио и телевидению.

В длинной, патетической речи – разнообразный малосимпатичный набор: от реальных фактов злоупотреблений, материалы по которым он обязан был не хранить на черный день в чемоданах, а давным-давно передать прокуратуре, до слухов и нелепиц, замешанных то на полном непонимании сути дела, то на умышленном искажении. Несколько раз звучит и мое имя. Оказывается, именно я вывез золотой запас и разбазарил изумруды. Да и в целом вся исполнительная власть, кроме кристально чистого вице-президента, погрязла в воровстве.

Что ни говори, а удар серьезный, и ведь дорого-то яичко как раз ко Христову дню. Пока разберутся, поймут, что к чему, сколько времени нужно, а референдум – вот он! И как же доверять президенту, если вице-президент говорит, что у него в правительстве одни жулики.

Пока я был у власти, ритуальные обвинения в коррупции ко мне как-то не прилипали. Но в тот вечер после выступления Руцкого, как давно собирались, отправились с Машей во МХАТ на новый спектакль, и тут-то впервые почувствовал на себе по-особому заинтересованные взгляды: "подумать только, схарчил золотой запас страны и сидит, как ни в чем не бывало…" Положение неприятнейшее. Единственный выход – прямой, подробный, перед миллионами телезрителей разговор с Руцким, в котором можно показать всю несуразность его обвинений, привести цифры и факты. Но согласится ли он на такой диалог, на прямую дуэль?

Дал очень злое интервью популярной телевизионной передаче "Итоги" в надежде, что это его раззадорит. На следующее утро позвонил Олег Попцов, президент Российской телерадиокомпании, сказал, что А.Руцкой согласился на встречу в радиопередаче. Я попросил пригласить тогда уж и телевизионщиков. Увидев телекамеры, свита А.Руцкого всполошилась, замахала руками, но он сам, скривясь, согласился телеоператоров не выпроваживать. После разговора я вышел из студии в омерзительном настроении. Хотя и уличил Руцкого в массе передержек, рассказал, как на деле принимаются и реализуются решения об экспорте золота, о золотом запасе, который в 1992 году впервые за долгие годы не сократился, а увеличился, хотя и попытался продемонстрировать полную несостоятельность его примитивных экономических построений, было ощущение, что он буквально утопил все это в бесконечном словесном потоке. Согласно хронометражу, Руцкой наговорил в два с половиной раза больше, чем пришлось на мою долю.

Посмотреть передачу не смог, вечером уезжал в Санкт-Петербург. Только там, на встрече, неожиданно для себя узнал, что общественным мнением явная победа присуждена мне, а эффект "чемоданных" выступлений в Верховном Совете во многом нейтрализован.

26 апреля итоги референдума подведены. Они оказались невероятными, неожиданными почти для всех. Президент не только получил общую поддержку, но 52 процента принявших участие в голосовании высказались за продолжение экономической политики, начатой в январе 1992 года. Таким образом на подразумевавшийся вопрос "хотите ли вы назад, в светлое коммунистическое прошлое?" большинство россиян ответило "нет".

После сокрушительного поражения оппозиции на референдуме, как мне кажется, Б.Ельцин был убежден: политический вопрос решен, страшный дамоклов меч – двоевластие уже не нависает над Россией. Теперь остается уверенно идти к принятию новой Конституции и на ее основе проводить выборы. Мнение народа – высшей инстанции демократии – высказано четко.

Поражение Верховного Совета понял и признал ряд прозорливых парламентских лидеров. Сложил депутатские полномочия, начал готовиться к новым выборам Н.Травкин. Один из заместителей председателя Верховного Совета, Н.Рябов, еще недавно надежнейшая опора Р.Хасбулатова, перешел на сторону вероятного победителя.

