Текст книги "Кишон для гурманов"

Автор книги: Эфраим Кишон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Эфраим Кишон
Кишон для гурманов

Все можно отнять у вас, но только не то, что вы уже съели.

(Баварская поговорка)

Посвящается самой лучшей из всех жен, которая готовит охотно, но не очень вкусно.

Хотя по мне лучше бы наоборот.

Дурная привычка

С антропологической точки зрения прием пищи является древнейшей профессией человека. Это доказывается тем, что данному занятию предавались уже в давние времена.

Маниакальность

В древнегреческой мифологии существуют многочисленные ссылки на то, что еда была важнейшей потребностью человечества, несмотря на риск, что постоянное ее употребление может привести к стойкой зависимости.

Петрушка с супом

Я люблю супы. Разумеется, подобные гастрономические мелочи не влияют на глобальные социальные преобразования. Но их значение для рода людского трудно переоценить.

Ибо, насколько я могу судить, все человеческое сообщество делится на два лагеря: в первом лагере перед основным блюдом едят суп, а в другом нет. При этом существует еще одна подгруппа, которая вообще считает суп основным блюдом. К этой маленькой, но удивительной категории отношусь и я. Какое-нибудь благородное консоме[1]1
  Консоме – процеженный куриный бульон


[Закрыть] с нежными, золотистыми глазками жира открывает мне все благоухание кулинарной поэзии, а если в нем еще и плавает пара-тройка печеночных кнедликов, то это для меня вообще вершина поварского искусства.

В этом деле есть лишь одна-единственная заковыка: супы всегда горячие. То есть они не просто горячие, они – если говорить всю правду – слишком горячие. Всегда слишком горячие.

Это открытие является результатом многолетних исследований и тяжелого личного опыта. Еще никогда и нигде, – будь то в ресторанах, в частных домах, в монастырях или где еще – мне не встречалось супа, который не ошпаривал бы рот с первой ложки, покрывая язык пузырями, которые возникают только при ожогах третьей степени. Это поистине драматическая ситуация. Суп стоит перед тобой, аппетитно благоухая своими парами, все твои желудочные соки и желудочные нервы ликуют и радуются ему, жаждут его, – и не могут им насладиться, поскольку он очень горячий, а твое нёбо ошпарено.

Я столкнулся с этой проблемой уже в трехлетнем возрасте. Ярко-красный томатный суп нанес мне первые в моей жизни ожоги. Тогда-то моя милая мамочка и познакомила меня со старым добрым ритуалом помешивания, и с тех пор я все мешал, иногда так долго, пока правая рука не скрючивалась в судорогах.

Если не ошибаюсь, как-то раз в чудесном, знаменитом своими гуляшными супами городке Кискюнфелегихаза, я этот знаменитый гуляшный суп превратил своим помешиванием в тугую, цементообразную массу, в которую уже больше не входила ложка. Это было ужасное ощущение.

Данное событие превратило меня в стеснительного, пугливого, замкнутого ребенка. Все свои юные годы я тосковал о супе с нормальной температурой, но моя мечта так и осталась невоплощенной. Каждый суп, что мне подавали, был слишком горяч. Огромными, растерянными глазами я смотрел на мир и вопрошал: "Почему?".

Ответа не было.

Нет его и поныне. Очевидно, люди считают предтечей супа вулкан, оттого и появился обычай помешивания. Они делают это машинально, с отсутствующим выражением лица, который можно наблюдать у арестантов во время их круговой прогулки по тюремному двору. По приблизительной оценке, человек тратит примерно год своей жизни на помешивание супов. Это означает потерю народным хозяйством миллионов рабочих часов. А что предпринимает правительство? Оно только повышает налоги.

Лишь один единственный раз в жизни, – и я буду помнить об этом вечно, – дело было в каком-то итальянском ресторанчике – один единственный раз мне подали суп, который можно было действительно есть сразу. Это был минестроне[2]2
  Минестроне – итальянский суп с сыром и цуккини


[Закрыть]. Он был не горячим, он был теплым, он был таким, каким надо, может быть, он уже таким поступил из кухни, может быть, причиной снижения температуры был тертый пармезан, которым я его посыпал, – я этого не знаю, и уже никогда не узнаю. Потому что едва я поднес ко рту первую ложку, как подскочил официант и выхватил у меня тарелку:

– Извините, синьор! Суп забыли разогреть.

