355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эфраим Кишон » Скажи "Шалом" » Текст книги (страница 4)
Скажи "Шалом"
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 15:11

Текст книги "Скажи "Шалом""


Автор книги: Эфраим Кишон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Откровенный разговор с собакой

Какое-то время мне казалось, что Франци интересует половая жизнь вообще только в виде группового секса, как мы это наблюдали при уже описанных драматических обстоятельствах. Лишь несколько месяцев спустя я обнаружил, что она была влюблена в лохматого черного дворового пса неизвестного происхождения, который в недавнем довольно регулярно к нам заглядывал и которого она открыто считала своей постоянной связью.

Лично я этого парня терпеть не могу. Мне противно само его существование. Он действует на меня, как хиппи, и я позволяю ему любить Франци только дома. В его последнее посещение, пока Франци хлопотала на кухне, мое гостеприимство зашло столь далеко, что я даже почесал ему живот. Собакам это очень нравится. Это им нравится так, что они ложатся на спину и раскидывают лапы, чтобы вовсю насладиться почесыванием.

– Хорошая собачка, добрая собачка, – бормотал я, пока он растягивался передо мной. – Собачке нравится, когда ей скребут животик, правда?

– Ничего подобного, – последовал громкий и отчетливый ответ. – Мне это вообще не нравится. Но кого интересует мое мнение? Такова жизнь.

Я был совершенно ошарашен. Как? Этот ублюдок дворняги, все свое время болтающийся на улице и ни разу не посещавший даже самые примитивные занятия, говорит на таком чистом иврите?

– Извините, – пролепетал я. – Вы понимаете человеческий язык?

– Все собаки понимают человеческий язык. Но только от людей они это скрывают.

– Но почему?

– Потому что вы, люди, со своей тупой болтовней и без того скучны. Стоит вам только догадаться, что мы вас понимаем, как ей не будет конца. Однако, почему вы прекратили чесать мой живот, уважаемый? Продолжайте чесать потихоньку, если вам это приятно. Обо мне не беспокойтесь. Я уже знаю, что сопротивление бесполезно. Следует ли мне еще немножко вывесить язык и слегка повилять хвостом? Или тихонько порычать?

Я прямо и не знал, что ответить. У меня не было опыта бесед с собаками.

– Во всяком случае, – сказал я, наконец, – я вас поздравляю с тем, что вы нашли такую милую спутницу жизни, как наша Франци.

– Милую?

– Так мне хотелось бы думать. Стоит мне только свистнуть – и она уже прыгает мне на колени, чтобы облизать мне подбородок. Иногда она просто становится на задние лапы, вероятно, чтобы дотянуться до моего носа. Она мне абсолютно предана.

– Абсолютно! – передразнил меня любовник моей собаки и прикурил сигарету. – Предана! Не смешите! Она даже не знает, что означает это слово. Меня она, например, держит рядом только во время течки. А как только получает, что ей нужно, выгоняет меня за дверь. Между тем, не было еще случая, чтобы мне представили ее отпрыска, доказывающего мое участие. И она никогда даже не предложит мне хоть кусочка еды, который она от вас ни за что, ни про что получает.

– По отношению ко мне, – негодующе прервал я, – она всегда ведет себя дружески и с любовью.

– Ничего удивительного. Она же очень религиозна.

– Она – что?

– Знайте же, милостивый государь: в отношении собак Франци – жестокое и эгоистичное создание. Любит и дружит она только со своим божеством. И ему, всемогущему, она приносит на алтарь фантастическую любовь.

– Кто этот – всемогущий?

– Вы.

– Я?

– Да, вы. С точки зрения собаки. Вы большой и сильный, и можете побить. Вы кормите Франци, вы предоставляете ей крышу над головой, обеспечиваете официальную защиту. Но что получаете вы за это? Ежедневную порцию виляния хвостом, вставания на задние лапы, умильной благодарности и подобного рода детских лизаний. И все в порядке. Люди же любят собаку до тех пор, пока она ведет себя по-человечески. Тогда собака любима. Ну, так мы и поступаем. Мы впадаем в восторг, когда вы нам чешете живот. Мы готовы немедленно принести обратно палку, которую вы куда-нибудь забросите, потому что знаем, что это вас обрадует. А нам это скучно невообразимо. Но, в конце концов, легче устраивать этот театр, чем голодному бродяжничать по белу свету.

– Но ведь говорят же: собаки – самые верные друзья людей.

