Текст книги "Борьба с членсом"

Автор книги: Егор Радов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

11

Бздетство Цмипкса было кукарачисто-суматошным. Малютка звездючка выглядел премило. Когда он чуть-чуть, еле умело, пошевелил своими щупиньками, хотелось радостно взрыднуть. Впрочем, он постоянно носился туда-сюда, вверх-вниз свозь всевозможные предметики, осваивая искусство бытия. Вместе со своим лучшим дружком Тьюбющем он часто играл в говки. А также в очки. Они вдвоем взлетали, словно сноп искр, с поверхности Звезды ввысь, в небеса, и там крутились, как стайки птиц, становясь зелеными от удовольствия.

– Жум-жум! – мысленно кричал Тьюбющ, оседлывая тучку.

– Хорошо! – пищал Цмипкс, изображая новое светило.

– Звезя, а полетим-ка вовнутрь!.. – предлагал третий друг Чсмит.

– Нет! – обижался Цмипкс. – Мы будем кататься на вщу, как иша па ни шадд, аумь?

– Ну и бог с вами, – выкрикивал Чсмит и летел к остальным маленьким звездючкам, которые ковырялись сейчас в почвяном копошении.

– Ну их, – сказал Цмипкс Тьюбющу, – давай попробуем нйти что-то еще.

– Что? – испугался, подлетев, Тьюбющ.

– Мой родец говорил, что наша Звезда не всегда была такой… ну это… цветистой, огнистой, переливчатой. Меня это лично немножко затрахало.

– Че?

– Ну, достало.

– Че?

– Ну, зашемцело.

– Ну и че?

– А че?

– А ты че?

– А ты?

– А по кунцу?

– Хуззь! Хуззь!

Разгневанный Цмипкс немедленно выстрелил из своего центра ядисто-колючей желтовнистой иглой в обидчишку. Тьюбющ раскололся пополам, пропуская выстрел, а затем создал в правом углу злобно-бешеный, фиолетово-жгучий глаз, сочащийся мрачной слюной. Он дернулся, разбрызгивая эту слюну и метнул двух курочек в Цмипкса. Цмипкс превратился в железистую заслонку, парировав курочек, но капля слюны попала в него. Он взвоплил, отлетая на другое полушарие со скоростью спешащего за душою ангела смерти. Тьюбющ

взбзднул. Цмипкс схоронился в ласковых пригорках, залечился и немедленно возник вновь перед бахвалящимся, округлившимся от кайфа Тьюбющем. Цмипкс накрыл его, запыхтев, переплетая свои щупиньки с его. Они вместе стали похожи на одного взрослого свихнутогозвезда.

– Ну, хватит!.. – заумолял Тьюбющ.

– Я тебя! – злобно пискнул Цмипкс, тыча его центром в центр.

– Ну, хватит… – повторил изможденный уже борьбою Тьюбющ.

– Я тебя! – настоятельно продолжал тыкать Цмипкс.

Над ними возник Склага.

– Эй! Звездючки! Перестать!

– Я его… – злорадно пробуркал Цмипкс.

– Он – первый, – тихо сообщил Тьюбющ, теряя ориентиры реальности от третьего цмипксового тычка.

– Я ж… – настроился на очередной тычок Цмипкс, но тут Склага создал две длинные длани и разделил звездючек вмиг, точно перепутавшиеся кисточки двух знамен.

– Это шо такое?! – наставительно вопроснул Скоага, создав для каждой звездючки по двухносому укоризненному лицу.

– Он, он!! – выпел Тьюбющ, создав перст, указующий на Цимпкса.

– Я все равно его упрею! – злобно утвердил Цмипкс.

– Во как! – удивленно прожонил Склага. – Откуда ты такой? Мы же – звезды, высшие существа, нам неизвестна агрессия, регрессия и злобство! Как же так? Кто родец?

– Зинник, – ясно сказал Цмипкс.

– Может, от меня… – подумал Склага.

– Может, и от тебя, – сказал Цмипкс.

– Молчать!!? – заорал Склага. – Я сейчас тебя накажу! Ты – звездючка, ты должен стать клевым звездом, а не твердозлобным жочемуком! Итак, я сейчас подрезаю на денек (заодно узнаешь, что такое денек) твои щупиньки и выставляю тебя на мочку! Ясно?

– Ах, простите, извините… – залепетал Цмипкс.

Тьюбющ побледнел от страха и превратился в ровный геометрический круг.