Когда он принес его обратно, я не мог даже видеть его лица, поскольку оно было скрыто густыми облаками пара. И едва я поднес к губам первую ложку разогретого супа, как уронил ее с тихим возгласом боли. Жидкость пролилась на скатерть и прожгла в ней небольшую дырку.

А дома? Если какая-нибудь муха по неосторожности пролетает над кастрюлей, в которой самая лучшая из всех жен варит суп, это несчастное насекомое обязательно падает в нее сложив крылья, подобно Икару, приблизившемуся к Солнцу.

Из уроков физики мы знаем, что вода закипает при 100 градусах по Цельсию. Грибной суп, который мне подали недавно к обеду, имел температуру 150 градусов в тени.

– Почему, черт побери, ты делаешь суп таким горячим? – гласит мой постоянный, столь же отчаянный, сколь и безнадежный вопрос в начале каждой трапезы.

– Супы должны быть горячими, – отвечает стереотип самой лучшей из всех жен. – А если он для тебя слишком горячий – помешай.

Иногда в своих снах я вижу неандертальца, ударяющего камень о камень, чтобы высечь огонь. И когда пламя разгорается, он вожделенно бормочет своими толстыми губами:

– Супа… Супа…

Но я не сдаюсь. Я борюсь, как могу, против этого табу. В ресторане еще не было случая, чтобы я не втемяшивал официанту, которому заказываю суп:

– Пожалуйста, не слишком горячий. Пожалуйста, чтобы суп не кипел. Суп должен вариться на плите, а не на столе.

Официант смотрит сквозь меня стеклянными глазами, исчезает, возвращается с огненным смерчем и ставит его передо мной.

– Я же вас просил не приносить мне кипящего супа!

Из клубов дыма до моих ушей доносится голос официанта:

– Горячий? И это вы называете горячий?

Но если я его прошу убедиться в этом и сунуть в суп палец, он отказывается. Людям его профессии нужны здоровые, а не обожженные руки.

Недавно я попытался добавить в тарелку куски мороженого, которые я заказал одновременно с супом, а также залить туда немного холодного пива. Конечно, это получился уже не суп, а какая-то зловонная жидкость неопределенного цвета и такого же вкуса, но по крайне мере, хоть не такая горячая.

Я становлюсь все старше и старше, морщины от забот на моем лице все глубже, мой некогда честный и прямой путь отягощен грузом бессмысленных сражений с мелочными проблемами. Я достиг почти всего, чего хотел: успеха, славы, признания, любви женщин и ненависти коллег. Только одного я лишен: не слишком горячего супа. И на моем могильном камне пусть напишут следующую эпитафию:

«Здесь покоится, никому не мешая, Эфраим Кишон, знаменитый сатирик (1924–2023). Его жизнь была сплошным помешиванием».

Надежная диета

При современном состоянии биохимии единственно надежным средством похудания является полный отказ от еды. Это, конечно, смертельный метод. Но некоторые его пережили.

Сахарная болезнь

Иногда головную боль вызывает большой выбор продуктов, а иногда – пустой желудок. И такие желудки, к сожалению, бывают в новоиспеченных странах, особенно, когда они находятся в состоянии войны.

Я вспоминаю времена, когда я пребывал в подобном состоянии в Будапеште, только что освобожденном Красной Армией. Тогда я ощущал горький привкус во рту, которому никак не мог найти объяснения. Я навестил знакомого психиатра, который опросил меня на предмет событий моего детства, моих сновидений и опыта моей супружеской жизни. Он диагностировал, что горький привкус у меня во рту является побочным следствием травматического состояния организма, которое происходит от недостатка сахара в моем утреннем кофе.

Так вышло потому, что моя жена уже несколько недель держала меня на бессахарной диете.

– Ну, вот, видишь? – спросил я ее после этого. – Мне нужен сахар!

– Не вопи, – ответствовала она. – Нет у нас никакого сахара. Его вообще нигде нет.

– А где же наша сахарная заначка?

– Я ее припрятала подальше. На случай, когда сахар кончится.

– Так вот же, оно и случилось. Уже нет никакого сахара.

– Вот именно. И ты хочешь именно сейчас, когда нет никакого сахара, зарыться в сахар по уши. Неизвестно, сколько еще продлится война, что мы будем тогда делать? Без запаса сахара?

– Не смеши меня, – сказал я. – Я сейчас спущусь и куплю столько сахара, сколько мне требуется.

С этими словами я направился в продуктовый магазинчик на углу, махнул рукой хозяину, который являлся заядлым читателем моих рассказов, посекретничал с ним и шепнул ему на ухо, что охотно купил бы немного сахара.