Очевидно и влияние референдума на поведение Центрального банка России. С осени 1992 года у нас оставались две наиболее серьезные слабости в денежной политике: технические кредиты государствам Содружества и низкие ставки рефинансирования, стимулирующие искусственный спрос на централизованные кредиты и дополнительный рост денежной массы. Проблема технических кредитов, наследованная от автоматического импорта инфляции из государств рублевой зоны, особенно обострилась в связи с тем, что на первой встрече с казахским руководством В.Черномырдин, еще не разобравшись в сути дела, дал согласие на отмену режима межреспубликанских корреспондентских расчетов. В построенном с таким трудом бастионе, ограждавшем пока еще зыбкую прочность российского рубля, вновь образовалась крупная брешь. В нее немедленно устремился поток пустых денег.

К весне Казахстан, оттеснив Украину, прочно занял роль лидера экспорта инфляции в Россию. Попытки Минфина взять под контроль технические кредиты, направлявшиеся Центральным банком из России в другие республики СНГ, стали малоплодотворными. Но с конца апреля, после референдума, ситуация меняется радикально. Дыра в рублевой зоне с Казахстаном ликвидирована, краны щедрых технических кредитов перекрыты. Финансовое сотрудничество с государствами СНГ вступает в русло общепринятых межгосударственных экспортных кредитов. Отделение рублевой зоны в безналичном обороте завершено. В будущее можно смотреть с оптимизмом. Параллельно, именно с этого времени, ЦБ начинает быстро повышать процентную ставку, выводить ее на реальный уровень.

Но если для многих политическое поражение парламентского большинства и необходимость досрочных выборов очевидны, то Р.Хасбулатов и его окружение отнюдь не готовы этот факт признать. Может быть, в первые дни после обнародования результатов референдума они при энергичных действиях президента и могли бы смириться с неизбежным. Но пока президент медлит, ожидая цивилизованной капитуляции политически разгромленных противников, шок у них быстро проходит, действует та же логика: если нас не распускают, значит – боятся. А раз так, то почему мы должны принимать новую Конституцию и идти на выборы? Как захотим – так и сделаем! После празднования 1 Мая, когда оппозиция провоцирует кровавые столкновения в Москве, становится ясно – капитуляции не будет, на новые выборы депутаты не пойдут.

Пока президент работает над новой Конституцией, организует ее широкое обсуждение, ведет конституционное совещание, мощный импульс победы на референдуме начинает растворяться в затишье летних отпусков, сезонных забот о дачах и огородах.

В конце июля меня срочно разыскивает по телефону предельно взволнованный первый заместитель министра финансов А.Вавилов. Говорит, что он остался в министерстве за главного, министр Борис Федоров – в США и что только сейчас объявлено о денежной реформе. Министерство финансов вообще о ней не проинформировано, к ней не готово. Население возмущено. Вавилов сообщает детали: сумма обмена установлена на предельно низкой отметке, сроки обмена – сжатые, формальное обоснование – защита от рублевой интервенции республик. Спрашивает: можно ли, по моему мнению, что-то предпринять, поправить?

Все это звучит, мягко говоря, несусветной ерундой. Разумеется, проблема общей наличности при раздельном безналичном обороте реальна и серьезна. Она многократно обсуждалась, и единственно разумный путь ее решения – прекращение безвозмездной, по заявкам государств СНГ, отгрузки туда из России вагонов наличных денег. Если хотят покупать рубли – пожалуйста, Россия их может экспортировать, как мы получаем доллары США, но ведь не за спасибо же!

Безусловно, для окончательного решения проблемы нужны переговоры с республиками, возможно, даже сложные, но это совсем не то, что неожиданно ударить обменом денег, как обухом по голове. Кстати, начать такие переговоры давным-давно предлагал Минфин, еще тогда, когда российская наличность и шла вагонами в республики. Теперь же разом нарушались соглашения, дезорганизовывался хозяйственный оборот. Ну и, естественно, в очередной раз открывался простор для финансовых манипуляций. Ведь можно крупно сыграть на разнице курсов наличного старого, нового наличного и безналичного рублей в России и в республиках. Если хотим помочь спекулянтам – лучше не придумать!