– Никак! – взопил опять Склага. – Посидишь денечек в мочке без полетов и высших свойств! Узнаешь, что значит быть звездом! Откуда ты такой? Твое вздетство должно происхрдить нормально, по-высшему! Злобность надо выдрать сразу!

– Я Зиннику скажу… – вымолвил Цмипкс.

– Зинник уже все ведает, звездючка! – рассвирипел Склага. – Ты что, думаешь, что у нас можно что-то скрыть?… Мы ж – звезды, высшие существа! Ясно?! Повторяйте: мы – звезды!!

Лица Склаги в это мгновение радостно заволоклись синеньким румянцем.

– Мы – звезды! – послушисто отозвались Умипкс и Тьюбющ.

– А пока еще вы не звезды, а звездючки! Вы даже в учёбище не поступили! Повторяйте: мы – звездючки!

– Мы – звездючки!

– Так. Так, – распевно натакал Склага. – Так вот, я уже все обсудил с Зинником, он так и решил.

– Но мы ж играли в говки, за что?… – преобразовался в кристальную слезу Цмипкс.

– Мой маленький, – произнес Склага, убирая одно свое лицо и обращаясь только к нему нежно-сияющей вечной улыбкой. – Конечно, вы только играли. Это есть высь звезда – играть, главное право звездючки! Игра есть мир, а мир есть Звезда! Вы играли, и

ты играл, я знаю, и ты знаешь. Но ты знаешь, что ты пытался перейти некую низшую грань, отделяющую тебя от твари, одну бздетскую черточку, что не дает тебе стать детенышем При. Ты не в силах ее перейти, ведь ты – звезд! Звездючка! Но само стремление к этому в тебе не столь приятно и занимательно, да и не нужно. Надо направить себя ввысь, ибо не все стольчудесно у нас, как вы думаете, и скоро вы узнаете о многом. Пусть наказание будет твоим первым уроком. Ты узнаешь время, ты познаешь плоть. Побудь на мочке, малыш, и я приду за тобой. Это – наш дар!

Тьюбющ зарыдал.

– Что случилось, малек? – возник над ним мудрый высокий Склага с ослепительно-добрым ликом.

– Отпустите его… Отпустите… Мы играли… Играли…

– Он буквально через миг будет вместе с тобой.

– Да?

– Да! Ведь мы ж – вне времени! Мы – звезды!

– Мы – звезды!!

– Эй, Цмипкс, прости меня… – заверещал Тьюбющ. – Давай, помиримся, давай, покажем друг другу оголенный центр…

– Да подожди ты, – отстегнулся Цмипкс. – Мне сейчас не до тебя. Меня выставляют на мочку!

Склага одним резким лучом перерезал его щупиньки, подхватил его и тут же исчез.

12

Под ним (мной) бесконечная грязно-желтая плоскость без ничего, над ним (мной) затаенное вдали, еле светлое, небо. Словно нёбо гигантского зверька, нависшее над дном почему-то плоской глотки. Будто непомерный пол главной залы бывшего дворца: нет стен, нет крыши, нет шпилей, нет дам. Как непомерно расросшийся кусок линолеума, вставший поперек вселенской сферы, не дающей ему развиться далее. Жалкий сгусток, кружочек посреди этой плоскости – он (я). Он (я) – это я (он). Он – Цмипкс. Он здесь, он посреди, он под. Он незнает ничего, кроме того, что он на мочке. Он незнает ничего, кроме того, что это будет денек. Что есть денек? Кто Цмипкс? Только плоскость, только гулкая даль вверху, глухой желтоватый свет. Только выблеванная кем-то капля меня и желтое ничто вокруг. Только бесчувствие, бесстрашие, безнадежность. Стоит расркыть зрючий зев и увидеть что-то, но есть только это. Стоит взлететь, достичь верха, прорваться за предел, отбросить линолеум, или глотку, как ненужный двор утрат, сжечь плоскость, будто гнусное прошлое, взорвать пейзаж снарядом своего светлого стремления ввысь, но у него нет этих сил, нет легкости – одна бледная мягкость, и если возможно какое-то иное бытие здесь на грязно-желтой плоскости под затаенным вдали небом, то оно немыслимо. Если возможно движение здесь, в этой убогой эрзеальности, то это движение вдаль и взад.

Я – Цмипкс. Я на мочке. Денек.