– Дорогой г-н Кишон, – ответил он дружески, – никому бы я не стал помогать так охотно, как Вам, но увы, никакого сахара нет.

– Я охотно заплачу вам сверху, – предложил я.

– Дорогой г-н Кишон, к сожалению, я не могу продать Вам сахару. Даже если вы заплатите мне за него целое состояние.

– Печально, – сказал я. – И что же мне сейчас делать?

– Знаете, что? – сказал он. – Заплатите мне как следует сверху.

Но тут откуда-то из угла выскочил некий господин в меховой шапке, которого я ранее никогда не видел, и взволнованно закричал:

– Не платите такую сумасшедшую цену! Вот с этого и начинается инфляция! Не впадайте в панику и не поддерживайте этим подпольную торговлю! Помните о своем патриотическом долге!

Я смущенно кивнул и ушел из магазина с пустыми руками, но с чувством патриотизма. Человек в меховой шапке последовал за мной. С час мы ходили с ним вместе взад и вперед и беседовали о нынешних трудностях. Меховая шапка разъяснил мне, что американцы, эти отпетые негодяи, в настоящий момент задерживают причитающиеся нам поставки в надежде свернуть нашу марксистскую мораль в варварском направлении. Но это им не удастся. Никогда.

Дома я взволнованным национальной гордостью голосом изложил своей супруге, как и почему я не закончил своих танцев вокруг золотого тельца. Она отреагировала с присущим ей безразличием. Все это и впрямь хорошо и прекрасно, заметила она, но человек в меховой шапке – известный диабетик, и все соседи знают, что один единственный кусочек сахара может свалить его с ног. А вот внизу, у дома напротив, видели этой ночью грузовик, и тамошние обитатели на цыпочках разгрузили с него несколько мешков сахара, чтобы спрятать их в надежном месте.

Желая подчеркнуть драматичность ситуации, жена подала мне чай с лимоном вместо сахара. Это гнусное пойло покоробило мой чувствительный вкус. Я помчался в продуктовый магазинчик внизу и известил хозяина, что готов заплатить хорошенькую сумму за кило сахара. Негодяй дерзко возразил мне, что сахар уже стоит еще более хорошенькую сумму.

– Хорошо, я беру его, – сказал я.

– Приходите завтра, – сказал он. – Разумеется, сахар будет стоить еще дороже, но все равно сейчас нет никакого.

Выйдя снова на улицу и тоскливо глядя перед собой, я пробудил жалость в одной старой даме, которая поделилась со мной важной информацией:

– Срочно поезжайте на Элизабетгассе. Там вы найдете продавца продуктовой лавки, который еще не знает, что никакого сахара нет и торгует им по-прежнему…

Я вскочил на свой велосипед и помчался туда. Но когда я прибыл в указанный переулок, кто-то уже выдал продавцу, что никакого сахара больше нет, и там не было больше никакого сахара.

Дома меня ждало новое огорчение. Моя жена уже выставила одну из тех стеклянных грушевидных сахарниц, которые прежде можно было видеть в каждом кафе и которые вследствие этого отличались тем, что если их перевернуть и потрясти, из широкого горлышка ничего не высыпется.

Посреди ночи жадность выгнала меня из постели, и я обследовал все кухонные шкафы и полочки в поисках следов сахара.

Моя жена внезапно появилась в дверях со скрещенными на груди руками и участливо сказала:

– Ты ничего не найдешь.

На следующий день судьбе было угодно, чтобы я притащил домой мешочек с полкило гипса, чтобы замазать трещину в стене. Я осторожно поставил мешочек, поскольку он был дырявый, и тут моя жена таинственным голосом возвестила, что отныне он будет находиться в надежном месте. Я обрадовался этому всем сердцем, поскольку гипс относился к весьма нелишним принадлежностям нашего нового домашнего хозяйства. Моя радость возросла, когда в очередной чашке кофе после длительного перерыва я обнаружил сахар.

– Вот видишь, – сказала моя жена, – сейчас, поскольку ты принес пополнение сахарным запасам, это мы можем себе позволить.

Дальше мне можно было не повторять. На следующий день я притащил целых четыре килограмма первоклассного алебастра. Алчные, зеленоватые огоньки зажглись в глазах самой лучшей из всех жен, когда она обняла меня и спросила, где я раздобыл это сокровище.

– В одном магазине стройматериалов, – чистосердечно признался я.

Жена попробовала белую пудру на вкус.