– Людей? Каких людей? Франци ваш верный друг, ваш и больше ничей. Потому что вы тот, кто заботится о ее существовании. Вы когда-нибудь слышали латинскую поговорку: уби бене, иби канис? Что означает: собака там, где ей хорошо. Получай Франци достаточно еды от кого-либо другого, ее богом был бы он. Она строго монотеистична. Она верит в своего собственного бога и презирает всех остальных, особенно тех, кто малообеспечен и с которых нечего получить. Вы еще не заметили, как яростно она начинает лаять, когда какой-нибудь нищий или бродячий торговец появляется у дверей? Однако, она не залает, когда вы, возможно, принимаете яд, приготовленный мошенником, у которого дома под матрасом спрятано гораздо больше деньжат.

– Франци в любом случае выполнит свой долг и будет охранять наш дом.

– Франци охраняет ваш дом? Не смешите меня! Если Франци что и охраняет, так это дом, где она получает что-то для себя. Она охраняет свой ежедневный кусок хлеба. И она строго следит, чтобы его не взяла никакая другая собака. То, что вы принимаете за службу, есть не более, чем борьба за собственное существование. Это еще называют экзистенциализмом, если вы читали вашего Сартра.

– Я его не читал. Я не собака.

– Ну, определенно, нет. Это же так приятно, быть всемогущим. И великодушно красоваться перед своими поклонниками. И радоваться этой возможности с утра до вечера. Ну, конечно же, нет. Быть собакой при человеке – удивительная профессия. Я думаю, мы единственные создания на земле, живущие за счет человеческой глупости. Вы уж простите.

Я впал в глубокую задумчивость.

– Ну… тогда… что же мне, собственно, делать?

– Ничего. Забудьте, что я тут наговорил, уважаемый. Это была только шутка. И кроме того, собаки вообще не могут говорить…

После чего он лег на спину и приглашающее вытянул все четыре лапы, что обычно делают собаки, когда хотят, чтобы им почесали живот. Я чесал ему живот, а он смотрел на меня и тихонько рычал, вывесив язык. Собакам очень нравится, когда им чешут живот.


Лев убежал

Как-то раз в голову импресарио Иегуде Шульцбауму пришла захватывающая идея пригласить самых известных укротителей львов с их дрессированными питомцами в Израиль и организовать на стадионе в Рамат-Гане 25 гала-представлений.

Поскольку он был человеком решительным, то немедленно вылетел в Америку, где ему удалось заключить соответствующие сделки по меньшей мере с девятью видными укротителями. Его калькуляция была столь же простой, сколь и реалистичной:

Воздушный транспорт для 9 укротителей и 83 львов в Тель-Авив (20 самолетов) изр. фунтов 54 000,-

Прием и полное обслуживание в отеле «Шератон» изр. фунтов 750 000,-

Аренда стадиона на 25 вечеров изр. фунтов 25 000,-

Непредвиденные расходы изр. фунтов 200,-

-

Всего: изр. фунтов 829 000,-

-

Стадион вмещает 40 000 зрителей, так что за 25 вечеров придет около миллиона. При цене входного билета в пять фунтов получаем 5 миллионов, из которых чистого навара будет более 4 миллионов фунтов.

В газетах появилось объявление на целую колонку, извещающее о предстоящих спектаклях, особенно львиной звезды Байгеле, понимающей только иврит. Для газетных фотографов это было настоящим праздником, когда львы прибыли в аэропорт Лод и их под охраной специально приглашенной танковой колонны провезли в отель "Шератон".

Вечером по случаю знаменательного события был дан банкет, в котором приняли участие многие члены кабинета министров, а также сотрудники дипломатического корпуса и видные общественные деятели. Министр внутренних дел провозгласил тост за Иегуду Шульцбаума, сравнив его с величайшими американскими коллегами и коротко назвав его "Сол Урок Ближнего Востока". Представитель гостей в своей глубоко тронувшей всех речи пояснил, что наконец-то сбывается давняя мечта всех укротителей львов: теперь они, наконец-то, попали в Индию и смогут побывать на охоте на тигров…

На кухне отеля для угощения львов приготовили 10 верблюдов и 30 ослов. Двести прожекторов осветили своим ярким светом свыше 20 000 посетителей гала-премьеры на стадионе. Согласно программе первым на праздничном открытии вечера должен был выступать мэр Рамат-Гана: он должен был подойти к клетке со львами, поднять кнут с золотым набалдашником и разок громко щелкнуть.