Чудовищное бесконечие круглой бескрайности здешнего места. Нет памяти, нет способностей, нет надежды. Когда-то присутствовали высшие воззрения, полный угол обзора мирской шири, совершенство взгляда на всё, восхитительные возможности быть сияющим. Когда-то почти въяве слышались шебуршащие вспархивания единого с душой духа, восторги копошений в выси чудесных небес, прекрасная независимость от гнуси, умение быть любым. Когда-то не было грязно-желтой плоскости повсюду, а был великий мир. Нет памяти, я не помню, никогда не было ничего, было всегда одно и то же, была плоскость, был убогий я, была плоскость, не было меня. Когда-то была всевечная желтая плоскость – вселенский пол под моим мокрым седалищем, и я разместился в одном из краев этого местечка. Я взывал к иным формообразам, но их не существовало, как не ыбло и каких-нибудь дерзко висящих линий; я молил неизвестно кого о сладких иконах, об интересных препонах, о завораживающих обертонах, но ответ отсутствовал. Я раскрыл зрючий зев, увидел склизкого себя – сморщенный сгусток души посреди желтизны – и возопил вверх в унынии и мраке. Но глухое небо никак не отреагировало на мои внутренние вопли. Кто ж я? Я рожден здесь этой плоскостной утробой, я выкормлен сам собою и воспитан тотальным не-присутствием разнообразных приятных вмешательств в свой мирок; я запутан убожеством этого вопиющего пейзажа. Я придавлен пустотой своего нахождения посреди здешнего вещественного желтого сгущения, расколовшего пространство на видимую и невидимую часть. Я не

верю в низ, я надеюсь на верх.

И что же есть денек, как не апофеоз моего существования? Почему изменения заметны?

Цмипкс дернулся, чавкнув своим мокристым тельцем, кувыркнулся, оставляя влажный высыхающий след. Он мог передвигаться, направляя себя туда, или сюда. Он устремился назад, переплюхиваясь с одной своей точки на другую, и вскоре уже был совершенно вдругом, таком же, как и первое, месте. Он расркыл зрючий зев и осознал бесполезность движения. Движения как будто не было, хотя и струился мягкий след. В отчаянии Цмипкс резко зачмокал в обратную сторону, убыстряясь и убыстряясь. Он напоминал округлившегося спец-слизняка, управляемого по радио, который с какой-то потайной, военной целью катится по ровному желтому асфальту. Но Цмипкс не был желтым, он имел собственный, неявный, глубинный цвет. Иногда этот цвет казался скопищем всех возможных цветов, а иногда он выглядел бурым и каким-то непроявленным, словно цвет раскрытой для семени почвы.

Цмипкс, почуяв в себе странные мощные силы, стремительно двигался наобум, совершая неровные зигзаги. Было нечто отчаянно-унылое в бешенстве его стабильного ускорения. Он мокрел пропорционально своей быстроте и оставлял после себя уже целый ручееквлаги. "Да будет же здесь хоть что-то другое!" – яростно подумал он, захлебываясь от тоски и скорости, и тут его сморщенное разогнавшееся тельце неожиданно столкнулось с ярко-зеленой упругой неизвестной массой. Цмипкс отлетел от нее и немедленно раскрылзрючий зев. И он услышал.

– Яж, яж. Вещество, круг, вжинь. На мочке, на мочке, вжинь, вжинь. Здесь, малость, здесь, малость. Яж вскочь, мочка зачем? Вжинь, круг, вжинь, круг. Есть, есть. Нет – уаааа!!!

– Почему я могу тебя слышать? – неизвестно чем спросил Цмипкс, удивляясь своему прекрасному звуку.

– Есть – нет, есть – нет, господи, пощади меня, помилуй мя, злочемуж твоя спать, яж несчастный мооооолится те, бжоже, бжоже, бжожик.

Цмипкс разъял зев, рассматривая существо. Зеленая масса устремлялась ввысь длинной тонкой волнистой колбаской и оканчивалась резко утолщающейся правильно-треугольной шляпкой. В центре шляпки находился яркий красный квадратик. Существо стояло на расширяющемся своем основании, которое источало благоухающую желтую жидкость. Оно мерно колыхалось и думало разные мысли, которые явственно слышал Цмипкс.

– Почему я тебя слышу? – спросил Цмипкс, поняв вдруг, что он тоже это не говорит, а думает.

– Яж! Ты – Господи! Ты меня преобразил!

– Кто ты?

– Ты знаешь!

– Знаю, – согласился Цмипкс, подчмокиваясь поближе. – Ты – яж, самый микроскопический зверь Звезды. Как ты оказался на мочке? Почему ты думаешь, у тебя ведь нет…

– Ты! – влюбленно выкрикнуло существо, склоняя свою шляпку перед Цмипксом. – Ты милостив, я пришел сюда, чтобы видеть тебя, Господи! И я вижу тебя, я думаю, я расширил, я освободил… Я…

– Что есть мочка? – неожиданно вдруг спросил Цмипкс.

– Мочка – след сапожка прекрасной Доссь, граница миров, дверь в неведомое. Это – высь, только я мог добраться, я вознесся, я двигаюсь на мочевой подушке, я напился, теперь я ссу, и лечу, ползу, перемещаюсь по мочке, а она бесконечна, волшебна, чудесна… Я не могу дальше, я теперь вижу, мыслю, но я не могу сквозь, и ты – Господи…

– Я тоже не могу, – сказал Цмипкс. – Мне нужен денек.

– К чему денек, когда – вечность!.. – в яростном порыве воскликнуло яж. – Теперь я могу…

– Это – твоя моча? – спросил Цмипкс, мысленно указуя на благоухающую жидкость.

– Конечно! – восторженно вымыслило существо. – Я на ней еду. Моча – мочка – мочь. Мочка – это от сапожка, когда Доссь делает шню, она стрепечет сапожками, оставляя такие мочки, и они-то и есть вершины тайн. Они – в самом верху, они – самые малые, только я могу… Но я не могу…

– А обратно?

– Да!.. – сокрушенно подумало яж. – Понимаю, я должен обратно, спасать остальных, которых нет, или есть, но почему ж я, почему ж я, Господи, а, понимаю, ты спас самого тупорылого, чтоб показать, что всех остальных и подавно спасешь… Облагородь

какашку – а уж великая душа сама собою разумеется… Славьсь! Славьсь! Славьсь! Я не подкачаю.

– Я хочу обратно, – заявил Цмипкс.

– Господи?… – в ужасе вымолвило существо, затрепетав. – Сам в мир? Крушить, судить? Время пришло?

– Что есть время? – спросил Цмипкс.

– Ты знаешь! – любовно выпело существо.

– Нет, не пришло.

– Славьсь! Славьсь!

– Я хочу вниз – это вверх?

– Вниз, это для меня вверх, то есть, для тебя, то есть… Ну, вон туда, – существо указало шляпкой на далекое тусклое небо.

– Как же? – спросил Цмипкс.

– Я просто отцеплюсь – и все. Я ж держусь мочою за эту мочку. Я часто здесь бываю, но я не думал… Я не думал, не думал, не думал, о, радость думать, шмяк, шмяк! О, радость…

– Бери меня, – сказал Цмипкс.

– Я не могу, я ж тебя не вижу, только дымка, контуры, нереальность, величие.

– Возьми контур, – сказал Цмипкс.

Яж наклонило шляпку прямо к Цмипксу, поднесло свой красный квадратик к его неожиданно расцветшему радужным блеском тельцу, и тут же Цмипкс вдруг прыгнул вверх (или вниз) и приклеился к этому квадратику.

– Господи! – вославило существо.

– Отцепляйся, – приказал Цмипкс.

Существо с шумом зассало, выпуская из себя всю мочу. Затем раздался громкий всхлюп, и немедленно оно и Цмипкс стали падать ввысь, зависнув в пространстве между желтой плоскостью и таинственным нижним небом, за которым, наверное, скрывался некий мир. Цмипкс стал свободным и воздушным, словно вспомнив свое счастливое изначальное естество, и вдруг он дернулся, отклеиваясь от Яж, и стал падать в одиночку, ощущая мягкое струение пустоты вокруг и чувствуя неожиданный восторг. Яж свилось в подобие клубка, и из его утолщенной нижней части разлетались повсюду капельки мочи.

– Господи! – громко подумало Яж.

– Что там? – спросил Цмипкс.

– Звезда!!! – выкрикнуло падающее существо.

Тусклое небо приближалось, становясь каким-то сине-желтым, и в нем начинали проступать неясные светлые очертания. Вдруг возникло подобие горизонта, который ограничивал небо со всех сторон, и вокруг неба была желтая тьма. Раньше, с мочки, этот горизонт не был заметен и терялся в общем грязно-желтом небесном фоне, теперь же он напоминал выход из гигантского кратера, или же конец трубы смерти, по которой летит умершая душа. В Цмипксе разливалось блаженное чувство восхитительной неизвестности. Он слегка вращался вокруг собственной оси, приближаясь к концу этого неожиданного гигантского тоннеля: яркие контуры все более и более проступали там. Яж падало рядом, сверкая красным квадратиком. И тут, когда наступил миг вылета, и прекрасный грубо-песчаный

пейзаж возник повсюду, заменив собою тусклое небо, которое в него превратилось, и яркие малиновые точки проступили на склонах угловатых холмиков, поблескивающих под желто-серебряным светом, некая мощная сила мгновенно сжала Цмипкса, зачарованного тем, что он увидел, и остановила его путь в ослепительную, мертвенную, желтоватую бездну, разворачивая его зрючим зевом взад.