– Фу, черт! – воскликнула она. – Что это такое?

– Гипс.

– Не шути! Кто же будет есть гипс?

– Вообще-то никто. Хотя, когда есть нечего, то и гипс сойдет. Но если иметь в виду только складирование, гипс ничем не хуже сахара. Так что тащи-ка ты его в свою кладовку, оставь там и принеси нашу сахарную заначку к столу.

– И что я должна с этим гипсом делать в кладовке? Что в нем хорошего?

– Ну, как ты не понимаешь? Это такое прекрасное чувство – знать, что у тебя там припрятано целых четыре кило сахара. Ну, давай, поторопись, нам теперь ничего не страшно. Ведь у нас есть приличные резервы!

– Ты прав, – сказала жена, использовав свое право на логическое мышление. – Но одно замечание: этот неприкосновенный запас мы израсходуем только в случае, если ситуация действительно станет катастрофической.

– Браво! – воскликнул я. – Вот это, действительно, рассуждение первопроходца!

– Кроме того… – жена помедлила, – мы ведь будем знать, что это гипс?

– Ну, конечно. Но в катастрофической ситуации уже не будет иметь значения, сахара там четыре кило или нет.

Так и порешили.

С этого дня мы стали жить, как саудовский король в Монте-Карло. В наших чашках с кофе оставался осадок сахара толщиной в палец. Жена предложила мне для полной уверенности принести домой еще пару килограммов. Я принес домой еще пару килограммов. И пока цена на гипс на черном рынке не выросла, мы жили припеваючи.

Домашнее блюдо № 1. Венские сосиски

Венские сосиски имеют столько же общего с австрийской столицей, сколько франкфуртские с Майном или дебреценские с Будапештом. Но не только.

Эти безобидные на первый взгляд сосиски являются презренным изгоем в продовольственном ассортименте. Едва ли в каком-то ином продукте находится столько консервирующих добавок и проживает столько штаммов бактерий. Я категорически предостерегаю об этом каждого энтузиаста питания – в том числе, например, и самого себя…

Но консерванты там или бактерии, а я с головы до ног влюблен в венские сосиски, и этими нежно-закругленными розово-коричневыми штучками пронизана вся моя жизнь. Я обожаю их без всяких разумных причин. Любовь не признает логики, особенно, с горчицей…

Каждый раз, когда судьба заносит меня в какой-нибудь крупный немецкий город, я начинаю лихорадочные поиски рядом с вокзалом, там, где обычно разбивают сосисочные, где не увидишь ни одного знакомого лица, и где я могу спокойно предаваться своей венско-сосисочной страсти. Только не в Вене, поскольку там вообще нет венских сосисок. Между прочим, истинные ценители – и я один из них – вообще предпочитают, чтобы их делали во Франкфурте…

Новичкам в сосисочном деле я настоятельно советую не морочить себе голову вопросами происхождения венских сосисок, поскольку уже первый укус непроизвольно ведет к полной зависимости. А если к горчице у вас найдется еще и хрен, то спасти может только строгая изоляция…

Полезный совет: Венские сосиски вкуснее всего на Франкфуртской книжной ярмарке, у входа № 5.

Поварское искусство

Я очень люблю Векслеров. Гедеон – известный архитектор, Илона занята в отделе физики научно-исследовательского сектора университета. Ничего удивительного поэтому, что наш застольный разговор проходил на высоком уровне. Как раз, когда Гидеон начал рассуждать о ракетах дальнего радиуса действия, Илона поставила поднос на сервировочный столик. Каждый из нас получил по большому куску розового торта с желтой начинкой и двумя шоколадными дольками. Мы принялись уплетать свои порции.

– Вкусно? – спросил Гидеон.

– Очень, – ответил я.

Лицо Гидеона помрачнело.

– Ты называешь это "очень" и не более того? Да это же просто фантастика.

– Фантастика, – быстро подтвердил я. – Я еще никогда в жизни не ел такого фантастического торта. Эта желтая начинка – просто сказка.

Илона покраснела до корней своих интеллектуальных волос и подала кофе. Но как только я с облегчением перевел наш разговор на область ее исследований, точнее говоря, на квантовую теорию Эйнштейна в оптическом эффекте, косой взгляд Гидеона красноречиво показал мне, что вначале мне следовало бы похвалить хозяйку за кофе.

– Это самый лучший кофе, какой я когда-либо пил, – сказал я с нажимом. – Я и не знал, что в нем может быть столько аромата.