По неизвестным причинам мэр отклонился от этой процедуры, щелкнул далеко от клетки и попал супруге итальянского посла прямо по шее, она была немедленно отнесена в импровизированную клинику, где ей оказали первую помощь. Этим маленьким инцидентом и началось представление. Львы вышли на арену, прыгали сквозь горящие шины, ходили по канату, сидели на корточках на табуретках, вставали на задние лапы и держали в передних маленькие бело-голубые флажки.

Бурные аплодисменты. Потом вышли другие львы, прыгали через горящие шины, ходили по канату, сидели на корточках на табуретках и держали в лапах бело-голубые флаги… Потом вышло еще больше львов… Еще больше горящих шин… канат… табуретка… маленькие бело-голубые флаги. Все это вместе длилось более шести часов, но уже после четырех часов была заметна усталость зрителей, а некоторые из присутствовавших детей бросали апельсиновой кожурой в львов, шины и канат.

На следующий вечер число посетителей резко снизилось. В отличие от вполне респектабельного числа в 20 000 на премьерном открытии, на второй вечер пришло лишь 1412 зрителей, на третий – только 407, на четвертый – 18, на пятый – 7 (включая 4 полицейских). Доходы были далеки от того, чтобы покрыть издержки.

Иегуда Шульцбаум, импресарио, находился в неприятном положении. Конечно, его договоры должны были охватить еще двадцать вечеров, но он же должен был оплачивать укротителям счета из отеля. Вдобавок укротители выражали недовольство, потому что их надежды разбогатеть в Индии таяли, да и львы были разочарованы, поскольку не получали достаточно еды. На шестой день им подали всего 3 верблюдов и 9 ослов, на седьмой – только 6 ослов, что для 83 львов было определенно мало. Голодные бестии ужасно выли, что заметно тревожило постояльцев отеля.

На одиннадцатый день руководство отеля "Шератон" известило импресарио Шульцбаума, что львы вместо со своими укротителями должны съехать, если накопившиеся счета не будут оплачены в течение 48 часов. Шульцбаум, человек не ленивый, счел эти предложения шантажом и проигнорировал их. На следующий день львы были выпущены, они собирались небольшими группами и появлялись всегда там, где их меньше всего ждали.

Когда сенатор Альфонс Гольдштейн, председатель Объединенного еврейского комитета по Уругваю, пал их жертвой, будучи с аппетитом сожран, население охватил настоящий ужас, а пресса потребовала вмешательства полиции. Полиция пояснила, что она со всеми этими делами – которые не соответствуют утвержденному графику финансирования – ничего общего не имеет, и, кроме того, бюджет охоты на львов еще не утвержден. Также и Министерство по иностранному туризму, взвесив все аспекты организованной охоты на крупных диких хищников, не пришло к практическому результату.

После исчезновения импресарио Шульцбаума службы швейцарского консульства дали понять, что следует позаботиться об эвакуации львов, поскольку они представляют опасность для жизни находящихся в Израиле швейцарских граждан. Возражение, что число встреченных львов возможно будет незначительным, швейцарской посланник гневно отверг. Безответным осталось и обращение, направленное правительству Соединенных Штатов, о технической помощи согласно пункту 4 программы помощи развивающимся странам.

Между тем, львы продолжали свою работу. В Герцлии они проглотили в течение одного дня 32 человека и тем нанесли серьезный ущерб репутации этого края как курортного и оздоровительного центра. Укротители, в свою очередь, занялись набегами на банки и уличным разбоем. Три недели спустя страна выглядела запущенной и разгромленной львами. Один из них угнездился в здании Центрального совета профсоюзов и жрал там по одному служащему в день, правда, потерь никто не замечал. Только когда человек, которому вменялось в обязанности приготовление чая, вдруг перестал приходить, стало ясно, что в доме поселились львы. Армии было поручено защитить здания правительства и партийные центры колючей проволокой. Шульцбаум находился в это время на Ривьере, откуда позванивал в министерство финансов и рекомендовал включить стоимость вывоза львов в особый налог на сигареты.

Наконец правительству удалось убедить ЮНЕСКО, что в смысле международных конвенций по предотвращению массового геноцида в ее компетенцию входит и эвакуация львов. Вслед за этим появился корабль, присланный ЮНЕСКО под шведским флагом, которому удалось определить местоположение 21 льва. Остальные либо перемерли с голоду, либо осели в пустыне Негев. Из укротителей выжило всего пять, которые периодически вступали в перестрелки с полицией. Они протестовали против враждебного отношения властей, а с другой стороны разъясняли, что их львы в восторге от вкуса израильской публики.