– Склага! – выдохнул пораженный Цмипкс тут же вспоминая свое наказание и суть. – Что это?

– Ты – шустр! – прогрохотал гигантский Склага, похожий на двугорбый пригорок. – Ты уже проявил Яж, встретив его, и собирался вылетать на старую Звезду. Ну-ну!! Ты – плох! Повезло ж!

– Что там? Где Яж?

– Я его отправил умненьким существом на планету Бязда – ты ж его преобразил, он же был скланью, а сейчас – умственник! Ты пробыл денек, я тебе возвращаю щупиньки, не шали, а сюда больше не появляйся. Ишь! Впрочем, ты и дорожки не найдешь пока…

– А что же это? Здесь раньше жили звезды?

– Да. Это проход, выход, мочка. Не думал я, что ты сможешь туда выгрести… Зачем ты?

– Но что это все?

– Пора назад, – сказал Склага. – Сейчас у тебя еще бздетство. Ты скоро все узнаешь. В учёбище. В учёбище. В учёбище.

13

– Звезд есть высшее на Звезде и вне Звезды, и мы все – звезды!

Так говорил в учёбище сучитель Валя, превратив себя в выпученно-яркий, угольчатый зоореол. Не было времени, бздетство навсегда, а в учёбище один миг, миг, миг!.. Звездючки воспаряли в полуквадратной зале, воспринимая всё. И Цмипкс и Тьюбющ, степенно расправив щупики, слушали мысленные вскрики сучителя, обращенные в их центры.

– Звезд есть самое из самых, победа над тягомутью тверднопородной, над срутиной тварческой; звезд есть творчество, а не убожество (у, божество!) бксстворчатое!.. Вы это знаете, но вы еще узнаете. Вот здеся наши щупики.

Валя выявил свои щупики, кокетливо пожурчав ими в радужном воздухе залы.

– Они могут сделать нас всем. Вы знаете!

– Мы – звезды!! – хором отозвались пученики.

– Могут завязать нас в виде жочемука или хни!..

– Звезды!!

– Могут обратить нас в стол, иль в дух.

– Звезды!!

– Могут лишить нас формы, нюха, низа.

– Э!

– Могут слить нас, как жидкость, в водную эсфирь мира.

– О!

– Могут подтянуть нас к виду сфермы вселенской.

– Э!

– Могут показать нас, как блюдей с таинственными тарелочками на усах!

– Э!

– Мы можем все! Мощь наша – зассуга наша древнистая, она – добро! Но было другое время, – так было не всегда.

14

Учёбище представляло собой ворончатый провал света в предельнорадостном мире Звезды. Бздетство можно стряхнуть с себя, словно пыль галактик – так! Сучитель Валя сократился до зияющей точки самого себя, сотворив щупиками небольшие пппппарты. Он ыговаривал, остальные внимали.

– Когда время билось потайной механизмой мирской, звезды назывались зездами. Или сездами, как хотите. Они выглядели, будто четырехшуястый ворсянник, пять бошечек, колесики-ножки и глубинная высшая устремленность. И они уничтожали самих себя, чтобы достичь свободы и труда. Бакаления и бакаления срабатывали они свой окружной пейзаж, напоминающий бездуховную красоту. Сверху зезды выглядели кривыми небольшими плевочками, но они были тверды! Это был яростный народчик, вдыхающий газы родной планеты.

Низшие существа также обитали там. Зезды вмазывали их своими порами. Они сжирали души этих существ, дабы поддержать свое бытье.

– Прекрасно! – неожиданно для всех вякнул Цмипкс.

– Да! – хрякнул Валя. – Но нет! Это была убожественная гнусь, а не божественная жизнь, как сейчас!

– Мы – звезды! – какнули все.

– Звезды!! – образовав щель на своих щупиках повторил сучитель. Пученики пульсировали красным счастьем от экстаза.

– Это было крученое, порченое, верченое времешко, в котором царила смерть! И были тогда трупики, а не щупики, зезды становились жочемуками, и не было выхода из того маразма бытийственности! Вам по духу моя элекция?