– Ты преувеличиваешь, – защищалась Илона.

– Совсем наоборот. Я получаю совершенно новое ощущение кофе от каждой его капли.

– Как это? – спросил Гидеон.

– Моего словарного запаса не хватает для полной мотивировки. Кофе просто пирамидальное. Арабеск! Пифагор! Синагог! Можно мне еще хоть наперсточек?

Нет, ладно бы кофе был плохим. Это был совершенно нормальный кофе, горячий и жидкий, возможно, несколько слабоват и без настоящего вкуса, но кофе же. Илона принесла мороженое и фруктовый салат.

– Как мороженое? – спросил Гидеон.

– Это веха в историческом развитии мороженного дела. Кулинарный изыск. Благослови Всемогущий те руки, что сотворили его.

– А фруктовый салат? – спросил Гидеон.

Я уже открыл рот для очередного хвалебного гимна, как вдруг меня осенила мысль: "Осторожно! Если использовать одни превосходные степени, получится недостоверно. Будет лучше немного поварьировать".

– Салат, – сказал я и наморщил лоб, – салат немного кисловат.

Действие моих слов было разрушительно. Илона съежилась, словно ее ошпарили кипятком, вскочила и убежала на кухню, заливаясь слезами. Гидеон помчался за ней.

Прошло с четверть часа. Я оставался наедине со своими мыслями. Что там, на кухне, разыгрывается сейчас между супругами?

Гидеон вернулся бледный и трясущийся всем телом.

– Тебе лучше сейчас же уйти домой, – глухо проговорил он.

Когда я описал случившееся жене, она уставилась на меня, покачивая головой.

– Такое и впрямь могло произойти только с тобой. – В ее голосе не было и намека на сострадание. – Любой мало-мальски воспитанный человек на твоем месте давно бы уже понял, что случилось.

– Но что случилось-то?

– Ты этого до сих пор не понял?

– Нет.

– А ты подумай, – сказала самая лучшая из всех жен. – Ведь Илона все купила уже готовое, и только фруктовый салат она сделала сама.

Постоянный посетитель

– У нас вы откушаете, как у себя дома.

– А получше у вас ничего нет?

Так звучит стандартный диалог между автором и старшим официантом постоянно посещаемого им ресторанчика.

Домашнее блюдо № 2. Курица жареная

(в просторечии называемая также «пол-жаркого» или "тушка из Венского леса).

Врачи рекомендуют ее пациентам с чувствительным желудком.

Во-первых, потому что она дешевле, чем "Coq au vin aux marons la Marie Antoinette"[3]3
  «Coq au vin aux marons la Marie Antoinette» – «Петух в вине и трюфелях а-ля Мария Антуанетта» (франц.)


[Закрыть], и во-вторых, потому что при обгладывании куриных ножек создается иллюзия поедания мяса, что с психологической точки зрения имеет неоценимые преимущества…

Я ничего не имею против половины жареной тушки из ресторана "Венский лес", но мне редко удается ею полакомиться, поскольку ни одна женщина из нашей семьи и извне ее не хочет туда со мной сходить…

– "Венский лес", – воротит нос невежественная персона женского пола, – думаю, нет…

Я спрашиваю, почему "думаю" и что "думаю", ведь ресторан-то безупречный, но получаю в ответ:

– Ты это несерьезно…

– Напротив, я серьезен, как никогда. И больше всего я люблю там есть тушку из Венского леса…

На что невежественная персона женского пола хихикает:

– Тебе бы больше всего стоило прекратить свои шуточки…

Отсюда и происходит знаменитая австрийская поговорка: "В Венском лесу лучше питаться одному".

Полезный совет: тушку из Венского леса готовьте дома! С картошкой фри и чесноком в наказание…

Взвешенное мужество

Пока тучный консул Лукулл, благодаря своему изобильному меню отвоевывал себе почетное место в анналах истории, нынешние «блюстители веса» внедрили новейшую выдумку – подсчет потребленных калорий, да еще ввели цифровые весы как неотъемлемую часть нашего питательного и поительного обихода.

Добрые старые времена, когда круто выпяченное брюхо свидетельствовало о благополучии мужчины, а королевы красоты сжимали свои пышные линии в перехватывающих дыхание корсетах, к сожалению, давно прошли. И любимая мамочка во времена моего детства упустила возможность намекнуть мне, что только пухлые толстячки имеют шансы на выживание, а дохляки вроде меня, рано или поздно, но неизбежно впадают в туберкулез или старческий маразм.