Скажи «Шалом»

Все началось с того, что моя дочка Ренана (как известно, наша младшенькая) с услужливой поспешностью пододвинула мне стул, едва я подошел к столу. Затем мой второй сын, Амир, поинтересовался, не хотел ли бы я, чтобы он помыл мою машину. И, наконец, самая лучшая из всех жен огорошила меня заявлением, что в молодые годы я написал пару действительно неплохих рассказов.

– Зря стараетесь, – сказал я. – Вы не получите попугая.

Корень зла был в том, что наш сосед Феликс Зелиг не так давно завел у себя дома попугая, чем привел в восторг всю мою семью. Будто бы он мог говорить на нескольких языках и смеяться – этаким булькающим смехом, как граф Дракула, это так смешно, папочка, – и мог даже правильно произносить звук "ррр". Как настоящий будильник…

– Это настоящий будильник, – сказал с поклоном Феликс Зелиг, когда встретил меня пару дней спустя с черными от бессонных ночей кругами вокруг глаз. – Вы бы не хотели его купить?

Я не хотел. Зачем мне покупать попугая у Феликса Зелига, если мне и держать-то его дома негде? Но уже на следующий день, выдержав настоящую фронтальную атаку всех моих близких, я посетил зоомагазин Злобника и приобрел великолепный экземпляр с серо-зеленым оперением.

– Только одно условие, – предупредил я старого Злобника. – Скотина может говорить, сколько ей вздумается – но горе ей, если громко. Мне не нужно дома никакой аварийной сигнализации.

Злобник дал честное слово, что наш попугай ведет себя, как человек, и говорит крайне редко.

– Эти серые африканцы – самые умные из них всех, – заверил он. – Недавно, знаете ли, один мой знакомый полицейский рассказал мне такую историю. Звонит у него на службе телефон, он снимает трубку и звонящий сообщает, что к нему в комнату зашла большая кошка. Мой знакомый отвечает: "Ну и что? Это же не повод, чтобы звонить в полицию". А голос отвечает: "Для кого как. Это попугай звонит". Здорово, правда?

После того, как Злобник закончил смеяться, он дал мне еще один совет по уходу за попугаями. Попугай, подчеркнул он, из тех существ, кому очень нужен контакт с человеком и который очень изнежен. Потому мне следует сначала его приучить сидеть на моем пальце и только после этого начинать уроки языка. Каждый успех должен вознаграждаться ядрышком арахиса, посоветовал Злобник.

– Но следите, чтобы он со своим клювом к вам не слишком близко приближался, этот маленький обжора, – заключил он дружески.

Термин «маленький обжора» заставил меня задуматься.

Вообще-то я хотел иметь маленькую обжору, но между мужской и женской особью попугая, по-видимому, разницы особой нет, во всяком случае, явно различимой.

Попугай показал себя вполне скромной и гордой птицей, которая не размножается в неволе, да, вероятно, также и на свободе. Он прирожденный холостяк и не знает иной страсти, кроме разговоров. В этом он сродни политикам.

– Давайте, я займусь его воспитанием, – предложил мой сын Амир. – Самое позднее, через неделю он будет встречать каждого гостя громким "шалом", уж положитесь на меня.

Прямо на следующий день и засел Амир перед клеткой, засунул туда палец и начал первую лекцию: "Скажи: шалом! Скажи: шалом! Скажи: шалом! Скажи: шалом!.." Недостаток места не позволяет мне привести тут полный текст урока. Во всяком случае, по его результатам весь запас орехов был съеден Амиром. Попугай пучился на него своими стеклянными глазами, не проронив ни звука, как золотая рыбка из магазина Злобника, и пребывал в таком состоянии все время занятий. Наши гости не слышали от него ни "шалом", ни чего-либо иного.

"Он сегодня не в том настроении", – бурчали мы в оправдание.

Амир продолжал свои попытки целых три недели. Мы поддерживали его орехами и бананами, мы пытались попеременно воздействовать на попугая то дружеским сочувствием, то горькими упреками, мы просили и ругали, мы щекотали и царапали его – все бесполезно. Мало-помалу мы стали понимать, что этот мошенник Злобник продал нам немого попугая.

И вдруг, в одно незабываемое утро, когда мы получили важный звонок из-за океана, настолько искаженный грозовыми атмосферными явлениями, что я даже не понял имя звонившего, внезапно у меня за спиной громко и отчетливо прозвучало: "Скажи! Скажи! Скажи! Скажискажискажи!..".