– Э! Э!

– Кровяно-буйственные бугорки окутывали поверхность планетки, будто псарные цветки мучающихся засором рощ. Испарения гнильственности выпукивались над почвяной горизонталью нашей бывшей домовухи. Обиталище наше было мразно-желтым, как склиз мирового

безобразья. Но мы стремились ввысь!

– Мы – звезды!

– Мы солились и солились, и наши вздохи достигали шестерен Бога! Или Богжа, как хотите. Мы обратились, и овраг святости разрезался пред нашими грешняковыми взглядами. Мы самосожрались за преображение своих личностных душ. Мы взмахнули чучей и

приблизились к губежу своего смрадистого состояния. Мы…

– Обратно! – вдруг выкрикнул Цмипкс.

– Что обратно?

– Надо пройти сей путь наоборот! И чтобы снова был свой рот! И род!

– Валя превратился в гигантскую зубатую щель, стал громко хахакать, сияя лазурью.

– Разве у тебя нет родов? – спросил Зущь.

– Есть, – смутился Цмипкс, преобразив себя в сплющенный сосуд, расширяющийся кверху.

– Вот так и выглядел зезд! – воскликнул Валя, тремя щупиками-стрелочками указывая на Цмипкса.

"Я счастлив", – подумал Цмипкс

– Мы солились и солились в этом виде, нашим божеством была Доссь, живущая в хряпушке, но время завершилось, мы выперднули, как пробочка, из кутерьмы нашего реальства, мы выдавились, как прыщщщщщщщщь из пушечки, и теперь мы не зезды, а звезды! Мы

преобразились сами и преобразили нашу Звезду. Теперь мы вне времени и пространства, и везде. И на Звезде!

– Звезды! Звезды!

– Случился переход, Доссь была нашим дверным проемом, у Досси есть сапожки, оставляющие след, и мы все вошли в этот след онажды и пропали, сгинули. исчезли с поверхности Зезды, но мы обрели Звезду!

– Мочка? – спросил Цмипкс.

– Это – мочка! След сапожка Доссь, мы поднялись на самую верховину, мы стали самыми микромаленькими, нами можно было пренебречь, мы наблевали на самих себя, мы настрали, накучковали… И выпалились, будто дар выси. Сквозь мочку, сквозь Доссь. Нет

больше зездов, есть звезды. Мы верим в Соль!

– Соль?!

– Мы солились и солились, и Соль нас ест, смерди больше нет, есть одно постепенное бесцветие. Мы теряем цвет и теряем свет, мы теряем щупики и теряем центр, и мы идем в Свет. Соль нас ведет, мы идем в Чистый Мир! Чтоб обесцветиться, надо стать

совершенно-центряковыми, надо лишиться щупиков-грешняков, перестать летать и мечтать, уйти от помощи жочемукам, и от грез, и от кусачек. Это путь в Чистый Мир; Хнарь больше не светит нам, но над нами зияют казуары!

– Казуары! – повторили все.

– Казуары выше звезд, выше нас! Но мы – звезды!

– Звезды!

– Может быть, Соль приведет нас к казуарам, и мы станем казуарами, а, может быть, выше их. Всё тайничково и секретственно. Мы не знаем Соль. Но мы верим в Соль!

– Соль!!

– Может, казуары приветят нас, может, тыда ведет нас выцветание. Это – порыв, это – порыв во всем, мы тогда только вступили на упть Выси и Чисти, мы усмердили нашу Доссь, ужрав е сапожки, и осталась только ее мочка, но мы еще выцветем! Блеск

казуаров и дух Соли осеняют наши щупики, которые отпадут, словно несовершенный дух, пропуская наши обездушенные центры в Чистый Мир!! Мы скоро оторвемся, и тогда никакая мочка не будет более нас привязывать к калу нашего прошлого пребывания и

состояния. Самые охерительные из нас уже выцвели! Это Какаша, это Хня. Смерди нет, надо выцвести! Так вот, миленькие звезды, бывшие звездючки, в этом и есть наша примочка! Вы поняли? Вам ясно? А? А?

– Нам понятно, – ответствовали звезды в зале.

– Ну тогда, все. Вот вы и закончили учёбище. Остальное вы можете делать, думать и высаживать самостийно. Продолжайте свои восторги. Отныне вы – полноценностные звезды. Но помните Соль и бесцветие без света!

– Полетели заниматься мазью, – предложил Цмипксу Тьюбющ.