Вот он и клюнул, наш попугай, пусть даже не на ту удочку! По крайней мере, теперь мы точно знали, что он был обучен, что его дрессировали, что он мог говорить. Ему нужен был для этого лишь звонок из-за океана с как можно более плохим качеством связи, тогда все и получалось. Амир поклялся научить проклятую птицу говорить и "шалом", или он вырвет ей все ее серо-зеленые перья. Как подсказала ребенку эпоха технического прогресса, он установил в клетке магнитофон, который непрерывно вдалбливал ее упрямому обитателю одно и то же слово: "Шалом… Шалом… Шалом…". Лента моталась столь долго, сколько позволяли батарейки. Но ничего не изменилось.

Однако, двумя днями позже, как раз, когда по телевизору начались вечерние новости, из клетки раздалось: "Кто! Кто! Кто!..".

Что за – кто? Почему – кто? Кто это – кто? Только после долгих раздумий до нас дошло, что речь могла идти о моем заокеанском собеседнике. Еще один маленький шаг вперед. Мы решили назвать нашего попугая Ктокто.

"Необходимо, – разъяснил я семье, – хоть в чем-то идти навстречу животному, говорит оно шалом или нет".

По-видимому, оно больше предпочитало "или нет". На следующие выходные Ктокто расширил свой словарь в совершенно ином направлении:

– Вафф! – пролаял он. – Гр-ваувау.

Очевидно Франци, наша собака всех возможных мастей, тоже получила звонок из-за океана. Она пролаяла в ответ, и с тех пор они оба часто беседовали друг с другом, но это бывало, только когда к нам кто-то приходил. С уходом гостя Ктокто быстро замолкал. С другой стороны, он научился танцевать. Если ему напевать "Алелуйя" и при этом вдобавок двигать бедрами, он начинал раскачиваться, но только не пел. Он свистел. Этим он подражал футбольным судьям, которых видел по телевизору. Больше всего он любил это делать поздно ночью, чередуя крики "Скажискажискажи" и "Ктоктокто".

Я пошел к Злобнику и пожаловался:

– Наш попугай лает днем и свистит ночью. Где же ваше честное слово? Я спать не могу!

– Конечно, не сможете, – возразил бывалый зооторговец. – Клетку-то на ночь надо завешивать.

И он продал мне толстую полиэтиленовую пленку, бельгийское производство, никакой подделки. Я отправился домой, дождался наступления сумерек и нахлобучил пленку на клетку, после чего упал в кровать и проспал как куль с мукой до 3 утра, когда самая лучшая из всех жен встала и стащила пленку обратно.

– Разве бедная птичка должна жить в темнице? – спросила она.

Ее гуманистические побуждения делают ей честь. А попугаю это доставило радость. Мой же сон был попросту уничтожен. Иногда я искренне жалею, что попугаи не могут летать.

Когда Ренана простудилась, Ктокто немедленно начал кашлять. Ренана, как никто в нашей семье, радовалась состраданию Ктокто. Так продолжалось довольно долго, но однажды возымело нехорошие последствия. Когда наша умница Ренана находится дома одна, она никогда не открывает дверь без того, чтобы предварительно не спросить своим тоненьким детским голоском: "Кто там?".

Однако однажды дома оказался один Ктокто. Было это уже к вечеру. Человек из прачечной принес наше белье и постучал в дверь.

Изнутри прозвучал тонкий детский голосок:

– Ктотам?

– Белье, – ответил человек из прачечной.

– Ктотам?

– Человек из прачечной с бельем.

– Ктотам?

– Белье!

– Ктотам?

– Б-е-л-ь-е!

Как долго длилась эта фонетическая драма, никто не знает. Когда мы вечером пришли домой, мы нашли свой сад, покрытый рубашками, подштанниками и полотенцами, разбросанными во всех направлениях, как евреи в диаспоре. Человек из прачечной, как мы слышали, был найден в жутких конвульсиях и отправлен в больницу.

Мы осторожно вошли в квартиру. Нас приветствовал хриплый возглас:

– Белье! Белье! Бельебельебелье!..

Вместе со "скажискажискажи", "ктоктокто", "ваффваффвафф" "ктотамктотамктотам" и различными формами кашля это представляло прямо-таки значительный словарный запас. И вскоре он еще больше расширился с помощью мировой истории, которая от всех нас требовала принятия судьбоносного решения.

Часами сидели мы в эти дни у экрана телевизора и следили за долгими, трудными мирными переговорами от Кэмп-Дэвида до Эль-Ариша. Снова и снова слышали мы это слово, наполнившееся особым смыслом: слово "шалом"[1]1
  Мир вам (ивр.)


[Закрыть]
.

И на четвертый день это случилось.

– Шалом, – протрещал Ктокто.

Наш попугай стал голубем мира.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю